Полковник Гуров - Невеста смерти

Мужчина ушел, а Гуров с наслаждением долго стоял под душем – Чумаков жил в частном доме с удобствами во дворе, и этого удовольствия Лев был там лишен. Потом плотно поужинал в ресторане и лег спать – многолетний опыт сыщика подсказывал ему, что завтра его ждут очень неприятные открытия. Но он даже не мог себе представить, насколько!

На следующий день Гуров решил начать с воинской части, потому что это была его единственная отправная точка. Получив заверения, что все и со всеми согласовано, а если что-то пойдет не так, то нужно только позвонить, Лев на предоставленной в его распоряжение машине поехал один. Командир части, молодой полковник, которого явно очень жестко нагнули, хоть и демонстрировал полную готовность к сотрудничеству, но был здорово взбешен. Он, конечно, пытался это скрыть, но у него плохо получалось. Гуров решил, что ему с этим воякой детей не крестить, и китайские церемонии разводить не стал, а перешел сразу к делу.

– Полковник! В эту часть весной 1987 года из районного центра Ильичевска Пермского края прибыл для прохождения службы Борис Андреевич Грищенко, 1969 года рождения. Летом 1988 года он был переведен для дальнейшего прохождения службы в Забайкалье. Первое: меня интересуют причины этого перевода. Второе: мне необходимо поговорить с теми людьми, которые служили или работали в этой части в указанный период времени. Третье: мне нужно знать, что произошло в этой части незадолго до перевода Грищенко на другое место службы. Предполагаю, что это было убийство. Слушаю вас.

– Я могу поинтересоваться причиной такого интереса? – сухо спросил полковник.

– Весь род Грищенко был истреблен. Последним умер он сам, узнав об убийстве сына. Если интересуетесь, как именно того убили, посмотрите.

Гуров веером выложил перед командиром части фотографии убийства Анатолия, которые забрал у Чумакова. Тот, едва глянув, побледнел, судорожно сглотнул, нетвердой рукой налил себе воды и, немного отпив, попросил, старательно глядя в сторону:

– Уберите, пожалуйста. Я уже все понял.

– Нет, вы еще не до конца все поняли, – жестко сказал Лев. – Грищенко еще прислали вот эту фотографию, чтобы он знал, за что расплачивается, – и положил перед полковником фото парня, – причем с надписью. И у меня есть веские основания считать, что в том давнем преступлении был замешан не только Грищенко, но и, по крайней мере, один из его друзей, который еще раньше поплатился за содеянное.

– Я сейчас распоряжусь, и в кадрах вам подготовят все личные дела, как офицеров, так и вольнонаемных, которые работали здесь в то время, – уже совершенно другим тоном пообещал полковник. – Кроме того, мы не теряем связь с нашими ветеранами, некоторые из которых живут в Кирове, так что их список и адреса вы тоже получите. Много времени это не займет, – заверил он и, тут же позвонив по телефону, командирским тоном приказал немедленно подготовить нужные документы, а закончив, предложил: – Может быть, чай или кофе?

– Нет, спасибо, – отказался Лев. – Распорядитесь, чтобы меня проводили в отдел кадров, буду смотреть документы по мере их нахождения.

Все отделы кадров, где бы они ни находились, хоть в гражданском, хоть в военном учреждении, похожи друг на друга. Начальник этого отдела кадров, майор Никифоров, мужчина неопределенного возраста и, судя по нездоровому цвету лица, явно больной, без особого радушия предложил Гурову чай, а Лев без особой благодарности отказался. Понаблюдав за тем, как его подчиненные таскают покрытые пылью папки, Никифоров спросил:

– Товарищ полковник! А что конкретно вас интересует?

Какой черт и куда в тот момент толкнул Льва, он потом и сам не смог бы сказать, но на этот вопрос сухо ответил, что это тайна следствия. Никифоров промолчал, и Гуров принялся изучать личные дела. Вот уж когда он проклял тот момент, когда отказался от чая, потому что от пыли в горле очень скоро начало першить, да и чихал он периодически. Он просматривал папку за папкой, но не мог найти ничего, что ему помогло бы, потому что из нужных ему людей кто-то вышел в отставку, кто-то перевелся в другие части, кто-то вообще уже умер. Ему оставалось просмотреть всего несколько личных дел, когда он, взяв очередную папку, увидел надпись «Майор Никифоров Валерий Николаевич» и, открыв ее, прочитал, что лейтенант Никифоров по окончании военного училища в 1986 году был направлен для дальнейшего прохождения службы в эту воинскую часть и назначен командиром взвода. Вот тут-то Гуров и проклял в очередной раз свой характер! И принялся думать, как ему теперь наладить отношения с майором, который обязательно должен быть в курсе того, что же тогда произошло, ведь кто ближе всего к рядовым, как не взводный? Наконец придумал и, повернувшись к майору, спросил:

