Последние приключения Винни-Буха и все

      - Здравствуй, Сава! - хором поздоровались Винни-Бух и Питачок.
      Сава не мигая смотрела на печальную пару и молчала. Ее круглые глаза не выражали ничего.
      - Привет, - пискнул Питачок, не выдержав.
      Ни ответа, ни привета.
      - Ну, здорово, Сава, - бухнул Бух, тоже не сдержавшись. - Ты вообще здорова? Что-то выглядишь не здорово...
      Ясные круглые глаза (как у Родины) по-прежнему смотрели на них не мигая. Только кустистые брови слегка приподнялись и сложились на лбу в домик. А потом в галочку.
      - Сава, а как у тебя с этим самым? - спросил Бух в лоб.
      - Я бы попросила воздержаться от фамильярности в моем присутствии, ответила она сразу. Наконец.
      - Что ты хотела бы попросить? - с удовольствием поддержал разговор Бух.
      - Нет, Сава, это мы хотим попросить! - также поспешил высказаться обрадованный Питачок. - Точнее, спросить. ГДЕ осталось ВСЕГО, когда НИГДЕ не осталось НИЧЕГО?
      - Нету у меня, - отрезала Сава. Так как просто молчать у нее не получилось, она решила быть с ними максимально краткой.
      - Чего? - спросил Питачок.
      - Ничего.
      - Ты не понимаешь, Сава! НИЧЕГО - НИГДЕ, ВСЕ - ВЕЗДЕ!
      Питачку так понравилось то, какой ответ получился в результате из его вопроса, что он тут же решил его сделать своим Девизом и жить под ним в дальнейшем. НИЧЕГО - НИГДЕ, ВСЕ - ВЕЗДЕ! Хорошо! Он даже забыл, зачем они пришли.
      У Савы же от этой демагогической белиберды в голове отчетливо стала заезжать мозга за мозгу и, чтобы удержать тронувшуюся крышу, она коротко отрезала:
      - Не дам!
      - Ага, значит есть! - обрадовался Бух.
      - ВСЕ есть ВЕЗДЕ, - важно заявил Питачок, следуя своему новому Девизу.
      - И нет, и не дам, - вновь отрезала Сава.
      - Отчего ж не НЕ ДАТЬ, чего НЕТ... И не ДАТЬ, что ЕСТЬ!
      Питачок действительно начал жить под Девизом.
      - Ага, - согласился Бух. - Только не есть, а пить.
      - Нет, - возразила Сава.
      Буху больше бы понравилось, если бы она сказала: Предоставление односторонней помощи представляется в данный момент нецелесообразным. Тут была бы какая-та зацепка. А что делать с односложной Савой, он не знал. Эта односложность - одна сложность. Хотя бы была она двухсложной или трехсложной... Силабо-тонической... Стоп! Опилки в его голове озарились бриллиантовым сиянием.
      - Сава! А я про тебя песню напишу!
      - Угу.
      - Сава! Я про тебя песню уже написал! Слушай!
      Если женщина красива,
      Хорошо с ней выпить пива.
      Если женщина умна,
      Надо выпить с ней вина.
      Если где-то посередке,
      То придется выпить водки!
      - Винни, а что такое Женщина? - спросил Питачок.
      - Женщина - это Сава.
      - Бух, ты мил, - сказала Сава. И на этом кончилась ее односложность, потому что продолжила она уже так: - Полагаю, в принадлежащем мне хьюмидоре сомелье может обнаружиться шато-де-ля-блаш неплохого года, чтобы мы получили возможность отметить премьеру.
      - Ой, ризлинг! - радостно вскрикнул Питачок, когда она достала из тумбочки бутылку.
      - Сава - ты человек! - выдохнул Бух.
      - И птица, - уточнил он, немного подумав.
      - То есть женщина, - закончил он, еще немного подумав.
      - Если женщина умна, хорошо с ней будет выпить вина, - процитировала Сава про себя (громко). - Однако открывательным приспособлением я в данный момент не располагаю: не всем дарят Штопоры на Новый год. Мне, например, подарили энциклопедию для чтения, содержащую черезвычайно познавательную информацию.
      - Я сбегаю, - сказал Питачок и убежал.
