Чужие - Музыка смерти

      — Пожалуйста…
      Он помедлил возле входа в тоннель, борясь с внезапно охватившим его приступом клаустрофобии. Голос был явно женский — он долженпринадлежать Дарси. Но какого черта ее сюда занесло? Если она вошла после того, как чужой освободился, то просто не могла бы оказаться в ловушке. Единственное иное объяснение того, как она оказалась внутри загона, Майкл мог связать только с… Эддингтоном!
      Сердце стало выскакивать из груди биоинженера, когда он начал карабкаться по тоннелю, крепко сжав зубы и стараясь дышать только носом, несмотря на смрад, концентрация которого в десятки раз превышала тот, что стоял в открытом пространстве клетки перед тоннелями. Его потряс вид внутренней поверхности тоннеля, покрытого коркой темной липкой слизи, на которой были разбросаны глубокие круглые каверны с гребенчатыми краями — свидетельствами действия инстинкта: Моцарт сооружал то, что в будущем должно было стать гнездом. Перебираясь через труп, оплетенный белесыми нитями, которые чужие используют для коконов, Майкл заметил слипшиеся пряди белокурых волос. Это зрелище было подобно ночному кошмару наяву. С вытаращенными от ужаса глазами он устремился вперед, моля Бога помочь поскорее добраться до источника этого вопля о помощи…
      — Сюда…
      … Потому что при его полноте и в его возрасте сердце в самом деле может не выдержать долгой перегрузки.
      Вот наконец и боковой тоннель — слишком узок для Моцарта, но Майкл смог в него протиснуться, правда с большим трудом, и сантиметр за сантиметром стал преодолевать тускло поблескивавшую стальную трубу, стирая колени и локти, стукаясь головой так много раз, что сбился со счета. Он ясно видел перед собой липкий кровавый след. Он видел противоположный конец трубы, где она, по настоянию жестокосердного Эддингтона, снова пересекалась с более широким тоннелем, в который Моцарт легко мог проникнуть.
      В самой трубе Дарси не было, а это означало, что она там, где ее могли не найти очень долго: небольшой люк, о существовании которого Майкл почти позабыл. Когда он наконец дополз до него и заглянул внутрь, у него отвисла челюсть. Дарси действительно была там, ее бледное лицо, казалось, плавало в кромешной тьме подпола само по себе, совершенно бескровное, лишенное признаков жизни. Он инстинктивно опустил руки вниз, нашарил ее запястья и сжал их в ладонях; ее кожа была влажной, мягкой, словно воск, но очень холодной, кончики пальцев и даже ногти посинели.
      — Дарси, — едва смог он выговорить, — вы ранены? Сможете выбраться?
      — Не смогу, — прошептала она, — он добрался, схватил меня за ногу. — Взгляд ее полуоткрытых глаз был совершенно пустым. — Послушайте… меня. Я должна… сказать вам.
      Она мучительно силилась не потерять нить мысли, ее голос то затихал, то возвышался снова, будто Майкл слушал плохонький, непрестанно теряющий волну древний транзисторный приемник:
      — Я была… права… стараясь найти… контакт, Майкл. Что я говорила… еще тогда… Наш разговор… помните? Моцарт, он… колебался. Правда, всего… мгновение.
      Ее голос стих, и обезумевший Майкл, свесившись в люк еще ниже, стал проверять ее пульс. Биение было неустойчивым и едва ощутимым. Он не решился даже пытаться вытаскивать ее самостоятельно и пополз вперед к противоположному концу тоннеля, торопясь добраться до телефона и не переставая удивляться, что Дарси все еще всей душой предана этой программе.
      Лежа в этом тесном закутке, не сумев дотянуться до кнопки аварийной сигнализации, почти умирая, возможно даже не надеясь остаться в живых, она собрала остатки сил, чтобы рассказать ему…
      Майкл мог поклясться, что она улыбалась.

Глава 29

      — Входите. — Открыв дверь в квартиру, Рики Мориц встретил их лучезарной улыбкой. — Очень рад, что оба смогли выбраться. Вы пришли как раз вовремя — началась передача вечерних новостей, где они намерены поведать о нападении на Зал Пресли.
      Раис отступил в сторону, позволяя первой войти Тоби, в тайне восхищаясь манерами Морица и тем, насколько естественно прозвучало его приглашение.