– Валерий Николаевич! У вас обыкновенной водички не найдется, чтобы таблетки запить? Панкреатит разыгрался так, что сил нет. Дома-то диету несложно соблюдать, а вот в командировках… Ешь что попало, а потом расплачиваешься.

– Конечно, товарищ полковник, – ровным голосом ответил ему Никифоров и, неловко поднявшись из-за стола, налил ему в чашку воды из стоявшего на тумбочке графина.

– Я смотрю, у вас со здоровьем тоже не очень? – сочувственно спросил Лев, приняв две совершенно ненужные в этот момент таблетки.

– Ранение, – кратко ответил Никифоров. – Вот, дали дослужить до отставки.

– Чечня?

– Она самая, – подтвердил тот, не проявляя, однако, ни малейшего желания вступать в разговор.

– Ну, когда на войне солдаты гибнут или ранение получают – это одно дело, а вот когда в мирное время в армии – совсем другое, – заметил Лев и, достав фотографию парня, показал ее Никифорову: – Вот он, как мне кажется, здесь у вас погиб.

Тот внимательно посмотрел на фотографию и будничным тоном произнес:

– Егор Пахомов. Хороший был парень, чистый и светлый. Земля ему пухом.

С трудом скрыв вздох облегчения, Лев пояснил:

– А ведь я именно из-за него сюда и приехал. Скажите, кто может за него мстить?

– Он детдомовский. Вроде бы у него два младших брата были и невеста. Добавить мне больше нечего, – сухо ответил Никифоров.

– Валерий Николаевич! – извиняющимся тоном сказал Гуров. – Ну не обижайтесь вы на меня! Не знаете вы, что такое панкреатит, когда сам себе не рад и на людей бросаешься!

– Не знаете вы, товарищ полковник, что это такое, когда внутри все постоянно болит, а не временами, – парировал тот.

– Ну простите меня, – совсем уже сдал все позиции Лев. – И не надо со мной так официально! Меня Лев Иванович зовут!

– Ладно! – Майор отложил свои бумаги в сторону. – Что вы хотите знать?

– Все с самого начала, – ответил Лев, демонстрируя самую явную готовность слушать.

– Мы с Лихомановым сюда вместе после училища попали. Гнилой был человечишка. Мне взвод нормальный попался, а у него были трое старослужащих, таких сейчас отморозками называют. Борис Грищенко, Григорий Гаврилюк и Юрий Герасимов. Гришка у них заводилой был. У него отсрочка от армии была, потому что он еще чуть ли не в школе женился, вот и призвали его, когда его сыну три года исполнилось. Их здесь прозвали «Три Гада». Они с самого начала скорешились и еще салагами «дедам» такой отпор давали, что их не трогали. А уж, когда они сами «дедами» стали, для молодых тут ад на земле начался. Лихоманов с Гадами быстро общий язык нашел – зачем же самому трудиться, если они за него всю работу делали. У нас много выходцев из Средней Азии было, так те, чтобы их Гады не гнобили, «травкой» откупались, которую им родственники или с оказией передавали, или сами привозили. Понятно, что это риск и статья, но ведь жизнь собственных детей дороже. Лихоманов тоже «травкой» баловаться стал. А весной 1987 года у него во взводе Егор Пахомов появился. Парень – чудо! Добрый, веселый, отзывчивый. Любили его все. А такие люди для Гадов хуже, чем серпом по одному месту. Вот они за него и взялись. В общем, через два месяца не стало Егора.

– Они его убили?

– Да, повесили, – кивнул Никифоров. – А перед этим, обкуренные, еще и поиздевались всласть.

– Вот так? – Лев протянул ему фотографии.

Никифоров внимательно просмотрел их, а потом сказал:

– Да! Так и было! А кто это?

