Полковник Гуров - Убийство на бис (сборник)

На некоторое время все разговоры смолкли, уступив место празднику живота. Гуров выпил коньяк и тоже приступил к еде, тем более что стол был довольно богатым и разнообразным. Мария чувствовала себя здесь явно увереннее, чем он. Супруга сыщика имела большой опыт закулисных банкетов, закатываемых после спектакля. Во всяком случае, она была спокойна. Гуров же почему-то никак не мог отделаться от легкого ощущения тревоги. Что его вызывало, полковник не мог понять.

Он подготовился очень хорошо. Все было продумано, рассчитано до мелочей. Конечно, во многом, нужно признать, помогло везение, удача, без которой в его деле на успех рассчитывать не приходится, каким бы профессионалом ты ни был. А тут козырные карты сами плыли в руки. Это придавало ему твердости, уверенности в том, что все идет как надо.

Он уже ощущал, как внутри зажегся знакомый огонек, который приятно скользил по телу, возбуждал. Это был огонек азарта, ради которого он и выполнял свою работу, любимую не только за то, что она приносила ему деньги, позволяющие жить безбедно. Только ограниченные люди воспринимали его профессию как нечто тупое, требующее только одного умения — стрелять. Он был не настолько примитивен, чтобы так к себе относиться.

Что понимают все эти дураки! Разве они знают, что такое слежка, подготовка, осмотр, долгие часы ожидания, когда нужно смиренное терпение, полное хладнокровие и быстрая реакция, так необходимая в непредвиденных ситуациях, которых тоже хватает в его деле? Все нужно исполнять спокойно и четко, при этом ощущая, как огонек внутри щекочет нервы, пополняет организм адреналином, без которого все вокруг — серая, бессмысленная преснятина!

Ну и, конечно, сопутствующие факторы — глазомер, точность, твердость руки. Но это уже потом. Основная работа заключается не в нажатии на курок, а в предварительной подготовке.

На этот раз она была проведена основательно. Работа облегчалась тем, что размышлять ему пришлось не одному. Собственно, за него продумали многое, если не основное. Ему оставалось совсем немного: действовать согласно инструкциям, не отступая от них ни на шаг.

Он спокойно смотрел вокруг. Дело шло так, как и было задумано, все должно получиться. Ах, как колотится сердце в ожидании часа Х! Но стучит оно ритмично, не сбиваясь, не учащая пульса. Конечно, опыт — штука важнейшая. Он надежнее всякой теории. Будь ты трижды отличным учеником, но пока руку набьешь и станешь крутым профессионалом, тебе многое придется пережить.

Особенно если ты прежде работал под руководством настоящего мастера. Когда рядом с тобой человек бывалый, ты чувствуешь себя спокойно, знаешь, что основная доля ответственности лежит на нем. Если даже ты облажаешься, то учитель тебя прикроет.

Но для него эти времена давно в прошлом. Он уже и не помнил, когда научился делать все сам, полагаясь на собственное чутье, интуицию, разум. Ему уже казалось, что так было всегда, что он таким родился — грамотным, умным волком-одиночкой. Конечно, хорошо, когда хозяева за тебя продумывают, но твою работу они не сделают, лишь облегчат ее. Как и на этот раз.

Эх, скорее бы уж! Что-то волноваться стал, нехорошо это. Или старость уже подкатывает? Да ну, ерунда, какая старость! У него сейчас самый расцвет, можно сказать, звездный возраст. Впереди еще масса побед. Многое нужно успеть, чтобы потом отойти от дел со спокойной совестью.

Его рука осторожно скользнула в карман. Ствол лежал там и послушно лег в ладонь, которая сразу ощутила благородную тяжесть и холодок металла. Отпечатки стереть потом он не забудет. Это у него уже давно происходит на автомате. Сейчас главное — дождаться. Считай, половина дела сделана, а все остальное займет считаные минуты.

