Трибьют

Нора Робертс

Трибьют

Часть I

Демонтаж

Прошлое не может стать настоящим; мы не можем знать того, чего не знаем. Но прошлое, настоящее и будущее скрыты под одним покровом…

Генри Дэвид Торо

1

Как гласит легенда, в этом пруду на маленькой ферме среди рогоза и лилий плавал в чем мать родила знаменитый актер Стив Маккуин. Если это правда – а Силле хотелось думать, что это так, – то «король Голливуда» разделся и нырнул в воду после «Великолепной семерки» и до «Великого побега».

В некоторых версиях легенды Стив той душной летней ночью в Виргинии купался не один, а с бабушкой Силлы. Несмотря на то что каждый из них состоял в браке, легенда придавала этой истории скорее одобрительный, нежели осуждающий оттенок. Но поскольку оба они уже давно умерли, то не могли ни опровергнуть, ни подтвердить ее.

Правда это или нет, но Силла представляла, какое удовольствие получала от этих слухов Дженет Харди, обаятельная и трагичная, искрометная и страстная.

Стоя в желтом свете солнца и ощущая прохладное прикосновение мартовского ветерка, Силла ясно представила себе эту картину. Теплая летняя ночь, голубоватый лунный свет, цветущий сад, наполняющий воздух всевозможными ароматами, прохладная вода цвета ромашкового чая, усыпанная розовыми и белыми цветами, похожими на поблескивающие жемчужины…

Дженет тоже, должно быть, была в самом цвету, подумала Силла. Золотистые пряди волос свободно спадали, рассыпавшись по белым плечам… Нет, плечи тоже были золотистыми от летнего загара. Золотистые плечи в воде цвета чая и счастливые синие глаза, искрящиеся от смеха – и, скорее всего, от пары бокалов шампанского.

Музыка, пронизывающая тьму и вспыхивающая искрами, словно светлячки, мерцавшие то тут, то там далеко в полях. Голоса приехавших на выходные дни гостей, бродивших среди клумб, веранд и двориков, – гостей таких же разных, как светившиеся в темном небе летние звезды. Темные карманы тени, полосы света от фонарей.

Да, все должно было быть именно так. Мир Дженет – это яркий свет и непроглядная тьма. Так было всегда.

Силле хотелось думать, что Дженет нырнула в пруд непростительно обнаженной, хмельной, дурашливой и счастливой. И абсолютно не подозревающей, что ее шумная, отчаянная, блестящая жизнь закончится всего через десять лет.

Прежде чем отвернуться от пруда, Силла записала в свой толстый блокнот: пруд требуется почистить. И добавила еще одну пометку – почитать об устройстве прудов и уходе за ними, прежде чем приниматься за чистку, или пригласить специалиста.

Теперь сады. Или, вернее, то, что от них осталось, подумала Силла, идя через высокую траву. Сорняки, целое покрывало из плюща, разросшиеся кусты с торчащими ветками, похожими на кости, – все былое великолепие пропало. Еще одна метафора, подумала она, все яркое и красивое гибнет в удушающих объятиях сорной травы.

«Тут не обойтись без помощи, – решила Силла. – И существенной». Ей очень хотелось самой сделать все, что только можно, приложить руки, но она просто не в состоянии одна полоть и рубить, резать и жечь, занимаясь перепланировкой сада.

Придется предусмотреть в бюджете бригаду озеленителей. Она отметила в блокноте, что нужно изучить старые фотографии сада, купить несколько книг по ландшафтному дизайну и связаться с местными специалистами, чтобы узнать цены.

Остановившись, она осмотрела заросшие газоны, покосившиеся ограждения и старый амбар, посеревший и покрывшийся шрамами от непогоды. Когда-то здесь жили цыплята – по крайней мере, ей об этом рассказывали – и пара милых лошадок, а вокруг были ухоженные поля и маленький, но пышный фруктовый сад. Ей хотелось верить – а может, просто нужно было верить, – что она сможет все это вернуть. Что будущей весной, а потом все следующие весны она сможет стоять тут и смотреть, как все цветет и распускается – раньше об этом заботилась бабушка.

А теперь это ее забота.

Из-под козырька бейсболки с надписью «Переделка» ее ярко-синие глаза ясно видели, как выглядел сад прежде и во что он превратился теперь. Длинные, спутанные волосы, скорее цвета меда, чем золотистые, выбивались из-под бейсболки, толстый свитер с капюшоном скрывал сильные плечи и стройную спину, длинные ноги были обтянуты линялыми джинсами, а довершали наряд ботинки, которые она купила много лет назад для перехода через Голубой хребет. Те самые горы, которые теперь были видны на фоне неба.

Прошло столько лет, подумала она. Последний раз, когда она приезжала сюда… Это было давно. И, скорее всего, именно тогда были посеяны семена того, чем она сейчас собралась заняться.

Может быть, последние четыре-пять лет она пренебрегала, по крайней мере отчасти, своим долгом? Она могла настоять раньше, могла потребовать. Она могла попытаться что-то сделать.

«Ты делаешь это теперь», – напомнила она себе. Она сожалела об упущенном времени не больше, чем о скандалах, с помощью которых она заставила мать продать ферму.

«Теперь это твое, Силла, – сказала она себе. – Не наломай дров».

Она повернулась и пошла через высокую траву и заросли ежевики к старому деревенскому дому, где Дженет Харди устраивала веселые вечеринки и уединялась в перерывах между съемками. И именно здесь в 1973 году, еще одной душной летней ночью, она лишила себя жизни.

Так утверждала легенда.

Здесь водились призраки. Их присутствие выматывало не меньше, чем обследование трех обветшалых этажей с глубоко въевшейся грязью, пылью и приводящей в уныние разрухой. Силла предположила, что именно призраки уберегли дом от вандалов и других незваных гостей. Легенды, подумала она, могут приносить пользу.

Она посетила несколько местных строительных фирм и договорилась о подключении электричества, а сегодня привезла с собой кучу лампочек и принадлежности для уборки, надеясь, что для начала этого будет достаточно.

Теперь пришла пора приниматься за дело.

Перво-наперво Силла решила заняться четырьмя ваннами, которые не видели щетки последние шесть лет.

Видимо, последние арендаторы не особенно утруждали себя таким занятием, как уборка.

«Могло быть и хуже, – убеждала она себя, пока скребла и чистила въевшуюся грязь. – Тут могли оказаться змеи и крысы. Заткнись, ради бога. Не каркай».

После двух часов тяжелой работы, вынеся бесчисленное количество ведер с грязной водой, Силла наконец решила, что теперь можно пользоваться ваннами без необходимости предварительно делать прививки. Глотнув воды из бутылки, она направилась к заднему крыльцу, чтобы заняться большой кухней. Рассматривая сине-белый пластик потертой кухонной мебели, она недоумевала, чья это была идея и почему кто-то решил, что такая расцветка подходит к милой старой серии «О’Киф и Меррит» и холодильнику «Колдспот».

С эстетической точки зрения кухня была просто ужасна, но чистота – прежде всего.

Силла распахнула заднюю дверь, впуская свежий воздух, снова натянула резиновые перчатки и решительно открыла дверцу духовки.

– Ну и грязища!

Пока добрая половина флакона с жидкостью для чистки плит делала свое дело, Силла занялась решетками, конфорками, а также вытяжкой. В ее памяти вдруг всплыла старая фотография. Дженет в кружевном фартуке поверх сильно приталенного платья, с собранными в нахальный хвостик золотистыми волосами что-то помешивает в кастрюле, стоящей на плите. Она улыбается в объектив, а двое ее детей с обожанием смотрят на нее.

Рекламное фото, вспомнила Силла. Для одного из женских журналов. «Редбук» или «Макколз». В старом деревенском доме плита с центральным грилем сверкала, как новенькая. Она опять засверкает, пообещала себе Силла. Настанет день, когда она будет помешивать что-то в кастрюле, стоящей на этой же плите, – с таким же притворным знанием дела, как ее бабушка.

Она присела на корточки, чтобы проверить, как подействовал очиститель для плиты, но вдруг испуганно ойкнула, услышав свое имя.

Он стоял в проеме открытой двери, и солнечные лучи создавали вокруг его поседевших белокурых волос загадочный ореол. Улыбка сделала морщины на его лице еще заметнее, но карие глаза лучились теплом.

Ее сердце подпрыгнуло от удивления и радости, которые быстро сменились смущением.

– Папа…

Он шагнул к ней, раскрыв объятия, но она всплеснула руками и попятилась.

– Не надо. Я очень грязная. Вся в… Даже не знаю в чем. – Силла вытерла лоб тыльной стороной ладони и с трудом стянула резиновые перчатки. – Папа, – повторила она с улыбкой.

– Вижу чистое местечко. – Он пальцем приподнял ее подбородок и поцеловал в щеку. – Я внимательно тебя осмотрел.

– Лучше не надо. – Она засмеялась, и от неловкости, которую она испытывала вначале, почти не осталось и следа. – Что ты здесь делаешь?

– Кто-то узнал тебя в городе, когда ты заходила в магазин, и сказал Патти. А Патти, – продолжал он, имея в виду свою жену, – позвонила мне. Почему ты не сказала, что приезжаешь?

– Я собиралась. Да, я собиралась позвонить тебе, – когда-нибудь, добавила она про себя. В конце концов. Когда придумаю, что сказать. – Просто сначала я хотела приехать сюда и потом… – она оглянулась на плиту, – увлеклась.

– Вижу. Когда ты приехала?

Она почувствовала укол совести.

– Папа, давай выйдем на крыльцо перед домом. Там не так грязно, и там я поставила холодильник, в котором есть огромный сэндвич – как раз для нас двоих. Я только умоюсь, и мы перекусим.

