Ева Даллас - Театр смерти

Нора Робертс

Театр смерти

1

Убийство всегда обладает некой притягательной силой. Примитивное или изощренное, полное черного юмора или печальной скорби – это самое тяжкое преступление испокон века является предметом пристальных исследований как в жизни, так и в искусстве.

На протяжении всей истории человечества демонстрация убийства неизменно собирала людские толпы. Римляне давились при входе в Колизей, желая насладиться кровавым зрелищем того, как гладиаторы мечами и трезубцами превращают друг друга в отвратительные ошметки мяса. А чтобы отвлечься от будничных дел и взбодриться, шли поглядеть, как несчастных христиан скармливают голодным львам на потеху беснующейся публике.

Вряд ли подобное зрелище вызывало бы такой интерес, если бы хоть на миг можно было допустить, что в неравной схватке люди смогут победить хищников. Убийство зверя – совсем другое дело. Оно не дает того дикого азарта, того кратковременного помешательства, которое предлагает зрителю настоящее убийство – убийство себе подобного. И люди расходились по домам, довольные тем, что их деньги не пропали даром, а еще – тем, что сами они живы и здоровы. Наблюдать узаконенное убийство – прекрасный способ доказать себе, что, в конце концов, у тебя самого, несмотря на жизненные невзгоды, дела обстоят не так уж и плохо.

За последние два тысячелетия человеческая природа мало изменилась. Пожирание христиан львами, возможно, осталось в прошлом, но и в двадцать первом веке убийство имело неизменно высокий рейтинг в средствах массовой информации. Разумеется, обличье его теперь стало куда более цивилизованным. Целые семьи, влюбленные парочки, яйцеголовые умники и их неотесанные провинциальные родственники выстраиваются в длинные очереди и отпихивают друг друга локтями, желая, чтобы их развлекли созерцанием убийства.

Лейтенант Ева Даллас имела дело с преступлением и наказанием в силу своих профессиональных обязанностей: она работала в отделе по расследованию убийств. Однако сегодня вечером она сидела в удобном кресле переполненного театрального зала и смотрела спектакль, главную интригу которого составляло именно убийство.

– Это он! Голову даю на отсечение, убийца – он!

Рорк усмехнулся, но ничего не сказал. Реакция жены была интересна ему не меньше, чем происходящее на сцене. Ева подалась вперед, вцепившись руками в хромированные перила директорской ложи, и буквально ощупывала взглядом сцену. Но в этот момент занавес пошел вниз, и наступил антракт.

– Это Воул, – безапелляционно заявила Ева. – Именно он убил женщину. Размозжил ей голову, чтобы захапать ее денежки.

Рорк разлил по бокалам шампанское из бутылки, охлаждавшейся в серебряном ведерке со льдом. Приглашая жену на открытие первого сезона в своем новом театре, он не знал, какова будет ее реакция на пьесу об убийстве. И теперь был весьма доволен тем, что пьеса ее захватила.

– Может, ты и права.

– Не «может», а права. Уж я-то в этом разбираюсь!

Ева взяла высокий изящный бокал и посмотрела на мужа. Боже, что у него за лицо! Казалось, оно вырезано резцом какого-то гениального скульптора, которому подвластны сокровенные тайны мастерства. Его невероятная красота заставляла учащенно биться сердце любой женщины. Темная копна длинных волос, тонкие черты, идеально очерченные губы, которые теперь были изогнуты в подобии улыбки… Он протянул руку и прикоснулся к волосам жены. При взгляде в его глаза – горящие, пронзительно синего цвета – у Евы до сих пор замирало сердце. Она не переставала удивляться, как мужчина одним только взглядом может довести ее до такого состояния.

– На что ты смотришь? – спросила она.

– На тебя. – В этих простых словах, произнесенных с легким ирландским акцентом, все звуки были волшебными. – Я люблю на тебя смотреть.

– Правда? – Ева склонила голову набок. Она наслаждалась, думая о том, что впереди – беззаботный вечер, который они проведут вдвоем. – Значит, ты не против того, чтобы подурачиться?

Рорк поставил бокал с шампанским и пробежался пальцами вверх по стройной ноге жены – до того места на бедре, где заканчивалось ее короткое платье.

– Прекрати, извращенец!

– Но ты же сама попросила.

Ева засмеялась и подала мужу его бокал.

– Половина зрителей в этом твоем театре и без того смотрят в бинокли не на сцену, а на нашу ложу. Им интересен Рорк, а уж потом – все остальное.

– Нет, они смотрят на мою красавицу жену – лучшего в городе сыщика, которому удалось положить меня на обе лопатки.

Как и ожидал Рорк, Ева фыркнула, а он, воспользовавшись этим, подался вперед и на мгновение прижался губами к ее губам.

– Держи себя в руках! – с притворной строгостью предупредила она. – Иначе нам придется уйти, не дождавшись окончания спектакля.

– Но мы же фактически молодожены! А молодоженам ничуть не стыдно целоваться на глазах у посторонних.

– Можно подумать, тебя волнует, что стыдно, а что не стыдно! – Ева положила руку на грудь мужа и отодвинула его на безопасное расстояние. Затем она отвернулась и стала рассматривать зал.

Ева плохо разбиралась в архитектуре и дизайнерском искусстве, но это помещение буквально дышало роскошью. Наверняка Рорк привлек лучших специалистов, чтобы вернуть старому зданию его былое величие и славу. Пока продолжался антракт, сотни зрителей входили и выходили из огромного зала, и их голоса сливались в глухой непрекращающийся гул. Некоторые были одеты роскошно, другие вполне естественно чувствовали себя в обычных кроссовках и безразмерных пиджаках в стиле ретро – писк моды нынешней зимы.

Расписанные потолки, словно парящие на недосягаемой высоте, мили красного коврового покрытия, акры позолоты – театр был отделан в соответствии с пожеланиями Рорка. Впрочем, вообще все, чем он владел, было сделано в соответствии с его желаниями, а владел он, похоже, чуть ли не всем, что можно купить за деньги. Так, по крайней мере, часто казалось Еве. Она до сих пор не могла к этому привыкнуть, и каждый раз при мысли о том, что ее мужу принадлежит едва ли не вся планета, ей становилось не по себе. Но куда деваться! В конце концов, это был Рорк, ее муж, с которым она поклялась быть вместе «и в горе, и в радости». Кстати, за год, в течение которого Рорк и Ева были вместе, они испытали достаточно и того и другого…

– Да, ну и наворотил ты здесь всего, дружок, – произнесла Ева, снова обводя глазами зал. – Я, конечно, видела фотографии театра, но такой роскоши даже представить себе не могла.

– Роскошь – это еще не все, – ответил Рорк. – В театре главное люди: и те, что на сцене, и те, что в зале.

– Поверю тебе на слово. Но почему для открытия сезона ты выбрал эту пьесу?

– Потому что это великолепно скроенная история. В ней есть и любовь, и предательство, и убийство. Да и актерский состав поистине звездный.

– И на всем – отпечаток твоей титанической личности! Но Леонард Воул все равно виновен. Это он совершил убийство. – Ева Даллас, прищурив глаза, снова стала смотреть на сцену, будто ее взгляд мог проникнуть за тяжелый красный с позолотой занавес. – Его жена – классная женщина, она еще наверняка себя проявит. Адвокат тоже хороший мужик.

– Не адвокат, а барристер, – поправил жену Рорк. – Действие пьесы происходит в Англии в середине двадцатого века. Там адвокаты по уголовным делам называются барристерами.

– Какая разница! А костюмы просто великолепные!

– Они – подлинные. Кстати, в 1952 году по этой пьесе был поставлен фильм «Свидетель обвинения». Он имел оглушительный успех. В нем тоже играли звезды первой величины.

«Наверняка у Рорка есть диск с записью этого фильма», – подумала Ева. Ее муж вообще питал необъяснимую слабость к черно-белым картинам середины прошлого века. В отличие от многих он умел находить в черно-белых фильмах большую глубину и хотел, чтобы и Ева постигла их прелесть.

– Режиссер и его помощники постарались на славу – подобрали артистов, которые и внешне похожи на киношных исполнителей, но при этом обладают яркой индивидуальностью. Как-нибудь мы обязательно посмотрим этот фильм, и ты поймешь, что я имею в виду.

Рорк тоже обвел глазами огромный зал. Как бы ни было ему приятно проводить вечер в обществе любимой жены, все же он оставался бизнесменом, а постановка этой пьесы была для него прежде всего выгодным финансовым проектом.

– Все же не зря я затеял все это! Вот увидишь: спектакль будет идти долго и с большим успехом.

– Ой, смотри, вон доктор Мира! – воскликнула Ева, привстав с кресла и указывая на полицейского психолога – элегантную женщину, затянутую в длинное белоснежное платье. – С мужем пришла. Его сегодня просто не узнать!

– Хочешь, пошлем им записку и пригласим куда-нибудь после окончания спектакля? – предложил Рорк.

Ева уже открыла было рот, чтобы согласиться, но затем пристально посмотрела на Рорка и мотнула головой:

– Нет, не надо. У меня на сегодняшний вечер другие планы.

– Правда?

– Да. А ты что, против?

– Вовсе нет. – Рорк долил в бокалы шампанского. – А теперь, пока у нас есть несколько минут перед началом второго действия, расскажи мне, почему ты так уверена, что убийца – Леонард Воул?

– Слишком он гладенький, слишком лощеный. Но не так, как ты, – добавила Ева, вызвав у Рорка усмешку. – У тебя лоск идет изнутри, а он будто маслом намазан.