Он вытащил руку из кармана, вытянул в сторону, скосил глаза. Нет, не дрожит. Да и не должна. С чего он вдруг забеспокоился-то так? К нему давным-давно не приходило это ощущение.

Хотя он его, помнил. Если уж быть честным перед самим собой до конца, то надо признать, что страх всегда сопровождал его в работе. Он был постоянным спутником, верным как женщина, влюбленная по уши. Сколько нервов оставлено на чердаках, в подъездах, на крышах!.. Сколько седых волос добавили ему эти чердаки и крыши, томительные минуты перед роковым событием, даже секунды, черт бы их драл!

Врет тот, кто говорит, что ничего не боится. Это нормально. Всегда так бывает. Главное — победить свой страх. Он много лет назад научился это делать, хорошо знает, как с ним совладать, и сегодня обязательно не даст ему воли.

Убийца мельком глянул на часы и тут же подумал, что время сейчас ни при чем. Его успех зависит от других факторов. Уже скоро!.. Он ведь дождался. Теперь начинается самое интересное.

Его сердце застучало как птица, попавшая в силки. До того сильно, что захотелось руку к нему приложить, придержать, как бы не выскочило. Но внешне — полное спокойствие. Ни один мускул не должен дрогнуть.

Так, пора подниматься. Надо вставать и идти, даже не прикасаясь к карману. Сейчас потекут последние минуты, самые тяжкие и приятные, раздирающие нервную систему и зажигающие ее энергией. Теперь нужно делать все незаметно, очень тихо и быстро, быть готовым к тому, что кто-то вдруг помешает.

Да это понятно. Он уже и так все не раз основательно продумал. Киллер натянул перчатки, снова коснулся ствола. Как же все-таки он согревает руку! Да и не только ее. Оружие насыщает теплом все тело, успокаивает, обещает тебе, что не подведет, что оно сейчас твой защитник и самый лучший помощник. Вкупе с твоим мастерством. Тихий щелчок, патрон в патронник — порядок!

Ну вот, а теперь снова ждать. Осталось совсем чуть-чуть. Вот и все. Кажется, пора. Убийца осторожно поднял руку. Через несколько роковых секунд он выстрелит.

Звучала музыка, гости жевали, изредка перебрасываясь друг с другом мало значащими фразами. Порхали вокруг стола девушки-официантки в белых кружевных передниках. Вся атмосфера мероприятия никак не свидетельствовала о том, что есть хоть малейший повод для беспокойства.

Прозвучало еще несколько тостов. Гости с удовольствием пили и закусывали. Многие расслабились и уже не выглядели так напыщенно и подтянуто, как в начале вечера.

Журналистка Жанна Саакян расстегнула верхние пуговицы своего немыслимо яркого балахона. Под ним открылось нечто, напоминающее верхнюю часть купальника, туго стягивавшее и высоко поднимавшее ее худосочную грудь.

Некоторые дамы бросали на Жанну взгляды, полные жгучего сарказма, и словно невзначай демонстрировали собственные великолепные фигуры. Жанна, казалось, ничего этого не замечала, поглощенная атмосферой вечера. Гуров не сомневался в том, что она непременно приготовит репортаж об этом мероприятии.

Он обратил внимание на парня в бейсболке. Тот с большим бокалом в руке слез со своего стула, прошел к подоконнику, запрыгнул на него и подтянул одну ногу к подбородку. Там он и устроился на довольно долгое время. Молодой человек периодически потягивал из бокала какой-то коктейль и поглядывал на всех с явно наплевательским видом.

Анна несколько раз бросала на парня косые взгляды. Она вроде бы собиралась подойти к нему и сделать замечание по поводу его откровенно вызывающего поведения, однако каждый раз прикусывала губу и оставалась на месте. Длинноволосый брюнет, сидевший подле нее, разомлел от выпитого. Он откинулся на спинку стула и все время гладил левую руку Анны. Та рассеянно похлопывала ею по колену парня.