– Сын Грищенко, единственный ребенок в семье, – объяснил Гуров. – Но сначала, как я понял, расправились с ребенком Гаврилюка или Герасимова, потому что кто-то из них Бориса письмом предупредил. После этого Грищенко перепугался насмерть и попытался сына в Москве спрятать, но его и там достали. Борис, когда об убийстве сына узнал, с тяжелейшим инфарктом слег, а уж когда ему эти фотографии и снимок Егора прислали, получил инсульт и умер. Но, как мне кажется, перед этим брата Грищенко и его родителей убили.

– Вендетта? – задумчиво протянул Никифоров и уже увереннее добавил: – Да, похоже, что она. У нас тут тоже трупов хватало.

– И здесь? Валерий Николаевич! Что было после того, как Егора убили?

– А что могло быть? Скандал никому не нужен! Тем более командир части должен был вот-вот генерала получить, а тут такое! Оформили все как самоубийство. Ну тут уж против Гадов все поднялись! Били их несколько раз смертным боем, чудом выжили. В общем, понял командир, что «светят» ему еще три трупа, вот он, какие-то связи подключив, и отправил их дослуживать в другие места. Пока шло следствие по факту якобы самоубийства Егора, его тело в местном морге находилось, а потом его на родину отправили. А осенью невеста его приехала. На вид лет шестнадцать-семнадцать. Красивая. Особенно глаза. Как два омута. Темно-темно-синие. Беременная она была, и срок уже приличный. Не поверила она в самоубийство жениха и, как уж организовала, не знаю, но гроб открыли, а там… Какое уж самоубийство, когда на парне места живого не было? Вот она и приехала за правдой. У нас тут рано холодает, а она одета кое-как, пальтишко на животе не сходится, дождь хлещет, а она возле КПП стоит и требует, чтобы ее к командиру части пропустили. Только кто же ее пустит? Так она несколько дней стояла и караулила, чуть под машину не бросалась, чтобы с ним поговорить. Не получилось. Тогда она в военную прокуратуру пошла, до самого верха добралась, а там ее тоже погнали. Женщины наши из вольнонаемных пожалели ее, у кого-то из них она все это время и ночевала, а с самого раннего утра – опять к КПП. Видимо, кто-то из женщин ей и сказал, что Лихоманов у Егора взводным был. Подкараулила она его и вцепилась, как клещ. Кричала: «Тебе жизнь человека доверили, а ты его не уберег!» Тот обматерил ее с ног до головы и дальше пошел, а она ему вслед крикнула: «Будь ты проклят!»

– Но правду она все-таки узнала? – поинтересовался Лев.

– Узнала! – кивнул Никифоров. – От меня! – твердо посмотрел он Гурову в глаза. – Не мог я видеть, как она целыми днями возле КПП стоит. Еще родила бы там раньше срока. А у нас с женой в то время уже свой малыш был, так что понимал я ее, как никто. В общем, рассказал я ей все, как на самом деле было. Мы с мужиками скинулись, кто сколько мог, дали ей, чтобы на обратный билет хватило и на первое время, и она уехала.

– Как ее звали?

– Лада. Хорошее имя, русское, настоящее.

– Она что-нибудь о себе рассказывала?

– Нет, – покачал головой майор. – Да я и не расспрашивал – не до того было, когда она живым укором постоянно перед глазами стояла.

– А о братьях Егора? Хоть сколько им лет было? – допытывался Гуров, но Никифоров только снова покачал головой. – Хорошо, теперь сам разберусь. Но вы говорили, что у вас тут тоже трупов хватало. А кто конкретно погиб?

– Ну это не сразу началось, года через три-четыре. У нас тут недалеко от КПП старый дуб был, вот там их утром повешенными и нашли. Всех троих: Лихоманова, командира части и военного прокурора. Но для начала с ними вот так же обошлись, – постучал пальцем по фотографиям майор. – Дуб потом спилили, чтобы не напоминал. Убийц так и не нашли, хотя искали очень старательно. Никто тогда и не подумал, что это к смерти Егора какое-то отношение иметь может, а вот сейчас я понимаю, что уже тогда за него мстить начали. Не думаю, что это просто совпадение.

– Какое уж тут совпадение? – хмыкнул Гуров. – Кровавую тризну кто-то по Егору справил. А откуда он был?

– С Урала, но точнее нужно в документах смотреть – тело-то мы отправляли.

