Накануне и в дни испытаний

      Видел Ванников и получение специального проката. По прокату для стволов винтовок у него вопросов не возникало, а вот когда мы оказались в цехе, где изготовляли металлическую ленту для самолетов У-2 (лента специальная, скреплявшая верхнее и нижнее крылья), он пристально наблюдал за тем, как все делалось, подходил к рабочим, трогал еще тепленький металл, а потом неожиданно спросил:
      - А можно ли делать ленту тоньше?
      Смысл вопроса был в том, что ленты мы выпускали очень много и выпускалась она только у нас. На эту ленту, которая никак не была связана с производством оружия, шло немало специальной стали, а ее-то следовало использовать иначе.
      Мы ответили наркому, что все попытки сделать ленту тоньше и сохранить прочность успехом не увенчались. Будем, конечно, искать еще, но на этом уровне металлургического производства задача эта очень трудная.
      - Понятно, - отозвался Ванников, - но все же подумайте еще.
      Интересовался нарком и выпуском проволоки. Когда говорят о проволоке, то делают это как-то мимоходом: мол, подумаешь, проволока, что может быть проще. Ванников хорошо знал цену проволоке. В цехе, где ее выпускали, он провел много времени. Проволоку ижевцы делали разную: от едва видимой до толстой, как канат. Она имела тысячи назначений и отличалась, бывало, одна от другой в сотые доли миллиметра. И каждый заказ - новая марка. Много проволоки шло в танки, самолеты, на корабли, в артиллерию и т. д. А разве пружина в автоматической или самозарядной винтовках - не проволока? Проволока, только очень упругая. Сколько было волнений, когда такая проволока лопнула от мороза в одной из самозарядных винтовок на финском фронте! А сколько проволоки шло в дело по всей стране! Так что не случайно нарком не просто глянул на проволочное производство, а попытался оценить его состояние и увидеть перспективы.
      Похвалил нас Ванников за то, что мы наладили выпуск особой проволоки, так называемой "серебрянки", из которой делали отдельные виды различных инструментов, а также иголки и другие изделия. Кто ни брался за эту работу раньше - не получалось. "Серебрянку" закупали за границей. А это валюта, которая нужна стране на приобретение более важных изделий и материалов.
      - Большое дело вы совершили, - сказал нарком, - но, как я понял, выпускаете "серебрянки" пока мало. Мы продолжаем тратить валюту на это пустяшное, хотя и нужное дело. Без "серебрянки" не обойтись. Поэтому вам наказ: выпускать ее столько, сколько нужно. А на высвободившееся золото мы купим что-нибудь другое.
      Многие читатели знают, как трудно было в те годы с иголками. Как до войны, так и во время нее, да и после, швейными и обычными иголками торговали на рынках втридорога, в магазинах их почти не бывало. А беда в том, что поначалу не умели мы выпускать иголочную проволоку, а когда сумели, то лишь в малом количестве. Хотя выпуск ее после приезда Ванникова на заводе возрос, но полностью выполнить его заказ мы так и не смогли - началась война. Стало не до иголок. Осмотрев оба завода, Борис Львович собрал директоров и главных инженеров, пригласил парторгов ЦК ВКП(б), председателей заводских комитетов профсоюзов, начальников строительства и треста, ведавшего заготовкой леса. Нарком сказал, что ему понравилось на заводах и на что нам следует обратить внимание, чтобы вести дело еще лучше. Бывая на разных заводах, Ванников мог сравнивать, где у кого что лучше, а где хуже. Нам он сказал:
      - На новых заводах, построенных уже после революции, мартены, электропечи, прокатные станы дают больше продукции, чем у вас. Я понимаю своеобразие вашего производства, но все же постоянно думайте о том, как увеличить выпуск продукции на тех же площадях, возможно, и со сменой оборудования. Перевооружить Ижевск новым оборудованием - забота наркомата, но ждать сложа руки нельзя. Командиры производства должны искать резервы, что-то усовершенствовать, постоянно заботиться о перспективе. Время сейчас суровое. Мы обязаны в готовности встретить любое осложнение международной обстановки.
      Нарком дал ряд полезных советов и машиностроителям. Главным было сокращение трудоемкости винтовочного производства, совершенствование технологии, улучшение условий труда, рост его производительности.
