Тень ведьмы

      Мария тоже рассмеялась.
      В это время колокол пробил шесть.
      Отец Савелий посмотрел на незнакомца.
      - Издалека идете, наверное? - спросил он.
      - Да, батюшка, пройти довелось немало, - проговорил незнакомец, криво усмехнувшись.
      - Что в наших краях ищете?
      - Не то, чтобы ищу, но слыхал я, странные вещи здесь творятся... протянул незнакомец. - Люди везде одинаковы. Охочи они до сказок. Бывает, за хороший сказ можно страннику и кров получить, и пищу...
      - Здесь ты хороших сказов не найдешь, - нахмурился отец Савелий. - Здесь люди гибнут.
      - Ах, батюшка, да ведь гибель-то еще поболее людей интересует, нежели, к примеру, вечная жизнь. Страшным сказкам охотнее верят, потому как они больше на правду похожи...
      Отец Савелий промолчал.
      - А тут, говорят, вурдалаки водятся, - не то спросил, не то подтвердил незнакомец.
      - Никто здесь более не водится, - ответил отец Люцер, с удивлением отмечая растущую внутри неприязнь.
      Не нравился ему этот незнакомец.
      - Приезжали к нам братья из Святого Ордена, - сказал он, - и с тех пор перестали люди пропадать...
      - Вот как? - вкрадчиво произнес незнакомец. - Разогнали, стало быть, святые отцы монстров? Славно-то как!
      Незнакомец неприятно захихикал.
      Отец Савелий не выдержал.
      - Если вы не против, - сказал он подчеркнуто сухо, - то я пойду, у меня есть и иные заботы.
      - Ну конечно, батюшка, конечно! - замахал руками незнакомец. - Вы уж извините назойливого странника с его глупыми вопросами. Такой у меня характер вредный!
      - Что вы! - смутился отец Савелий. - Я на вас никакого зла не держу. Господь с вами!
      - Да-да, - неопределенно сказал незнакомец. - Такой уж у меня характер... Пойду и я своей дорогой, путь у меня неблизкий.
      - Благослови вас Господь! - пожелал ему отец Савелий, осеняя незнакомца знамением.
      Незнакомец неожиданно вздрогнул, скривился и, прихрамывая, торопливо зашагал прочь.
      Путник шел в одиночестве. Капюшон плаща скрывал его лицо. На плече висела дорожная сумка. Путник шел размеренным походным шагом. Иногда он неожиданно начинал хромать.
      Солнце уходило за горизонт. В воздухе слышалось гудение комаров. Отсюда было видно горы.
      Путник шел, бормоча что-то себе под нос.
      - Тупицы! Славно-то как... Ну да, ну да, это я, конечно... Конечно! Ищите, ищите.
      Казалось, он разговаривает с невидимым собеседником.
      - Так вот как? По-твоему, я так думаю? Ха-ха! Не все так просто... Зря я тогда в Овраге, зря. Надо было предусмотреть. А с другой стороны, откуда я мог знать? Ты мне не помог, да, не помог...
      Путник замолчал и некоторое время шел в тишине. Затем он будто бы что-то вспомнил и, коротко засмеявшись, начал напевать:
      Он шел, сжимая крест в руках.
      Желая свет во мгле узреть.
      Он шел, твердя себе сквозь страх:
      "И мертвый может умереть..."
      Но оставалась мглою мгла,
      А факел не хотел гореть.
      И все ж уверенность была,
      Что мертвый может умереть!
      Вот пред могилой он предстал
      И псалм хотел запеть
      О том, чего мертвец не знал:
      Что мертвый может умереть.
      Мертвец глаза свои поднял...
      И принял клерик смерть.
      Ведь тот мертвец того не знал,
      Что мертвый может умереть...
      Путник вошел в лес. Здесь было уже темно. Путник остановился, посмотрел по сторонам и шагнул в чащу.
