Решение Смольникова

— Ты нисколько не старая, чтобы так говорить, — попытался он сделать комплимент.

— Нет, не старая, но и не молодая.

— Да, брось! — Смольников сжал ее руку.

— Ох, — вздохнула она от его пожатия. — Ты всегда так хватаешь женщин?

— Извини, — он разжал ладонь.

— Ты такой статный! — она потрогала его плечо. — Баскетболом не занимался?

— Ты почти угадала. Я играл в волейбол, в сборной республики, второй состав.

— М-м-м! Мне нравятся высокие мужчины.

— А я люблю таких, как ты!

Он поддел ее рукой за талию, приподнял и вдруг взвалил на себя, легко и быстро. Это был его проверенный прием, который производил на женщин сильное впечатление.

— Ух, какой ты! — фыркнула Мариам, пытаясь сползти с него, но Саша сковал ее руками и прижал к себе.

Он сразу и бесповоротно ощутил, что она подходит ему по всем статьям. Как и почему приходит это чувство телесной и душевной совместимости — он не ведал. «О чем ты сейчас думаешь, интересно? — мысленно спросил он ее. — Думаешь, что нашла мужчину своей мечты или просто опасаешься, что я блевану и запачкаю твою постель?»

— Тебе неудобно? — спросил он, близко ощутив ее дыхание. Пальцами он исследовал ее спину. Мариам была значительно крепче телом, чем его Наташка. Под упругой кожей он почти не различал костей. У Наташки он чувствовал каждое ребрышко, когда проводил рукой по спине.

— Немножко, — чертыхнулась Мариам, пытаясь отстраниться от него.

— Терпи, женщина! — продолжал он гнуть свою мужскую линию. — Если впустила меня на свою кровать — терпи!

— Пусти! У меня синяки будут!

Смольников схватил ее за густую гриву волос и медленно надавил на затылок, приближая к себе ее лицо, склоняя к поцелую. И с удовлетворением отметил, что женщина резко воспротивилась его воле, давая этим самым возможность усилить атаку.

21 час до инфицирования

Смольников поднялся с постели очень поздно, почти в полдень. Он несколько раз выныривал из теплой вязкой сонной волны и снова с наслаждением погружался в нее. Так он проспал почти до двенадцати, пока не почувствовал, как Мариам гладит его по голове.

— Вставай, засоня.

Он открыл глаза и улыбнулся, увидев ее снова.

— Сколько время сейчас, Маш?

— Почти двенадцать.

— Ой, ерш-твою-мень! — вскрикнул он, удивившись не на шутку.

— Не ругайся в моем доме!

Саша приподнялся на локте. Мариам сидела на постели, поджав одну ногу под себя. Из-за халата двумя выпуклыми и аппетитными бугорками белел сгиб ее колена.

— А если так? — Саша просунул палец в этот сгиб и несколько раз подвигал его взад-вперед.

— Пошляк! — одернула она ногу.

— Кто бы накормил этого пошляка?

— Стол давно накрыт!

Смольников направился в ванную. Он накинул на себя халат покойного мужа Мариам, боясь вчерашних молоденьких девушек, которые могли увидеть его обнаженным. Но студенты еще с утра разбежались по университетам, полные надежд и сомнений. Абитуриентская суета подходила к концу, приемные комиссии вывешивали списки и закрывались одна за другой. На город тяжелой гудящей стеной надвигалось лето.

— Там пачка с бритвами лежит, на столике, возьми себе одну.

— Ага, вижу!

Он полез под прохладный душ и с удовольствием опорожнил свой мочевой пузырь прямо в потоке воды. Когда он вышел из ванной, умытый, свежий, с чисто выбритым лицом, Мариам во всю хозяйничала на кухне.

— Скоро дом опять опустеет, до самой осени, — грустно сказала она, пододвинув ему тарелку с яичницей.

— Хочешь, я буду к тебе приходить?

— Хочу.

