Легенды русских тамплиеров

В глубине пещеры горел костер, и около него сидела женщина в такой же звериной шкуре с ребенком. «Я в Граале? — спросил пришелец и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Ты — в нем сущий, а она — кровь его?» — «Я не знаю, — ответил хозяин пещеры. — Но это действительно Грааль, а мы — прообраз Его тела и Его крови. Так учил нас старейший, ибо Грааль — это наша защита и залог нашей жизни, возможность остаться людьми, когда все погибло». — «Значит, ты знаешь, откуда ты?» — «Мы вышли из моря, так говорят предания, но больше я ничего не знаю». — «Значит, мы из одного рода, иначе бы не поняли друг друга. Расскажи, что говорят ваши легенды».

«Нам говорили, что наших предков застал потоп и они не успели спастись в подводных укрытиях. Но они не погибли и через много поколений добрались до этих гор. Среди нас живет сказание, что когда-то в наших людей спустились со звезд какие-то высокие и могучие духи. С тех пор они живут в нас, иногда уходят со смертью того, в ком поселились, потом снова приходят, чтобы воплотиться в другого, и те, в ком живет такой дух, помогают всему нашему племени. Поэтому иногда во время сна нам кажется, что этот дух — наше „я“ — выходит из нашего тела и путешествует где-то, а потом возвращается перед пробуждением. И еще мы знаем, что то, что мы Граалем называем, — не подлинный Грааль, а через много поколений появится новый Грааль, потому что он живой и всегда меняться будет…»

5. Слушай, сын мой и мой ученик, что я, Эль Харери, скажу тебе сейчас, а ты, когда тебе исполнится сто лет, передашь лучшему из учеников своих, научив его искусству долгой жизни, чтобы передать это знание другому его ученику, и так до конца веков. Когда тебе минет полвека, иди в южный Лабиринт, пять ночей стой на страже у восточного входа, и когда к тебе выйдут жрецы, скажешь, что я послал тебя принять Великое Посвящение. А в знак того, что ты его достоин принять, передай в точности то, что сейчас от меня услышишь.

Четырнадцать тысячелетий назад наши предки прибыли в эту страну по воде, покрывавшей всю западную пустыню, потому что они вышли из подводных городов, лежавших в глубине океана. По подобию и в память о таком городе был построен и здешний лабиринт, в котором до сих пор живут потомки атлантов, к которым принадлежишь и ты. От всех остальных людей земли мы отличаемся тем, что в нас обитают духи высокие, сходящие на землю, чтобы поднимать ввысь души людей. Там, в Лабиринте, ты узнаешь многое о прошлом и будущем, о мирах иных, выше и ярче Ра, сияющего в нашем небе; узнаешь о временах, когда люди потеряют свое духовное начало и будут стремиться обратиться в зверей двуногих, от чего мы, атланты, призваны их спасти, чтобы не прекратился подъем сущих в верха… Через атлантов этот Лабиринт стал как бы особым сосудом, сохраняющим эманацию Высокого Эона, дающую нам стремление и смысл в жизни. И как эманация тела Озириса в молоке и хлебе представляется, когда мы ими насыщаемся, так же и эманация Света Тихого разлита в Лабиринте. И мы, несущие в себе духовные сущности, принимая то, что называем телом и кровью духа высокого, приобщаемся как бы к великой семье, называемой Граалем.

Вот то, что ты должен помнить, Аппер, а завтра я вручу тебе условные знаки, по которым тебя признают атланты в Лабиринте.

