Миры Упорядоченного - Сердце твари

Вот она повернулась на хлопанье задней двери, увидела, что за гость пожаловал в их дом, и песенка тут же умолкла, а улыбка погасла.

Маленькая дань той игре, которую Даль ведет с собственной судьбой. Или же крошечная уступка – иногда заглядывать в «Воронье гнездо» и любоваться тем, как солнце играет в ее волосах, слышать ее голос. Ильре ничего не грозит – ей нет до молодого аколита никакого дела. И вдвойне приятно сознавать, что все упреки, которые она может ему высказать и, возможно, однажды выскажет, – несправедливы.

Даль дружески махнул Ильре рукой и, не задерживаясь, покинул «Воронье гнездо». Мертвая птица и забредший в город схармат – это не игрушки. Об этом нужно как можно быстрей сообщить приору.

Ильра проводила его возмущенным взглядом.

Новое украшение уже не обжигало кожу – вдали от монастыря Дальгерт «договорился» с вещицей тем способом, каким и может только воспользоваться опытный мастер Слова. И сейчас, кажется, наступило время впервые прибегнуть к власти, которой его наделил Леон: слова Добряка Виля крепко засели у Дальгерта в голове. «Вы – зло. Но есть еще большее зло; я говорю о некромантах». Если последователи хаосита Схарма заинтересовались городом, то монахи – это единственная сила, которая может хотя бы попытаться их задержать.

Магам Равновесия иметь под боком белый монастырь и хлопотно и опасно, но священники не идут ни в какое сравнение со схарматами. Если город будет взят, школу в Горном Убежище придется эвакуировать. Не хотелось бы, чтобы до этого дошло. Очень бы не хотелось.

Юноша-остиарий, просиживающий подолы у двери, резко встал, показывая, что дальше двигаться нельзя.

Даль приветливо кивнул ему и остановился.

– Слава Спасителю, Богу нашему, – приветствовал он парня.

Юноша был из новичков. Он суетливо ответил, перекрестился.

– Меня ждут. Дело Святой Инквизиции.

Юноша облизнул губы и тихо попросил:

– Значит, у тебя, брат, должен быть знак…

Дальгерт вытянул на свет кулон и показал его юноше.

Тот ощутимо побледнел и быстро закивал, уступая дорогу.

– Надеюсь, ты понимаешь, – шепнул ему Дальгерт, проходя, – что об этом не стоит никому рассказывать.

Паренек снова истово закивал.

Отец Леон его не ждал.

Дальгерт, который уже уверил себя в том, что все события этого дня – часть испытания, измышленного отцом Леоном, даже слегка растерялся. Но Леон действительно его не ждал.

Он, похоже, и думать забыл о новом легате Святой Церкви. И в тот час, когда Даль с мешком и бумажкой Добряка Виля явился к его покоям, он принимал приора – настоятеля монастыря – и пятерых священников. То есть почти всех, кто имеет реальную власть в аббатстве.

Вот в этот-то избранный круг и ввалился незваным брат Дальгерт.

Святые отцы в удивлении обернулись.

Леон даже приподнял брови. Он был уверен, что в ближайшие дни нового своего подчиненного не увидит.

И вот, пожалуйста.

Даль понял, что отступать поздно. Уверенно, словно имеет полное право здесь находиться, он вышел на середину комнаты, туда, откуда его смогут видеть все собравшиеся, и ни на жест, ни на звук не отступая от канона, поприветствовал их.

Обескураженные священники ответили на приветствие, и Дальгерт, не давая им раскрыть рта и заняться обсуждением его персоны, сразу перешел к делу.

– Братья, я позволил себе ворваться сюда столь спешно и без доклада по безотлагательному делу, которое на меня возложил отец Леон. Прошу вас выслушать меня! Это не отнимет много времени…

– Отец Леон, брат Дальгерт говорит правду?