Конечно, здесь не так ужасно, как на кухне, подумала Силла, устраиваясь с отцом на просевших ступеньках, но все же довольно плохо. Заросшие сорняками лужайка и клумбы, три бесформенные брэдфордские груши, спутанный клубок каких-то побегов, должно быть, глицинии – всем этим нужно будет заняться. Нужно будет. Ведь когда-то здесь росла старая магнолия с темно-зелеными блестящими листьями, а вдоль стены через колючий заслон из степных роз пробивались упрямые бледно-желтые нарциссы.

– Прости, что не позвонила, – сказала Силла, протягивая отцу бутылку холодного чая и половину сэндвича. – Мне правда жаль, что я не позвонила.

Он похлопал ее по колену, открыл ее бутылку, потом свою.

Это так похоже на него, подумала она. Гэвин Макгоуэн всегда принимал вещи такими, какие они есть, – хорошие, плохие, нейтральные. Она не могла понять, как он умудрился жить в той атмосфере, которую создавала вокруг себя ее мать. Но это было очень давно, подумала Силла, и очень далеко отсюда.

– Я плохая дочь, – сказала Силла и вонзила зубы в свою половину сэндвича.

– Хуже не бывает, – согласился он, заставив ее рассмеяться.

– Лиззи Борден, зарубившая папашу топором[1].

– Ты вторая после нее. Как поживает твоя мать?

Силла откусила еще один кусок сэндвича и закатила глаза.

– Она в порядке. Номер Пять пишет для нее эстрадный номер, – поймав удивленный взгляд отца, Силла пожала плечами. – Думаю, что когда твои браки длятся не больше трех лет, то присваивать мужьям номера – это очень удобно и эффективно. Он ничего. Лучше, чем Номер Четыре и Номер Два, и явно умнее, чем Номер Три. И это благодаря ему я сижу здесь и жую сэндвич с непревзойденным Номером Один.

– Как это?

– Чтобы соединить песню и танец, нужны деньги. А у меня они были.

– Силла…

– Подожди, подожди. У меня были деньги, а у нее было кое-что нужное мне. Я хотела этот дом. Уже довольно давно.

– Ты…

– Да, я купила ферму. – Силла тряхнула головой и рассмеялась. – Она так злилась на меня. Но, бог свидетель, ей все это было не нужно. Только посмотри вокруг. Она не бывала здесь годами, десятилетиями, она уволила всех управляющих, смотрителей и сторожей. Но она никогда не отдала бы ферму мне, я совершила ошибку, спросив ее об этом пару лет назад. И не продала бы. В ответ на свою просьбу я получала лишь трагическое лицо и разглагольствования о Дженет. – Силла еще раз откусила сэндвич, на этот раз с наслаждением. – Но теперь ей потребовались начальные инвестиции, и она хотела, чтобы эти деньги вложила я. Я наотрез отказалась, после чего вышел большой скандал. Я сказала ей и Номеру Пять, что куплю эту ферму, назвала цену и дала понять, что не отступлюсь.

– Она продала ее тебе. Она продала тебе маленькую ферму…

– После зубовного скрежета, рыданий и всевозможных обвинений в том, какой неблагодарной дочерью я была с самого рождения. И все такое. Но это не важно, – или очень важно, мысленно поправила себя Силла. – Ферма ей не нужна, а мне нужна. Мама давно бы продала ее, если бы не была связана условиями опеки. Ее можно передать или продать только членам семьи, кажется, вплоть до 2012 года. Как бы то ни было, Номер Пять успокоил маму, и каждый получил то, что ему нужно.

– Но что ты собираешься делать с фермой, Силла?

Жить, подумала она. Дышать.

– Ты помнишь, как тут все было, папа? Я видела только старую любительскую видеосъемку, но ты был здесь в пору расцвета. Великолепный сад, уютные веранды. Индивидуальность и изящество. Именно это я и собираюсь сделать. Все вернуть.

– Зачем?

Силла услышала непроизнесенный вопрос: «Как?» «Это не имеет значения, – подумала она. – Или почти не имеет». А вслух сказала:

– Потому что ферма заслуживает лучшей доли. Дженет Харди заслуживает большего. И кроме того, я могу это сделать. Я уже почти пять лет переделываю дома. И два года из них – самостоятельно. Ни один из моих проектов, конечно, не может сравниться с этим, но у меня есть кое-какой опыт. Я ведь прилично зарабатываю.

– Ты возьмешься за этот дом ради заработка?

– Нет. Я не знала Дженет, но она каким-то образом влияла почти на все, что я делала в жизни. Что-то тянуло ее в этот дом, что-то манит меня сюда.

– Но это так далеко от того, к чему ты привыкла, – сказал Гэвин. – И дело не столько в расстоянии, сколько в атмосфере. В культуре. Деревня Скайлайн может похвастаться населением всего лишь в несколько тысяч человек, и даже города покрупнее, такие, как Фронт-Роял и Кулпеппер, совсем не похожи на Лос-Анджелес.

– Но я хочу пожить такой жизнью, я хочу поближе познакомиться с моими корнями с Восточного побережья! – воскликнула Силла. Ей хотелось, чтобы отец радовался вместе с ней, а не беспокоился, что она потерпит неудачу или отступит. В очередной раз. – Я устала от Калифорнии. Я устала от всего этого, папа. Я никогда не хотела того, что хотела мама – для меня или для нее самой.

– Я знаю, милая.

– Поэтому я поживу здесь какое-то время.

– Здесь? – его лицо вытянулось от удивления. – Поживешь здесь? На этой ферме?

– Я знаю, что это похоже на безумие. Но я много ходила в походы, и в первые несколько дней здесь этот опыт мне пригодится. А потом я могу переселиться в дом. Чтобы все восстановить и привести в порядок, потребуется девять-десять месяцев или даже год. И к тому времени я буду точно знать, хочу ли я остаться или уехать. Если я решу уехать, то придумаю, что делать со всем этим. Но пока, папа, я устала от переездов.

Гэвин немного помолчал, а потом обнял Силлу за плечи. Интересно, подумала Силла, понимает ли он, как много значит для нее этот непринужденный жест? Вряд ли.

– Здесь была красота, надежда, счастье, – сказал он дочери. – На лугу паслись лошади, любимая собака Дженет дремала на солнце, повсюду росли цветы. Дженет сама занималась садом, когда жила здесь. Она говорила, что приезжает сюда, чтобы расслабиться. И на какое-то время ей это удавалось. А потом ей опять нужно было общество – я так думаю. Ей необходимо было, чтобы ее окружали смех и люди. Но проходило время, и она снова приезжала сюда одна. Ни друзей, ни семьи, ни прессы. Мне всегда было интересно, чем она занималась во время этих одиноких визитов.

– Ты ведь здесь познакомился с мамой?

– Да. Мы тогда были еще детьми, и Дженет устроила праздник для Дилли и Джонни. Она пригласила много местных ребятишек. Дженет привязалась ко мне, и меня приглашали каждый раз, когда они приезжали. Мы с Джонни играли вместе и оставались друзьями, даже когда подросли, хотя он уже начал водиться совсем с другой компанией. А потом Джонни умер, и все изменилось. После этого Дженет стала чаще приезжать сюда одна. Идя домой из школы, я забирался на стену, чтобы посмотреть, тут ли Дженет и взяла ли она Дилли. Я видел, как она гуляет одна, или видел лишь свет в окнах. После смерти Джонни я разговаривал с ней всего три или четыре раза. А потом не стало и ее. С тех пор здесь больше ничего не было.

Этот дом заслуживает лучшего, – вздохнул он. – И она тоже. И именно ты должна попытаться это сделать. Наверное, ты единственная, кому это по силам.

– Спасибо.

– Мы с Патти поможем. Можешь остановиться у нас, пока дом не станет пригодным для жилья.

– Я обязательно обращусь к вам за помощью, но хочу остаться здесь. Мне нужно почувствовать это место. Я уже кое-что разузнала, но мне понадобится твой совет по поводу местных рабочих – мне нужны надежные люди. Водопроводчики, электрики, плотники, садовники. И просто физически крепкие люди, способные делать то, что им скажут.

– Бери свой блокнот.

Она вскочила на ноги, сбегала в дом и тут же вернулась с блокнотом.

– Папа, а если бы у вас с мамой все сложилось, ты бы не бросил профессию? Остался бы в Лос-Анджелесе?

– Может быть. Но я не был бы счастлив там. То есть я не был бы счастлив там долго. Ведь я был не очень покладистым актером.

– Но ты был хорош.

– Достаточно хорош, – улыбнулся он. – Но я не хотел того, чего хотела Дилли – для нее самой и для меня. Поэтому я понял, что ты имела в виду, когда произнесла эту же фразу. Это не ее вина, Силла, что у нас другие желания.

– Ты нашел здесь то, что тебе нужно.

– Да, но…

– Это не значит, что я тоже найду, – продолжила за него она. – Знаю. Но могу найти.

Во-первых, подумала Силла, ей нужно разобраться, чего же она все-таки хочет. Больше половины своей жизни она делала то, что ей говорили, и принимала то, что имела, за то, что она должна хотеть.

Она стала артисткой еще до того, как научилась говорить, потому что этого хотела ее мать. Все детство она изображала другого ребенка – он был гораздо красивее, умнее и милее, чем она сама. Когда все это прошло, начался другой трудный период, который агенты и продюсеры назвали неудачными годами, потому что работы было мало. Она записала очень слабый альбом вместе с Дилли, где они выступали как мать и дочь, и снялась в нескольких фильмах в жанре «подростковый слэшер»[2], где завидовала своим героиням, которых убивали самым жестоким образом.

