Где русскому жить хорошо? - Америка: исчадие рая

Так, к слову, формировалось почти все современное гражданское общество Америки. Организации, рожденные в свое время протестами против вьетнамской войны и борьбой за права меньшинств, постепенно нашли свое постоянное место в общественной структуре страны, стали частью политического процесса, без которой сегодня невозможно представить Америку. Хотя начинали они, как правило, с разговоров и встреч в чьих-то квартирах и гаражах, на чердаках и в религиозных учреждениях – или со стихийных митингов.

Американское правительство и частный бизнес вовремя поняли, какую огромную пользу может принести зрелое гражданское общество и протестное движение, тем более что юридическая база была заложена еще в Конституции. Главным источником финансов гражданского общества в США был и остается частный капитал, в том числе иностранный, хотя никто не обвиняет местные некоммерческие организации в том, что они являются «агентами иностранного государства». Кстати, зарплаты в американских НКО и неправительственных исследовательских институтах, конечно, не сравнятся с доходами бизнесменов, но вполне сравнимы с зарплатами профессоров университетов и чиновников среднего и выше среднего уровня. Уровень зарплат в НКО, как правило, лежит ниже ста тысяч долларов в год. Но в исследовательских центрах хорошие эксперты вполне могут получать от 80 до 150 тыс. долларов в виде зарплаты, имея возможность зарабатывать не меньшие суммы на стороне – читать лекции, публиковать книги и статьи, проводить заказные исследования.

Например, организации, с которыми я был связан последние полтора десятилетия в Вашингтоне – Международный центр, Центр оборонной информации, Институт мировой безопасности и другие, – родились в свое время как элементы гражданского общества, но постепенно превратились в авторитетные и уважаемые в мире исследовательские структуры. Они финансировались как частным бизнесом, так и отдельными гражданами, в том числе из-за рубежа, и, как правило, выступали с публичных и критических по отношению к правительству США позиций. Более того, значительное число сотрудников в них всегда составляли иностранцы, однако никто не требовал от этих организаций регистрации в качестве «иностранного агента». Ни одна из них, конечно, лоббизмом не занималась. Полагаю, такое же встраивание в политическую систему США произойдет и с «Захвати Уолл-стрит», и кто знает, может быть, в недалеком будущем мы увидим очередной американский исследовательский центр под таким названием.

Но вернемся ненадолго к экономическому положению США. На самом деле нынешний рост количества относительно бедных людей – гораздо менее серьезная проблема для Америки, чем размывание и обнищание ее среднего класса. Средний класс – священная корова Америки, ее волшебная палочка и своего рода мантра, произносимая в ответ на любые аргументы в типичной американской дискуссии. В России за два десятилетия уже целые легенды сложены о среднем классе. Я не буду здесь вдаваться в тонкости различных определений этого словосочетания – за почти четыре столетия его существования их накопилось немало. Книга не об этом, а об американцах, а до двух третей из них сегодня действительно считают себя средним классом.

Конечно, даже в США средний класс среднему классу рознь. Есть тут высший средний, средний и низший средний классы. В соответствии с различными методиками к этой группе принято относить людей с доходами приблизительно от 30 до 150 тыс. долларов в год. Серьезно различаясь по уровню доходов, с точки зрения системы ценностей и приоритетов все три разновидности среднего класса близки и отличаются от одного процента самых богатых американцев. Это своеобразная буржуазия постиндустриального общества, основа его креативности и консьюмеризма. На этих людей рассчитана американская экономика, их вкусы становятся очередной глобальной модой, для них снимает свои блокбастеры Голливуд, на них работает и среди них воспроизводится Великая американская мечта. Средний класс – наиболее влиятельный в США, именно он определяет характер развития страны. Это налоговая дойная корова Америки, главный источник ее доходов.