      Вскоре он нашел подходящее место - небольшой овраг. Путник спустился в овраг. В руках у него уже была охапка сухих веток, собранных на ходу. Он бросил ветки на землю и присел рядом на корточки. Щелкнул кремнем, высекая искры. Ветки затрещали, костер начал разгораться. Путник устроился поудобнее. Порывшись в сумке, достал плоскую бутыль, хлеб и ломоть вяленого мяса. Костер уже пылал. Путник принялся за трапезу.
      Опустошив бутыль, он достал из сумки небольшой кожаный мешочек. В мешочке был какой-то темный порошок. Он зачерпнул горсть и бросил в костер.
      Пламя на миг затихло, затем вспыхнуло ярко-зеленым цветом. Путник откинул капюшон и уставился на огонь блестящими глазами. Лицо обезображивал длинный шрам.
      Путник протянул к огню руки. Его тонкие губы зашевелились, лицо приняло дикое выражение.
      Неожиданно он поднял глаза к небу и принялся безумно хохотать.
      - Я слушаю вас, маркиз, - сказал Венцлав, зевая. - Устал что-то сегодня.
      - Ваше величество, сегодня мной были получены весьма важные сведения...
      - Ну так говори! Что, мне тебя за язык тянуть надо?
      - Слушаюсь, ваше величество. Наши люди, - министр сделал многозначительную паузу, - наши люди из Карельска сообщают, что замок барона Линка...
      - Постой-ка! - Венцлав встрепенулся.
      Министр послушно смолк.
      - Благородные господа, - обратился король к скучавшим за пустым столом вельможам, - я думаю, можно считать заседание закрытым. Не буду вас задерживать мелкими организационными вопросами...
      Феодалы начали торопливо подниматься из-за стола и, почтительно кланяясь, покидать залу. Когда последний из них оказался за дверями, Венцлав нарочито небрежным голосом бросил:
      - Так что там в Карельске, маркиз?
      - Весьма темная история, ваше величество, - сказал министр. - Сразу после смерти барона Давида Линка его замок, вместе со слугами, охраной и семьей барона... сгорел.
      - Как так - "сгорел"? - переспросил Венцлав. - Что за глупости?
      Министр развел руками.
      - Очень странная история, ваше величество, - сказал он. - Все выгорело дотла, даже камни потрескались...
      - И как вы можете это объяснить?
      Министр запнулся.
      - Я... Видите ли, ваше величество, пока что мы никак не можем этого объяснить, но я надеюсь, что как только будет произведено расследование, мы будем знать все детали данного происшествия.
      Венцлав нахмурился.
      - Кто же будет заниматься расследованием? - спросил он.
      - Я думаю, удобнее всего будет поручить это дело нашим карельским агентам, - предложил министр.
      После небольшой паузы король сказал:
      - Послушай, маркиз, а что, семья барона подала иск?
      - Нет, ваше величество, все семья барона погибла...
      - А может родственники интересуются их судьбой?
      - Нет, ваше величество...
      - Так какого же дьявола мы будем проводить разные расследования?! рявкнул Венцлав.
      Министр растерялся. Он не мог понять причину королевского гнева и лихорадочно ее искал.
      - Собственно, нам расследование не нужно... - осторожно произнес он, - но вот карельские феодалы...
      - Так-так, ну и что же там карельские феодалы? - с подозрением произнес Венцлав.
      - Карельские феодалы удивлены и обеспокоены непонятным пожаром в замке барона Линка и направили прошение о проведении официального расследования этого дела.
      - Ах, вот как? Прошение на мое имя?
      - Нет, ваше величество, на имя градоправителя Карельска.
      - Зачем им это надо?
      - Трудно сказать, ваше величество, - сказал министр, - возможно, они опасаются... повторения подобных пожаров?
      - А может быть, еще чего-нибудь они опасаются? - предположил Венцлав. Говори, маркиз, говори.
      Маркиз сделал нерешительный жест.
      - Да, ваше величество... Кроме необъяснимого пожара, была замечена и еще одна странность - таинственным образом погибла дружина барона, которой удалось избежать огня. Дружинники прибыли в Карельск и исчезли. Последний раз их видели у дворца градоправителя...
