О бывшем купце Хропове

      - Я еще этого не вижу, - спокойно сказал товарищ Камчаткин.
      - Поздно будет, товарищ Камчаткин, когда социально вредный элемент в сумасшествии своем наточит ножик и начнет кидаться. Странно, - возмутился аптекарь Сонеберг, - надо прислушаться к общественному мнению, я, как местная интеллигенция, снимаю с себя всякую ответственность. Странно. Точно я для себя хлопочу. Я хлопочу в целях медицины и общественного спокойствия.
      - Хорошо, - сказал Камчаткин, - я назначу комиссию, ежели в целях медицины.
      И поднялся с кресла, давая этим понять, что разговоры кончены, но тут поп не вытерпел и выскочил к самому столу.
      - Дозвольте мне. Они, - кивнул он на аптекаря, - самого главного не сообщили. Он, газет начитавшись, террористический акт учинит, он на прошлой неделе мне грозился при свидетелях взрыв сделать...
      - Взрыв? - сказал Камчаткин и, сняв очки, закричал: - Пантюхов!
      Милиционер Пантюхов, стукнув сапогами и зазвенев, будто он уронил рояль, встал у двери.
      - Слушаю, товарищ начальник.
      - Приведи немедленно бывшего купца Хропова.
      - Слушаю, - сказал Пантюхов и опять уронил рояль.
      - Вот видите, - победоносно подмигнул поп аптекарю и снова обратился к Камчаткину: - Позвольте доложить. При свидетелях, при матушке, купец Хропов в исступлении сказал: я, говорит, тебя взорву, все говорит, сие взорву без остатку, то исть меня, матушку и церковь, - которое есть здание, то исть государственное имущество, и поелику это так, в городе вспыхнет пламя...
      - Почему же вы мне этого не сказали, гражданин Сонеберг? - сурово сказал Камчаткин и подозрительно посмотрел на Сонеберга.
      - Я... с медицинской точки... - залепетал аптекарь.
      - Позвольте, точка точкой, а это уже пожарный факт.
      - Справедливо сказано, пожарный факт, - заторопился поп, поддакивая Камчаткину, - и пока мы тут рассуждаем, Хропов, может быть, бомбы начиняет... Уже имеются материалы... Хропов закупает... - сказал поп, ехидно взглянув на аптекаря.
      - Какие материалы имеются? - повторил Камчаткин и тоже взглянул на аптекаря; аптекарь сидел в кресле и старался закурить папиросу, но от волнения не мог зажечь спичку.
      - Спросите, спросите его, товарищ Камчаткин, - подзуживал поп, уже подобравшийся боком к креслу и усевшийся на кончик.
      - Так какие же материалы имеются, гражданин Сонеберг?
      - Никаких, никаких, товарищ Камчаткин, вы не верьте: это поп со злости врет.
      - А керосину пуд, это тоже со злости? - ехидно подбавил поп.
      - Какого керосину? - спросил Камчаткин.
      - Ихней дочке сегодня Хропов заказывал: приготовьте мне, говорит, пуд аптекарского чистого керосину... Что, не правда сие? Ну-ка, ответствуйте товарищу, гражданин Сонеберг.
      Аптекарь дрожал в кресле. Камчаткин внимательно посмотрел на него, надел очки и сказал:
      - Предупреждаю, гражданин Сонеберг...
      - Что касается керосину, - испуганно ответил Сонеберг, - то это совершенно верно: керосин мне заказан...
      - И вы отправили, гражданин Сонеберг?
      - Отправил...
      - Пуд отправили?
      - Что значит пуд, товарищ Камчаткин? Отправил. Керосин - не взрывчатое вещество, оно в домашнем хозяйстве...
      - Господи, - засмеялся поп от радости, - оно зажигательная вещь. Видите, как он прикидывается... Может быть, он сам знает, чем нужно бомбы начинять. Спросите, спросите его, товарищ Камчаткин.
      - Не вмешивайтесь, - сурово перебил попа Камчаткин. - Итак, керосин куплен в вашем магазине. Вы не подумали, гражданин Сонеберг, зачем сумасшедшему пуд керосину, что из этого может произойти?
      Аптекарь страшно заметался в кресле.
      - Вы бывший эсер?
      - Бывший... но, товарищ Камчаткин... какой я эсер... что, в самом деле... какое это... да дочка моя... да я всей душой сам... о, что же это такое?
      Еще страшнее заметался аптекарь в кресле.