– Я дал ему некоторое поручение… – медленно, с расстановкой ответил священник, – но я не думал, что он справится так быстро. Однако раз брат Дальгерт считает, что дело настолько спешное, что можно врываться на столь важную встречу…

– Спаситель ведает, я вовсе не думал, что задание отца Леона приведет меня к такой находке. Я смиренно прошу у вас разрешения показать ее вам, ибо вещь эта – нечистая. Однако, увидев, вы поймете, почему я счел необходимым принести ее сюда.

Пока замешательство священников еще не растворилось окончательно, погребенное возмущением, Дальгерт добавил:

– Я бы мог показать это только отцу Леону. Но дело, мне кажется, касается всего клира. Только надо что-нибудь подстелить. То, что я принес, – мертвая птица. Но необычная…

Леон величественно кивнул на маленький столик у окна, больше похожий на кафедру.

Даль вытряхнул голубя из мешка и посмотрел на лица присутствующих.

Трое из священников тут же скривились, будто почувствовали неприятный запах. Хотя от голубя совершенно не пахло – ничем.

– Подойдите поближе и взгляните. Эта тварь – не просто дохлая птица. Над ней потрудились колдуны, и такие, каких мы раньше еще не видели.

– Увольте, – скривился отец Евстатиан. Но остальные не погнушались подойти ближе.

Леон даже перевернул птицу. Раскрыл крыло, изучил маску и лапы.

– Где вы это взяли, сын мой?

– Добряк Виль нашел на своем огороде. Видимо, мальчишки сбили из рогатки. Видите, куда пришелся удар?

– Да, вижу. Что вы об этом думаете, братья?

– Это дело Святой Инквизиции, – высказался издалека бледный отец Евстатиан. Что, в общем, было очевидно.

– Да, – все так же неспешно сказал отец Леон. – Это дело Святой Инквизиции.

– Это не все, – добавил поспешно Дальгерт. – Вчера в городе видели человека вот с таким знаком на одежде.

Он передал Леону замусоленный рисунок.

Леон кивнул.

– Что ж, брат Дальгерт, я не ошибся в тебе. Обожди за дверью. Теперь нам надо посовещаться. А после у меня будет для тебя еще одно задание.

Даль с поклоном вышел.

Глава 3

Схарм весть, откуда взялся этот замок.

Все старые строения откуда-то берутся. Так было, и так будет всегда. Миры умирают, а их обломки сыплются сюда и, словно надгробные камни чужим вселенным, остаются, разрушаясь, осыпаясь песком. Города, одинокие башни, замки, циклопические сооружения без окон, без дверей, лачуги, деревни, церкви неизвестных, но наверняка мертвых богов…

Так говорит Маркус, а он многое видел. Он по равнине путешествовал до самого океана. Именно он, командир ищеек Великого Схарма, и привел отряд сюда.

Руина, конечно. Всех строений – одна старая квадратная башня. От стены остались одни камни, заросшие мхом и мелкой травой, которую Дём, он из местных, именует толокнянкой.

Но если начнется дождь, то будет куда спрятать лошадей, да и будет где самим укрыться. Места-то открытые. Если и есть деревья, то какие-то больные – они с трудом нашли в себе силы перебороть неподатливую, каменистую землю.

Маркус велел поставить шатер так, чтобы башня и огрызок стены прикрывали его от ветра. Но пока предосторожность не оправдалась – дни как по заказу стояли ясные и жаркие, ни ветерка, ни облачка.

Вечернее солнце золотило старую башню и горы над ней. Словно неведомая сила нарочно поместила строение так, чтобы ни один склон, ни одна скала не загораживала от него садящееся светило.

Шатер – в тени, башня – как догорающая свечка.

Разведчик спрыгнул с коня. Это был невысокий поджарый человек в короткой кожаной куртке и кожаных же штанах, расшитых ниже колен металлическими бляхами. Волосы его были забраны в хвост. Когда он улыбался, становилась заметной щербинка между зубами. А улыбался он часто. Правда, никто не назвал бы его улыбку приятной. Это был Карел, один из лучших искателей Правой армии Схарма. Человек степи, он не очень уверенно чувствовал себя в горах, но нюха не потерял, и его по-прежнему высоко ценили командиры.