С другой стороны от хозяйки сидел невысокий лысеющий мужчина лет пятидесяти с характерной горбинкой на носу. Он вел себя очень невозмутимо. Насмешливые искорки, блестевшие за очками, выдавали его иронию, однако внешне он был чрезвычайно учтив, не забывал подливать Анне и ее молодому спутнику вина, подкладывать закуски.

Да и вообще Гуров заметил, что его маленькие юркие глазки постоянно находились в движении, успевали следить за всеми, кто находился в зале, и фиксировать происходящее. Человек этот, кажется, привык держать все под контролем, оставаясь при этом незаметным.

— Этот субъект случайно не из разведки? — пошутил Гуров, склонившись к Марии.

Та смерила его недоуменным взглядом.

— Что ты! Это Лев Хаимович Лейбман, продюсер Анны. Именно он занимается всеми организационными вопросами. Поговаривают, что именно Лев Хаимович сумел добиться такой высокой суммы гонорара за мюзикл, — поведала Мария.

Она уже наелась и теперь сидела, пощипывая гроздь винограда и изящно отправляя в рот по одной ягодке.

Мимо Анны прошел мужчина непонятного возраста с красным лицом, закутанный в кашне по самые глаза. Он непрерывно кашлял и прижимал к лицу большой носовой платок.

— Василий Юрьевич! — встрепенулась госпожа Кристаллер. — Боже мой, вы же насквозь простужены и все-таки пришли!

— Пустяки, — пробурчал мужчина, силясь улыбнуться. — Все в порядке. На вашем банкете я даже почувствовал себя лучше.

— Нет, это просто подвиг, что вы решились прийти в таком состоянии! — продолжала изливаться в любезностях Анна. — Все же вам лучше было бы отлежаться в постели. Честное слово, я бы не обиделась. Я все понимаю!

— Если бы я не пришел, то потом сам себе не простил бы, что не отведал столь изумительного коньяка. — Мужчина усмехнулся, и Анна сразу же закатилась веселым смехом.

— Ой, ну вы у нас просто герой, — качая головой, произнесла она.

Ее собеседник кивнул и поспешил покинуть зал. Видимо, ему стало совсем худо, поскольку он закрыл лицо платком.

— Сериальный актер, — предвосхитив вопрос Гурова, кратко пояснила Мария. — Ты его должен знать. Василий Завадский.

Гуров припомнил, что это лицо и впрямь мелькало на экране, кочевало по каким-то остросюжетным сериалам, похожим друг на друга как братья-близнецы.

— А этот мачо, который столь усердно наглаживает руку Анны, что вот-вот протрет на ней дыру, — это кто? Ее сын? — поинтересовался он.

Мария не успела ответить, потому что в этот момент от окна донеслись довольно грубые фразы. Гуров с женой повернулись в ту сторону. Там явно назревал если не конфликт, то не слишком приятный инцидент.

Андрей Сенин, которому кто-то позвонил по сотовому телефону, встал из-за стола и отошел к окну, чтобы лучше слышать. Видимо, в этот момент он неосторожно задел локтем парня в бейсболке. Ничего страшного в этом не было, тем более что Сенин тут же автоматически извинился, не прерывая беседы по телефону. Однако у парня, видимо, было свое мнение на данный счет. Он не стал оставлять этот пустяк без внимания.

— А поосторожнее нельзя? — спросил молодой человек так громко, что его услышал не только Сенин, но и многие гости, сидящие за столом.

Сенин на секунду прервал разговор, бросил на парня взгляд, полный недоумения, и раздельно повторил:

— Прошу прощения! Я не нарочно.

Парень тем не менее завелся. Он, казалось, был только рад представившемуся поводу для конфликта, высосанному из пальца. Явно не желая принимать извинений и вообще переходить на цивилизованный метод общения, он продолжал придираться к Сенину. Молодой человек на повышенных тонах заявил, что это его место. Он первым тут устроился и вообще в этом доме имеет право делать все, что только захочет, в отличие от всяких бездарных выскочек.

