Поверь в любовь - Смотри на вещи проще

– Вся жизнь коту под хвост, – Дима откинулся в кресле и прикрыл глаза. – Зачем я вчера туда пошел…

– Это теперь уже значения не имеет, зачем ты туда пошел, – отец посмотрел исподлобья. – Главное, что пошел, и что из этого вышло. Нужно решать, что теперь делать. Михаил Андреевич прав, слишком многое ставится под удар. Мамаша этой девицы слишком хорошо всё рассчитала.

– Или девица, – подала голос мать.

– Или девица. Факт тот, что они это хорошо рассчитали. Что будем делать?

– Не знаю…

– Хотите, скажу, что? – в комнату вошел Коля.

– А ты что здесь делаешь?! Почему не в университете?! – отец строго посмотрел на Колю. – Лавры брата покоя не дают?

– Дают. Пока вы с мамой обзванивали всё, я сказал, что иду в универ, а сам спокойно хлопнул дверью и вернулся в свою комнату. Как, по-твоему, па, мог я уйти в такой момент? – невозмутимо поинтересовался Коля. – Не мог. А потом я просто стоял за дверью и слушал, что вы решите.

– Коленька, мы, наверное, сами решим, что делать, – мягко сказала мать. – Это взрослое дело.

– Ну, конечно, я ещё маленький! – обиженно фыркнул Коля. – А я хороший выход придумал. Ну, не хотите, как хотите! Лучше пусть Димку из института выгонят, посадят, папу с работы снимут, Махал Андреичу тоже всё испортим…

– Колян, помолчи, а? – Дима устало взглянул на брата. – Я тут влип, а ты в шпионов играешь…

– Подождите, пусть скажет, вдруг что-то дельное, – вмешался Михаил Андреевич. – Говори, Коля.

– Смотрите на вещи проще, – совершенно серьезно сказал Коля. – Они хотят, чтобы Димка женился. Пообещайте, что женится, но только, когда закончит институт. Пусть встречается с ней раза два в неделю. Только ты, Димка, встречайся с ней при матери, часиков в пять вечера, на долго не задерживайся (режим ты соблюдаешь) и, ни Боже мой, не оставайся ночевать. А потом, даже через полгода, поздно будет что-нибудь рассказывать. Вот тогда-то ты потихоньку с ней и попрощаешься. И волки сыты, и овцы целы, и пастуху светлая память.

– Сынок, а ведь это выход! – отец даже улыбнулся.

– Выход! – согласился Михаил Андреевич. – Колька, ну ты и голова! Точно уж, устами младенца истина глаголет!

– Поиграешь, Дима в жениха, – сказал отец. – Только постарайся с Лесей объясниться. Я думаю, она – девочка умная, всё поймет. Если осложнения возникнут, попробую я объяснить, что к чему. Нам сейчас главное, чтобы они замяли всё со своими липовыми доказательствами. Согласен?

– Можно подумать у меня есть выбор… – вздохнул Дима. – А теперь можно мне пойти и полежать? Голова очень сильно болит.

– Не мутит больше? – глядя на него с нескрываемой жалостью, спросила мать.

– Нет, только голова.

– Ладно, иди, – разрешил отец.

– Или, иди, – поддержал его Михаил Андреевич. – Мы с батей ещё покалякаем, а я тебе завтра в институте расскажу, что почем. Выздоравливай.

Глава 10

Лолита сидела и красила ноги с таким невозмутимым видом, будто ничего не произошло, а дрожал и плакал кто-то другой. Мать гремела на кухне кастрюлями. Время приближалось к пяти часам. Мать зашла в комнату, на ходу вытирая руки фартуком. Лолита искоса взглянула на неё и подумала, что вот так, как сейчас, мать похожа на какую-то колхозницу – полноватая, лицо без макияжа с уже наметившимися морщинами, пахнет от неё чем-то жареным, ещё и фартук, которым она вытирает красные руки. «И что в ней только Жорка нашел? Селом была, селом и останется! Правда и Жорка тоже не из Парижа, но всё же… она же на целых пятнадцать лет старше, начала полнеть, когда сердится, лицо у неё покрывается красными пятнами… Настоящая баба… Хотя, Жорке, кажется, вообще всё равно, с кем дело иметь! Натуральный жеребец! Сам же говорил, что самой молодой у него было тринадцать лет, а самой старой шестьдесят восемь. Идиот! Что он с бабкой делал? От неё же старухой воняет! От матери, наверное, тоже уже пахнет не как от молодой, хотя она его содержит… Но всё равно, я бы на месте мужика с ней в постель не легла бы!» – подумала Лолита.