Карел шел быстро, нахлестывая себя по голенищу свернутой плетью. Взгляд его был мрачен. Вчера случилось то, чего с ним не случалось уже очень, очень давно. Карел потерял след и сейчас должен был сообщить об этом командиру ищеек Маркусу. Оставалось надеяться, что Волк лучше справился с задачей, но что-то подсказывало разведчику, что не одному ему придется оправдываться. Уж больно не простой была дичь, по следу которой шел отряд. И уж больно высоки были ставки.

Рядом, соизмеряя свой бег с поступью человека, двигался пес. Черная шерсть его свалялась и висела клочьями, словно вылинявшая, левый бок вовсе облысел. На морду, как будто для устрашения, надели металлическую маску, оставляющую открытыми нос и глаза. Между ушами маска сужалась. Она лежала настолько плотно, что углы вдавились в кожу, но псу это, похоже, совершенно не мешало.

Маркус встретил разведчика возле шатра. Кивнул Шустрому, чтобы занялся лошадью. Парень понятливо закивал и перехватил повод. Шустрый – салага, его взяли на поиск, чтобы было кому помогать по хозяйству, ну и в надежде, что научится чему-нибудь полезному. Ему повезло, что он остался стеречь лошадей, иначе мог бы лежать сейчас вместе с Ругом и двумя тварями Лека под развалинами древнего строения, взорванного неизвестным шпионом. Они там все могли бы остаться, если бы послушались Волка и пошли прятаться в ржавый вагончик…

Но Маркус словно почувствовал ловушку, приказал отойти. И не прогадал. Хотя трупаков они и потеряли.

Карел проводил Шустрого взглядом и повернулся к командиру.

Тот сказал:

– Значит, ты не нашел след. Плохо.

– Далеко он уйти не мог. Где-то здесь он… наверняка на юг подался.

– На юг… что нам теперь весь Каменный пояс обшаривать твоей милостью? Здесь столько укромных долинок, ущелий… пещеры, опять же. Он может быть где угодно. Что пес?

– Собака, она даже дохлая, все равно собака. Не беру в толк, чем они лучше живых?

– Ее кормить не надо. И убить намного труднее. Значит, все-таки, и пес следа не взял… ладно, посмотрим, что нам скажет Волк. Он должен уже возвращаться. Можешь пока отдыхать.

Карел ушел, Маркус вернулся в шатер. Достал из черной пластиковой коробочки чернильницу и перо и на клочке бумаги убористо написал несколько строк.

Когда закончил, снаружи донесся топот копыт и ржание. Вернулся Волк.

Его задача была проникнуть в городок, что притулился на склонах одной из гор, и выяснить, не там ли скрылся тот, ради чьего поиска снарядили отряд ищеек. Городок по виду маленький и нищий, если парень там, то найти его будет делом техники.

Волк был русым детиной, с крупными чертами лица и розовой прыщавой физиономией.

Свою куртку светлой истертой кожи он скинул, оставшись в черной майке с линялыми буквами неизвестного языка. На поясе болталась кобура, но револьвер у него – Маркус точно знал – не заряжен. В этих местах совершенно невозможно отыскать патроны нужного калибра.

– Приветствую, – махнул ему Маркус. – Докладывай!

– Птица пропала. Я не успел понять, чем ее прикончили. В голову словно гвоздь вбили: думал – на месте окочурюсь.

– Сочувствую, – без малейшего сочувствия в голосе ответил командир. – Нашел чего?

– Не то, что искали, но нашел. Командир, горло бы промочить, а?

Маркус нахмурился, но откинул полог шатра.

Волк, потирая ладони, нырнул туда первым. Следом за ним вошли остальные. Маркус достал из груды вещей стеклянную бутыль, наполненную коричневой жидкостью, и три кружки.