Он открыл пачку с соком и налил в стакан холодный оранжевый напиток.

— Я действительно этого хочу, Саша.

Он выпил сок, глядя ей в глаза.

— Маш, я кое-что должен тебе сказать.

— Да?

— Мы с Жантиком должны провернуть одно дело...

— Можешь не говорить подробностей, я не лезу в чужие дела, — перебила она его, откидывая с лица непослушный локон. Сегодня она была не такой привлекательной, как вчера вечером. Тонкие, как паутина, лучики морщин обтягивали ее лицо, и когда она говорила, они то истончались до невидимости, то снова появлялись на бледной коже. Но Смольников был уже достаточно стар и умен для того, чтобы судить о женщине по куда более надежным параметрам, чем морщинки на лице. Он откровенно получал удовольствие от ее манеры говорить, чуть напрягая шейные мышцы, отчего получались тонкие глиссирующие звуки. Ему было кайфово от ее манеры сидеть, покачивая полноватыми, но от этого не менее привлекательными, ногами, это добавляло ей шарма. Да много от чего в женщине можно было получить удовольствие, и секс был только частью этого дела.

С Наташкой у него почему-то не было этого желания ценить каждый штрих в их отношениях. Не было с самого первого дня их знакомства. С молодыми девушками всегда так — общаясь с ними, почему-то не замечаешь нюансов, не проникаешься тонкостями их натуры.

— Да я не о том! Я хотел сказать о наших с тобой отношениях. О том, что мы могли бы продолжить встречаться, после того как...

— Ешь! — сказала она с улыбкой, явно избегая прямых разговоров.

Смольников попытался, было, продолжить свою мысль, но его изголодавшийся организм решительно пресек все эти задушевные беседы, и он жадно принялся за еду.

— Скоро я затею здесь ремонт, — сказала Мариам, разрезая хлеб. Она сделала ему бутерброд с колбасой и положила рядом с тарелкой. — Пробью стену в зале, сделаю большой холл.

— Шикарно, — промямлил он с набитым ртом.

— Куплю новую мебель, — она включила электрический чайник и вода гулко застучала в пластиковом сосуде.

— Можно я тоже кое-что тебе куплю? — спросил он, принимаясь за бутерброд.

— Саш, я не бедная, спасибо!

— Это будет подарок от меня.

— За что?

— За эту ночь.

— За эту ночь?! — она рассмеялась, закрыв лицо руками.

— Ты не подумай, я просто... Я хотел сказать...

— Кушай, Саша, кушай! У тебя это лучше получается!

— Да, это точно!

«Дин-дон!» — раздался звонок в коридоре.

— Сиди, я сама!

Мариам побежала открывать дверь.

— Ох, как жарко на улице! — раздался с порога мужской голос.

На кухне появился вчерашний верзила по имени Руслан. В дневном свете он выглядел еще более внушительно. У него была широкая грудная клетка и толстые короткие руки. Саша сразу понял, что он из села. В Алмате сельского человека легко узнать не только по одежде и загорелой коже. Сельские еще и здороваются немного по-другому, нежели коренные алматинцы. Они почтительно склоняются и чуть сгибают колени при рукопожатии. Если рукопожатие произвести затруднительно, например, в тесной комнатке или в юрте, то они прижимают ладонь к груди в знак приветствия. Особенно часто так ведут себя приезжие из шымкентской области, да, впрочем, и все южане. Пожив несколько лет в городе, сельские люди, конечно, навсегда теряют эти церемонии и обретают более примитивные, по-настоящему городские навыки коммуникаций, типа кивка головой, небрежного жеста и мимолетного взгляда.

— Руслан — мой племянник, — представила его Мариам. Они поздоровались, и парень присоединился к их столу, буквально заполнив кухню своим телом.