      - И они считают, что дружину уничтожил градоправитель? - предположил Венцлав презрительно.
      - Я не берусь утверждать... Возможно, расследование прояснит...
      - Расследование? Нет, расследование не прояснит, - сказал король.
      - Тогда, может быть...
      - Маркиз! - перебил Венцлав. - Ты хорошо меня слышал? Я сказал, что расследование ничего не прояснит. Потому что никакого расследования не будет!
      Министр удивленно уставился на короля.
      - Что ты таращишься? По-моему, я все понятно сказал.
      - Так точно, ваше величество, - поспешил подтвердить министр, сгибаясь в поклоне. - Я все понял: расследование не проводить.
      - Нет, ты не совсем правильно понял. Расследование проводить, только проводить его будет градоправитель, а наши агенты пусть занимаются делами более важными. Ясно?
      - Слушаюсь, ваше величество.
      - Ну вот, так-то лучше. Кстати, что там за слухи из Междулесья?
      Министр заглянул в доклад.
      - Необъяснимая смертность среди крестьян. В народе ходят слухи о колдовском происхождении проблемы...
      - Вот и занялись бы этим делом, вместо того, чтобы всякие пожары изучать! - предложил Венцлав.
      - Так ведь, ваше величество, этим делом занимается Святой Орден...
      - Ладно, пусть занимается. У тебя еще есть новости?
      - Нет, ваше величество, это все.
      - Тогда можешь идти.
      - Слушаюсь, ваше величество...
      Министр удалился.
      Венцлав несколько мгновений задумчиво смотрел в одну точку.
      - Да, ваше преосвященство, - пробормотал он, - вот так-то!
      ГЛАВА 9
      - Графиня, позвольте представить вам моего друга. Артур Каймон, маркиз Инсуэльский.
      Маркиз коротко кивнул.
      - Графиня Валерия Ла Карди... - продолжал герцог.
      - Ну, если вы так официально, Владимир... то тогда уж не графиня, а Принцесса. Принцесса Крови.
      - Чрезвычайно рад знакомству, - маркиз расплылся в улыбке.
      - Охотно верю, - сказала графиня. - Прошу располагаться поудобнее. Быть может, желаете выпить?
      - Нет, благодарю, - герцог занял кресло рядом с графиней.
      - А я охотно бы выпил, - сообщил маркиз, усаживаясь.
      Графиня сделала знак слуге.
      Он исчез, но через мгновение появился с подносом. На подносе стояли три хрустальных бокала с золотистым вином.
      - О-о-о, "Осенний цвет"! - маркиз проявил незаурядные знания в области вин. - Но не буду же я наслаждаться таким божественным напитком в одиночестве...
      Графиня и герцог тоже пригубили вина.
      - Вы, маркиз, надолго к нам прибыли? - поинтересовалась графиня.
      - Пока что не решил, - ответил маркиз. - Я вообще очутился здесь случайно - проезжал мимо и заехал к герцогу в гости.
      - Понятно. Ну и как вы находите здешние места?
      - Дикий край, - сказал маркиз. - Никакой цивилизации. Не понимаю, чем здесь можно заниматься.
      - А как же охота? - с легким удивлением спросил герцог. - Ведь вы страстный охотник.
      - Охота здесь действительно должна быть хорошей - леса просто кишат дичью. Но я, честно говоря, привык охотиться в большой компании. Этакая грандиозная охота, которая плавно переходит в пир, - засмеялся он. - Здесь это вряд ли получится из-за отсутствия шумной компании приятелей.
      - Тогда вам здесь не понравится, - холодно сказала графиня.
      Маркиз ничего не ответил.
      Молчание несколько затянулось и маркиз не выдержал.
      - Сегодня прекрасная погода, - с натугой сказал он.
      - Да, отличная тема для поддержки разговора... - ответила графиня.
      Герцог кашлянул.
