Вергилий и вода

С севера наступали готы, франки, алеманы, квады, галлы и лигуры. Валентиниан умер, на его место пришел его сын Грациан. Валент начал впускать на римскую землю принявших христианство готов при условии, что те сдадут оружие. Но перекупщики не отбирали у них оружие, если те давали им взятку. Готы восстали, нанеся страшное поражение под Адрианополем, где погиб Валент. Грациан, не в силах овладеть положением, назначил на восток Теодосия. Этот Теодосий носился с мыслью о священном мечеискупителе, поэтому он разрушил языческие храмы, запретил жертвенные костры и начал страшное гонение язычников и еретиков-ариан. Позднее он разрушил статуи всех римских и греческих богов, за что статуя Зевса покарала его, превратив в камень руку. Зевса он переправил в Константинополь. В это время возобновились олимпийские игры. И в последний раз Теодосий разделил империю на две части, передав восточную своему сыну Аркадию, а разоренный запад - другому сыну Гонорию.
      Земля давно уже не давала хороших урожаев, повсюду вспыхивали бунты, рабы пускались в бегство или убивали своих хозяев. Не осталось ни одного человека, который чувствовал бы себя сильным и уверенным в завтрашнем дне, и поэтому уже никто не испытывал любви к своему государству.
      А вода все текла и люди ее пили.
      VIII.
      Погоди, Вергилий, сейчас, когда ты уже все понял, сохрани мудрость в своих глазах и укроти нетерпеливое дрожание руки, усердно долбящей мрамор. Кто может помешать тебе исполнить свой замысел? Никто даже и не подозревает о твоих намерениях, потому что людям, этим слабым, неуклюжим и трусливым существам, такой поступок кажется невероятным. Но ты сам сбросил свой груз, потому что знаешь, что камень запоминает лучше и пергамента, и человека.
      Ты также знаешь, что, страшась правды, люди, которые родятся после, провозгласят ею чью-то искусную болтовню.
      Тебе известно, что после простого смертного останется его потомок, а после тебя, бессмертного, ничего...
      Пиши, Вергилий!
      Я вижу, как подобие сердца у тебя в груди разрывается при мысли об Элице, но прогони эту муку, потому что ее благодать предназначена другим, но не тебе!
      Разве ты не знал, что так и будет? Но ты не скрылся вместе с картавым Гонорием в болотах Равены, а остался там, ереди пламени.
      Той ночью рабы открыли ворота Рима и первыми, с наслаждением, приняли мечи готов в свои тела. Ты видел, как полчища Алариха, который служил Теодосию, грабили храмы и роскошные дома, как около форума какой-то раб бежал с фракийским топориком за своим хозяином, а настигнув его, повалил и отрубил ему сначала ноги, а потом и остальные части тела. Выражение его лица при этом было такое, будто он обрубает сучья у. дерева...
      Именно в этот момент ты заметил, как она бежит к тебе сквозь отблески огня и крови, одетая в белое и с волосами, подобными солнечному снопу. Она бросилась тебе в ноги с мольбой спасти ее. И только тогда ты, Вергилий, пришел в себя, поднял ее и вскоре с удивлением понял, что во всем Риме только вы стоите на одном месте ( разговариваете. Когда вы сумели выбраться из города через тайный ход, она сказала: - Веди меня в Сердику!
      - Кто ты такая? - спросил ты, почти не различая ее в темноте.
      - Элица.
      - У тебя странное имя.
      - Я славянка, - ответила она. - Мой муж Флавий был римлянином как ты. Но его убили готы, а меня взял в плен конунг Ал арих.
      - Сердика далеко, - промолвил ты, подумав.
      - Около Сердики мой дом, - просто объяснила она.
      - У меня там клочок земли, сад и хозяйство. И раз тебе, Вергилию, все уже было известно, почему же ты сказал: - Для сада нужно много воды.
      На что она ответила со смехом:
      - Воды сколько угодно!
      - А откуда ты ее берешь? - тихо спросил ты, едва ворачая языком.
      Она объяснила:
      - Мой муж был потомком легата Траяна. Еще со времен его прадеда у них был водопровод, отведенный от акведукта.
      Потом наступила тишина и вы долго шли рядом, не различая друг друга в безлунной ночи. Когда ты повернулся назад, то увидел, что горящий Рим у ваших ног уменьшился до размеров луны. Тогда ты, Вергилий, задал свой последний и самый бессмысленный вопрос:
      - А у водопровода трубы из свинца?
