Маскарад – Harlequin - Сладкий грех

Грегори она была нужна лишь потому, что ее красота как бы прилагалась к обширным связям ее семьи. Жена служила украшением, свидетельствующим о положении, которое он занимает в обществе. Грегори никогда не видел в ней женщину, всегда относился к ней с той осторожностью, с какой относятся к ценному фарфору или тонкому стеклу. Ее любовники не скупились на комплименты, но это было лишь частью игры, лицемерием, теми словами, которые она хотела услышать. Эван же говорил так, что она верила – он это чувствует. Другая часть ее существа цинично настаивала на излишней доверчивости, и все же ей отчаянно хотелось, чтобы все оказалось правдой.

– Я… – Ее сердце билось в груди с такой силой, что слова застревали в горле.

Она смутилась и почувствовала непреодолимое желание сорвать покрывало с кровати и завернуться в него, как в плащ. Одновременно ее сжигал жар, она чувствовала головокружение и восторг, томящее желание перемещалось все ниже.

Пробуждение.

Лотте почудилось, что она вдруг вернула себе прежние ощущения, но они казались лишь бледным подобием ощущений теперешних. Эта жгучая реальность превзошла все, что было прежде.

Простое прикосновение Эвана к ее руке заставило Лотту вздрогнуть. Боже, имея все возможности, он предпочел всего лишь прикоснуться к руке обнаженной женщины… Он мягко потянул Лотту, усаживая на краешек кровати, потом уложил так, что она, не защищенная ничем, вся открылась его взгляду. Ее тело вновь выгнулось от неосуществленного желания, в то время как его взгляд продолжал беззастенчиво путешествовать, оценивая ее всю до самых кончиков ногтей. Протянув руку, он сбросил с нее туфельки, за ними последовали чулки.

Эван устроился рядом с ней, облокотившись на локоть. Он все еще был полностью одет.

– Вы по-прежнему выглядите испуганной, – заметил он, прикасаясь к щеке жестом полным сдержанной ласки, и, потянувшись, убрал прядь растрепавшихся волос с ее лба. – Мне казалось, я сделал все, чтобы развеять ваши страхи.

– Вам удалось, – прошептала Лотта, прижимаясь губами к его пальцам. – Но если вам снова придет в голову остановиться, я просто убью вас.

Он рассмеялся и хищно устремился к ней, чтобы вновь завоевать ее губы, впившись в них новым глубоким поцелуем. Теперь он вел себя жестче, не стараясь полностью контролировать себя. Лотта почувствовала, насколько свободнее он стал, взамен приобретя силу, с поцелуем уносившую ее туда, где разливался сладостный жар, откуда не хотелось возвращаться.

Дыхание почти прервалось, когда они смогли оторваться друг от друга.

– Снимите одежду, – прошептала Лотта. – Ведь так мы не сможем быть на равных.

Эван перевернулся на кровати, сорвав с себя камзол и отшвырнув его в дальний конец комнаты. Туда же последовали шейный платок и рубашка. В каждом жесте сквозило едва сдерживаемое нетерпение. Лотта наблюдала за ним. За эти годы ей приходилось часто видеть обнаженных мужчин. Их тела чаще всего вызывали у Лотты чувство досадного разочарования. Неправильно сложенные, обрюзгшие, зачастую просто уродливые мужчины много выигрывали, когда были одеты. Ее бабушка-француженка предупреждала Лотту об этом, перед тем как выдать замуж неопытную семнадцатилетнюю девицу. К сожалению, Лотте так и не пришлось усомниться в ее правоте.

Но к Эвану Райдеру это не имело никакого отношения. Его тело было крепким и гибким. Широкие плечи и грудь поражали своей мускулистостью. Бедра от постоянных упражнений в верховой езде, на взгляд Лотты, были, пожалуй, чуть более мускулисты, чем требовалось, но почему-то именно это заставляло ее голову кружиться от предвкушения. От подобного зрелища во рту у нее пересохло, кровь сильными толчками билась от нарастающего вожделения.