Она выдохлась еще до того, как ей исполнилось восемнадцать, подумала Силла, плюхнувшись на кровать в номере мотеля. Она утратила интерес ко всему и довольствовалась редкими ролями второго плана на телевидении и озвучиванием рекламы.

Но все же длинные телевизионные сериалы и несколько второсортных незапоминающихся фильмов позволили скопить кое-какую сумму. Ей хватило ума сберечь эти деньги, и у нее появилась возможность попробовать разнообразные занятия в надежде найти то, что ей придется по душе.

Мать говорила, что она попусту растрачивает свой талант, а психолог назвал ее поведение «избеганием жизни».

Но Силле было наплевать, что о ней говорят.

Как это ни называй, в конце концов она оказалась здесь, в этом обшарпанном мотеле в Виргинии с перспективой на несколько месяцев погрузиться в тяжелую, грязную и требующую больших затрат работу. Ей не терпелось приступить к делу.

Она включила телевизор, рассчитывая, что он послужит фоном, пока она устроится на жесткой пружинистой кровати и еще раз просмотрит свои заметки. Она слышала, как из автомата, располагавшегося в коридоре в нескольких шагах, выпали несколько жестяных банок и как из-за стены, из соседнего номера, доносились приглушенные звуки телевизора.

Пока на экране тянулись местные новости, она составила список первоочередных дел на завтра. Сначала окончательно привести в рабочее состояние ванную. Она могла переночевать и в палатке, но для того, чтобы переехать из отеля, требовались минимальные удобства. Физический труд предполагал работающий душ. Поэтому сантехника – прежде всего. Затем…

Примерно на середине списка у нее начали слипаться глаза. Напомнив себе, что она собиралась рано выехать из мотеля, чтобы к восьми часам быть на месте, Силла выключила телевизор, а потом свет.

Погружаясь в сон, она слышала, как призраки из соседней комнаты проникают сквозь стену. Голос Дженет Харди и песня, разбившая сотни сердец.

– Как хорошо, – пробормотала Силла, засыпая под звуки знакомой мелодии.

…Она сидела на уютной террасе, откуда открывался красивый вид на живописный пруд и зеленые холмы, тянувшиеся вплоть до синих гор. Розы и лилии наполняли воздух ароматом, от которого пьяно жужжали пчелы, а яркая, как изумруд, колибри порхала в поисках нектара. Солнце ярко светило на безоблачном небе, и все вокруг купалось в волшебном золотом сиянии. Птицы заливались звонкими трелями, как в мультфильмах Диснея.

– Такое впечатление, что в любую минуту может появиться олененок Бэмби, резвящийся вместе с Топотуном, – заметила Силла.

– Именно так я себе это и представляла. В хорошие времена. – Дженет, молодая и красивая, в изящном белом сарафане, потягивала искрящийся лимонад. – Идеальная декорация, готовая к моему выходу.

– А в плохие времена?

– Убежище, тюрьма, ошибка, обман, – Дженет пожала своими красивыми плечами. – Но это всегда был другой мир.

– Ты принесла этот мир с собой. Зачем?

– Он был мне нужен. Я не могла быть одна. Вокруг тебя слишком много места, когда ты один. Чем его заполнить? Подруги, мужчины, секс, наркотики, вечеринки, музыка. Но здесь я могла успокоиться на какое-то время. Я могла делать вид, что опять стала Гертрудой Гамильтон. Хотя она умерла, когда мне было шесть лет, и вместо нее родилась Дженет Харди.

– Ты хочешь стать Гертрудой?

– Конечно, нет, – Дженет засмеялась светлым и ярким смехом, как этот солнечный день. – Но мне нравилось представлять, что я – это она. Гертруда была бы лучшей матерью, лучшей женой и, возможно, лучшей женщиной. Но Гертруда не вызывала бы и малой толики того интереса, что вызывала Дженет. Кто бы помнил ее? А Дженет? Ее никогда не забудут, – повернув голову к Силле, Дженет многозначительно улыбнулась. – Разве ты не доказательство этому?

– Может быть. Но я вижу, что случилось с тобой и что случилось с этим домом, и это ужасно. Я не могу вернуть тебя, но я могу сделать это.

– Ты делаешь это для меня или для себя?

– Наверное, для обеих. – Силла еще раз оглядела рощу, всю в розовом и белом цвету, пышную и благоухающую, лошадей, пасущихся среди зелени полей, как белые и золотистые отметины на склонах холмов. – Мне это не кажется идеальной декорацией. И мне не нужен идеал. Я воспринимаю это как оставленное мне наследство, и если я смогу его восстановить, то это будет дань памяти по отношению к тебе. Я твоя наследница, и здесь мои корни – по отцу. Я хочу понять это и почувствовать.

– Дилли ненавидела это место.

– Не знаю, было ли так всегда, но теперь ненавидит.

– Ей был нужен Голливуд – большие светящиеся буквы. Она родилась с этим желанием, но без таланта или упорства, чтобы добиться своего. Ты не похожа на нее или на меня. Может быть… – Дженет улыбнулась и сделала еще глоток. – Может быть, ты больше похожа на Гертруду. На Труди.

– Кого ты убила той ночью? Дженет или Гертруду?

– Интересный вопрос, – улыбнувшись, Дженет откинула голову и закрыла глаза.

И каков же ответ на этот вопрос? Силла размышляла об этом утром, когда ехала в машине по направлению к ферме. И какое это имеет значение? Зачем искать ответ на вопросы, прозвучавшие во сне?

Что ушло, то ушло. Ее проект имеет отношение к жизни, а не к смерти. Ей нужно что-то извлечь для себя из того, что было заброшено и превратилось в руины.

Остановившись, чтобы отпереть старые железные ворота, перегораживавшие подъездную дорожку к дому, она стала размышлять, не стоит ли вообще избавиться от них. Это будет символично – откроется то, что было закрыто. Или это будет огромной глупостью, которая оставит без защиты и ее саму, и ее собственность? Ворота сопротивлялись тугому, непослушному ключу, и у Силлы на руках остались следы ржавчины.

Черт с ними, с символами и глупостью, решила она. От ворот нужно избавиться, потому что они никуда не годятся. После того как все работы закончатся, она поставит новые.

Остановив машину перед самым домом, Силла отперла и широко распахнула парадную дверь, впуская в дом свежий утренний воздух. Потом натянула перчатки. Нужно закончить уборку на кухне, подумала она. И надеяться, что придет водопроводчик, которого рекомендовал отец.

В любом случае она останется тут. Даже если ей придется разбить палатку перед домом.

Силла уже порядком устала, когда появился водопроводчик, мужчина по имени Бадди, с седой щетиной на щеках. Он вместе с ней обошел дом, выслушивая ее планы и почесывая подбородок. А когда он назвал предполагаемую стоимость работ – ей показалось, что он взял ее с потолка, – она ответила недоуменным взглядом.

Он усмехнулся и еще раз почесал подбородок.

– Могу дать вам неофициальный совет. Это обойдется вам гораздо дешевле, если вы сами купите арматуру и все такое прочее.

– Конечно.

– Вот и ладно. Я составлю для вас смету, и мы посмотрим, что к чему.

– Отлично. А вы не могли бы прочистить сток в ванной на первом этаже? Вода плохо уходит.

– Можно взглянуть?

Силла смотрела, как он работает, но не потому, что не верила Бадди, а потому, что никогда не знаешь наперед, чем все обернется. Бадди сделал все довольно быстро, а сумма, которую он запросил за эту работу, указывала на то, что составленная им смета, скорее всего, тоже окажется приемлемой.

Наблюдая, как Бадди забирается в свой грузовичок, Силла надеялась, что встреча с плотником и электриком, которых она пригласила для оценки объема работ, пройдет так же удачно.

Она достала блокнот, чтобы вычеркнуть встречу с Бадди из списка намеченных на сегодня дел. А затем взяла кувалду. Сегодня ей хотелось что-нибудь разломать, и начать она решила со сгнивших досок парадного крыльца.

2

Силла, с кувалдой на плече и в защитных очках, внимательно разглядывала мужчину, который шел по дорожке к ее дому. За ним трусила карикатурно уродливая собака с огромной квадратной головой на маленьком, приземистом туловище.

Силла любила собак и надеялась, что когда-нибудь у нее будет свой пес. Но это было странное существо с выпуклыми глазами и маленькими заостренными ушами на макушке непропорционально большой головы. Туловище собачонки заканчивалось коротким и тощим хвостиком.

Что касается мужчины, то он явно выигрывал в сравнении с собакой. Линялые, обтрепанные внизу джинсы и мешковатая серая фуфайка скрывали тело высокого худощавого красавца с длинными ногами. На нем были солнцезащитные очки в проволочной оправе, а джинсы на одном колене были порваны. Щеки и подбородок покрывала двухдневная щетина, немного неаккуратная, на ее взгляд, чтобы быть модной. Однако эта щетина хорошо сочеталась с выцветшими прядями густых каштановых волос, которые в беспорядке спадали на лоб.

Она не испытывала доверия к мужчинам, которые обесцвечивают волосы, и подумала, что золотистый мальчишеский загар тоже приобретен в модном косметическом салоне. Но разве она не оставила мужчин такого типа в Лос-Анджелесе? Все эти признаки выглядели довольно безобидно, а красиво очерченные губы мужчины складывались в небрежной приветливой улыбке, но Силла все равно крепче сжала рукоятку кувалды.

При необходимости она может применить эту штуковину не только для разбивания сгнивших досок.

Ей необязательно было видеть его глаза, чтобы понять, что он тоже внимательно разглядывает ее.