      Раис заранее предупредил по телефону, что придет не один, но не сказал, с кем именно, и если даже Морица удивило появление Тоби Роник, то на его лице это никак не отразилось. Одевшись соответственно влажной весенней погоде, Раис начинал покрываться испариной, особенно под воротником рубашки, поверх которой на нем был яркий цветастый свитер. Повесив свою и Тоби куртки в платяной шкаф в передней, он не почувствовал ни малейшего облегчения и пожалел, что пришел не один. Еще лучше было бы не приходить вовсе. Проигрыш Морицу в сотню кредиток не шел ни в какое сравнение с тем, что могла сделать с ним Тоби, почувствуй она хотя бы намек на то, что след этого свидания ведет к пари, заключенному еще в начале охоты за яйцом чужого. Это их первое свидание в гостях у друга он действительно рассматривал как способ рассеять напряжение, которое могло бы испортить встречу один на один, но Раис понимал весь ужас ситуации, если выплывет наружу подноготная заключенного пари. На Морица можно положиться, но Мак-Гаррити — этот осел не станет держать дело в тайне, если от этого даже будет зависеть жизнь его матери.
      — Привет, Фил! — загрохотал из угла гостиной голос Мак-Гаррити, сидевшего на кушетке, как только Раис и Тоби появились в комнате. — Здравствуйте, Тоби. Познакомьтесь с моей подругой Белиндой.
      Холодный душ облегчения окатил Раиса, — спасен! — едва он взглянул на миловидную молодую женщину с золотисто-каштановыми волосами и серыми глазами, сидевшую возле Мак-Гаррити. Если ирландец настолько туп, что заговорит о пари, это станет для них обоих самоубийством на глазах у общественности. Но Мак-Гаррити не сказал ничего грубого и не придал какого-то особого значения неожиданному появлению Тоби.
      По правде сказать, Раис был готов как можно быстрее позабыть об этом проклятом пари и не брать у, Морица деньги. Пусть Мак-Гаррити сколько угодно скулит о том, что его обвели вокруг пальца, но это небольшая цена за молчание Морица. Теперь Раис был почти уверен, что Мориц с самого начала рассчитывал именно на такой поворот событий.
      Представление гостей друг другу быстро закончилось, когда Тесса Мориц внесла поднос с шестью бокалами и двумя оплетенными соломкой бутылками кьянти, которые уже были откупорены. Рики еще разливал вино, когда они услыхали знакомую мелодию, которая предшествовала шестичасовым новостям.
      — Добрый вечер, с вами Первый канал Манхэттена, — важно объявил ведущий программы, — который всегда первым знакомит вас с самыми свежими новостями. По-прежнему одной из важнейших тем остается массовое убийство на прошлой неделе в Зале Пресли, и нынче вечером мы можем дать полный обзор этого трагического происшествия. — В выражении его лица появилось нечто претендовавшее на непреклонность. — Как мы сообщали ранее, чужой, родиной которого является планета Хоумуолд, ворвался в партер знаменитого Зала Пресли компании «Синсаунд», до отказа заполненный зрителями, которые собрались послушать концерт безумно популярной группы «Мелодии ада». По уточненным данным, погибло семнадцать человек, общее число раненых тридцать два, из которых четверо находятся в критическом состоянии. С некоторыми новыми деталями вас познакомят следующие кадры…
      С этими словами лицо ведущего уступило место панорамной, но подозрительно нечеткой съемке места побоища в Зале Пресли, где человеческие трупы валялись вперемешку с растерзанными андроидами. Крупные куски и ошметки тела чужого были разбросаны по полу среди грязновато-красных пятен человеческой крови и молочно-белой питательной жидкости андроидов, всюду вяло дымились лужицы его кислотной крови.
      — … Сделанные после того, как чужой был уничтожен этим человеком…
      На экране появилось смуглое, худощавое мужское лицо с густыми черными усами. Его украшали только большие темные глаза, на которые падала тень оливково-серой каски, сочетавшейся с цветом униформы военного образца. Что-то похожее на радиомикрофон, укрепленный на каске, спускалось к его рту, а на плече покоилась пусковая ракетная установка, снятая с вооружения десяток лет назад и использовавшаяся ныне главным образом наемными налетчиками.
      — … Предположительно подпольным торговцем оружием или наркотиками. Его личность и местонахождение пока не установлены.