– А дальше, – поторопила она, видя, что Эван остановился. Огонек, который горел в его глазах, когда он смотрел на нее, разгорался все ярче и сильнее, желание брало верх. Ее сердце тяжелыми ударами сотрясало грудь.

Всего мгновение понадобилось Эвану, чтобы сорвать с себя оставшуюся одежду, и вот он перед ней, совершенно обнаженный и прекрасный в своей наготе, поражающей силой и мощью. Лотта не смогла не задержать восхищенный взгляд на его бедрах. Его эрекция потрясла ее так же, как и все, что она видела, в горле пересохло. Ей казалось, что сейчас он набросится и, раздвинув ее бедра, овладеет ею.

Однако ничего не происходило. Эван стоял, устремив свой взгляд на Лотту так, что она почти физически ощущала его, как прикосновение. Она беспокойно поежилась. Тогда он вновь прилег рядом и принялся ласкать ее, мягко и благоговейно прикасаясь губами повсюду, от плеч до округлого изгиба бедер и теплой мягкости живота. Когда Эван поцеловал ее под грудью, Лотта вся напряглась и затрепетала. Потянулась навстречу, как опытная любовница полагая, что настал момент проявить инициативу. Однако Эван твердо отвел ее руки и мягко прижал к бокам.

– Нет, еще не время. Лежите спокойно. Мы все будем делать так, как хочу я, – прошептал он.

И продолжил любовную пытку, действуя твердо и нежно. Каждое прикосновение оставляло на ее коже огненный след, жгучую печать. Эван чуть прикусил ее у основания шеи, каждый вздох, который ощущала ее кожа, заставлял Лотту трепетать все сильнее. Она поняла, что выгибается навстречу, ища его поцелуев, желала, чтобы он вновь охватил своими губами ее грудь, открывалась его ласкам. Но он оставил ее призыв без ответа, вызывая прилив отчаянного неудовлетворения, близкого к ярости. Вместо этого он занялся исследованием ее живота, внезапно ударив ее кончиком языка во впадину пупка. Прохлада дохнула на ее влажную кожу, и она содрогнулась, всем существом желая почувствовать такой же удар внутри себя.

– Пожалуйста…

Эта мольба сорвалась с ее губ помимо желания, Лотта сама плохо осознавала, что делает. Она лишь почувствовала, как он улыбается, продолжая целовать ее живот.

Приподнявшись и дотянувшись до ее возбужденного соска, он взял его в рот. Она почти закричала, сознание померкло от невероятного наслаждения. Он чуть тянул и покусывал, заставляя испытывать экстаз, грозящий расплавить каждую косточку в ее теле. Дрожь стало невозможно унять. Мускулы живота нервно сжались, и она вновь потянулась к нему, ослепнув от желания, однако Эван вновь прижал ее к кровати, покрывая поцелуями и лаская всю от живота до груди до тех пор, пока Лотта не застонала. Ее тело ожило, подавляя все мысли, оставляя место лишь для чувств.

– Вы сводите меня с ума… – Слова вырвались у нее независимо от желания. Она услышала, как он рассмеялся, прежде чем предать ее грудь новой сладкой муке.

Лотта извивалась в томительной жажде почувствовать его внутри себя, Эван ускользнул от объятий, продолжая медленную утонченную пытку ее тела, прижимаясь приоткрытым ртом к коже, оставляя на ней жгучие, как клеймо, следы. Теперь, вновь приблизившись к нежной шее, он покрыл ее мелкими, нестерпимо сладостными поцелуями, а затем, приподнявшись, приник губами к ее рту, требовательному, жадному, отказавшемуся от всякой сдержанности.

Он захватил власть, и теперь, чего бы ни пожелал, Лотта отдала бы больше. Ее память, опыт не могли ничем помочь, она никогда прежде не испытывала подобного томного наслаждения, окрашенного с изысканной нежностью.