Вот так не спеша, они сидели втроем, и пили чай. За окном, белым жарким светом разгорался день и Смольников перестал чувствовать себя одиноким, как это бывало с ним раньше, когда он ездил в другие города, в поисках денег и удачи. Его сотовый телефон был отключен, рядом с ним сидели люди, которых он едва знал, а впереди мельтешила невеселая перспектива ломиться через окно в чужое мрачное здание. И все-таки, ему здесь было хорошо, словно он делал сейчас что-то очень разумное и вполне естественное.

По своему обыкновению, он старался думать о деньгах, но ничего толкового из этого не получалось. Те пачки, которые были у него в кармане, слишком легко ему достались, поэтому особой цены за ними он не чувствовал. А те, которые ожидали его после успешного завершения дела — думать о них не было никакого практического смысла. «Когда же, наконец, приедет Жантик?!» — вот о чем он спрашивал сейчас себя, понимая, что за этим вопросом кроется единственный смысл его пребывания здесь.

17 часов до инфицирования

Наконец, зазвонил телефон.

— Это Жантик звонит, — сказала Мариам, передавая ему трубку.

— Але, Саша! — зазвучал голос Омарова. — Давай на улицу, мы тебя ждем! Бабки можешь оставить Маше на хранение. Ей можно доверять, я ручаюсь за нее головой.

— Понял! — Смольников нажал кнопку отбоя и вернул трубку Мариам.

— Мне пора.

— Ну, удачи, Сашенька!

Мариам поднялась и как-то совсем по-семейному принялась собирать ему в дорогу еду.

— Ты что, не надо! — смутился Смольников, глядя, как она складывает в пакет курицу, выпечку, сок, еще что-то.

— Ну, зачем вы будете ходить по кафешкам? Покушаете домашнего! — оправдывалась она.

Смольников оставил ей на хранение свои деньги, получил взамен увесистый пакет с едой и направился в коридор. На прощание, он обнял ее и поцеловал в губы. Пожал руку Руслану и пошел по лестнице вниз.

Жантик встретил его у подъезда и повел к машине. Оказывается, он взял в дело третьего человека — маленького невзрачного мужичка, с золотыми зубами и наколками на пальцах. Звали его Мамедом. По словам Омарова, он промышлял развозом стройматериалов на своем большегрузном «Мерседесе». Они поздоровались и тут же тронулись в путь.

— Как тебе Мариам? — спросил Жантик с явным любопытством.

— Очень приятная женщина!

— Ну вы как, поладили? — подмигнул он, намекая на интим, конечно.

— Да, — ответ Саши прозвучал неохотно. Все-таки чужой человек сидел рядом.

Жантик осклабился, весьма довольно, глянув мельком на Мамеда.

— Плохого не держим, Смола, только высшее качество!

— Да, я убедился!

Смольникову хотелось спросить, как он познакомился с Машей, да и вообще, узнать об этой женщине больше. Но он не хотел показывать Жантику свою заинтересованность.

— Пойдем назад, в салон, я покажу тебе, что и как.

Они пробрались назад, в грузовой отсек. Машину трясло на поворотах, поэтому пришлось сесть на корточки.

— Сейчас съездим на базар, купим деревянные панели. Положим их вот сюда. — Жантик провел ладонью по железному полу.

— Зачем?

— Хороший вопрос! Товар будем выносить с заднего двора, а там высокая лестница. Поэтому панели поставим прямо на ступеньки, как сходни, понял?

— Зачем? Можно вынести на руках!

— А если уроним? Ящики нельзя ронять — это условие заказчика.

— Понятно.

— Потом заедем ко мне домой, у меня есть куча разной одежды типа спецовок. Надо одеться во что-нибудь темное, малозаметное.

— Ясно.

Пока Мамед не привез их на строительный рынок, они успели обсудить всю последовательность своих действий и расписать роли для каждого участника дела. Потом, неспешно вышагивая по торговым рядам, они отыскали нужные панели; купили там же веревку, скотч, пару маленьких фонарей, ломик, кувалду, гвоздодер — одним словом, все насущное свое оборудование. Затем поехали за город, к жилищу Жантика.