– Ну, за дело наше праведное!

Кружки сошлись боками.

Маркус вытер губы, потребовал подробностей. И Волк не замедлил их сообщить.

– Значит, это. Мага я не нашел. Может, он и вовсе туда не совался. Знаешь, Маркус, я бы так и подумал, если б не голубь. Кто еще мог его вычислить и сбить, как не тот маг? Он Лековых тварей видал, пса угробил. Он знает, что они такое. Но вот следов в городе нет никаких. Я давал местным описания, он человек приметный. Его не видели. Но смотри, какая штука, Маркус! Хочешь, – верь, хочешь – нет, а в городке этом закрепились не кто-нибудь, а белые братья, Орден почитателей Спасителя. Убей меня, если вру. Они держат город. Построили монастырь и два этих своих – храма. Все горожане точно свихнутые. Ворона каркнет – монастырские узнают. Этих белых там… в общем, много их.

– Вот как… белые, значит. Странно.

– Да что странного? Из Мегаполиса их турнули, вот они сюда и…

– Далековато до Мегаполиса. Пятьсот километров не вдруг пройдешь. Нет, Волк, тут другое.

– Почему?

– Слуги Спасителя, как и обычные люди, предпочитают места, где тепло, где нормальная земля, способная подарить урожай, и чтобы зима длилась не по полгода. Значит, говоришь, монастырь… вдвойне странно. Я и не слышал раньше, что они вообще ставят монастыри. Выходит, есть им что-то в этом городе. И это значит, завтра вы отправитесь туда оба. Посмотрите, как и что там устроено. Кто командует, что у них с обороной. Если подумать, вовремя нам попался этот городок. Очень даже вовремя. Ладно, ступайте. Я буду писать доклад.

Разведчики удалились, прихватив бутылку, а Маркус вернулся к своей записке.

Подумал, дописал еще две строки. Взял письмо, тщательно завернул его в кусок прозрачного полиэтилена и плотно перевязал нитью.

Затем вытащил из сумки птицу. Птица была – что игрушка: не двигалась, не дышала и не глядела. Будь здесь Дальгерт, тут же узнал бы родную сестру той твари, что он так небрежно засунул в холщовый мешок.

Не стараясь сохранить пух, похоже просто приклеенный кем-то прямо к стальной пластинке, защищающей грудь птицы, он сдвинул эту самую пластинку вбок. Открылись бурые, влажные ткани. Туда, под пластину, он и всунул свое послание. Задвинул ее на место. Вытер о штаны руки. Пробормотал: «Вроде готово», и вынес тварь на улицу.

Шепнул ей два слова на непонятном языке.

Птица словно ожила, даже шевельнула головой в стальной маске.

– Домой! – приказал ей командир ищеек. – Давай, лети к Леку. И поживее!

Птица расправила крылья и рванула в небо.

* * *

Горячий воздух вился над камнями – погода, совершенно неподходящая для этих мест. Тем не менее вот уже вторую неделю весь Каменный пояс словно сдавлен глухой, тяжелой жарой. И если живым солдатам Правой армии Схарма жара просто причиняет неудобства, то мертвым…

Нет, заговоренным тварям ничего не будет. Однако работа по созданию новых солдат – эта работа встанет, и встанет надолго. Тела становятся непригодными, в них скапливаются газы, ткани теряют пластичность. Чтобы солдат получился каким надо – маневренным, почти неуязвимым и понимающим приказы командира, труп, из которого его предстоит собрать, должен быть безупречно свежим. А в нынешних условиях крайне желательно – умерщвленным здесь же, в лаборатории.

Лек отворил ставню – душно. Легкий ветерок тронул русые вихры, но его силы не хватило даже на то, чтобы поколебать пламя свечки, устроенной на столе.