6. Я был в подземном городе атлантов, как многие другие из нашего древнего рода. Прекрасна и спокойна жизнь атлантов, и хотя их чертоги уходят глубоко в землю, воздух, которым они дышат, так же ароматен и свеж, как воздух полей Нубии, цветущих после дождя. На торжественную тихую мелодию похожа жизнь атлантов… Я видел Учителя и одиннадцать учеников Его. С двумя из них, Машара и Орсеном, я разговаривал. На вид Учителю не более тридцати лет, но атланты говорили мне, что Он первым явился на эту планету и уже живет на ней мириады лет еще с тех пор, когда над ней блистало белое солнце. Грустными и усталыми казались мне ученики Его, еще более грустными, чем остальные атланты. И только Он один, Великий и Светлый, был всегда радостным. Немногое из Его речей я понял, так как плохо говорю на языке атлантов. Он говорил, что здесь на земле неизбежно пресыщение долгой жизнью, что даже ясная жизнь атлантов не спасает от этого пресыщения, и что от этого есть только одно лекарство: оставить жизнь в Лабиринте и выйти к людям, чтобы нести им Высокое Учение…

Он говорил, что люди страдают от физических и моральных мук, от духовной нищеты и материальных лишений, и много добра сделает тот, кто пожертвует (если надо будет) своей душой, чтобы помочь людям. Что если люди не смогут понять эоновские заповеди любви, то поймут обещаемое за добрую жизнь посмертное вознаграждение. Но Он верил, что найдутся люди, которые смогут принять не только заповеди блаженства и любви, но и заповеди Великой работы. Я хотел спросить его об этих заповедях, но Он прочел мои мысли и сказал, что это законы жизни атлантов, борющихся с влиянием лярв и создающих такой строй жизни, в котором нет места злу…

Многое было мне непонятно, но когда Машара и Орсен сказали ему, что хотят идти к людям и нести им Высокое Учение, то и я попросил Его благословения на подвиг. И Учитель меня, Аппера из древнего рода Апперов, благословил на жертвенное служение людям и предрек, что один из моего рода будет свидетелем того, как жертвенной кровью Эона будет наполнен новый Грааль.

7. Я, Аппий Клавдий из древнего рода Аппиев, стоял со своей когортой у креста, на котором распяли Его по наущению еврейских первосвященников. Я был свидетелем того, как страдая, Он простил своих врагов. Я видел, как центурион Лонгин ударил его копьем, и в подставленную какой-то женщиной чашу пролилась его кровь и вода. Чашу эту отнял у женщины воин моей когорты, и я выкупил ее у него. Не буду говорить, что было потом в роде моем и с родом моим — этим полны наши родовые предания. Я живу, не старея, уже десятое столетие. Мои потомки стали рыцарями, и не иссякает пролившаяся на нас благодать, а сам я уйду, когда иссякнет она в Граале. Но тогда Граалем станет рыцарский Орден.

Не беда, если в чаше Грааля подлинные самоцветы будут заменены искусственными камнями, но беда для рыцарей, если они окажутся недостойны излившейся на них благодати. А это возможно. Я вижу, как лярвы волнами тьмы обрушиваются на человечество, и горе, если в наш Орден войдут люди, одержимые лярвами. Чтобы этого не произошло, надо, чтобы Орден очистился от тлетворной грязи богатства, чтобы рыцарями соблюдались обеты бедности и любви. Только тогда Орден станет провозвестником учения Параклета, и новым содержанием наполнится наш земной Грааль. Но прежде, чем уйти, я открою вам, рыцари, тайну, о которой никто не знает.

Когда Он был снят с креста, а сам крест вынут из земли, ученики Его, Машара и Орсен, выкопали из земли камень, который лежал у подножия креста, потому что на этом камне остались капли крови и воды, истекшие из Его раны, в Грааль не попавшие. Они истолкли этот камень, а их ученики разнесли полученный от них песок в разные страны и во время бурь развеяли его, заповедав ветрам разнести его по всей планете. Так что теперь вся наша Земля стала священным для нас Граалем, объединяющим наши души и наши сердца во имя работы, заповеданной нам Эоном Любви.

8. Я давно обещал написать тебе, но занятия по кафедре и в лаборатории мешали мне сесть за письмо. Вот и теперь ограничусь только несколькими строками.