При последней фразе Гуров невольно начал приподниматься со стула, так как опасался, что словесный конфликт перейдет в рукопашный. Сенин, кажется, уже и сам был настроен на это, тем более что на них смотрела добрая половина гостей. Многие начали перешептываться. Сенин огромным усилием воли заставил себя сдержаться, даже выдавил подобие улыбки и отошел в сторону, решив не связываться с подвыпившим переростком.

Гуров стрельнул взглядом в сторону хозяйки. Анна нахмурилась, однако почему-то не поднялась со своего места. Она растерянно смотрела то на парня, то на Лейбмана. Лев Хаимович что-то коротко спросил у нее. Она быстро кивнула.

Тут в дело вмешалась Виктория Павловна. Сказав Анне что-то успокаивающее, она быстро подошла к парню, положила ему руку на плечо и стала что-то негромко говорить ему на ухо. Сенин тем временем вышел за дверь, на ходу продолжая разговор.

Парень слушал Викторию Павловну с крайне недовольным выражением на лице, но молчал. Потом, так же ни слова не говоря, он вдруг поднялся, залпом допил свой коктейль и порывисто последовал к двери.

— Эдик! — встревоженно крикнула ему в спину Виктория Павловна и бросилась было следом, но Лев Хаимович Лейбман задержал ее за руку и что-то сказал.

Виктория Павловна в растерянности замерла подле него. Лейбман тихонько стал ей что-то советовать, при этом постоянно бросая обеспокоенные взгляды на дверь.

Парня по имени Эдик не было минут десять. Когда он вернулся, лицо у него было совсем обычным, вполне спокойным. Он снова подошел к окну, запрыгнул на подоконник и свесил с него длинные ноги.

Виктория Павловна тут же оставила без внимания все советы Лейбмана и поспешила к нему. Она принялась с жаром поглаживать паренька по плечу и нашептывать что-то на ухо. Наконец Виктории Павловне вроде бы удалось его убедить, потому что он утвердительно кивнул и махнул рукой. Сенин, на счастье, закончил свой разговор, вернулся в зал и ушел в сторону площадки для танцев. Она находилась довольно далеко от окна, облюбованного агрессивным Эдиком.

Следом ситуация переменилась окончательно. В зал уверенной походкой вдруг вошел мужчина средних лет, державший в руках огромный букет темно-красных роз. На первый взгляд это был кто-то из особенно припозднившихся гостей, однако при его появлении произошли явные изменения в поведении некоторых присутствующих.

Лейбман первым заметил этого мужчину и коротко бросил что-то Анне. Она мгновенно встрепенулась, выдернула свою ладонь из руки брюнета, выпрямилась и нацепила на лицо приветливую улыбку. Брюнет тут же скис так, будто вместо вина принял уксуса. Парень в бейсболке, прилипший, казалось, намертво к подоконнику, вдруг завозился и слез с него. Он одернул майку, наконец-то снял свой головной убор и положил его на подоконник.

Виктория Павловна, казалось, была рада появлению этого человека. Она поспешила навстречу, приветливо кивнула ему и что-то сказала. Мужчина поздоровался с ней и двинулся в сторону госпожи Кристаллер. Та приподнялась на стуле.

— Анна, дорогая, привет! — небрежно бросил мужчина. — Рад тебя видеть. Вот решил поздравить с творческим, так сказать, почином и пожелать, чтобы все сложилось даже лучше, чем ты сейчас планируешь! — Он протянул хозяйке букет.

Та приняла его с искренней, как показалось Гурову, благодарностью и произнесла:

— Спасибо тебе! Давай-ка присаживайся, сейчас мы с тобой пообщаемся. Давно не говорили.

— Да я, собственно, ненадолго. — Мужчина пожал плечами.

— Выпьешь? — коротко поинтересовалась Анна, кивая на бутылку коньяка.

— Нет, я за рулем, — ответил мужчина.