– Дорогая, ты мне льстишь…

– Как бы то ни было, он скользкий тип. Умело разыгрывает из себя честного, трудолюбивого, доверчивого человека, которому в какой-то момент не повезло. Но такие «отличники», да еще имеющие жен-красавиц, не связываются с несимпатичными дамами преклонного возраста, если только у них нет какой-то тайной цели. А у этого цель гораздо более масштабная, нежели всучить дурацкую кухню, которую он соорудил.

Ева отпила из своего бокала, и тут в зале чуть пригасли огни, возвещая о том, что антракт окончился.

– Жена знает, что убийство совершил он. Кстати, основное действующее лицо – вовсе не он, а она. Эта женщина – умница. Если бы я расследовала это дело, то главное внимание обратила бы именно на нее. Да уж, я бы поговорила по душам с Кристиной Воул!

– Значит, пьеса тебе понравилась?

– Умная вещь.

Занавес поднялся, но вместо того, чтобы следить за действием на сцене, Рорк продолжал любоваться Евой, думая о том, что она, наверное, самая удивительная женщина на свете. Совсем недавно она вернулась домой в одежде, запачканной кровью. К счастью, чужой. Оказалось, что она расследовала дело, раскрытие которого заняло у нее всего один час – с того момента, как было совершено убийство, и до того, как арестованный сознался в его совершении.

К сожалению, не часто все происходило с такой потрясающей простотой. Рорк нередко наблюдал, как Ева доводит себя буквально до изнеможения, отчаянно рискует жизнью – и все для того, чтобы правосудие восторжествовало. И это было лишь одно из многих ее прекрасных качеств, которыми Рорк неподдельно восхищался.

А теперь она здесь, рядом с ним, в элегантно обтягивающем черном платье. Из драгоценностей на ней был лишь редкостной красоты бриллиант в форме капли, который подарил ей Рорк. Он лежал, словно сияющая застывшая слеза, в ложбинке между грудями Евы. И только прическа ее была, как всегда, небрежной – шапка коротких каштановых волос. Губы Евы были не накрашены – она редко пользовалась губной помадой. Ее красивое волевое лицо вообще не нуждалось в косметике.

Она смотрела спектакль холодными глазами полицейского: пыталась уяснить мотив преступления, найти улики, чтобы в итоге вычислить убийцу – точно так же, как она делала бы это, занимаясь настоящим расследованием. Рорк видел, как сжались губы Евы и сузились ее глаза, когда она наблюдала за действием. Кристина Воул как раз заняла свидетельское место – и начала предавать мужчину, которого называла своим мужем.

– Она что-то задумала! Я же тебе говорила, что она непростая штучка!

Рорк сжал руку жены.

– Говорила, говорила…

– Она лжет, – пробормотала Ева. – Вернее, ловко перемежает ложь с правдой. При чем тут кухонный нож? Ну, порезался он им – это не так важно. Отвлекающий момент. Это не орудие убийства, которое, кстати, даже не присутствует среди улик. Но если он просто порезался этим кухонным ножом, когда резал хлеб, – и все с этим согласятся, – на кой черт он тут нужен?!

– Воул утверждает, что порезался случайно, – заметил Рорк. – Но он мог сделать это намеренно, чтобы объяснить кровь на рукавах.

– Не имеет значения. Это все дымовая завеса. – Ева нахмурила брови. – А он хорош! Смотри, как держится. Делает вид, будто потрясен, подавлен ее показаниями.

– А разве нет?

– Тут что-то не так. Чего-то не хватает… Но я выясню, чего именно.

Еве нравилось тренировать свой ум при каждом удобном случае, рассматривая вещи под разными углами, анализируя и пытаясь найти ключики к самым мудреным замочкам. До того, как они с Рорком поженились, Ева ни разу не была в театре, очень редко смотрела видео и еще реже позволяла своей подруге Мэвис затащить ее в кино. И сейчас живая игра актеров захватила ее. Сидя в темном зале и наблюдая за развитием событий на сцене, она начинала чувствовать себя участницей происходящего. Причем без всякой ответственности. Глупая богатая вдова, которая позволила проходимцу размозжить ей голову, не ждала помощи от лейтенанта Евы Даллас, поэтому теперешнее «расследование» превращалось в захватывающую игру.

Если все сложится так, как хочется Рорку, – а иначе просто не бывает, – эта богатая вдова будет умирать шесть раз в неделю по вечерам и два – во время утренних спектаклей. Причем продолжаться это будет несколько месяцев – на потеху «детективам», сидящим в креслах согласно купленным билетам.

– Не стоит он того, – пробормотала Ева. Пьеса настолько захватила ее, что она искренне негодовала на персонажей, которые были ей не по душе. – Кристина жертвует собой, разыгрывает перед присяжными спектакль, чтобы они увидели в ней хищницу, бессердечную суку. И все для того, чтобы выгородить его. Потому что она его любит. А он просто дешевка!

– Но ты же сама сказала, что она предала его, – откликнулся Рорк.

– Это только кажется, – отмахнулась Ева. – На самом деле, прикинувшись злодейкой, она перевела все стрелки на себя. На кого смотрят сейчас присяжные? На нее. Она оказалась в центре внимания, а о нем все уже забыли. Здорово у нее голова работает! Только вот ради кого? Ради этого ничтожества? Неужели она сама еще этого не поняла?

– Подождем – увидим.

– Ну скажи, я права?

Рорк наклонился и поцеловал жену в щеку.

– Нет.

– Нет? Я не права?!

– Нет, я не скажу тебе. А ты помолчи, иначе пропустишь что-нибудь важное.

Ева бросила на мужа сердитый взгляд, но все же послушалась и продолжала смотреть спектакль молча. Когда присяжные признали подсудимого невиновным, она возмущенно закатила глаза. Ну и олухи! Значит, присяжные – дураки не только в реальной жизни, но и в пьесах. Если бы вместо этих двенадцати простофиль в жюри присяжных посадить двенадцать полицейских, они прищучили бы этого мерзавца в два счета!

Только Ева хотела высказать все это Рорку, как вдруг заметила, что на сцене Кристина Воул пробирается через толпу «зрителей», жаждавших ее крови, обратно – в почти уже опустевший зал суда. Ева удовлетворенно кивнула, когда Кристина призналась барристеру в том, что солгала суду.

– Она знала, что он виновен! Я так и думала. Знала и лгала, чтобы выгородить его. Дурочка! А он теперь почистит перышки и снова начнет доить ее, вот увидишь.

Услышав смех Рорка, Ева с негодованием повернулась к нему.

– Что тут смешного?

– Просто я подумал, что вы с Агатой Кристи составили бы прекрасный тандем.

– Тихо! Вот он идет! Гляди, как злорадствует…

Леонард Воул пересек ту часть сцены, где декорации изображали зал суда, держа под руку худенькую брюнетку. Он откровенно торжествовал по поводу своего освобождения. «Уже нашел себе новую бабу, – подумала Ева. – Что ж, ничего удивительного». Кристина кинулась к Леонарду, по-видимому намереваясь его обнять, и Ева испытала по отношению к ней одновременно раздражение и жалость.

Леонард вел себя высокомерно и нагло, Кристина была в отчаянии, сэр Уилфред – в гневе. Пока все шло именно так, как и ожидала Ева. Но внезапно она вскочила с кресла и вскрикнула:

– Черт побери!

– Садись, девочка.

Рорк усадил жену обратно в кресло. А тем временем на сцене Кристина Воул схватила со стола улик кухонный нож и пронзила им черное сердце своего супруга.

– Вот этого я не ожидала! – снова воскликнула Ева. – Она казнила его!

«Да, – подумал Рорк, – моя Ева на самом деле понравилась бы Агате Кристи».

Между тем сэр Уилфред как ошпаренный подскочил к поверженному телу, остальные актеры последовали его примеру. Кристину Воул оттащили от «убитого».

– Постой-ка, там что-то не так, – проговорила Ева. Она снова вскочила на ноги, но теперь ее сердце билось уже совсем в ином ритме, чем минуту назад. – Что-то не так… Как спуститься туда, вниз?

– Ева, это же спектакль!

– Нет. По-моему, кто-то решил играть всерьез.

Она откинула стул со своего пути и выскочила из ложи. Рорк успел заметить, как кто-то из актеров, стоявших возле Воула на коленях, поднялся на ноги и теперь рассматривал кровь на своих руках. Не медля больше ни секунды, он догнал Еву и схватил ее за руку.

– Сюда! Там – лифт. Если мы спустимся на нем, то окажемся прямо за кулисами.

Он набрал комбинацию на кодовом замке, и в этот момент откуда-то снизу донесся пронзительный женский крик.

– Это тоже было в пьесе? – спросила Ева, когда они с Рорком вошли в лифт.

– Нет.

– Понятно. – Ева достала из сумочки сотовый телефон и набрала номер. – Говорит лейтенант Ева Даллас. Пришлите «Скорую помощь» в театр «Новый Глобус» на пересечении Бродвея и 38-й улицы. Состояние потерпевшего и серьезность ранения пока неизвестны.

Как только она спрятала телефон, двери лифта открылись и они оказались в самой гуще хаоса.

– Убери отсюда всех этих людей, и пусть за ними присматривают. Никто из актеров, технического состава и обслуживающего персонала не должен покидать здание. Ты можешь предоставить мне список всех работающих в театре?

– Постараюсь…

Они с Рорком расстались, и Ева стала проталкиваться к середине сцены. К счастью, у кого-то хватило ума опустить занавес, но за ним на сцене творилось нечто невообразимое. Казалось, половина зала находится в состоянии истерики.

– Расступитесь! – скомандовала она.

– Нужно вызвать доктора! – Блондинка, игравшая Кристину Воул, стояла над телом, прижав руки к груди. И они, и ее платье были вымазаны кровью. – О господи, ну вызовите же доктора!..