Супруга у него оказалась дородной смуглой казашкой с открытым приветливым лицом. Она поздоровалась с гостями и пошла на кухню, готовить обед. Мамед, видимо, часто бывал в этом доме. Он привычно сел на стул и, не дожидаясь приглашения, принялся за еду, которую извлек из пакета Смольников.

— Кушай, Мамед, кушай, у тебя самая трудная работа будет! — подначивал его Омаров.

Смольников кушать пока не хотел. Не теряя времени, он выбрал себе одежду из того вороха, который принесла ему хозяйка. В основном, это были новенькие комплекты строительных спецовок, немецкие и польские, достаточно комфортные для жаркого климата. Он переоделся, аккуратно сложив свою белую рубашку и светлые брюки на стул.

— У нас, оказывается, одинаковые размеры! — оценивающие посмотрел на него Жантик. Он тоже сбросил с себя одежду и переоделся.

Дом Омарова оказался просторным и удобным. На первом этаже располагался зал, кухня и пара ванных комнат. Второй этаж состоял из трех спальных отделений. Пока суд да дело, Омаров устроил ему целую экскурсию, показав каждый уголок, включая кладовые и балконы. Он подробно и с жаром расписывал ему, как лично проектировал и возводил свое жилье.

— Дай Бог, справим это дело, я тебе такой же отгрохаю! Возьму недорого! — увещевал он своего товарища.

— Дай Бог! — отвечал ему Саша.

Накрыв на стол, хозяйка удалилась, оставив мужчин одних.

— Пацана заведи домой! — крикнул Жантик ей. — Детское время кончилось.

— Ладно! — ответила супруга и вышла во двор.

— Ну, что, давайте еще раз мысленно все разжуем и схаваем! — объявил Омаров, глядя на подельников.

Не спеша, с шутками-прибаутками, он прошелся по всей схеме их действий, отмечая возможные затруднения, которые могут произойти по ходу дела.

30 минут до инфицирования

Примерно в три утра, они выехали из дома и направились на улицу Кирова. Мамед высадил Смольникова за сто метров до института, а Омарова провез чуть дальше и высадил за перекрестком. Потом заехал во двор института, погасил фары и замер в полной темноте.

Таким образом, они подошли к зданию с разных сторон, получив возможность проверить подходы. В последний раз оглянулись, не смотрит ли кто, и быстрым шагом направились к бетонной арке. Смольников взобрался на решетку первым. Вскарабкался наверх и дотянулся до окна. Обе створки были открыты. Слегка подпрыгнув, он повис на руках, сделал полусиловой прием и взобрался на подоконник. Затем подстраховал идущего следом Омарова. Когда Жантик оказался рядом с ним, он еще раз бросил взгляд на улицу и закрыл окно.

Если бы у Смольникова был в кармане детектор инфракрасного излучения, этакий маленький прибор в виде ручки, он непременно узнал бы в эту секунду о том, что здание усиленно облучается приборами ночного видения. Невидимые глазу тепловые лучи проводили их до самого окна, затем замерли, словно не зная, что делать дальше. Растерянность этих приборов превратилась в радиосигналы, произнесенные отрывочными малопонятными фразами.

— Правый стоп, повторяю стоп! — зазвучал в эфире голос неведомого наблюдателя.

— Левый, тоже стоп, тоже стоп! — бегло сказал кто-то еще.

Человек по кличке Сухраб, услышав эти сигналы, тихо выругался и отложил в сторону бинокль. Возникла внештатная ситуация. Из всех многочисленных, заранее просчитанных вариантов действий, ни один даже близко не подпадал под случившееся. Сухраб не мог понять, откуда взялись эти двое, почему его никто не предупредил и что теперь делать дальше.

Он посмотрел на часы и отметил время. Его люди замерли, в ожидании приказа.

