Убийство Малу

— Но что значит это ваше «мертв»?..

— Это была смерть. Она однозначна: прекращаются дыхание, кровообращение, тело охлаждается… Это и называется смертью.

— Да, это очевидно…

— В таком состоянии, согласитесь, он никак не мог задушить Малу.

— И тем не менее, профессор, у меня же есть свидетели…

— Тогда что, двойник?

— С той же самой родинкой, без фаланги на мизинце, с фотографией его жены и удостоверением личности?..

— И то верно.

— И даже если предположить, что убийцей все же был Ле Шантр, это никак не объясняет тайну не имеющей ни единого выхода комнаты.

— Действительно.

Сказать мне больше было нечего. Оставалось только распрощаться и вернуться обратно в Марсель…

Нет! Этого делать было нельзя! Не мог я уехать, когда от этой дилеммы просто пухла голова! Надо было… надо было… а собственно, чего делать-то?

Следовало по меньшей мере тщательно разобраться в том, что из себя представляет этот Ле Шантр: прочувствовать окружающую его атмосферу, побывать в его доме вполне благополучного человека, взглянуть на кресло, в котором он любил посиживать, на письменный стол, за которым он пописывал, на картины, что давали отдохновение его глазам, увидеть его любимую трубку, пепельницу… И в конце концов, надо было обязательно повидать и его самого… Зачем так, с ходу, отметать возможность какой-то глупейшей путаницы с приметами? И лишь после того как я его увижу, я, по крайней мере, смогу сказать сам себе, что сделал все, что было в моих силах, в борьбе с невозможным.

Но профессор был отнюдь не в восторге от моих планов.

— Пойти к нему? Будьте осторожны! Повторяю: речь идет о человеке и о семье, пользующихся исключительным уважением… Его супруга…

— Не беспокойтесь, я буду предельно тактичен. Полицейским случается вести себя умно… иногда. Могу я повидать мадам Ле Шантр?

— Я сейчас пошлю кого-нибудь за ней. Мадам Ле Шантр все время у изголовья мужа. Если до отъезда у вас возникнет необходимость еще раз повидаться со мной, то я буду у себя в кабинете с двух часов.

Беседа с мадам Ле Шантр

Мадам Ле Шантр: Вы хотели меня видеть, инспектор?

Я: Да, мадам. Речь идет… о весьма незначительном деле… связанном с одним преступником в Марселе.

Мадам Ле Шантр: Так вы из Марселя?

Я: Да.

Мадам Ле Шантр: О! А я ведь там родилась. Там же и с мужем познакомилась.

Я: Так он там жил?

Мадам Ле Шантр: Да, почти пятнадцать лет. Он возглавлял филиал «Банк де Франс». А в Париж мы переехали всего несколько месяцев назад, когда супругу предложили пост в министерстве финансов.

Я: Вот как?

Мадам Ле Шантр: Так о чем вы хотели поговорить?..

Я: Э-э-э… Видите ли, мне понадобилось — и профессор предпочитает, чтобы по таким пустякам не беспокоили месье Ле Шантра в период его выздоровления — просмотреть некоторые досье вашего супруга, в которых мы надеемся обнаружить следы совершенных нашим подозреваемым махинаций… Едва ли стоит вам забивать голову подробностями дела…

Мадам Ле Шантр: Если я в чем-то могу оказаться полезной…

Я: Спасибо за ваше участие.

Мадам Ле Шантр: Я сейчас же позвоню нашей горничной. Вот связка ключей моего мужа. Все его досье классифицированы и находятся в столе… Может, желаете, чтобы я вас сопровождала?

Я: Нет, нет, это совсем ни к чему… Думаю, я задержусь ненадолго.

Мадам Ле Шантр: Тогда держите ключи, инспектор. Как только закончите, передайте их горничной.

Второй (телефонный) разговор с профессором Дероном, который в этот момент находился у себя дома

Я: Алло… Алло… Профессор Дерон?

Профессор: Да, слушаю вас.

Я: Говорит инспектор Лестрад.

Профессор: Что-нибудь новенькое?