      - Графиня пренебрегает условностями этикета, - извиняющим тоном произнес он. - Воспринимайте ее слова как шутку.
      - Да я и сам пренебрегаю этикетом, - заявил маркиз, насмешливо поглядывая на графиню. - Помню, еще в детстве моя горячо любимая маменька частенько ругала меня за то, что я жрал варенье прямо из вазы, причем руками.
      - Как неблагородно! - скривилась графиня.
      - Но вполне естественно, - сказал маркиз. - А вы, графиня... то есть принцесса, очень цените в людях благородство?
      - Что вы, маркиз! Я этого не говорила. У меня по поводу благородства свое суждение. Уж не знаю, совпадает ли оно с вашим, но с суждением Владимира, по крайней мере, не совпадает. В принципе.
      - Интересно было бы услышать...
      - Правда? Но, может быть, еще вина?
      - С удовольствием!
      Слуга наполнил бокал маркиза.
      - Да, так о чем мы говорили? Ах, вспомнила: о благородстве. Ну, поскольку вышеупомянутое понятие состоит из нескольких частей, было бы уместнее рассмотреть их каждое в отдельности. Итак, что же такое есть благородство? Это высокая нравственность во-первых, самоотверженность во-вторых и честность в-третьих. Вы со мной согласны?
      - Абсолютно, - развязно сказал маркиз.
      - А по-моему, вы кое-что упускаете, Валерия, - заметил герцог. - Вы упускаете происхождение. Только чистокровная дворянская родословная гарантирует истинное благородство.
      - Вам не кажется, Владимир, что вы путаете благородство как понятие с благородством происхождения?
      - Гм, возможно, - согласился герцог. - Продолжайте, пожалуйста.
      - Благородство - черта поведения, которая может проявляться независимо от происхождения. Ею может обладать и принц, и смерд, - пояснила графиня.
      Маркиз насмешливо хмыкнул.
      - Это что-то новое. Подумать только: "благородный смерд"! Но оригинально, несомненно оригинально.
      - Оригинальность добавляет в жизнь разнообразия, не так ли? Но вернемся к составным частям благородства. Высокая нравственность. Каково происхождение нравственности, как вы думаете?
      - Я думаю, нравственность - это миф, - небрежно произнес маркиз. - Люди любят мечтать о совершенстве, вот и придумали себе шаблоны, идеалы. Все говорят, что надо следовать высоким нравственным принципам, только не у всех выходит. Да оно и неудивительно - человек как был животным, так им и остается. А нравственность противоречит природе.
      - Каким же, позвольте узнать, образом? - спросил герцог.
      - Да очень простым.
      Маркиз отпил вина. - Представьте себе, что я возжелал вашу жену, герцог. Как человек нравственный, я должен буду ужаснуться, презреть самого себя и побежать исповедоваться. Но в природе такое поведение обернулось бы тем, что я лишился бы потомства. Волк перегрызает другому волку горло за волчицу, и это вполне нравственно с его точки зрения.
      - Ошибочная точка зрения, - сказала графиня.
      - Почему же?
      - Потому что к человеческому обществу нельзя применять законы, применимые, скажем, к животному миру. Человек довольно сильно отличается от волка, а государство от волчьей стаи еще сильнее. У нравственности иные корни. Это просто... договор. Стремление к порядку, необходимые для выживания условия. Если каждый человек, к примеру, "возжелает жену ближнего своего" и начнет добиваться ее вашими волчьими методами, то общество превратится в сплошную бойню. Воцарится хаос, а это в конечном счете приведет человечество если не к гибели, то к упадку. Человек, который идет против нравственности, становится врагом общества. Убийца, вор, насильник - это волки-одиночки. Но здесь мы сталкиваемся с парадоксом "личность-общество". Действительно, для общества в целом, определенные временем и государственным строем нравственные положения являются безусловно полезными и нужными. Однако, при любом строе всегда находятся люди, которым этот строй не подходит. А раз он им не подходит, они обречены на вымирание. К таким людям уже не применимо понятие нравственности, подходящее для всего общества. Для них эта нравственность губительна. И все же это не оправдывает их. Они обречены на травлю со стороны толпы и на всеобщее презрение. Другое дело, если они оказываются достаточно сильными, чтобы прийти к власти и создать свое государство, изменив нравственность на свой вкус. Вот тогда они неожиданно становятся нравственными до умопомрачения. Возьмите бродягу с большой дороги, который за миску похлебки готов перервать другому горло, и сделайте его герцогом. Дайте ему вотчины и приличный капитал. И увидите, каким он станет нравственным. Правда, это только при условии, что до этого он нарушал нравственные нормы лишь из-за безвыходных обстоятельств. Иначе он будет до тех пор безнравственен, пока не перевернет существующие моральные нормы вверх ногами, переделав их под себя...