      - Подумайте, - говорил Ванников, - нельзя ли для некоторых деталей создать такие же автоматические линии, какие вы установили для обработки ствола? Думайте о кадрах, так как программа будет постоянно расти. Не забывайте о быте рабочих, улучшайте жилье и питание. Смелее развивайте подсобные хозяйства. В этом тоже немалые резервы производства.
      Далее Б. Л. Ванников говорил, как бы рассуждая сам с собой. Некоторые руководители и на заводах, и в наркомате, и в некоторых других органах не совсем четко представляют особенности промышленности вооружения. А особенность состоит в том, что она должна обладать большей мобильностью. При необходимости мы обязаны увеличить выпуск военной техники в очень короткие сроки, создавать новые виды вооружения. Создавать не годами, а, возможно, за месяц, два, три.
      - Сшить новый модный костюм можно в этом году, а можно и через год, даже через несколько лет, и от этого никакой трагедии в стране не произойдет, - с улыбкой заметил Ванников. - Если же оружие врага окажется лучше и эффективнее нашего, то это может вызвать непредсказуемые последствия. В этом особенность всех отраслей, занимающихся оборонной техникой. Если мы не будем готовы к быстрой перестройке производства, нам всем, начиная от Ванникова и кончая любым руководителем завода, оправдания нет. Мы будем виновны перед партией и народом. По-другому ставить вопрос нельзя. Борис Львович обвел присутствующих взглядом и обратился ко мне:
      - Скажите, сколько рабочих у вас в инструментальных цехах?
      - Более четырех тысяч.
      - А сколько вы производите инструмента для других заводов?
      - Для внешних потребителей готовим режущего и измерительного инструмента, а также приспособлений примерно три-четыре процента от всего выпуска. И еще двенадцать - пятнадцать процентов - на обновление мобилизационных запасов, так как совершенствуется технология, меняется и инструмент.
      - А если завтра или через неделю, - спросил Ванников, - наркомат даст задание освоить новый вид продукции, не снижая выпуска того, что вы уже производите, выйдете из положения, сумеете обеспечить оснасткой новое изделие в короткий срок?
      Ответил, что сумеем, но временно переведем часть инструментальщиков на сверхурочные работы, придержим обновление мобилизационных запасов.
      - Вот это-то и нежелательно, - заметил нарком. - Значит, напрашивается вывод, инструментальное хозяйство на заводе надо продолжать развивать, делать его более мощным, хотя оно у вас и сейчас неплохое. Спросите, куда поставлять излишки инструмента, пока нет соответствующих заданий, скажу: поставляйте народному хозяйству. Не три-четыре процента, а двадцать или даже тридцать процентов от вашего общего выпуска. Это будет хорошим подспорьем стране. И ваша готовность к освоению новых изделий и быстрому наращиванию мощностей возрастет. К тому же не надо обучать инструментальщиков, они у вас уже будут, причем высокой квалификации.
      Я заметил, что мы уже построили для этого целый корпус, но не хватает современного оборудования. Намерены довести количество работающих на этом производстве до пяти тысяч человек.
      Борис Львович твердо заверил, что оборудование для этих целей наркомат даст.
      Затем Ванников разговор о перспективах завел с другой стороны. Он спросил:
      - Сколько производит станков ваш станкостроительный цех?
      Сказал, что в месяц изготовляем более ста специальных станков для собственных нужд и двести станков - народному хозяйству. В ближайшее время месячный выпуск станков для народного хозяйства доведем до трехсот.
      - Неплохо, - согласился нарком, - но попробуйте дать народному хозяйству еще больше станков. Страна ощущает дефицит в станочном оборудовании, и в ваших силах его несколько сократить. И вам выгода - в случае надобности будете располагать мощной станкостроительной базой, а также постоянным квалифицированным составом рабочих, конструкторов и технологов станкостроения, а это важнейшее условие того, что из любой, самой сложной ситуации вы выйдете с честью. В противном случае окажетесь в положении хозяйственника, который голову вытащит, а хвост у него увязнет.