Я: Да. По телефону объяснить это невозможно. Но совершенно необходимо, чтобы я смог встретиться с месье Ле Шантром. Минут пять, не более того…

Профессор: Так. Обнаружили неоспоримое доказательство, что именно он убил вашу Малу?

Я: Нет, но я нашел у него дома довольно странные, заставляющие серьезно задуматься вещи. Мне непременно нужно задать ему несколько вопросов. А потом я обо всем вам расскажу.

Профессор: Не утомляйте его. Не волнуйте. Не нервируйте. При соблюдении этих условий разрешаю вам встретиться с ним. Необходимые на этот счет указания сделаю. Помните, что он вернулся к жизни из такого далека…

Я: Очень прошу вас устроить так, чтобы на время нашего разговора мадам Ле Шантр куда-нибудь вышла. Мне нужно поговорить с ним с глазу на глаз.

Профессор: Договорились. Мадам Ле Шантр в этот час всегда отлучается из клиники, так что можете идти смело. Вас пропустят к нему. А потом — прямо ко мне… Жду вас.

Беседа с Робером Ле Шантром в клинике в 14 часов 30 минут

Я: Добрый день, месье. Не беспокойтесь, я не утомлю вас. Знаю, что вы еще слишком слабы.

ЛеШантр: Здравствуйте, инспектор. (Говорит еле-еле…) Видно, у вас действительно очень важное дело, раз профессор Дерон разрешил визит. За последний месяц вы первый человек, кроме моей жены и ученых мужей, которому позволили переступить этот порог… Наверное, мой случай в чем-то профессионально интересен!.. Слушаю вас.

Я: Прошу вас, месье Ле Шантр, отвечать на мои вопросы с полной откровенностью. Даю вам слово, что те доверительные сведения, которые вы, возможно, мне сообщите… останутся строго между нами.

ЛеШантр: Я постараюсь. Валяйте, спрашивайте.

Я: До последнего времени вы ведь жили в Марселе, не так ли?

ЛеШантр: Верно.

Я: Вам знаком ночной клуб под названием «Магали»?

ЛеШантр (после длительной паузы): Почему вы меня об этом спрашиваете?

Я: Ответьте пожалуйста. Знаком ли он вам?

ЛеШантр: Да.

Я: Вы бывали там?

ЛеШантр: Да.

Я: Часто?

ЛеШантр: Но…

Я: Прошу вас, отвечайте, как мы условились.

ЛеШантр: Иногда…

Я: Случалось ли вам встречать там… девицу по имени Малу?

ЛеШантр: Нет.

Я: Вы говорите правду?

ЛеШантр: То есть… я ее видел… но никогда с ней не разговаривал.

Я: Никогда?

ЛеШантр (уверенно): Никогда. Но с какой стати вы задаете мне этот вопрос?

Я: Малу убили.

ЛеШантр: Убили?! И вы, значит, ведете расследование?

Я: Да. Вы не устали?

ЛеШантр: Но откуда вам стало известно, что я порой захаживал в «Магали»?

Я: О, вас там видели.

ЛеШантр: Видели? И вы подумали…

Я: Я подумал, что, быть может, вы сумеете…

ЛеШантр: Увы! Я ничего о ней не знаю.

Я: Была ли она красивой женщиной?

ЛеШантр: Да.

Я: Пользовалась ли она успехом?

ЛеШантр: Несомненно.

Я: Она… произвела на вас определенное впечатление?

ЛеШантр: Да… я… я должен признать это. И даже…

Я: Что «даже»?

ЛеШантр: Это немного смешно, но…

Я: Ничего… говорите… говорите.

ЛеШантр: Был момент, когда я повел себя как мальчишка из колледжа… Она выступала с неким подобием танцевального номера… и бармен продавал ее фото…

Я: И вы купили его?

ЛеШантр: Да.

Я: И этот снимок был… весьма малопристойным?

ЛеШантр: Да, должен признаться…

Я: Почему вы так и не познакомились с Малу?

ЛеШантр: Я был очень известным человеком в Марселе. Занимал высокое положение… женат… в конце концов…

Я: То есть вы не могли привлекать к себе внимания?

ЛеШантр: Вот именно.

Я: Как вы впервые очутились в «Магали»?