Темпы роста доходов среднего класса в США начали падать еще в 1980-е годы, однако в последние несколько лет этот процесс приобрел очень динамичный характер. Если пятьдесят лет назад условный представитель одного процента богатейших американцев был в сто двадцать пять раз богаче представителя среднего класса, то сегодня – почти в триста раз. Налицо торжество постулатов классического марксизма: богатые становятся богаче, а средний класс и бедняки – беднее. Доходы среднестатистической семьи в США упали ниже 60 тыс. долларов по сравнению с 73 тыс. долларов тридцать лет назад, в то время как доходы богатых семей за эти же три десятилетия увеличились с девяти до 16 млн долларов. Если бы доходы среднего класса росли такими же темпами, как доходы богатых, сегодня они составили бы 120 тыс. долларов на семью. Но этого, как мы видим, не произошло.

Шило в одном месте

За годы кризиса богатство самых состоятельных сократилось почти на 16 %, в то время как доходы среднего класса упали на 47 %. Это позволяет самим американцам все чаще говорить о том, что Америка перестает быть страной среднего класса, а значит – перестает быть Америкой, какой мы ее знали на протяжении последнего столетия. Не зря рейтинг президента Барака Обамы опускался даже ниже, чем самый низкий рейтинг первого срока его предшественника Джорджа Буша-младшего. Это уже не просто американская, а всеобщая, мировая проблема. Именно средний класс обеспечил в прошлом веке не только глобальное военно-политическое превосходство, но и экономическое и культурное доминирование Америки.

Я уже говорил, что хозяйство США «заточено» на удовлетворение нужд среднего класса. Именно он – главный покупатель, от его желания и возможности тратить деньги в немалой степени зависит самочувствие глобальной экономики. Когда у него становится меньше денег или падает уверенность в завтрашнем дне – весь мир начинает буквально трясти. С этой точки зрения средний класс США – своеобразный системообразующий элемент современного глобального экономического миропорядка. Он также является краеугольным камнем американской системы ценностей – по сути, системы ценностей того, что мы в прошлом веке стали называть западной цивилизацией, со всеми ее высокими идеями и мелочными стереотипами, воодушевляющими весь мир примерами и отталкивающими любого нормального человека образцами. Как говорилось в известном советском фильме, хотя бы отчасти Америка – страна контрастов. А есть в современном мире страна без контрастов? Ну, разве что Северная Корея.

Более того, Америка – страна весьма молодая, она всегда менялась очень быстро и бурно. В годы, которые я прожил тут до 11 сентября 2001 года, меня неизменно поражал динамизм американской цивилизации, ее оптимизм и некая, если хотите, незамутненность массового сознания. От времени президентства Джорджа Буша-старшего через «золотое восьмилетие» Билла Клинтона и до начала президентства младшего Буша Америка менялась стремительно во всех областях. Это производило впечатление системности, силы, уверенности страны в себе и понимания элитой правильности выбранного пути. Всего полтора десятилетия назад было видно, что США развиваются, растут и меняются, потому что их к этому толкает какая-то внутренняя сила, собственные источники роста, недоступные другим. Так развивается и набирает силу подросток. Америка тогда и казалась таким слишком мощным для своих лет подростком, который еще не понимает масштабов своей силы и не умеет ею пользоваться, но для которого уже нет авторитетов и учителей. Подростком, за которым – будущее.

Совсем другие впечатления производят изменения, происходящие с Америкой сегодня. И хотя страна продолжает не менее динамично меняться, уверенности в себе и в правильности развития у многих американцев уже нет. Нет у них чувства того, что страна развивается естественно, а есть ощущение, что она сопротивляется и обороняется, болеет и судорожно старается побыстрее выздороветь. Изменения, которые переживает нынешняя Америка, – скорее вынужденные, навязанные извне, неестественные для нее самой. Думаю, именно так ситуация представляется большинству американцев, и почти кристальная незамутненность их прежнего сознания быстро сменяется на смущение, неуверенность, хаос в мыслях и поступках, что не может не находить выражения в американской политике, в том числе внешней. Но главное – это находит отражение в том, как американцы видят и ощущают себя в современном мире. Свыше 70 % граждан США считают, что страна развивается неправильно, более половины с пессимизмом смотрит в будущее. Насколько я могу видеть, понимания, как развивать страну правильно и как вернуть себе оптимизм, у американцев сегодня нет – кроме одного нерушимого в их голове аргумента. Они свято верят в то, что Америка изначально была устроена совершенно правильно и наиболее рационально. Поэтому надо вернуться к ее основополагающим ценностям.