– Пожалуйста… – вскрикнула Лотта снова, и собственный голос показался ей незнакомым. – Сейчас…

На этот раз Эван подвел свою руку под ее бедра, разводя ноги. Лотта почувствовала, как прохлада проникла к влажной жаркой расщелине, заставляя ее тело ощутить спазм неутоленного желания. Он нависал над ней, позволяя своим пальцам, чуть поглаживая, продвигаться по гладкой чувствительной коже внутренней части бедер все выше, соскальзывая к жаркой алчущей сердцевине. Он касался и ласкал ее там, пока она не вскрикнула, думая, что наконец смогла утолить свой мучительный голод. Его пальцы, описывающие медленные круги, приостановили свое движение.

– Подождите, – прошептал Эван. Его дыхание прошло по разгоряченной коже, заставив ее задрожать от возбуждения. Ей чудились в его голосе следы какого-то развращенного юмора. – Еще не время.

– Я больше не могу!

Еще одна волна сильной дрожи пробежала по ее телу.

Страсть, безудержная и невыносимая, захлестнула трепещущее тело. Лотта чувствовала, что балансирует на самом краю, клонясь все ниже к дышащей жаром бездне вожделения. Еще одно, завершающее движение его руки, и эта бездна поглотила ее, прорвавшись внутрь темным всполохом невероятного наслаждения, которое вытеснило все прочие чувства. Стыд и замешательство, преследовавшие ее на протяжении последних недель и даже месяцев, мучительные сомнения, разбившие ее веру в себя и свою сексуальную притягательность, пропали. Их место заняли жажда наслаждения и энергия жизни. В этот прекрасный момент Лотта поняла, что, как это ни ужасно, ее просто переполняет чувство безмерной благодарности к этому мужчине. Может быть, она влюблена?

Слепящий свет понемногу уходил, освобождая место внешнему миру. Его затмевающий сознание блеск померк. Глубоко и часто дыша, она обессиленно раскинулась на кровати, не в силах владеть блестевшим от любовной испарины телом. Теперь к Лотте вернулась способность видеть, и она поняла, что Эван не удовлетворен ни на йоту, об этом свидетельствовала впечатляющая эрекция его члена. В возвращающемся сознании слабо забрезжило позднее раскаяние. В погоне за собственным удовольствием она не позаботилась о его наслаждении, проявив себя как плохая любовница.

– Простите, – сдавленным шепотом произнесла она и увидела, как между его бровями вдруг пролегла хмурая складка.

– За что же?

– Вы приказали мне ждать…

По ее телу пробегали последние отголоски испытанного наслаждения, как эхо умолкнувшей мелодии.

Его лицо просветлело.

– Мне льстит, что вы не смогли устоять.

Эван наклонился над Лоттой и легко вошел, вызвав у нее непроизвольный глубокий выдох, когда она плотно охватила его. Новый поток чувственных ощущений обрушился на нее.

– О!

Он действовал неторопливо, ожидая, пока ее тело инстинктивно подстроится под него, пустит глубже в свое ложе, плотно охватит алчущим жаром вожделения. Потом плавными качающимися движениями Эван небольшими толчками начал проникать все глубже внутрь, стремясь, едва закончив свое движение, возобновлять его снова и снова. Тело Лотты напряглось, с наслаждением отзываясь на его движения, зажав его плотным мягким кольцом. Она слышала только его дыхание, тяжело прорывающееся сквозь сомкнутые зубы. Заглянув снизу в его лицо, Лотта увидела выражение решимости и воли и поняла, что он не позволит себе изменить темп. Она расслабилась, отдав себя в его власть, тая и растворяясь в накатывающем блаженстве.

Эван овладевал ею медленно, очень медленно, освобождаясь и снова погружаясь в нее так глубоко, что она сладострастно приподнималась, предчувствуя его возвращение, готовая отдаться без остатка телом и душой с каждым новым ударом. Это было настолько изысканно-нежно, что у Лотты перехватило дыхание. Ее веки сомкнулись, давая ему знак, что она готова поддаться его любовному ритму, пылко отвечая на все, что он мог ей предложить, и требуя большего.