ЛеШантр: Вместе с одним крупным клиентом из Парижа, который пожелал посетить места несколько… ну…

Я: Понимаю.

ЛеШантр: Я никак не мог ему в этом отказать. Знаете, как это бывает?

Я: Конечно. И тогда вы впервые увидели Малу?

ЛеШантр: Да.

Я: И с тех пор вас охватило желание вновь взглянуть на нее?

ЛеШантр: Да… Она меня… волновала как женщина… Послушайте, раз уж у нас мужской разговор и… я изливаю вам душу, то буду откровенным до конца. Малу представляет… точнее, теперь уже представляла, поскольку несчастная покинула этот мир… Так вот, Малу для меня — некое тайное и неосуществленное желание моей жизни. Бывало, что мысль о ней преследовала меня буквально неотступно. Меня влекло к ней, я чувствовал плотское устремление и одновременно был полон отвращения к самому себе за то, что не мог побороть этого влечения…

Я: Понимаю…

ЛеШантр: Дело доходило до абсурда. Когда месяц назад я лежал на операционном столе, то в горячечном бреду — думаю, это происходило в момент анестезии — все мои мысли были устремлены не к жене и детям, не к делам, не к собственному тяжелому состоянию. Мне все время представлялась Малу, сидящая на высоком табурете за стойкой бара…

Я: Понимаю вас…

Третья беседа с профессором Дероном у него дома в 16 часов

Я: На все, что Ле Шантр мне говорил, я, как недоумок какой-то, уныло отвечал: «Понимаю вас… понимаю…» Но на самом деле, профессор, я ничего не понимаю. Чем дальше заходит дело, тем все меньше я в нем разбираюсь. Я действительно понимаю, какие чувства он испытывал, но все это не имеет ни малейшего отношения к делу об убийстве Малу, поскольку в тот момент, когда ее душили, Ле Шантр — ив этом у меня нет никаких сомнений! — был мертв.

Профессор: Как же вам, однако, удалось вырвать у Ле Шантра подобные признания?

Я: Видите ли, просматривая у него дома его досье, я наткнулся на папку с надписью: «Секретно. Уничтожить в случае моей смерти». Естественно, я тут же поспешил ее открыть и среди прочих бумаг обнаружил фотографию Малу в достаточно непристойном и искушающе греховном виде: с глубоким декольте, очаровательными ножками и великолепными бедрами… В цилиндре, зашнурованных сапожках и со стеком в руках…

Профессор: Ясно. Было ли еще что-нибудь в том же духе в досье?

Я: Да так, пустяки. Несколько журнальчиков слегка фривольного содержания, еще ряд снимков… не менее легкомысленных. В целом не так уж и много. Все же какое-то связующее звено между Ле Шантром и Малу появилось, хотя это ничуть не сняло проблемы двух трупов, не имеющих никакой реальной возможности повстречаться друг с другом.

Профессор пристально посмотрел на меня. Довольно долго он колебался, но в конечном счете решился и заговорил подчеркнуто медленно.

Профессор: Ну, это как сказать. Может, и имели.

Я: О чем это вы?

Профессор: После вашего пересказа содержания беседы с Ле Шантром у меня появилась одна мыслишка, как это все можно было бы объяснить. Хотя она и носит явно ненаучный характер, но тем не менее имеет свою внутреннюю логику.

Я: Любопытно…

Профессор: Вы что-нибудь слышали, инспектор, об астральном теле?

Я: Э-э-э… весьма смутно что-то припоминаю…

Профессор: Так вот, некоторые ученые — должен тут же подчеркнуть, что как-то проконтролировать эти сообщения у меня не было никакой возможности — утверждают, что бывали случаи, когда человек сразу же после своей смерти является людям во плоти, в своем земном обличье, порой за многие километры от того места, где он испустил Дух.

Я: Вы полагаете, что такое возможно?

Профессор: Знаете, в мире так много странного и неизведанного. Утверждают, например, что Людовику Четырнадцатому якобы рассказывали о телевидении.

Я: Да, слышал об этом.

Профессор: Робер Ле Шантр был мертв в течение двадцати девяти минут И как раз в это время, минута в минуту, его видели в Марселе. Признайте, совпадение более чем странное.

