– Вон оно как… – протянул водитель. – Нет, этого я не знал. Да, это причина, да еще какая. Об этом надо подумать.
– Ты подумай, – посоветовал Гуров, – и если что надумаешь – мне скажи.
– А вот это вы напрасно, – покачал головой Сергей. – Я с ментами отродясь не сотрудничал. И в лагере не «ссучился», и сейчас не стану.
– Ладно, уговаривать не стану, – сказал Лев. – Может, все же изменишь своим принципам. Но мы, я вижу, уже приехали, так что до завтра. Скажи Кривулину, чтобы с утра прислал тебя сюда. Снова к вам приеду, продолжать расследование.
– Давай к восьми, – отвечал Гуров. – Начнем прямо с утра.
Лев проводил глазами отъезжавшую машину, потом достал телефон и набрал номер капитана Синичкина.
– Приветствую, капитан, это Гуров. У меня тут возникла пара вопросов.
– Охотно на них отвечу.
– Во-первых, скажи, что там с моей ниточкой? Ну, с той, что нашлась у погибшего. Экспертизу провели?
– Да, Лев Иванович, провели, – ответил Синичкин. – И знаете, вы оказались правы, а я ошибался.
– Нитка оказалась не от веревки, которой удушили Тишкина. Согласно заключению экспертов, из таких нитей состоит ткань, из которой делают перчатки.
– Рабочие, простые. Такими перчатками пользуются дачники, уборщики, слесаря на СТО.
– А на вилле? Кто, по-твоему, мог пользоваться такими перчатками на вилле «Аркадия»?
– Прежде всего садовник. А также охранник Глушаков – ведь он исполняет там еще роль механика.
– Так-так-так, очень интересно… протянул Гуров. – Ты мне пришли, пожалуйста, экспертное заключение. Оно мне завтра поможет при продолжении расследования.
– Завтра же утром пришлю, – пообещал Синичкин. – А как у вас дела? Уже пришли к каким-то выводам?
– Пока вывод один, – ответил Гуров. – Что почти все обитатели виллы или врут, или что-то скрывают.
– Значит, есть что скрывать, – заметил на это капитан.
– Это точно, – сказал Лев. – Да, у меня еще есть одна просьба. Тебе для продолжения следственных действий нужна сестра убитого Настя Тишкина?
– Да, пожалуй, нет. А что?
– Я с ней сегодня беседовал, – объяснил Гуров. – Девушка находится в очень тяжелом состоянии. Мечтает только об одном – поскорее забрать тело брата и уехать в Москву, хоронить. Так что, если мы не будем ее допрашивать, я просил бы отпустить Настю.
– Это от следователя зависит, – ответил капитан. – Я завтра же с ним поговорю. И если он не будет возражать, мы выдадим разрешение.
– Вот и хорошо. Как только разрешение будет готово, пришли его на виллу. Я там с утра буду. И заключение экспертов тоже туда пришли.
– Я, скорее всего, сам подъеду и все привезу, – сказал Синичкин.
– Идет, – согласился Лев. – Тогда до завтра. Увидимся в «Аркадии».
Глава 9
Следующий день начался без каких-то неожиданностей. Гуров поднялся, по своему обыкновению, рано, сделал зарядку, искупался и сел завтракать. Через полчаса должен был подъехать Сергей, отвезти его на виллу. Допивая кофе, он обдумывал вопросы, которые надо было сегодня решить. В первую очередь его интересовал егерь Муртазин – единственный человек, бывший на вилле в тот вечер, когда произошло убийство, который остался неопрошенным. А еще ему хотелось задать пару вопросов повару, охраннику и управляющему Чанбе – все эти люди в беседах с ним явно врали.
Внезапно из холла донесся чей-то возбужденный голос, и в следующую минуту в зал вбежал капитан Синичкин.
– Вы здесь! – воскликнул он вместо приветствия. – Поели? Тогда едем скорей!
– Куда?
– Как «куда»? На виллу, конечно!
– А отчего такая спешка? Что случилось?
– Сегодня ночью убили Настю Тишкину.
– Что?! – вскочил из-за стола Гуров. – Не может быть!