— Тони, будь добр, подвинься немного, — проговорила Анна, глядя на брюнета. — Нам с Анатолием Петровичем нужно кое-что обсудить. Вика, распорядись, чтобы принесли еще одно горячее, — крикнула Анна лучшей подруге, и та тотчас отправилась выполнять поручение.

Вскоре перед Анатолием Петровичем появилась большая тарелка, а сама Виктория Павловна присела чуть поодаль.

Длинноволосый Тони поднялся и очень вежливо кивнул только что прибывшему Анатолию Петровичу, заставившему его покинуть законное место. При этом глаза брюнета гневно сверкали. Он гордо вскинул красивую голову и удалился в глубь зала.

Там уже полным ходом шла дискотека. При этом гости невольно разделили площадку на две части. С одной стороны чинно кружились в классическом танце оперные дивы, политики и прочие солидные люди в возрасте. С другой громко зажигала молодежь, в число которой входили спортсмены, девочки с подтанцовок и прочие люди, близкие им по возрасту. Среди них активно двигалась Жанна Саакян, высоко вскидывая свои худые ноги.

Музыка с каждой стороны тоже звучала своя. При этом все, кажется, чувствовали себя вполне гармонично.

Между двумя этими группами оказался Андрей Сенин, который, видимо, никак не мог определиться, куда же ему примкнуть, и старался быть среди тех и других. Он дергался под ритмичную музыку, после чего принимался плавно скользить под классику вальса. Его партнера Полонского почему-то не было видно нигде — ни за столом, ни на танцполе.

Тони, вежливо изгнанный со своего места, не задумываясь вклинился в молодежную среду. Он быстро и плавно подхватил какую-то девушку и стал танцевать с нею, не убирая своей ладони с ее спины.

Анна пару раз бросила в ту сторону быстрый взгляд, после чего заставила себя успокоиться. Она улыбнулась таинственному Анатолию Петровичу и вполголоса заговорила с ним о чем-то. Тот внимательно слушал ее, не забывая при этом есть.

Лев Хаимович Лейбман поднялся со своего места и вышел из зала. Виктория Павловна почему-то стрельнула по сторонам глазами и быстро отправилась следом за ним. Гуров видел, как у двери она догнала его и что-то сказала.

— Наверное, уже скоро все закончится? — спросил полковник, взглянув на часы.

— Потерпи еще немного, — сказала Мария.

Банкет продолжался уже полтора часа. По мнению Гурова, они вполне высидели тут время, предписанное правилами приличия. Ему уже хотелось домой, однако никто из присутствующих, кажется, не разделял его настроения. Все радостно предавались веселью, как и призывала в начале вечера хозяйка.

Разве что светловолосый парень по имени Эдик не хотел развлекаться, а стремился к уединению. Гуров отметил, что после прибытия Анатолия Петровича молодой человек стал вести себя намного скромнее и незаметнее. Он стал возле подоконника и поглядывал на Анну, беседующую с этим мужчиной.

Тот, кажется, заметил этот взгляд, потому что в какой-то момент вдруг оторвался от тарелки, поднял голову и поманил парня рукой. Эдик послушно подошел и присел на место, освободившееся после ухода Лейбмана. Анатолий Петрович задавал парню какие-то вопросы, тот вяло отвечал на них.

Наконец мужчина раздраженно махнул рукой и сказал молодому человеку что-то явно нелестное. Тот ничего не ответил, встал и отошел. При этом он чуть не сбил Тони, двигавшегося мимо него и придерживавшего за талию ту самую девушку, с которой только что танцевал. Они прошли к выходу и скрылись за дверью.

Анна проводила их взглядом с досадой, которую уже и не пыталась скрыть. Поиграв губами, она продолжила разговор с Анатолием Петровичем.

Гуров все чаще кидал взгляды то на часы, то на присутствующих, пытаясь определить, не собирается ли кто-либо из гостей покинуть дом Анны Кристаллер. Увы, никто не спешил этого делать. Наоборот, вечер, кажется, был в самом разгаре. Полковник кое-как подавил досаду.

