Тимка – Повелитель Драконов и Черный Хакер

Олег Ивик

Тимка – Повелитель Драконов и Черный Хакер

Глава первая

О необходимости вычесывать драконов

День начался неудачно. Сначала Костю укусил за палец маленький серебристый дракон из инкубатора, и ему мазали палец йодом и делали прививку от бешенства. А потом, когда он пошел в сад и стал запускать в бассейне паровую яхту, его отловил охранник Петя, здоровенный тип в камуфляже. – Вот ты, значит, где спрятался… – Петя почесал резиновой дубинкой голову, непривыкшую к умственному напряжению. – Тебя, это, отец зовет, Пантелеймон Петрович… Беги, давай, к драконьему загону, – хихикнув, добавил он. Костя, почуяв недоброе, замешкался, и яхта, врезавшись в мраморную статую наяды, взорвалась. Посыпались осколки. Бассейн и окружающий его розарий накрыло серое облако. А когда оно рассеялось, Костя увидел, что наяда и камуфляжный Петя теперь одинакового цвета – черного.

Петя нехорошо выругался и полез в бассейн за обломками яхты, а Костя поплелся к драконьему загону.

Он прошел мимо благоухающих пионами и ирисами клумб, мимо искрящихся фонтанов, мимо увитых зеленью гротов. На небольшой лужайке за чайной беседкой Костя заметил павлина Пашу. Павлин распускал свой хвост с таким наглым видом, что в другое время Костя точно надергал бы из него перьев, но сейчас ему было не до того. Из-за живой изгороди на Костю выпрыгнул зеленый сенбернар Бальд – результат неудачных зоотехнических опытов Пантелеймона Петровича. Бальд был размером со слона, и в свое время на таких псах можно было бы делать хорошие деньги, если бы не их зеленая окраска. Но пока занимались цветом, мода на больших собак прошла, потому что кто-то завез в страну первого дракона. И тут началось…

Какие только драконы не появились! И разноцветные, как попугаи, и однотонные, и прозрачные как стекло, и огромные, величиной с «Боинг», и маленькие карманные, и четырехкрылые, и бескрылые, и трехголовые, и огнедышащие, и детские, пожаробезопасные… Местная птицефабрика «Солнце в скорлупе» даже стала разводить некрупных, с индюка размером, драконов и продавать драконьи яйца и окорочка в пластиковых упаковках.

Потом общество охраны магических животных добилось запрета на забой драконов. Но, по слухам, на птицефабрике до сих пор велись работы по их селекции, а в городе поговаривали, что на складах под фабрикой лежат в инкубаторах яйца гигантских чудовищ величиной с Несси. В газетах тоже проскальзывали истории о хозяйках, купивших на рынке упаковку куриных яиц и обнаруживших позже на своей кухне крохотных дракончиков.

Пантелеймон Петрович, поддавшись моде и спросу, естественно, тоже занялся драконами. А недоведенный до ума Бальд так и остался зеленым и разгуливал по поместью, играя с Костей и гоняя драконов и кошек.

Костя приподнялся на цыпочки и вяло потрепал Бальда по изумрудной морде. Бальд стал прыгать на Костю, припадая к земле и отчаянно виляя гигантским хвостом. На макушку мальчику спланировали клочья зеленоватой шерсти. Но Костя играть не захотел, и Бальд, обидевшись, погнался за павлином. А Костя прошел мимо ипподрома, где за изгородью гулял единственный непроданный единорог, и попал на хозяйственный двор.

Здесь между сараями и гаражами высились стога соломы, грязные ящики, груды лопат, пахло бензином и навозом…

Драконий загон, гигантское поле, огороженное со всех сторон, в том числе сверху, толстыми сварными конструкциями, начинался тут.

Отец ждал его у входа с вилами в руках. Мобильники и крохотный компьютер болтались на его дорогом аргентинском поясе, неожиданно и нелепо перехватывающем ватник.

– Ну вот, чадо, – заявил Пантелеймон Петрович и стряхнул навоз с резиновых сапог, – пора тебя к делу приставлять, к бизнесу, конкретно. Я, когда мне одиннадцать лет было, этими вот вилами каждый день груду навоза перелопачивал. Тридцать коров у меня было… И свиньи. Начинал с вил, теперь вот виллу имею! – Отец хохотнул, компьютер на животе нежно запел в ответ что-то из Вивальди. – Теперь вот тебе эти вилы передаю. А будешь работать, конкретно, и виллу передам.

– На фига мне вилла, – мрачно огрызнулся Костя. – И драконы – это тебе не свиньи. Один дракон гадит, как стадо коров. А мне убирать…

– Не только убирать. Ты вообще присматривайся, конкретно. К дракону подход нужен. Чтоб он тебя за хозяина считал. Тогда тебе и яйца будут, и приплод. Ты каждую дракониху знать должен: и по морде, и с хвоста, и по повадкам. И лечить их, и вычесывать, и ласкать…

– Толпу народа держишь, – возмутился Костя, – плюнуть некуда, чтоб не попасть в охранника. А навоз родной сын должен кидать?!

– Поговори мне! – рассердился Пантелеймон Петрович. – К свинье – и к той подход нужен. А дракон – существо деликатное, я его чужому человеку не доверю.

– А если заклятие наложить, – не унимался Костя, – чтоб хоть навоз сам исчезал! У тебя ведь есть диплом, что ты курсы магии окончил. И лицензия есть. Ну а вычесывать я уж сам буду…

– Накладывал я заклятие, конкретно. Все по инструкции. Тогда у меня Золотоглазка и издохла. Ну ее, эту магию! – и Пантелеймон Петрович добавил не очень хорошие слова.

А Костя подумал про себя, что надо не магию ругать, а учиться нормально. Он знал, что диплом об окончании курса магии отец купил вместе с правами на вождение автомобиля и самолета и корочками об окончании курса полетов на драконах. С тех пор были разбиты три «Мерседеса», один БМВ и старенький трактор. Из самолета отец дважды катапультировался, а потом предусмотрительно нанял пилота. На драконе отец летал вообще один раз, и крайне неудачно. Золотоглазка сбросила его на землю, и дело могло бы кончиться совсем плохо, если бы горе-наездник не упал в ту самую кучу навоза, убрать которую ему не помогла магия.

Костя мрачно смотрел туда, где на взрытом ногами и хвостами поле переливались гигантские чешуйчатые тела, похожие на оживших динозавров. Временами издалека доносился тяжелый вздох, вылетало облачко пара или сноп искр…

Еще вычесывать их! Косте вообще не хотелось возиться с этими тварями. Куда с бoльшим удовольствием он бы отправился на улицу гонять кур с соседскими мальчишками. Но с отцом не поспоришь. Да и отношения с ребятами у него не сложились.