В этом заключена, как мне представляется, очень важная черта американского менталитета, которая в наши дни проявляется особенно заметно, в том числе на бытовом уровне. Американцы всегда были и остаются деятельными конструктивистами в философском и политическом смысле этого слова. Они привыкли действовать. В этом их сила и в этом же их определенная уязвимость. Почти по Марксу: не объяснять мир, а переделывать его. Американцу важнее не столько понять и познать ту или иную ситуацию в деталях, найти ее корни и причины, сколько активно и, желательно, быстро попытаться перестроить ее так, как, по его мнению, будет лучше, продуктивней, эффективней. США – страна социального конструирования своей внутренней жизни, страна технологических законов, а не исторических традиций и ментальных ограничений. Такой подход здесь применим ко всему – от воспитания детей и лечения болезней до внешней политики и обороны. Как правило, он приносит успех, но цена и для самих США, и для других стран часто бывает неприемлемо высока. Шило в одном месте – это тоже про американцев.

Смерть от государства

Мне кажется, что цивилизационная молодость и короткая, но бурная история, наложившаяся на менталитет американского обывателя, сформировали у него уникальное отношение еще к одному знаковому аспекту окружающего мира – смертной казни. Я уже не раз писал, что в число самых горячих и противоречивых политических тем в США, вызывающих острые общественные дискуссии, входят проблема абортов и право на владение оружием. Если вторая тема навечно закреплена во Второй поправке к Конституции США и речь идет лишь о деталях и степени тщательности процедуры криминальной, медицинской и т. п. проверки людей, покупающих оружие в Америке, то проблема абортов воспринимается большинством американцев скорее с эмоциональных, религиозных, этических позиций, то есть в черно-белом цвете. Как говорят сами американцы, Вторая поправка к Конституции им нужна для того, чтобы правительство страны не забывало про Первую поправку. Напомню – Первая поправка, принятая в 1791 году, гарантирует свободу слова, собраний и митингов, а также право на жалобы в отношении правительства и отсутствие в США государственной религии. Иными словами, нельзя установить диктатуру в стране, если народ там тоже вооружен. Многие здесь считают, что право на оружие у простых граждан – самая действенная гарантия против авторитаризма. Не знаю. Но знаю, что про аборты в Конституции, естественно, нет ни слова. Кстати, там ничего не сказано даже о том, как избирать президента Америки.

Другой острой темой, вызывающей бесконечные споры в США, является смертная казнь. Америка – одна из немногих стран западной демократии, имеющая в своем арсенале это наказание и активно его использующая. Сегодня приблизительно сто сорок государств мира отказались от смертной казни, в пятидесяти восьми странах подобная мера наказания существует, но на практике смертную казнь применяют лишь около двадцати современных государств. Лидируют по числу осуществленных смертных казней Китай, Иран, Пакистан, Саудовская Аравия; США в этой группе занимают обычно пятое-седьмое места.

Вопреки всеобщему стереотипу, смертная казнь за определенные преступления в США узаконена на федеральном уровне, но входит в уголовное законодательство только тридцати трех штатов. Она может быть применена этими штатами как наказание за особо тяжкие преступления, такие как убийство или изнасилование с отягчающими обстоятельствами. В общей сложности предусмотрено до семидесяти видов преступлений, караемых в том числе и смертной казнью. Восьмая поправка к Конституции США запрещает «жестокие и необычные» наказания, поэтому в публичной дискуссии Америки обсуждается и дикий, на мой взгляд, вопрос о том, как именно следует казнить с наибольшим милосердием. Однако большинство американцев поддерживает применение смертной казни против преступников, совершивших убийство. В 2012 году 63 % были «за» и 32 % «против» такой меры, а в начале 1990-х годов смертную казнь поддерживало 80 %. Самым спорным временем были 1960-е – тогда за высшую меру выступало лишь 47 % жителей США, а против были 42 %.