      - Забавно, забавно! - маркиз рассмеялся. - То есть вы хотите сказать, что в обществе зайцев волк всегда будет безнравственным, и точно так же заяц - в обществе волков.
      - Если вам больше по душе аналогии с животными, то можно сказать и так, согласилась графиня.
      - А как насчет самоотверженности? - спросил герцог.
      - Самоотверженность - это действительно вещь мифическая. Пренебрежение собственными выгодами в интересах других принципиально невозможно. Это просто пренебрежение явными выгодами в расчете на выгоды тайные. Когда я вижу проявление самоотверженности, я всегда задумываюсь, какие тайные причины могли ее вызвать. Миф же о самоотверженности возник из-за людской глупости, точнее, из-за неумения тайные выгоды разгадать. Самоотверженность на самом деле всегда таит в себе возможную опасность. Из-за этого я не люблю самоотверженных людей.
      - Хорошо, что я не принадлежу к их числу, - шутливо протянул маркиз. - Что у нас осталось? Честность?
      - Да, честность.
      Графиня задумалась.
      - Честность - это, пожалуй, единственное, что я уважаю в людях. Честность упрощает нам жизнь. Животные, например, не могут притворяться или лгать, это чисто человеческая привилегия. В той самой природе, которой вы, маркиз, восхищаетесь, всегда известно, кто тебе враг, а кто друг. Человек же может расточать перед вами любезности, а сам за спиной точить кинжал. И только глупые люди не могут оценить всех достоинств честности.
      - Почему так?
      - Потому что люди не любят правды. Иногда даже ненавидят. Я считаю, что всегда нужно прямо говорить дураку, что он дурак, а подлецу - что он подлец. По крайней мере, это может дать ему шанс исправиться. Дурак, которому все из желания угодить твердят, что он умен, сам начинает в это верить. Но, желая угодить, они делают ему большее зло, поскольку отнимают трезвость суждений.
      - Можно подумать, что вы сами никогда не лжете... - сказал маркиз.
      - Никогда. Если я не хочу чего-либо говорить, то я, возможно, промолчу, но лгать не стану. Ложь - это суррогат жизни. Иногда она может даже заменить саму жизнь, но ложь всегда является признаком слабости. Там, где человек бессилен, он призывает на помощь ложь. Поэтому ложь, иллюзии, самообман - явные признаки вырождения.
      - Но ведь иллюзии помогают выжить, - возразил маркиз.
      - Иллюзии помогают выжить слабым. Сильным они только мешают, расслабляя волю, - ответила графиня, с неопределенной улыбкой.
      - Мне кажется, вы забываете о другой роли иллюзий, - в голосе герцога послышалось волнение, - ведь они делают мир лучше. Иллюзия может дать человеку совершенство, которого в реальной жизни не бывает.
      - Так ведь от этого реальный мир не изменится, правда?
      - Но изменится сам человек! - Да ничуть он не изменится, - презрительно ответила графиня. - Он только будет все чаще и чаще погружаться в свой выдуманный мир, забывая реальность. Человек же сильный, лишенный иллюзорных надежд, будет менять именно реальный мир, будет менять то, что его не устраивает.