      Вот тут-то и выяснилось, что Штопор потерялся.
      x x x
      То, что у тебя есть полезная вещь, выясняется, когда ее у тебя уже нет. Ну зачем Питачку нужен был Штопор, когда он у него был? Он даже пользоваться им не умел! То есть умел, но не мог. Силенок не хватало. (И кстати, это даже тоже лишнее: что еще можно делать со штопором, кроме как им пользоваться). Так или иначе поросенок Штопор не ценил.
      А теперь оценил, а его нет. Нету. Нигде.
      Обшарив свой дом, он мог бы засомневаться в своем Девизе НИЧЕГО НИГДЕ, ВСЕ - ВЕЗДЕ!, но к тому времени Девиз НИЧЕГО - НИГДЕ, ВСЕ - ВЕЗДЕ! он уже забыл.
      Поэтому вместо сомнений Питачок приступил к утешениям. Мол, придет Новый год и Дед Мороз подарит ему новый Штопор. Счастливого Нового Штопора! Но потом он подумал, что до следующих Празников он в таком состоянии не протянет. И все-таки занялся сомнениями. И так, пребывая в сомнениях, он вернулся к Саве.
      - Так, - сказал Бух. - Так.
      - Рискну высказать предположение, что сумма технологий открывания бутылок не сводится к банальному использованию специально предназначенных примитивных механизмов, - сказала Сава.
      - Сава - ты голова! - сказал Бух, и добавил, подумав: - И крылья. И все остальное... Что положено женщине.
      И они взялись за дело.
      А когда за дело берутся такие разнокалиберные персноажи - Винни-Бух, Питачок и Сава, - всегда лучше засэйвить. То есть кликнуть на СОХРАНИТЬ.
      СОХРАНИТЬ
      Они решили пробку продавить. Они давили, давили и давили. Но она не продавливалась. А потом они надавили особенно сильно... Бутылка дзинькнула! И! И через мгновение Винни-Бух, Питачок и Сава стояли посреди лужи с острыми островками битого стекла. А дом наполнился острым уксусным запахом...
      Они решили пробку выбить. Они выбивали, выбивали и выбивали, ударяя по донышку. Но пробка не выбивалась. Они стукали все сильнее, а потом они стуканули особенно сильно... Бутылка дзинькнула! И! И через мгновение Винни-Бух, Питачок и Сава стояли посреди винной лужи...
      После двух первых неудачных попыток, они решили горлышко отбить. Сава предложила действовать по схеме двух А. А именно, - раз - осторожно и два - аккуратно. Бух с Питачком согласились.
      Сперва они тихонько постукивали по горлышку молотком для отбивания, который нашелся у Савы в кухонных принадлежностях. (Вот это да, Сава! сказал Питачок. - А я и не знал, что для отбивания горлышек бывают специальные молотки). А потом они уже постукивали погромче. А потом так стуканули, что опять разбили бутылку!
      Они решили постоветоваться с друзьями.
      - Е-мое, - сказал Ё. - Проблема. А продавить пробовали?
      - Ну! - ответили все трое хором.
      - А выбить?
      - Ну!
      - А про Теорию Смачивания слышали?
      - Не! - прозвучало снова хором.
      - В клетке, ну, в ментах, сидел я с одним мужиком. Ученый. Пьяный.
      - Пьяный ученый или ученый пьяный? - спросил Бух.
      - Если бы был ученый пьяный, в клетке бы не сидел бы, - авторитетно заявил Ё.
      - А сам-то ты, Ё, не ученый, что тебя все время забирали? - спросил зачем-то Питачок.
      - Ну, пока ментов не разогнали, - добавил он, чувствуя, что высказался неделикатно.
      - Может, и не ученый, а про теорию смачивания знаю, - сказал Ё. - Ну, от того мужика пьяного и ученого. Говорит, их лабзав изобрел...
      - Кто? - опять зачем-то встрял Питачок.
      - Ну, завлаб, лабаз - не помню... Вроде как главный ихний ученый, е-мое. Так вот он говорил вот что. Если бутылку перевернуть, пробка смачивается, и что-то там такое происходит. С калориями. Ну, может, с бактериями или молекулами. В общем, после этого пробку легче протолкнуть. Или выбить. Всей лабораторией эксперимент ставили, - этот мужик кричал. Каждый день! Экспериментально доказано! Об чем эта тилигенция ржавая и пьяная орала - не знаю. Увели тут его. Но попробовать можно.
