Михаил Окунь
АНДРОГИН
Рассказ
Снилось: некто асимметричный в черном сует ему в руки фотографию, и он принимается ее разглядывать. Во весь снимок запечатлена округлая физиономия с лысоватым лбом и двойным подбородком. Рассматривая снимок и при этом немного его поворачивая, он вдруг замечает, что лицо на фото все время обращается к нему и ехидно смотрит в глаза. «Ишь, насобачились, — думает он, — голограмма, наверное». Внезапно губы толстяка на снимке растягиваются в улыбку, и он на ломаном русском языке самодовольно заявляет:
— Вчера покушал хорошо сига, готового по-полячьи, — сегодня стул ба-а-рхатный…
И тут узнается некий грек, виденный только на фотокарточках, к которому ушла его последняя жена. Танцевала, танцевала — и утанцевала в ресторанное варьете за границу, найдя, наконец, подлинное счастье с мелким шоу-бизнесменом из провинциального греческого городка. Городок этот, однако, имел древнюю историю — в каком-то там веке до нашей эры он выступал союзником монархической Спарты в ее борьбе с афинской демократией.
«Как не было в той дыре демократии, так и нет!» — успел сердито подумать он, просыпаясь, и с трудом разлепил веки.
Взгляд медленно заскользил по приоткрытому окну с расколотым стеклом. Выше — красные, зеленые, желтые стеклышки — витраж в свинцовом переплете — цветы и листья. Что это, откуда? Налево — свежевыкрашенная дверь с разноцветными кнопками звонков, при них металлические таблички или просто бумажки. Он с напряжением сфокусировался: Порфирова, Ворпулёвы… Витражников… «Искусственно, однако…» — еще раз скользнув взглядом по стеклянному цветнику, неодобрительно подумал он. Хотя, пожалуй, с неодобрением ему стоило бы подумать не о фамилии скромного коммунального жильца, а совсем на другую тему. Он окончательно проснулся.
Итак, жизнь продолжается. Он восседает ночью в незнакомом подъезде на подоконнике и созерцает чудом сохранившийся витраж на противоположной стороне площадки. Перевалило за сорок, но все то же самое…
Вчерашний вечер он проводил в очередном тупом алкогольном сидении в буфете одного из «домов творческой интеллигенции», довольно кучно понатыканных в центре города. Затем — смутно припоминаемое троллейбусное знакомство, имитация провожания, аморфные уговоры ни в коем случае не разлучаться нынче ночью. Возраста и лица ее он не запомнил. В памяти осталось лишь что-то яркое-красное, надетое на нее.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