      Но в это время около двери кабинета упал рояль. Это Пантюхов докладывал начальнику:
      - Никак нет, не найден. Супруга ихняя, гражданина Хропова, говорит: с утра сгибли, как, попивши кофию, к художнику посылали, и художник Мокин, по сообщению, донес, что выбыл от них утром неизвестно куда, в расстегнутой шубе.
      - Ладно, - сказал Камчаткин, - поди к Хропову и арестуй там бочку керосину и дожидайся там.
      - Слушаю, - ответил милиционер Пантюхов и, опять уронив рояль, круто повернулся кругом.
      - Что же теперь, какого суда ждать? - мудро спросил поп.
      - Ничего, - отрывисто ответил Камчаткин попу, - вы можете идти, а что касается гражданина Сонеберга, то, впредь до выяснения... - тут Камчаткин посмотрел на аптекаря, и аптекарь быстро подскочил с кресла, как пружина, - ...подпишите протокол.
      - Какой еще? - спросил аптекарь.
      Но поп не дождался ответа Камчаткина и, хотя был тонок, как осока, однако шариком выкатился из кабинета, успев все же на ходу показать аптекарю язык и даже шепнуть: "Что, сунулись?"
      Так окончилась их экспедиция.
      Антон Антонович Хропов, возвращаясь из Белых Полей, шел по Егорьевской улице. Знал Антон Антонович, какую дорогу ему выбрать. Весел был чрезвычайно и доволен... "Вот, - думал, - приду домой, кофию напьюсь... и Липушке-шельме все расскажу. И даже нервных капель приготовлю Липушке-шельме, на всякий случай от неожиданности. Прощаю Липушку-шельму, так как купец Хропов жить перестал... Насмеюся я над всеми, как последний человек".
      Покраснел от ветра нос у Антона Антоновича - день был ветреный, - а все думали, что Антон Антонович идет выпивши.
      Подходит Хропов к своему дому - и видит: на форточке в спальне висит розовая ленточка.
      "Почему висит розовая ленточка?" - подумал Хропов и прошел дальше, не заходя домой. Было когда-то условлено, давным-давно еще, когда обыски шли по городу, что ежели висит на форточке розовая ленточка, значит в доме неблагополучно.
      "Совсем новый ход делу дан..." - подумал Хропов и остановился в растерянности около пруда.
      Мимо Хропова, не кланяясь, пугливо прошмыгнул поп Паисий. Хропов засмеялся, поднял камень и бросил в попа.
      - На, собака, получи.
      Поп крикнул: "Ай!", думая, что Хропов кинул бомбу, и опрометью влетел в церковный дом, ожидая взрыва. Но на дворе было все спокойно, и поп со страху, укладываясь в постель, подумал: "Не зажглось".
      А Хропов стоял у пруда, не зная, куда ему деться. В пруд кинуться самое подходящее дело. Посолодский пруд подземным ключом соединяется с Сябрским озером... Вот бы кинуться туда Хропову, пройти трубой до Сябр и в Сябре-озере уже выплыть мучеником... Шуму будет много...
      Тут и автору повести очень удобно было бы поставить точку и романтически разделаться с героем. Олимпиаду Ивановну можно было бы отправить в Берлин... В Берлине Олимпиада Ивановна поступила бы в кафе Рушо исполнять русские песни, влюбился бы в нее изгнанный с родины русский князь... О, до чего не довела бы фантазия, если бы за это дело взялся французский романист!.. Художник Мокин, почувствовавший угрызения совести, погнался бы в Европу за Олимпиадой Ивановной, решившись предложением руки и сердца загладить страшный грех... Но влюбленная парочка - князь и Олимпиада Ивановна, вообразив, что гонится за ними русский большевик-террорист, перебегали бы, как куропатки, из одного угла Европы в другой, не успевая насладиться семейным счастьем... И вот наконец тут автор придумывает американский трюк, и читатель, благословляя находчивость автора, с благодарностью и приятной зевотой откладывает в сторону роман.
      Жизненная правда всегда беднее вымыслами. И потому в действительности все обстояло гораздо проще.
      Хропов попробовал концом валенка берег: хрустнул лед, покрылся мутной, как суп, водой, и сказал тогда Антон Антонович:
      - Растаяло... Да ну их к черту, в самом деле... возьму и развяжусь.
      И крупными шагами направился прямо в совдеп и без доклада влез к товарищу Камчаткину. Вид его в расстегнутой шубе, вспотевшее от ходьбы лицо, наверное, не были привлекательны, потому что Камчаткин, подумав: "Он!", вдруг отскочил в угол своего кабинета. Хропов в шубе упал на колени, простер руки к товарищу Камчаткину и громко, так что дрогнули стекла в совдепе, спросил его:
      - Товарищ Камчаткин, могу ли я надеяться на вашу помощь? Если же нет...