Ева склонилась над мужчиной, лежавшим вниз лицом на сцене. Перевернув его на спину, она сразу поняла, что никакие доктора ему уже не помогут. Она выпрямилась и достала свой полицейский жетон.

– Я лейтенант Даллас из Управления полиции Нью-Йорка. Я требую, чтобы все покинули сцену. Ни к чему не прикасаться и ничего не убирать!

– Это несчастный случай. – Актер, игравший сэра Уилфреда, стащил с головы парик барристера с жесткими седыми буклями. С его лица ручейками стекал пот, размывая театральный грим. – Какое ужасное несчастье!

Ева посмотрела на лужицу крови и обагренный по самую рукоять кухонный нож.

– Это место преступления, и я хочу, чтобы вы его очистили. Где, черт побери, служба безопасности? – Она положила руку на плечо актрисы, которую про себя до сих пор называла Кристиной Воул, и произнесла: – Пожалуйста, отойдите в сторону.

Ева заметила Рорка, который вышел из боковой кулисы в сопровождении трех широкоплечих мужчин, и подала им знак.

– Уведите всех этих людей со сцены и изолируйте их. Есть же у вас здесь всякие гримерные или что-то там еще. Заприте их и приставьте охрану. То же самое относится и к техническому персоналу.

– Он мертв?

– Либо да, либо он – лучший артист столетия.

– Нужно вывести из театра зрителей, чтобы, упаси бог, не началась паника. Пойду займусь этим.

– Давай. И попробуй найти Миру, если она еще не ушла. Возможно, она мне понадобится.

– Я убила его. – Блондинка, шатаясь, сделала два шага назад, по-прежнему прижимая к груди окровавленные руки и глядя на Еву с Рорком. – Я убила его…

Внезапно глаза ее закатились, и она упала без чувств.

– Великолепно, только этого нам не хватало! Рорк!

– Я позабочусь о ней.

– Вы, – Ева указала на одного из охранников, – начинайте выводить людей и распределите их по гримуборным. Вы, – указала она на второго охранника, – соберите технический и обслуживающий персонал и также изолируйте их. Все двери должны быть заперты. Никто не входит, никто не выходит.

Какая-то женщина начала всхлипывать, несколько мужчин принялись громко возмущаться. Ева досчитала до пяти, затем подняла руку со своим полицейским значком и крикнула:

– Внимание! Идет полицейское расследование. Любой, кто откажется выполнять приказы и станет мешать следствию, будет немедленно доставлен в ближайший полицейский участок и заключен под стражу. А теперь я требую очистить место преступления!

– Пойдемте, – обратилась к своим коллегам миловидная брюнетка, игравшая новую любовницу Воула, и грациозно двинулась со сцены. – Эй вы, большие сильные мужчины! Возьмите вашу примадонну. А мне нужно выпить. Надеюсь, это не помешает расследованию, лейтенант? – обратилась она к Еве, посмотрев на нее холодным взглядом зеленых глаз.

– Хоть залейтесь! Только не на месте преступления.

Ева вновь достала из сумочки сотовый телефон и набрала номер.

– Это опять лейтенант Ева Даллас. Немедленно пришлите ко мне бригаду экспертов.

* * *

– Ева! – Через сцену торопливо шла доктор Мира. – Рорк сказал мне… – Увидев лежащее тело, она осеклась. – Боже правый! – Она перевела взгляд на Еву. – Чем я могу помочь?

– Сюда уже едет Пибоди. Кроме того, я вызвала бригаду врачей и оперативную группу экспертов. Ну а пока их нет, вы – и врач, и представитель полиции. Извините, что я испортила вам вечер.

Мира покачала головой, давая понять, что извинения ни к чему, и уже собралась встать на колени возле трупа, но Ева остановила ее:

– Не надо! Здесь кровь. Вы испортите мне место преступления, а себе – платье.

– Как это случилось?

– Это вы мне расскажите. Вы ведь тоже смотрели спектакль. Пока я знаю только, что орудием убийства стал нож. У меня с собой нет набора нужных инструментов и приборов. Где же эта Пибоди, черт побери?!

Расстроенная тем, что не может приступить к расследованию немедленно, Ева круто развернулась и увидела Рорка.

– Доктор Мира, вы не могли бы некоторое время побыть здесь вместо меня? – Не дожидаясь ответа, она пошла в левую часть сцены, где стоял Рорк. – Расскажи мне о ноже, который фигурирует в последней сцене.

Рорк пожал плечами:

– Обычный бутафорский нож. Когда прижимаешь лезвие к твердой поверхности, оно уходит в рукоятку.

– На сей раз не ушло, – пробормотала Ева. – Как зовут убитого?

– Ричард Драко. Очень талантливый актер. Был… – добавил Рорк.

– Ты хорошо его знал?

– Нет, не очень. Встречались несколько раз на приемах. Но с его творчеством я был знаком хорошо. – Рорк засунул руки в карманы и принялся раскачиваться на каблуках, глядя в ту сторону, где, теперь уже лицом вверх, лежал Драко с широко открытыми остекленевшими глазами. – Он получил кучу премий, о нем взахлеб писали газеты… Драко на протяжении многих лет считался признанной звездой сцены и кино, но пользовался репутацией человека высокомерного, со сложным характером. Волочился за женщинами, баловался наркотиками…

– А женщина, которая его убила, – кто она?

– Айрин Мэнсфилд. Блистательная актриса. Редкий тип: очень уравновешенна и фанатично предана искусству. В театральных кругах ее чрезвычайно уважают. Она живет и работает преимущественно в Лондоне, но ее убедили переехать в Нью-Йорк, чтобы играть в этом спектакле.

– Кто убедил?

– Частично – я. Мы знакомы уже несколько лет. Нет, – добавил Рорк, снова сунув руки в карманы, – я с ней никогда не спал.

– Я об этом не спрашивала.

– Нет, ты спросила. Взглядом.

– Ну хорошо, если так, давай поговорим на эту тему. Почему же ты с ней не спал?

Губы Рорка изогнулись в насмешливой улыбке.

– Сначала она была замужем. А потом, когда освободилась она, женился я. – Рорк прикоснулся пальцем к ямочке на подбородке Евы. – А моя жена не простит мне, если я буду спать с другими женщинами. Она на этот счет очень сурова.

– Учту. – Немного подумав, Ева добавила: – Ты знаком с большинством этих людей – или, по крайней мере, имеешь достаточно ясное представление о том, что они собой представляют. Поэтому чуть позже я хочу с тобой поговорить. – Она вздохнула. – Официально.

– Конечно, лейтенант, – шутливо козырнул Рорк. – Как, по-твоему, есть вероятность того, что это был несчастный случай?

– Всякое может быть. Мне нужно осмотреть нож, но я не могу прикоснуться к нему, пока не приедет Пибоди с набором инструментов. Может, пойдешь туда, посмотришь, как там дела, и проконтролируешь своих людей? И будь внимателен.

– Ты просишь меня помочь тебе в официальном полицейском расследовании?

– Нет, не прошу. – Несмотря на печальные обстоятельства, Ева не смогла удержаться от улыбки. – Я просто посоветовала тебе быть внимательным. – Она уперлась пальцем в грудь Рорка. – Не вздумай вмешиваться в мои дела. С этой минуты я на службе.

Ева обернулась, услышав тяжелый топот, который могли издавать только полицейские ботинки. Даже отсюда, с противоположной стороны сцены, было заметно, что Пибоди являет собой образец служаки: зимняя шинель застегнута до самого горла, фуражка на темных прямых волосах сидит идеально – именно под тем углом, который прописан в уставе.

Направившись навстречу друг другу с разных концов сцены, они встретились в самом центре площадки.

– Добрый вечер, лейтенант. Здравствуйте, доктор Мира. – Посмотрев на труп, Пибоди сложила губы трубочкой. – Да, неприятный подарок к открытию театра.

Ева взяла набор с инструментами, который принесла Пибоди, и покрыла руки специальным составом, чтобы не оставлять отпечатков.

– Начинай запись, Пибоди, – скомандовала она.

– Есть, шеф.

От театральных юпитеров исходил жар, поэтому Пибоди сняла шинель, аккуратно сложила ее и повесила на спинку ближайшего стула, а затем достала диктофон и включила его.

Ева начала диктовать:

– Отчет об осмотре места преступления лейтенантом Евой Даллас. Сцена театра «Новый Глобус». Присутствуют также сержант Делия Пибоди и доктор Шарлотта Мира. Убитый – Ричард Драко, белый, возраст – около пятидесяти лет. Причина смерти – ножевое ранение. Визуальный осмотр и минимальное количество крови показывают, что ранение нанесено в сердце.

Наклонившись, Ева подняла с пола нож.

– Орудие убийства с виду напоминает кухонный нож для резки хлеба. Лезвие зубчатое, примерно восьми дюймов в длину.

– Я измерю и упакую его, лейтенант.

– Не сейчас, – пробормотала Ева. Она самым внимательным образом осмотрела нож – от кончика лезвия до рукоятки. – Осмотр показал, что устройство для утапливания лезвия в рукоятку отсутствует. Это не бутафорский нож. А следовательно, произошедшее не является несчастным случаем. Это убийство.

С этими словами она передала нож Пибоди.

2

– Я рассчитываю на вашу помощь, – сказала Ева доктору Мире, когда тело Драко было упаковано в пластиковый мешок и отправлено в морг.

– Что я могу для вас сделать?