Окошко это на самом деле – узкая бойница, ставню к нему приделал сам Лек, чтобы уберечь лабораторию от уличной пыли, а себя – от уличного шума. Ему, главному мастеру, командиры даровали почетное право самому выбрать место для мастерских и лабораторий. Он не стал претендовать на полуразвалившиеся домики поселка, а выбрал этот каземат. Солнце сюда добирается только под вечер, днем царит прохлада. Солдаты не докучают, плац далеко, зато места для лаборатории и мастерских ровно столько, сколько нужно. Даже есть где разместить подмастерьев и помощников. И вот он уже третий месяц тут. Третий месяц он не покладая рук трудится на благо и в зачет своего будущего бессмертия. Настоящего, без обмана бессмертия, каковое будет даровано всем, кто проявит себя в спасительной войне за освобождение Великого Схарма.

Про себя он считал, что все это – война, Схарм, миссия, дорога Мудрых – все это лишь красивые слова. Обертка конфеты, которой заманивают простаков. Возможно, конфета внутри – горькая. Даже наверняка во всем этом есть какой-то подвох.

Схарматы говорят, что честны с теми, кто приходит в их армию, и не обещают больше, чем могут дать. Действительно, пока все, что они обещали, выполняется… и это больше, чем мог бы желать Лек.

Потому что бессмертие себе – не поддельное, не условное – он построит сам. Без всяких подозрительных великих магов и непонятных богов. Он все привык делать сам.

Лек улыбнулся. Тайна, не поверенная никому – ни ветру, ни верному человеку, и уж конечно – не обманщице бумаге. Тайна, до которой не докопается ни один из этих недалеких солдат и напыщенных офицеров. Ни один из его помощников. Никто из его учителей…

Тайная цель, к которой он идет всю свою жизнь.

Перебороть смерть. Уничтожить ее, сделать так, чтобы любой человек мог прожить ровно столько, сколько ему хочется. Пока ему самому не надоест.

Сделать человека неуязвимым для оружия – чтобы потеряли смысл убийства.

Это возможно. Более того, в разные времена, даже в разных мирах, маги и алхимики приближались к решению этой задачи. Но они пытались решить проблему, используя каждый – только один инструмент. Пусть совершенный, выверенный веками опыта, ошибок и удач, но один. А проблему – и это знает каждый мало-мальски образованный человек – надо решать комплексно, используя весь доступный инструментарий.

Лек вспомнил бледного мальчонку, которого схарматы притащили ему в мастерскую совсем недавно. Как тот позеленел, впервые увидев на столе обнаженное мертвое тело, и как его тошнило в углу, стоило помощникам приступить к привычной и за минувший год доведенной до автоматизма работе. Таиш – так звали мальчика.

Путь к совершенству долог и тернист. А кто боится грязи, тот никогда не добьется цели. У паренька и вправду хороший потенциал. Но если он не сможет перебороть себя, то так ничему и не научится. Он не только не достигнет цели. Он даже не сможет ее увидеть и осмыслить.

Еще в детстве Лек понял, что тело любого живого существа, мухи, кошки, человека, ничем не отличается от искусственно созданного мастером Слова меха. Оно управляется теми же законами, на него действуют те же силы.

Помнится, он очень огорчился, когда попробовал применить Слово к дохлой крысе, а та так и не выполнила даже самой простой команды и осталась лежать серым трупиком, в специально для нее сделанной коробке. Только позже, много позже, он понял, в чем была тогда его главная ошибка.

Лек втянул горячий воздух. Надо отдохнуть. Хотя бы недолго. Последние дни он не вылезал из лаборатории, расшифровывая схемы и описания из древней инкунабулы. Книга досталась ему, можно сказать, случайно. Несколько месяцев назад равнинники разграбили караван торговца редкостями и позарились на камушки, украшавшие ее обложку. Страницы никто не берег, и то, что отыскали на месте побоища ищейки Схарма днем позже, с трудом можно было бы назвать книгой.