Замечу, что разговоры о жестокости или мягкости смертной казни мне лично напоминают обязательную сегодня надпись на пакете с диетической курицей в магазине натуральных продуктов, где я много лет покупаю еду: «Эта курица была выращена на экологически чистой семейной ферме, где жила в атмосфере отсутствия стресса, дающей ей возможность проявлять природное поведение и полную социализацию». Потом ее, правда, умертвили.

Сколько стоит казнь

В этой непривычной для жителей многих стран дискуссии есть и финансовая составляющая – сколько стоят судебные процедуры, связанные с исполнением казни. Сама казнь – вещь сравнительно недорогая. Например, штат Вашингтон потратил в 2010 году приблизительно 97 тыс. долларов на приведение в исполнение одного смертного приговора, хотя вещество, вводимое в вену заключенному, стоит меньше тысячи долларов. В том же году в штате Юта смертный приговор, приведенный в действие через расстрел, обошелся штату в 165 тыс. долларов. Большую часть суммы составила заработная плата, но 25 тыс. долларов было потрачено на использовавшиеся при этом предметы, вроде стула, к которому был привязан преступник, а также на спортивный костюм для него. Уж не знаю, где приобретались эти вещи…

Человек, осужденный на смерть, содержится отдельно от других заключенных в специальном отделении тюрьмы в одиночной камере. Он имеет немалые юридические права – например, право неоднократно требовать пересмотра своего дела и меры наказания. Все судебные процедуры, связанные с неизбежными апелляциями, многочисленными дополнительными расследованиями, оплатой из бюджета штата труда множества адвокатов, судей и прокуроров, вовлеченных в каждый такой случай, достигают астрономических величин. Так, год проживания «смертника» в Калифорнии обходится налогоплательщикам штата в 90 тыс. долларов, а все расходы этого штата за последние четверть века на приговоренных к смерти людей составили примерно четыре миллиарда. При этом казнено за это время было лишь тринадцать человек, а семьдесят восемь заключенных из числа приговоренных к смерти умерли по естественным причинам в ожидании казни.

Большую часть расходов составляет зарплата работников. Но штату необходимо, например, возвести ограждение и площадку, обеспечить освещение и туалеты для собравшихся у тюрьмы протестующих против казни сограждан, поставить палатку для прессы, а также обеспечить питание для охраны и т. д. В Калифорнии время ожидания от приговора до дня самой казни достигает в среднем двадцати лет. Считается, что дешевле приговорить человека к пожизненному сроку, чем к смерти. Некоторые штаты отказались от практики исполнения смертной казни не в силу гуманистических соображений, а как раз из-за денег – слишком дорого. В любом случае, окончательное решение об исполнении или откладывании смертной казни принимает губернатор штата. Все видели в американских фильмах эту драматическую сцену, столь любимую режиссерами, – как до последней минуты осужденный ждет звонка из офиса губернатора. Никто не знает, состоится такой звонок или нет. Если губернатор откладывает казнь, то случается это в последний момент.

Техас остается главным американским штатом-палачом. Там было приговорено к смерти в четыре раза больше людей, чем в любом другом штате Америки. Помню, когда я был в Техасе впервые, мне резанула ухо их типичная шутка о том, что «прежде чем сесть в Техасе на стул, надо убедиться, что он не подключен к электрической розетке». Одобрение смертной казни, как и любовь и уважение к собственному оружию, является одной из особенностей менталитета техасцев. «У граждан Америки на руках больше оружия, чем у полиции, поэтому государство никогда не сможет применить оружие полицейских против народа, но с преступниками и убийцами церемониться нечего», – примерно такой набор аргументов выдаст вам почти любой из них. Я не знаю, насколько справедлива такая позиция, но в США есть очень много людей, которые ее разделяют. Отсюда и преобладающее отношение к смертной казни: граждане США в целом доверяют своей судебной системе, а многолетнее ожидание исполнения приговора, по идее, должно дать достаточно времени для всесторонней независимой проверки доказательств вины и справедливости судебного решения.