– Да я сам эти данные в прокуратуре возьму. Валерий Николаевич, вы лучше найдите, пожалуйста, все, что возможно, на Гаврилюка и Герасимова. Хотя бы откуда они призывались, чтобы была печка, от которой плясать. Конечно, они сто раз могли и переехать, но начинать с чего-то надо.

– Хотите найти тех, кто это сделал? – кивнул на фотографии Никифоров.

– Для начала хочу попытаться вычислить заказчика, потому что в нашем случае преступники никаких следов не оставили, а уж от него к исполнителям дорогу искать. – Лев достал визитку, протянул ее Никифорову: – Как только что-то узнаете, позвоните мне, пожалуйста.

Из воинской части он заехал в ресторан гостиницы пообедать, а потом направился в военную прокуратуру. Теперь Лев уже знал, что ему надо, и сразу попросил поднять из архива дело о самоубийстве Егора Пахомова. Ждать долго не пришлось, и очень скоро перед ним положили тонкую папку. Он читал и с трудом сдерживал накатившее на него бешенство – на бумаге все было до того чисто и гладко, что становилось противно. Имена трех подонков в деле даже не упоминались, а были показания нескольких солдатиков, которые, явно под нажимом, говорили о том, что рядовой Пахомов не раз высказывал желание совершить самоубийство, так как не мог привыкнуть к армейской жизни. Заключение судмедэксперта было насквозь лживым, так что после прочтения этого дела у Гурова появилось сильное желание вымыть руки.

После прокуратуры Лев поехал в областное управление полиции, где ему подняли из архива уголовные дела по убийствам Лихоманова, командира части и военного прокурора, которые произошли летом 1992 года. Дела оказались в многочисленных довольно объемных томах, от протоколов допросов всех, кто только мог располагать хоть мало-мальски ценной информацией, и заключений всевозможных экспертиз толку не оказалось, потому что непосредственных свидетелей не было. В общем, единственное, что смог вынести для себя Гуров, просмотрев все от начала до конца, это то, что совершившие преступления убийцы мало чем отличались от преступников, убивших Анатолия Грищенко. Или это были одни и те же люди? А искали их действительно очень тщательно, но смогли выяснить только, что во всех трех случаях люди, выйдя с работы, домой не попали. Лихоманов добирался домой своим ходом, так что перехватить его где-то по дороге было делом нетрудным. Водители же командира части и военного прокурора довезли в тот день своих начальников до подъездов домов совершенно спокойно и вернулись в гараж, а, приехав утром и не дождавшись их, поднялись к квартирам, но им никто не открыл – жены и того, и другого жили на дачах. Водители решили, что начальство по какой-то причине уехало на работу самостоятельно, и отправились туда же, где и узнали, что их начальников, как и некоего Лихоманова, уже нашли ранним утречком висевшими на дубе. Место или мест, где этих троих держали и воздали им должное за былые должностные преступления, так и не обнаружили. Но убийцы сильно рисковали, вывозя оттуда на тот момент еще полутрупы, чтобы повесить их для всеобщего обозрения и в назидание, так сказать, потомкам, потому что, по заключениям судмедэкспертизы, смерть всех троих произошла в результате повешения. Но откуда у убийц была такая уверенность в собственной неуязвимости? Одним словом, ничего, что могло бы пригодиться ему в дальнейшем, Лев в этих документах не нашел.

Вернувшись в гостиницу, он занялся самым неприятным на свете делом – стал ждать звонка Никифорова. Адрес Егора Пахомова в небольшом уральском городе Железногорске у него был, и Лев собирался завтра же вылететь туда, но вот нужно было еще озадачить Стаса и Сашу, чтобы они по всем возможным базам пробили двух оставшихся Гадов: Гаврилюка и Герасимова, но занимать телефон надолго он не хотел. И пока только позвонил пилотам и сказал им, куда они полетят, чтобы те все организовали. Никифоров связался с Гуровым уже поздно вечером и сообщил все, что сумел узнать о Григории и Юрии. Первый призывался из Омска, второй из Тулы, их адреса и анкетные данные тоже имелись. И Лев немедленно позвонил Крячко.

– От тебя даже дома спасу нет, – пробурчал тот.

– Ты не ворчи, а слушай! – сказал ему Гуров и, передав все, что успел узнать, велел: – А теперь бери ручку и пиши! Первый: Гаврилюк…

– Григорий Степанович, – невозмутимо продолжил Стас.