Это дурачье не понимало своего мальчишеского счастья: жить в крохотных развалюшках, окруженных упоительными садами и голубятнями, собачьими будками и сараями, набитыми всякой всячиной. Они не ценили возможность мотаться весь день по улицам, гоняя воробьев и не зная уроков музыки, карате, английского, треклятого японского и уж тем более этих чертовых драконов.

Ребята завидовали Косте, ведь его дом занимал целый квартал на окраине города, а драконья ферма простиралась вообще до самой реки. Они обзывали Костю «драконьим дерьмом», «новым русским» и другими обидными прозвищами. Но когда он выносил на улицу свое духовое ружье или портативный компьютер, мальчишки оказывались тут как тут. Сегодня на такое счастье рассчитывать не приходилось.

Костя мрачно взял у отца вилы и черный сатиновый халат.

– Кстати, почему у тебя до сих пор эти вихры болтаются? – потрепал его по голове отец. – Ты мне сын или кто? Сын на отца должен походить, конкретно. Сколько раз я тебе велел постричься? Сегодня придет парикмахер, так чтоб он тебя обкорнал под нуль. Ишь, звезда шоу-бизнеса! Который месяц прошу!

– Не буду я стричься, – пробурчал Костя, отворил дверь загона и, волоча за собой вилы, направился туда, где за поблескивающими гигантскими телами возвышались пирамиды навоза.

Глава вторая

Об одном побеге и одном похищении

Тимка проснулся от холода. В дупле огромного дуба, куда он забрался на ночь, было тесно и неудобно, какая-то древесная ерунда впивалась в бок, распрямить ноги было нельзя. Тимка поворочался, поежился и выбрался наружу.

Только сейчас он увидел, что дуб, к которому ночью его привела неведомая тропинка, стоял на вершине холма. Отсюда как на ладони была видна вся округа. Тимка поразился. За свою одиннадцатилетнюю жизнь он никогда не уходил так далеко за пределы детского дома, где жил до сих пор.

Перед мальчиком был огромный лес. Розоватые корабельные сосны – одну сосну, только кривую и поменьше, Тимка видел в парке – устремлялись к небу, покачивая зелеными вершинами. Золотистым ковром стелилась хвоя, и Тимка, еще не успевший согреться, подумал о том, как хорошо было бы сложить из этой хвои большую кучу и забраться в самую ее середину, такой она казалась теплой и душистой.

«Как на Новый год, только лучше, – подумал Тимка. – А когда согреешься, можно выскочить наружу, и иголки полетят во все стороны, как фонтан. А потом можно кувыркаться, как на мягком диване. И можно даже учиться ходить на руках: если упадешь, то больно не будет».

Слева простиралась дубовая роща. Она уходила далеко-далеко, туда, где деревья уже были неразличимы и сливались в огромный бушующий зеленый океан. А еще дальше, там, где лес сливался с небом, Тимка различил тонкую, бегущую по самому краю земли полоску. Он понял, что это и есть тот самый горизонт, про который говорила учительница географии.

Учительница была вредная, ее звали Машка-Питекантроп, и про горизонт она говорила совсем непонятно. Сводила бы лучше весь класс сюда, на вершину холма, тогда все стало бы ясно. И вообще Машку можно уволить, а на сэкономленные деньги всему детскому дому купить мороженое. Или ручного медведя. Или отправиться на плоту через океан.

Хотя на медведя денег, наверное, не хватило бы. Машка-Питекантроп часто жаловалась, что ей мало платят и что это подвиг – возиться с такими оболтусами за копейки. Ну ладно, пусть не медведь, пусть кролик, все равно это лучше, чем Машка. Особенно если выучить этого кролика прыгать через колечко и ходить на задних лапах. Машка-Питекантроп, правда, тоже ходит как бы на задних лапах, но вот через колечко она прыгать не станет. Да и где взять такое большое колечко…

Тимка представил себе, как географичка пытается сигануть через обруч, который девчонки крутят на уроке гимнастики, как раскачиваются ее серьги и скачут на носу очки, как она примеряется и, наконец, неуклюже летит, задевая обруч толстыми боками.

В это время Тимка ощутил, как у него под рубашкой что-то зашевелилось. Мальчик так и подпрыгнул. Как же он забыл! Из-за ворота показалась крохотная головка со шмыгающим носиком, растопыренными дрожащими усиками и прозрачными розовыми ушками.

Крысенок! Крысенок капюшоновой породы! Его собственный! Его лучший и единственный друг со вчерашнего дня и насовсем. Из-за него Тимке и пришлось убежать из детского дома.

Тимка всю жизнь, сколько себя помнил, мечтал о своем зверьке, пусть даже совсем маленьком, но своем. Пусть на крайний случай даже лягушка, но чтобы она всегда была рядом или чтобы она ждала его из школы и прыгала по кровати, с нетерпением поглядывая на дверь. Но в детском доме этого не разрешали.

Здесь, правда, жила возле пищеблока вылинявшая общественная кошка Зина, но она никого не ждала и не любила и только вяло разрешала себя гладить. Она даже на имя свое отзывалась лишь до завтрака. А потом в детдом пришла новая директриса, Зинаида Марковна, кошку переименовали в Марфушу, и она вовсе перестала реагировать на имя и только лежала целыми днями на подоконнике, вылизывая свой куцый хвост.

Тимка однажды попросил у Зинаиды Марковны разрешения завести себе котенка. Но его тут же назвали безответственным, напугали глистами и блохами и в конце концов отправили на внеочередное дежурство.

В детском доме завести какую-нибудь зверушку было совершенно невозможно. Помочь могло разве что чудо. С Тимкой вообще иногда случались чудеса, хотя в них никто, кроме него самого, не верил.

Он, например, точно помнил, как совсем маленьким болел свинкой и лежал в изоляторе. Ему очень хотелось чего-нибудь сладкого, и он бормотал: «Хочу пирожного, хочу пирожного…» Вдруг комната осветилась мягким золотистым светом, на тумбочке что-то зашуршало и появилась бумажная салфетка с нарисованной золотой мышью. На салфетке лежал его любимый наполеон и еще два необыкновенно красивых пирожных, каких он раньше никогда и не пробовал. Тимка тогда обрадовался, съел пирожные и уснул.

Утром он проснулся почти здоровым и рассказал обо всем доктору Альбине Петровне. Но Альбина Петровна посмеялась над ним и сказала, что у него была высокая температура и пирожные ему пригрезились. Тимка не знал что и думать, а потом заглянул под кровать и увидел там смятую салфетку с золотой мышью. Он разгладил ее, сунул в карман и с тех пор хранил.

А однажды он увидел на дереве котенка, который не мог спуститься вниз. Тимка решил помочь ему и полез на дерево. Он уже засунул котенка за пазуху и начал спускаться, когда под ним обломилась сухая ветка. Тимка летел на асфальт, цепляясь за сучья, но вдруг чьи-то невидимые руки подхватили его и посадили на нижнюю ветку.