      Раис и все сидевшие за столом, кроме Белинды, слушали с неослабным вниманием, и чем дальше ведущий развивал свою версию случившегося, тем абсурднее представлялось им предлагавшееся объяснение. Кадр на экране сменился еще раз. Теперь это был крупный план еще живого чужого, по-видимому смонтированный по записи одной из камер, установленных вокруг сцены службой охраны здания концертного зала. Морда чудовища была в крови, а пасть щерилась громадными, похожими на пики зубами. С челюстей животного свешивались, зловеще покачиваясь, ленты слюны и клочья человеческой плоти. Белинду и Тессу это зрелище бросило в дрожь, но Тоби сохраняла хладнокровие, не изменилось даже выражение ее лица.
      «Иисусе, — восхищенно подумал Раис, — эту женщину ничто не может вывести из равновесия».
      На экран возвратилось лицо ведущего, и он попытался изобразить на нем скорбь и сочувствие, когда начал читать список потерь.
      — Семьи погибших, так же как оставшиеся в живых раненые и их семьи, получили персональные приглашения мэра Крошеля проконсультироваться в новейшем центре эмоциональных травм, пятьдесят третьем подобного рода из числа открытых с момента вступления мэра в должность. Уничтоженное существо, вероятнее всего, было одним из инвазий, обнаруженных в канализационной системе города. К настоящему времени бригадой следопытов и ликвидаторов в ней уже уничтожено семь чужих. Комиссар Управления здравоохранения и санитарной безопасности города уверяет, что подобные инциденты больше не повторятся.
      «Канализационная система, вот, оказывается, где я пригрелся», — с отвращением подумал Раис. Он заметил вспышку протеста в глазах Тоби и понял, что у нее мелькнула та же мысль. Во всем остальном освещение трагедии было достаточно связной, наскоро сочиненной байкой, цель которой — прикрыть истинную причину гибели людей в общественном месте и убедить публику, что число жертв незначительно, но… канализационная система!
      Раису и его людям эта часть объяснения была не по вкусу, хотя ни у кого не осталось сомнений, что какая-то навозная куча в иерархии «Медтех» сочла необходимым отвести кару от истинного виновника и подыскать место, через которое можно спустить пар. Дурацкое место, дурацкое; от этой сказки о подземных канализационных тоннелях любой обозреватель средств массовой информации без труда не оставил бы камня на камне, но вряд ли компания «Медтех» настолько глупа, что не отдавала себе в этом отчета.
      Главе службы безопасности незачем быть семи пядей во лбу, чтобы представить, какой поток статеек с недоуменными вопросами и ехидными комментариями неделями не будет сходить с полос всех газет, однако любая, даже самая истеричная, утка неизменно будет опровергаться рассказом о пьянице или желе-наркомане, который принял за чужого непомерно громадную крысу где-нибудь возле канализационного люка.
      Словно в подтверждение мыслей Раиса, первый недоуменный вопрос прозвучал прямо здесь за столом из уст подруги Мак-Гаррити. Превосходный пример умозаключений, за которые люди всегдахватаются в первую очередь.
      — Вот так-так! — воскликнула Белинда, тряхнув золотисто-каштановыми кудрями. — Канализация? Она же под всем городом… не слишком ли громадно это подземелье для прочесывания? Откуда у полиции взялась уверенность, что она отловила их всех?
      В яблочко, подумал Раис. Он мое бы ответить, но не стал спешить. Его опередил Мак-Гаррити.
      — Сканеры движения, — сказал Эдди. — Спускаясь в тоннели, разведчики надевают их на запястья, как наручные часы.
      Белинда хмуро посмотрела на своего кавалера, и Мак-Гаррити ответил ей немного пристыженным взглядом.
      Миловидное личико его феи выражало недоверие и возмущение попыткой повесить ей на уши лапшу.
      — Ничего подобного, Эдди. Я не раз слышала, что эти твари в основном пребывают в спячке, пока не появляется причина очнуться. Не думаю, что их можно обнаружить, просто проходя мимо. Во всяком случае, на планете Хоумуолд этого было недостаточно. Если ты помнишь, мы потеряли там более тысячи человек, прежде чем сообразили, с чем имели дело.
      — Вы совершенно правы, — сказал Раис, присоединяясь к спору, чтобы вызволить Мак-Гаррити из беды, как раз в тот момент, когда ведущий программы новостей с глуповатой улыбкой на лице перешел к разглагольствованию на какую-то другую тему и Тесса выключила телевизор, щелкнув кнопкой пульта дистанционного управления.