Он остановился у ступенек крыльца, а собака вскарабкалась наверх, чтобы понюхать – этот звук скорее напоминал хрюканье поросенка – ботинки Силлы.

– Эй, – сказал мужчина, и его улыбка стала просто ослепительной. – Я могу вам помочь?

– С чем? – поинтересовалась она, склонив голову набок.

– С тем, чем вы собираетесь заняться. Я все гадаю, что это может быть, с той самой минуты, как увидел вас с этим здоровым молотком, – ведь это частные владения. – Он сунул большие пальцы рук в передние карманы джинсов и добавил с тем же протяжным виргинским акцентом: – Вы не очень похожи на вандала.

– А вы коп?

– Я похож на копа не больше, чем вы на вандала. – Его улыбка на мгновение превратилась в усмешку. – Послушайте, мне не хочется лезть в ваши дела, но если вы рассчитываете отбить от этого дома несколько кусков и выставить их на интернет-аукционе, то я вынужден настаивать, чтобы вы передумали.

Кувалда была тяжелой, и Силла сняла ее с плеча. Он не шелохнулся, когда она опустила молоток и поставила его на крыльцо. Но она почувствовала, как незнакомец напрягся.

– Интернет-аукцион?

– Больше мороки, чем прибыли. Кто поверит, что вы продаете настоящий кусок дома Дженет Харди? Может, вам отказаться от этого дела? Я закрою за вами дверь – никакого ущерба и никакого скандала.

– Вы сторож?

– Нет. Кто-то их все время увольняет. Я понимаю, что дом выглядит так, как будто до него никому нет дела, но это не значит, что вы можете запросто прийти сюда и ломать его.

– Если до него никому нет дела, то вам-то что? – удивилась Силла и сдвинула защитные очки на макушку.

– Послушайте, я восхищен смелостью, с которой вы средь бела дня ломаете замки и орудуете кувалдой, но если серьезно, вам следует отказаться от своей затеи. Может быть, семье Дженет Харди будет наплевать, даже если этот дом рухнет при первом же порыве ветра, но… – Он умолк, сдвинул очки на кончик носа, внимательно посмотрел поверх них, а затем снял, оставив болтаться на шнурке. – Я плохо соображаю сегодня утром, – сказал он. – Успел сделать глоток кофе, а потом увидел вашу машину, открытые ворота и все остальное. Силла… Макгоуэн. Не сразу вас узнал. У вас бабушкины глаза.

Его глаза были зелеными, с золотистым ободком и крапинками от солнца.

– И то и другое верно. А вы кто?

– Форд. Форд Сойер. А собака, которая лижет ваши ботинки, – это Спок. Мы живем через дорогу. – Он показал большим пальцем руки себе за спину, и Силла, проследив за его жестом, увидела старый дом в викторианском стиле. – Вы не попытаетесь проломить мне череп, если я поднимусь на крыльцо?

– Пожалуй, нет. Если вы объясните, почему появились только сегодня утром и не видели меня весь вчерашний день, не заметили водопроводчика Бадди, а также разных других рабочих, уехавших отсюда полчаса назад.

– Вчера я еще был на Каймановых островах. Устроил себе небольшой отпуск. А подрядчиков я пропустил, наверное, потому, что встал только полчаса назад. Пил свою первую чашку кофе на веранде перед домом, когда увидел машину и ворота. Подходит такое объяснение?

Звучит логично, подумала Силла. А загар и выцветшие пряди волос, в конце концов, могли образоваться естественным путем. Она прислонила кувалду к перилам крыльца.

– Как одна из тех, кому небезразличен этот дом, я ценю, что вы присматриваете за ним.

– О чем разговор. – Он поднялся на крыльцо, остановившись на ступеньку ниже Силлы. Их глаза оказались на одном уровне, и она подумала, что он все же очень высок. – Что вы собираетесь делать этой кувалдой?

– Разбивать гнилые доски. Крыльцо нужно восстановить. Но сначала разобрать.

– Новое крыльцо, водопроводчик Бадди – кстати, он знает свое дело, – другие рабочие… Похоже, вы собираетесь капитально отремонтировать дом.

– Да. А вы кажетесь физически сильным. Вам не нужна работа?

– У меня уже есть одна, и, кроме того, я не очень дружу с инструментами. Но все равно спасибо. Спок, поздоровайся с нашей новой соседкой.

Пес сел, склонил набок свою большую квадратную голову и протянул лапу.

– Очень мило, – Силле пришлось наклониться, потрясти мохнатую лапу и заглянуть в выпуклые блестящие глаза Спока. – Что это за порода?

– С четырьмя лапами. Будет приятно смотреть на дом и видеть его таким, каким он должен быть, каким я себе его представлял. Ремонтируете, чтобы потом продать?

– Нет, чтобы жить. Какое-то время.

– Да, это милое местечко. Вернее, может стать таким. Ваш отец Гэвин Макгоуэн, не так ли?

– Да. Вы с ним знакомы?

– Он был моим учителем английского в последнем классе средней школы[3]. В конце концов я сдал экзамен, но не без труда и мучений. Мистер Макгоуэн заставляет пахать как лошадь. Ну ладно, не буду мешать вам разбивать ваши доски. Я работаю дома и поэтому большую часть времени нахожусь здесь. Если вам что-то понадобится, крикните.

– Спасибо, – у Силлы не было желания продолжать разговор. Она опустила защитные очки и взялась за кувалду, а он повернулся и пошел по дорожке; собака трусила рядом с ним. – Эй, – Силла не удержалась от искушения, – а кому пришло в голову называть ребенка в честь автомобиля?

Он обернулся.

– У моей мамы недюжинное и несколько необычное чувство юмора. Она утверждает, что я был зачат одной из холодных весенних ночей, когда они с папой согревались в его «Форде Катласе». Возможно, это правда.

– Если и нет, то очень похоже. Еще увидимся.

– Более чем вероятно.

Просто замечательно, думал Форд, сидя за чашкой свежего кофе на веранде и завершая свой прерванный утренний ритуал. Вот она – высокая, с глазами-льдинками, разносит в пух и прах старую веранду.

Наверное, кувалда чертовски тяжелая. У этой девушки сильные руки.

– Силла Макгоуэн, – обратился он к Споку, который сидел неподалеку, – поселилась через дорогу.

Хорошенькое дельце. Форд вспомнил, что его сестра боготворила Кэти Лоуренс, девчонку, которую Силла играла на протяжении пяти… шести… семи… черт знает скольких лет. Он вспоминал, как Алиса таскала с собой коробку для завтраков «Моя семья», играла с куклой Кэти и гордо носила рюкзак с ее же изображением.

Алиса не любила ничего выбрасывать, и он подозревал, что коробка для завтраков и вещи с изображением Кэти до сих пор валяются в ее доме в Огайо, где она теперь живет. Нужно отправить ей письмо по электронной почте и немного подразнить, похваставшись, какая у него теперь соседка.

В те времена бесконечное телевизионное шоу казалось ему скучным. Он предпочитал напряженных «Трансформеров» и фантастического «Рыцаря дорог». Он вспомнил, как после отчаянной ссоры с Алисой, бог знает из-за чего, он выместил свою злость на Кэти, раздев куклу, заклеив ей рот скотчем, привязав к дереву и оставив под охраной своей армии игрушечных десантников.

Ему за это здорово влетело, но он не раскаивался.

Было немного странно стоять здесь и наблюдать, как взрослая, живая версия Кэти орудует кувалдой. И представлять ее без одежды.

У него чертовски хорошее воображение.

Прошло четыре года, подумал Форд, как он поселился здесь, через дорогу от ее дома. За это время в доме сменились два смотрителя, причем последний не продержался и шести месяцев. И до сегодняшнего дня он не видел никого из семьи Дженет Харди. Если не считать двух лет, проведенных в Нью-Йорке, он жил в этих местах всю жизнь, но ни разу не встречал никого из них. Слышал, что дочь мистера Макгоуэна пару раз приезжала сюда, но не видел ее.

Теперь она ведет переговоры с водопроводчиком, разбивает веранды…

Его мысли были прерваны появившимся на дороге черным пикапом, который принадлежал его приятелю Мэтту Брюстеру, местному плотнику. Не прошло и тридцати секунд, как показалась еще одна машина, и Форд решил, что, пожалуй, сварит себе еще одну чашку кофе, приготовит тарелку каши и позавтракает на веранде, чтобы понаблюдать за происходящим.

Вообще-то нужно работать, напомнил себе Форд час спустя. Отпуск закончился, и сроки поджимают. Но там, за соседним забором, происходило столько интересного. К двум машинам присоединилась третья, и он тоже ее узнал. Брайан Морроу, в прошлом отличный жокей и крайний нападающий в лучшей американской футбольной команде, а также член давнего триумвирата Мэтта, Форда и Брайана, владел компанией, которая занималась ландшафтной архитектурой. Со своего наблюдательного пункта Форд видел, как Силла обходит участок вместе с Брайаном, как она размахивает руками и поминутно заглядывает в блокнот.

Он восхищался ее движениями. Наверное, все дело в ногах, думал он, – шаг быстрый, но создается впечатление, что она никуда не торопится. Какое энергичное лицо с синими льдинками глаз и фарфоровой кожей, скрывающей мускулы, необходимые для…

– Постой-ка, – Форд выпрямился, прищурил глаза и вновь вспомнил ее с кувалдой на плече. – Рукоятка покороче, – пробормотал он. – Обоюдоострое лезвие. Да, да. Похоже, я работаю…

Он вошел в дом, взял альбом для рисования, карандаши и, почувствовав прилив вдохновения, отыскал бинокль. Вернувшись на веранду, он навел бинокль на Силлу и настроил фокус, внимательно изучая ее лицо, линию подбородка, телосложение. У нее очаровательные, сексуальные губы, плавные и изогнутые в форме лука.