– Я тоже думал, что не может, – согласился капитан. – Но мне полчаса назад позвонил Кривулин, сообщил. Я подробности спрашивать не стал, сразу взял фотографа, врача, эксперта-криминалиста – и за вами. Бригада ждет в машине. Так что если вы готовы, то едем.
Спустя минуту они уже мчались по направлению к вилле. По дороге Синичкин рассказывал то немногое, что успел узнать от хозяина «Аркадии».
– Первым убитую обнаружил повар, – объяснил капитан. – Он встает сразу вслед за охранником: тот идет загонять собак в вольер, а повар начинает готовить завтрак. По его словам, он как раз шел на кухню и тут видит, что дверь в комнату горничной приоткрыта. Это его удивило: Настя всегда плотно закрывала дверь. Он сначала постучал – никакого ответа. Тогда он открыл дверь, заглянул…
– И что же? Как было совершено убийство? Где находилась убитая? – засыпал его вопросами Лев.
– Этого я не знаю, – покачал головой Синичкин. – Я же вам говорил – я подробности у Кривулина спрашивать не стал. Сейчас приедем – и все узнаем.
Впереди показался знакомый утес. Спустя несколько минут они уже подъезжали к воротам усадьбы. Охранник, как видно, был наготове, и при их приближении ворота немедленно раскрылись. Первый, кого увидел Гуров, когда машина въехала на территорию «Аркадии», был водитель и телохранитель Сергей Жилкин.
– Это хорошо, что вы приехали, – сказал он, когда Синичкин остановил машину, а Гуров опустил стекло. – Вы, может, и разберетесь во всем этом. А то Егор Борисыч на меня уже с подозрением смотрит. Видно, виновным меня считает. Да и вообще… Жалко Настю. За что им с братом такое?
– Ладно, я разберусь, – пообещал Гуров.
Машина подъехала к дому. Навстречу им торопливо вышел сам Кривулин.
– Наконец-то! – воскликнул он. – И Лев Иванович здесь? Очень хорошо! А то я уже не знал, что и думать!
– Где убитая? – спросил его Гуров.
– Там, где и была, – ответил Кривулин. – В своей комнате. Мы там ничего не трогали.
– Тогда пошли туда, – скомандовал сыщик.
Следственная бригада, сопровождаемая хозяином усадьбы, проследовала по коридору. Дверь комнаты, где накануне Гуров беседовал с Настей Тишкиной, стояла полуоткрытой.
– Вот так дверь и была, когда Алексей утром увидел, – объяснил строительный магнат. – Мы ничего менять не стали.
Гуров ничего на это не сказал. Открыл дверь, вошел в комнату.
Первое, что бросилось ему в глаза, – это опрокинутый стул и видневшиеся за ним раскинутые руки. Затем, обойдя низенький столик, он увидел Настю, лежавшую на полу, лицом вниз. Рядом валялась бельевая веревка.
Следственная бригада приступила к работе. Фотограф сделал несколько снимков, зафиксировав положение тела убитой, эксперт нанес порошок на все поверхности, которых мог коснуться убийца, – надеялся найти отпечатки пальцев. После того как фотографии были сделаны, тело убитой перевернули на спину, и к делу приступил врач. Гуров и Синичкин тем временем осмотрели комнату. В ней со вчерашнего дня ничего не изменилось, все вещи находились на прежних местах.
– Где повар Петриченко? – спросил Лев у хозяина виллы. – Нам необходимо его допросить.
– Ждет в гостиной, – с готовностью ответил Кривулин. – Я велел ему там сидеть, никуда не отлучаться. Так что мы сегодня даже без завтрака. Ничего, обойдемся бутербродами…
– Ну, что, вместе будем допрашивать? – повернулся Гуров к Синичкину.
– Я не возражаю, – кивнул тот. – Наоборот, буду рад, если вы с самого начала примете участие в этом расследовании.
Они прошли по коридору, вошли в гостиную. При их появлении повар, сидевший на диване, поспешно встал. Лицо у него было бледное, взволнованное – совсем не такое, как накануне, когда Гуров видел его впервые. Как видно, смерть горничной произвела на Алексея Петриченко сильное впечатление.