– У меня тут два десятка полицейских собирают имена и адреса зрителей, которые могут дать свидетельские показания. – Ева поморщилась. Ей даже думать не хотелось о том, что за этим последует: допросы сотен человек, горы бумаг, бессонные часы… – Но мне хотелось бы допросить главных действующих лиц этой драмы прямо сейчас. Что называется, по горячим следам – пока они не успели опомниться и созвониться со своими адвокатами.

Занавес уже подняли, и Ева обвела глазами казавшиеся бесконечными ряды кресел, обитых красным бархатом. Совсем недавно здесь сидели тысячи восторженно рукоплещущих зрителей. И кто-то один – хладнокровный и жестокий. И очень умный…

– В вашем присутствии люди чувствуют себя раскованно, – добавила она. – А мне сейчас очень нужно, чтобы Айрин Мэнсфилд не замкнулась в себе.

– Я сделаю все, что смогу.

– Буду вам очень благодарна. Пошли, Пибоди.

Все трое пересекли сцену и прошли за кулисы. Там повсюду рыскали люди в полицейской форме, а штатские либо попрятались за закрытыми дверями, либо испуганно, как овцы, сбились в маленькие кучки.

– Как ты полагаешь, каковы шансы на то, что пресса не пронюхает об убийстве до завтрашнего утра?

Пибоди сочувственно взглянула на Еву.

– Мне кажется, нулевые. Но, боюсь, и это чересчур оптимистичный прогноз.

– Да, похоже, ты права. Офицер! – окликнула она одного из полицейских. – Поставьте постовых у каждой двери, у каждого выхода.

– Уже сделано, лейтенант.

– Из здания не имеет права выйти никто, даже полицейский. И внутрь никого не впускать, особенно репортеров. Ясно?

– Так точно, лейтенант.

Коридор сузился. Ева с любопытством рассматривала таблички с именами на дверях. Найдя табличку с именем Айрин Мэнсфилд, она постучала и, не дожидаясь ответа, вошла.

Первым, кого она увидела, был Рорк, сидевший на небесно-голубой кушетке и державший за руку Айрин Мэнсфилд. Актриса еще не успела разгримироваться, но даже размазанный от слез грим не мог испортить ее неземную красоту.

Взгляд Айрин метнулся к Еве, и глаза ее наполнились ужасом.

– О боже! О господи! Меня арестуют?

– Мне нужно задать вам несколько вопросов, мисс Мэнсфилд.

– Мне не разрешают переодеться! Говорят, что нельзя! Но на мне его кровь… – Она прижала дрожащие руки к груди; ее театральный костюм действительно был испачкан кровью. – Я этого не вынесу!

– Приношу извинения. Доктор Мира, не поможете ли вы мисс Мэнсфилд переодеться? А сержант возьмет костюм и упакует его.

– Разумеется.

– Рорк, выйди отсюда, пожалуйста. – Ева отступила к двери и распахнула ее.

– Не волнуйся, Айрин, лейтенант во всем разберется.

Ободряюще пожав актрисе руку, Рорк поднялся и пошел к выходу. Когда он поравнялся с Евой, она вполголоса сказала:

– Я просила тебя быть внимательным, а не любезничать с подозреваемой!

– Успокаивать женщину, которая находится в состоянии истерики, не значит любезничать. – Он тяжело вздохнул: – Мечтаю выпить большую порцию бренди.

– Отправляйся домой и осуществи свою мечту. Я не знаю, сколько еще здесь проторчу.

– Бренди я и здесь могу найти, – возразил Рорк. – Зачем мне для этого ехать домой?

– Здесь тебе тоже нечего делать, – отрезала Ева. – Так что поезжай домой.

Ответ Рорка прозвучал мягко, как ворчание пантеры:

– Поскольку я не являюсь одним из твоих подозреваемых, а этот театр принадлежит мне, я полагаю, что имею право находиться там, где мне угодно, и делать, что я хочу.

С этими словами он потрепал жену по щеке и вышел.

– Ты всегда находишься там, где тебе угодно, и делаешь, что хочешь, – сердито пробормотала Ева и закрыла дверь.

Оглядевшись, она решила, что слово «гримерка» как-то не подходит к такому просторному и роскошному помещению. На длинном узком столе кремового цвета высился целый лес бутылочек, флаконов, баночек и фиалов, причем расставлены они были в образцовом порядке. На стене над столом висело тройное зеркало, обрамленное маленькими белыми лампочками. Кроме того, в гримуборной была кушетка, несколько мягких стульев, маленький холодильник и телефон. В открытом стенном шкафу висели халат, несколько театральных костюмов и повседневная одежда актрисы, причем все это находилось в таком же образцовом порядке, как и баночки на гримировальном столе. И повсюду стояли букеты цветов. Их благоухание навеяло Еве мысль о свадьбе. Или о похоронах.

Айрин дрожала всем телом.

– Спасибо вам. Большое спасибо, – пролепетала она, когда Мира помогала ей надеть длинный белый халат. – Я не знаю, долго ли еще я смогла бы выдержать… Могу я снять грим? – Она положила руки на горло, словно что-то мешало ей дышать. – Мне хочется снова стать собой!

– Не возражаю. – Ева устроилась на одном из стульев. – Что ж, приступим. Наш разговор будет записываться на пленку. Вы меня понимаете?

– Я вообще ничего не понимаю. – С тяжелым вздохом Айрин опустилась на мягкую банкетку, стоявшую у гримировального стола. – У меня в голове какой-то сумбур. Такое впечатление, будто мне снится страшный сон, очень хочется проснуться, но не получается.

– Это вполне нормальная реакция человеческой психики, – заверила ее Мира. – В таких ситуациях очень полезно поговорить о событии, которое послужило причиной шока. Нужно обсудить все до мельчайших деталей и таким образом выпустить свой рассудок из замкнутого круга, в котором он оказался.

– Да, наверное, вы правы. – Актриса посмотрела в зеркало на отражение Евы. – Вы должны задать мне какие-то вопросы, и наша беседа будет записываться? Я поняла. Начинайте.

– Включай диктофон, Пибоди. Лейтенант Ева Даллас беседует с Айрин Мэнсфилд в гримерной комнате ведущей актрисы театра «Новый Глобус». Присутствуют также офицер Делия Пибоди и доктор Шарлотта Мира.

Актриса начала снимать грим, а Ева, соблюдая правила ведения допроса, спросила:

– Вы понимаете свои права и обязанности, мисс Мэнсфилд?

– Да-да… Господи, какой кошмар! – Она закрыла глаза и помотала головой, пытаясь сосредоточиться. – Скажите мне, Ричард мертв? Он действительно умер?

– Да.

– Я убила его. Я его зарезала! – Плечи Айрин передернуло дрожью. Она открыла глаза, и их с Евой взгляды встретились в зеркале. – Мы репетировали эту сцену не меньше десятка раз – в мельчайших деталях, чтобы все выглядело убедительно. И вот… все действительно получилось… взаправду. Но что произошло? Почему лезвие не убралось? – В глазах Айрин блеснул гнев. – Как это могло случиться?!

– Вот и давайте попробуем разобраться. Пройдемся по всей сцене. Итак, вы – Кристина. Вы защищали его, вы лгали ради него. Ради него вы уничтожили саму себя. И вот после всего этого он выбрасывает вас на помойку и фланирует перед вами с другой, более молодой женщиной.

– Я любила его, я была им одержима. Он был для меня всем сразу – любовником, мужем, ребенком… – Она передернула плечами. – Кристина знала, что представляет собой Леонард Воул, знала, что он сделал. Но все это для нее ничего не значило. Любовь ее была такой всепоглощающей, что ради этого человека она была готова погибнуть.

Айрин, казалось, немного успокоилась. Выбросив использованные салфетки в мусорное ведро, она повернулась к Еве. Глаза у нее покраснели, лицо было белым как мрамор, и, даже несмотря на это, оно сияло неземной красотой.

– В эти минуты Кристину понимает каждая женщина, сидящая в зале, – продолжала Айрин. – Если какой-то из них не посчастливилось испытать подобную любовь, она начинает мечтать об этом. И вот когда, принеся такую жертву, погубив себя ради этого человека, Кристина видит, что он предал ее, она хватается за нож. – Айрин воздела руку, словно сжимая рукоять ножа. – Кристина – человек действия. Она не может оставаться пассивной. Это мгновенный порыв, импульс, но он продиктован очень глубокими переживаниями. И, обнимая своего неверного возлюбленного, она всаживает в него нож.

Рука Айрин разжалась. Она посмотрела на свою руку и снова задрожала.

– Боже! Боже!

Словно в забытьи, она рванула на себя выдвижной ящик стола. В следующую секунду Ева оказалась рядом и перехватила ее руку.

– Я… я только хотела… сигарету, – пролепетала актриса. – Я знаю, в этом здании не разрешается курить, но… мне нужна сигарета. – Она раздраженно избавилась от цепкой хватки Евы. – Я хочу курить, черт побери!

Взглянув в выдвинутый ящик, Ева увидела початую пачку с «косяками».

– Не забывайте, что мы – из полиции. У вас могут быть неприятности.

И тем не менее она отступила: было бы глупо преследовать человека, только что совершившего убийство, за то, что он хочет покурить травку.

– Извините, – потупилась Айрин, – нервы… – Она взяла предложенную Мирой зажигалку, прикурила и с явным облегчением выдохнула душистый дым. – Спасибо. Теперь гораздо легче. Не сердитесь на меня. Обычно я не такая… слабая. Это качество в театре не поощряется. Здесь нужно быть сильным.

– Не стоит извиняться, – тихим, спокойным голосом проговорила Мира. – Учитывая обстоятельства, вы держитесь прекрасно. И эта беседа с лейтенантом Даллас обязательно поможет вам. Продолжайте, пожалуйста.