Ритм изменился, ускоряясь. Лотта помогала погружаться все глубже, чувствуя, как с каждым новым движением они оба приближаются к самой высшей точке, за которой только бездна жгучего наслаждения. Настал момент, когда Эван отбросил всякий контроль и, войдя в нее, вскрикнул, вплетая свои пальцы в пряди ее волос. С этим последним толчком он ринулся в манящую бездну, увлекая Лотту за собой. Все померкло, оставляя место только безграничному наслаждению. Это оказалось несравнимо с тем, что Лотта испытывала когда-либо прежде. Инстинкт подсказывал ей, что так Эван заявляет свои права на обладание своей женщиной.

Лотта дала свободу своему пресыщенному ласками телу и замерла, пока ее разум, как перышко, воспарял из темных глубин отступающего вожделения. Ей не хотелось ни о чем думать. Любые размышления о том, что она, прежде одна из самых изысканных замужних дам высшего света, с такой невероятной легкостью предложила себя всю от сердца до, как утверждали злые языки, несуществующей добродетели, могли привести ее в замешательство.

В конце концов мысли и ощущения вернулись, и с этим ничего нельзя было поделать. Лотту переполняла пресыщенность от близости. Какое роскошное удовлетворение страстности, не находившей так долго выхода! Однако новая, не физическая, а эмоциональная уязвимость заняла пустующее место. Она пришла вместе с близостью, и Лотта никак не могла избавиться от холодка, который чувствовала прямо под сердцем. Она смотрела на лежащего рядом Эвана и понимала, что он испытал жгучее наслаждение от близости с ней. Лотте хотелось обнять его, прижаться и испытать то чувство единения, которое было между ними. Она хотела увидеть любовь в его глазах.

Разве можно путать любовь с чувством благодарности? Эвану просто удалось показать ей, что физическая близость может быть ослепительно-яркой. За это она в огромном долгу перед ним. На этом стоило бы остановиться, Лотта не имела глубоких чувств, она просто не могла позволить себе подобную роскошь. Тем не менее она ощущала тот самый сосущий сердце холодок, который доказывал, что любовь не спорт и не развлечение, а жгучие эмоции, испепеляющие душу. Многочисленные любовники чаще всего просто развлекали ее, не способные дать то глубокое и неуловимое чувство, которое она искала. Новые рубцы появлялись на сердце, убивая уверенность в своих силах.

Эван перевернулся на бок, открыл глаза и улыбнулся Лотте. Сердце подпрыгнуло у нее в груди, а отчаяние стало почти нестерпимым. Нет, не надо обманываться. Что за глупость – позволить себе влюбиться, едва сблизившись с мужчиной! Реальность, с которой необходимо смириться, в том, что в его жизни она занимает очень незначительное место, он просто использует ее, а потом выбросит.

– Спасибо, мне было так хорошо, – сказала она, стараясь за словами спрятать свои чувства.

– Рад служить, – рассмеялся Эван. – Побег больше не повторится? – спросил он, приподняв бровь.

Лотта кивнула. Ясное дело, теперь уже слишком поздно думать о чем-либо подобном.

– Я не убегу, – прошептала она.

Эван приник губами к шелковистой коже ее живота.

Лотта затрепетала, пытаясь одновременно нащупать какое-нибудь покрывало, чтобы прикрыться. Если бы сердце можно было закрыть так же, как наготу тела!

– Я проголодалась, – сказала Лотта, вдруг вспомнив, что уже давно ничего не ела, и с радостью отвлеклась на более прозаические потребности.

Эван сел на кровати, потянувшись за одеждой.

– У них здесь прекрасная кухня. Надеюсь, вы не откажетесь от сочного ростбифа?

– Звучит очень заманчиво, – подтвердила Лотта, чувствуя, как у нее в желудке все сжимается от голода. Она готова была бежать вниз, на хозяйскую кухню, откуда доносились такие вкусные запахи. Профессиональная куртизанка, безусловно, закончив любовную игру, вела бы себя утонченно и изысканно, сохраняя загадочность и недосказанность. Лотта же не могла проигнорировать свой разыгравшийся аппетит. Ей трудно бороться с искушением, поскольку последние дни она ела мало. Лотта чувствовала себя настолько расстроенной и несчастной, находясь в борделе миссис Тронг, что просто не могла смотреть на еду, переносить ее запах. А сейчас она просто умирала от голода.