      Свою мысль Борис Львович закончил так:
      - Некоторые руководители в трудных ситуациях используют мощности инструментальных и станкостроительных цехов, переводя рабочих и инженерный состав на основное производство, забирают и часть оборудования у инструментальщиков и станкостроителей. Рассуждают так: мол, главное - давать оружие, а эти производства - вспомогательные. Хочу предостеречь от подобной ошибки. Это все равно что рубить сук, на котором сидишь. На какое-то время в основном производстве дела сдвинутся, зато потом придется вытаскивать из прорыва то, что разорили, а основное производство окажется еще в большем прорыве. К такому приему можно прибегнуть лишь на короткий срок, не нанося серьезного ущерба инструментальному и станкостроительному хозяйству, не растаскивая их, а давая задания на изготовление отдельных деталей, например, для опытных образцов оружия. Берегите эти производства. Они создаются годами.
      Затем пошел разговор с металлургами.
      - Николай Павлович, - обратился Ванников к Дворецкому, недавно назначенному директором металлургического завода, - сколько вы выпускаете наименований сортового проката, металлической ленты, проволоки, литья, кузнечных заготовок?
      - За какое время, товарищ нарком? - уточнил Дворецкий. - Заказы бывают разные.
      - Допустим, за последний квартал?
      - Сорок тысяч наименований.
      - Теперь представьте, что с такой лавиной цифр я обращусь к наркому черной металлургии Тевосяну и попрошу его поставлять этот сортамент нашему наркомату, может, несколько меньше, с учетом, что часть заказов выполняют авиационная промышленность и другие. Наверное, Тевосян выслушал бы меня как не совсем нормального человека и, конечно, не сразу бы ответил, как удовлетворить такую просьбу.
      Что бы вышло, если бы мы заказывали необходимый нам металл на стороне? Что станет, если за каждой тонной нового сорта или нового профиля металла вы будете обращаться в наркомат, а наркомат просить черную металлургию, а та обращаться в Госплан? И ведь после этого родится еще не металл, а какой-то документ, который должен дойти до завода, и только потом вы получите нужное. Мыслимо ли так обеспечивать армию оружием? Если к этому добавить перевозки по всей территории страны, то наверняка мы будем постоянно проваливать все, что от нас потребуют партия и правительство.
      Я вам должен сказать, - продолжал Ванников, - что, располагая достаточно мощной и разнообразной металлургией в целом, мы в наркомате часто испытываем трудности в своевременном снабжении металлом некоторых наших организаций, особенно при создании новых образцов военной техники и выпуске их первых серий.
      Вы не поймите меня так, что мы можем существовать без Наркомата черной металлургии. Многие сорта металла, которые идут на вооружение в больших количествах, например чугун, ферросплавы и многое другое, мы не можем взять на себя, это было бы, мягко говоря, и невозможно, и неразумно. Но специальные стали - дело наше. Не случайно и Наркомат авиационной промышленности занимается алюминиевыми профилями, хотя формально мог бы ставить вопрос так: это, мол, дело цветной металлургии.
      Наседать с нашими специфическими заказами по металлу с многотысячным сортаментом на черную металлургию - значит запутать эту отрасль, и свою заодно, сбить с ритма работу многих металлургических заводов, стонать и жаловаться правительству: мол, не дают то одного, то другого.
      Борис Львович снова обратился ко мне:
      - Владимир Николаевич, вы работали главным технологом и главным инженером до разделения завода. Если вам нужен был новый сорт проката, ленты или проволоки, в какой срок вы его получали?
      - Обычно задание выполняли в течение пяти - десяти дней.
      - А через какое время такой же металл получал, например, Тульский оружейный завод?
      - Если заказ был срочный и отправлялся с прицепкой к пассажирскому поезду, то нужно было не менее десяти - пятнадцати дней. Если же заказ доставляли обычным способом, то срок удлинялся до месяца, а иногда и больше.
      Борис Львович даже поднялся:
      - Вот видите. И это при условии, что Ижевск и Тула находятся в одном наркомате. Когда же металл надо получить с завода другого наркомата, да еще новую марку, то дело затягивается до двух-трех месяцев - и это при особом контроле за исполнением.
      Ванников снова посмотрел на меня:
      - А что вы будете делать, товарищ Новиков, если вашему заводу определим срок изготовления опытной серии, допустим пулеметов, тридцать - сорок дней. Справитесь?
      - За тридцать - сорок - нет, а дней в пятьдесят - шестьдесят, может быть, и уложимся. А вот тулякам или ковровцам и такие сроки не подойдут, если только не таскать к ним металл самолетами, а в самолет много не нагрузишь.