Сейчас я склонен думать, что ты был прав, а я проявил себя крайне легкомысленно, требуя, чтобы ты показал мне душу, сущую в каждом из нас. Может ли сила быть материальной? А ведь нашей жизнью, нашими помыслами и поступками, часто противоречащими логике, двигает наша душа, а не что-либо иное. Я пришел к этой мысли, пытаясь найти силы, связывающие мельчайшие частицы материи, но так и не мог ее найти. А ведь связь между ними есть, и такая связь, которую мы до сих пор не в силах разорвать. Не есть ли это то, что называли раньше «духом»? Ведь «дух» всегда оказывался в представлениях идеалистов главной движущей силой, которой подчинены материальные тела. В конце концов, важно признать, что существует явление и его проявления, а как оно будет названо — дело десятое. Что ты думаешь по этому поводу? Напиши. Твой Сальдар.

Р.S. Кстати, вот выписка из странной рукописи, которая, как мне кажется, каким-то образом соотносится с предметом нашего спора; «Мы дали великую клятву найти Грааль в высотах несказанных. На днях мне об этом напомнил мой друг, раньше меня присоединившийся к воинству высших миров. Я слышал речь его, достигшую тайного слуха о том, как прекрасны духи высоких космосов, когда они освобождаются от своих телесных оболочек…»

Мария из Магдалы.

Мария из Магдалы стояла у подножия креста и держала чашу, в которую пролилась кровь и вода из раны распятого Учителя. Неизъяснимое волнение охватило ее в эту минуту. До этого она считала, что все поняла из вечерних бесед Учителя, о которых ей рассказал Фома, но теперь она чувствовала, что какая-то новая великая тайна встала перед нею. Она знала, что безошибочны слова Учителя, но она видела, как в муках умирали и те, кто был верен идее, и те, кто ее отвергал. Но только теперь открылось ей, что не просто человеком был Учитель, что не умер он, а только ушел от них по своему, одному ему известному пути, принеся в жертву нечто гораздо большее, чем только земная жизнь, и его тайна ушла вместе с ним.

И когда римский воин вырвал из рук Марии чашу с кровью Распятого и прогнал ее, она решила посвятить свою жизнь тому, чтобы узнать об этой тайне любимого Учителя. Она знала, что должна для этого отправиться в страну Кеми, как называли тогда Египет, ибо Он пришел, по слухам, оттуда, и оттуда же к Нему приходили какие-то неведомые люди, с которыми он говорил без учеников.

Все, что у нее было, продала Мария из Магдалы, обратив в золото свой дом, имение, драгоценности и рабов. Она наняла небольшую охрану и с этим золотом и одной служанкой, присоединившись к каравану купцов, отправилась в страну Кеми.

Мария долго путешествовала по Египту, расспрашивая о тамошних мудрецах, но мало что узнала. Наконец, она решила приобрести небольшой домик почти на границе пустыни в районе древних пирамид и прилегающее к нему имение, которое давало бы ей все необходимое для жизни. Она не обременяла своих рабов, трудившихся в саду и на полях, принимала от них только самое необходимое для своего пропитания, и часто на рассвете или к вечеру, когда спадала дневная жара, уходила далеко от дома, чтобы читать рукопись, которую оставил ей Фома, где были записаны слова Учителя.

Больше всего полюбилось Марии одно место, неподалеку от проезжей дороги. Там под сенью пальм из камней пробивался чистый родник, веяло прохладой, и она там наиболее часто бывала. Постепенно она стала замечать, что когда она приходит туда, мимо нее неизменно в сторону пустыни проезжают на верблюдах два пожилых человека, каждый раз внимательно на нее взглядывая. И вот наступил день, когда они остановили своих верблюдов возле родника, опустили их на колени, сошли с них, и один, назвавшийся после почтительного приветствия Орсеном, спросил Марию, кто она, откуда, и почему так усердно читает рукопись, по внешнему виду которой он полагает, что рукопись принадлежала его другу Фоме.