– Но я не знаю, что говорить! – Айрин смотрела на Миру, и в глазах ее светилось доверие. – Произошло нечто ужасное, а как и почему это случилось, я не знаю.

– Когда вы взяли нож, вы не заметили ничего необычного? – спросила Ева.

– Необычного? – Айрин растерянно моргнула. – Нет… Нож лежал там, где ему и положено, рукояткой ко мне. Я должна была повыше поднять его, чтобы зрители увидели лезвие. Свет установлен так, чтобы клинок ярко блеснул в лучах юпитеров. Затем я должна была подойти к Ричарду, левой рукой взять его за правое плечо, словно хочу обнять, и… – Айрин сделала еще одну глубокую затяжку. – И… удар. После этого лезвие убирается в рукоятку, выпуская из нее кровь – бутафорскую, разумеется. Обнявшись, мы застываем буквально на несколько секунд, а остальные персонажи бегут к нам, чтобы оттащить меня от него. Вот и все.

– Какие отношения связывали вас с Ричардом Драко?

– Что? – Айрин недоуменно уставилась на Еву.

– В каких отношениях вы были с Драко? Расскажите как можно более подробно.

– С Ричардом? – Айрин сжала губы и положила руку на горло, словно пытаясь помочь застрявшим в нем словам. – Мы были знакомы несколько лет. И еще раньше работали вместе… Главным образом в Лондоне.

– Я спрашиваю о ваших личных отношениях.

Айрин колебалась. Всего долю секунды, но вполне достаточно, чтобы Ева это заметила.

– Отношения между нами были вполне дружескими. Как я уже сказала, мы были знакомы не один год. Когда мы с Ричардом работали над одной из постановок, английские газеты начали трубить о том, что у нас роман. Мы не пытались развеять этот миф, поскольку он для нас являлся своего рода рекламой; публика так и валила на наш спектакль. Я тогда была замужем, но обывателей это не шокировало, поскольку придавало еще больше пикантности ситуации. Я помню, нас с Ричардом это страшно веселило.

– Но на самом деле это не соответствовало действительности?

– Я была замужем, лейтенант. И у меня хватало ума, чтобы понять: Ричард – не тот человек, ради которого стоит жертвовать счастливым браком.

– Почему? Что вы хотите этим сказать?

– Он – талантливый актер. Точнее, был… – поправилась Айрин, сделав последнюю затяжку. – Но при этом он был далеко не самым лучшим из людей. Я понимаю, это звучит ужасно, дико… Но я хочу быть искренней до конца. Ричард был очень дурным человеком. Только не подумайте, будто я хотела его смерти.

– Я ничего такого и не думаю. Я только хочу, чтобы вы как можно подробнее рассказали мне о Ричарде Драко.

– Хорошо. Хорошо… – Актриса глубоко вздохнула и раздавила в пепельнице окурок, словно это была ядовитая гусеница. – Все равно вам расскажут об этом другие. Ричард был самовлюбленным эгоцентристом, как и многие в нашем артистическом мире. Но меня это не остановило, и, когда представилась возможность поработать с ним, я не колебалась ни секунды.

– А известно ли вам о каких-нибудь других людях, которые тоже считали Ричарда не самым лучшим из людей и были бы рады, чтобы из его груди вытекла не бутафорская, а настоящая кровь?

– Я уверена, что Ричарда недолюбливали очень многие из тех, с кем он сталкивался на своем жизненном пути. – Айрин прижала пальцы к вискам, словно у нее вдруг разболелась голова. – Наверняка были и поруганные чувства, и обиды, и сплетни, и дрязги. Ведь это – театр…

* * *

«Ну и паршивое же это занятие – быть актером!» – думала Ева. Люди плачут фальшивыми слезами, произносят пустопорожние, бессвязные монологи, которых постыдился бы самый распоследний краснобай-адвокат. Пыжась изо всех сил, они разглагольствуют о прекрасном, мечтая при этом, чтобы подох конкурент – ведь тогда можно будет занять его место и подняться еще на одну ступеньку лестницы, которая ведет к славе.

– Что за дерьмовое местечко! У меня просто мурашки по коже бегут. А у тебя нет, Пибоди?

– Даже не знаю. – Пибоди бродила за кулисами, пожирая горящими глазами все, что ее окружало. – Может, многие актеры и готовы сожрать друг друга, но все равно здесь классно! Все эти юпитеры, занавес… Попробуйте представить, как вы выходите на эту сцену, раскрывается занавес, и вы – в свете софитов, а перед вами – огромный зал, заполненный людьми. И все смотрят на вас!

– Фу, кошмар! Кстати, вернись с небес на землю. Нам нужно отпустить свидетелей, пока они не начали ныть о правах человека.

– Ненавижу свидетелей!

Ева фыркнула и открыла свой блокнот.

– Итак, что мы имеем? Очень любопытный портрет жертвы. Никто не хочет говорить о нем плохо, но ясно, что его все не любили. Люди выдавливают из себя фальшивые слезы, но все равно становится понятно, что они считают его полным дерьмом. Значит, так: я еще осмотрюсь здесь, а ты отправляйся в фойе и распусти свидетелей. Проконтролируй, чтобы все они были переписаны: имя, фамилия, адрес, теемлефон. Предупреди каждого, что в назначенное вря он обязан явиться к нам и дать показания. Начнем допросы завтра.

– В управлении?

– Это мы решим, когда ты с этим разделаешься, – свободна. Встретимся утром в управлении.

– А вы домой не собираетесь?

– Собираюсь. Когда-нибудь…

– Хотите, я вас подожду?

– Нет смысла. Лучше завтра возьмемся за дело с новыми силами. Поэтому сейчас займись зрителями, а я хочу еще с кем-нибудь побеседовать. Желательно опросить как можно больше свидетелей – и как можно скорее.

– Есть, босс. Классное у вас платье! – добавила Пибоди, убирая блокнот, в который записывала указания начальницы. – Наверное, намучаешься, когда нужно его снять?

Ева оглядела свое платье, снабженное бесчисленным количеством застежек.

– Ненавижу его! Как раз сейчас, когда самая работа, я – в этом дерьме!

Развернувшись на каблуках, она двинулась к задней кулисе, где стоял запертый шкаф с реквизитом.

– Ключ! – протянув руку, сказала она, обращаясь к широкоплечему верзиле-полицейскому, которого приставили для охраны объекта. Полицейский дал ей ключ, упакованный в целлофановый пакет для улик. – Сюда кто-нибудь пытался залезть?

– Приходил начальник реквизиторского цеха. Старый гриб, совсем древний… Но когда я предложил ему отвалить, возражать не стал. Все было мирно.

– Хорошо. Пойдите и скажите уборщикам, чтобы через десять минут их здесь не было.

– Есть, шеф!

Оставшись одна, Ева открыла шкаф. Здесь хранился реквизит, который актеры использовали по ходу пьесы. Взгляд Евы упал на полку, помеченную надписью: «Сэр Уилфред». Там лежала коробка сигар, древний телефон и прочая рухлядь. Каждая полка была разбита на отделения, которые соответствовали разным актам пьесы. Все отделения, в которых находился реквизит для первого действия, были пусты. Судя по всему, главный реквизитор был очень дотошным человеком и убирал реквизит сразу после того, как он был использован на сцене. Такой человек вряд ли мог бы перепутать бутафорский нож с настоящим…

– Лейтенант Даллас?

Обернувшись, Ева увидела ту самую брюнетку, которая шествовала под руку с Леонардом Воулом в последней сцене, за секунду до убийства. Сейчас она направлялась к ней через темное пространство сцены. Актриса уже успела сменить сценический костюм на свободные брюки и просторную рубаху. Если раньше ее волосы были собраны в высокую прическу, то сейчас они свободно лежали на плечах.

– Надеюсь, я не отвлекаю вас от работы? – В голосе женщины слышался легкий южный акцент, а на ее губах играла едва уловимая улыбка. – Я хотела бы поговорить с вами. Кстати, ваша помощница сказала мне, что я могу идти домой.

– Верно, мисс… – Ева напрягла память, пытаясь вспомнить, как ее зовут, но за это время ей назвали имена слишком многих людей.

– Карли Лэндсдоун. А в этой трагической пьесе – Диана. – Она скосила глаза на открытый шкаф. – Надеюсь, вы не думаете, что Пит имеет какое-то отношение к тому, что произошло с Ричардом? Старина Пит мухи не обидит, даже если она залетит ему в ухо!

– Пит – это начальник реквизита?

– Да. Он и сам безобиден, как муха. Но, думаю, он тоже был готов убить Ричарда.

– А кто еще?

– Все!

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать только одно: все, кто знал Ричарда, хотели его убить.

– Включая вас?

– Конечно! – На лице Карли блистала улыбка примадонны. – На сцене он вел себя хуже свиньи: тянул одеяло на себя, «подставлял ножки», похабничал, выпендривался… Да и вне сцены он вел себя как последняя сволочь. Весь мир должен был вращаться только вокруг него, вокруг его маленького мерзкого «эго»!

Карли поежилась и продолжала:

– Вы наверняка услышите это от кого-то еще, поэтому лучше я скажу вам сама: в течение некоторого времени мы с ним были любовниками. Расставание произошло пару недель назад, причем выглядело довольно мерзко. Ричард обожал устраивать гадкие сцены, а тут особенно постарался. Причем во время генеральной репетиции!

– Значит, инициатива прекратить ваши отношения исходила от него?

– Совершенно верно. – Карли проговорила это ровным голосом, но по тому, как блеснули ее зеленые глаза, нетрудно было догадаться, что негодование и обида все еще кипят в ее душе. – Сначала он по своей прихоти соблазнил меня, а добившись своей цели, захотел унизить в присутствии всей труппы и технического персонала. А ведь это мой дебют на Бродвее!