Приступая к первому наброску, он перебирал сюжеты, отбрасывая их почти сразу же, как только они приходили ему в голову.

Что-нибудь обязательно всплывет, думал он. Очень часто именно наброски подсказывали ему сюжет. Он представлял ее как… Диану, Мэгги, Надин. Нет, нет, нет. Касс. Просто и чуть-чуть по-мужски. Касс Мерфи. Умная, решительная, независимая, даже одинокая. Привлекательная. Он снова навел бинокль. «Да, привлекательная».

Грубая одежда не скрывала ее красивых форм, но несколько преуменьшала их. Он продолжал рисовать – во весь рост, лицо крупным планом, профиль. Затем прервался, чтобы заточить карандаш и подумать. Возможно, очки – это не только клише, условное обозначение умных людей, но и подходящая маска, скрывающая истинное «я».

Он нарисовал очки, пытаясь изобразить простую темную оправу и прямоугольные линзы.

– Вот ты какая, Касс. Или мне следует называть вас «доктор Мерфи»?

Он перевернул страницу и начал новый рисунок. Рубашка сафари, штаны цвета хаки, ботинки, широкополая шляпа. За стенами лаборатории, в полевых условиях. Скривив губы, он снова перевернул страницу и начал рисовать, перебирая, кем и какой может стать придуманная им Касс. Кожа, кираса[4] – с двумя очень симпатичными выпуклостями под ним. Серебристые ремешки на запястьях, длинные обнаженные ноги, буйная грива волос и диадема, символ знатности. Пояс с драгоценными камнями? Возможно. Древнее оружие – двусторонний молот. Сверкающий серебром, когда его сжимает рука прямого потомка богини-воительницы…

Ах да, ему нужно придумать ей имя.

Римляне? Греки? Викинги? Кельты?

Кельты. То, что нужно.

Форд поднял альбом и улыбнулся, глядя на рисунок.

– Привет, красавица. Нам с тобой предстоят большие дела.

Он посмотрел через дорогу. Машины уехали, и, хотя Силлы нигде не было видно, дверь деревенского дома оставалась открытой.

– Спасибо, соседка, – сказал Форд, вставая, и пошел в дом, чтобы позвонить своему агенту.

Этого не может быть – именно такое ощущение испытывала Силла, сидя на уютной террасе отцовского дома, аккуратного кирпичного строения в колониальном стиле, и потягивая чай со льдом, поданный хлопотливой мачехой. Эта сцена никак не совмещалась с предыдущим периодом ее жизни. В детстве ее поездки на восток были короткими и редкими. Работа была важнее – по крайней мере, так считала ее мать.

Иногда отец приезжал к ней, вспоминала Силла. Вез ее в зоопарк или в Диснейленд. Но их всегда – а особенно в разгар популярности ее сериала – преследовали папарацци или окружала толпа детей, родители которых щелкали фотоаппаратами. Работа заслоняет «волшебную страну детства», хочешь ты того или нет.

Кроме того, у отца и Патти была своя дочь, Энжи, свой дом и своя жизнь на другом конце страны. Что, как тогда думала Силла, равносильно другому краю света.

Она никогда не была своей в этом мире.

Может, именно это и пытался объяснить ей отец? Это так далеко, и дело не столько в расстоянии, вспомнила Силла.

– Здесь очень красиво, – вслух сказала она.

– Наше любимое место, – ответила Патти с улыбкой, которая выглядела немного натянутой. – Только еще немного прохладно.

– Нет, хорошо. – Силла лихорадочно соображала, о чем говорить с этой милой, по-матерински ласковой женщиной с приятным лицом, короткими темными волосами и беспокойным взглядом. – Не сомневаюсь, что через неделю или две, когда все начнет распускаться, сад будет великолепен.

Она обвела глазами клумбу, кусты, виноград и аккуратную лужайку, которая наверняка скроется в тени, когда распустятся листья на красном клене и плакучей вишне.

– Вы вложили в сад много труда.

– Нет, я лентяйка. – Патти провела рукой по темным, коротко стриженным волосам и потрогала маленькое серебряное колечко-сережку. – Садовник в нашем доме Гэвин.

– О! – Силла перевела взгляд на отца: – Правда?

– Мне нравится возиться с землей. Наверное, это наследственное, – ответил тот.

– Его отец был фермером, – Патти улыбнулась Гэвину. – Так что это у него в крови.

Знала ли Силла об этом? По-моему, она об этом не знала.

– Здесь, в Виргинии?

– Да, – Патти удивленно посмотрела на нее, а потом перевела взгляд на Гэвина.

– Я думал, ты в курсе: твоя бабушка купила ферму моего деда.

– Я… что? Маленькую ферму? Она была твоей?

– Она никогда не была моей, милая. Дед продал ее, когда я был еще мальчиком. Я помню, как гонялся там за цыплятами и получал за это взбучку. Моему отцу ферма была не нужна, а его братья и сестры – те, кто был жив в то время, – почти все разъехались кто куда. Ну, он и продал ее. Дженет приехала сюда на натурные съемки. «Танец в амбаре».

– Эту часть истории я знаю. Она влюбилась в ферму, на которой проходили съемки, и тут же купила ее.

– Примерно так, – с улыбкой сказал Гэвин. – А дедушка купил себе фургон «Виннебаго» – клянусь! – и они с бабушкой отправились в путь. Колесили по всей стране следующие шесть или семь лет, пока бабушку не хватил удар.

– Это была земля Макгоуэнов…

– И теперь тоже, – продолжая улыбаться, Гэвин отхлебнул чай. – Ведь так?

– Интересно, как замкнулся круг, – Патти похлопала ладонью по руке Силлы. – Я помню, как дом сиял огнями, когда в нем жила Дженет Харди. А летом, проезжая мимо, можно было услышать музыку, а иногда и увидеть женщин в чудесных нарядах и самых красивых мужчин. Иногда она приезжала в город или просто каталась по округе в своем кабриолете. Это было настоящим событием.

Патти снова взяла кувшин, как будто ей нужно было чем-то занять руки.

– Однажды она остановилась у нашего дома, когда мы продавали щенков. По пять долларов. У нашей колли была интрижка со странствующим коммивояжером неизвестной породы. Дженет купила у нас щенка. Сидела прямо на земле и позволяла щенкам прыгать и карабкаться на нее. И все время смеялась. У нее был такой чудесный смех… Но, может быть, это тебе неинтересно?

– Интересно. Я об этом не знала. Я вообще мало знаю. Так это была та самая собака, которая…

– Да. Она назвала его Героем. Старый Фред Бейтс увидел его бредущим по дороге, посадил в свой пикап и привез обратно. Именно он нашел ее в то утро. Это был печальный день. Но теперь ты здесь, – Патти снова накрыла ладонью руку Силлы. – Теперь снова будет свет и музыка.

– Она купила у вас собаку, – пробормотала Силла, – а ферму у твоего деда, – она посмотрела на Гэвина. – Похоже, еще один круг. Ты не поможешь мне с садом?

– С удовольствием.

– Сегодня я наняла ландшафтного дизайнера, но мне нужно решить, что я хочу посадить. У меня есть книга по устройству садов в этой местности, но совет мне не помешает.

– Договорились. У меня есть пара книг по садоводству, которые могут подсказать тебе кое-какие идеи.

– Пара?

– Ну, может, чуть больше, чем пара, – улыбнулся Гэвин, глядя на усмехающуюся жену. – Кого ты наняла?

– Кажется, Морроу. Брайан Морроу.

– Хороший выбор. Он знает свое дело, и он надежен. В старших классах был звездой футбола и никогда не утруждал себя, чтобы выбиться из середнячков. Но создал хороший бизнес и заработал себе репутацию.

– Мне тоже так говорили. Сегодня я встретила еще одного твоего ученика. Форд Сойер, помнишь?

– Конечно! – воскликнула Патти. – Он живет через дорогу.

– Умный мальчик, и всегда был умным, – кивнул Гэвин, не отрываясь от чая. – Любил помечтать, но, если сумеешь его заинтересовать, он включал мозги. Тоже преуспел.

– Да? И как?

– Он сочиняет комиксы. И иллюстрирует их сам, что довольно необычно, как мне говорили. «Сыщик», слышала? Это его. Интересная работа.

– «Сыщик»? Что-то вроде супермена, борца с преступностью?

– Примерно так. История про невезучего частного сыщика, который сталкивается с безумцем, задумавшим уничтожить величайшие произведения мирового искусства при помощи молекулярного скремблера[5], который сделает их невидимыми. Попытка сыщика остановить преступников – а также заработать славу и деньги – приводит к смерти его девушки. Его самого приняли за мертвого, но он просто подвергся воздействию скремблера.

– И сам стал невидимым, – закончила Силла. – Я об этом слышала. Несколько парней из съемочной группы, которая работала над моими фильмами, увлекались комиксами. И Стив тоже, – она имела в виду бывшего мужа. – Они полдня спорили о достоинствах «Сыщика», «Темного рыцаря» или «Людей Х», сравнивая их с «Фантастической четверкой». Когда я пыталась что-то сказать по поводу взрослых мужчин и комиксов, то в ответ получала косые взгляды.

– А Гэвин обожает комиксы. Особенно Форда.

– Правда? – Силла удивилась, представив добродушного учителя средних классов, увлеченно разглядывающего комиксы. – Потому что он твой бывший ученик?