      - Можете! - сказал Камчаткин, испугавшись: уж не взбесился ли Хропов?..
      - Могу я отречься, товарищ Камчаткин?
      - Можете, - сказал Камчаткин, не желая спорить с сумасшедшим.
      - Ну, так я отрекаюсь и от попа и от бога... И желаю разоблачить обман.
      Тут товарищ Камчаткин заинтересовался.
      - А вы не сошли с ума? Зачем вы пуд керосину купили у аптекаря?
      - Какой пуд!.. Вот сука! Я ему десять фунтов заказал, кофий варить.
      - Так это для кофия? - улыбнулся Камчаткин. Он вернулся к столу, сел в кресло и, попросив Хропова встать, сказал:
      - Считаю дело выясненным. Что вы имеете заявить?
      - Разоблачить хочу религиозный обман, как денежки собирают. Меня вся округа знает.
      - Это не наше дело... впрочем, действуйте. Мандат я вам дать не могу, - сухо сказал Камчаткин.
      - Ничего, я и без мандата... Покорно благодарю.
      Вышел Хропов на крыльцо, бросил оземь каракулевую свою шапку и крикнул на весь базар:
      - Православные, слыхали ли вы, как вас обманывают?
      Мигом затих базар, и сбежался народ к крыльцу.
      - Слыхали ли, спрашиваю, как вас обманывают?.. Хропов - такой человек вам известен, и морда его знакома?
      - Ну, как же незнакома? - засмеялись в толпе.
      - Видали вы его морду в церкви на картинке?..
      - Видали, известно.
      - И плевали?
      - Да, поплевали малость.
      - А ангела видали с золотой трубой?
      - Видали. Как не видать?
      - И свечки ангелу ставили?..
      - Ну, как не поставишь...
      - А много свечек переставили?
      - Да порядочно будет.
      - Теперь подсчитайте, православные, сколько вы денег на ангела издержали...
      - Да соберется, верно, сумма.
      - Теперь хочу я сказать, на что вы деньги свои несли и кому свечки ставили. Приглядитесь-ка вы к ангелу... Знаете, перед кем свечу возжигали - перед женой моей - Хропихой Олимпиадой... И глаза ее с искрой...
      Ахнул базар и согласился: и верно, смахивает, волос другой, а глаза хроповские, верно... Вот история.
      - Что же делать теперь, граждане? Что же делать, когда в церкви обман?.. Ежели подлость такая с трудовых копеек, то на что нам поп, ежели он такое допускает и выручку себе в карман прячет?..
      - Вот сука-то... - сказали мужики.
      - Дальше, граждане, - раскричался Антон Антонович, войдя в азарт. Пущай поп паи получает, но какой же тут бог, ежели он подобную подлость переносит и не покарает попа?.. Вот отчего я стал безбожником, православные. Слушайте... в образованных странах...
      И тут такое стал говорить бывший купец Хропов, что весь базар изумился, остановилась торговля, и даже, если бы милиция не приняла своевременно мер, поднялась бы давка.
      Обратно с базара шел Хропов в сопровождении толпы. Правда, были в толпе разные голоса. Одни говорили, что купец спятил, другие - что Мокина надо пойти бить, а третьи сразу согласились с купцом насчет подлости.
      Увидя Хропова и толпу, испугалась Олимпиада Ивановна и упала в обморок.
      А когда привели ее в чувство, Хропов с досадой сказал:
      - Ну, какая же ты серая женщина!.. Я пришел как новый пророк, а ты бац... Даже перед людьми совестно.
      С тех пор Хропов Антон Антонович нашел свое место в жизни и даже недавно, совсем осмелев, ездил по поручению политпросвета в Сябры - делать доклад на тему: "Как я стал безбожником".
      А художнику Мокину запретили писать в церкви. Он рассердился и уехал. У Сонеберга же перестали многие лечиться, - а все Хропов!.. Распустил об аптекаре такие слухи...
      Что же было с Олимпиадой Ивановной?
      Страшно возгордилась женщина. И недавно задала Антону Антоновичу совершенно неосмысленный вопрос:
      - А не слукавил ты, Антошенька?
      И, получив ответ, спросила с еще большим смущением и даже с непростительным, по-моему, кокетством:
      - Антошенька... а не махнуть ли мне в Берлин?..
      На что Антон Антонович плюнул и выругался.
      Ну, а как поп? - спросит читатель.
      Что ж, поп... Поп...
      Картину, всех смущавшую, он уничтожил.
      1926