      Приземленное воображение Мак-Гаррити было неспособно на что-то большее, чем целый вечер угрюмо третировать его новую подругу какой-нибудь околесицей, словно необразованного недоумка, хотя она явно неглупа. Было самое время прийти на помощь этому незадачливому увальню.
      — Но в армии используют собак-разведчиков, которых пускают впереди поисковых отрядов. Для собак находится много самой разной работы, их, например, обучают находить бомбы и наркотики. Тех, которые используются против чужих, натаскивают обнаруживать этих тварей в спячке и голосом подавать сигнал тревоги. Чужой обычно просыпается, заслышав собак, датчики улавливают его движение, поисковый отряд определяет место, где он притаился, и приступает к уничтожению.
      В этом его скоропалительном рассказе была масса прорех, но он решил, что сойдет и такое объяснение. Многое в нем действительно соответствовало истине, однако Раис сомневался, надо ли Белинде знать, что в среднем собаки-разведчики доживают только до первой встречи с чужим: редкая из них оказывается настолько юркой, что ухитряется избежать когтей ожившего чудовища.
      — Надо же, — только и смогла сказать Белинда.
      Она продолжала хмуриться, но хозяева дома мягко перевели разговор в русло обсуждения поданных Тессой закусок и спагетти с мясным соусом, так давно обещанных ирландцу Морицем. И это было замечательно; менее чем за неделю Раис ответил на такое количество вопросов о разыгранном ими в Зале Пресли фарсе, что хватило бы на год, и он чувствовал, что помимо воли разговор с Белиндой начинает выводить его из себя. Не трудно представить, какие суммы перекочевали в бездонные карманы воротил от средств массовой информации, чтобы нужные люди… убедилисьв «правдивости» этой сказки об ужасной трагедии в Зале Пресли. В общем и целом Раиса радовали достигнутые результаты: дело затянулось, но проклюнутый чужой уничтожен, корпоративный фундамент «Синсаунд» чуточку тряхнуло, а молчание прессы обеспечит сохранение тайны существования в «Медтех» гнезда чужих для частных исследований и классной команды охраны его безопасности. С проблемой покончено, и жизнь, что бы там ни было, снова налаживалась.
      Было бы совсем хорошо, знай он, каким образом этот дьявол Ахиро, подставивший себя под гранатомет, ухитрился забраться в подземную лабораторию компании «Медтех».

Глава 30

      Миновало три месяца. Весна долго не желала оставлять Манхэттен, доблестно сражаясь со смогом за жизнь слабеньких почек на топорщившихся голыми ветками редких деревьях, которые еще пытались расти в черте города. Приближение лета давало о себе знать только в парках, особенно в Центральном. Благодаря заботливому уходу и бог знает каким химическим экспериментам «Медтех», весенний расцвет этого парка Можно было назвать даже буйным. Однако здешним Деревьям и траве приходилось вести не менее тяжелую войну с окружающей средой, чем их несчастным, неухоженным собратьям. И все же, отчасти из-за необыкновенно теплой погоды, отчасти благодаря регулярному поливу на редкость ласковых дождей, то здесь, то там начали наконец появляться листья.
      В Зале Пресли группа «Мелодии ада», возрожденная в своей первозданной красе, возобновила исполнение наиболее популярных мелодий, но вся ее музыкальная система была перестроена таким образом, что могла воспроизводить звуки, которым никогда прежде в продукции музыкальной индустрии не было места. Ведущий певец и его труппа выглядели и звучали как прежде, хотя их внутренние рабочие органы и механизмы движения имели теперь более экономичную конструкцию, а диапазон ответных реакций значительно сузился. Все определялось соображениями их одноразового использования.
      Первое представление было построено на заранее известных песнях и циклически запрограммированных телодвижениях исполнителей, примитивность которых выглядела едва ли не вызовом зрителям, сотни раз видевшим подобное по телевизору или на предыдущих представлениях. В прежние времена второе шоу всегда было самым лучшим, потому что зрителям передних рядов позволялось требовать исполнения на «бис» и андроиды удовлетворяли их желания, наугад повторяя три-четыре песни. Довольно дорогая роскошь, поэтому нынешняя более дешевая группа «Мелодии ада» вполне могла обойтись без микропроцессоров и программного обеспечения для функционирования на столь высоком уровне памяти и ответной реакции на требования потребителя. В конце концов было решено, что функции исполнения на «бис» не будет больше ни у одной группы.