      - Экспериментально доказано... Как красиво! - сказала Сава.
      - Винни, а что такое эта лабрадория? - спросил Питачок. Из всех новых слов он точно запомнил только это.
      - Наверное, это такое место, где пьют, - ответил Бух.
      А Ё отдыхал и набирался сил. Еще никогда он не рассказывал такой длинный и затейливый рассказ.
      Но потом они проверили Теорию Смачивания. Перевернули бутылку и смотрели, как смачивается пробка. А потом проталкивали. А потом выбивали. И снова проталкивали, и снова выбивали. Пока не разбили.
      Они стояли все четверо на Чертополоховом Пригорке. Под луной тривиально поблескивало горлышко разбитой бутылки.
      Они решили посоветоваться с друзьями.
      - А на фиг вам это поганое бухло? Вот пиво - прикольно! - сказал DJ Gra. - Башню сносит напрочь, а открывается об все. Об ларек, об дерево, об кирпич, об столб, об поганый парапет, об ручку двери - любой, - об подоконник, об карниз - но это на фиг!, - об стол, об комп, об клаву, об каблук, об заклепку, об кильдю, об швындорь, об друга, об врага, об ступени Мавзолея, об колонны рейхстага, да хошь об зипер, хошь об мерин! И открывается чем хошь! Пряжкой, ножом, обручальным кольцом, открывалкой, монетой, зажигалкой, зубами, другой бутылкой, другой бутылкой по-другому, и по-другому, и по-другому, ключами, расческой, глазом, шариковой ручкой, карандашом, точилкой (DJ Gra сейчас учился читать и писать), блесной, гильзой, пистолетом, перстнем, кастетом... Вот как открывается пиво! А вашему винищу я ща чисто бошку отшибу!
      И прежде чем кто-то успел что-то сказать, он подобрал половинку кирпича, валявшуюся тут с того дня, как Ё кидался ей по окнам в доме Кенги, прицелился по горлышку и - разбил бутылку.
      *****
      Они решили посоветоваться с друзьями.
      А Кролик-алкоголик трясся.
      - Привет, Кролик, - сказали все.
      - П-п-п-р-р-р... - ответил Кролик.
      - Тебя крючит, колотит или колбасит? - деловито осведомился Бух.
      - Т-т-т-р-р-р...
      - Трясет, - перевел Бух. - Алкоголик.
      - Ой, В-в-винни, т-т-тр-р-рясет, но д-д-дело не в этом. Не в этом дело, - вдруг явственно отозвался Кролик.
      А дело было вот в чем. В мрачном замке Вольфеншвайн Кролик добрался до уровня подземных гаражей, где все водители были лишены кожи и пулялись молниями. И их ничто не брало: ни пистолеты-огнеметы, ни крупнокалиберный десантный автомат стомп, ни, конечно, трофейные фрицевские гранаты. Засэйвив, Кролик храбро входил в гараж, распространяя вокруг смерть и разрушение, но тут голые водилы выскакивали из своих блюдечкообразных тачек, и Кролик погибал в молниях. Погибнув несколько десятков раз, он вышел из норы подышать из норы на свежий воздух. Он подышал на воздух, и он стал не таким свежим.
      По игре его фамилия была Агент Рабинович.
      Агент Рабинович шел по Лесу, перебирая в уме все оружие, которое у него имелось, чтобы перебить голяков, управлявших летающими тарелками, на седьмом подземном уровне. У него имелись стилет, пистолеты вальтер и кольт, два автомата, два ручных пулемета, винтовка, штурмовая винтовка, снайперская винтовка... Снайперская винтовка, - вдруг сказал он себе. Перед ним на голой земле лежала винтовка с оптическим прицелом.
      - Тихо... Глянь, заяц...
      - Не спугни...
      - Как... не спугни... он... у ружья...
      - Может... успеешь... уложить...
      Кролик понял не так много из сказанных слов, но эти - понял.
      Это говорили Люди. Два Мужика, сидевшие на брезенте, постеленном рядом с автомобилем. Между ними лежали бутылки - пустые и полные, а одна стояла. А еще между ними лежали Рыбы и Огурцы - мертвые, холодные, мокрые и соленые.