      - А из чего же еще? - удивилась она. - Странные вопросы задаешь ты, Вергилий.
      - Потому что ты пьешь отраву! - воскликнул ты и наскоро ей все рассказал. Она внимательно слушала тебя со все возрастающим удивлением. Уже почти рассвело и удивление ты прочитал в ее глазах.
      - Если бы мой муж не питал к тебе такого уважения, я могла бы подумать, что ты не в себе, - сказала Элица, услышав твой рассказ.
      - Я не слышала ни об одном отравлении нашей водой. От отравления умирают быстро и в муках, а вода дарует жизнь...
      Так вы шли еще долго и ты, Вергилий, вспомнил и рассказал еще многое. А Элица все твердила, что понимает твои мысли, но не верит им. Но важен не разум, Вергилий, а вера, а ее ты не смог добиться!
      А потом, когда вы в крайнем истощении наконец-то добрались до ее дома около Сердики и стали жить там, как муж и жена, разве в полноте своего счастья ты так быстро все забыл? И разве только в тот момент, когда ты узнал, что империи на западе больше нет, по твоему телу пробежала дрожь? Ведь тебе, как и всем остальным, это было ясно и раньше, потому что последний несовершеннолетний император Ромул Августул (то есть маленький Августин) был сыном готского военноначальника Ореста.
      Нет, Вергилий, тебе не дано радоваться счастью - слишком рано ты стал замечать своими нечеловеческими глазами, что твоя жена бледнеет, отказывается от еды и мучается от жажды. Лючия все чаще стала являться тебе во сне, обнаженная под струей воды.
      Поэтому заканчивай свое дело и слушай меня, Януса, бога входа, выхода и всяческого начала, который только один не покинет тебя никогда!
      IX.
      Я вышел и под ногами у меня заскрипело что-то мелкое и шероховатое; всего несколько шагов; я оглушен и невероятно легок, мне известно уже, что то, по чему я иду, называется песок; он желтый; и то круглое и серебристое, похожее на две соединенных крышки, мне также известно - я был там внутри, а сейчас меня там нет; мне нужно идти, удаляться - это приказ; эти крышки скоро поднимутся над землей и забушует сильный ветер; а все другие остались внутри, юноша и девушка тоже, я их больше никогда не увижу, но нас свяжет сила мысли; которая должна преодолевать пространство и время и так будет, пока они этого хотят; о как я привязан к ним, как я их люблю; это приказ; да, я удаляюсь, не беспокойтесь, сила моей мысли безгранична - она мигом долетит до вас, расскажет вам обо всем, о как я люблю вас; вот это куст, куст зеленый, зеленый - это цвет как и желтый; еще есть синий цвет, небо синее, земля коричневая, некоторые цветы красные, но нет серебристых; а это четвероногое, называется собака, я двуногое, я не собака; это тоже двуногое, покрытое роговыми образованиями - перьями, и я двуногое, но не покрыт перьями, я не птица; это двуногое, оно не покрыто перьями, оно думает, выражает свои мысли, называется человек, я двуногое, я думаю, выражаю свои мысли, называюсь человек, это приказ, я называюсь человек, я похож на человека, мое лицо как у человека, руки как у человека, голос как у человека, поступки как у человека, я исследую, я изучаю существующее, так нужно, это приказ, потому что так нужно, мне необходимо иметь имя, услышать имя человека, для этого я пойду туда, где есть люди; Вергилий, это имя человека, я человек, я Вергилий...
      Свет. Элица, моя жена, пропалывает огород, и так как приближается время обеда, скоро позовет меня.
      Мне нужно ее опередить. Нас было много в трюме большой галеры в одинаковых сине-зеленых одеждах; и эти недоступные боги - юноша и девушка над нами, о как я люблю их, они, наверное, покинули меня...
      Нет, это невозможно! Я теряю рассудок! Кому нужен сумасшедший слуга? Янус, мой верный покровитель, закончил свое дело и бросает меня. Сейчас у меня навязчивая идея, что я са-монас-траи-вающийся про-цессор-ный био-ро-бо-т... Что означают эти слова? Такой должности в Риме нет! И, наверное, потому, что исследовательский процесс закончен, мои энергетические разервы истощаются? Янус, покровитель, что это я болтаю?
      Свет. Каменоделец Никодим сделал мне маленький, но не поддающийся бегу времени саркофаг.