Правда, один из гостей все-таки, кажется, счел свое присутствие здесь законченным. Анатолий Петрович доел ужин, поднялся, промокнул рот салфеткой и двинулся к двери. Анна встала и пошла его провожать.

— Не стоит, дорогая, дальше я сам. Возвращайся к гостям, — долетел до ушей Гурова голос Анатолия Петровича.

Госпожа Кристаллер встала подле двери, продолжая говорить. Как показалось Гурову, Анна на что-то жаловалась. Анатолий Петрович слушал внимательно, но при этом уже держался за ручку входной двери. Неизвестно, сколько продолжалось бы это странное прощание, если бы у Анны вдруг не запищал сотовый телефон. Она извинилась, достала его, нажала кнопку и тут же нахмурилась.

— Я через три дня вернусь, позвоню и тогда скажу, что надумал, — проговорил Анатолий Петрович, однако Анна слабо реагировала на его слова.

Госпожа Кристаллер явно изменилась лицом. Видимо, ей пришло какое-то очень важное сообщение. Она растерянно оглянулась, поводила блуждающим взглядом по залу, но, кажется, не обнаружила того, что искала. Затем женщина подняла глаза на Анатолия Петровича. В них застыла беспомощность.

Тот почувствовал неладное, нахмурился и спросил:

— Что-то случилось, да, Анна?

Она словно очнулась, помотала головой из стороны в сторону, приложила руки к вискам, словно пытаясь унять боль, и торопливо заговорила:

— Нет-нет, все в порядке! Через три дня вернешься, говоришь? Ну вот и хорошо, тогда и поговорим. Все, давай-давай! — Она легонько подтолкнула Анатолия Петровича вперед.

Тот пошел, потом оглянулся и бросил на Анну взгляд, в котором читалась озабоченность. Однако он все-таки вышел. Анна быстрым шагом проследовала за ним и оставила банкетный зал.

Гуров посмотрел на чуть улыбающуюся Марию.

— Черт знает что такое! — не сдержался полковник. — Извини меня, конечно, но эта хозяйка, по моему мнению, несколько не в себе. Странная, эксцентричная особа! Либо же она изо всех сил корчит из себя таковую! — не выдержал Гуров.

— Сыщик, успокойся. — Мария ласково накрыла его руку своей. — Скоро уже поедем домой, я тебе обещаю!

— Давай так, — решительно заявил Гуров. — Сейчас она вернется, мы поблагодарим ее за теплый прием, пожелаем творческих успехов и немедленно удалимся. Меня уже подташнивает от всего этого!

— Да ладно тебе. — Мария с легким беспокойством сжала его ладонь. — Не так уж все тошнотворно, не преувеличивай!

— Это ты себя чувствуешь в подобной атмосфере как рыба в воде! — резко сказал Гуров. — А мне надоело! Я уже сполна отдал дань вежливости и твоему будущему гонорару!

Мария закусила губу. По всей видимости, тон Льва Ивановича все же ее обидел, однако она не стала ничего ему высказывать сейчас. Мария вообще не устраивала сцен публично. Этого ей с лихвой хватало в профессиональной деятельности. Да и наедине с мужем она практически не закатывала истерик. Мария принялась бесцельно водить пальцем по салфетке, лежавшей на столе.

Гуров уже сожалел о своей вспышке и решил, что едва они выйдут отсюда, он ни словом не помянет ни этот прием, ни свое к нему отношение. И вообще, остаток вечера они проведут тихо-мирно дома, вдвоем, например, перед телевизором, по-обывательски, совсем простенько. Сегодня это будет только на пользу обоим.

Мария взяла сумочку, открыла ее и достала маленькое зеркало. Гуров понял, что она собирается последовать его предложению и покинуть дом Анны Кристаллер. Оставалось дождаться саму хозяйку, которая снова куда-то запропастилась.