      Манхэттенским законодательством, которое касалось живых и электронных публичных представлений, от «Синсаунд» требовалось четкое доведение до сведения зрителей, какова природа действий группы. Корпорация предпочитала делать это, используя вспыхивавшую разными цветами надпись и кинокадры на шатровых афишах, которые красовались над входами в здание концертного зала:

      ВОЗВРАЩЕНИЕ «МЕЛОДИЙ АДА»!
      ВЕЧЕР СМЕРТИ!
      ВОССОЗДАНИЕ ЛЕГЕНДАРНОЙ БОЙНИ В ЗАЛЕ ПРЕСЛИ!

      На экранах старательно воспроизводилась каждая подробность, снятая в тот вечер камерами службы охраны, начиная с настораживающе правдоподобного андроида-чужого, который соскакивал на сцену с невидимого на экране насеста. Чтобы напомнить любителям кровавых представлений, ставшим свидетелями вечера массового убийства, что члены группы «Мелодии ада» сложили головы первыми, отрывок их последней песни «И вот мой нож, ЧИК! И вот мой нож, ЧИК! И вот мой нож, ЧИК!» начинал грохотать из динамиков, едва на громадном экране появлялись панорамные кадры резни, какой не могло быть в тот страшный вечер. Разгромив сцену, непомерно громадный андроид-чужой бросался в толпу. При каждом новом стремительном прыжке он в клочья кромсал по двадцать с лишним фанатов и желе-наркоманов. Подчиняясь скрупулезно запрограммированным командам, он буйствовал в рядах с первого по десятый, выхватывая из них только зрителей-андроидов, — ни одна человеческая душа опасности не подвергалась. Не было конца восторгам музыкальных обозревателей и любителей музыки, включая счастливчиков, побывавших на этих блистательных представлениях.
      Было несколько судебных исков, но все они тонули в глубоких карманах компании, дирижировавшей музыкой мира. Конфликты улаживались быстро и вне залов судебных заседаний, хотя «Синсаунд» ничего не имела и против участия в процессах. Судебные баталии обеспечивали работой адвокатов ее юридической службы и широкие отклики в средствах массовой информации, особенно если процесс был жарким. Маркетинговая служба обратила весь свой творческий порыв на превращение массовой резни в мощнейшее орудие для производства денег, о каком до вечера трагедии компания не могла и мечтать.
      Одной из лучших составляющих этого нового подхода к делу была навсегда отпавшая необходимость платить живым артистам и авансы, и гонорары. Теперь у «Синсаунд» были сценаристы и композиторы, работавшие над свежими идеями комбинации концертов с дрессированными андроидами, как стали называть участвовавших в представлении андроидов-зрителей. Было создано целое новое подразделение, ставшее пристанищем нескольких десятков энергичных творцов искусства и механиков-конструкторов — они с энтузиазмом изобретали монстров — «пришельцев» для будущих представлений.
      Как повелось, кульминационным моментом концерта был выстрел гранатомета, пробивавшего панцирь андроида-чужого, а затем взрыв чудовища. На зрителей не, обрушивался дождь кислотной крови, не было ни разъедаемой ею плоти, ни потоков теплой и липкой человеческой крови — ни настоящей боли, ни смертельного страха. Единственным звуком — которого так домогался и который с такой любовью пытался синтезировать Деймон Эддингтон, так его и не услышавший, — был три месяца назад с удивительной точностью схваченный патентованными микрофонами «Синсаунд», несмотря на вопли раненых и умирающих…
       Предсмертный вопль чужого.
      Парящий на мрачных и невидимых крыльях над головами ревущей массы зрителей, не прекращающийся, пока толпа не подавится собственными воплями восторга.

Глава 31

      В двух кварталах от Зала Пресли в Зале камерной музыки Горазми на премьеру «Симфонии ярости» Деймона Эддингтона собралась совсем другая публика.
      Вглядываясь в нее сквозь щель между половинами тяжелого темно-бордового занавеса, Майкл Брэнгуин подумал, что ему-то хорошо известно, каково чувствовать себя одним из этих малозначительных живых пятнышек, уставившихся в лицо громадному миру, который полон ожидания.