      - В таком случае ваш "сильный человек" будет выступать против властей, сказал маркиз и допил вино. - Власти не любят, когда кто-то меняет положение вещей.
      - А сильный человек всегда выступает против властей. Государство было придумано именно слабыми - объединившись, им легче было выжить. Сильному государство не нужно, оно лишь мешает ему. У него два выхода - либо победить власть, либо примкнуть к ней, что, в сущности, одно и то же.
      - Вы, графиня, наверное, относите себя к сильным? - с кривой улыбкой спросил маркиз.
      - Возможно, - произнесла графиня, уставив на маркиза тяжелый взгляд. - А вы себя таковым не считаете?
      Маркиз театрально вздохнул.
      - Видите ли, графиня, я по природе человек сильный, но, как бы это поточнее... слабохарактерный. Уж очень я падок на "земные блага". А на философствования у меня как-то не остается ни времени, ни желания. Нет, я не отрицаю, иногда бывает приятно поболтать о том, о сем в хорошей компании, но мне кажется, что в реальной жизни всем этим принципам, всем этим рассуждениям не место. Большинство людей прекрасно обходится и без этого...
      - Да, вот тут я с вами согласна, - прищурилась графиня, - большинство действительно не задумывается об этом. Я подчеркиваю - именно не задумывается. Они руководствуются лишь внутренним чутьем, которое заменяет им интеллект. Но разум дан человеку для того, чтобы им пользоваться. - И между тем, графиня, именно разум, как ни странно, толкает человека на изобретение абсурдных, противоестественных и безумных вещей, заставляет совершать воистину дикие поступки. Разнузданная фантазия страшнее войны.
      Графиня пристально посмотрела на маркиза.
      Герцог молчал, с интересом наблюдая за дискуссией.
      - И тем не менее, она руководит прогрессом, - сказала графиня. - В еще большей мере - искусством. Многие плоды человеческой фантазии казались безумными, но со временем их признавали гениальными и начинали всячески развивать их и подражать им. Где граница между безумием и гениальностью? Между извращением и мудростью? Кому дано об этом судить?
      - Судить, конечно, потомкам - с высоты веков взгляд более ясный. Но жить-то во всем этом нам...
      Графиня не отвечала.
      - Валерия, а как вы объясняете происхождение искусства? - спросил герцог. - Хотелось бы услышать ваше мнение по этому вопросу, - добавил он.
      Графиня улыбнулась.
      - Искусство остается одной из самых больших загадок человечества, сказала она протяжно. - Ибо непонятны причины не только его происхождения, но и причины его популярности. Человек обладает врожденной любовью к прекрасному, но вот понятия о прекрасном могут довольно сильно варьировать. А какой именно вид искусства вы имеете в виду, Владимир?
      - Предположим, живопись.
      - Живопись проще всего объяснить. В принципе. Человек увидел великолепный природный пейзаж и решил его повторить, дабы иметь пред собою в наличии постоянно. Зрители его работы получают удовольствие от созерцания данного пейзажа. Неясными остаются лишь истоки этого чувства - чувства наслаждения прекрасным. Возможно, они кроются во врожденном человеческом стремлении к исследованию окружающего мира.
      - А что вы скажете о литературе? - присоединился к герцогу маркиз.
      - Вы, конечно, имеете в виду художественную литературу, - уточнила графиня. Потому как цели литературы научной вполне ясны. Истоки художественной литературы - в обычном повествовании. Людям нравится слушать интересные истории. Книга же превосходит по возможностям живого рассказчика, являясь доступной всем, и даже после смерти автора. К этой же категории можно отнести и театральное искусство, только там рассказ иллюстрируется более наглядно. Вот чего я действительно не могу объяснить, так это музыки... Что человек извлекает из хаотичного набора звуков - непонятно.
      - Может быть музыка каким-то образом сродни речи - определенные звуки напоминают нам слова, интонации, - осторожно предположил герцог.
      - Зачем же повторять то, что уже есть? - возразил маркиз.