Я: Тогда выходит, что это не он, а другой, то есть его астральное тело убило Малу?

Профессор: Могу лишь ответить вам: почему бы и нет?

Я: Да, в этом случае получило бы объяснение и его внезапное появление в баре, хотя никто не видел, чтобы он туда входил.

Профессор: А также, между прочим, и его исчезновение из наглухо запертой комнаты. Поскольку в двадцать три часа тридцать девять минут он начал оживать, астральное тело поспешило вновь занять свое место в телесной оболочке.

Я: Психически я достаточно крепкий человек, но от такого волосы встают дыбом.

Профессор: Да уж, пожалуй.

Я: Но объясните, почему этот другой задушил именно Малу?

Профессор: Вот тут-то и вступает в свои права та логика, о которой я только что упоминал. Более того, именно она приводит меня к высказанной гипотезе. Эта логика и современное состояние науки…

Я: Все это страшно интересно…

Профессор: Подсознание, подавление инстинктов и эмоций — все эти вопросы с начала века занимают видное место в работах психиатров и криминалистов при анализе человеческой психологии.

Я: Мне известно об этом.

Профессор: Ле Шантр — человек очень заметный в нашем обществе, примерный муж, отец семейства. Серьезен, даже чересчур, строг до чопорности… в силу обстоятельств, вынужденно. В то же время его, как и всех нас, обуревают всякого рода тайные страсти, которые он скрывает от окружающих, укрощает, держит себя в узде. Разве не говорят об этом те признания, что он вам сделал в ходе беседы?

Я: Согласен.

Профессор: Как-то раз ему на глаза попалась Малу. Он тотчас же почувствовал к ней влечение и вскоре вновь посетил «Магали» специально для того, чтобы увидеть ее. Вместе с ее вульгарной фотографией хранил и несколько малопристойных журналов в качестве своеобразного реванша за вынужденную суровость официальной жизни.

Я: Это очевидно.

Профессор: Он не скрывает, что в момент смерти полон дум не о семье, не о себе лично — положение его между тем критическое, — нет, его навязчиво преследует образ Малу, женщины, которую он так страстно желал, но которой в силу жизненных условностей ему не довелось обладать. Это исступленное желание вызывает в нем чувство стыда. Ему безумно хотелось бы одновременно и овладеть ею и уничтожить как источник громадного внутреннего напряжения и разлада с самим собой… Именно так и поступает его астральное тело, другой он, как только освобождается от земной плоти.

Я: Просто невероятно!

Профессор: Тот «другой», едва обретя свободу, ринулся осуществить те желания, что так старательно подавлял в себе Ле Шантр при жизни. Без слов ясно, что такого убийцу вам нелегко отдать в руки правосудия!

Я: Но неужели мертвец, то есть нынешний больной, не в состоянии что-либо вспомнить?

Профессор: Да конечно, ничего. У него в памяти не отложилось ни малейшего следа этих событий. Во всех других известных случаях временной смерти ни разу этого не отмечалось. А такого рода примеров с каждым днем становится все больше.

Я: В таком случае, профессор, можете быть спокойны: я никому не скажу об этом ни слова, за исключением, конечно, моего непосредственного начальника. Предпочитаю это дело закрыть. Во всяком случае, для правосудия вопрос исчерпан.

Естественно, я не жду, что кто-либо поверит в эту историю. И скрупулезно восстановил ее вовсе не для того, чтобы попытаться убедить в ее правдивости.

Но никто не запретит мне думать, что со временем мое досье, возможно, послужит существенным подспорьем для Науки. Быть может, тогда этот случай покажется вполне банальным и представит интерес лишь потому, что был первым в цепи подобных?

Поживем — увидим!

Что касается меня лично, то, откровенно говоря, предпочитаю иметь дело с убийцей во плоти, который старым верным способом палит из револьвера, честное слово!

Note1

Орден Почетного легиона, утвержден в 1802 г. Бонапартом за военные и гражданские заслуги. Очень престижная награда. — Примеч. перев.

Note2

Lechantre— по-французски “певчий”.

Note3

“Веселая, радостная”.

Note4

Вандея — историческая провинция Франции, известная своим консерватизмом и строгостью нравов.