Мария не могла бы объяснить, почему она почувствовала внезапное доверие к незнакомцу, — может быть потому, что рукопись, которую он заметил у нее в руках, действительно была оставлена ей Фомой. Но она рассказала ему об Учителе, о его смерти, о том, что она верит, что он не умер, а только перешел в другую жизнь, и что она, Мария из Магдалы, готова на все, чтобы снова встретиться с Учителем и задать ему вопросы, которые теперь стали смыслом ее жизни.

Орсен внимательно выслушал ее и сказал, что может быть он и сможет ей чем-нибудь помочь, но главное зависит от самой Марии, от ее желания и настойчивости, от готовности преодолеть многие трудности… И Мария тотчас сказала, что готова на все, лишь бы ей позволено было опять увидеть Учителя.

И тогда Орсен сказал, что должна для этого сделать Мария.

Через несколько дней Мария успела раздать все свое имущество, отпустить на волю рабов и прислугу, а когда это было сделано, ранним утром она уехала с Орсеном в пустыню.

Они ехали долго среди раскаленных песков и скал, сворачивали то в одно, то в другое ущелье, поднимались и опускались по каменным осыпям и, наконец, очутились у входа в громадную пещеру. Орсен сказал, что это вход в древний Лабиринт. Здесь их встретили люди в жреческом одеянии, но совсем не похожие на маленьких и смуглых жителей страны Кеми. Они отвели Марию в предназначенную для нее небольшую комнатку, и там на стене она увидела изображение Учителя.

Много дней провела Мария в этом Лабиринте, разговаривая со жрецами, присутствуя при странных богослужениях, где жертва приносилась ароматическими веществами и цветами. Жрецы разъяснили ей многое из того, что казалось непонятным в рукописи Фомы, рассказали об Учителе, о том, что жизнь его продолжается в новых воплощениях на других мирах, и Мария еще больше утвердилась в мысли о необходимости ей увидеть Его. Но когда она стала спрашивать, что для этого надо сделать, жрецы отвечали, что для этого надо принести самую великую жертву, которую она только сможет. Никто не способен подсказать ей, какую жертву она должна принести, поскольку определить это может только сама Мария, и от ее выбора будет зависеть успех или неуспех ее дела.

Долго размышляла Мария над словами жрецов, много прошло дней, и, наконец, она сказала: «Я хочу умереть за учение Христа, но с тем, чтобы и после смерти продолжать жить жизнью простого человека. И эта новая жизнь мне нужна только для того, чтобы проповедовать Его учение и страдать за Него, как Он пострадал за нас. Вы рассказывали мне о прекрасной жизни в мирах высоких, о восхождении к престолу Великого, но я добровольно отказываюсь от этого жребия, чтобы помогать подняться тем, кого еще не коснулся свет, от Него исходящий, который я несу в себе. И пусть будет так!»

Подумав, жрецы Лабиринта признали, что жертва, которую готова принести Мария из Магдалы, действительно велика, и благословили ее на подвиг учить человечество в мирах и веках.

Простившись с жрецами, Мария вернулась в Египет, а оттуда отправилась в Рим, где начала учить заветам Распятого и организовала первую христианскую общину. Будучи смиренной и готовясь к подвигу, она приняла на себя обязанность при собраниях верующих в катакомбах раздавать приходящим светильники у входа.

Однажды, когда была объявлена облава на христиан, Марию схватили римские солдаты, пришедшие в катакомбы со шпионами. Мария знала, что всех христиан бросают на растерзание зверям в цирке, и с радостью ждала своей участи. Поэтому, когда от нее потребовали, чтобы она показала, где на этот раз собираются последователи Распятого, она с готовностью повела солдат по подземным галереям. Долго, очень долго вела их она и, в конце концов, вывела далеко за город, к Аппиевой дороге. Так христиане были спасены, а Марию, после пыток, на следующий же день звери растерзали на большой арене Колизея.