На деле, конечно, бывает не совсем так. К примеру, в начале 2000-х годов губернатор штата Иллинойс ввел мораторий на смертную казнь, после того как выяснилось, что к высшей мере были приговорены десятки граждан, признанных позже в ходе более детального расследования с использованием современных методов невиновными, особенно по делам, где раньше было невозможно провести генетические, биохимические и т. п. экспертизы. В 2011 году Иллинойс ввел полный запрет на смертную казнь. Более того, в недавней истории Америки были попытки остановить этот конвейер смерти от рук государства. Решением Верховного суда страны действие смертной казни было приостановлено с 1972 по 1976 год. Суд постановил, что смертная казнь является «жестоким и необычным наказанием» и ее применение противоречит именно Восьмой поправке к Конституции. В 1976 году после длительных юридических дебатов казнь снова была объявлена конституционной. 17 января 1977 года первый после пятилетнего перерыва приговоренный был расстрелян в штате Юта (к слову, несколько лет назад Юта отказалась от этого вида казни). Второй заключенный был казнен во Флориде 25 мая 1979 года уже на электрическом стуле.

Казнь обычно совершается ранним утром. Одной из связанных с ней процедур, которая почему-то всегда интересует людей, является «последний ужин» приговоренного. Все знают, что смертник вечером накануне казни имеет право – в разумных пределах, естественно, – выбрать меню своего «последнего ужина». Алкоголь и сигареты запрещены. На сайте исправительных учреждений штата Техас можно было узнать, что именно каждый осужденный пожелал съесть перед смертью, – журналисты прозвали этот список самой мрачной кухней в мире. В 2011 году Техас прекратил публиковать эту информацию, после того как очередной смертник сделал огромный заказ, но ничего не съел. Как выясняется, кулинарный диапазон «последних ужинов» приговоренных к смерти весьма разнообразен – от фастфуда до вполне изысканных ресторанных блюд. Многие заказывали десерты, мороженое или шоколад. Однако немало людей просили принести им что-нибудь чисто символическое, например, оливку, или вообще отказывались от своей последней привилегии.

Почему американцы за смертную казнь

Отношение простых американцев к смертной казни формируется под влиянием множества факторов. Они постоянно изучаются социологами и правоведами, публицистами и психиатрами. Я не буду углубляться в их аргументацию. Скажу лишь о том, что наблюдал сам. Многие американцы верят в то, что смертная казнь соответствует религиозным принципам и убеждениям. Око за око, зуб за зуб – вот высшая справедливость в их понимании. Убийца должен быть убит обществом, которое доверяет эту функцию государству с его правовой системой, выполняющему роль своего рода «санитара леса». Иначе говоря, многие руководствуются чувством мести, придавая ему социальную окраску. Здесь, как мне кажется, американцам изменяет их вера в либеральные ценности. Это во-первых.

Во-вторых, насколько я мог понять, подавляющее большинство американцев вообще не представляют себе, сколько людей было казнено за преступления, которых они не совершали, сколько ошибок, которые уже нельзя исправить, невольно допускает американская судебная система. Вера американцев в непогрешимость своего суда представляется мне более крепкой, чем эта система заслуживает, если посмотреть на количество оправданных уже, к сожалению, после казни заключенных. Сегодня – с развитием новейших технологий в криминалистике – вероятность такой ошибки, безусловно, ниже, однако, на мой взгляд, все равно неприемлемо высока. Иначе говоря, определенная неосведомленность людей в США является одной из причин поддержки ими смертной казни.

В-третьих, за годы жизни в Америке я много раз убеждался, что американцы очень гордятся незыблемостью некоторых фундаментальных постулатов, на которых была построена страна и устроена ее жизнь. Многим кажется, что если какой-то закон много десятилетий верно служил правопорядку и безопасности, то менять его не стоит. В США, пожалуй, рекордное количество законов, которые были приняты много десятилетий, а то и столетий назад и сегодня вызывают только смех. Их никто не собирается выполнять, но они сохраняются в кодексах и сводах законов разных уровней. На всякий случай, если угодно – особенно если эти законы касаются нравственности и порядка, уголовных преступлений или ежедневной жизни людей.