Язык, на котором были написаны немногие чудом сохранившиеся страницы, был ему незнаком. А вот схемы и рисунки, напротив, навевали ассоциации. Он дал задание ищейкам – везде и всюду искать книги с похожими иллюстрациями, и за полгода стал обладателем трех списков со старинных книг, два из которых были переведены на язык, которым чаще всего пользуются равнинники, а один – вовсе был на языке оригинала.

Работа шла медленно, но Лек предчувствовал, что результат того стоит.

Мимо его окошка прошел один из неживых солдат Схарма. Шел он ровно, глядел перед собой. Нес ведра, полные воды. Аккуратно и уверенно. Такие, как он, не ведают усталости и не боятся смерти – чего им бояться, они один раз уже умерли.

А то, что даже свои называют таких солдат тварями Лека, – это временно. Однажды Лек научится работать не только с мертвечиной. Книги, доставленные ищейками, помогут.

И тогда… О, тогда все будет иначе…

Мастер был молод. Ему едва исполнилось двадцать семь лет. Но за свою жизнь он успел многое понять и увидеть.

Из забитого малыша он стал видным ученым, которого внимательно слушали даже старцы, и власть его в стане схарматов была велика.

Он мог вот прямо сейчас потребовать лучший ужин, и еда будет доставлена почти мгновенно. Стоит только намекнуть – и любая из деревенских девок сама прибежит к нему в объятия. Захочет прогуляться…

Впрочем, нет. Последнее – только в сопровождении нескольких воинов. Жизнь мастера слишком ценна, говорят они. Да и что ему те прогулки? Лес, он везде лес. Одинаковый…

Однако книга ждать не будет…

Лек уже собрался вернуться к инкунабуле, как оконный проем мгновенно закрыла тень, а еще через миг на краю стола сложила крылья птица. Это была одна из двух, которых взяли с собой ищейки.

Пару недель назад сторожевые псы – все как на подбор улучшенные Леком – учуяли чужака-соглядатая, пробравшегося чуть не в самый лагерь. Его хотели взять на горячем, но тот что-то почуял и удивительно ловко ушел от погони. Ищейки встали на след. Это было правильное решение. Да, поймать соглядатая было бы неплохо. Но гораздо, гораздо важней было бы выяснить, куда он приведет. Пока было известно, что преследуемый – маг, возможно, мастер Слова.

Вернувшийся голубь мог означать, что задание выполнено.

Лек, поморщившись, вынул из-за грудины мертвой птицы пакет с донесением, убрал «уснувшую» тварь в специально для этого подвешенный у входа мешочек и поспешил к центру поселка, туда, где расположилась ставка Правой армии Схарма.

Генерал Аким выбрал себе самое лучшее, центральное здание. Поселок этот где-то в других мирах пострадал от войны, многие дома были разрушены взрывами, часть из них сохранила следы старых пожаров, но этот высокий дом с двускатной крышей практически не пострадал. Когда армия только пришла сюда, командиры обнаружили внутри погром, разрушенную мебель, оборванные шторы. Все было густо присыпано пылью. И ни следа людей – ни одного свидетельства, что кто-то заходил в дом после того, как он оказался в этом мире.

В поселке тогда жил один-единственный сумасшедший старик. Он выскочил против схарматов с вилами наперевес. Наверное, вообразил себя героем. Его потом закопали в стороне от дороги – слишком старое его тело не годилось в работу мастерской Лека…

Сейчас почти все дома заселены. С армией всегда путешествует много разного люда: повара, маркитанты, конечно же маркитантки, кузнецы, оружейники, слуги, обозники, фуражиры… Десятки людей, от которых зависит успех.

Лек шел по улице мимо клеток с пленными, мимо лавок и караульных постов, мимо отдыхающих офицеров и развлекающихся солдат и с презрением думал, что этот сброд армией может назвать только тот, кто ничего не смыслит в военном деле. Себя он не считал специалистом, скромно претендуя на роль знатока, который прочитал оба известных труда по стратегии и тактике городского боя.

Впрочем, пока Правой армии Схарма сопутствовал успех. А коль скоро успех самого Лека зависит от их достижений, то пусть все так и остается.