– И это тоже. Но парень рассказывает интересную, содержательную историю со сложным главным героем, который хочет искупить свою вину, борясь со злом. Он попытался сделать доброе дело, но мотивы его были неверными. Он хотел остановить безумца, но ради личной выгоды. И этот поступок стоил жизни женщине, которая его любила, а он не принимал ее всерьез. Его способность быть невидимым становится метафорой – он превращается в героя, но его никто никогда не увидит. Интересная работа.

– Он не женат, – добавила Патти, и Гэвин засмеялся. – Я только хочу сказать, что он живет через дорогу, а Силла собирается поселиться на ферме. Иногда ей может понадобиться компания.

Ну уж нет, подумала Силла.

– Вообще-то днем я собираюсь заниматься ремонтом, а вечерами буду планировать работу на завтра. Какое-то время я буду очень занята, и мне будет не до компании. Кстати, мне пора возвращаться. На завтра у меня запланирована куча дел.

– Разве ты не останешься на обед? – запротестовала Патти. – Попробуй домашней еды, прежде чем уходить. У меня уже готова лазанья – осталось только поставить в духовку. Это быстро.

– Звучит заманчиво, – Силла вдруг поняла, что голодна. – Я с удовольствием останусь на обед, – добавила она с улыбкой.

– Тогда посиди пока здесь и выпей еще чаю с отцом.

Патти вскочила, торопливо пересекла веранду и скрылась в доме.

– Может, ей нужно помочь?

– Она любит возиться с едой, – ответил Гэвин. – Это для нее отдых – как для меня ковыряться в саду. Лучше посиди здесь и не мешай ей.

– Но я причиняю ей беспокойство.

– Немного. Это пройдет. Знаешь, она бы очень расстроилась, если бы ты отказалась от обеда. Лазанья – это конек Патти. Каждое лето она делает соус из помидоров, которые вырастают на моем огороде, и закатывает его в банки.

– Ты шутишь.

Ее искреннее удивление вызвало у него легкую улыбку.

– Это другой мир, милая.

– Это уж точно.

В этом мире, размышляла Силла, люди едят домашнюю лазанью, пьют яблочный коблер[6] и воспринимают ужин как еду, а не как спектакль. А гостю или члену семьи – она полагала, что находится где-то посередине, – дают с собой тарелку, накрытую фольгой, чтобы он мог поесть дома. А если гость или родственник за рулем, то за обедом ему наливают всего один бокал вина, а затем подают кофе.

Силла посмотрела на часы и улыбнулась. К восьми она успеет попасть домой…

Устроив две тарелки в своем старом любимом холодильнике, Силла подбоченилась и огляделась. Голые электрические лампочки отбрасывали резкий свет, отчего тени были черными, и еще заметнее становились трещины на штукатурке и ободранные доски пола. Бедная старушка, подумала Силла. Тебе срочно требуется подтяжка лица.

Она включила фонарик, погасила верхний свет и двинулась к лестнице, освещая себе дорогу.

Выглянув в окно, она увидела огни в окнах домов, разбросанных по холмам и полям. Люди закончили ужинать, думала она, и отправились смотреть телевизор и читать газеты. Детей, наверное, укладывают в постель или заставляют сесть за письменный стол и закончить домашнее задание.

Она сомневалась, что кто-то из них просматривает изменения в сценарии для завтрашних съемок или, зевая, еще раз повторяет текст роли. Глупо завидовать им, подумала Силла, только потому, что у них есть то, чего она была лишена.

Стоя у окна, Силла отыскала окна дома Форда.

Интересно, что он сейчас делает – сочиняет очередное приключение «Сыщика»? Или жует разогретую в духовке замороженную пиццу – ей казалось, что именно так должна выглядеть домашняя еда холостяка. Чем может заниматься сочинитель комиксов, живущий в Виргинии, в отреставрированном доме Викторианской эпохи?

Неженатый автор комиксов, с усмешкой вспомнила она, с бесспорно сексуальной привычкой южанина растягивать слова и с ленивой, почти развязной походкой. И странной маленькой собакой.

Непонятно почему, но ей было приятно видеть свет в окнах через дорогу. Близко, но не слишком. Успокоенная, она отвернулась от окна и пошла наверх, где собиралась забраться в спальный мешок и заняться составлением планов на завтра.

Звонок мобильного телефона вырвал ее из глубокого сна; она открыла глаза и тут же зажмурилась от яркого света, который она забыла выключить, перед тем как заснуть. Чертыхнувшись, Силла вновь приоткрыла один глаз и протянула руку, нащупывая на полу телефон.

Интересно, который час?

Сердце ее учащенно забилось, когда она увидела на дисплее телефона время – 3:28 утра – и номер матери.

– Черт, – Силла раскрыла телефон. – Что случилось?

– Ты так отвечаешь на все звонки? Даже не здороваешься?

– Привет, мама. Что случилось?

– Ты меня расстраиваешь…

Старая песня, подумала Силла. А ты пьяна или под кайфом. Все это уже было.

– Мне жаль это слышать, особенно в половине четвертого утра по местному времени. Ты помнишь, где я?

– Я знаю, где ты, – голос Беделии зазвучал резче. – Прекрасно знаю. Ты в доме моей матери, который ты обманом выманила у меня. Я хочу его вернуть.

– Это дом моей бабушки, который ты мне продала. И ты не можешь его вернуть. Где Марио? – спросила она, имея в виду теперешнего мужа матери.

– Это не имеет отношения к Марио. Только ты и я. Это все, что после нее осталось! Ты прекрасно знаешь, что застала меня врасплох. Воспользовалась моей беззащитностью. Я хочу, чтобы ты немедленно вернулась и порвала документы на передачу собственности, или как они там называются.

– А ты порвешь чек, на котором указана покупная цена?

Последовало долгое молчание, во время которого Силла успела снова лечь в постель и зевнуть.

– Ты бесчувственная и неблагодарная.

В голосе матери зазвучали слезы, но интонация была тщательно рассчитанной, чтобы вызвать отклик, – Силла привыкла к этому.

– Да.

– И это после всего, что я для тебя сделала, после всех моих жертв, которые ты забыла! И теперь, вместо того чтобы отблагодарить меня за все те годы, когда я ставила твои интересы выше своих, ты тыкаешь мне в лицо деньгами.

– Думай что хочешь. Я не отдам ферму. И, пожалуйста, не трать мое и свое время, пытаясь убедить кого-то из нас, что это место что-то для тебя значит. Я здесь, и я вижу, как ты о нем заботилась.

– Она моя мать!

– А ты моя. Это крест, который каждая из нас вынуждена нести.

Силла услышала звон и представила, как стакан с водкой «Кетел» и льдом – по ночам мать предпочитала этот напиток – разбивается о ближайшую стену. Затем в трубке послышались всхлипывания:

– Как ты можешь говорить мне такие ужасные вещи!

Лежа на спине, Силла устало провела рукой по глазам и стала ждать, пока иссякнет поток напыщенных фраз и рыданий.

– Тебе нужно лечь спать, мама. И не звони, когда ты пьешь.

– Какая заботливая. Может, я сделаю то же, что и она. Может, я покончу со всем этим.

– Не говори так. Утром тебе будет лучше… – возможно, мысленно прибавила Силла. – Тебе нужно как следует выспаться. Ты должна готовить программу.

– Все хотят, чтобы я была ею.

– Нет, не все, это ты этого хочешь. Иди спать, мама.

– Марио. Мне нужен Марио.

– Иди, ложись. Я позабочусь об этом. Обещай, что пойдешь спать.

– Ладно, ладно. Я все равно не хочу с тобой разговаривать.

В трубке раздался щелчок, и некоторое время Силла лежала неподвижно. Колкость, произнесенная плачущим голосом в конце разговора, означала, что Дилли готова – она отправится в постель или просто ляжет куда попало и отключится. Как бы то ни было, они миновали опасный поворот.

Силла нажала кнопку быстрого вызова, на которой был запрограммирован Номер Пять.

– Марио, где ты? – спросила она, когда тот ответил на вызов.

Потребовалось меньше минуты, чтобы обрисовать ситуацию, после чего Силла оборвала причитания Марио и отключилась. Она не сомневалась, что он поспешит домой и Дилли получит свою порцию сочувствия, внимания и заботы, в которых она так нуждалась.

Окончательно проснувшаяся и раздраженная, Силла выбралась из спального мешка.

Включив фонарик, она спустилась вниз за новой бутылкой воды. Прежде чем возвращаться в кухню, она открыла входную дверь и вышла на короткий отрезок веранды, оставшийся целым.

Все красивые огоньки, недавно мерцавшие вдали, погасли, и холмы были абсолютно темными. Несмотря на звезды над головой, просвечивавшие сквозь облака, Силле показалось, что она ступила в могилу. Тьма, тишина и холод. Горы как будто съежились на ночь, а воздух был таким спокойным и неподвижным, что ей показалось, будто она слышит дыхание дома у себя за спиной.

– Друг или враг? – вслух спросила она.

Марио бросится к себе домой в Бел-Эйр, будет шептать и гладить, льстить и уговаривать и в конечном итоге подхватит пьяную жену своими мускулистыми (и молодыми) руками и отнесет наверх, в их супружескую постель.

Дилли будет говорить – она часто так говорит, – что она одинока, всегда так одинока. Но вряд ли она понимает, что это такое, подумала Силла. Она не знает всей глубины одиночества.

– А ты? – спросила она у Дженет. – Думаю, ты знаешь, что значит быть одной. Окруженной людьми и абсолютно отчаянно одинокой. Ну, и я тоже. И так лучше.

Лучше, подумала Силла, быть одинокой в тишине ночи, чем быть одинокой в толпе. Гораздо лучше.

Она вошла в дом, закрыла и заперла на ключ дверь.

И услышала, как вздохнул окружавший ее дом.