      Обращаясь к первому секретарю обкома партии А. П. Чекинову, Ванников сказал:
      - Видите, Анатолий Петрович, где должна быть главная партийная забота? Металл, инструмент, станки - база вооруженцев. Без такой базы наркомат будет немобильным и не оправдает возложенных на него надежд.
      Поэтому надо делать все, чтобы еще больше развивать и совершенствовать собственную металлургию. Я убежденный сторонник такого подхода к делу. Когда есть хорошая основа, да еще своя, остается только организовать себя.
      И уже в шутку Борис Львович добавил:
      - Видите, я доказал, что у наркомата вам просить нечего, в наркомат вы должны ходить только за заданиями.
      После некоторого раздумья Ванников обратился к строителям:
      - Уважаемые руководители строительства, вы теперь выделены в самостоятельную организацию, не подчиненную руководству заводов. Строительный трест подчинен наркомату. Когда появилось решение разделить завод на два самостоятельных, возник вопрос, как быть со строительным трестом: подчинить его Дворецкому или Новикову? И на том и на другом заводе объем работ большой, но больше у Николая Павловича, а по остроте и срочности у Владимира Николаевича. Поэтому решили строительный трест сделать независимым от директоров заводов. Но это условно. Тресту надо работать, как и раньше, а директорам помогать ему, как и раньше, людьми и материалами.
      Обращаясь к начальнику треста, нарком сказал:
      - Хотя план вы и выполняете, но, видимо, наркомат дал план заниженный, и его надо процентов на двадцать перевыполнить, а материалами мы поможем.
      Конечно, никакого заниженного плана не было. Строители работали в полную силу. Но, как мы поняли, Ванников хотел нацелить нас на еще более высокие темпы начавшейся реконструкции завода. Мы понимали: он знал больше нас и видел дальше. И если он нажимал, значит, какие-то сроки ему казались исторически медленными.
      Были, конечно, и просьбы к наркомату от заводов. Более всего сдерживал развитие производства недостаток электроэнергии и тепла. Наша железнодорожная ветка не справлялась с вывозкой леса, которого требовалось уже более ста пятидесяти вагонов в сутки. Попросили добыть нам хотя бы пять новых паровозов и 100-120 вагонов, так как из тридцати своих паровозов большинство стояло в ремонте, а вагоны тоже старые, подолгу ремонтируются. Дворецкий попросил устранить перебои с поставкой чугуна, которые случаются по вине снабженцев наркомата. Я сказал о том, что надо помочь заводу со строительством жилья. Строим, но мало, а программа резко растет, она требует притока новых рабочих рук. А где расселять людей? Обратил внимание на плохую поставку нам абразивных материалов, особенно шлифовальных кругов.
      - Абразивные круги править нечем, - заметил я, - почти не получаем алмазов для их правки.
      Это заявление вызвало оживление среди присутствующих, так как отсутствие алмазов для правки абразивов было больным местом. Борис Львович тоже весело посмотрел на меня и сказал:
      - Алмазные "карандаши" я выдаю только лично в руки директоров заводов и только в своем кабинете, доставая их из сейфа. Не всем хватает пока алмазов. Мало их в стране, ввозим из-за границы. Хотите совет? Ищите выход из положения сами. Надо найти заменитель алмазов, тогда не надо будет их клянчить и огромное дело будет сделано для народного хозяйства.
      Совет мы учли. Для правки шлифовальных кругов стали частично использовать твердые сплавы из вольфрама. Но полностью обойтись без алмазных инструментов не смогли. Я тоже получал у наркома в кабинете алмазные "карандаши", которые он доставал из своего сейфа. Теперь это может показаться странным. Мы научились добывать алмазы в достатке и даже производить их искусственно. Но тогда этого не умели. Алмазы были дороже золота и платины.
      В заключение Борис Львович еще раз обратился к Анатолию Петровичу Чекинову, первому секретарю Удмуртского обкома ВКП(б), спросил, достаточно ли ясно изложил свое мнение о дальнейшей работе заводов, оговорил, что многие вопросы будут обсуждаться и решаться по ходу дела.
      Чекинов поблагодарил Ванникова и заметил, что обком партии разделяет точку зрения наркома, особенно в том, что касается развития основ оружейного производства, что партийные органы и организации проявят заботу и окажут всемерную помощь и заводам, и Наркомату лесной промышленности в лесозаготовках.
      - Конечно, - подчеркнул Анатолий Петрович, - обкому партии работы прибавится, но мы убеждены, что это так и должно быть, главное - чтобы дела пошли лучше.