Губы Карли искривились в горькой улыбке, которая напоминала острый осколок стекла.

– Я была наивна, лейтенант, но зато быстро повзрослела. Не могу сказать, что я жалею о смерти Драко. Скажу другое: он был недостоин даже того, чтобы его убили.

– Вы любили его?

– Работа не оставляет мне ни времени, ни сил для любви, но… я была ослеплена. Примерно так, как моя героиня была ослеплена Леонардом Воулом. Сомневаюсь, чтобы во всей нашей труппе нашелся хотя бы один человек, который испытывал бы симпатию к Ричарду.

– Понятно… – задумчиво протянула Ева. – Вы сказали, что он унизил вас. Как именно это произошло?

– Когда мы репетировали последнюю сцену, которая происходит в зале суда, он вдруг разбушевался и устроил настоящий скандал. Сказал, что я бездарная актриса. – Губы Карли сжались, глаза сузились. – В присутствии всех он орал, что на сцене я так же бесстрастна и холодна, как и в постели. Он назвал меня деревенщиной, которая, не имея таланта, пытается приобрести известность за счет смазливой физиономии и пышной груди.

Неторопливым жестом, который никак не вязался с яростным блеском в ее глазах, Карли откинула назад волосы.

– Он сказал, что я ему осточертела. Дескать, развлекся – и хватит. И если я не способна ни на что большее, он сделает все, чтобы у меня забрали эту роль и отдали тому, кто ее заслуживает.

– Для вас это оказалось полнейшей неожиданностью?

– Он – змея, а змеи всегда наносят удар быстро и неожиданно, поскольку они трусливы. Я попыталась огрызнуться, но у меня это получилось не слишком хорошо. Я была не подготовлена, ошеломлена… Ричард гордо ушел и заперся в своей гримерной, ассистент режиссера побежал умасливать его, а мы еще раз прошли эту сцену с дублером Ричарда.

– Кто его дублер?

– Майкл Проктор. Он, кстати, замечательный актер.

– Если после всего случившегося спектакль не будет снят, он заменит Драко?

– Это вопрос не ко мне, а к продюсерам. Но если назначат Майкла, меня это не удивит.

– Я благодарю вас за информацию, мисс Лэндсдоун.

Еву всегда настораживало, когда кто-то делал такие обильные признания, да еще по собственной воле.

Карли передернула плечами.

– Мне нечего скрывать. – Взгляд ее зеленых глаз был устремлен на Еву. – А если бы и захотела, вы сами до всего докопались бы. На протяжении последних месяцев мне не раз приходилось слышать о жене Рорка – знаменитом нью-йоркском детективе. Вам не кажется, что это наглость – выбрать для убийства именно тот вечер, когда в числе зрителей будете наверняка находиться вы?

– Отнять у человека жизнь само по себе требует большой наглости. Мы с вами еще увидимся, мисс Лэндсдоун.

– Не сомневаюсь.

Когда Карли уже дошла до самых кулис, Ева вдруг окликнула ее:

– Минуточку!

Актриса обернулась.

– Да?

– Вам, судя по всему, и Айрин Мэнсфилд не очень по душе?

– Я не испытываю по отношению к ней никаких эмоций – ни положительных, ни отрицательных. А почему вы спрашиваете?

– Когда она упала в обморок, я не заметила, чтобы вы проявили к ней особое сочувствие.

Карли широко улыбнулась:

– Мастерский обморок, не правда ли? Никогда не доверяйте актрисам, лейтенант Даллас.

И, откинув назад волосы, она удалилась.

– Так кто же из вас играет?.. – пробормотала Ева.

– Лейтенант! – К ней подошла одна из уборщиц – молодая розовощекая женщина. Ее мешковатый рабочий комбинезон громко шуршал при каждом шаге. – Моя фамилия Ломбовски. Я тут нашла одну штуковину. Вам наверняка следует на нее посмотреть.

– Так-так… – Ева взяла из рук женщины полиэтиленовый пакет и, сложив губы трубочкой, стала рассматривать лежавший внутри нож. Прикоснувшись пальцем к кончику лезвия, она почувствовала, как оно убирается внутрь рукоятки. – Где же вы это нашли, мисс Ломбовски?

– В гримерной Айрин Мэнсфилд. Я прибиралась там, подвинула вазу с красными розами, а в ней вдруг что-то звякнуло.

– Отлично! Вы просто молодец!

– Спасибо, лейтенант.

– А не знаете ли вы, где сейчас мисс Мэнсфилд?

– Она в комнате, где обычно собирается труппа.

– Там есть еще кто-нибудь или она одна?

– Нет, мэм, она не одна. С ней… ваш муж.

Ева долго смотрела на пакет с ножом, потом подняла глаза на уборщицу.

– Что ж, продолжайте заниматься вашей работой, Ломбовски.

Ева вышла в коридор и тут же наткнулась на Пибоди.

– Хорошо, что ты еще не ушла. На сегодня планы меняются. – Ева показала помощнице бутафорский нож. – Уборщица нашла это в гримерной Мэнсфилд. Он был спрятан в вазе с цветами.

– Вы намерены арестовать ее?

– Нет смысла: адвокаты отберут ее у меня раньше, чем мы с ней успеем войти в Центральное управление. Интересная складывается ситуация, не правда ли, Пибоди? Она убивает Драко на глазах у заполненного до отказа зала, а затем прячет бутафорский нож в собственной гримерке. Либо чертовски глупо, либо дьявольски умно! – Ева повертела пластиковый пакет в руках. – Давай-ка послушаем, что расскажет нам об этом она сама. Где находится комната для сбора труппы?

– Этажом ниже. Мы можем спуститься по лестнице.

– Скажи, Пибоди, ты что-нибудь знаешь об артистической жизни? – по дороге спросила Ева.

– Конечно, босс, у меня чуть ли не вся семья имеет отношение к искусству. Моя мама играла в любительском театре, когда была беременна мной. Два моих кузена тоже актеры – правда, не на главных ролях, но иногда даже снимаются в кино. А моя прапрабабушка…

– Хватит, хватит! – торопливо прервала ее Ева. – Удивляюсь, как ты не устаешь от общения с таким огромным количеством людей!

– Я люблю людей, – жизнерадостно ответила Пибоди.

– За что, интересно?

Поскольку риторические вопросы не требуют ответов, Пибоди промолчала. Они дошли до самого низа лестницы, и Пибоди уверенно повернула налево. Затем, продолжая тему, она сказала:

– Вы тоже их любите, лейтенант. Вы только прикидываетесь брюзгой.

– Я и есть брюзга. Вот что, если Мэнсфилд отобьется от меня с помощью своих адвокатов, я хочу, чтобы ты прилипла к ней, как пластырь. Если она поедет домой и останется там, вызови двоих патрульных, чтобы они глаз не сводили с ее жилища. У нас достаточно оснований для того, чтобы установить за ней круглосуточное наружное наблюдение. Я хочу знать все: где она бывает, что делает.

– Хотите, я выясню всю ее подноготную с первого дня жизни?

– Нет, этим я займусь сама.

Ева потянула на себя дверь, за которой находилась комната для сбора труппы. Здесь проходили совещания, читки и другие мероприятия, которые требовали участия всей труппы. Как и все, к чему прикасалась рука Рорка, это помещение блистало роскошью. Очевидно, Рорк считал, что талант заслуживает комфорта, и не поскупился на расходы. Бархатные диваны, элегантные журнальные столики, бар с изысканными напитками, холодильник и компьютер.

Рорк сидел, очень уютно, как показалось Еве, устроившись возле Айрин на мягком диване. Взгляд его синих глаз обратился на жену и задержался на ее лице. Это напомнило Еве тот день, когда они с Рорком впервые посмотрели друг другу в лицо. Но тогда он не выступал в качестве няньки при человеке, подозреваемом в убийстве. Тогда он был один.

Рорк поднялся с дивана, на его губах появилась сдержанная улыбка.

– Привет, Пибоди, – проговорил он, не отрывая взгляда от Евы.

– У меня к вам появилось еще несколько вопросов, мисс Мэнсфилд, – не взглянув на Рорка, сказала Ева.

Айрин растерянно посмотрела на Еву, руки ее задрожали.

– Но я думала, что на сегодня мы закончили со всеми вопросами. Рорк уже вызвал машину, чтобы меня отвезли домой…

– Машина вас подождет. Включи диктофон, Пибоди. Желаете ли вы, чтобы я напомнила вам о ваших правах и обязанностях, как того требует закон, мисс Мэнсфилд?

– Я… – Дрожащая рука снова легла на горло. – Нет. Просто я не знаю, что еще вы хотите от меня услышать.

Ева вынула из сумки бутафорский нож в целлофановом пакете и положила его на журнальный столик перед Айрин Мэнсфилд.

– Вы узнаете этот предмет?

– Это похоже на… – Актриса отняла руку от горла, протянула ее к пакету, но затем резко отдернула. – Это бутафорский нож. Тот самый, которым я должна была… О боже! Где вы нашли его?

– Среди красных роз, что стояли в вашей гримуборной.

– Нет! Нет… – Айрин очень медленно помотала головой и обхватила себя руками, впившись ногтями в плечи. – Это невозможно…

«Если это актерская игра, – подумала Ева, – то игра чертовски хорошая». В лице Айрин не осталось ни кровинки, пальцы и губы дрожали.

– Это не только возможно, это факт. Итак, как он туда попал?