– Лолка, как думаешь, сработало? – спросила мать.

– Думаю, да, – Лолита полюбовалась очередным ногтем. – Не захочет же он так глупо всё потерять.

– А, как решат они разобраться, что было на самом деле? Кто там тебя изнасиловал? На тебе ж пробы ставить негде.

– Мама, мне было в кого пойти! Ты, что ли, святая?

– Нечего матери попреки раздавать! Сопли сначала утри!

– Ладно, не ори, – более примирительно сказала Лолита.

– И с простыней глупо выходит. Ну, сдать её на экспертизу… Жорка что ли постарался?

– Ну не я же! Жорка и палец порезал, и всё остальное сделал. Возьми и выстирай.

– Вот ты придумала! Если до разборок дойдет, что ж сначала махали этой простыней, а теперь выстирали? Сразу нас уличат.

– Не уличат. Ты расстроенная была, я вообще ничего не соображала с перепугу. Платьице ещё осталось, у меня засос на животе и на груди.

– Жалко, такое платье красивое, – вздохнула мать. – Не могла что другое найти?

– Я это платье терпеть не могу! – раздраженно бросила Лолита.

– Порвал тоже Жорка?

– Ну не он же. Я же тебе сказала, мальчика развезло так, что он в куклу превратился.

– Тоже мне мужик! – хмыкнула мать. – Здоровенный, а такой хлипкий!

– Он, мама, правильный – не пьет, не курит.

– И родители у него такие же?

– Не знаю. Всё может быть.

– Лолка, а вдруг у него невеста есть?

– Ну и что? – с насмешкой спросила Лолита. – Ты не забывай, его невеста теперь я. А та, что была или есть, пошла вон.

– Вдруг что, жить к свекрухе пойдешь?

– Не знаю, ещё не думала, – она закрыла флакончик с лаком и ещё раз полюбовалась ногтями. – Во сколько ты должна была звонить?

– В шесть. Сейчас сколько, пять? Ну, пусть часик ещё поживут спокойно.

Мать снова ушла на кухню, а Лолита предалась мечтам. О жизни с матерью речи быть не могло. Её раздражала эта квартира и царящие в ней порядки, раздражало присутствие матери, раздражали соседи, раздражала висящая на ковре медаль «золотого цвета». Единственное сожаление вызывало то, что придется расстаться с Жориком. Хотя, конечно, можно под видом визитов к маме встречаться с ним. Даже удобнее. А, впрочем, и Жориком можно было пожертвовать. Лолите хотелось такой же жизни, как у кумиров, только без тренировок. Хотелось быть красивой, всегда модно и дорого одетой, ездить заграницу, иметь толпу поклонников. Стать женой кумира было тоже неплохо. Пусть не твои поклонники, зато будет, что рассказать подружкам. Главным теперь было не упустить так легко попавшего в её сети Диму.

Глава 11

Во второй половине дня Диме стало немного лучше. Голова, после двух таблеток анальгина болела не так сильно. Отец и мать уехали на работу ещё в середине дня, Коля сидел в своей комнате и занимался. Дима сварил себе кофе, выпил и, вернувшись в комнату, лег на диван, уткнувшись в подушку. Мысли были вялыми. На душе было удивительно гадко. Ощущение липкой грязи так и осталось. Самым ужасным было то, что некоторое время перспективы отделаться от этого ощущения не предвиделось. Нужно было как-то объяснить всё Лесе. Он был уверен, что Леся всё поймет и всё простит, но насколько это будет безболезненным… С этими невеселыми мыслями он уснул. Разбудил его звонок в дверь. Дима открыл глаза и в первый момент не мог понять, сон это или явь. Мимо комнаты прошел Коля, слышно было, как он открыл дверь и с кем-то тихо разговаривает в прихожей.