      А еще Кролик понял, что заяц - это он. И что очень скоро он станет мертвым и холодным. А потом - горячим, но кусочками.
      И он побежал.
      Вокруг что-то нежно посвистывало, а сзади бабахало с таким грохотом, что при каждом выстреле он понимал, что в него попали. Всего выстрелов было пять. На пятом он понял, что его убили, и свалился в канавку.
      В наступившей тишине раздались крики.
      - Ну что... упустил...
      - Шустрый, гад... оказался...Но... я... его из-под земли... достану.
      Он опять понял только эти слова из речи Людей, но и их было достаточно. Одно утешение, что не убили и даже не попали. И вот теперь Кролик сидел именно под землей, у себя в Норе, и трясся.
      - П-п-п-р-р-ридут...С-с-с Собаками.
      - Так, - сказал Бух. - Так.
      Он забрал бутылку, сказал: Поменяю на Кролика, вылез из Норы и, прежде чем кто-либо успел что-нибудь, отправился прямо к тому месту на опушке Леса, где стоял автомобиль, сидели люди и лежала винтовка. Но теперь она лежала на брезенте, где сидели.
      Винни хотел сказать: Мужики! Возьмите бутылку и не трогайте Кролика, ладно? Честно говоря (хотя этого он не собирался говорить), он также рассчитывал, что у Мужиков есть Штопор, и они ему нальют.
      Но он успел только сказать:
      - Мужики!
      На его ворчливый басок Мужики подняли головы, и увидели замершего на краю леса плюшевого медведя, прижимающего к груди бутылку вина.
      От первого попадания героический медведь ослеп на одну пуговицу и ощутил в затылке сквозняк. Он также почувствовал, что опилок в его голове стало еще меньше.
      Мужики увидели, как старый плюшевый медведь с бутылкой в лапах и с дыркой в голове сделал к ним пару шагов и остановился. И сказал:
      - Мужики!
      От второго попадания раздался звяк, и Винни почувствовал сильный удар в грудь и легкий сквознячок в спине. Он с удивлением смотрел на бутылку, которая полностью лишилась верхней части и стала теперь более похожа на стакан. Полный вином. Чтобы его не расплескать, он поставил бывшую бутылку на землю и хотел в третий раз обратиться Мужики!, но те уже на ходу хлопали дверцами. Автомобиль завилял, пару раз стукнувшись задом о стволы деревьев, и, выбросив за собой, как собака, горсть земли, рывками ускакал в сторону Станции.
      Тут как раз из Леса выбежали Все.
      - В-в-винни, ты цел? - дрожащим голосом спросил Кролик, первым домчавшийся до него.
      - Цел, - ответил Бух. - Частично.
      Он разглядывал (насколько это было возможно) сквозную дырку на груди.
      - Кролик, - сказал он. - Неужели у меня и в сердце опилки?
      - Нет, - сказал Кролик. - У тебя горячее красное сердце. Ты Герой.
      Тут уже подбежали Все, и Все сказали:
      - Ты Герой.
      - Не знаю, - сказал Бух. - Не знаю. Но бутылку я открыл. Она теперь стакан. И еще много новых нашел. Частично - полных. И одну - не совсем.
      А несколько позже, когда послепразничное утро уже точно определилось как вечер... Когда Кенга уже зашила Буху дырки на груди и спине, а также на голове, заменив попутно не одну, а две пуговицы, - на те, что были подарены Дедом Морозом (заменила и ту, что треснула от фейерверка на Новый год)... Когда уже давно было выпито вино и почти уже закачивалась водка, добытая на пикнике, опять появился Крыс.
      - А, у вас опять на халяву наливают... Ух! Хороша! Московская! А я вот селедочкой закушу... А у нас на Станции чего было! Два козла на переезде в будку въехали. Типа гнали, а тут поезд, а они - в будку. Козлы. Машине кобзда, оба - с сотрясом. Скорая забирала, они все повторяли: медведь напал, медведь. Плюшевый. С бутылкой. Это ты, что ль? Герой!
      Глава девятая...
      ...В КОТОРЫЙ ДВЕРИ ЗАКРЫВАЮТСЯ, А ВРЕМЯ ОТВОРЯЕТСЯ
      В Волшебном Лесу лютовала Белая Белочка.