– Я не знаю. Говорю же вам, не знаю! – Охваченная внезапным приступом энергии, Айрин резко вскочила на ноги. Глаза ее загорелись гневом. – Кто-то подбросил его мне! Тот самый человек, который подменил нож! Они хотят, чтобы меня обвинили в смерти Ричарда, хотят причинить мне страдания! Неужели не достаточно… Господи, неужели не достаточно того, что он погиб от моей руки?!

Жестом леди Макбет она вытянула вперед руку, словно пытаясь увидеть на ней следы крови.

– Кому это понадобилось? – Голос Евы был спокойным и холодным. – Почему бы просто не выбросить бутафорский нож куда-нибудь подальше? Зачем было прятать его у вас в гримерной?

– Я не представляю, кто… кто может меня до такой степени ненавидеть. И Ричарда – тоже. – Айрин повернулась к Рорку. Крупные слезы, которые до этого копились и поблескивали в ее глазах, теперь очень эффектно скатились по щекам. – Рорк, ты же знаешь меня! Ну помоги мне, пожалуйста! Скажи им, что я не могла совершить этого ужасного поступка!

Айрин, плача, припала к его груди; теперь Рорк смотрел на жену поверх ее головы.

– Кто бы ни совершил это преступление, Ева его найдет. Можешь быть в этом уверена. Правда, лейтенант?

Ева саркастически изогнула бровь.

– А ты что, нанялся в адвокаты мисс Мэнсфилд? – фыркнула она. – Кто, помимо вас, имеет доступ в вашу гримерную?

– Я не знаю… Да кто угодно: технический персонал, актеры. Я никогда не запираю гримерку, это неудобно.

Голова актрисы по-прежнему покоилась на груди Рорка. Она несколько раз судорожно вздохнула.

– Кто прислал вам красные розы? И кто принес их к вам в комнату?

– Не знаю! Мне прислали так много цветов… А визитные карточки принимала моя гримерша. Приходил курьер с какими-то подарками. Люди так и сновали, пока до начала спектакля не осталось всего полчаса. Только после этого я всех разогнала, чтобы подготовиться к выходу на сцену.

– В течение спектакля вы были в своей гримерной еще несколько раз: после вашей первой сцены, затем – чтобы сменить костюм, правильно?

– Верно. – Немного успокоившись, Айрин Мэнсфилд наконец оторвалась от Рорка и посмотрела на Еву. – И каждый раз со мной находилась моя костюмерша. Вообще-то по ходу спектакля я должна менять костюмы пять раз.

Ева вытащила из сумочки блокнот.

– Как зовут вашу костюмершу?

– Триша. Триша Битс. Она подтвердит вам, что я не прятала у себя нож. Она вам скажет. Спросите у нее!

– Непременно. Моя помощница проводит вас домой.

– Значит, я могу идти?

– Пока – да. Мы с вами еще увидимся. Выключай диктофон, Пибоди, и проводи мисс Мэнсфилд домой.

– Есть, шеф.

Айрин взяла со спинки дивана манто и подала его Рорку. Даже Ева оценила царственность этого жеста: лишь женщина до мозга костей всегда уверена, что мужчина непременно окажется в нужный момент рядом, чтобы укутать ее плечи мехом.

– Я хочу, чтобы вы изловили того, кто это сделал, лейтенант Даллас. Очень хочу! Но даже после того, как он будет наказан, я все равно не сумею забыть, что роковой удар был нанесен именно моей рукой. Я буду помнить это до конца своих дней! – Актриса повернулась и кончиками пальцев прикоснулась к руке Рорка. – Благодарю, Рорк. Если бы не ты, я не смогла бы все это пережить.

– Тебе надо отдохнуть, Айрин.

– Надеюсь, мне это удастся.

Низко склонив голову, она направилась к выходу, а следом за ней деловито потопала Пибоди.

Ева, нахмурившись, взяла с журнального столика пакет с ножом и убрала его в сумку.

– Вот она вряд ли стала бы отрицать тот факт, что спала с тобой.

– Ты так думаешь?

Легкое удивление, прозвучавшее в голосе Рорка, обозлило Еву еще больше.

– Да и ты, по-моему, не прочь повторить…

– Все мужчины – сволочи? – Он подошел к жене и погладил ее по щеке. – Ревнуешь, дорогая Ева?

– Если бы я ревновала ко всем бабам, с которыми ты спал, и тем более к тем, которые хотели бы переспать с тобой, я давно сидела бы в психушке. Убери руки! – Она резко мотнула головой и отвернулась.

– Еще чего! – Рорк взял ее за плечи и притянул к себе. Его глаза смеялись, и еще – черт бы побрал этого Рорка! – в них таилась такая нежность, перед которой Ева была не в силах устоять. – Я люблю тебя, милая.

– Охотно верю…

Рорк засмеялся, нагнулся и поцеловал ее.

– Ты романтическая дурочка.

– А знаешь, в чем заключается твоя проблема, мерзавец?

– Расскажи, пожалуйста.

– Ты – ходячий оргазм!

Ева с удовольствием смотрела, как округлились его глаза.

– Вот уж не ожидал от тебя такой грубой лести!

– Это не лесть, а оскорбление. Короче, мне осталось только поговорить с костюмершей Мэнсфилд – и на сегодня все. По пути домой залезу в компьютер и поищу информацию на твою примадонну.

Рорк взял свое пальто и плащ Евы.

– Боюсь, по пути домой ты будешь слишком занята другим делом.

– Чем же, интересно, я буду занята?

Рорк хотел помочь Еве надеть плащ, но она выхватила его и оделась сама. Рорк, наклонившись к ее уху, почти беззвучно сообщил ей о своих планах относительно обратной дороги домой. Ева закатила глаза.

– Не будешь же ты этим заниматься на заднем сиденье лимузина?!

– Поспорим?

– Ставлю двадцать долларов!

Рорк взял жену под руку и повел к выходу.

– Принято.

В итоге Ева проиграла, но не пожалела об этом.

* * *

«Если этому быть суждено, нужно сделать все быстро и чисто…»

Что ж, это сделано. Сделано быстро и чисто. И вот теперь, сидя в одиночестве, я цитирую шотландскую пьесу. Кто я? Убийца? Или палач, каким является Кристина Воул в нашей гениальной пьесе?

Наверное, глупо с моей стороны записывать на пленку собственные мысли. Но они столь необъятны, столь ярки и так громко звучат в моем мозгу, что я удивляюсь, как их не слышат окружающие. Возможно, то, что сейчас я произношу эти мысли вслух, позволит мне избавиться от них. Они должны умолкнуть, их нужно похоронить как можно глубже. Наступило опасное время, и мне необходимо обуздать свои нервы.

Перед тем как осуществить свой замысел, мной взвешены все «за» и «против». Но разве тогда можно было вообразить, каково это будет – видеть его мертвым, в луже крови посередине сцены! Как неподвижно он лежал в слепящем свете софитов…

Лучше не думать об этом! Сейчас нужно думать о себе и соблюдать спокойствие. До сих пор не было допущено ни одной ошибки, не должно их быть и впредь. А свои мысли нужно спрятать очень глубоко и не выпускать их из-под контроля. Хотя они стремятся с ликованием вырваться наружу.

Ричард Драко мертв!

3

Если бы кто-то назвал рухлядью ту технику, которой оснащено Центральное полицейское управление, это была бы бесстыдная лесть. Поэтому, желая сэкономить свои нервы и время, Ева решила работать дома. Рорк любил дорогие игрушки, и на фоне его компьютерной системы полицейские компьютеры выглядели пришельцами из каменного века.

Ожидая, пока умная машина выдаст все, что сумеет отыскать относительно жизни Айрин Мэнсфилд, Ева мерила шагами свой домашний кабинет. И вот наконец на экране монитора появилась первая порция данных:

«Айрин Мэнсфилд, настоящее имя Джейн Ступс, возраст – сорок лет, родилась в городе Уичита, штат Канзас. Родители – Аделаида Мюнх и Джозеф Ступс – в настоящее время в разводе. Имеет родного брата Дональда Ступса, на четыре года моложе сестры».

Затем шла информация о полученном Айрин образовании: в возрасте пятнадцати лет поступила в Нью-Йоркский институт драматических искусств. Впрочем, об этом Ева могла догадаться и без помощи компьютера.

– Значит, первым делом девочка поспешила смотаться из Канзаса, – пробормотала Ева. Она отнеслась к этому с пониманием. Действительно, что делать нормальному человеку в этом провинциальном штате, где нет ничего, кроме пшеницы и кукурузы!

Профессиональная карьера Айрин началась очень рано. Еще будучи подростком, она взошла на подиум в качестве манекенщицы. Окончив институт, сыграла несколько ролей на сцене, затем – в кино, потом снова вернулась в театр.

Обрабатывая данные, компьютер тихонько жужжал и похрюкивал.

– Бла-бла-бла… – передразнила Ева машину и ввела запрос на поиск информации о криминальном прошлом Айрин Мэнсфилд: нарушала ли она закон, подвергалась ли арестам?

Суперкомпьютер Рорка работал с невероятной быстротой. Вспомнив о груде старья, стоявшего в ее кабинете в управлении, Ева насмешливо фыркнула:

– Сегодня для того, чтобы работать на хорошей технике, нужно выйти замуж за миллиардера!

На экране монитора возникли строчки: «2002 год, Лос-Анджелес – незаконное хранение наркотических веществ».

– Вот это другое дело!

Ева села за компьютер и затребовала исчерпывающую информацию по этому поводу. Вскоре пришел ответ:

«В результате судебного разбирательства обвиняемой назначен испытательный срок и принудительное лечение от наркозависимости. Курс лечения проведен в реабилитационном центре Лос-Анджелеса «Кейт Ричард мемориал».