У крыльца путь ему преградил дежурный. По случаю жары, парень стоял с голым торсом, с автоматом наперевес. Лек подумал, глядя на него – какой отличный, первостатейный материал для работы!

Но тут же одернул себя – парень-то живой и умирать не собирается.

– Сожалею, – сказал парень. – Но генерал занят и просил его не беспокоить.

– У меня донесение от ищеек. Доставлено голубем. Генерал просил сообщить ему сразу же, как письмо будет получено.

Парень нахмурился.

На его лбу легко было прочесть кружащиеся там мысли – пост покидать нельзя, пропускать посетителя тоже нельзя. Но если правда, что генерал ждет сообщения от ищеек, то стражнику, пожалуй, влетит, если он не передаст новость вовремя.

– Пошли слугу, – посоветовал Лек. – В случае чего, попадет не тебе, а ему.

Парень хмыкнул, стукнул молотком по привешенной у входа железной пластине. По лестнице быстро спустился даже в жару закутанный в черное старичок.

– Известия для генерала! – сказал парень. – Ищейки прислали птицу.

– Генерал ждет этих новостей, – поспешно добавил Лек.

– Знаю, – сощурился старик.

Старик, официально числившийся у генерала Акима секретарем, был на поверку его правой рукой и советником. Лек откровенно побаивался черных буравчиков, которые заменяли секретарю глаза.

– Вы сообщите генералу?

– Генерал сейчас занят. Давай твое послание, я передам.

Лек упрямо качнул головой.

– Генерал просил, чтобы лично в руки.

– Тогда жди. Он, может, еще час будет… занят.

Книги настойчиво звали его вернуться, но и спорить в данном случае было неразумно.

Лек приготовился ждать, но тут ему повезло. Старик внезапно дернул головой, забормотал что-то и вдруг сказал:

– Иди наверх! Тебя ждут.

Генерал Аким любил блеск и красоту. Еще в детстве он с друзьями забирался в какие-нибудь давно заброшенные, расположенные в глухих местах развалины и искал там «сокровища». Тогда редко удавалось найти что-нибудь стоящее – в окрестностях Мегаполиса мало осталось неизученных и необследованных мародерами мест. Но с возрастом все менялось, и теперь походный ли шатер, зимняя ли квартира, ставка ли в постоянном лагере – Акима окружали знакомые, любимые и невероятно дорогие вещи.

Более всего генерал любил артефакты – предметы, назначения которых не мог понять ни он, ни его разведчики. Их можно было много найти в руинах. И самые ценные из распознанных находок хранились здесь же, в личных апартаментах генерала.

При всем при том генерал презирал роскошь. Спал на обычной походной койке, ел за самодельным столом, редко надевал парадный черный плащ, предпочитая простую кожаную куртку – как у его рядовых бойцов, штаны из грубой ткани и высокие черные сапоги со шнурками и пряжками.

Из всех украшений на груди он носил лишь Глаз Схарма.

Генерал поднял на вошедшего смертельно усталый взгляд. Такой взгляд, наверное, бывает у рудокопов, отработавших в забое смену.

– Ищейки прислали птицу, мой генерал, – Лек склонил голову в приветствии. – Вот послание!

Аким нетерпеливым жестом выхватил из рук Лека записку. Быстро пробежал ее глазами. Сказал:

– Ну что же, все к одному. Кажется, пора нашим солдатам испробовать настоящего дела. Как считаешь, многомудрый мастер?

Лек замешкался с ответом, но генерал и не ждал его. Сказал:

– Пора, пора. А то, мне кажется, они считают, что война – это такое время, когда все только и делают, что жрут, пьют и девок портят. А война, тем более такая война… это, многомудрый мой мастер, совсем другое. Скажи-ка мне, готовы твои трупаки вступить в бой?

– Мой генерал, за тех солдат, с которыми я закончил работать, я поручусь. Но их пока мало…

– Так в чем дело?