Испустила Мария последний стон и тотчас же очнулась на улице какого-то большого города. Она была хорошо одета, ей было столько же лет, как и в момент смерти, она помнила все, что с ней произошло, но в этом городе она никого не знала.

Заметив ее, оглядывающуюся и смущенную, к ней подошел один из прохожих и спросил:

— Ты, вероятно, чужеземка и у тебя нет знакомых?

— Да, господин, — ответила она. — Я впервые попала в этот город и не знаю, куда мне идти.

— Пойдем, — сказал тот, — я отведу тебя в дом для чужеземцев, где ты сможешь остановиться.

— Но у меня нет денег, и мне нечем заплатить за приют, — возразила Мария.

— Не беспокойся, — ответил тот, — у нас давно уже все общее, и никто не берет никакую плату. А если у тебя есть что-то лишнее, ты отдашь в общую кассу…

Действительно, Марию очень приветливо встретили в странноприимном доме, отвели в отдельную комнату, дали ей все необходимое из одежды, предложили самой выбрать, как ей питаться — за общим столом или отдельно, и ни о какой плате разговора не было.

Присмотревшись к жизни этой страны, она увидела, что никто из живущих не имел ничего такого, что бы он почитал только своей собственностью. У каждого было то, что ему было нужно, так что никаких нуждающихся там не было. Не было у них ни богатых, ни бедных, а все были равны, каждый делал, что хотел, трудился по мере общей, а не личной необходимости, и все они жили красивой и гармоничной жизнью.

Но было другое, что поразило Марию: никто из жителей этой страны не подозревал, что после смерти жизнь продолжается в мирах других. Они были уверены, что со смертью кончается все, а потому боялись смерти и старались отсрочить ее час, хотя среди них были и такие, которым, как видно, было все равно — продолжать жить или уйти из этой жизни навсегда. Все они гордились той справедливостью, которая царила в их обществе по отношению к его членам, но они не могли понять идеи милосердия и всепрощения, а когда Мария заговаривала о любви к ближнему, они ее просто не понимали.

И тогда Мария из Магдалы поняла, почему после своей смерти на Земле она попала в этот мир.

Мария нашла учениц, которым она рассказывала о земной жизни Христа, о той жертве, которую Он принес, и о том учении любви, которое Он проповедовал, и вместе с ними стала обходить страну и везде говорить о любви и правде и о жизни вечной. Некоторые слушали ее внимательно, другие даже стали ее последователями, но большинство людей считали ее безумной. А поскольку высшим принципом жизни этих людей была справедливость, они поместили Марию в больницу для умалишенных и стали ее лечить. Но никакое лечение не могло отвратить ее от учения Распятого.

Прилетали к ней в обитель скорби духи Фантазии, приносили ей вести из миров иных, о том, что жив Учитель и продолжает свое учение на далеких мирах. Мария слушала их шепот и непрестанно молила ангела Смерти прийти за ней, потому что здесь она уже не могла продолжать свой подвиг. А прилетавшей к ней ангел Смерти говорил ей, что еще не настало время, что она должна жить, чтобы ее ученики могли распространять и укреплять на новой земле учение Христа, предтечей которого она здесь стала. И что пусть не беспокоится Мария, что она мало успела сделать — проповедь ее была только легким порывом ветерка, предвещающим приближение могучего вихря веры…

Но наступил день, и умерла Мария, благословляя этот мир, которого коснулось учение Распятого.