– К тому же здесь подают неплохой ромовый пунш, – добавил Эван, натягивая на крепкие плечи сюртук и отшвырнув на стул смятый шейный платок.

– Следовало бы обзавестись новым перед тем, как мы отправимся дальше, – заметила Лотта.

– Думаю, в этом нет нужды, – весело ответил он и чмокнул ее в губы.

Эван вышел, Лотта осталась одна. Она накинула простыню и лежала, наблюдая, как сплетаются на потолке отсветы уличных фонарей.

Ее мысли все время возвращались к Эвану. Скорее всего, он прав. Он – тот самый мужчина, который ей нужен. Эван происходил из хорошего рода, он опытен в любви и так внимателен к ней. Лотта чувствовала огромную признательность за то, что он вернул ей веру в себя и напомнил, что плотские радости делают жизнь прекрасной. Как ни странно, именно чувство благодарности, переполняющей ее, а не голод заставляли Лотту с нетерпением дожидаться возвращения Эвана, чтобы снова насладиться близостью, которая возрождала ее к жизни. Но перекусить тоже не помешало бы.

И все же было в их связи что-то большее, чем удовлетворение плотской страсти. Лотта знала: стоит лишь заняться любовью с Эваном, как она вновь попадет во власть будоражащих и неуместных чувств, которые, вопреки жизненному опыту, он пробуждал в ней. Такова ее природа. Прежде ей приходилось притворяться, будто она не придает особого значения своим любовным похождениям. В действительности это то, что лежало на поверхности. А в глубине души она испытывала боль от несбывшихся надежд, которая заставляла вновь и вновь пускаться на поиски. И вряд ли смогла бы объяснить, что пытается найти в этой череде увлечений, но точно знала, что так и не нашла.

Разумеется, с Эваном будет то же самое.

Этот человек купил ее для развлечения, и, что бы ни происходило, ей придется всегда помнить об этом. Эван решил обзавестись любовницей от скуки, приятно скоротать время. Выбор пал на нее. И несмотря на то что он проявил терпение и доброту, нет смысла искать в их отношениях что-то большее. Лотта сделает большую ошибку, если поддастся соблазну снова пуститься на поиски чего-то несуществующего.

Она повернулась, чтобы плотнее завернуться в простыню, защищаясь от холода пустой комнаты. Ранимость – не самая удачная черта для куртизанки. Стоило бы вновь научиться выставлять острые углы. Так поступают настоящие жрицы любви, холодные и бесчувственные, так будет поступать и она. Это – ее будущее.

Эван вернулся с большим подносом, уставленным блюдами, способными угодить здоровому аппетиту. Поев, он уселся у камина читать газету. Лотта, в накинутой на плечи простыне, уселась у окна, наблюдая за публикой на Джордж-стрит, спешащей на балы и в театры. Казалось, сейчас она отрезана от мира, всей этой светской мишуры, прежняя жизнь потеряна для нее навсегда. Пытаясь спастись от внезапно нахлынувшего чувства одиночества, она повернулась к Эвану с явным намерением соблазнить его. С яростной страстью они предались любви. Несмотря на восхитительное наслаждение, в самых глубинах души затаилась все та же душевная боль и потерянность.

Глава 5

Эван проснулся первым. Он лежал и прислушивался к шуму неугомонного Лондона. Уличные торговцы уже зазывали ранних покупателей, тележки молочниц громыхали по мостовой, голоса, звон копыт, шарканье щеток, метущих улицу. Он всегда любил Лондон с его многолюдностью и суетой, стремлением к развлечениям и наслаждению. Париж – потрясающий город. Он самодостаточен и величествен, но Лондон всегда занимал особое место в его сердце, что удивительно при полном равнодушии к Англии вообще и к англичанам в частности.