– Так, вы что?.. – удивился Лев.

– А мы то! – скромно заметил Крячко. – Сам же хотел, чтобы мы похожие преступления по стране за прошлые годы подняли. Вот мы и нашли! Его сына Степана в 2001-м аналогичным образом кончили. Я завтра в Омск за подробностями вылетаю.

– Тогда пиши второго. Это Герасимов Юрий Петрович. Он из Тулы, туда Сашу отправьте. Хватит ему штаны в кабинете просиживать, пора начинать самостоятельно работать.

– Вот-вот! Как поближе к Москве, так Саша, а как к черту в зубы, так я, – горестно вздохнул Крячко.

– А ему, друг Стас, еще труднее, чем тебе будет, потому что с Гаврилюком все уже ясно, а вот что с Герасимовым случилось – большой вопрос.

– Не подводи теоретическую базу под трогательную заботу о родственнике, – ехидно заметил Крячко и тут же добавил: – Шутка!

– Ты у меня однажды дошутишься! – пригрозил Гуров. – Как только появится новая информация, тут же звони!

Из-за отсутствия в Железногорске собственного аэродрома сесть пришлось в Демидовске, областном центре, выросшем вокруг одного из заводов Акинфия Демидова. Но благодаря Болотину и Крайнову всевозможное содействие было Гурову гарантировано, и до Железногорска он добрался с комфортом в джипе, предоставленном директором одного из предприятий Ильи Александровича.

Железногорск оказался самым обыкновенным райцентром, где, как и в Ильичевске, все друг друга знали. Первым делом Гуров отправился в детдом, надеясь, хотя трагедия с Егором и произошла много лет назад, найти там тех, кто его еще помнил. Он по опыту знал, что в большинстве случаев там работают настоящие подвижники – а кто еще согласится на этот каторжный труд за мизерную зарплату? Правда, ради справедливости надо отметить, что и законченные сволочи с садистами там тоже попадаются.

Гуров объяснил директору, кто он и зачем приехал, но вот только тот был в детдоме человеком относительно новым и Пахомова, естественно, знать не мог. Зато нашлись воспитатели давно уже пенсионного возраста, которые Егора и его братьев хорошо помнили. Это были две пожилые женщины, и они, сокрушенно качая головами, принялись рассказывать, дополняя друг друга.

– В общем, так, Лев Иванович, – говорила Марина Фоминична. – Пахомовы, они тут с незапамятных времен живут. Не скажу, чтобы их здесь любили, но уважали – крепкая семья, таких раньше куркулями звали, все под себя гребли, хозяйство у них было хорошее. Павлушка, это Егоркин отец, Таньку, жену свою, из армии привез. Совсем молоденькая она была, едва восемнадцать исполнилось. Расписались они еще там, а сюда уже мужем и женой приехали. А Пашка красивым парнем был, все девки на него засматривались, выбирай – не хочу. Пашкины родители были очень недовольны, потому что ему совсем другую девушку в жены планировали, с приданым богатым, а у Тани с собой и был-то только один чемоданчик, так что не больно-то хорошо их тут встретили.

– Но свадьбу сыграли честь по чести, хоть и скромно, – вступила Зоя Федоровна. – Только вот из Танькиной родни ни одного человека не было, значит, что-то не ладилось там, а уж что именно, теперь никто не узнает. Егорка, точная Пашкина копия, у них в 1969-м народился, так что не «по залету» они женились. Татьяну Пахомовы не любили, жилось ей далеко не сладко, а вот Павел души в ней не чаял. Понял он, что жизни им тут не будет, вот и решил из родных мест уехать. Год Егору был, когда Пашка с Танькой на Север завербовались. Егорку, конечно, тут оставили, бабка с дедом его и вырастили. Писали они сюда регулярно, а приезжали только в отпуск – Егора заберут, и на море, а потом обратно привозили. Как Егор подрос, Пашка с Танькой хотели его насовсем к себе забрать.

– Но тут уж Васька, Пашкин отец, на дыбы встал – не отдам, и все! – продолжила Марина Фоминична. – Потом у них еще два мальчики родились, погодки. Тут Васька уже окончательно сердцем отмяк – шутка ли? Три внука! Надька-то у них, сестра Пашкина младшая, бесплодной оказалась, потому и с мужем разошлась. В общем, стали старики Пашку с Танькой обратно зазывать, те и приехали. В 1984-м сюда вернулись. Со всем скарбом, целый контейнер потом пришел – на Севере-то снабжение тогда о-го-го какое было! Егору тогда шестнадцать уже исполнилось, а мальчишки, братья его, совсем сопливые. Лешке три года, а Андрюшке – два.