Он ничего не понял и сидел на дереве, разглядывая свои исцарапанные в кровь руки и дырку в новеньких штанах. Ссадины на глазах затягивались, а заодно с ними исчезала и дырка. Но конечно, ему опять никто не поверил.

Тимка иногда думал, что тот невидимый, кто заботится о нем, поможет ему завести котенка или щенка. Он даже садился иногда под это самое дерево, на котором произошло чудо, и, если его никто не видел, шептал: «Я хочу какую-нибудь зверушку, пожалуйста, я очень хочу…» И вот его мечта сбылась.

В школе Тимка сидел за одной партой с девочкой Мариной. Марина была нормальная девчонка, не отличница и не зануда. Она умела драться не хуже Тимки, а может быть, даже и лучше, потому что занималась айкидо.

Тимка тоже охотно занялся бы айкидо, но за это надо было платить, а он же был детдомовский. Марина жила с мамой, поэтому деньги и на айкидо, и на мороженое, и даже на капюшоновую крысу у нее были.

Тимка весь обзавидовался, когда Марина принесла крысу в класс. Они вместе сбежали с урока математики, спрятались в кустах на школьном дворе и там учили крысу танцевать и давать лапу. Но крыса оказалась не очень способной.

А потом у нее родились крысята, и однажды случилось самое невероятное. Марина пришла в класс загадочная, долго строила Тимке какие-то непонятные рожи, а потом открыла портфель и вынула оттуда крошечного, но уже вполне самостоятельного крысенка, и подарила ему.

Тимка не верил своему счастью. У крысенка был черный с розовым носик, черная спинка, розовый кончик хвоста и черное пятнышко на головке, а остальное все – белое. Крысенок сразу уселся Тимке на плечо и стал тыкаться ему в шею носиком, а потом забрался под майку и уснул.

На кухне в детском доме Тимка выпросил большую картонную коробку и устроил в ней крысенку дом. Он прорезал окошечки, чтобы крысенок мог смотреть на мир и развиваться. Из носков сделал гнездышко. Поставил тарелку с водой, чтобы крысенок мог пить и плавать. Стены домика Тимка разрисовал сценами из жизни драконов и других животных, только кошек рисовать не стал, чтобы малыш не испугался.

Корысенка он назвал Джимом. Джим быстро освоился в коробке, как будто в ней и родился. И все было очень хорошо, пока в спальню не вошла воспитательница Нина Федоровна. Джим в это время играл с Тимкой на кровати в прятки.

Нина Федоровна была в общем-то теткой не вредной. Она присела на край Тимкиной кровати и стала расспрашивать его про школу и объяснять, что если он будет хорошо учиться, то станет летчиком, а может быть, даже олигархом, и заведет колбасный магазин.

В этот момент из-под подушки выпрыгнул Джим и приземлился Нине Федоровне на колени. Нина Федоровна завопила дурным голосом, вскочила, споткнулась и рухнула на пол. Точнее не на пол, а на домик Джима. Стены дома сплющились в гармошку, тарелка, служившая бассейном, разлетелась на тысячу кусков. Нина Федоровна завопила снова и выскочила из спальни, оставляя мокрые следы.

Потом прибежал весь персонал детского дома, даже директриса Зинаида Марковна и унылая кошка Зина-Марфуша. Тимка стоял, окруженный вражеским кольцом, и прижимал к груди Джима. В гуле возмущения он различал ужасные слова:

– Выбросить эту гадость в окошко!

– Скормить Марфуше!

– Превратить с помощью магии в морскую свинку и сдать в зоомагазин!

– Сделать дезинфекцию в спальне!

В конце концов сошлись на следующем: Тимка берет на кухне стеклянный баллон, сажает в него крысу на ночь, а утром относит ее туда, где взял, а баллон разбивает и выбрасывает в мусорный ящик, чтобы не распространять инфекцию.

Тимка не любил врать, но пришлось. Он на все согласился, он даже посадил Джима в этот треклятый баллон. Потом Нина Федоровна принесла мерзкую жужжащую машинку и остригла Тимке волосы, потому что у крысы наверняка есть блохи.

Ночью, когда все в комнате уснули, Тимка оделся, сунул Джима себе под рубашку и распахнул окно второго этажа.

Девять его товарищей крепко спали. У Тимки были с ними в общем-то неплохие отношения, а Сашку он даже считал своим другом. Но сегодня, когда он был один против всех, никто не поддержал его! Конечно, к ним бы и не прислушались, но все же… А Сашка вообще, когда все ушли, сказал:

– Да ну ее, эту крысу. Чего ты из-за фигни расстраиваешься?

Тимка вспомнил, как когда-то по вечерам Нина Федоровна читала им книжку про мальчика, который умел летать и любил смотреть на закаты, а потом приручил лисицу. Книжка была грустная и непонятная, но там была одна фраза, которая Тимке понравилась: мы в ответе за тех, кого мы приручили.

– Я за Джима в ответе, и я его никому не отдам, – прошептал Тимка. Он влез на подоконник, посмотрел вниз, и ему стало нехорошо. Тогда он посадил Джима себе на спину, лег на живот и стал сползать с подоконника ногами вниз. В конце концов он повис на руках, зажмурился и разжал пальцы.

Приземление оказалось не таким страшным, как он боялся. Тимка поднялся на ноги, еще раз посмотрел на окошко, за которым провел столько лет, и пошел вверх по темной улице. Он смутно помнил, что если идти все время в одну и ту же сторону, то далеко за городом, за огородами и полем, будет лес, в который их когда-то возили на автобусе спонсоры.

«А в лесу мы не пропадем, – думал Тимка, – построим маленький домик из веток, сделаем печку. Я буду ягоды собирать, и грибы, и орехи. Еще есть всякие съедобные корешки. У диких пчел можно мед брать. А можно посеять пшеницу: набрать зернышек на поле, вскопать и засеять. Учительница биологии говорила, что из одного зерна вырастает сто штук. Будем лепешки печь. Зверушек всяких лесных приручим, будем с ними играть. Хорошо бы еще с медведями подружиться».

Тимка представил себе, как он каждый день все ближе и ближе подходит к медвежьей берлоге, приносит мед, коренья. Как медведица сначала рычит на него, а потом понемножку привыкает. Как он, Тимка, играет в траве с медвежатами, а потом засыпает вместе с ними, прижавшись к большому и теплому медвежьему боку. Медведица могла бы стать ему вместо мамы, ведь своей у него нет…

Путь к лесу оказался гораздо длиннее, чем думал Тимка. Он долго блуждал по ночному городу, иногда ему навстречу попадались люди, но спросить их он боялся. Однажды мимо проехала милицейская машина, и Тимка подумал, что сейчас его арестуют за побег и вранье, но машина проехала мимо.