Умерла — и тотчас же оказалась на море в утлой лодке, которую несло к берегу. Здесь встретили ее суровые, грубые люди, похоже, не знавшие улыбки. Они были гостеприимны, ни о чем не спросили прибывшую, но Мария видела, что суров был климат этого мира и трудна жизнь, в которой они добывали для себя пропитание. Обитатели этого мира жили большими семьями-общинами по много десятков человек под одной крышей, и хотя у каждого было что-то свое, но они сообща пользовались предметами, сообща работали и выходили в море. У них не было деления на богатых и бедных, не было начальников, почти не было ссор, но в то же время они не считали нужным заботиться о стариках, и когда переходили на новое место, оставляли старикам и больным только немного пищи, говоря, что те все равно умрут и пользы от них никакой.

Мария стала рассказывать им о загробной жизни, о том, что со смертью жизнь не кончается, и выяснилось, что это им известно. Что же касается стариков и больных, то они спрашивали Марию, будут ли они на том свете голодать, если на этом не оставят пищи старикам-бездельникам, и бывали очень довольны, когда Мария, не желая кривить душой, говорила, что и этот грех им простится, как совершенный по неведению.

Спрашивали они ее и о том, надо ли, например, говорить матери, что ее сын утонул в море, или надо сказать, что он уехал далеко и не вернулся? И опять Мария говорила, что не надо никогда лгать, но когда осиротевшей матери говорили правду, та мучилась и не находила себе покоя.

О многом говорила Мария так, как она запомнила слова Учителя о том, что прежде всего надо идти путем правды и что нельзя ни к кому применять насилия, даже если от этого может погибнуть жизнь невинного человека.

Ни разу не солгала Мария, ни разу не посоветовала сделать что-либо, нарушающее заповеди любви и всепрощения, и долго, очень долго не прилетал к Марии ангел Смерти. И видела она, что ее добрые слова и советы часто влекли за собой не добро, а зло, и это ее мучило, потому что она не понимала, как это может происходить.

А когда, наконец, появился ангел Смерти, ни слова одобрения не услышала от него Мария. И она умерла.

Умерла — и в очередной раз воскресла на площади города, переполненной восставшим народом. Первая победа была одержана, и теперь все горячо обсуждали, надо ли продолжать борьбу, чтобы расправиться со своими эксплуататорами и притеснителями. Мария же возвысила свой голос и стала проповедовать любовь ко всем, стала уговаривать смириться и претерпеть, уверяя, что за это в другой, последующей жизни каждый получит воздаяние, что нехорошо убивать человека, каким бы он ни был…

Но ее никто не стал слушать, восстание разрасталось, пролилось много крови, но вместе с тем восстановилась и справедливость. Жители страны поделили между собой поровну землю, постановили делить поровну все продукты, сообща работать, и скоро во всей стране установился справедливый строй. А тем богачам, которые остались в живых, предложили на выбор: или отдать свои богатства и стать такими же, как все, или получать скудный паек, только чтобы не умереть от голодной смерти, если они не хотят сами работать. Больше того, их подвергли остракизму, и никто не хотел общаться с ними, только Мария и ее последователи нарушали этот запрет, передавая бывшим эксплуататорам продукты и поддерживая их надеждами.

И снова, когда настало время, ничего не сказал Марии прилетевший за ней ангел Смерти…

Так много, много раз переходила Мария из Магдалы из одного мира в другой, везде рассказывая об Учителе, Его земной жизни и Его учении, держась заветов правды и любви к людям. Наконец, после одной из смертей она попала в мир, который смутно напомнил ей ту землю, на которой она впервые встретила Учителя.

Не прошла она по дороге и сотни шагов, как увидела впереди идущую ей навстречу группу людей, в которых она узнала своего Учителя с учениками. Протянула к Нему Мария руки, упала на колени и заплакала от радости, что привелось ей снова увидеть того, чье слово она несла в веках и мирах, и от боли, что не знает, как высказать все, что накопилось у нее за это время. И спросила только:

— Господи, много жизней прошла я, но чувствую, что не так учила, как учил нас Ты! Что же мне сделать для того, чтобы стать подлинно Твоей ученицей?