      Заканчивая совещание, то ли в шутку, то ли всерьез Ванников добавил:
      - Вот меня, старика, обвиняют, что я везде организую натуральное хозяйство. Отдай Ванникову станкостроение, отдай строителей, отдай учебные заведения, все, мол, он будет делать сам. Я, конечно, немного утрирую, но доля правды есть. На этом этапе развития экономики, по-моему, надо больше брать на себя, а не ходить с мешком просьб к начальству. И директоров к этому приучаю. В этом грешен, но лишь бы дело двигалось.
      Ванников уехал, оставив у всех нас хорошее впечатление о себе. На заводы приезжали разные люди, в том числе и большие начальники. И случалось, некоторые из них не столько вникали в производство, чтобы помочь его наладить, вести еще лучше, сколько искали виновников тех или иных недостатков, которые в жизни всегда есть. Борис Львович показывал пример иного, по-настоящему хозяйского подхода к делу. Он никого ни в чем не упрекнул, ни разу не повысил голоса. Ванников словно советовался с нами. Но мы хорошо чувствовали, чего он хотел, каких результатов от нас ждал. Нет, он не был мягким. Организатор, которому недостает твердости, не добьется желанной цели. Ванников умел спросить и потребовать. Но это он делал в такой форме, которая не обижала людей.
      И до войны, и во время нее, и после, когда Борис Львович был уже наркомом боеприпасов, а затем занимался другими важными делами, наши пути не раз пересекались, и я должен подчеркнуть, что Ванников всегда сохранял присущие ему качества крупного организатора промышленности, хорошего товарища и чуткого, отзывчивого человека. Из людей его ранга и положения, кого я знал, он был, пожалуй, одной из самых значительных и ярких фигур; он оставил большой след и в делах, с которыми был связан, и в сердцах людей, с кем ему довелось работать.
      Преданность Б. Л. Ванникова делу, которому он отдал почти всю свою жизнь, была характерной его чертой. Одному из друзей Борис Львович говорил в годы войны:
      - Вот закончится война, и уйду на пенсию. Буду рыбу удить с внучатами.
      Друг молча улыбался.
      - Что, не веришь? Обязательно так сделаю.
      - Обязательно так не сделаешь. Найдется дело и после войны.
      И действительно нашлось. Ни на какую пенсию Б. Л. Ванников не ушел. Даже будучи очень больным человеком, чувствуя, что его конец недалек, он работал с полной отдачей и самозабвением. В том, что мы ликвидировали американскую монополию на атомное оружие и продвинулись далеко вперед, большая заслуга довоенного наркома вооружения Бориса Львовича Ванникова, чьи усилия отмечены тремя звездами Героя Социалистического Труда.
      Какую бы отрасль ни возглавлял Б. Л. Ванников в дальнейшем, он всегда по возможности строил работу так, чтобы поменьше просить помощи у правительства, а побольше делать самому, в своей системе. Я, например, всегда разделял этот подход к делу. Такой подход, думаю, не потерял значения и теперь, хотя найдутся и оппоненты, которые на нынешнем этапе развития промышленности что-то делают по-иному, возможно, и лучше.
      При всей серьезности Бориса Львовича в подходе к делу, при той огромной ответственности, что лежала на его плечах постоянно, человеком он был веселым, любил пошутить, к месту рассказать анекдот. Когда я бывал у него в кабинете, создавалось впечатление, что он не очень загружен делами. Но это впечатление было обманчивым. Оно происходило оттого, что, говоря с кем-нибудь по телефону, он обязательно находил повод для шутки, умел вставить острое словцо, разрядить обстановку, сказать или попросить таким тоном и в такой форме, что невольно хотелось улыбнуться. Именно эта манера вести разговор с какой-то необычайной легкостью, вроде речь шла не о важных делах, а о пустяках, и давала повод думать о том, что все ему дается легко, без особых усилий. На самом деле все обстояло иначе. Но вот эта шутливость как-то особенно запоминалась.