      - А что, если музыка не повторяет, а заменяет? Что, если мелодии говорят нам о том, чего нельзя высказать словами, заменяют те слова, которых нет в человеческой речи? - тихо сказала графиня.
      - Однако, чтобы эти тайные слова слышать, нужно иметь по меньшей мере музыкальный слух, - произнес маркиз. - Я же, к сожалению, сего дарования лишен и вынужден пользоваться обычной речью. А говоря обычной речью, - добавил он, хитро подмигивая, - следует, пожалуй, признать, что наступает время обеда...
      Распрощавшись с хозяйкой, вельможи покидали замок.
      - Надо же, проделать две сотни верст для того, чтобы встретиться с очередной занудой, - недовольно ворчал маркиз.
      - Вы неправы, маркиз, - не соглашался герцог. - Графиня Валерия очень интересная женщина...
      Маркиз бросил на него косой взгляд.
      - Да бросьте вы! Я сыт этими заумными разговорами по горло. При дворе такие разговоры становятся хорошим тоном, с поощрения короля. Я думал, хоть здесь, в провинции, люди попроще, так нет же.
      - Ну что значит "попроще"? - возмутился герцог. - Общайтесь тогда с купцами, или крестьянами - они действительно "попроще"!
      Маркиз хохотнул.
      - Ну, я вижу, вы - лицо предвзятое. Что, - неприятно подмигивая, спросил маркиз, - запала вам графиня-то в душу? Впрочем, она очень даже ничего...
      - Я тоже так считаю, - сухо сказал герцог.
      Они подходили к воротам, где их ждали провожатые с лошадьми наготове. Тут маркиз заметил симпатичную девушку в одежде фрейлины.
      - Эй, красавица, поди-ка сюда! - позвал он ее, останавливаясь.
      Девушка робко подошла.
      Маркиз взял ее рукой за подбородок, повернул.
      - А хороша! - воскликнул он.
      Девушка вырвалась.
      - Что вам угодно, сударь? - спросила она, стараясь придать голосу холодное звучание.
      Но в голосе все равно сквозили легкая обида и испуг.
      - Мне угодно пригласить тебя в гости, - сказал маркиз, оскалясь.
      - Нам нельзя покидать замок, - девушка собралась уйти.
      - Стой, ты куда! - маркиз схватил ее за руку, - не спеши...
      - Маркиз, да бросьте вы ее! - не выдержал герцог. - Она из фрейлин графини, здесь у них школа.
      - Ничего, мы позаимствуем у графини одну фрейлину. На время, для личных нужд... - сказал маркиз, потянув девушку за собой.
      Девушка уперлась, пытаясь высвободиться.
      - Сударь, пустите! - вскричала она.
      - Ну чего шумишь? - мягко произнес маркиз. - Завтра мы тебя привезем в целости-сохранности. В карете привезем... Десять золотых, а? - неожиданно предложил он. - Ну, двадцать! Идем, говорю!
      - Сударь, я сейчас закричу, - предупредила девушка отчаянно.
      - Вот дура! - прикусил губу маркиз. - Глеб, иди сюда! - позвал он своего оруженосца.
      Глеб - плечистый, рослый, подошел, взял девушку за руку.
      - Пойдем, красавица, - проговорил басом.
      В это время на шум вышел графский дружинник.
      - Что такое? - спросил он, хмурясь.
      Подошел к Глебу, встал между ним и девушкой.
      - Пусти ее, - протянул руку.
      - Да пошел ты! - Глеб с силой оттолкнул дружинника.
      Тот покачнулся и упал. Но тут же вскочил и выдернул из ножен меч.
      - Назад! - резкий хриплый голос заставил дружинника замереть.
      От замка к ним шел худой человек в белой просторной рубахе и темных штанах, заправленных в высокие сапоги. На поясе с обеих сторон у него висело по кинжалу в ножнах. Коротко подстриженный, он в то же время имел обширную черную бороду. Подойдя ближе, он остановился и злым взглядом обвел маркиза, его оруженосца и герцога.