3

Форд целых два часа наблюдал за Силлой в бинокль, делая зарисовки в разных ракурсах. Как бы то ни было, но вдохновению он был обязан ее манере двигаться не меньше, чем внешности. Линии, изгибы, форма, цвет – все это важно. Но главное – движение. Грация и стремительность. Не балетное изящество, нет. Скорее… грация спринтера. Сила и устремленность, а не элегантность и плавность.

Грация воина, подумал он. Скупая и смертельно опасная.

Ему хотелось увидеть ее с распущенными волосами, ниспадающими на плечи, а не стянутыми на затылке в хвост. Хорошо бы внимательно рассмотреть ее руки и ноги. И, черт побери, любая другая часть ее тела никоим образом не оскорбила бы его чувств.

Он нашел информацию о ней в Интернете и просмотрел несколько фотографий, скачал фильмы с ее участием – так что ему было что изучать. Но последний фильм, в котором она снималась, – «Я тоже смотрю» – вышел восемь лет назад.

Ему была нужна женщина, а не девочка.

Сюжет уже сложился у него в голове и рвался наружу. Форд сжульничал прошлым вечером, отвлекшись на пару часов от последней истории о Сыщике, чтобы набросать план. А может, он немного хитрил и сегодня, но ему хотелось сделать несколько рисунков карандашом, а для этого ему требовались более подробные наброски.

Беда в том, что на его модели было слишком много одежды.

– Хотел бы я видеть ее обнаженной, – пробормотал он, и Спок издал что-то вроде одобрительного рычания. – Нет, это не то, что ты думаешь. Хотя, конечно, и это тоже. Кто бы отказался. Но я имею в виду чисто профессиональный интерес.

Спок жалобно заскулил, схватил маленького потрепанного медведя, с которым он играл, упал на бок и уронил игрушку к ногам Форда. А затем вскочил и принялся пританцовывать на месте, с надеждой глядя на хозяина.

Не обращая внимания на собаку, Форд думал о Силле. Нужно на правах соседа еще раз заглянуть к ней. Может, ему удастся уговорить ее позировать.

Он вернулся в дом, взял альбом, карандаши, экземпляр книги «Сыщик: исчезнувший» и задумался, что еще у него есть, что можно использовать для подкупа.

Он отыскал бутылку великолепного каберне, сунул ее в сумку, а затем направился к дому через дорогу. Спок бросил медведя и потрусил за хозяином.

Она увидела приближающегося Форда, когда загружала очередную порцию хлама и обломков в контейнер для мусора «Дампстер», который она взяла напрокат. В одной из комнат она складывала деревянные дощечки и решетки, которые еще могли понадобиться. Остальное? От него нужно было избавляться.

Силла выбросила мусор и уперла обтянутые резиновыми перчатками руки в бока. И что на этот раз нужно ее красавчику-соседу и его уродливой собачке?

Он побрился, отметила она, когда Форд подошел ближе. Так что вчерашний неряшливый вид объяснялся скорее ленью, чем расчетом. Она предпочитала лень. На плече у него висела большая кожаная сумка. Ступив на дорожку к ее дому, он приветливо махнул рукой.

Спок обнюхал контейнер для мусора и с явным удовольствием поднял лапу.

– Привет. Вы много успели за пару последних дней.

– Нет смысла впустую тратить время.

Его губы медленно растянулись в непринужденной улыбке.

– Тратить время впустую – именно в этом и может быть смысл, – он посмотрел на мусорный контейнер. – Потрошите дом?

– Не совсем, но мусора оказалось больше, чем надеялась. Запущенность разрушает медленнее, чем злой умысел, но так же основательно. Привет, Спок. – Услышав приветствие, пес поднял переднюю лапу. Отлично, подумала Силла, пожимая ему лапу. Страшилище, но хорошо воспитанное. – Чем обязана, Форд?

– Я как раз к этому подхожу. Но сначала – я принес вам вот это, – он сунул руки в мешок и достал оттуда бутылку красного вина.

– Очень мило. Спасибо.

– И вот это, – он вытащил книгу комиксов. – Немного почитать за бокалом вина в конце дня. Это то, чем я занимаюсь.

– Пьете вино и читаете комиксы?

– В общем, да, но я хотел сказать, что сочиняю их.

– Отец мне рассказал, и я отреагировала сарказмом.

– Ясно. Я понимаю язык сарказма, как и многие другие языки. А вы читали мои книги?

Забавный парень, подумала она, с забавной собакой.

– Мне хватило «Бэтмена» во время кастинга на роль подруги Бэтмена для фильма с участием Клуни. Я проиграла Алисии Сильверстоун.

– Может, оно и к лучшему.

– Может, мне повторить? – Силли удивленно вскинула бровь. – Джордж Клуни.

В ответ Форд лишь покачал головой.

– Майкл Китон – он был настоящим Бэтменом. Все дело в немного сумасшедших глазах. Кроме того, после фильмов Китона исчезла романтика. И не говорите мне о Вэле Килмере.

– Ладно. В любом случае я готовилась к пробе, изучая предыдущие фильмы, – да, Китон был великолепен. Я читала комиксы и зубрила мифологию. Наверное, я переусердствовала.

Она пожала плечами, отбрасывая то, что в шестнадцать лет стало для нее серьезным ударом.

– Вы сами рисуете?

– Да. – Он внимательно изучал ее, пока она рассматривала обложку книги. Какой правильно очерченный рот, подумал он, какая плавная линия подбородка. Ему не терпелось схватить блокнот и карандаш. – Я собственник и эгоист. Никто не сделает рисунков к моей книге лучше меня.

– Как много, – она листала страницы, пока он объяснял. – Я всегда думала, что комиксы – это двадцать ярких картинок с характерными «БАХ!», «ТРАХ!». У вас энергичный и живой рисунок, но много тени.

– У сыщика много темных сторон. Я заканчиваю новую книгу. Ее нужно сдать через несколько дней. Возможно, я закончил бы ее уже сегодня, если бы вы меня не отвлекали.

Бутылка вина, которую она держала на сгибе руки, казалось, прибавила в весе.

– Чем это?

– Тем, как вы выглядите, как двигаетесь. Ничего личного. – Он опустил взгляд и принялся объяснять: – Чисто профессиональный интерес. Пытался найти новый персонаж, главного героя для будущих серий, не Сыщика. Женщина – женская сила, слабости, обаяние, беспомощность. И двойственность… Но сегодня это не важно, – добавил он. – Вы моя женщина.

– Прошу прощения?

– Доктор Касс Мерфи, археолог, профессор. Спокойная, тихая, самостоятельная женщина, посвятившая себя работе в поле. Открытия. Одаренный человек. Никто не может сблизиться с Касс. Для нее существует только работа. Она подавляет свои чувства. Так ее воспитали.

– Я подавляю свои чувства?

– Вы – еще не знаю, но она да. Взгляните, – он вытащил из сумки альбом и нашел нужную страницу. Склонив голову, Силла рассматривала рисунок, изучая себя саму, как бы она выглядела, если бы носила строгие костюмы, скромные туфли-лодочки и очки.

– Она выглядит скучной.

– Она хочет выглядеть скучной. Она не хочет, чтобы ее замечали. Если люди будут обращать на нее внимание, то могут помешать, могут вызвать у нее чувства, от которых она бежит. Даже в экспедиции она… Понимаете?

– Угу. Не скучная, а рациональная и практичная. Может, немного сексуальная, если учесть мужской покрой блузки и брюк. Так ей удобнее.

– Точно. Вы в этом разбираетесь.

– Я видела достаточно много раскадровок. Я не разбираюсь в том, что вы делаете, но мне кажется, что из такого персонажа много не выжмешь.

– О, Касс не так проста, – возразил Форд. – Мы должны просто снимать слой за слоем, как это делает она во время раскопок. Так, как она раскапывала древнее оружие и символ власти, когда оказалась запертой в пещере на мифическом острове, который мне нужно придумать. После того как разоблачила подлые планы финансировавшего экспедицию миллиардера, который также оказался злым волшебником.

– Естественно, – хмыкнула Силла.

– Тут мне еще предстоит поработать, но вот она. – Форд не обратил внимания на усмешку. – Брид, богиня-воительница.

– Ух ты, – только и смогла произнести Силла. Вот она какая – длинные ноги, кожаный нагрудник, высокая грудь. Из скучной и практичной она превратилась в дерзкую, опасную и сексуальную. Сапоги до колен, копна вьющихся волос, поднятый к небу двухсторонний молот с короткой рукояткой.

– Похоже, вы преувеличили размер груди, – заметила она.

– Ну… Это трудно определить на глаз. Кроме того, конструкция нагрудника такова, что он приподнимает грудь. Но вы затронули правильную тему – чем вы можете мне помочь. Позировать. Я могу, в конце концов, получить то, что мне нужно, из простых набросков, но лучше было бы…

– Постойте! – воскликнула Силла, вглядываясь во множество мелких рисунков. – Но это же я!

– Да, – смущенно признался Форд.

– Вы наблюдали за мной и рисовали меня, не поставив в известность? И вы не считаете свое поведение невежливостью и навязчивостью?

– Нет. Я рассматриваю это как свою работу. Если бы я пробрался сюда и заглядывал в окна, это было бы невежливым и навязчивым. Вы двигаетесь как спортсменка и немного как танцовщица. В вас чувствуется энергия, даже когда вы стоите. Именно это мне и нужно. И мне не требуется разрешение, чтобы ваша внешность стала основой для персонажа, но дело пойдет быстрее, если вы согласитесь мне помочь.

Она отбросила его руку и нашла страницу альбома с богиней-воительницей.

– Это мое лицо.

– И потрясающее лицо.

– А если я скажу, что позвоню адвокату?