      Его шутки знало и правительство. Сидя однажды в приемной рядом с помещением, где обычно проходили заседания Политбюро, Ванников подложил незаметно в портфель находившемуся тут же и тоже ожидавшему вызова наркому финансов А. Г. Звереву вилки, чайные ложки и ножи, лежавшие на столе, за которым перекусывали ожидающие, если обсуждение какого-либо вопроса затягивалось, а товарищи отлучиться не могли. Нарком выступал с сообщением о состоянии финансов. Прошли они в комнату заседаний вместе с Ванниковым. И вот открывается портфель (нарком хотел достать необходимые бумаги), а из него вдруг со звоном посыпались ножи, вилки и ложки. На лицах окружающих удивление, а нарком и сам не может ничего понять. Тогда Ванников под смех присутствующих обращается к Сталину:
      - Это я пошутил, положил в портфель приборы из приемной.
      В другой раз на сессии Верховного Совета СССР Борис Львович до начала заседания вытащил незаметно у одного из выступавших, тоже наркома, первую страницу доклада. Выйдя на трибуну, нарком натянул очки и уже было хотел начать доклад, как обнаружил, что не хватает первой страницы выступления. Конечно, он все сказал и так, но потом, узнав, чья это проделка, чуть не побил Ванникова.
      В конце 1938 года нашему заводу поручили делать самозарядную винтовку Токарева. До этого мы выпускали автоматическую винтовку Симонова, принятую на вооружение раньше. Безусловно, опыт производства автоматической винтовки нам пригодился. Но токаревская самозарядка оказалась твердым орешком. Хотя она и была одобрена военными, но при изготовлении к ней все время предъявляли новые и новые требования.
      Это касалось прежде всего уменьшения веса. Создавались большие трудности, так как постоянно происходили конструктивные и технологические изменения.
      Вопрос о замене обычной винтовки автоматической возник много лет назад. Такая винтовка была создана под названием - автоматическая винтовка Симонова образца 1936 года (АВС-36) и даже выпускалась серийно на нашем заводе. Однако спустя некоторое время пришли к выводу, что такая винтовка расходует много боеприпасов и при интенсивной стрельбе нагревается так, что это мешает прицеливанию - меткость стрельбы резко падает. Решили сделать винтовку самозарядной, то есть стреляющей не очередями, а одиночными выстрелами без перезаряжения.
      Одним из важных показателей был вес оружия. Все хотели, чтобы самозарядная винтовка оказалась не только удобной и надежной, но и легкой. Сталин лично следил за ходом конструирования и изготовлением опытных образцов. Редко бывало, чтобы на совещаниях по вопросам обороны не заходил разговор о самозарядной винтовке. Любимой фразой Сталина тут было: "Стрелок с самозарядной винтовкой заменит десятерых, вооруженных обычной винтовкой". Безусловно, скорострельность оружия значительно повышалась. Можно было производить до 20-25 прицельных выстрелов в минуту. Бойцу не требовалось перезаряжать винтовку после каждого выстрела, на что при стрельбе из обычной винтовки тратились усилия и время, он также не терял из виду цель и т. д. В общем, преимущества были как будто очевидными.
      И вот испытания. Лишь две самозарядные винтовки выдержали их. Но какой отдать предпочтение: той, которую сделал Токарев, или той, что представил Симонов? Чаша весов колебалась. Винтовка Токарева была тяжелее, но при проверке на "живучесть" в ней случилось меньше поломок. Изящная и легкая винтовка Симонова, которая по многим показателям превосходила токаревскую, дала сбой: поломался боек в затворе. И эта поломка - свидетельство лишь того, что боек изготовлен из недостаточно качественного металла, - решила, по сути, исход спора.
      Сыграло роль и то, что Токарева хорошо знал Сталин. Имя Симонова ему мало что говорило. У симоновской винтовки признали неудачным и короткий штык, похожий на тесак. В современных автоматах он завоевал полную монополию. Тогда кое-кто рассуждал так: в штыковом бою, мол, лучше драться старым штыком граненым и длинным. Вопрос о самозарядных винтовках рассматривали на заседании Комитета Обороны. Лишь Б. Л. Ванников отстаивал винтовку Симонова, доказывая ее превосходство.
      "Сталин в ходе дискуссии давал возможность всем говорить сколько угодно, а своего мнения не высказывал, ограничиваясь лишь вопросами к выступавшим, вспоминал Борис Львович впоследствии. - Меня он слушал так же внимательно, а вопросы его были столь благожелательны, что принятие моей точки зрения, хотя отстаивал ее я один, казалось несомненным. Каково же было мое удивление, когда Сталин предложил принять на вооружение винтовку конструкции Токарева".