– Денег они привезли с собой очень много, – выразительно сказала Зоя Федоровна. – Хотели себе здесь дом хороший купить, обставить, и все такое – Пашка-то в отца пошел, тоже ложку мимо рта не проносил. Начали присматриваться, прицениваться. Нашли, сторговались. Только деньги-то им надо было со счета снимать. Заказали они их, получили и собирались на следующий день договор купли-продажи оформить, а ночью-то их и ограбили. Да ладно бы, только деньги забрали – это дело наживное. Поубивали же их всех: и Пашку с Танькой, и родителей его. Одна только Надька и выжила – бандиты ее мертвой посчитали, вот и не добили, а она просто раненая без сознания была. Только с тех пор инвалидом стала.

– А дети? Как же они уцелели? – удивился Гуров.

– Так дело же летом было, дом привезенными вещами забит, вот мальчишек, чтобы не мешались, в летнем домике спать и положили. Счастье это великое, а то бы и их не пожалели, – объяснила Марина Фоминична.

– Нашли, кто это сделал? – спросил Гуров.

– Да, муж кассирши из сберкассы с дружками, – горестно вздохнула Зоя Федоровна. – Надька, как в больнице в себя пришла, так и сказала, кто это был. Их тут же и арестовали, они даже деньги толком потратить не успели. Двоих тогда расстреляли, а одному двадцать пять лет дали. Что уж с ним стало, не знаю, но сюда он не вернулся. Может, там, в колонии, и умер.

– А поскольку Надежда стала инвалидом, детей ей не отдали, а отправили в детдом, – понял Гуров.

– Ну да! – подтвердила Марина Фоминична. – И Надька сюда работать устроилась, чтобы к детям поближе быть. Она же Егорку еще девчонкой нянчила, как собственного родного сына его любила. Да и Лешка с Андрюшкой ей не чужие. Тут под ее крылом они и росли.

– Да, они больше у нее дома жили, чем в детдоме, – добавила Зоя Федоровна. – Никто и не возражал, особенно на кухне – им же больше оставалось. А Надька их дома и накормит вкусненьким – деньги-то, что после Пашки с Танькой остались, ей отдали как наследнице. Егорка, как из детдома выпустился, так совсем к ней ушел, а сюда дворником работать устроился, чтобы поближе к братьям быть. Потом в армию его забрали весной 1988-го. А там!.. – Обе женщины вдруг дружно заплакали, а Зоя Федоровна сквозь слезы сказала: – Убили там Егорку! Не мог он самоубийство совершить! Не мог! Он Надьку как родную мать любил! И братьев тоже! И Лада беременная была! Не оставил бы он их по своей воле!

– Когда письмо оттуда пришло, так Надька тут же слегла – много ли инвалиду надо? – всхлипывала Марина Фоминична. – Из последних сил держалась ради Лешки с Андрюшкой – у них же, кроме нее, никого не было. А уж как гроб привезли, тут сердце и не выдержало. Упала она на него и все! «Скорую» вызвали, а толку? Вот и отвезли ее в больницу, сразу в морг!

– Кто же гроб с телом Егора открыл? – спросил Лев.

– Невеста его, Лада. Ох, как она Егора любила! – Прижав руки к груди, Зоя Федоровна раскачивалась из стороны в сторону и мотала головой. – Она же дышать без него не могла! А тогда, как только Надьку увезли, она мужиков позвала, они-то гроб и вскрыли. А там! Чтоб они сдохли, те изверги, кто так над Егорушкой надругался! Будь они прокляты во веки веков, и дети их, и внуки, и правнуки!

– Ну, в общем-то, проклятье это уже осуществилось, – негромко заметил Гуров, но женщины его не услышали.

– Лада тогда сразу же милицию вызвала, – продолжала Зоя Федоровна. – Приехали они, да только что они могли сделать? Убили-то его не тут, а в армии. Попытались что-нибудь выяснить – Егорку-то у нас тут все любили и жалели, на них прикрикнули, видать, вот дело-то и замяли.

– А где мне эту Ладу найти? – спросил Лев.

– Да кто ж теперь знает? – пожали плечами женщины.