Экономика США, конечно, живет по-другому – законы и правила, которые ее регулируют, меняются очень быстро, но многие американцы считают, что это возможно только на основе стабильности законов в остальных сферах жизни и никакой необходимости радикально их пересматривать нет. Это относится и к смертной казни. Американцы привыкли к тому, что она в США есть, что убийца ее, скорее всего, получит в качестве приговора. Справедливость в смысле «око за око» торжествует. Как и зачем от этого отказываться? Ведь, если подвергать сомнениям фундаментальные постулаты, можно потерять Америку, которая в исторически рекордные сроки стала экономическим и военно-политическим лидером мира.

Наконец, в-четвертых, мне кажется, что отношение к смертной казни не свободно от расистских и некоторых других предрассудков. Большинство людей, приговоренных к смертной казни или уже казненных, – афроамериканцы. По моим личным наблюдениям, когда смертной казни ожидает белый американец, это вызывает больший общественный интерес. Уровень протестных настроений в таком случае выше. Если речь идет об афроамериканце, азиате, латиноамериканце или иммигранте, то и общественное внимание меньше, и протестующих немного. Интересно, что при всем многообразии мнений по поводу смертной казни в США лишь очень небольшое число ее противников пытается делать что-то реальное. Как правило, они собираются на митинги протеста перед очередной тюрьмой, где идет подготовка к совершению очередной смертной казни. В большинстве случаев речь идет о десятках, редко – о сотнях человек. Остальные предпочитают рассуждать, видимо, понимая, что это не та тема, которая способна сегодня всерьез потрясти общественное мнение Америки.

I did it my way

Своей активностью американцы сильно отличаются от россиян, чье мировоззрение и менталитет требуют долгого, почти бесконечного разбирательства в «истории вопроса», прежде чем у них появится желание что-то сделать. Мы любим долго запрягать. Россиянам нравятся отсылки к истории и рассуждения о неизбежности, предрасположенности и исторических закономерностях. В свою очередь, американцы обычно воспринимают такие отсылки как нежелание или неумение решить сегодняшнюю проблему, нехватку политической или индивидуальной воли, слабость общества или боязнь перемен. Россияне как будто боятся истории и все время ищут в ней самооправдание и уроки для себя, американцы же «не парятся» по этому поводу, а из исторических уроков извлекают только те, которые носят чисто практический характер. История для них – не источник самооправдания. Россияне сильны своей духовностью, которую американцы толком не понимают, американцы – своим прагматизмом и постоянной готовностью к действию, что часто вызывает неприятие других. За почти четверть века жизни в США я практически ни разу не сталкивался с тем, чтобы при обсуждении какого-то серьезного вопроса дискуссия сводилась к разговорам об «исторической предопределенности», «исторической неизбежности» и т. п. Исторической предопределенности для американца просто нет. История для него – результат активных действий активных людей. Историю делают люди. И это, наверное, единственный исторический урок, который американцы затвердили наверняка.

Первый раз я столкнулся с таким проявлением американского характера много лет назад, когда только-только стали налаживаться контакты между простыми гражданами наших двух стран. Мы сидели в моей московской квартире – группа молодых россиян и американцев – и под русскую водку вели интересные тогда политические разговоры. Это было время, когда алкоголь в магазинах столицы продавался до семи часов вечера. Как водится, его не хватило, а расходиться нам не хотелось. И приблизительно в 18:45 остро встал вопрос, что делать. Россияне горячо убеждали американцев, что бежать в магазин не стоит – не успеем. Надо послать кого-то на вокзал или попытаться договориться с каким-нибудь таксистом (таксисты в те годы пользовались репутацией ночных продавцов алкоголя, который они, мол, возили в багажниках). Американцы, в свою очередь, уверяли, что у нас есть еще целых пятнадцать минут, и мы вполне успеем в магазин, если, конечно, не рассуждать на тему «что делать», а просто встать и немедленно туда отправиться. Трудно сейчас передать все это словами, но разница в подходе к решению задачи – кстати, гораздо более животрепещущей для нас, россиян, чем для наших почти непьющих американских друзей – была настолько очевидна, что у меня дома ненадолго почти установилось состояние маленькой холодной войны. Надо сказать, что в магазин мы успели, и зарождающаяся, было, холодная война закончилась весьма горячим и не очень трезвым миром.