— Средний — Правому, ловим тишину, ловим тишину! — сказал Сухраб по рации. Это означало, что нужно приостановить все действия. Затем извлек из кармана сотовый телефон и набрал чей-то номер.

— Здесь стопорняк, кто-то встрял между нами. Два человека залезли в окно, это не мои люди.

В ответ трубка разразилась длинным бульканьем и кваканьем. Его собеседник на том конце провода тоже был нимало удивлен происшедшим. Он просил подождать, чтобы навести справки о случившемся.

— Ясно, жду, — Сухраб кивнул головой и выключил телефон.

— Медет! — сказал он своему водителю. — Дай назад, мне нужен обзор.

— Мы засветимся! — возразил ему водитель.

— Дай назад! — повторил Сухраб, взяв на полтона выше.

— Слушаюсь!

Черная «Тойота» бесшумно пошла задом, выезжая из тесного дворика.

Майор Алтынбек Акперов получил кличку Сухраб лет пятнадцать назад, еще в те времена, когда, будучи слушателем Академии МВД, был послан на стажировку в Израиль. Молодого энергичного офицера долго отслеживали, изучали и под самый конец, перед отъездом, ему предложили сотрудничество. Как ни странно, его кандидатурой заинтересовалось министерство туризма Израиля, представителем которого был некто Сергей Ставиский. Конечно, Акперов сразу понял, что за спиной Ставиского стояла одна из структур военной разведки Израиля. Впрочем, Сергей производил впечатление достаточно откровенного человека, не склонного темнить и напускать туман. Он ясно объяснил свои намерения и оставил визитку в знак ожидания ответа.

Сухраб вернулся на родину, и безуспешно пытался устроиться следователем в Главное управление военной полиции. Спецслужбы в то время лихорадило, шла повальная «национализация» кадров, опытные чекисты уезжали в Россию или переходили в частные охранные структуры.

Спустя пару месяцев, он окончательно созрел для решения, и позвонил в Тель-Авив. Через неделю, с ним связался некто Вячеслав Шлемов, израильский гражданин, который жил в Алмате под прикрытием иностранной туристической фирмы.

Высокий и сухопарый бизнесмен, Шлемов приветливо пожал ему руку и пригласил прогуляться по парку имени Панфилова. Стояла поздняя осень, и под шелест сухих кленовых листьев, Акперов — он же теперь Сухраб — получил первое свое задание. Он подписал контракт с турфирмой Шлемова, в котором числился консультантом по горному туризму Казахстана. По данному контракту, ему причитался приличный ежегодный гонорар. Часть гонорара он получил немедленно, в виде увесистого пакета с деньгами.

Как оказалось, задания были несложные и достаточно формальные. Сухраб, человек умный и проницательный, понимал, что его держат за «спящего», т.е. хорошо подкармливают в ожидании крупного дела. Такое ожидание могло длиться годами, это было ему известно. После безуспешных попыток перейти в элитные структуры КНБ, а именно в спецназ военной разведки «Барлау», Акперов надолго застрял в тесной, суетливой карьерной лестнице внутренних войск МВД, где руководил аналитической работой по созданию отрядов специального назначения. Под громкой звучной работой таилась мелкая рутинная тягомотина под руководством некомпетентных, оплывших жирком, начальников. Месяцами люди ждали, когда им пришлют оборудование, тренировки и учения проводились не регулярно и, порой, могли быть прерваны под самым глупым предлогом, например, из-за поломки служебной машины. Это было время развала и, одновременно, время созидания, о котором не хотелось вспоминать, потому что вспоминать, в сущности, было нечего.

Момент, когда его вывели из «спячки», наступил, судя по всему, вчера утром — куратор передал Сухрабу инструкции на срочную мобилизацию всех возможностей для выполнения очень аккуратной ночной операции. Задание было настолько спешным и стремительным, что майор поначалу даже растерялся. Ему передали деньги на оперативные расходы — около пятидесяти тысяч, если пересчитать с тенге на евро, а также плотный запечатанный конверт, где лежали паспорт с греческой рабочей визой, авиабилет на Кипр, и целых десять стандартных годовых гонораров, закатанных в блестящую пластиковую карточку Visa. Независимо от результатов задания, ему предписывалось поутру покинуть страну, так как его пребывание здесь было чревато провалом. Конечно, никто не неволил его принимать такое решение. Его судьба была в его руках.