      Она вырывала из рядов бойцов целые шеренги. Последней по времени шеренгой, которую она вырвала, были Кролик-алкоголик и Ё.
      Теперь на пороге Норы отдыхали, греясь на солнышке, маленькие зеленые чертенки. Они любовались весенеющей природой. Почки были на третьем месяце беременности.
      Чертенки набирались сил перед тем, как снова спуститься вниз. В Шахту, как они говорили. А снизу доносился бред вырванных бойцов. Было ясно, что шеренга эта не последняя.
      Белочка лютовала, как Николай Кровавый Щорс на оккупированных территориях в 37-ом году.
      - Хя!... Алкоголь - абсолютное зло, - изрек Винни-Бух, бухая опустошенным стаканом об стол.
      - Да, зла водочка, - ответил Питачок, осторожно ставя свою стопочку и скорее закусывая оливкой без косточки. - А знаешь, Винни, говорят, есть даже такая водка - апсолюдная.
      - У нас в Лесу ее нет, - ответил Винни. - Разве что контрафакт.
      - Да, факты тут в контрах, - глубокомысленно заметил Питачок. Он уже довольно хорошо набрался и поэтому достаточно плохо соображал.
      Кстати, возможно, вы уже задумывались над тем, почему в Лесу всегда были водка, вино, коньяк, пиво и даже - на Новый Год - шампанское.
      Ну... Ну, во-первых, они были не всегда - после Празников, скажем, их совсем не было. А во-вторых, Лес-то был Волшебный!
      Ну, а в-третьих, хотя алкогольные напитки в Лесу действительно имелись, но имелись они в отнюдь (иногда говорят отдюнь - что то же самое, но ярче) не неограниченном количестве. А как раз наоборот - в ограниченном. То есть их было ровно столько, чтобы Все не могли перейти ту зыбкую грань, за которой лютует Белочка, вырывая ряды шеренгами. А возможно, не перейти, а перепить.
      Теперь же Белочка лютовала.
      Может, это было связано с тем, что Ё, будучи ослом мрачным, довольно часто ходил на Станцию. На Станции же были другие законы. Другой миропорядок.
      Там, чтобы просто выпить, надо было обязательно что-то продать, украсть или, на худой конец, заработать, поднося ящики у Магазина. Впрочем, еще можно было пропить детское пособие или примазаться к компании, сев на хвост.
      Есть подозрение, что последним Ё и занимался, привлекая пьяных Мужиков исполнением конкретных милицейских песен, а также напивалок Винни-Буха, которые он выдавал за свои. Он пел, сев на хвост. Ему наливали.
      В результате баланс, сложившийся в Лесу, был нарушен.
      Хрупкая лесная алкосистема была подорвана.
      Если осел хорошо набирался на Станции, то его собственное все, что, как по волшебству, появлялось в Лесу, приходилось выпивать кому-то другому. Или оно оставалось на завтра, что тоже дисбаланс.
      Но кто бросит камень в старого серого осла? Он сам бросит половинкой красного кирпича в кого угодно.
      - Хя!.. Это надо остановить, - сказал Бух, вновь крякая и бухая стаканом об стол.
      - Это Это - что? - спросил Питачок, ставя свою стопочку.
      - Белочка.
      - Разве она - оно?
      - Если бы была оно, то была бы Белочко. Украинк... цом. Но она, оно какая разница! Надо остановить. Надо, - твердо сказал Бух. - И я знаю как.
      - Правильно, Винни! Надо выпить все!
      - И?
      - И ничего не останется!
      - И?
      - И все! - сказал Питачок. - И Белочка уйдет. Ускачет.
      - Всю водку выпить нельзя, - сказал Бух.
      - Почему же нельзя? Если что-то есть, то значит, этого может не быть. Значит, где-то этого нет. И если чего-то нет, то, значит, это есть - где-то.
      Питачок явно начинал припоминать свой Девиз, который, кажется, когда-то звучал так: ВСЕ - ВЕЗДЕ! НИЧТО - НИГДЕ! Он продолжил рассуждение:
      - Вот снег. Посмотри в окно. Он есть. Зимой. А весной его нет. И летом нет. Значит, в данном случае это где-то, где нет, - весна и лето. И осень.