– Садитесь, Петриченко, – сказал ему Синичкин. – Сейчас мы с полковником Гуровым проведем допрос в связи со смертью Анастасии Тишкиной. Расскажите, при каких обстоятельствах вы обнаружили тело.
– Я встал, как всегда, в шесть утра, – начал повар. – Сходил на пляж, искупался, потом пошел на кухню, готовить завтрак. Сегодня у меня по плану были тарталетки и фаршированный лосось, а еще… Но это, впрочем, неважно. Значит, я шел по коридору и тут увидел, что дверь в комнату Насти приоткрыта. Я удивился: она никогда так не поступала, всегда дверь закрытой держала. А уж после несчастья тем более – никого видеть не хотела, закрывалась. Проходя мимо, я в щелку заглянул, но ничего видно не было. Тогда я позвал, тихонько так: «Настя, ты у себя?» Никто не отвечает. Я еще раз позвал, погромче. Когда опять никто не ответил, я открыл дверь – и увидел, что стул на полу валяется, а позади стола она лежит. Тогда я побежал наверх, к Егору Борисовичу. Разбудил, все рассказал…
– Давай уточним, – предложил Гуров. – Во сколько точно ты вошел в комнату горничной?
– Так, значит, встал в шесть… – начал высчитывать повар, – потом купался… это минут пятнадцать… потом еще пять… Выходит, было 6.20 или 6.25.
– Пока ты купался и шел обратно, видел кого-нибудь?
– Нет, никого.
– А собаки по парку еще бегали?
– Нет, собак не было. Их Борис ровно в шесть загоняет.
– А самого Глушакова ты видел?
– Нет, – покачал головой повар. – Он, наверное, возле загона был, а это за дежуркой, далеко.
– Может, слышал кого? – спросил Синичкин.
– Нет, только птицы чирикали.
– Ладно, можешь идти, – отпустил повара Гуров. – И позови сюда Глушакова.
Спустя минуту в гостиную вошел охранник. Его красивое лицо было таким же невозмутимым, как и накануне.
– Давай садись, – предложил ему Гуров. – И расскажи, что ты делал сегодня утром. Только смотри, ничего не забывай. А то я знаю, что память у тебя дырявая, важные вещи забываешь.
– Да я ничего не видел, так что и забывать нечего, – ответил охранник, усаживаясь на диван.
– Ну, давай рассказывай! – поторопил его капитан. – Чего ждешь?
– Значит, встал я в половине шестого, – начал свой рассказ охранник. – Пошел, позвал собак, завел их в вольер, покормил. Потом прошел в дежурку, поглядел на экраны. Просмотрел записи за ночь – не случилось ли чего, что камеры зафиксировали. Но на записях ничего не было, и я снова включил их в обычный режим.
– А потом? – спросил Гуров.
– А что потом? Потом сидел в дежурке, и все. А затем прибежал хозяин, сказал, что Тишкину убили. Немного погодя снова пришел, велел идти в гостиную. Говорит, допрашивать тебя будут. Вот, теперь здесь сижу.
– Скажи, друг Боря, – сладким голосом заговорил Гуров, – ты нарочно стараешься сейчас идиота изобразить или это у тебя естественным образом получается? Без усилий?
– Почему вы так говорите? – обиженно ответил охранник. – Почему идиота? Никого я не изображаю. Как было, так и говорю.
– Тогда я по-другому вопрос поставлю. У тебя что, были личные причины ненавидеть Анастасию Тишкину?
– Вы чего? Чего мне шьете? – воскликнул Глушаков. Теперь он уже не выглядел невозмутимым. – С какой стати мне ее ненавидеть? Да мне дела до нее никакого не было!
– Вот это уже похоже на правду, – одобрил его Гуров. – Все люди в усадьбе – и Кривулин, и повар Алексей, и водитель – расстроены гибелью Насти, и только тебе одному все равно. Однако за равнодушие не судят. Меня другое интересует: что ты на этот раз скрываешь? Вчера ты упорно забывал, что после десяти выходил из дежурки. А сегодня что?