Потом жилые кварталы сменились какими-то гаражами и пустырями, и в конце концов Тимка вышел в поле. Асфальт сменился грунтовкой. Луны не было, и Тимка стал сомневаться – правильно ли он идет.

Вскоре мальчик почувствовал голод и с ужасом вспомнил, что крысе, а тем более детенышу, надо есть гораздо чаще, чем человеку. И еще ему надо пить, а у него с собой ничего нет: ни еды, ни воды. Пшеница созреет не раньше, чем через месяц. А орехов в лесу, наверное, еще нет.

Тимка подумал, что вряд ли он сумеет сложить печку. И где они будут держать воду? Можно, конечно, слепить большую бочку из глины. Но глину, кажется, надо обжигать, иначе она раскиснет. А у него нет спичек… И теплой одежды у него нет.

Он читал, что люди, которые оказываются одни в лесу, шьют себе одежду из шкур диких зверей. Но ведь он, Тимка, ни за что на свете не станет убивать зверей. Наверное, если подружиться с медведем, можно его вычесывать и из шерсти делать одежду. Но с собой у него нет даже расчески! Да медведя расческой и не вычешешь, нужна, наверное, металлическая щетка. А вдруг медведю не понравится, что его вычесывают?

От мрачных мыслей Тимка совсем сник. А тут еще Джим завозился под рубашкой. Наверное, он хочет есть. Сам Тимка тоже хотел есть, но он мог и потерпеть. Он читал, что человек без еды может жить около месяца. За это время он что-нибудь придумает. Лишь бы достать корм для Джима. А еще надо достать какую-нибудь банку для воды, спички и щетку для вычесывания медведя. Тогда они, пожалуй, не пропадут.

Вот если бы окончить курсы магии… Тогда все эти предметы можно было бы наколдовать. Ему, конечно, не на что купить лицензию на право заниматься волшебством, но в лесу, наверное, лицензия и не нужна…

Тем временем дорога, по которой шел Тимка, нырнула в какую-то балку и потерялась. Тимка по склону вскарабкался наверх и уткнулся носом в плетеный забор. Пахло навозом. За забором шевелилось что-то большое и теплое, и Тимка понял, что это корова. Вот бы ее подоить! Но банки-то нет. Впрочем, если подоить корову на землю, то Джим сможет попить из лужи.

Тимка перелез через плетень и нерешительно двинулся к корове. А вдруг это не корова, а бык? В темноте не видно. Во всяком случае, надо ее сначала погладить. Тимка попытался погладить корову, корова метнулась в сторону и замычала. Залаяли собаки, где-то вспыхнул свет, и неожиданно Тимка увидел перед собой полную молодую женщину в ночной рубашке и с топором в руке.

– Ты что здесь делаешь?

– Я корову хотел погладить, – признался перепуганный Тимка.

Женщина расхохоталась.

– Ври больше. Спереть чего хотел?

– Нет, честное слово. – Слезы навернулись Тимке на глаза. Мысль о том, чтобы что-нибудь украсть, действительно ни разу не приходила ему в голову.

– Ты откуда?

– Из города. Я сирота.

– Беспризорник?

Тимка подумал, что он теперь, наверное, действительно беспризорник, и кивнул головой.

– Значит, спереть чего хотел, – удовлетворенно сказала толстуха. Потом она вгляделась в расстроенное Тимкино лицо, и взгляд ее потеплел.

– Ладно, пойдем на кухню. Я тебя покормлю.

На кухне Тимке дали супа и бутербродов с салом. Не веря своему счастью, он уписывал и то и другое, не забывая незаметно совать маленькие кусочки себе под рубашку. А когда женщина отвернулась, он даже вылил туда целую ложку сметаны. В сметане много воды, Джим ее подлижет, и ему не захочется пить.

Тем временем хозяйка коровы жаловалась на свою тяжелую жизнь: хозяйство большое, муж пьет. Сыновья – пятнадцати и семнадцати лет – оболтусы, не помогают. Хотят податься в город в бандиты. А кто их возьмет без денег и связей… Вот если бы Тимка остался у нее на лето помогать, она бы поселила его во флигеле и кормила. И из одежды бы кое-что дала. А работа не сложная: за животными ходить. У них две коровы и кролики.

Тимка представил себе кроликов – пушистых, прыгучих – и у него закружилась голова от счастья. А может быть, он так понравится этой женщине, что она захочет его усыновить, когда ее дети уйдут в бандиты?

– Вот завтра, – продолжала женщина, подливая Тимке супа, – надо кроликов резать, а муж в город уехал. Ты справишься?

Тимка в ужасе вскочил, опрокинув тарелку себе на живот. Облитый горячим супом Джим пискнул и прыгнул Тимке на плечо. Увидев крысу, женщина завопила, замахала руками и упала на табурет, на котором стояла корзина с яйцами. Яйца разлетелись во все стороны, как фейерверк. А Тимка пулей выскочил из дома, завалил с перепугу какой-то плетень и бежал, не разбирая дороги, до самого дуба, где и провел остаток ночи.

Под вечер, вконец изголодавшийся и ободранный, Тимка вышел из лесу и оказался на окраине неизвестного города. К этому времени лесная жизнь Тимку разочаровала. Построить дом или даже путевый шалаш из веток ему не удалось, а медведя он не встретил. Встретил только какого-то облезлого зайца, который тут же удрал от него в кусты.

Ничего съедобного в лесу в это время года тоже не водилось, и если бы не несколько ягод земляники, Джиму пришлось бы худо. Стало понятно, что в лесу без магии не проживешь, и Тимка решил как-то пристроиться в городе и записаться на магические курсы.

Как он будет зарабатывать себе на жизнь, он пока не знал, но если научить Джима танцевать, то можно давать уличные представления или устроиться дрессировщиком в цирк. Тимка был уверен, что со зверями он найдет общий язык.

Скоро дорога, по которой шел Тимка, уперлась в какое-то странное сооружение: забор – не забор, что-то вроде гигантской клетки, край которой терялся вдали. Клетка эта накрывала огромное поле, а на нем, вдалеке, лежали и, казалось, шевелились какие-то сверкающие груды металла.

Вот одна из них слегка вытянулась, показалась голова на длинной шее, металлическая горка расправила сияющие крылья и – Тимка не поверил своим глазам – взлетела. Дракон! Настоящий живой дракон, да еще и гигантский!

Тимка протиснулся сквозь прутья и побежал туда, где, переливаясь и роняя искры, летел над полем огромный золотистый зверь. В это время чья-то рука схватила Тимку за шиворот. Мальчик обернулся и с ужасом увидел верзилу в камуфляже, с резиновой дубинкой и, возможно, с пистолетом под курткой. Охранник смотрел на Тимку с таким же ужасом, как и Тимка на него. Потом он глупо захихикал и разжал пальцы.