      Внутрь я положу выдолбленные мной плитки. Только с ними я не расставался никогда, даже во время побега из горящего города. Я нес их в крепкой суме из козлиной кожи, и так как они всегда были при мне, то не чувствовал их тяжести. Все шесть были выдолблены здесь, около Сердики.
      Свет. Вот что я сейчас сделаю. Я встану под арками акведукта послушаю шум текущей воды, соберу всю силу своей мысли, потому что ещесильна во мне любовь, и этой силой попытаюсь разрушить их, освободить реки от их отравленного ложа. Но перед этим я закопаю саркофаг с плитками, чтобы их не разбили от неверия. И если ктонибудь их найдет, то после того, как узнает, что Рим погубила нечистая вода, пусть расскажет другим людям. Это последнее желание путника, которого звали Вергилий, а ты прости и БУДЬТЕ ВСЕ ЗДОРОВЫ!
      Послесловие реставратора:
      Конечно же, этот несчастный не мог написать столько всего на девяти мраморных плитках. Некоторые из использованных слов просто не существуют в латинском языке, другие же имеют совсем иное значение.
      Не смог бы придумать этого и я. Правда, меня когда-то интересовала литература, потом философия, чего, однако, совсем не достаточно. По профессии я археолог.
      В таком случае нужно предположить, что всего вышеизложенного не существует. Его нет нигде. Оно родилось в моей голове после долгого рассматривания следов на камне и там же, у меня внутри, умерло. Но мне кажется, что я должен сделать некоторые пояснения для тех, кто видит в этих плитках нечто большее, чем просто красивая выдумка!
      Первое, что меня озадачило при их прочтении, было обстоятельство, что автор всегда находился в самой гуще интересующих его событий. А это совсем не так просто, имея в виду продолжительность самого периода - около шести веков! - и узкую сферу его интересов. - Этот Вергилий, говорил себе я, будто бы посвятил всю свою неправдоподобно длинную жизнь одному-единственному объекту исследования - акведуктам. Ничто другое не затрагивало его так сильно, или, точнее, затрагивало только постольку, поскольку он имел с этим точки соприкосновения.
      Признаюсь, я не мог найти решения этой задачи, пока он сам не раскрыл мне его. И тогда на меня накатил страх...
      Представьте себе могучую, высокоразвитую, овладевшую космическими расстояниями внеземную цивилизацию. Она проводила исследование нашего прошлого без какой-то определенной прагматической цели (впрочем, о ее целях я не берусь судить), строго соблюдая принцип невмешательства. Ей нужны были совершенные копии разумных существ нашей планеты и они были созданы. Наверное, биоробот Вергилий был не единственным, потому что наверняка их интересовали не только акведукты. Но так или иначе он был определен собирать информацию о древних римских водопроводах.
      И он ее собирал добровольно, педантично и спокойно, как и полагается любому биороботу. Но в какой-то момент, однако, случилось нечто непредвиденное - Вергилий вышел из границ допустимой свободы, захотел вмешаться, изменить положение вещей...
      Почему? Не знаю. Не берусь и гадать. Но обрабатывающий информацию сверхинтеллект (или, если хотите, суперкомпьютер) решил, что вмешательство, выраженное в сочинении стихов, не так уж опасно, чтобы требовать немедленного уничтожения биоробота. Так Вергилий продолжал существовать до самого конца исследуемого исторического процесса - до гибели Римской империи, которую тон, естественно, связывал с акведуктами. И тут последовало его неизбежное отстранение.
      Новнеземный разум ошибся, хотя и в одном только пункте.
      Своими стихами биоробот сумел создать прекрасный эпос, пусть даже написанный в типичной для того времени иносказательной манере.
      "Свинцовая вода", погубившая Рим... Какой символ иллюзии, нечистого благоденствия, неумения и страха посмотреть правде в глаза, какой бы горькой она не была.
      Да, остались без ответа многие вопросы. Такой, например: всетаки имели ли право исследователи так поступить с ним, созданным по подобию человека, но лишенным способности что-либо делать по своей воле?
      Где, в таком случае, тот предел, та последняя граница, за которую не должен проникать чужой разум в себеподобный?
      Но неизвестно почему, мне интереснее всего узнать, сумел ли Вергилий в свой последний час разрушить акведукты, или руины, перед которыми я стою, являются результатом естественного и неумолимого бега времени?
      Увы, время упорно не хочет отдавать "сосуд с волшебным зельем".