Лек пожал плечами:

– Не хватает людей; я имею в виду – помощников. Кроме того, такая погода стоит… тела быстро портятся.

– Что, мои разведчики уже мало притаскивают расходного материала? Клетки, насколько помню, полны…

Лек поморщился:

– Такой материал слабо годится в дело. Мускулатуры никакой, обезвоживание, да и вообще…

– Ну так выбери то, что тебе подходит, а остальных – передать экзекуторам. И вниз их сразу, чтоб воздух не портили. Итак, многомудрый мастер Лек, сколько же трупаков…

– Мой генерал, я предпочел бы, чтобы их называли неуязвимыми солдатами…

– Так сколько неуязвимых трупаков ты готов выставить, если мы выступим, скажем, через неделю?

– Готовы двести четырнадцать, – Леку не нужно было сверяться с книгами, чтобы назвать число. – Три сейчас в работе. И если начнем прямо сегодня, то я возьмусь к этому добавить еще троих. Кроме того, двенадцать птиц, четыре десятка собак и два волка. Волков использовать не рекомендую – они даже после смерти плохо поддаются дрессировке.

– Отлично. Маркус отправил людей на разведку. Дождемся результатов и выступим.

– Дозволено ли мне будет спросить…

– Разумеется, мастер.

– Какова цель? Куда выступает армия? Мне необходимо знать, чтобы составить рекомендации командирам.

– Ничего нет проще. Речь о небольшом городке в нескольких дневных переходах отсюда. Там сейчас обосновались монахи, белорясники. Слышал о таких? Слуги Спасителя. Их много там, целый монастырь. Есть где разгуляться. Этот городок – идеальная площадка, чтобы посмотреть, на что способны солдаты моей армии. Ну и твои, неуязвимые, тоже.

– Мой генерал…

– Можешь идти.

Лек откланялся и чуть не бегом вылетел из апартаментов Акима.

На лестнице столкнулся со стариком-секретарем, который вел куда-то мальчика Таиша, но почти не обратил на них внимания.

Он догадался, о каком городке речь.

Да мудрено ли догадаться, если он тут один такой – на сотни километров. Нет, встречается и другое жилье. В основном охотничьи заимки и хутора. Вдоль дороги есть несколько гостиниц, таких старых, что мало кто может сказать, откуда они взялись. Или лагеря равнинников, чей герб – лысоголовый гриф. Тех, что ищут в горах новые, еще не разграбленные руины. Но от них лучше держаться подальше. Они люди без башни, любого убьют и не моргнут глазом.

Город – один. Тот, в котором родился и вырос мальчик по имени Лек. Тот, в котором умерли его родители. Тот самый город, где шпана гоняла его и кидала в него грязью. Город, в котором он начал учиться мастерству Слова. И, наконец, город, где осталась соседская девочка, которую, как он тогда считал, не забудет никогда.

Значит, там теперь обосновались монахи? Да откуда они взялись-то? Здесь, в краю долгих зим! В краю, откуда стараются убраться все здравомыслящие люди! Что им, белорясым, понадобилось там!

Лек подумал, что нужно будет пойти с армией. Увидеть вновь свою улицу, встретиться с теми, кто его еще помнит, а такие наверняка есть, семь лет – не такой уж большой срок. Еще неплохо бы посмотреть, как взвоют под ножами и стрелами его неуязвимых солдат давние обидчики и ненавистники…

И надо будет проследить, чтобы не пострадали те, кто пострадать в этой войне не должен.

Однако следует поторопиться. На подготовку всего неделя, а это мало, очень мало…

Советнику Демиану туго давалась роль доброго дедушки, так что он, в конце концов, ее оставил и говорил с мальчуганом так, как говорил бы с деревенским мужиком или бабой. Медленно, короткими, простыми фразами.

– Ну, Таиш, как тебе живется у мастера Лека? Не бьет, не обижает?

Мальчик замотал головой:

– Прошу вас, господин, не оставляйте меня там…