– Ошибка вышла, – пробормотал здоровяк. – Ты, это, извини. Не узнал. Ты чего через дверь не ходишь?

Тимка не понял, в чем дело, но сообразил одно: ему можно к драконам. И он бросился со всех ног, задрав голову к небу, и бежал, пока не наткнулся на мальчишку своих примерно лет в грязном халате и с вилами в руках.

– Привет, – сказал мальчишка и воткнул вилы в огромную кучу навоза.

– Привет, – ответил Тимка. Лицо этого мальчишки казалось ему странно знакомым, но где он его видел, он не помнил.

– Где-то я тебя видел, – сощурился мальчишка. – Ты что здесь делаешь?

– Я драконов хочу посмотреть.

– Каждый горазд на халяву драконов смотреть, – сердито ответил парнишка. – Нет чтобы навоз перекидать… Или чтоб вычесать этих зараз…

Мысль о том, что можно поухаживать за настоящими драконами, захватила Тимку.

– Давай я их вычешу!

– Не врешь?

– Не вру.

– Ну, тогда держи, – незнакомец вынул из кармана халата огромный металлический гребень. – Ты только голову вычесывай, между ушами. Там у них шерсть, а остальное – чешуя. Ты им на шею садись и чеши, они это любят. А если он взлететь захочет, он сначала крылья начнет расправлять, так ты сразу прыгай. А то свалишься, шею сломаешь. Ими в полете управлять сложно, они ж дурные, как ящерицы.

Тимка, как зачарованный, взял гребень и кивнул.

– Только ты сначала навоз перекидай, – спохватился мальчишка. – Вон, видишь эту тачку, на нее кидай и отвози к ограде. Надевай халат, а то испачкаешься.

Ошалевший от счастья Тимка облачился в грязный черный халат и принял у мальчишки вилы.

– Тебя как зовут?

– Тимка. А тебя?

– Костя. Ну, я пошел, через пару часов вернусь. Хочешь, потом на компьютере поиграем?

– Хочу.

– Ну, давай.

Костя подбежал к ограде и выбрался на улицу. Надо быстрее сматываться, пока этот лох не передумал. Бывают же чудики: навоз ему кидать нравится! Но где он его все-таки видел? И тут Костя вдруг вспомнил: в зеркале он его видел! Если бы не стрижка, парень был бы вылитый он сам.

Косте захотелось вернуться и удостовериться, но он побоялся, что этот трудоголик может передумать. Пусть уж сначала перекидает навоз. Да и не могут они быть похожи, разве что чуть-чуть. Насколько Костя помнил, никаких братьев у него не водилось, даже двоюродных.

– Показалось, – решил он.

В это время его внимание привлек автомобиль с тонированными стеклами, остановившийся неподалеку. Из автомобиля вышел мрачный бритоголовый человек в тренировочных штанах и внимательно посмотрел на Костю. Внезапно физиономия его скривилась в приторной улыбке, и он натужно-ласковым голосом произнес:

– Мальчик, хочешь поедем кататься на подводной лодке?

Костя сплюнул и пнул ногой консервную банку.

– Я уже катался на Канарах. Так, фигня…

– А хочешь на слоне поездить, – не унимался бритоголовый.

– У отца шесть слонов было, – сообщил Костя и метким ударом послал банку через забор.

Бритоголовый, ухмыляясь, спросил:

– А чем же тебя, мальчик, можно удивить?

– Ничем, – признался Костя. Потом подумал и вяло добавил: – Разве что если бы морду набить такому, как ты.

– Пожалуйста, – охотно согласился бритоголовый, – подойди, мальчик, к машине.

Костя удивился и подошел. В этот момент дверца автомобиля резко отворилась, чьи-то руки втащили его внутрь, машина сорвалась с места и умчалась.

Глава третья

О яйце дракона, чисто конкретно

Тимка перекидал весь навоз и вычесал всех пятерых драконов. От удовольствия ему даже есть расхотелось. Костя все не появлялся, и Тимка уже подумывал, не пора ли ему уходить, как вдруг один из драконов – самый крупный, темно-зеленый с золотым отливом самец – стал расправлять тяжелые крылья. Полетать на драконе! Мог ли он мечтать о чем-нибудь еще!

Дракон уже поднялся на лапы и вытянул гигантскую шею. Тимка по крылу взобрался к нему на спину. Сидеть было неудобно, но огромные крылья с обеих сторон создавали ощущение безопасности. Вот они затрепетали и, внезапно поднявшись, почти сомкнулись у мальчика над головой. Дракон оторвался от земли.

Мощный поток встречного ветра едва не сбросил Тимку вниз. Все тело дракона вибрировало, держаться было не за что. Но Тимку охватил такой восторг, что ему даже не было страшно. Дракон описывал широкие круги над полем. Вот бы подняться выше! Но выше была решетка.

Приноровившись, Тимка прополз немного вперед, туда, где спина переходила в шею. Здесь было удобнее сжимать ногами тело дракона. Джим высунул голову из-за ворота Тимкиной рубашки и с интересом разглядывал мир с высоты драконьего полета.

Тимка заметил, что если сильнее сдавить пятки, то дракон начинает забирать вверх, если сжать шею зверя коленями, идет вниз. Вскоре мальчик совсем освоился и даже подумывал, как бы заставить дракона сделать петлю и не свалиться при этом. Вдруг он увидел бегущего по полю человека в ватнике.

Тимку охватило нехорошее предчувствие. Он был уверен, что хозяин драконов не одобрит его полета. Тимка плотно сжал шею дракона коленями и спикировал в нескольких метрах от незнакомца. Тот подбежал к Тимке и неожиданно заключил его в объятия.

– Молодец! – кричал он. – В натуре, молодец! Порадовал! Ну, порадовал!

Тимка стоял смущенный. А незнакомец хлопал его по плечам, тыкал в бок растопыренными пальцами и орал:

– Вот это конкретно! Навоз перекидал! Зверей вычесал! И еще летаешь! Да ты лучше меня летаешь! Где ты только набрался этого?

– Не знаю, – пробормотал Тимка.

– Ты еще и патлы свои состриг! – восхитился незнакомец.

Тимка кивнул.

– Ну, ты даешь! Объявляю тебе за это каникулы! Можешь с завтрашнего дня в школу не ходить, тут осталось-то всего две недели. И никаких других уроков. Все! Конкретно! Со школой я сам договорюсь. Кину им пару штук баксов на ремонт…

– Спасибо, – поблагодарил Тимка. Мысль о школе давно волновала его. Если уж он не живет в лесу, то, наверное, ему надо закончить учебный год. А так все улаживается.