Спок, сидевший у ног Форда, зарычал.

– Это будет недальновидно и грубо. Но дело ваше. Не думаю, что вы чего-нибудь этим добьетесь, но, чтобы обезопасить себя, я могу кое-что изменить. Рот побольше, нос немного длиннее. Сделаю ее рыжей – кстати, это неплохая идея. Чуть пошире скулы. Посмотрим, что получится.

Он взял карандаш и открыл чистую страницу. Силла смотрела, как он непринужденно и быстро делает набросок.

– Глаза я оставляю, – бормотал он, не отрываясь от работы. – У вас глаза убийцы. Изменим рот, капельку увеличим нижнюю губу, скулы в форме ромба, удлиним нос. Это приблизительно – но тоже великолепное лицо.

– Если вы рассчитываете уговорить меня…

– Но ваше мне нравится больше. Соглашайтесь, Силла. Кто откажется стать супергероем? Обещаю, Брид будет не более агрессивной, чем подруга Бэтмена.

Она не любила попадать в глупое положение, и она не нравилась сама себе, когда злилась.

– Уходите. Мне нужно работать.

– Я так понимаю, это отказ позировать.

– Понимайте как хотите, но, если вы не уйдете, я возьму мой волшебный молот и стукну вас по голове.

Он улыбнулся и заметил, что ее руки непроизвольно сжались в кулаки.

– Вот это характер. Ладно, дайте мне знать, если передумаете, – сказал он, закрыл альбом и сунул его в сумку. – Пока, – добавил он и, заложив карандаш за ухо, в сопровождении Спока пошел по дорожке прочь от ее дома.

…Она кипела от негодования. Физический труд помогал выпустить пар, но злость все равно никуда не девалась. Ей везет, ей чертовски везет – поселиться в самой глуши и встретить шумного, назойливого и бесцеремонного соседа, не уважающего границ частной жизни.

Ее границ. Ее частной жизни.

Единственное, чего она хотела, – делать то, что хочет, когда хочет и как хочет, и по большей части собственными руками. Она хотела здесь построить не только новый дом, но и новую жизнь. Жизнь на своих условиях.

Силла не обращала внимания на то, что от физического труда ломило все тело. Она даже считала это чем-то вроде почетного знака – как и мозоли.

И, черт побери, она не желала, чтобы каждый ее шаг, каждое ее движение зарисовывались этим художником.

– Богиня-воительница, – вполголоса бормотала она, очищая забившиеся и просевшие водостоки. – Сделай ее рыжей, нарисуй ей коллагеновые губы и огромные сиськи. Все так.

Она спустилась с раздвижной лестницы и, поскольку водостоки были последним пунктом в ее списке дел на этот день, растянулась прямо на земле.

Ей хотелось полежать и расслабиться в джакузи, а затем насладиться часовым сеансом массажа. А завершить эти удовольствия должны были пара бокалов вина и, возможно, секс с Орландо Блумом. После этого она, может быть, почувствует себя человеком.

Из всего списка в наличии было только вино, и ей пришлось с этим смириться.

Вздохнув, она поняла, что злость прошла. Мысли были чисты, тело истощено, и она поняла истинную причину своей реакции на рисунки Форда.

Десять лет терапии не прошли даром.

Застонав, она заставила себя встать. И пошла в дом за вином.

…Под рычание Спока, терзавшего плюшевого медведя, Форд обводил последний лист. Окончательный вариант должен быть цветным, но его метод заключался в том, чтобы отодвинуть этот этап как можно ближе к завершению работы.

Он уже обвел границы листа и прорисовал предметы на заднем плане своей перьевой ручкой «108 Хант». Закончив со светлыми участками переднего плана, он отступил на шаг, прищурился, внимательно присмотрелся и одобрительно кивнул. В очередной раз Сыщик, сгорбившись, опустив глаза и наполовину отвернув лицо от зрителя, отступал в тень, скрывавшую его существование.

Бедняга.

Форд очистил перо, которым рисовал, и отложил его в сторону. Затем выбрал кисть, окунул ее в тушь и энергичными мазками начал закрашивать темные области карандашного рисунка. Обмакнув кисть в тушь несколько раз, он должен был мыть ее. Процесс требовал времени, терпения и твердой руки. На последнем, самом мрачном листе Форд планировал много черного – поэтому эти места он тушевал осторожно, прекрасно зная, что от чрезмерного количества туши лист может покоробиться.

Когда работу прервал стук во входную дверь внизу – Спок ответил на это яростным лаем, – он сделал то, что делал всегда, когда его прерывали. Выругался. Пробормотав затем несколько слов – короткое ритуальное заклинание. И, сполоснув кисть в воде, он пошел вниз открыть дверь.

Раздражение сменилось удивлением – на его веранде стояла Силла с бутылкой каберне в руке.

– Успокойся, Спок, – сказал он собаке, которая заливалась лаем у порога. – Не любите красное? – спросил он Силлу, открывая дверь.

– У меня нет штопора. – Увидев Силлу, Спок сделал пару радостных прыжков и с восторгом прижался к ее ногам. – И тебе привет.

– Он радуется, что вы не десант инопланетян.

– Я тоже.

– Ладно, входите, – ее ответ вызвал у Форда улыбку. – Я поищу штопор. – Он сделал несколько шагов по коридору, остановился и повернул назад. – Вы заберете штопор, или мне открыть бутылку, и мы выпьем ее вместе?

– Пожалуй, откройте.

– Тогда немного подождите. Мне нужно сначала вымыть кисть.

– Вы работаете. Тогда я просто возьму штопор.

– Работа может подождать. Кстати, который час?

Она отметила, что он не носит часы, и взглянула на свои.

– Около половины восьмого.

– Работа точно подождет, а вот кисть не может. Мыло, вода, штопор и бокалы – все это на кухне. – Он взял ее под руку – непринужденно, но достаточно твердо, чтобы повести туда, куда хотел.

– Мне нравится ваш дом.

– Мне тоже. – Он вел ее по широкому коридору с высокими потолками, обрамленными кремовым пояском над карнизом. – Я купил его почти таким же, какой он теперь. Предыдущие хозяева сделали хороший ремонт, и мне осталось только обставить его мебелью.

– Что вас в нем привлекло? Обычно для покупателя имеется одна или две наживки. Вот это, – добавила она, входя в огромную кухню, отделенную широкой гранитной стойкой от светлой гостиной, – как раз для меня.

– А для меня – вид со второго этажа и освещение там, наверху. Я работаю наверху, так что это было главным.

Он открыл буфет, взял штопор, и Силла поняла, что в его доме все лежит на своих местах. Отложив штопор, он шагнул к раковине, чтобы вымыть кисть.

Спок исполнил замысловатый танец с прыжками и помахиванием хвостом, а затем пулей вылетел в дверь.

– Куда это он?

– Когда я в кухне, в его мозгу срабатывает пищевой рефлекс. Вот что значит этот радостный танец.

– Правда?

– Да, он очень простой парень. Еда делает его счастливым. В прихожей у него есть автоматическая кормушка. В любом случае кухней я почти не пользуюсь – и столовой тоже, потому что не устраиваю обеды, а просто ем. Я тоже очень простой парень. Но я люблю просторные помещения. Присаживайтесь, – он тщательно промыл щетинки кисти, поставил ее в стакан и взялся за штопор.

Силла села за стойку, восхищенно разглядывая сдвоенную духовку из нержавеющей стали, шкафчики из вишневого дерева, плиту с шестью конфорками и грилем под сверкающим стальным колпаком вытяжки. А также его ягодицы – накопившаяся к концу дня усталость не сделала ее бесчувственной.

Из одного из шкафчиков с узорчатыми стеклянными дверцами Форд достал два бокала и налил вино. Один он протянул Силле, затем поднял свой и облокотился на стойку рядом с ней.

– Итак.

– Итак, – перебила его Силла. – Скорее всего, некоторое время нам придется жить через дорогу друг от друга. Так что лучше сразу все прояснить.

– Прояснить – это хорошо.

– Мне лестно, что меня представляют в образе мифической богини-воительницы, – начала она. – Необычно, но лестно. Может, мне это даже нравится – помесь Зены и Чудо-Женщины, в стиле двадцать первого века.

– Хорошо, причем недалеко от истины.

– Но мне не нравится, что вы наблюдали за мной и рисовали меня, когда я об этом не знала. Это меня не устраивает.

– Потому что вы рассматриваете это как вторжение в частную жизнь, а для меня это просто естественный процесс наблюдения.

Она сделала глоток.

– Всю жизнь люди смотрели на меня, фотографировали. Наблюдали за мной. Прогулка пешком, покупка туфель или мороженого – все это превращалось в фотосессию. Я не могла этого контролировать. Теперь я ушла из профессии, но я остаюсь внучкой Дженет Харди, и время от времени все повторяется.

Примечания

1

Лиззи Борден – подозреваемая в убийстве своих отца и мачехи, была оправдана присяжными. «Дело Лиззи Борден» – один из самых ярких примеров нераскрытых убийств в истории американской преступности ХХ в. – Здесь и далее – прим. ред.

2

Слэшер (от англ. slash – удар сплеча, рубить) – поджанр фильмов ужасов, для которого характерно наличие убийцы-психопата и жертв-подростков.

3

Средняя школа – в американской образовательной системе существует 3 типа школ: начальная школа (5 лет обучения), средняя школа (3 года обучения) и высшая школа (4 года обучения).

4

Кираса – вид доспехов (чаще всего – кожаный нагрудник).

5

Скремблер (от англ. scrambler) – шифровальное устройство.

6

Коблер – напиток из фруктов или ягод, сока, вина и льда, вид коктейля.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.