      - Сеньор маркиз Инсуэльский? - произнес он.
      - Ну, - ответил маркиз небрежно.
      Человек покивал, не сводя глаз с Глеба.
      - Пусти девку, - негромко сказал он оруженосцу.
      - Ты кто таков, чтобы мне указывать? - пробурчал тот.
      - Я воевода этого замка, - сквозь зубы процедил бородатый. - Пусти девку, сказал!
      Глеб только нехорошо усмехнулся.
      Маркиз молчал.
      - Сеньор маркиз, - сказал человек, - прикажите вашему человеку отпустить ее.
      - У меня договоренность с графиней, - нагло заявил маркиз. - Мы забираем эту девушку с собой.
      Человек положил руки на пояс.
      - Вы, вероятно, перепутали, - спокойно сказал он. - Я только что беседовал с госпожой графиней и она попросила меня передать это вам. Это не та девушка.
      - Ты, голубчик, сам перепутал, - сказал маркиз. - Сходи еще раз в замок, да узнай получше!
      И маркиз повернулся к лошадям, сделав оруженосцу знак следовать за собой.
      - Маркиз, зачем...
      Герцог не успел закончить фразы - бородатый молниеносно выхватил у топтавшегося рядом дружинника меч и, подскочив к Глебу, с силой ударил его рукоятью в переносицу.
      Глеб разжал руки и упал.
      Девушка отскочила в сторону.
      Маркиз открыл рот, словно хотел что-то сказать, но не произнес ни звука. Он посмотрел на бородатого, отбросившего меч, на застывшего герцога, затем на Глеба, тяжело ворочавшегося в пыли.
      - Помогите ему! - сказал он провожатым и взобрался на лошадь.
      Герцог молча последовал его примеру.
      Двое ратников подняли Глеба и с трудом усадили его на лошадь. Он качался, словно слепой, кровь из носа заливала губы.
      Воевода проследил, как удаляются гости и только затем поднял меч.
      - Держи, - протянул меч дружиннику.
      К воеводе подошла девушка.
      - Спасибо вам, сударь... - сказала она слабым голосом.
      Воевода пристально посмотрел на нее и отвел взгляд в сторону.
      - Нечего меня благодарить, девка, - хрипло буркнул он. - Иди в замок, да больше вельможам на глаза не попадайся...
      - Здравствуйте, Ярослав! - Мария знала, что старик не любит, когда его величают "господином".
      - Здравствуй, Мария, здравствуй, деточка! - его глаза улыбались под толстыми стеклами. - Пришла проведать старика? Спасибо, спасибо, что не забываешь.
      Он любил повторять слова, как бы вслушиваясь в их звучание.
      - Позволь узнать, каковы успехи в обучении?
      - Нормально, - ответила Мария, обводя глазами высокие шкафы с книгами. Господин Оак только ругается.
      - Сколько я знаю господина Оака, - добродушно сказал Ярослав, - он только и делает, что сердится. Такой уж у него характер! Вы бы на его крики поменьше внимания обращали. Он ведь на самом деле человек хороший, да, хороший. - Ага, хороший, - шутливо согласилась Мария. - Если бы еще ругался поменьше, совсем бы хороший был.
      - У каждого человека, Мария, есть свои привычки, свои странности. Да, странности, - повторил Ярослав. - Если у него их отнять, человек перестанет быть самим собой. Он потеряет свой характер. Лишится своего лица.
      - А у вас тоже есть свои странности? - хитро спросила Мария.
      - А как же! - словно обрадовался библиотекарь. - А как же без них! Конечно есть. Я вот, например, как был наивным мечтателем с младых лет, так им и остался, старый дурень. Ничего с собой не поделаю. До сих пор верю в сказки, доверительно шепнул он. - Вот возьму какую-нибудь книгу, начну читать, так про все и забываю. Эй, скажу себе, опомнись, седой дуралей! Где это ты за свои годы хоть что-то подобное видел, а? Жизнь - не сказка, ой, не сказка!