3 часа до инфицирования

В полной темноте, группа из семерых мужчин погрузилась в машины. Сухраб взял на операцию самых надежных своих подчиненных, а так же привлек к работе людей из спецназа, которых знал еще со времен Академии и которым мог доверять. Каждому, вне зависимости от роли, досталось по паре миллионов тенге, это почти пятнадцать тысяч евро наличкой. Он спешно, буквально на коленках, разработал план и выехал на место. Задача была относительно простой: в институте вирусологии и микробиологии, в полуподвальном помещении хранились два тяжелых контейнера с биологическими препаратами. Нужно было вынести контейнеры, а так же попутно устроить имитацию ограбления, взломав кабинет директора и кассу. Никто, конечно, не знал истинной сути операции, да это было и не нужно. Заказчик платил хорошие деньги, а риск был минимальным.

Судя по вводным данным, в которых было дано описание внешнего вида контейнеров, Сухраб мог лишь отдаленно предположить, что препараты хранились в институте еще со времен Советского Союза. Долго не думая, Сухраб решил перестраховаться и взял на складе несколько комплектов костюмов биохимической защиты, краешком сознания подумав, что вполне может иметь дело с биологическим оружием времен холодной войны.

Он назначил общий сбор группы в одном из частных домов, который специально держал для такого рода случаев. Проверив оснащение и проинструктировав команду, он дождался ночи и направился к месту операции на двух джипах и фургоне.

По пути, Сухраб еще раз внимательно изучил план помещения. Не смотря на то, что бумага являлась лишь ксерокопией с оригинала, майор заметил про себя, что человек, рисовавший схему, находился в состоянии сильного волнения или действовал против своей воли. Кривые карандашные линии означали границы коридоров и комнат, а неуверенные стрелки показывали путь движения. План изобиловал помарками и пятнами от ластика. Сбоку, резким убористым почерком были сделаны пояснения к схеме. Майор насмотрелся в свое время таких бумажек, нацарапанных под «прессом». Почерк у человека, психологически раздавленного, разительно отличается от того, который ему присущ в нормальном состоянии. Там, где изгиб линии проходит под углом в двадцать градусов, в состоянии волнения он сужается до пяти, превращая ровную спокойную рябь письма в резкие штормовые волны.

Сухраб разделил отряд на две группы. Каждая группа имела своего наблюдателя из числа водителей. Одетые в полицейскую форму, с фальшивыми документами на сотрудников РОВД Бостандыкского района, обе группы были готовы к выдвижению. Спецназовец по имени Алмаз, сокурсник и старый товарищ Сухраба, который входил в группу «Левая», должен был постучать в дверь и попросить сторожа впустить его. Дальше, они связывали старика и продвигались в цокольный этаж, где в складском помещении, среди старых брошенных архивов, лежали объекты захвата. Снаружи их прикрывала группа «Правая». В качестве резервного варианта были припасены инструменты для взлома.

Появление двух неопознанных личностей перечеркнуло все варианты и повергло Сухраба в ступор. Нарушая все принципы маскировки, майор вывел джип на открытое пространство, взял инфракрасный бинокль и осмотрел пустынную ночную улицу. Тут еще куратор позвонил и добавил перца в общий котел, потребовав нейтрализовать непрошенных гостей, вне зависимости от того, с какой целью они пришли. В качестве поддержки, он дал сотовый телефон какого-то своего человека из патрульной полицейской машины «Буран» с бортовым номером 16. Полицейский должен был хотя бы на некоторое время прикрыть их задницу, если станет слишком шумно.