Вскоре появился Лев Хаимович и спокойно занял свое место. Через некоторое время в зал незаметно проскользнула и Виктория Павловна. Она окинула зал каким-то отсутствующим взглядом и тихо присела на чей-то стул. Лучшая подруга госпожи Кристаллер выглядела утомленной, от макияжа не осталось и следа, а глаза были заплаканными.

Но Гуров уже не обращал внимания на все происходящее. Мыслями он уже был не здесь, а у дома.

Гости, кажется, прекрасно чувствовали себя и без хозяйки. Никто особо не переживал по поводу ее отсутствия. Все были беззаботны и веселы, раскованы от алкоголя и непринужденной обстановки.

Тем страшнее и неправдоподобнее прозвучал посреди легкой музыки вопль, полный настоящего ужаса:

— Помогите! Все сюда! Скорее! Она мертвая!

Глава 2

Крик был женским и очень громким, переходящим в визг. Он буквально пробил музыкальный фон, взорвал его беззаботную непринужденность, выдернул людей из приятной атмосферы, мгновенно дал понять: случилось что-то не просто страшное, а непоправимое. Красивое и нарядное окружение, роскошь обстановки, богатство стола и радужное настроение — всего этого больше нет. Оно зачеркнуто, перекрещено истошным женским воплем, возвещающем о какой-то трагедии.

Ступор первого момента, когда все замерли в изумлении, впитывали в сознание услышанное, постепенно сходил. Он и длился-то считаные секунды, которые только в экстремальной ситуации казались долгими. Люди стали приходить в себя.

Послышались робкие вопросы:

— Кто мертвая?

— Где?

— Да ерунда. Наверное, недоразумение какое-то!

— Плохо, видимо, стало кому-то.

Только два человека отреагировали на крик по-деловому. Оба сделали это в силу своей профессии, хотя она и была у каждого своя.

Лев Хаимович Лейбман, продюсер и руководитель, привык держать все под контролем. Он резко поднялся со своего места и торопливо зашагал к кричавшей женщине.

Она стояла в дверях, обхватив себя за плечи обеими руками, словно сильно мерзла и пыталась согреться. Ее и впрямь потрясывало, но, вероятнее всего, от пережитого шока.

С другой стороны к женщине подходил Гуров. Он даже в светской обстановке, куда был приглашен в качестве гостя, не переставал быть опером. Полковник понимал, что сейчас в его силах внести ясность и порядок в ситуацию, разобраться в ней и избежать паники. Она сейчас была совершенно ни к чему, что бы там ни произошло на самом деле.

Гуров подошел к женщине первым, положил ей руку на плечо и спросил:

— Где она?

Женщина вскинула на него широко распахнутые глаза, заморгала накрашенными ресницами, дрожащей рукой ткнула в сторону коридора и ответила:

— Там. В комнате отдыха.

Гуров успокаивающе похлопал ее по плечу и двинулся в указанном направлении. За ним, полсекунды подумав, последовал Лейбман. Дверь в комнату была приоткрыта. Полковник осторожно распахнул ее и заглянул внутрь. Там было очень светло, поскольку лампы, встроенные в потолок, сейчас работали все до единой.

Анна Кристаллер лежала на боку в центре комнаты, подвернув под себя одну ногу. Лицо ее было хорошо видно, особенно глаза, широко открытые, в которых застыло выражение какой-то горечи. Они были совершенно неподвижны. Рот ее был приоткрыт, а уголки его скорбно опущены.

Одного взгляда на госпожу Кристаллер было достаточно, чтобы понять, что она мертва, и это отнюдь не сердечный приступ. В самой середине высокого открытого лба женщины виднелось округлое отверстие с запекшейся кровью, по краям которого проходил синеватый ободок, так хорошо знакомый сыщику Гурову. Такой след оставляет на теле порох после пулевого ранения.

Гуров услышал, как протяжно вздохнул Лейбман, стоявший за его спиной, повернулся к нему и спросил:

— С кем она сюда вошла? Вы видели?