– Ничего я сегодня не скрываю! – выкрикнул охранник. Его красивое лицо исказилось, теперь оно выражало злобу и страх. – Все было как я сказал! Хоть сто раз спрашивайте, я то же самое повторю!
– Не будем мы тебя сто раз спрашивать, – сказал Гуров. – Спросим один раз – и хватит. Но не сейчас. У тебя к нему есть вопросы? – обратился он к капитану.
– Нет, – покачал тот головой.
– Все, можешь идти, – отпустил охранника Гуров, и тот поспешно удалился.
– Прежде чем допрашивать остальных, давайте вернемся в комнату убитой – может, специалисты уже закончили работу, – предложил Синичкин.
Сыщики вернулись в комнату Насти. Двое полицейских, приехавших в усадьбу вслед за ними, уже укладывали тело горничной на носилки.
– Ну, Самуил Аронович, что можете сказать? – спросил капитан у врача.
– Картина та же самая, что и вчера, – ответил врач. – Типичная смерть в результате удушения. Как и в том случае, девушку душили сзади, веревкой.
– Когда наступила смерть? – спросил Гуров.
– Между одиннадцатью часами вечера и часом ночи, – объяснил доктор.
– А вы что скажете? – обернулся Лев к криминалисту.
– К сожалению, никаких следов убийца не оставил, – развел тот руками. – Как видно, работал в перчатках. Дверь не взламывал – она, видимо, не была закрыта. Следов борьбы тоже нет.
– Настя в момент убийства сидела или стояла?
– По всей видимости, сидела возле окна.
Гуров вспомнил вчерашний день. Именно в такой позе – сидящей у окна – он застал Настю. И в такой же ее оставил. Возможно, она за весь вчерашний день, после гибели брата, всего несколько раз вставала с места.
– Следов борьбы нет… – повторил он фразу криминалиста. – Кричать она тоже не кричала – иначе в доме кто-нибудь ее услышал бы. Может, она пыталась убежать?
– Нет, я же говорю – она, видимо, сидела вот здесь, – криминалист показал на стул. – Убийца зашел сзади, накинул ей на шею веревку и задушил. Потом опустил тело на пол, бросил веревку и вышел. Ну, это, конечно, предварительное заключение, полный отчет я вам пришлю позже, – сказал он, обращаясь к капитану.
– Ну что, мы можем увозить тело? – спросил врач.
– Да, увозите, – кивнул Синичкин.
Полицейские вынесли носилки с телом горничной, вслед за ними ушли врач и криминалист.
– Ну, что, с кем следующим будем беседовать? – деловито спросил капитан у Гурова.
– Думаю, надо побеседовать с самим Кривулиным, – ответил сыщик. – Вчера он явно что-то скрывал. Сейчас настало время рассказать все без утайки.
Они с капитаном вернулись в гостиную и уже направились к лестнице, чтобы подняться в кабинет хозяина усадьбы, но тут навстречу им быстро спустилась Татьяна Осипова. По ее лицу было заметно, что ее, как и большинство обитателей виллы, убийство Насти не оставило равнодушной.
– Лев Иванович, я хотела бы с вами поговорить! – заявила девушка.
– Мы проводим расследование вместе с капитаном Синичкиным, – сказал в ответ Гуров. – Если хотите что-то сообщить, то расскажите это нам обоим.
– Нет, двоим я говорить не стану, – покачала головой Татьяна. – Только вам одному.
Гуров и Синичкин переглянулись. В следственной практике Гурова такие случаи бывали не раз. Иногда это был лишь каприз свидетеля (или подозреваемого), и если следователь проявлял настойчивость, человек сдавался и выкладывал свое признание всей бригаде. Но иногда он замыкался, и тогда никакими клещами уже не удавалось вытащить из него важную информацию. Ему казалось, что сейчас как раз такой случай.
– Что ж, пойду я, пожалуй, прогуляюсь с гражданкой Осиповой по парку, – сказал он. – А ты, Алексей Петрович, можешь пока один допросить Кривулина.
– Хорошо, – согласился капитан.
– Ну, что, пойдемте, поговорим наедине, – сказал Гуров. – Где вы хотите беседовать – у вас или в парке?