– И еще… Подарок я тебе хочу сделать, – продолжал странный дяденька. – Я ведь уезжаю завтра, на месяц уезжаю. Так что уж напоследок…

Он обнял Тимку за плечи и размашисто зашагал по полю. Они вышли из драконьего загона, прошли через хозяйственный двор и остановились у неказистого бетонного здания с толстыми решетками на окнах. Незнакомец нажал кнопку звонка. Им открыл человек в камуфляже.

– Вот, помощника привел, – сказал незнакомец и втолкнул Тимку в полутемный зал.

– Давно пора, Пантелеймон Петрович, – ответил человек в камуфляже и защелкал кнопками на пульте.

Загрохотали, раздвигаясь, решетки, перегораживавшие комнату. Вспыхнул электрический свет. Вдали лязгнула металлическая дверь.

Тимка увидел узкие каменные ступени, ведущие вниз. Они с Пантелеймоном Петровичем начали спускаться. Дважды лестницу перегораживали решетки, но Пантелеймон Петрович нажимал кнопочку на своем брелоке, и конструкции поднимались вверх. Наконец, они оказались на крохотной, вымощенной камнем площадке. Пантелеймон Петрович отпер последнюю дверь ключом.

Тимка робко ступил во влажную, пахнущую цветами и землей темноту.

«Как в оранжерее», – подумал он.

Вспыхнул электрический свет, и Тимка увидел, что он действительно оказался в подземной оранжерее. Стены огромного круглого зала были сплошь увиты цветущими лианами. Крупные белые и розовые цветы источали свежий нежный запах. В зале было множество небольших мраморных бассейнов, соединенных между собой узкими каналами. Роскошные фонтаны опрыскивали цветочные клумбы и густую зелень.

Было жарко и влажно, но воздух оставался свежим. По слабому гудению, доносившемуся сверху, Тимка понял, что в зале работают мощные сплит-системы.

На потолке, под куполом, пылали гигантские лампы. А внизу, прямо под ними, на мшистом островке лежало пять яиц размером чуть больше куриных.

– Ну, иди, – сказал Пантелеймон Петрович, подталкивая Тимку к узкому мраморному мостику, ведущему на островок.

И Тимка пошел.

В то же мгновение воздух прорезала мощная сирена. Свет в зале замигал, послышался лязг опускающихся решеток. Тимка вздрогнул, оступился и свалился в воду. Пантелеймон Петрович поморщился и нажал какую-то кнопочку на своем брелоке: сирена смолкла, свет перестал мигать.

– Извини, – развел руками хозяин странной оранжереи, – забыл отключить. – Он помог Тимке выбраться из воды. К счастью, бассейн был мелкий, поэтому Тимка хотя и сел в него с размаху, но промок только по пояс, а Джим и вовсе не пострадал.

– Ну, иди же.

Тимка осторожно приблизился к зеленому островку.

– Стань на мох, – приказал Пантелеймон Петрович.

Тимка осторожно встал куда велели, осматриваясь и надеясь, что если он снова упадет, то не на яйца.

На этот раз ничего страшного не произошло. В зале заиграла тихая музыка, а вода в бассейнах и фонтанах стала подсвечиваться разными цветами, в каждом – своим: зеленым, синим, желтым, а в центральном бассейне – рубиново-красным.

– Это чтоб они почувствовали себя как дома, когда вылупятся, – растроганно произнес Пантелеймон Петрович. – Все конкретно, как у них. Ну, а музыку я от себя добавил. «Полонез» Огиньского. Как ты думаешь, им понравится?

– Мне понравилось, – неуверенно проговорил Тимка.

– Вечером свет, конечно, отключается, – продолжал Пантелеймон Петрович, – чтобы растения отдыхали, как в природе. Ну, а как первый из них вылупится, так свет и загорится, чтобы ему страшно не было. И музыка включится, и все… Пусть радуются. А еще я им тут качели устроил и разные игры развивающие. Они же умные.

Тимка увидел в углу зала под потолком какие-то приспособления вроде тех, какие в зоомагазинах продаются для попугаев.

– Я вот что не подрассчитал, – продолжал владелец чудо-фермы, – они вообще-то должны осенью вылупиться, а один какой-то ранний оказался. Уже шевелится, дня через два-три может выскочить. – Пантелеймон Петрович указал Тимке на самое крупное яйцо. – «Полонез» Огиньского, оно, конечно, хорошо. Только я ведь сюда никого не пускаю. Он один замается, пока я приеду, это ж не раньше середины июня. Ты здесь тоже торчать весь день не станешь. А ему развиваться надо, чтоб с ним играли, разговаривали. Так что я тебе его дарю, конкретно. Ты им занимайся. А вырастет – твой будет. Хочешь – продай, хочешь – разводи на племя. Они быстро растут, через месяц ты его в драконий загон посади, а через два он уже как «Боинг» вырастет, конкретно. Таких во всем нашем мире нет ни одного. Вот, пять штук будет, один – твой.

– А чем он такой особенный? – робко спросил Тимка.

– Да я ж тебе уже рассказывал. Они говорящие. Умные, как профессора. Их и дрессировать не надо, просто велишь ему: слетай, мол, в Южную Америку и привези мне десяток крокодилов. Он через пару дней стучит тебе в окошко, а под окном уже крокодилы кишат. А так мне завтра вот самому придется за крокодилами ехать… И быстрые они, до Америки часов за десять долетают, конкретно. И есть им почти не надо, они из воздуха растут. Пить только и немножко травы для витаминов. Плохо одно – пожароопасные они. У них огонь вылетает и спереди, и сзади, и не искры какие-нибудь, а пламя под тыщу градусов. Но с пожарниками мы решим, я им пару штук баксов кину…

Тимка зачарованно кивнул и принял в ладонь яйцо. Оно было тяжелее куриного, в едва заметных золотых прожилках. Внутри яйца что-то шуршало.

– Ты клади его в карман, не бойся, – махнул рукой Пантелеймон Петрович. – Его не то что раздавить, его молотом разбить трудно, пока ему пора не пришла. А через пару дней, как он проклевываться начнет, тогда уж осторожнее.

Под лязг дверей и решеток Тимка и Пантелеймон Петрович поднялись наверх.

– Все, пошли обедать, – решил Пантелеймон Петрович. – Мороженое и шампанское в честь первого полета!

Он размашисто зашагал по полю, а Тимка поспешил следом, гадая, кто бы мог быть этот человек и почему он так покровительствует ему – мальчишке, которого не знает. Может быть, ему понравилось, как Тимка летал?

Обедали на открытой, увитой розами веранде возле роскошного трехэтажного дома. Незнакомец снял ватник и оказался в темно-бордовой рубашке с золотой цепью на шее. Полная тетенька в фартуке подавала на стол.