— Нет. — Лев Хаимович едва разлепил пересохшие губы.

— Вы, кажется, вернулись в зал совсем недавно?

— Да, но я был в другом месте, — пробормотал Лейбман.

Его маленькие глазки были сощурены, он сосредоточенно о чем-то размышлял.

Гуров несколько секунд наблюдал за ним, потом произнес:

— Нужно вызывать полицию.

— Именно об этом я и думаю. — Лейбман мрачно кивнул. — Видимо, придется вызывать. Тут уже никуда не денешься. — Он достал из кармана сотовый телефон, потом посмотрел на Гурова и спросил: — Может быть, вы позвоните?

— А какая разница?

— Видите ли, насколько мне известно, тому человеку, который вызвал стражей порядка, приходится отвечать на массу дополнительных вопросов. Это лишние хлопоты. У меня сейчас и так забот по горло. Представляете себе ситуацию? Похороны, нотариальные дела, рабочие моменты!.. Это же все ляжет на мои плечи!

Гуров подумал, что этот человек на удивление хладнокровно воспринял смерть своей работодательницы. Это при том, что они, кажется, сотрудничали не первый год, проводили много времени бок о бок. И вообще, наблюдая за Лейбманом и Анной во время банкета, сыщик пришел к выводу, что Лев Хаимович в доме свой человек. Он вел себя уверенно и где-то даже по-хозяйски.

Поэтому его слишком хладнокровное поведение сейчас выглядело особенно странным. Вероятно, он был настолько деловым человеком, прирожденным администратором, что рационализм и четкость всегда стояли у него на первом месте и вытесняли все остальное. То ли Лев Хаимович ожидал этой трагедии. Во всяком случае, Лейбман не рыдал, не сокрушался, даже не вздыхал, сохранял здравость и ясность мышления.

— Распорядитесь, чтобы охрана никого не выпускала из дома! — бросил полковник Лейбману. — До приезда полиции все остаются на своих местах, как бы они там ни протестовали. Объясните, что это в их же интересах. В противном случае участников мероприятия и обслуживающий персонал вызовут в полицию, не принимая в расчет, сколько времени на часах.

Лейбман кивнул и вышел из комнаты. Через пару секунд из зала донесся его голос. Лев Хаимович призывал всех гостей успокоиться и дождаться приезда полиции.

Гуров молча достал сотовый телефон и набрал свой служебный номер. Он знал, что в главном управлении сейчас находился только дежурный, но и не собирался докладывать о произошедшем генерал-лейтенанту Петру Николаевичу Орлову. Полковник вел себя как обычный человек, исполняющий свой гражданский долг, а не как оперуполномоченный по особо важным делам, прослуживший несколько десятков лет.

Лев Иванович услышал голос дежурного, представился, коротко изложил ситуацию, потребовал выслать опергруппу на место происшествия. Гуров услышал вопрос, нужно ли докладывать о случившемся Орлову, и уточнил, на месте ли тот. Он получил ответ, что генерал-лейтенант полчаса назад уехал домой, и высказался отрицательно.

— Я сам ему доложу, — добавил сыщик и разъединил связь.

Гуров задумчиво поскреб свой подбородок. Орлову, по всей видимости, сообщить все же придется. Ему так и так доложат о случившемся. Дело-то ведь не рядовое!

Анна Кристаллер — она ведь гражданка Германии? Или нет? Этого Гуров не знал. Так или иначе, но убийство известной, преуспевающей личности, к тому же накануне осуществления нового проекта, о котором уже упоминалось в прессе, незамеченным не пройдет. Орлова начнут трясти со всех сторон.

Так бывало всякий раз при совершении особо тяжкого резонансного преступления. Сегодняшний инцидент вполне подходил под это определение. Орлову ничего не останется, как оправдываться, заверять, что работа идет полным ходом. Мол, его подчиненные, да и он сам прилагают все усилия для поимки преступника.