– Не там и не там, – ответила девушка. – У стен есть уши, у кустов в парке тоже. Пойдемте на берег. Там далеко видно, никто не подберется, чтобы подслушать.
Они вышли из дома и по посыпанной гравием дорожке направились в сторону моря. Дорожка стала спускаться, затем превратилась в закрученную спиралью гранитную лесенку. Послышался мерный рокот прибоя, и они очутились на пляже. Татьяна огляделась, направилась к стоявшим под тентом шезлонгам и села на один из них, Гуров уселся напротив.
– Так о чем вы хотели мне рассказать? – спросил он.
Девушка ответила не сразу. Она завела руки за голову, привычным движением собрала волосы в пучок, поискала в кармашке заколку, но, сообразив, что купаться не собирается, вновь уронила руки и, глядя вниз, в белеющую под ногами гальку, глухо произнесла:
– Вы вчера были правы. Я вам все наврала. Ну, не все, но главное. Никакую музыку я не слушала и в парке не просто так гуляла.
Сказала – и вновь замолчала. Гуров понимал, что сейчас ни в коем случае нельзя давить: перестараешься – и девушка спрячется в свою раковину, захлопнет створки.
– Почему же решили сегодня рассказать правду? – мягко спросил он.
– Из-за Насти, – ответила Татьяна. – Если бы это с кем-то другим случилось – пускай, я бы не стала переживать. Но Настя… Она же никогда слова плохого никому не сказала, вообще злиться не умела. Я-то совсем другой человек. Мне спину подставлять не надо – ударить могу. Что делать – жизнь так научила. И другой мне уже не стать. А Настя… Я когда сегодня утром услышала – во мне все прямо перевернулось. И я решила – расскажу все полковнику. А там – будь что будет.
– Вы знаете, кто убил Петра Тишкина? – спросил Гуров. – Вы его позавчера видели, так?
– Нет, убийцу я не видела, – покачала головой девушка. – И не знаю, кто он. Я другое хотела рассказать. Я почему вчера это скрыла? Думаю: кому какое дело до моей личной жизни? Для меня это важно, а к убийству не имеет никакого отношения. Но теперь, после случая с Настей, подумала: а откуда я знаю, что не имеет? В таком деле все важно…
– Вы с кем-то встречались позавчера вечером?
– Да, встречалась, – подтвердила Татьяна. – И не только позавчера. Мы почти каждый день встречаемся.
– С Глушаковым, охранником?
– Да! А откуда вы знаете?
– Ну, догадаться не так уж трудно, – заметил Лев. – Надо только понаблюдать и иметь некоторый жизненный опыт. Значит, позавчера в десять вечера вы вышли в парк не просто погулять, а чтобы увидеться со своим любовником, так?
– Да.
– И где проходила ваша встреча? У него в дежурке?
– Нет. Здесь за домом есть оранжерея. Там, правда, душновато, зато красиво. Кругом орхидеи…
– И там, в оранжерее, вас видел садовник Вишняков…
– Александр Ермолаевич? Он вообще-то в оранжерею часто заходит – ему за цветами ухаживать надо. Но так поздно он в усадьбе не бывает. Я не думаю, что он нас видел.
– А я думаю иначе, – сказал Гуров. – Но это не так важно. Значит, вы находились в оранжерее с десяти – и до скольки?
– Я на часы не смотрела, – призналась Татьяна. – Но, думаю, не меньше часа.
– И все это время в дежурке никого не было и за воротами никто не следил?
– Выходит, что так.
– Ну, а потом, когда свидание закончилось? Вы вместе дошли до дома и там расстались?
– Нет, мы сразу простились, возле оранжереи.
– Скажите, вы, когда шли к месту свидания, и потом, когда возвращались к себе, никого не видели?
– Я знала, что вы об этом спросите, – призналась девушка. – И поэтому специально все припомнила. Значит, так. Когда я шла в оранжерею, то видела Петра с Настей – они вместе шли к дому. Я от них свернула на боковую дорожку – не хотела, чтобы они меня видели. А потом, когда возвращалась… Знаете, что я скажу? Там кто-то был.