Тимка жадно глотал борщ, и тушеное мясо с зеленью, и мороженое, и апельсины, и какие-то незнакомые фрукты, которые он, кажется, видел когда-то по телевизору. Шампанское мальчик пил впервые и решил, что пепси-кола лучше.

Потом Тимка осмелел и достал из-за пазухи Джима. Пантелеймон Петрович расхохотался и разрешил крысенку бегать по столу и есть из тарелок, что нравится. Тетенька в фартуке, увидев Джима, сделала страшное лицо, но сказать ничего не посмела.

– Откуда он у тебя? – спросил Пантелеймон Петрович.

– Девочка одна подарила.

– Девочка! Уже девочки у него! Весь в отца. Шалопай! Молодец! Хвалю!

Тимка вздрогнул. Значит, этот человек знаком с его отцом? А может быть, это и есть его отец, который объявился самым волшебным образом? Но почему тогда он ничего не говорит об этом? Тимка хотел спросить, но пока боялся.

– Хорошо на тебя работа влияет, – радовался Пантелеймон Петрович, – вон какой аппетит. А то ведь не втолкнешь в тебя ничего. И тихий такой стал…

Тимка подавился апельсином. У него появилось неприятное предчувствие. Пантелеймон Петрович тоже притих, выкурил толстую сигару и ответил на пару телефонных звонков. Джим уснул у Тимки под рубашкой. Пауза затягивалась.

– Мне, наверное, пора, – робко сказал Тимка, поднимаясь из-за стола.

– Да, ты сегодня наработался, ложись спать пораньше. Хочешь поиграть перед сном? Я тебе новый «Квэйк» покажу.

– Спасибо, – пробормотал Тимка.

Они зашли в дом. Прихожая поразила Тимку своей огромностью. По красивой лестнице с чугунными цветами вместо перил они поднялись на второй этаж и оказались в большом холле, уставленном пальмами в кадках и мягкой мебелью. На стенах висели картины. Они до того поразили Тимку, воспитанного в детдоме на репродукциях Шишкина, что он не выдержал:

– А почему у той тетеньки на картине лицо квадратное и глаз один?

Пантелеймон Петрович смутился.

– Я сам в этом всем еще до конца не разобрался. Я за эту одноглазую три штуки баксов отдал, значит, в ней есть что-то… Умный человек писал, с образованием… Мне, признаться, самому бы приятнее, чтобы у нее два глаза было…

Он толкнул одну из дверей, и они с Тимкой оказались в самой потрясающей на свете комнате. Чего только здесь не было: гимнастические снаряды, стереоколонки, яркие постеры с Бритни Спирс. Вдоль стен высились груды какой-то аппаратуры, среди которой Тимка различил музыкальный центр и гигантский телевизор. На письменном столе обнаружился компьютер, но не такой, как в школе, а с огромным монитором и прозрачной мышью из алого пластика.

Пантелеймон Петрович подошел к компьютеру, щелкнул выключателем и достал коробочку с «Квэйком».

– Тебе показать, или сам разберешься?

– Я сам.

– Полезешь в Интернет – имей в виду, что я пароль поменял. Что-то мне кажется, какая-то сволочь туда лазит. Вот тебе новый пароль.

Пантелеймон Петрович написал на бумажке несколько английских букв.

– Ну, смотри, не скучай. Я приеду с крокодилами. И еще кое с чем.

Пантелеймон Петрович потрепал Тимку по плечу и вышел.

Как только дверь за ним захлопнулась, мальчик влез с ногами в огромное мягкое кресло и закрыл глаза. Ему надо было собраться с мыслями, но не получалось. Перед ним мелькали золотые крылья дракона, переливающиеся зеленым светом фонтаны, Джим, прыгающий между тарелками, навоз…

Голова у Тимки закружилась, он открыл глаза. Со стены на него смотрела фотография. На фотографии был изображен он сам, Тимка. Такой, каким он был еще три дня назад: с длинными непослушными вихрами. В руках у него была теннисная ракетка. Подпись под фотографией гласила: «Константин Зайцев, победитель городского кубка юниоров…»

И Тимка понял, что это не он, Тимка, а тот самый мальчик Костя, который предложил ему поухаживать за драконами. Неужели они так похожи? Значит, Пантелеймон Петрович – Костин папа? А он, Тимка, занимает чужое место? И как только это выяснится, его с позором выгонят из этого красивого дома… И яйцо отберут…

Тимка оглядел комнату. На одной из полок он увидел альбом с фотографиями и немедленно раскрыл его.

С первой страницы альбома из черной рамки улыбалась красивая печальная женщина, удивительно похожая на Тимку и на Костю. Потом шли фотографии какого-то сверточка, перепоясанного синим бантом. Потом из сверточка показался толстый младенец, который от фотографии к фотографии все больше становился похож на Тимку.

Только жизнь у этого мальчишки была совсем не такая, как у него. Вот Костя стоит на лыжах на фоне заснеженных гор. Вот плывет по горной реке. Вот сидит верхом на слоне. Вот едет на гоночном велосипеде по умопомрачительно красивой дороге. Вот сидит в открытой машине на фоне пирамид…

И очень часто рядом с ним – отец, Пантелеймон Петрович. А мамы рядом нет. И Тимка понял, что красивая женщина на первой странице – Костина мама и что она, наверное, умерла.

Тимка загрустил. Ему до слез стало жалко и эту женщину, и самого Костю. Хотя у Кости-то хоть папа есть, а у него никого никогда не было… Но где же Костя? Он обещал прийти через два часа, а уже ночь. Может быть, с ним что-то случилось?

Тимка подумал, что надо, наверное, пойти и все рассказать Пантелеймону Петровичу. Но вдруг Костя убежал по каким-то своим секретным мальчишеским делам, и Тимка его выдаст? Да и не поверит Пантелеймон Петрович…

Тимка почувствовал, что глаза его слипаются, и вспомнил, что почти не спал прошлую ночь. Он толкнул какую-то дверь и оказался в маленькой уютной спальне. Еще одна дверь вела в ванную комнату с овальным голубым бассейном. В другое время Тимка с удовольствием бы поплескался и Джиму бы дал поплавать, но сейчас он слишком устал.

Мальчик наскоро умылся, положил яйцо на тумбочку возле кровати, устроил Джиму что-то вроде гнездышка из своей рубашки, упал на кровать и заснул.

Глава четвертая

О том, как фея вывалилась из Интернета

Проснулся Тимка поздно. Солнце заливало спальню. Джим скакал по кровати, как крохотная лошадка. Тимка оделся и спустился вниз, на веранду.