У знаменитого американского певца Фрэнка Синатры есть песня, в которой рефреном звучат слова о том, что он «всегда поступал только по-своему». Это еще один мощный краеугольный камень психологии американца. Немного упрощая, скажу, что любой из них знает, что есть три главных способа поступать в любой ситуации: правильный способ, неправильный способ и его собственный, индивидуальный способ. Сделать все по-своему – важная часть американского менталитета, база его бесконечной креативности и предпринимательского духа. Нельзя не увидеть отражение этого и в политике США. Конечно, надо знать, как делать что-либо правильно, по учебнику. Но гораздо круче – придумать свой собственный способ, а не повторять других. Мысль, что прогресс в принципе невозможен, если все всегда делать по общепринятым правилам, заложена глубоко в американскую культуру развития. Так в свое время появились Microsoft и Apple, Coca-Cola и McDonald’s, конвейер Форда и самолет братьев Райт. Так появился Walmart, о котором я писал выше. Не «делай как я!», а «я буду делать, но не как ты!».

В США весьма и весьма развито уважение к личному инакомыслию, к попыткам оторваться от привычного и традиционного. Среди американцев огромное количество изобретателей и множество лауреатов Нобелевской премии. Тут полно разного рода фриков и видна явная нелюбовь к серым «ботаникам». Призыв «будь как все!» звучит почти оскорблением, а слова «ты – не как все», «ты – особый» являются серьезным комплиментом, которым гордятся. Это тяга к инакомыслию особенно заметна на фоне тенденции к почти абсолютной стандартизации жизни, о которой я писал выше. В отличие от россиян, американцы никогда не рассуждают «об особом пути» своей страны, они по нему идут. Под лежачий камень вода не течет – это точно про Америку. При этом многие вещи американцы упорно делают на удивление одинаково, то есть как все – похоже одеваются или похоже поступают в той или иной ситуации, – однако мотивировка у них совсем другая. «Мне так удобно», – думает каждый из них. Аргументы «буду делать как все», «не стану выделываться» им обычно в голову не приходят, но парадоксальным образом мантра «буду делать, как мне удобно» часто приводит к еще большей похожести. Другими словами, все то же разнообразие, сводящееся к одинаковости. Или наоборот. Считайте, как хотите.

Конечно, многое зависит от условий и целеполагания. Слов нет, немалая часть местной креативности направляется в криминальные сферы, но и оставшегося вполне хватает Америке на устойчивое поддержание своего положения лидера глобального научно-технического и социального развития. Американизация мирового образа жизни в ХХ веке лишь в минимальной степени является результатом военных усилий Вашингтона – в основном она стала итогом совсем других действий США. Вспомним, что огромный военный бюджет СССР, активная внешняя политика и военный паритет с США не привели к сколь-нибудь заметной «советизации» мирового сообщества. Не танками, а Голливудами, Гуглами и Кремниевыми долинами завоевывается сегодня мир.

Главное – американцы сильны умением увидеть перспективу той или иной новинки. Так, знаменитые сегодня на весь мир «китайские» печенья с предсказанием появились в Сан-Франциско, где японский иммигрант стал продавать в своей булочной-чайной маленькие булочки со словами благодарности внутри. Его соседи быстро разглядели маркетинговую ценность начинания. Даже японские рикши придуманы американцем, который жил в Иокогаме. История случайно сохранила его имя – Джонатан Скоби. В 1869 году он сам впрягся в двухколесную коляску, для того чтобы перевезти в госпиталь больную жену. Имеющаяся сегодня, наверное, в каждом доме микроволновая печь стала случайным результатом изобретения радара: инженер Перси Спенсер из корпорации Raytheon заметил, что кусок шоколада у него в кармане расплавился, пока он работал с магнетроном, превращающим электричество в микроволны.