      Службе рекламы «Синсаунд» нравилось называть небольшой Зал Горазми интимным. На деле это означало, что в нем может удобно разместиться всего двести человек; перед остальными сверх этого числа, какие бы у них ни были билеты, двери просто закрывались. Обитые темно-серой тканью кресла ряд за рядом тянулись в глубь узкого зала, задние ряды терялись в полумраке, сценой была бетонная плита размером двенадцать на шесть метров, покрытая ковром. Это крохотное помещение не шло ни в какое сравнение с громадными концертными сооружениями «Синсаунд», где компания делала деньги, но музыкой именно для таких залов зарабатывал на жизнь композитор Деймон Эддингтон. Даже если в этом зале действительно не было ничего хорошего, его акустическая система отличалась совершенством: ряд идеально подобранных и расставленных на точно рассчитанных расстояниях друг от друга динамиков тянулся вдоль сцены, в самом центре сцены возвышалось настоящее произведение искусства — музыкальная стойка, оборудованная пультом управления новейшей конструкции.
      Скользнув в безопасную темноту за занавесом, Майкл нервозно пригладил волосы, затем вышел через заднюю дверь сцены и направился к главному входу. Даже билетер не знал его, чтобы войти в зал, не покупая билета, пришлось показывать удостоверение работника «Синсаунд». Острое ощущение своей анонимности страшило Майкла и почти лишало способности дышать. Он снова почувствовал себя почкой на голой ветке дерева, которой никак не дают распуститься, и тут же в памяти всплыл образ Эддингтона, на его глазах стремительно катившегося к закату жизни. Если покойный композитор так долго нес груз одиночества и постоянно ощущал себя почкой, которой не дают распуститься, нет ничего удивительного, что он рехнулся.
      До начала оставалось еще двадцать минут, но Майкл был уверен, что никакой дополнительной подготовки больше не требуется. Менее чем через полчаса наступит ситуация «сделай или умри», последний миг его сурового испытания в трехмесячной упорной работе над тем, что осталось от Эддингтона и Моцарта. Он по-настоящему трусил и был бы рад от всего отказаться. Сейчас ему хотелось стать невидимым… раствориться в толпе, послушать, о чем говорят люди, почувствовать атмосферу, которая, как он надеялся, сквозит предвкушением необычного. Среди немногочисленных ценителей он разглядел лица нескольких знакомых критиков и скривил рот. По выражениям этих лиц было нетрудно догадаться, что настроены они далеко не доброжелательно, и Майкл с язвительной неприязнью подумал, что эти люди готовы преследовать и мертвого Эддингтона, проклинать его душу, даже не послушав музыку. Расправив плечи, Майкл выбросил из головы неприятные мысли и побрел дальше; никто его и не может узнать, кроме тех, для кого забронирован первый ряд.
      Надежды что-то услышать почти не было. В зале собралось не более трех десятков человек, и бесчинствовавшее в почти пустом помещении эхо показалось Майклу даже привлекательным, хотя его немного беспокоило, не испортит ли оно премьеру. Большинство присутствовавших просто молча ждали; те, кто перешептывался, говорили тихо, и Майкл не разбирал слов, идя по боковому проходу, который вел к ступеням на сцену у ее дальнего правого угла. Всего одна группа из трех человек сидела настолько близко к краю ряда, что Майклу удалось подслушать их разговор. Он разобрал всего несколько фраз, и они вызвали на его лице грустную улыбку.
      — Я слышал, что он погиб, катаясь на лыжах, — сказал черноволосый молодой человек в дорогом свитере с высоким облегающим воротом, сидевший с краю. — Голова была так сильно разбита, что во время отпевания не открывали крышку гроба.
      Рядом с ним сидела женщина примерно его возраста, с коротко постриженными золотистыми волосами и глазами цвета озер. Ее шею украшало дорогое аметистовое ожерелье; она недоуменно склонила голову набок, сверкнув красиво сочетавшимися с ожерельем сережками.
      — Я не знала, что Эддингтон увлекался лыжами.
      — Он и не увлекался, — сказал их третий компаньон, не отрывая взгляда от театральной программки.
      Пройдя мимо, Майкл подумал, что этот последний мужчина, с пышной шевелюрой, в модном светском костюме, в большей мере, чем его собеседники, соответствовал облику любителя музыки, созданию которой Деймон Эддингтон посвятил жизнь.

* * *

      Йорику увидел Джарлата Кина и его спутницу на этот вечер, едва войдя в зал. Увлеченный разговором с сидевшей рядом с ним женщиной, его вице-президент не поднял взгляда, пока Йорику и его дама не остановились перед забронированными для них креслами.