«Он идиот или только притворяется?! — думал Сухраб о своем кураторе, вглядываясь в яркую картинку в окуляре. — Как можно нейтрализовать их, если моя группа не готовилась к столкновению?!» У него в распоряжении было всего четыре человека, не считая двух водителей. Для уверенного контакта с гостями этого было мало. Тем более — без бронежилетов, без касок, без щитов, без шашек и автоматического оружия.

Он искал глазами чужого наблюдателя, человека, который должен был оставаться снаружи и охранять гостей. Если эти люди пришли сюда за тем же, что и он, то они знают что делают, а, следовательно, действуют по всем правилам. Наблюдатель обязательно должен был быть. Он мог походить на самого банального ночного прохожего, стоящего вдали от света фонарей. В другом случае, он мог сидеть в машине, припаркованной где-то неподалеку. Если Сухрабу удалось бы снять наблюдателя по-тихому, то он вполне мог пойти на перехват чужаков.

Сухраб вернулся в джип. Торопливо, даже судорожно, вынул из верхнего кармана пиджака пластиковый цилиндрик с таблетками, и забросил одну под язык.

30 минут до инфицирования

Майор принял сладкую крупинку нитроглицерина, потому что боялся сердечного кризиса. В последнее время он чувствовал себя неважно. Пару месяцев назад, на медкомиссии, молодая врач вытащила из маленького портативного кардиографа листок бумаги и нахмурила свой лобик. Она взяла карандаш, чиркнула что-то на кардиограмме и показала ее майору.

— Вот эти «эстэшки» мне совсем не нравятся, — сказала она в ответ на его недоуменный взгляд.

— Я не разбираюсь в ваших терминах, что означают эти самые «эстешки»? — спросил он.

— Это означает, господин майор, что надо бы вам педальки понажимать...

— Какие еще педальки? — совсем растерялся Сухраб.

Что это еще за педальки, он узнал уже в алматинском кардиоцентре, где его без очереди приняла Зоя Владимировна Самойлова, врач высшей категории. Медсестра проводила его в комнатку с велоэргометром, закрепила на его теле датчики и попросила крутить педали с постоянной скоростью один оборот в секунду. Сначала ему это показалось даже забавным, но с каждым разом медсестра увеличивала нагрузку, и сохранять прежнюю скорость стало очень трудно. В загородном тренировочном зале, принадлежавшем спецназу «Арыстан», куда ездили офицеры не только из КНБ, но и из других ведомств, включая внутренние войска, он предпочитал работать со штангой и другими тяжестями. Всякие там беговые дорожки и велосипеды не любил и не понимал, какой может быть от них кайф. Да и бегал он хорошо, возрастные свои нормативы перекрывал шутя.

Долго в тот день майор просидел в кабинете врача. Маленькая черная мушка, едва проснувшаяся от зимней спячки, апатично летала по кабинету. На экране компьютера мельтешила заставка в виде четырехцветного флага «Windows». Врач изучала его кардиограмму с карандашиком, надев очки. Время от времени она поднимала голову и беседовала с ним тихим монотонным голосом. Под стать ей самой и всему интерьеру, были и мерно тикающие настенные часы, такие же механические и беспристрастные.

Сухраб слушал этот бесконечный «тип-тип-тип...» и в душе у него постепенно становилось так кисло и сумрачно, словно он потерял кошелек или получил известие о смерти родственника. Исподволь, минута за минутой, к нему приходило понимание того, что спокойная жизнь, полная надежд и уверенности, прошла и больше уже не повторится.

— У вас положительная проба, — сказала, наконец, Зоя Владимировна, продолжая заполнять бумаги. — Вам надо пройти эхокардиографию, и, пожалуй, надо еще сделать развернутый анализ крови.

— Зоя Владимировна, я не чувствую никаких проблем с сердцем, — сказал он, пытаясь отстоять этот прежний мир, ускользавший куда-то далеко за горизонт.