      У Ванникова невольно вырвался вопрос:
      - Почему же?
      Сталин ответил:
      - Так хотят все.
      К производству самозарядной винтовки Токарева приступили на Тульском оружейном заводе. При этом одновременно устраняли отдельные недостатки в конструкции, а также недоделки, возникавшие в технологическом процессе при массовом выпуске самозарядных винтовок. Объем этих работ оказался весьма значительным.
      После многих усилий туляки наконец начали поставлять самозарядки армии. Однако вскоре посыпались жалобы на то, что винтовка тяжела, громоздка, сложна в эксплуатации и бойцы зачастую стремятся от нее избавиться, предпочитая иметь старую винтовку конструкции Мосина. А так как уже шла война с белофиннами, дело приняло острый оборот.
      Бориса Львовича вызвали в Кремль. Сталин встретил его вопросом:
      - Почему приняли на вооружение токаревскую винтовку, а не симоновскую?
      Ванников напомнил, как было дело, но в ответ услышал раздраженное:
      - Вы виноваты. Вы должны были внятно доказать, какая винтовка лучше, и вас бы послушали. Почему вы допустили, что у нас такой длинный тесак?
      Борис Львович промолчал. А Сталин сказал:
      - Надо прекратить изготовление винтовок Токарева и перейти на изготовление винтовок Симонова, а тесак взять самый малый, например австрийский.
      "Как я ни был поражен этими обвинениями, - вспоминал Б. Л. Ванников, возражать и оправдываться было неуместно.
      Но в то же время я сразу представил себе последствия такого решения и счел нужным попытаться предотвратить его.
      - Прекращение производства токаревских самозарядных винтовок, - сказал я, - приведет к тому, что у нас не будет ни их, ни симоновских, так как выпуск последних можно начать не ранее чем через год-полтора.
      Сталин подумал, согласился и отказался от своего намерения. Вместо прекращения производства винтовки Токарева он предложил конструктивно улучшить ее, главным образом в части снижения веса, и уменьшить тесак, сделав все это без замены большого количества технологической оснастки".
      Конструкторы и технологи подробно изучили каждую деталь токаревской СВ, чтобы облегчить ее и улучшить, как сказал Сталин, приблизить "самозарядную винтовку Токарева к самозарядной винтовке Симонова". Все конструктивные изменения направляли главным образом на снижение веса деталей, а так как внедрить их, не меняя автоматики, было нелегко, то облегчили в основном вес металлических деталей, просверливая в них отверстия, увеличивая фаски и т. д., а деревянные детали утончали. Битва шла, можно сказать без преувеличения, за каждый грамм.
      Хлопот с самозарядной винтовкой Токарева было много и в Ижевске, хотя благодаря большим возможностям металлургии у нас все это проходило менее болезненно. Главная трудность заключалась в нехватке производственных площадей - ведь выпуск винтовок Мосина и других изделий не снижали. Пришлось ужимать все, что можно, прежде всего за счет вспомогательных служб, а также прекращения производства некоторых видов станков для народного хозяйства. Вместо этих станков стали изготовлять специальные станки и другое оборудование для нового изделия. Особенно туго пришлось инструментальщикам. Требовалось много нового инструмента, но продолжали выпускать и прежний. А ведь инструментальный цех не резиновый. Пришлось добавлять в цех людей. Было много и других сложностей. Но в конце концов самозарядку Токарева освоили и довели выпуск до 500 винтовок в сутки.
      В конце 1939 года мне позвонили из Москвы и сообщили, что на финском фронте у одной из самозарядных винтовок, изготовленной нашим заводом, лопнула пружина, подающая патроны из магазина в ствольную коробку. Потребовали немедленно разобраться в причине и доложить. В тот же день в Карелию вылетел главный конструктор завода и заместитель начальника сборочного цеха. Вскоре они вернулись с поломанной пружиной. Оказалось, что пружина лопнула не в боевых условиях, а в винтовке, висевшей на стене при входе в помещение, когда мороз достиг 40 градусов. При тщательном исследовании обнаружили в этой пружине очень мелкую, почти микроскопическую царапину на месте поломки. Затем выяснили, что сталь, из которой изготавливали пружины, при температуре минус 40 градусов теряет прочность на 20-30 процентов, а при 60 градусах ниже нуля почти наполовину. Этого, конечно, мы, заводские работники, не учли.