А Учитель ответил ей, ласково поднимая ее с колен:

— Главное — люби. Люби каждого, но не бойся согрешить, когда этого требует от тебя любовь…

И тогда прозрела Мария из Магдалы. И когда началась ее новая жизнь, она не побоялась солгать матери, что сын ее жив и, может быть, вернется еще к ней, заронив надежду в материнское сердце; она спасала людей, когда это было нужно, не думая, что отягощает себя грехами, потому что радостно было ей видеть возвращавшихся к жизни людей. И когда это понадобилось, она не побоялась поднять людей на восстание против извергов, потому что любовь должна быть не только щитом для невинных и слабых, но и мечом против злодеев…

А потом наступили предугаданные сроки, и ангел Смерти, приветствующий подвиг Марии из Магдалы, поднял ее в высший космос.

Агасфер.

Он шел быстро, куда обращался его взор, не отличая дня от ночи, часто сворачивая в стороны и не замечая этого. Когда усталость становилась чрезмерной, он падал на месте и засыпал, а проснувшись, вскакивал и снова шел и шел, отгоняя от себя назойливые мысли. Он избегал встреч с людьми, боясь, что завязавшийся разговор коснется недавних событий… Наконец перед ним блеснуло море, и он пошел по его берегу, а вскоре перед ним раскинулся большой приморский город.

Голод и жажда томили его, и, войдя в городские ворота, он напился у первого же фонтана. Затем он зашел в лавку, чтобы купить хлеба. Какой-то покупатель рассказывал лавочнику о событиях в Иерусалиме, в том числе и о том, как некий Агасфер на крестном пути Христа на казнь оттолкнул его от стены своего дома, когда тот прислонился, чтобы перевести дыхание. И возмутился слышавший жестокосердию Агасфера, но в тот же миг вспомнил, что он и есть этот Агасфер, который не дал отдохнуть несчастному и прогнал его от дома своего. И ужас снова охватил Агасфера: он бросился из лавки, чтобы не слышать рассказа говорившего, повторявшего его имя.

Ноги принесли его в гавань, где оканчивалась оснастка корабля, готового отправиться в путь. Агасфер нанялся рабочим, и все эти дни, куда бы он ни пришел, слышал рассказ о себе и своей жестокости. Когда корабль был нагружен, он нанялся на него плотником, потому что хотел как можно скорее и дальше уйти от Иудеи.

Но если он мог убежать от иудеев, он не мог убежать от рассказа о своей жестокости. Об этом говорили матросы во время перехода в Афины, и едва только корабль причалил, как Агасфер потребовал расчет и сошел на берег. Здесь он сразу попал в толпу горожан, обсуждавших казнь пророка в Иерусалиме и жестокость еврея Агасфера. Каждый новый рассказчик приводил новые подробности, и каждый новый рассказ все больнее и больнее язвил сердце Агасфера, заставляя его метаться по городу, а затем бежать из Афин дальше. Но на первом же привале в придорожной таверне, спросив лепешку и кружку вина, он услышал за соседним столом свою историю…

Агасфер шел все дальше к северу. Менялась природа, менялись люди, менялись языки, но куда бы он ни попадал, на всех языках, которые ему дано было теперь понимать, он слышал рассказ о жестокости Агасфера, о его запрете перевести дыхание обессиленному Иисусу.

Наконец он дошел до страны, в которой, казалось бы, никто не должен был знать и интересоваться делами в Иерусалиме. Здесь жили варвары, не имевшие еще понятия об истинном Боге, поклонявшиеся деревьям и рекам, и язык их был непонятен страннику. И Агасфер поселился среди них. Но едва только он начал связывать смысл слов чужого языка, едва только начал понимать говоривших, как услышал, что и здесь на все лады обсуждают жестокость еврея Агасфера, отринувшего от порога своего дома праведника и мученика.