— Да? — посмотрела она на него из-за очков.

— Да, никаких ощущений.

— Вот они, ваши ощущения, — потрясла она розовым листочком кардиограммы. — Бессимптомная коронарная болезнь сердца.

— И что это означает?

— Это означает — ишемия.

Сухраб внутренне весь съежился, собрался в комок, как перед броском. Слово «ишемия» было ему знакомо. Внезапная коварная болезнь, которая может навалиться где угодно: ночью в постели, в туалете, в бассейне, на стрелковом полигоне, за рулем.

— Для начала попьете нитромазин, по две капсулы, — продолжала делать свое дело Самойлова, заполняя направление. Шариковая ручка, ведомая уверенной рукой, с тихим шорохом выписывала буквы и цифры его диагноза.

— Знаете, как мои пациенты называют это лекарство? — врач глянула на него своими большими карими глазами.

— Как?

— Нетормозин! — и сухо засмеялась, продолжая заполнять бумаги.

Сухраб вяло улыбнулся в ответ, не понимая, что здесь смешного. «Неужели, она лучший кардиолог в Казахстане?» — задавался он вопросом, глядя на нее. Немного полноватая, в старомодных истоптанных туфлях, она абсолютно не производила на него впечатления «крутого» человека. «Крутого» в том смысле, в котором он привык воспринимать людей вообще. Возможно, в этом проявлялась его ограниченность по жизни, накладываемая особенностями службы в одном из самых закрытых учреждений страны. Он не знал, к примеру, сколько стоит сейчас проезд на автобусе или маршрутке, потому что давно не ездил в общественном транспорте. Не знал размер минимальной пенсии, потому что его собственные родители жили исключительно на его денежные переводы и о пенсии даже не вспоминали.

Тот факт, что перед ним сидит действительно невероятно «крутой» специалист по болезням сердца, ничем не был подкреплен, ни внешностью врача, ни его умением и манерой говорить, ни размером доходов или количеством машин и квартир.

Самойлова, тем временем, захлопнула медицинскую карту и протянула ему серые листочки с рецептами и направлениями.

— Рекомендую вам обзавестись нитроглицерином. Когда будете выходить отсюда, медсестра даст буклет, там распечатаны инструкции для вас и ваших близких о том, как вести себя приступа.

— От приступа? — удивился майор.

— Если мы обойдемся без госпитализации, вам лучше будет предупредить своих коллег на работе, и ознакомить их с этой инструкцией. Не стесняйтесь, пожалуйста, огласки своей болезни. От того, как будут вести себя люди вокруг вас в момент кризиса, зависит порой жизнь.

— Вы хотите сказать, что у меня может быть приступ? — голос майора стал рыхлым, наполнился характерным дребезгом, выдавая сильнейший стресс, в котором он сейчас находился.

Она терпеливо вздохнула и сняла очки.

— Сердечный приступ может случиться даже у абсолютно здорового человека.

— Зоя Владимировна, а может — ошибка? — майор продолжал спорить, даже не с ней, а скорее, с самим собой. — Может, ваши приборы врут? У меня нет болей в области груди, нет приступов удушья, ничего нет!

На лице Самойловой появилась специфичная профессиональная улыбка, некая помесь терпения, понимания и, конечно, иронии.

— После эхокардиографии, мы с вами еще раз встретимся и обсудим этот вопрос. Но, поверьте мне как врачу... — Самойлова пристально посмотрела на него, акцентируя внимание пациента на слове «врач», — у вас ишемия, и с этим шутить — не стоит.

Он поднялся и направился к выходу. У самых дверей Самойлова окликнула его.

— Я вижу, что не убедила вас. Хотите, я вам приведу один аргумент, чтобы вы осознали, как все серьезно?!

Сухраб вернулся и присел на кресло.

— Да, я слушаю вас.

— У вас хобби какое-нибудь есть?

Сухраб пожал плечами и задумался на пару секунд.