      - Ну, осенью снег бывает. И весной, как я сам сейчас видел, - сказал Винни, вернувшись от окна. - У меня другой план, - добавил он, опустошив очередной стакан (Хя!).
      - Но летом-то снега нет! - не менее твердо заявил Питачок.
      - Это смотря где, - загадочно ответил Винни. - Вот тебе другой план. Вот, Питачок, скажи, на что идет Белая Белочка?
      - На алкоголь. На беленькую, в основном. На ризлинг идет плохо.
      - Правильно. А если весь алкоголь вместе собрать...
      - В себя? - радостно вскрикнул Питачок. - Я ведь же это я же и придумал!
      - Нет, собрать не в себя, а отдельно. То есть все, что в Лесу есть, собрать все и составить все это все вместе. Как думаешь, куда тогда придет Белочка? Ну, прискачет?..
      - Все составить... А себе ничего не оставить?
      - Ни-че-го!
      - Смело! Глупо, но смело.
      - Охота на Белочек требует изрядной смелости, - ответил Бух.
      - А такому маленькому существу, как я, нельзя оставить хоть маленькую бутылочку ризлингу? Просто для храбрости?
      - Храбрость - это смелость трусов, - зачем-то сказал Бух вдохновляюще-непонятное, и Питачок понял, что нельзя.
      - Глупость - в трусах храбрецов, - обидчиво ответил он непонятным на непонятное. И был понят. То есть Винни стало ясно, что Питачок нехотя согласен. Хотя почему-то эти трусы получились для него довольно обидными.
      Тут они еще выпили, а оставшееся (почти ничего не осталось) сложили в тележку.
      Тележка! Вот что по-настоящему обидно. Тележка - это та же Тачка, это Труд. Из живых обязаны трудиться только Люди (Мужики - не обязаны), а также специально обученные Людьми Животные. Больше никто не трудится. У всех остальных жизнь - рок-н-ролл.
      Слава Богу (или богу, как написал бы атеист (и алкоголик) Кролик-алкоголик), ни сам Кролик, ни Сава к обученным животным не относились и никогда не трудились. А вот Ё однажды получил в подарок на День Рождения тележку. Тележку!
      Вы бы хотели?
      Ё тогда был еще Не Совсем Уж Старым Серым Ослом, а Кристофер Робин был мальчиком. Несколько дней после подарка он запрягал осла и даже возил на нем (запряженным в тележку) что-то неважное, после чего осел тот достиг высших пределов мрачности - и остался в дальнейшем эдаким хайлендером. Ну, дикие скалы там, ледники, водопады, камнепады.
      Мальчику игрушечная тележка скоро надоела, он ее забросил, и Винни со своим другом поросенком поскорее откатили ее в подклеть. От греха. Ни одно живое существо на Всем Белом Свете не знает, что есть такое (или было таким) - подклеть.
      И вот теперь они ее выкатили, позвякивая на дне всем немногим, что у них оставалось. Весело домчали тележку до Норы, где всего было немеряно, весело запрягали Ё, и так же весело Винни таскал бутылки из-под земли, а Питачок стряхивал с него остававшихся после подземных визитов чертенков. Белочка, вереща (знать, чуяла свою погибель), носилась по ветвям (а может, веткам) окрестных деревьев (дерев).
      Осел легко поддался труду. Труду! Он тупо шел вперед, таща тележку, и время от времени диким голосом орал:
      - Осторожно, двери закрываются! Следующая станция - Коньяк!
      А потом:
      - Осторожно, двери закрываются! Следующая станция - Портвейн!
      А потом:
      - Осторожно, двери закрываются! Следующая станция - Водка!
      Потом:
      - Осторожно, двери закрываются! Следующая станция - Пиво!
      А потом он начал повторяться, как будто возил свою тележку по маленькому подземному кольцу из всего четырех станций. При этом он ни разу не останавливался. Уже никто не слушал, что он там кричит. Попутно друзья произвели реквизицию у Савы. Это она сама так сказала - рисквизиция. А еще обозвала их продотрядовцами.
      Когда они вышли из дома Савы, мимо как раз проходила банда из двенадцати красногвардейцев. Люди в черных кожаных тужурках при трехлинейках с примкнутыми штыками. Они были настроены миролюбиво. Только один, приотстав, кольнул Ё штыком в зад. Осел вздрогнул.