И ему снова пришлось бежать неведомо куда, потому что Агасфер не мог больше слышать свое имя, то имя, которое он таил ото всех: каждый раз, приходя в другую страну или город, он должен был называться новым именем, чтобы не поняли, что он — тот, о ком так много говорят… Но не было ему покоя, потому что ни один чужой язык не оставался ему непонятен, и на всех языках встреченные им люди говорили только о жестокости Агасфера.

Он достиг глубочайшей старости, переходя из страны в страну, из города в город, но напрасно призывал смерть. Много раз Агасфер пытался покончить с собой, но что бы ни делал, это не приносило успеха. Веревки и ремни обрывались, узлы развязывались, ломались стальные лезвия, раны мгновенно заживали, а яд не оказывал своего смертельного действия. Его вынимали из петель, вытаскивали против воли из воды, морские волны выбрасывали его невредимым на берег, и само пламя отступало перед ним, когда он бросался в горящие здания…

Долго, очень долго длилась эта нескончаемая мука. Прошли века, прежде чем мольбы его были услышаны и ангел Смерти появился у изголовья Агасфера, приветствовавшего его с несказанной радостью.

Кончилась земная жизнь Агасфера, но едва совершился его переход в новый мир, как тут же окружили его обитатели, прося рассказать о последних часах Иисуса и о том, почему же Агасфер не позволил ему отдохнуть на пороге своего дома? И снова ужаснулся Агасфер, давно познавший бессмысленную жестокость своего поступка.

Он рассказал все как было, и все, что он потом пережил и передумал, и обратился к одному из существ этого мира, готовившемуся отправиться в другой мир, более высокий, с просьбой: передать из мира в мир — до самого Иисуса Светлейшего! — чтобы позволено было Агасферу забвение греха, свершившегося по невежеству и жестокосердию.

Из уст в уста, из мира в мир передавалась просьба Агасфера, пока не дошла до Великого, и Он послал своего вестника сказать раскаявшемуся, что давно было бы снято с него заклятие, если бы он догадался попросить об этом или же сделал что-либо, что искупило его поступок.

И Агасфер забыл о том, о чем так страстно желал забыть. А когда изредка слышал о случившемся, то никак не связывал услышанное с собой…

Протекло время, и еще выше поднялся Агасфер, в более высокий космос. Там снова услышал он рассказ об Агасфере и пояснение, что и до сих пор шел бы гонимый воспоминаниями, если бы не догадался обратиться с просьбой к Тому, чье милосердие воистину безгранично. И в то же время услышал он, что не пришла бы Агасферу эта мысль на ум, если бы на земле не бросался он в огонь и в воду — не только ища своей смерти, но и спасая жизнь других. Ибо одного желания мало, надо делом утверждать добро.

Странная жизнь была в том космосе, куда поднялся Агасфер. Не было отдыха у его обитателей, не требовался им сон и покой, и отдыхом для них была перемена деятельности. Назывались они равты, а когда наступал для кого-либо из них момент смерти, то они просто засыпали, зная, что пробудятся в другом, еще более прекрасном космосе, или в том, в котором они прежде жили, если готовы пойти на подвиг и спуститься для помощи идущим в верха…

Наступило время, когда заснул Агасфер после долгой жизни в этом космосе. Он знал, что ждет его переход в иной космос, что должен выбрать он свой путь дальнейший, поэтому не было это для него смертью, а как бы сном, в котором являлись перед ним духи космосов высших.

Первым склонился над его изголовьем дух Любви и, положив свою руку на затихающее сердце Агасфера, сказал ему: «Люби. Что бы с тобой ни случилось, как бы тебе ни было плохо — люби подобных себе и с тобою не схожих, более высоких и более низких, чем ты сам. Только в такой всеохватывающей любви найдешь ты и собственное счастье, и — спасение. В том космосе, в котором ты живешь, выше всего — любовь. Ты должен ей служить, пока в других космосах ты не узнаешь, что есть выше любви и чему там служить следует».