– Где?
– Возле дома. Я уже дом видела, лужайку перед домом, и тут вдруг за кустами, справа, услышала шорох. И силуэт чей-то мелькнул.
– Так это, наверное, собака была, – заметил Лев. – Кстати, а как вас собаки пропускают? Мне ваш сердечный друг Глушаков говорил, что они слушаются только его да еще управляющего.
– Так и должно быть, – усмехнулась Татьяна. – Но Боря их переучил, чтобы они меня тоже слушались. Заставлял меня их кормить. Так что теперь я не боюсь ночью по парку гулять. А что касается того, кто был за кустами, то я абсолютно уверена – это был человек, а не собака. Собаки бы прятаться не стали, ко мне подбежали. Нет, это был человек. Я даже испугалась. Думаю: ой, кто же это? Но потом махнула рукой, решила, у меня свои секреты, почему у кого-то еще их не может быть?
– Так это был кто-то свой или посторонний?
– Откуда я знаю? Я же его не видела.
– А когда вошли в дом – вы видели кого-нибудь?
– Нет, никого.
– И не слышали?
– Не слышала.
– Ну, скажем, звук работающего телевизора…
– Нет, точно не слышала, – уверенно ответила девушка.
– А в общей комнате, где обслуга телевизор смотрит? Вы ведь через нее не проходите…
– Не прохожу, но она недалеко от гостиной. Если бы там кто-то телевизор смотрел, я бы услышала.
– Значит, там точно никого не было?
– Ну да.
– А во сколько вы проходили через гостиную?
– Когда поднялась к себе, я взглянула на часы, – сказала Татьяна. – Была половина двенадцатого.
– Половина двенадцатого… – задумчиво повторил вслед за ней Гуров. – Хорошо. Значит, вы встречаетесь с Глушаковым практически каждый день. И давно так?
– Ну, как сказать, – пожала она плечами. – Месяц примерно.
– А ваш… покровитель? Кривулин? Он об этом знает?
– Нет, что вы! Если бы он узнал – меня бы здесь давно не было. Да и Бориса тоже. И хорошо еще, если бы он нас просто выгнал. Кривулин – человек мстительный.
– Что вы хотите этим сказать? Что он вас мог убить, что ли?
– Может, убить, может, искалечить. Отомстить по-разному можно.
– Значит, позавчера, в тот вечер, когда убили Петра Тишкина, вы встречались с Глушаковым. А вчера? Вчера тоже с ним виделись?
– Нет, вчера – нет. Борис, правда, хотел, настаивал даже, но я не могла. Так ему и сказала: «Не могу в такую минуту, когда труп Пети еще не остыл. Ни о чем не могу думать».
– И что же вы делали с шести и до одиннадцати вечера?
– Вот вчера я делала как раз то, о чем говорила вам позавчера, – сказала Татьяна. – Залегла на диван и стала музыку слушать.
– И ничего подозрительного не видели?
– Нет.
– А ваш любовник, значит, настаивал, – заметил Гуров. – Крепкий товарищ, ничего его не берет. И за что только вы его выбрали? Чем вам Кривулин плох оказался?
– Егор Борисович поначалу тоже внимание проявлял, щедрость. Украшения часто дарил. Но, знаете, всякая страсть со временем остывает. Хочется чего-то нового. Он стал ко мне менее внимательным, ну, и я тоже… А Боря – он ведь такой красивый! Такой крепкий торс, чеканный профиль… Тут, в усадьбе, других таких нет. Все какие-то замухрышки.
– Что ж, спасибо за информацию, – сказал Гуров, поднимаясь с шезлонга. – Будем надеяться, что на этот раз вы рассказали все, ничего не утаили.
Глава 10
Лев быстро направился к дому. Он уже собирался войти внутрь, когда навстречу ему из дома вышел капитан Синичкин.
– Как мы дружно закончили, – заметил Гуров. – Что, поговорил с магнатом?
– Поговорил, – кивнул капитан.
– И что он? Рассказал что-нибудь существенное?