Он немного подвинулся, стараясь не побеспокоить спящую Лотту, свернувшуюся рядом с ним теплым уютным клубочком. Какое-то время Эван смотрел на нее, с удивлением замечая, что испытывает от этого удовольствие. Она спала, дыша тихо и спокойно, легкая улыбка играла на губах, будто во сне все дневные тревоги оставляли ее, выплывая на поверхность сознания только с пробуждением.

Эван не имел привычки оставаться с женщинами на всю ночь. Он старался никогда не нарушать этого правила, чтобы не привязываться ни к кому. В случае с Лоттой у него просто не было выбора. С другой стороны, в отеле было много свободных комнат, так что можно было снять еще одну. Но эта идея даже не пришла ему в голову. Теперь он лежал и думал: почему?

Он спал недолго. А Лотта, утомленная любовью, уснула сразу же, уютно устроившись в его объятиях. Ее шелковистые локоны рассыпались по его обнаженной груди. Проснувшийся Эван лежал и прислушивался к ее сонному дыханию, наслаждался ее теплом. Он был сбит с толку и смущен, словно неожиданно попал туда, где все дышит покоем и исполнением того заветного, в чем сам порой боишься признаться.

«Все, – думал он, – пошло не по плану прошлым вечером». Ему нужна была самая скандальная в свете и печально известная из разведенных дам Лондона Лотта Пализер. Кто ожидал, что она окажется такой удивительно ранимой и трогательной. Вот кого он заполучил в свою постель! Занимаясь с ней любовью, Эван ощущал глубину и сладость, не знакомые ему прежде. Ему чудились в их отношениях близость и проникновенность, выходящие за обычные рамки секса. Это могло оказаться опасным. Те несколько часов, что они провели вместе, очень сблизили их. Эвану даже показалось, будто он переживает и тревожится за нее.

В свое время он имел дело со многими женщинами и почти всегда получал то легкое и нетребовательное удовольствие, к которому стремился. Практически никогда он не затягивал отношений, никогда не проводил с женщинами время вне постели, никогда не испытывал глубокого чувства ни к одной из них. Искусные и изощренные в любви, куртизанки вызывали у него чувство восхищения. Поэтому то невероятное, незнакомое и абсолютно нежелательное смешение эмоций, которое Эван ощущал от обладания Лоттой Пализер, застало его врасплох. Это не было похоже на прежние мимолетные связи. Он чувствовал себя так взволнованно, словно привел в дом невесту, а не купленную в борделе любовницу. Все началось лишь с небольшого урока искусного обольщения, а привело к гораздо более глубоким последствиям.

Все это иллюзии, попытка обмануть себя.

Он снова пошевелился, и Лотта сонно запротестовала, прильнув к нему плотнее, прижавшись всем телом, пытаясь снова ощутить его тепло и надежность. Эван подавил в себе желание отпрянуть, обособиться. Черт возьми, он боялся – боялся, будто его молили о том, чего он не мог дать. Одновременно пришло понимание того, как много чувств ему приходилось подавлять в себе в прошлом. Эван продолжал лежать рядом, опершись на локоть и поглаживая шелковые пряди ее волос, пропуская их сквозь пальцы. Кожа у нее такая же мягкая. Вся она дышала сладострастием, вызывая желание прелестными изгибами тела, не такого хрупкого, как у других. Лотта манила своей округлой мягкостью и полнотой именно в тех местах, где ему нравилось. Он позволил своей руке пройтись по оголенному плечу и спуститься вниз к изгибу пухлого локтя. Лотта снова пошевелилась, подвинулась поближе, щекотно коснувшись сосками чувствительной кожи, затем прижавшись к нему всей очаровательно круглой и полной грудью. Это непроизвольное движение вызвало в Эване сладкое желание немедленно овладеть ею. Она стала для него тем чувственным соблазном, без которого он не хотел и не мог больше обходиться. Думая об этом, он стал целовать белоснежные округлости ее груди, такие сладостные и искушающие. В самом дальнем уголке сознания затаилось предостережение. Ему никогда прежде не приходилось испытывать столь сильного влечения. Кто бы мог подумать, что именно она станет предметом его вожделения. Это шло вразрез со всеми его ожиданиями.