      - Не любишь, падла, - констатировал красногвардеец и побежал догонять отряд.
      - Осторожно, двери закрываются! Следующая станция - Кабздец! почему-то произнес осел, но дальше он не сбился с обычного перечисления: Портвейн, Водка, Пиво, Коньяк, Портвейн, Водка, Пиво, Коньяк, Портвейн, Водка, Пиво, Коньяк, etc.
      У DJ Gra они смогли отобрать только полбутылки пива. Причем тот не хотел отдавать.
      - Вот и все, - сказал Бух. - Больше алкоголя в Лесу нет.
      - Нам больше и не надо, - мечтательно сказал Питачок.
      - Коньяк, Портвейн, Водка, Пиво, - сказал, перебивая это закрывающимися дверями, Ё.
      Они сидели в засаде под невысоким песчаным обрывом неподалеку от Трех Сосен. Из-за спины от нагревшегося за день чистого речного песка веяло теплом. Все имевшиеся в Лесу бутылки были составлены у их ног. Было тихо.
      Даже Ё, остановившись, перестал подражать метрополитену имени Ленина и орать истошным голосом названия несуществующих станций.
      Впрочем, может, они уже существуют, просто их не успели переименовать. Ведь есть же в метрополитене имени Ленина станция Пьянь мерзкая -- на Филевской линии. И в Питере тоже есть - на 2-й.
      Кстати, осла забыли распрячь.
      - Думаешь, придет? - спросил Питачок.
      - Уверен, - ответил Бух.
      - А если она придет, что мы будем делать?
      - Мы скажем АГА, блин, - ответил неизвестно откуда припледшийся (на самом деле известно - из Норы, откуда же еще?) Кролик.
      - Ага, - сказал Питачок неуверенно. - Блин.
      Было тихо и тепло. Закатное предвесеннее солнце все еще не превратилось в розовый холодный помидорчик. Оно сияло. А надгробие в виде пышного злато-голубого театрального занавеса, укрывающего могильный холм, ярко блестело в его лучах. Могильный памятник был выполнен в виде объемной мозаики, и золотые кусочки смальты просто резали глаза.
      Бух был уверен, что минуту назад никакого надгробия поблизости от их песчаного обрывчика не было.
      - Рудольф Нуреев, - сказал вдруг Ё. - А Бунин здесь же, неподалеку.
      Неподалеку по набережной как раз прошел Бунин - с палкой, в котелке и еще с бородкой. Приятный господин.
      - А меня по дороге сюда чуть чечены не захватили, - сказала Сава, садясь рядом. Она опять была с забинтованным крылом. - Бородатые, чисто звери. Перехватывали управление на металлургическом комбинате и меня чуть еще не перехватили. Еле ушла. Летать-то пока не могу.
      - Плоть времени разрывается, Питачок, - сказал Бух. - Вот.
      - Да ладно, Винни, прорвемся, - тревожно ответил Питачок.
      - Уже прорвались, - сказал Бух. - Плоть времени разрывается, тьма наползает. Это как у Толкина. А откуда я знаю про Толкина? Прорыв. Или обрыв.
      С песчаного обрывчика у них за спинами скатился DJ Gra.
      - Толкин - атом! - сказал он и сел рядом. - Чума! Ленин! Круче Пелевина! Круче Матрицы!
      - Хуз зе фак из пелевин? Энд вот зе фак из мейтрикс? - ответила Сава, и повисло молчание.
      И так Все сидели (действительно Все, потому что подтянулись родственники и знакомые Кролика) и слушали рассуждения Буха.
      - Когда я еще не был медведем... Да, когда я еще был медвежонком, я был уверен, что нет ничего, что есть. То есть мир кончается за теми вон деревьями, что закрывают горизонт, сам горизонт - кем-то нарисован, родители просто успевают вернуться в кровать, когда я захожу к ним в спальню, а если резко обернуться, то ничего не увидишь. Я был идеалистом.
      - И я, - сказал Ё, но его никто не слушал.
      - Идеализм - это когда думаешь обо Всех хорошо, - сказал Питачок, но Все его тоже не слушали.
      Теперь уж действительно Все, потому что оказалось, что в сидячей толпе знакомых родственников Кролика сидит и Белая Белочка. И поднимающийся вечерний ветерок поигрывает седыми пушинками ее хвоста.