– Нет, ничего путного, – покачал головой Синичкин. – Ничего не видел, ничего не слышал. Но кое-что новое он все же сказал.
– Что же?
– Что он больше не доверяет своему телохранителю Сергею Жилкину.
– Вот как? – удивился Гуров. – Что, он подозревает его в этих убийствах?
– Ну, так прямо он мне этого не говорил, но дал понять. Сказал, что два таких похожих убийства, скорее всего, совершил один и тот же человек и что это кто-то из живущих в усадьбе. А среди ее обитателей есть только один, кто способен на двойное убийство. И он рассказал мне о криминальном прошлом Жилкина.
– Но ведь ты и раньше об этом знал, верно?
– Знал, конечно, – кивнул капитан. – Я еще вчера утром весь архив перерыл, на каждого обитателя усадьбы личную карточку составил. А вы-то откуда об этом знаете? Что, в Москву звонили?
– Нет, не звонил, – покачал головой Гуров. – Мне сам Жилкин об этом вчера рассказал.
– Вот как? Интересно… – протянул Синичкин.
– Ничего особенно интересного. Психологически понятный поступок. Жилкин – из тех людей, которые в случае опасности не бегут от нее, не прячутся, а спешат ей навстречу. Из таких людей и уголовники получаются, и наш брат – милиционер. То есть, по-новому, полицейский. А рассказал, чтобы показать, что он ничего не боится и не скрывает. Значит, Кривулин заявил, что утратил к нему доверие?
– Да, именно так, – подтвердил капитан. – Сказал, что сегодняшнюю ночь он, скорее всего, проведет в отеле «Жемчужина». И вообще намерен жить там до конца расследования. «Так мне спокойней будет», – заявил.
– Что ж, если ему там спокойнее, пусть там и живет. Ну, давай установим очередность дальнейших следственных действий. Мы допросили владельца усадьбы, его любовницу, повара и охранника. У нас остались садовник Вишняков, управляющий Чанба, егерь Муртазин и тот самый Жилкин, о котором мы уже говорили. Предлагаю начать с садовника. И знаешь почему?
– Из-за перчаток, да?
– Угадал. Я согласен с Кривулиным: похоже, что оба убийства совершил один и тот же человек. В первом случае он действовал в хлопчатобумажных перчатках, в каких чаще всего работает садовник. Возможно, так же обстояло дело и вчера. Надо бы посмотреть, где хранятся эти перчатки. И вообще побеседовать с Александром Ермолаевичем поподробнее.
– Что ж, пошли искать садовника, – согласился капитан. – А пока расскажите, что вам сообщила Татьяна. Что там у нее за секреты?
– Да ничего особенного, – ответил Гуров. – Наша фотомодель призналась, что уже месяц изменяет своему покровителю.
– И с кем же?
– С охранником Глушаковым. И в ночь первого убийства тоже с ним развлекалась. Так что одну тайну позавчерашнего вечера мы раскрыли. Но это нам ничего не дает. К разгадке убийства мы не приблизились.
– Может, садовник что-нибудь интересное скажет, – предположил капитан.
Однако беседу с садовником оперативникам пришлось отложить. Едва они двинулись по дорожке, ведущей в глубь парка, как увидели идущего навстречу человека лет сорока. Гурову он был незнаком. Встретившись с оперативниками, человек остановился, взглянул сначала на Синичкина, потом перевел взгляд на Гурова и произнес:
– Мне жена сказала, что меня тут из полиции искали. Вот я и приехал.
– Ага, значит, вы – Муртазин? – догадался Лев.
– Да, это я.
– Я – полковник Гуров, а это – капитан Синичкин. Давайте пройдем в дом, там поговорим, – предложил Гуров.
Они вернулись в дом, вошли в гостиную. Сыщики сели по одну сторону стола, егерю предложили место напротив.
– Скажите, Муртазин, а у вас перчатки есть? – задал Гуров первый вопрос.
Как видно, этот вопрос оказался для их собеседника не таким простым. Егерь в растерянности опять посмотрел сначала на одного оперативника, потом на другого, затем ответил:
– Ну, есть, конечно. А что?
– Вы их давно надевали? – спросил Гуров.