Спустя годы Нью-Йорк – повторное обвинение в хранении и употреблении наркотических средств. Опять направлена на принудительное лечение в клинику «Новая жизнь».

Иных правонарушений за объектом не значится».

Ева поинтересовалась, какие именно наркотики принимала Айрин Мэнсфилд. Оказалось, что смесь «экстази» и «зонера» в равных пропорциях.

– Да, таким коктейлем слона можно свалить, – задумчиво сказала Ева и ввела новый запрос относительно того, с кем Айрин Мэнсфилд когда-либо находилась в браке или сожительствовала.

Ответ снова пришел очень скоро:

«В июне 2010 года в Лос-Анджелесе выдано официальное свидетельство о браке Айрин Мэнсфилд и Бродерика Питерса. Брак расторгнут по обоюдному согласию в апреле 2011 года.

В сентябре 2015 года в Лондоне выдано официальное свидетельство о браке Айрин Мэнсфилд и Лоуренса Баристола. В январе 2019 года в суд подано заявление о разводе. В результате слушаний дела «Мэнсфилд против Баристола» заявление удовлетворено.

Детей ни в одном из браков нет».

– Хорошо. Теперь посмотрим, что объединяло нашу красавицу и покойника в профессиональном плане, – пробормотала Ева и ввела запрос: «Полный список совместных работ Айрин Мэнсфилд и Ричарда Драко».

Компьютер похрюкал еще с полминуты и затем выдал:

«Бродвейская постановка драмы «Сломанные крылья» (май – октябрь 2000 г.). Объект и Ричард Драко заняты на вторых ролях.

Малобюджетный кинофильм «Умри ради любви» (Лос-Анджелес, 2002 г.). В главных ролях – объект и Ричард Драко.

Кинофильм «Шах и мат» (Нью-Йорк, февраль 2006 г.).

Спектакль «Дважды приобретенный» театра «Лондон артс» (февраль – июнь 2016 г.). В главных ролях – объект и Ричард Драко».

– Любопытно у них по годам получается… – пробормотала Ева, протягивая руку, чтобы почесать за ухом мурлыкающего Галахада, который развалился на ее письменном столе прямо перед компьютером.

В этот момент открылась дверь, которая соединяла кабинеты Евы и Рорка, и на пороге возник Рорк.

– Ты не упоминал, что Айрин обладает кое-какими пристрастиями, которые караются по статье Уголовного кодекса.

– Точнее сказать, обладала. А это имеет какое-то отношение к делу?

– Все имеет отношение к делу, каждая деталь. Кстати, ты убежден, что ее увлечение наркотиками – в прошлом?

– Насколько мне известно, она не балуется этой дрянью уже больше десятка лет. – Рорк присел на краешек письменного стола, Галахад тут же вскочил и стал тереться о его бедро. – Разве вы не верите в то, что человек может исправиться, лейтенант?

– Если бы я в это не верила, то не вышла бы за тебя замуж. – Рорк усмехнулся, а Ева, склонив голову набок, добавила: – И почему ты ни словом не обмолвился о том, что Айрин долгое время и в разных постановках работала вместе с Драко?

– Потому что ты не спрашивала.

– Две их совместные работы по времени совпадают с периодами, когда она употребляла наркотики.

– Правда? Гм… – Рорк почесал Галахада между ушей, и кот еще громче замурлыкал от удовольствия.

– Насколько близки они были, Рорк?

– Возможно, у них был роман во время их совместной работы в Лондоне. По крайней мере, такие слухи ходили. Я познакомился с Айрин всего несколько лет назад, когда она была замужем и жила в Лондоне. И никогда не видел ее и Ричарда вместе – до тех пор, пока мы не взялись за эту постановку.

Рорк взял кружку Евы и допил остатки кофе.

– Как по-твоему, когда я буду изучать данные об убитом, могу я наткнуться на записи о правонарушениях?

– Не исключено. Но должен сказать, что даже если Айрин продолжала употреблять наркотики, она делала это скрытно, оставаясь настоящим профессионалом в работе: никаких прогулов и опозданий на репетиции, никаких эмоциональных срывов. Относительно Драко я не могу употребить слово «скрытно» в том же контексте: я о нем почти ничего не знаю. Но и он прекрасно делал свою работу. А если между ними существовали романтические или сексуальные отношения, то в это никто не был посвящен.

– Невозможно быть скрытным на все сто процентов. Если они трахались, хоть кто-то, но должен был знать об этом, а если принимали наркотики – тем более.

– Хочешь, чтобы я это выяснил?

Ева встала со стула, наклонилась к Рорку и потерлась носом о его нос.

– Нет. А если ты не понял, повторю еще раз по буквам: Н-Е-Т. Уразумел?

– Полагаю, что да. Через несколько часов у меня встреча в Сан-Франциско. В случае чего Соммерсет знает, как меня найти.

При упоминании своего заклятого врага – дворецкого, служившего у Рорка уже много лет, – Ева сразу же ощетинилась, как дикобраз.

– Обойдусь как-нибудь без этого старого осла!

– Думаю, что вернусь к девяти. – Рорк встал, положил руки на талию Евы и провел ими вниз, до бедер. – Если буду задерживаться, я тебе позвоню.

Ева поняла: он не хочет оставлять жену один на один с ночными кошмарами, которые преследовали ее на протяжении многих лет.

– Не волнуйся за меня.

– А мне это нравится.

Рорк наклонился, чтобы запечатлеть на щеке жены легкий поцелуй, но она вдруг с силой притянула его к себе и жадно впилась губами в его рот, обняв обеими руками за шею. Отпустив Рорка через добрый десяток секунд, Ева с удовольствием отметила, что его глаза потемнели, а дыхание участилось.

– Что это на тебя нашло? – спросил он.

– А мне это нравится! – повторила Ева сказанную им фразу. – Ну ладно, до встречи, – улыбнулась она и, взяв со стола пустую кружку, пошла на кухню, чтобы налить себе еще кофе.

* * *

Начиная с полуночи, автоответчики домашнего, рабочего и автомобильного телефонов Евы зафиксировали двадцать три звонка от репортеров, жаждущих заполучить любую информацию о трагедии, произошедшей в театре. Одни умоляли, другие пытались очаровать, третьи угрожали, четвертые были не прочь подкупить. Шесть посланий были от одной только Надин Ферст, корреспондента телевизионного «Канала-75», и накал их возрастал от звонка к звонку.

В какой-то степени их с Надин можно было назвать подругами, чему сама Ева не переставала удивляться, но для обеих на первом месте стояла работа. Надин наверняка хотела получить эксклюзивное интервью от Евы, ведущей дело об убийстве Ричарда Драко. Ну а Ева хотела найти убийцу.

Ева стерла из памяти автоответчиков все послания от журналистов, после чего осталось только одно сообщение – от ее непосредственного начальника. Оно было простым и лаконичным: шеф требовал, чтобы она немедленно прибыла в его кабинет. Часы показывали восемь утра.

Майор Уитни не заставил Еву ждать. Секретарша жестом указала ей на дверь в кабинет, и Ева вошла. Уитни сидел за письменным столом и разговаривал по телефону. Увидев входящую в кабинет Еву, он указал ей на стул, стоявший по другую сторону стола. Широкое темное лицо босса не выдавало никаких эмоций, голос его был глухим и ровным.

– Мы организуем пресс-конференцию для журналистов в два часа, – терпеливо говорил он в трубку. – Нет, сэр, раньше никак не получится. Разумеется, я знаю, что Ричард Драко был звездой и пресса желает знать все до единой детали, связанное с преступлением. Они получат все, что мы сочтем возможным, ровно в два. Да, сэр, ее отчет уже у меня на столе. – Сказав это, Уитни приподнял бровь и вопросительно посмотрел на Еву. Она встала и протянула ему пачку листов с распечатанным на компьютере отчетом.

– Я свяжусь с вами сразу же, как только проанализирую обстановку. – На лице Уитни отразилось уже не сдерживаемое раздражение. – Послушайте, сэр, пусть даже Драко был гением из гениев, но он мертв. И мы должны приложить все усилия, чтобы это убийство было расследовано с максимальной быстротой. Да, правильно. В два часа.

На этом разговор закончился, и Уитни положил трубку.

– Ох уж эти политики! – буркнул он, откидываясь на спинку кресла и потирая шею. – Я прочитал предварительный отчет, который ты послала мне прошлой ночью. Да, та еще ситуация!

– Вот именно, сэр. Но она, возможно, немного прояснится после вскрытия, которое проводится как раз в эти минуты.

Губы майора искривились в некоем подобии улыбки.

– Послушай, Даллас, а ведь ты вроде никогда не была большой поклонницей театра. И что это тебя понесло на этот раз?

– Просто я подустала от «развлечений», которые преподносит нам улица.

– Вся жизнь – игра, весь мир – большая сцена… – пробормотал Уитни. – Тебе, я надеюсь, уже известно, что убитый был звездой первой величины? Его смерть на глазах у сотен людей, да еще в таком драматическом контексте, – новость номер один. Она уже облетела всю планету. Главные герои сегодня – Драко, Мэнсфилд, Рорк и ты.

– Рорк тут ни при чем, – ответила Ева, мысленно произнося самые изощренные ругательства.

– Он – владелец театра, он выбирал пьесу, и, насколько мне известно, именно он пригласил Драко и Мэнсфилд на главные роли в спектакле. Я ничего не перепутал, лейтенант?

– Все верно, сэр. Однако хочу обратить ваше внимание на другое. Если связывать с именем Рорка каждое преступление, которое совершается на принадлежащей ему территории, он должен был бы бросить все дела и круглые сутки общаться только с полицейскими и журналистами.

На сей раз Уитни широко улыбнулся.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.