      - Став старым пьющим медведем, - продолжал Бух, - я не переставал думать, почему я им стал. Я наблюдал за другими пьяницами и за собой тоже. И сделал вывод о том, что опьянение - это попытка вернуть себя в счастливое младенческое состояние. Кстати, если есть безалкогольное пиво, значит, бывает и безалкогольное пьянство?
      - Блин! Он опять начал задавать вопросы! - вскричал Кролик.
      - Да он, е-мое, костоеда какая-то, - проворчал Ё.
      - Точнее - Кастанеда, - резюмировала Сава.
      - Ви не дадавйт касподин медвет сказат, - сказала Белая Белочка удивительно неприятным резким голосом.
      Все замолчали. Довольно долго молчал и господин медведь.
      - А потом я понял, что все не совсем так, - наконец, заговорил он. - То есть все совсем не так. Не так все обстоит. А если точнее, то ничего вообще не обстоит. Ничего нет! То есть все есть, но в виде иллюзии. Иллюзия держится во времени, как картинка из диапроектора держится на простыне. Но плоть времени протирается, дырявится и разрывается, и в картинке появляются новые детали.
      И Бух опять замолчал.
      - Винни, я конечно, согласен, что ничего нет, - сказал Питачок. - Но при чем тут выпивон?
      - В том-то и дело, мой друг Питачок, что ни при чем! - ту же секунду отозвался Бух. - Пьянство - это не следствие. И уж тем более не причина. Это лишь форма протирания времени!
      Все замерли, пытаясь осмыслить это Изречение. И только Белочка сказала про себя (очень резким и неприятным голосом):
      - Дас ист гроссе идеа фикс...
      И тогда Бух сказал:
      - АГА!
      И все сказали:
      - АГА!
      И набросились на все, что было составлено.
      И скоро уже Волшебный Лес и окрестности оглашались нестройным хором. Хор выводил самую любимую напивалку Винни-Буха:
      Отчего от кочегара
      Мощный факел перегара?
      Оттого, что кочегар
      Много знает про угар.
      Отчего от журналиста
      Запашок идет нечистый?
      Оттого, что журналист
      Пьющ, курящ, да и нечист.
      Отчего от мильярдера
      Как из бочки прет мадерой?
      Оттого, что он богат
      И всю бочку выдул, гад.
      Отчего у Винни-Буха
      Так под утро в горле сухо?
      Оттого, что Вини-Бух
      Сильно с вечера набух.
      ...Где-то в середине веселья (а может, чуть сбоку) Петр Борисович Фаренгейт (он был жучок) заполз на самый край недопитого стакана и соскользнул вниз.
      Другая глава девятая (фрагменты)...
      ...В КОТОРОЙ ВСЕ ПРОЩАЮТСЯ С ПЕТРОМ БОРИСОВИЧЕМ, А МЫ ПРОЩАЕМСЯ СО ВСЕМИ :(
      - Упал боец.
      Ему кабздец. На церковно-славянском это называется эпитафией, - сказал Бух вместо эпитафии. - Или латинско-греческом. А, может, и на греко-римском... ой.
      x x x
      С ужасом и стыдом мы приступаем к изложению последней главы последних приключений Винни-Буха. С ужасным стыдом. Со стыдным ужасом.
      x x x
      - Ну, за Борис Петровича! - закричали Все.
      - Не чокаясь, не чокаясь! - закричали Все.
      x x x
      После того, как Петр Борисыч кончил счеты, все стали вспоминать, как его зовут. Звали. И сразу собрались на поминки.
      Леонид Петрович?
      Нет.
      Петр Леонидыч?
      Тоже не то.
      Борис Леонидыч?
      Совсем не так.
      А как же? Как же? Как?
      Но вспомнили, вроде...
      x x x
      И собрались на поминки все-все-все: Гарри Портер, Чебурашка (маленькая), Пьяноккио, Похмели Пулэн, Бритни Спилс, Хемингуэй, Веничка, Твардовский, Исаковский (это такой советский поэт - но супер (и Долматовский (этот самую пьяную песню написал - Комсомольцы-Добровольцы))), Коля Рубцов в шарфике, Костя Кинчев в джинсовой курточке,