– Перчатки-то?
– Ну да, перчатки. Когда вы их в последний раз надевали?
– Когда, когда… Вчера, что ли? Или третьего дня? Вроде третьего дня…
– А зачем?
– Как зачем? Ежевика замучила, – объяснил егерь. И, видя недоумение на лицах своих собеседников, пояснил: – Ежевика у нас в сад лезет. С обрыва, значит, лезет. Я уж ее и выкапывал, и тасолом поливал, и бензином – ничего не помогает. Вот я третьего дня взял секатор и опять принялся ее вырезать. А без перчаток там делать нечего – все руки исцарапаешь. Хотя у меня руки привычные, а все равно защита нужна.
– А почему вы решили, что мы имеем в виду именно хозяйственные перчатки, из «хэбэ»? – вступил в разговор Синичкин. – Ведь полковник этого не говорил.
– А какие же еще? – удивился егерь. – Мы других не держим. Это у вас там, на севере, рукавицы нужны. Нам без надобности. Только почему вы говорите: «хэбэ»? Никакое не «хэбэ», я брезентовые перчатки надевал. «Хэбэ» для ежевики не годятся – подерутся все, и толку не будет.
– Так у вас их что, совсем нет? Только брезентовые? – спросил Гуров.
– Почему нет? Есть, – нехотя признался Муртазин.
– А где вы их покупали? В каком магазине? – продолжал наступать полковник.
Этот, казалось бы, невинный вопрос привел егеря в сильное смущение. Он почесал затылок, поглядел в потолок, будто что-то припоминая, потом признался:
– Тут знаете, какое дело… Если правду сказать, я их не покупал.
– Откуда же они у вас взялись? – не отставал Гуров.
– Да взял я их, – признался егерь. – Здесь, в усадьбе, и взял.
– Это где же?
– Да у Сашки-садовника. У него домик есть, возле оранжереи, он там инструменты всякие хранит, химикаты, удобрения. Вот там и взял. Вы только Егору Борисовичу не говорите, – попросил егерь, – а то он расстроится.
– А ведь ты, Муртазин, наверное, немало денег у Кривулина получаешь, – заметил капитан. – Сколько он тебе платит?
– Ну, так тридцать тысяч, – ответил егерь. – А если охота удачная случается, то еще двадцать добавляет – это вроде премия.
– Неплохие деньги, – заметил Гуров. – А вы ведь еще дом свой сдаете, во флигель всей семьей переезжаете. Тесно, наверное, во флигеле. У вас сколько детей?
– Да нет пока у нас детей, – признался Муртазин.
– А что так? Жена болеет?
– Да нет… – неохотно сказал егерь. – Не хочет она. Да и я не хочу. Когда мне за детьми смотреть? Я целый день в горах, в лесу. А у нее все хозяйство на шее: куры, индюшки… Опять же постояльцы…
– Скажите, Муртазин, зачем вы позавчера приходили в усадьбу? – спросил Гуров, резко меняя тему разговора и задав егерю, в сущности, главный вопрос. – Вы ведь знали, что хозяина нет, что он уехал. Зачем же пришли?
– Да не знал я! – воскликнул егерь. – Мне Егор Борисович днем позвонил, сказал: «Приходи, расскажешь, что нашел». Ну, я и пришел. А тут встречаю Борьку, охранника, а он и говорит: «А хозяина нет – уехал он». Я ему: «Как так уехал?» – «Да вот так, взял и уехал».
– И что же вы стали делать, когда узнали, что Кривулина нет? – спросил Гуров.
– Да сел вместе с Борькой телевизор смотреть, – признался егерь.
– А что, ты любишь шоу смотреть? – уточнил капитан. – Ни одного, наверное, не пропускаешь? Всех ведущих знаешь?
– Нет, не знаю я никого! – замахал руками Муртазин. – И телевизор этот редко смотрю. Так, новости вечером послушаю, и все. А тут так сложилось… Пришел, а делать нечего. В лес уже не пойдешь – поздно. А домой… – Возможно, он хотел сказать «не хочется», но не сказал. Вместо этого закончил так: – А домой рано еще. Ну, и посидел.