Возникшая путаница таит в себе опасность. Эмоции опасны не меньше.

Какой-то момент он еще колебался, но все его существо яростно требовало близости. «Это всего лишь секс», – уговаривал себя Эван. Чувства обострились из-за того, что он слишком долго отказывал себе. Он купил ее. Теперь Лотта принадлежит ему, и только он будет обладать ею.

Лотта открыла изумленные, затуманенные сном глаза и улыбнулась ему. Сердце гулко отозвалось в его груди неожиданным приливом нежности.

Она откинулась немного назад, увлекая Эвана за собой. Он перекатился, медленно прикрывая ее сверху и начиная тихо и размеренно любить ее, увеличивая наслаждение с каждым глубоким ударом, достигая пределов, которых раньше не представлял. Казалось, он отдает ей что-то и одновременно сопротивляется этому, пытаясь вернуть. Но мягкая настойчивость ее тела и жадная потребность собственных чувств продвигали его все глубже, сметая препятствия, снова и снова заявляя о своих правах на эту женщину. Дрожь сотрясала его тело, когда они закончили, обессиленные безмерностью испытанного наслаждения, покрытые любовной испариной в жаркой комнате, освещенной лучами высокостоящего солнца.

– Как прекрасно, – тихонько прошептала Лотта, ее глаза закрылись, а горячие губы прижались поцелуем к его плечу. Длинные темные ресницы иголочками легли на прелестные щеки, на губах заиграла улыбка, в которой соединились удовлетворение и понимание своей власти.

– Рад, что вы вновь почувствовали вкус к любовным утехам, – заметил Эван, откидывая в сторону смятые простыни. Его рука скользнула к ее роскошным бедрам. Удивительно, но, едва достигнув удовлетворения, он с новой силой желал ее. Эван чувствовал, что захвачен потоком, который несет его, давая возможность находить и терять, продолжая стремиться к какому-то нескончаемому удовлетворению. Вряд ли он сам отдавал себе до конца отчет, что же влечет его. Как долго он был независим, выбирая и зная, как поступать. С Лоттой ему все время казалось, что он сдает свои позиции, это вызывало протест, даже когда он страстно желал ее, заставляло узнавать ее, исследовать и изучать снова и снова, проникая все глубже и глубже.

Это наваждение необходимо остановить.

Эван сел на кровати, обхватив голову и запустив пальцы в густые волосы. Физическая любовь, как он полагал, должна быть проста, а на деле оказалась чертовски опасна. Он повел себя как влюбленный юнец, изо всех сил старающийся понравиться новой любовнице. Он готов был натянуть на себя простыню и повернуться к Лотте спиной, демонстративно игнорируя ее наготу. Эвану захотелось, чтобы она поняла, насколько мала ее власть над ним. В тот же момент он с удивлением понял, что она старается прикрыться и отвернуться от него! Эван почувствовал досаду. Он сорвал простыню, отшвырнув ее подальше на матрас. Лотте пришлось лежать обнаженной и беззащитной под его неотступным взглядом.

– Не накрывайтесь, – коротко приказал Эван. – Мне нравится, когда вы обнажаетесь для меня.

Лотта прихватила краешек простыни и, избегая его взгляда, украдкой пыталась подтянуть ее поближе к себе.

– Мне бы хотелось одеться…

– Вы не должны этого делать. Вы – любовница, а это значит, что ваша нагота принадлежит мне и вы должны выполнить мое требование.

Она подняла глаза и дерзко взглянула на него:

– Вы не страдаете деликатностью. Я слишком толстая, чтобы позволять себе выставляться напоказ. Вот и дайте мне наконец встать и одеться.

Эван не стал бы спорить с первой частью высказывания – его достойная осуждения потребность близости с ней способствовала некоторой неучтивости, зато вторая часть очень его заинтересовала.

– Вы – какая? – переспросил он.