Полная тетенька в фартуке назвала его Костей и предложила позавтракать. Тимка не стал спорить. Он с удовольствием уминал яичницу с ветчиной и пил апельсиновый сок. А женщина рассказывала:

– Отец-то твой что сегодня пережил! Сидит он, завтракает, вдруг письмо ему приносят. Он вскрыл и аж позеленел весь. Говорит, Костю бандиты украли, выкуп требуют. Не может быть, говорит, я ж его ночью сам в спальне оставил. Кинулись мы с ним к тебе в спальню, а ты там спишь, как ангел. Пантелеймон Петрович рассердился страшно. Я, говорит, этих шутников найду и в порошок сотру. Да ему некогда их было стирать в порошок, у него самолет через час. Так он и уехал, не разобравшись.

Тимка проглотил остатки завтрака, поблагодарил тетеньку и выскочил в сад. Надо было что-то делать. Но что? Пантелеймон Петрович вернется только через месяц. А женщина в фартучке выкуп заплатить не сможет. Да и не поверит ему никто, решат, что это Костя так шутит. Что же делать?

В это время к Тимке подошел знакомый охранник, который вчера схватил его за шиворот в драконьем загоне.

– Костя, тут вот письмо принесли для Пантелеймона Петровича. Будешь идти в дом, занеси ему.

– Он уехал, – буркнул Тимка.

– Уже? – удивился охранник, – ну так ты на стол ему положи. Приедет – прочтет.

Тимка взял письмо и пошел в дом. Конверт был без марки, адреса не было, фамилия и имя адресата были написаны печатными буквами. Пока Тимка шел, у него зрело убеждение, что письмо написано теми самыми бандитами, которые похитили Костю.

Тимка, конечно, знал, что читать чужие письма нехорошо, но это был особый случай. Он поднялся в свою комнату, вскрыл конверт и прочел:

«Г-н Зайцев, мы удивлены, что Вы не захотели связаться с нами. Напоминаем: Ваш сын Костя похищен и Вы рискуете никогда больше не увидеть его. Он умрет страшной смертью. Спасти его можете только Вы. Сегодня ночью приходите на опушку леса за птицефабрикой „Солнце в скорлупе“ и положите в дупло старого дуба яйцо говорящего дракона. Как только дракон вылупится и мы поймем, что Вы нас не обманули, мы вернем Вам сына».

Подписи не было.

Что ж, подумал Тимка, значит я отнесу им свое яйцо, и Костя будет спасен. Все как-то устраивается. Надо только дождаться ночи. А потом, может быть, Костя разрешит мне пожить у него, пока его отец не вернется. Я буду за драконами ухаживать. Почему мы все-таки так похожи? Может быть, я – Костин брат, которого похитили совсем маленьким?

Успокоенный, Тимка сел к компьютеру и щелкнул мышкой. В детском доме ему не часто удавалось побродить по Интернету, и сейчас он решил воспользоваться этой возможностью. Он загрузил любимую страничку – о команде ЦСКА. Вот уже и Ролан Гусев показался на экране… Вдруг раздался треск, экран замигал, а лицо Гусева сменилось лицом какой-то незнакомой девушки. Неожиданно изображение ее стало объемным, как будто выступающим из экрана. Скоро из монитора показалась тонкая ладонь с ярко накрашенными ноготками.

– Помоги же мне!

Тимка, как под гипнозом, помог девушке выбраться из компьютера. Тот снова затрещал и как ни в чем не бывало продолжил грузить Гусева.

Незнакомка уселась на палас, обняв коленки, и уставилась на Тимку. Это оказалась худенькая то ли тетенька, то ли девчонка.

«Скорее все-таки девчонка», – решил он.

На вид лет восемнадцати. С веснушками и двумя хвостиками, торчащими в разные стороны. Девчонка была одета в светлый джинсовый комбинезон, белую маечку с изображением мыши и кроссовки.

Она разглядывала Тимку с таким же любопытством, как и он ее. Потом вдруг уронила голову на руки и отчаянно заплакала.

– Вы чего? – испугался Тимка.

Девчонка продолжала всхлипывать, хвостики ее тряслись. Тимка побежал в ванную, набрал воды и принес незнакомке. Она отпила глоток, потом сморщила носик:

– А колы нет?

– Нет, – помотал головой он.

Девчонка вздохнула, вытерла слезы, достала из кармана пудреницу и обмахнула нос пуховкой.

– Вы кто? – спросил изумленный Тимка. – И как вы поместились в мониторе?

– Я в нем и не помещалась, я сюда по Интернету добралась. Ты, Тимка, очень вовремя его включил. А зовут меня фея Моргана, в честь бабушки.

– А откуда вы меня знаете?

Фея опять всхлипнула.

– И на фею вы не похожи, – продолжал Тимка. – Вы что, фея Интернета?

– Да нет, я обычная фея, – ответила незнакомка. – А если ты про мой прикид, так это у меня, как говорит мой дядя, молодежный бунт. С тех пор, как мне исполнилось триста лет, я все делаю наперекор старшим. Ну а кроме того, ведь ходить в кроссовках и джинсах гораздо удобнее, чем во всей этой фигне, в которую рядятся солидные феи.

Тимка согласно кивнул.

– Но откуда вы меня все-таки знаете?

– Ладно, слушай. Только это длинная история.

Тимка готов был слушать сколько угодно.

– Я вообще-то не в этом мире живу, – начала Моргана, – у нас есть другой мир, в него отсюда очень трудно попасть, и от нас к вам тоже не легче. Раньше вообще было почти невозможно, только для самых продвинутых магов. Но сейчас, когда Интернет придумали, появилась возможность путешествовать. Хотя формально у нас Интернет запрещен, как и вся техника… – Моргана скорчила гримаску: – Живут, как тыщу лет назад. Телевизоров, и тех нет. И джинсов нет. И шариковых ручек нет. Пишем гусиными перьями, представляешь? Ездим в каретах. Можно еще летать на метле, только это не особо быстро. А мне дядя вообще запретил, говорит, это неприлично для феи. – Моргана хихикнула. – Видел бы он, как я на мотоцикле езжу… Ну, это про нас, волшебников. А людям там вообще фигово… Им если что надо, они должны к волшебникам обращаться. Вместо того, чтоб телевизор включить или по телефону позвонить, они зовут ведьму, и та им по кофейной гуще рассказывает, где что приключилось. Или купить что-нибудь захотят, так вместо того, чтоб по Интернету в шопе заказать, зовут колдуна с волшебной палочкой. В общем, деревня! Правда?

– А как ваш мир называется? – изумился Тимка.

– Дарнлания. А столица – Маггород. И меня в этой дыре угораздило родиться, представляешь? Я у дяди живу, он очень крупный волшебник. И он у себя по блату Интернет поставил. Я сразу все пароли разузнала и стала в ваш мир путешествовать. Дядя, конечно, ругается. Только он и половины про меня не знает, я уверена.

– Но откуда все-таки вы меня знаете? – напомнил Тимка.

Моргана погрустнела и шмыгнула носом.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.