      — Джарлат, — вкрадчиво напомнил о себе Йорику.
      Он протянул руку, когда Кин вскочил на ноги с широкой, явно отрепетированной улыбкой. Рукопожатие японца было более крепким, чем Кин мог ожидать, — самый подходящий момент продемонстрировать власть, на которую тот не должен был сметь посягать. Йорику прекрасно знал, что Кина лучше всего съедать по кусочку… Он был осведомлен о небольших играх, в которые Кин так часто играл, но полагал, что надежно держал это от него в секрете. Эта мышиная возня вице-президента доставляла ему громадное удовольствие, но прекращение самой последней и наиболее крупной диверсии Кина обошлось Йорику гораздо дороже, чем он ожидал. Кое-какие потери оказались невосполнимыми, и нынче вечером он положит конец всем этим невинным шалостям, уничтожит шаткий фундамент, на котором Кин решил возвести здание своего Дурацкого эксперимента, а завтра для Джарлата наступит… увы!
      Жизнь — хорошая штука, и Йорику всегда в ней победитель.
      — Какое удовольствие видеть вас, Йорику, — сказал Джарлат, продолжая лучезарно улыбаться, и добавил, кивнув в сторону своей дамы: — Это Рилет.
      Подруга Кина отвесила легкий поклон и натянуто улыбнулась, окинув спутницу Йорику подозрительным взглядом.
      Йорику посмотрел мимо них на Дарси Вэнс, которая возилась с костылями, стараясь подняться с места. Прежде чем она успела справиться, он шагнул вперед и протянул ей руку:
      — Пожалуйста, мисс Вэнс, не утруждайте себя. Приятно видеть вас оправившейся от болезни. Мы все очень о вас беспокоились.
      — Я… я… Спасибо, — справилась она наконец с волнением и облегченно вздохнула.
      Она выглядела совершенно иначе, чем в том видеодосье, которое он просматривал четыре или пять месяцев назад: ее худоба граничила с полным истощением, а глаза казались слишком большими для ставшего одутловатым и каким-то синюшным лица. Кое-что из этих изменений можно было бы отнести на счет полученных увечий, но стали другими и ее волосы. Она их выбрила, оставив лишь пушок на висках и затылке и соорудив на макушке что-то вроде плоской короны из умащенных гелем кудрей, которые торчали вверх на добрых пять сантиметров. Прическа выглядела слишком радикальной для той выдержанной молодой женщины, которую он выбрал для работы по программе Эддингтона. Возможно, на нее повлияло общение с композитором, может быть, она вкусила некоторую дозу этого странного, так называемого художественного, воздействия, и музыкальный «гений» сумел проникнуть ей в душу.
      Или, продолжал размышлять Йорику, может случиться так, что через год и Дарси кончит, как покойный композитор, — наркоманкой, одержимой идеей подчинить себе чудовище, с которым никому не совладать. Досадно, если это так. Йорику всегда знал, что Деймону предначертано умереть за искусство, но Дарси жила работой, а не загоняла себя ради нее в гроб. Десятилетия в своем бизнесе убедили Йорику, что музыканты и артисты — люди слабые и слишком мягкотелые. С какой легкостью Ахиро ухитрился сунуть этот пузырек с желе в карман Кена Петрилло именно так, чтобы он наверняка выкатился; как точно предвидел, что Деймон Эддингтон не устоит перед соблазном; как откровенно смешонэтот Джарлат, который думает, что именно онзамыслил всю эту программу и манипулировал ее исполнителями. А Эддингтон… Композитор, несомненно, часами убеждал себя, что не зависит от желе, и прощал себе любой проступок, оправдывая все, что угодно, своей воображаемой гениальностью. Одного этого достаточно, чтобы не сомневаться: Эддингтону было предопределено стать наркоманом, так же как умереть во имя музыки.
      Не имеет никакого значения, что говорят критики. Успех «Симфонии ярости» Эддингтона, которой Майкл Брэнгуин почему-то захотел дать новое название, будет окончательно решен в тот момент, когда «Синсаунд» ослабит давление на телевидение и газеты. Тщательно продуманная, хорошо организованная реклама и поощрительные программы поднимут волны популярности, и останется лишь приглядывать, чтобы не иссякала подпитка тех, кто эти волны делает. Все это очень сложные вещи, о которых Кину ровным счетом ничего не известно, если не считать его уверенности, будто все дело было в пустяковом реванше, который так и не увенчался успехом.