– Толстая, – повторила Лотта. За ее вызывающим тоном Эван разглядел вспышку отчаяния. – Я всегда была полноватой. Тогда это было в моде. Но потом, когда я… когда Грегори начал бракоразводный процесс, я почувствовала себя настолько несчастной, что начала есть. В результате денег становилось все меньше, пока я не проела их все. – Бледная улыбка скривила ее губы.

– Вы ели оттого, что были несчастны? – Эван нахмурился. Ему не приходило в голову поинтересоваться, чем она жила те долгие месяцы, пока шел затеянный ее мужем бракоразводный процесс, в результате которого ее выкинули из дома на Гросвенор-сквер, как она чувствовала себя, когда ее имя со скандалом трепали по всем судам. Если он самонадеянно полагал, что возвращает ей радость прежней жизни, как он был наивен! Без денег, брошенная на произвол судьбы семьей и друзьями, обвиненная в распутстве и осуждаемая всеми, что она могла поделать с собой и своим несчастьем?

– Я, наверное, была больна – ела все подряд, особенно пирожные, булочки, печенье и мороженое, читала дамские журналы, а все остальное время спала.

Она снова потянулась за простыней, и на этот раз Эван не стал ее останавливать.

– Мне кажется, что, только впав в крайнюю нужду, я смогу снова похудеть. Как верблюд в пустыне, – невесело пошутила Лотта.

– Верблюды запасают в горбах воду, а не жир, – заметил Эван.

– Но принцип тот же, – вздохнула Лотта. – Пожалуйста, разрешите мне одеться.

– Еще одну секунду, – попросил он, высвобождая руку и легонько прикасаясь к ее запястью. – Прежде вы не были столь застенчивы.

– Я забываю об этом, – просто призналась она. – Но внутри это чувство всегда присутствует. Особенно когда я вижу себя в зеркале. – Лотта кивнула на большое помутневшее стекло, висящее как раз напротив кровати. – То, что я в нем вижу, убивает меня.

– А мне нравится! Вы не худышка, но именно это и нужно. Вы кажетесь мне такой прелестной, – сказал Эван.

– Прелестной? – переспросила Лотта, широко открыв изумленные глаза.

– Восхитительные формы. Так чувственно, – улыбнулся Эван, наклоняясь вперед и целуя ее. Она несмело и как-то невинно ответила ему. – Нам стоило бы почаще заниматься любовью перед этим зеркалом, и тогда вы сами убедитесь, насколько прекрасны, – прошептал он, целуя ее теплые губы.

Лотта покраснела.

– Не вижу ничего прекрасного, – сухо заметила она. – Вы мне чересчур льстите, милорд.

– Да нет же! У вас божественное тело! Что еще нужно, чтобы убедить вас в этом?

– У вас еще будет такой случай, – ответила Лотта с очаровательной усмешкой. – Но мне действительно необходимо умыться и одеться.

Пока Эван отправился за горячей водой и свежими полотенцами, она завернулась в простыню и занялась исследованием содержимого коробки, которую привезла с собой.

– Чем вы будете заниматься сегодня? – спросила она, стоя на коленях на полу и наблюдая за тем, как он одевается. Босая и взъерошенная, Лотта вновь поразила его тем неожиданным приливом теплых эмоций, от которых сладко щемило сердце. Ему представилось, как она, одинокая и всеми забытая, спасается тем, что то и дело посылает горничную к кондитеру за очередной порцией булочек, пирожных и сливок, в то время как ее собственный муж делает все возможное, чтобы смешать с грязью ее доброе имя. Жестокий прилив злости вдруг охватил Эвана. Что бы ни натворила Лотта в прошлом, но то, что позволил себе Грегори Каминз, было чрезмерно жестоким и непростительным. Он пытался раздавить хрупкую бабочку кузнечным молотом.

– Мне необходимо отлучиться по делу, – несколько неожиданно заключил Эван. Он чувствовал потребность срочно покинуть тепло этой маленькой комнаты. Здесь сконцентрировалось слишком много эмоций. Необходимо разрушить это наваждение, заставить себя думать только о планах, которые привели его в Лондон.