– Она же вообще не из местных, а из Кузьмичевска – это здесь недалеко, час на автобусе, – объяснила Марина Фоминична. – Там они с Егором и познакомились, когда он к девушке своей ездил.

– Так, давайте разбираться! – насторожился Гуров. – Лада – невеста Егора, с этим все понятно. А что это еще за девушка?

– Любка Рогожина. Она у нас тут несколько лет воспитывалась после того, как ее отец мать убил и сел, – в Кузьмичевске ведь своего детдома нет. Дружили они с Егором, а потом, когда она выпустилась и домой вернулась, он к ней туда ездил. Она еще тогда мне не нравилась! – поджав губы, произнесла Марина Фоминична.

– А чем? – поинтересовался Лев.

– Не могу сказать ничего определенного, но вот не нравилась, и все, – решительно заявила она. – Не пара Любка была Егору! Он – светлый, добрый, улыбчивый, а она… Мутная какая-то была. И Надьке она не нравилась! А вот Егора чем-то зацепила. И все мы с облегчением вздохнули, когда она за другого замуж выскочила.

– Такая стерва оказалась! – поддержала ее Зоя Федоровна. – Егор к ней приехал, а она с другим обжимается. Он тут же развернулся и ушел. Ну вот можно быть такой гадиной?

– Надька говорила, он тогда очень сильно переживал, – горестно вздохнула Марина Фоминична. – А потом у него Лада появилась, и забыл он о Любке, слава богу, хотя та и пыталась с ним помириться.

– Да, некрасиво девушка поступила, – согласился с ними Гуров. – А адрес ее можно узнать?

– Да, в архиве ее личное дело поднять недолго, – пообещала ему Зоя Федоровна.

– Хорошо, с этим ясно. Теперь давайте про Ладу. Как ее полностью зовут?

Женщины растерянно переглянулись и одновременно пожали плечами.

– Уже понял, что вы не знаете. То, что она из Кузьмичевска, уяснил. Но куда она делась после смерти Надежды и Егора?

– Как Егор с Ладой сошлись, они у Нади жили, – снова заговорила Марина Фоминична. – Надька на Ладу нарадоваться не могла. Хорошая девочка была, душевная, ласковая, работящая, но и с характером. Пела замечательно. Мальчишки, братья Егора, ее тоже как родную приняли. А когда Егорка в армию ушел, Лада у Надьки жить осталась, и вскоре выяснилось, что беременна она. Ох, как Надька радовалась! Да не судьба ей оказалась с малышом понянчиться, – вздохнула она. – Лада и похоронила Егора с Надькой в один день. Рядом лежат.

– У Пахомовых на нашем кладбище свой участок, вся их родня там лежит, – добавила Зоя Федоровна. – Там и Егора с Надькой похоронили. Мы все на кладбище ходили, и, я вам так скажу, до сих пор удивляюсь, как Лада рядом с ними не легла. На нее же смотреть было страшно! Одни только глаза ее темно-синие живыми и остались, ей-богу, покойники лучше выглядят. Лешка с Андрюшкой к ней жались – у них-то, кроме нее, вообще никого не осталось. А она их за плечи обняла, и еще утешать их сил хватило.

– А Кузнецов, ворюга проклятый, чтоб ему и на том свете покоя не было! – начала было Марина Фоминична, но Лев перебил ее:

– Кузнецов – это…

– Председателем райисполкома нашего был, – в сердцах бросила она. – У Пахомовых-то дом справный был, вот он на него глаз и положил!

– Я так понял, что дом братьям не достался?

– Вот именно! – раздраженно ответила Зоя Федоровна. – А там ведь Лада беременная жила, хоть и не прописанная, хоть и не наследница, но ведь живой же человек! А у Лешки с Андрюшкой вообще все права на него были – они же самые прямые наследники, внуки и племянники!

– А он как-то так все вывернул, что отобрал! – не менее раздраженно добавила Марина Фоминична. – И ведь воспользовался моментом, когда Лада уехала! Она девчонка боевая, мальчишек обидеть не позволила бы. А когда вернулась, а там уже чужие люди жили. Хорошо хоть вещи ее на улицу не выбросили, а в узел связали да в сенях положили. А вещи мальчишек еще раньше сюда в детдом привезли. А уж то, что от Пахомовых осталось, Кузнецов к рукам прибрал.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.