– Может он спит? – услышал Дима голос Леси.

– Всё равно сейчас проснется, – заверил её Коля.

– Уже проснулся, – подал голос Дима.

– Заходи, – Коля открыл перед ней дверь комнаты. – Я же говорил, что сейчас проснется.

– Ты сам проснулся или это мы тебя разбудили? – входя в комнату, спросила Леся.

– Проснулся. Сейчас встану, – Дима хотел подняться.

– Лучше полежи, вид у тебя бледноватый, – удержала его Леся.

– Что скажете, доктор, я безнадежен? – мрачно пошутил он.

– До безнадежности вам, любезный, ещё далеко.

– Ваш диагноз, доктор?

– Пить меньше всякой дряни. Пейте витамины, а то, что вы выпили накануне, больше не пейте. Кстати, что пили?

– Самогон, – Диме снова стало стыдно.

– Фи, Амерханов! Ты не только похабные анекдоты учишься рассказывать, ты ещё и разную дрянь пить учишься.

– Согласен… – Дима сел и исподлобья взглянул на Лесю. Нужно было объясниться. – Лесенька, у меня большие неприятности… Я влип в очень плохую историю.

– Не ночевал дома, а родители не знали, где ты? – Леся грустно улыбнулась. – Уж не соблазнила ли тебя юная гимнастка? Ты безумно влюбился в неё?

– Лесенька, не до шуток… – он опустил глаза. – Ни в кого я не влюбился и влюбляться не собираюсь. Я люблю тебя, любил и любить буду. Пожалуйста, выслушай меня, если получится, спокойно.

– Даже так? – Леся перестала улыбаться. – Что ж, я готова тебя выслушать.

– Давай я сварю кофе и мы поговорим.

– Я сама сварю кофе. Если хочешь, можешь пока сходить умыться, больно уж лицо у тебя помятое. Вся подушка отпечаталась. Зубки тоже почистить не забудь.

Дима послушно поплелся в ванную. Леся заглянула в комнату к Коле и спросила, варить ли и для него кофе, и пошла на кухню. Как Дима в её квартире, так и она в его, знала, кажется, каждый уголок. Он как раз вышел из ванной, когда Леся разлила кофе по чашкам.

– Отнеси Коле, а я для нас отнесу в твою комнату, – сказала она.

Дима взял чашку и пошел в комнату брата. Коля вопросительно взглянул на него. Он только головой покачал.

– Слышь, Димыч, а, может, и говорить не стоит? – почти шепотом спросил Коля. – Может, всё так утрясется?

– Сиди уже, мудрец, – поморщился Дима. – Вот тут-то я сам справлюсь.

Он вернулся в свою комнату. Леся сидела на диване, поджав ноги. Дима сел рядом, взял чашку.

– Только, пожалуйста, выслушай меня спокойно…

– Кайся, – разрешила Леся.

Дима так и не притронулся к кофе. Он сидел, уставившись в чашку, боясь поднять глаза и взглянуть на Лесю. Она слушала молча. Когда он закончил, несколько минут в комнате висела гнетущая тишина.

– Дима, а ты не спеши от неё отказываться, – медленно сказала Леся.

– Что?! – Дима чуть чашку не уронил и повернулся к ней.

– Отказываться от неё не спеши, – повторила Леся. У неё были грустные глаза. – Мало ли…

– Леся, ты что, поверила в то, что я с ней был? – у него между лопатками побежали мурашки.

– Нет, не поверила. И, можешь не смотреть на меня с таким ужасом, я не собираюсь объяснять тебе, что мы больше не увидимся.

– Так зачем она мне?

– Сейчас я буду очень циничной, – Леся отставила свою чашку. – Как запасной вариант.

– Какой вариант?!

– Запасной. Я же тебе говорю, мало ли… – она отвела взгляд. – А там, привыкнешь к ней, может быть, она ещё и не такая, как тебе показалось. Может быть, она душка, милашка и умница. Просто мать и отчим у неё непорядочные.

– Лесенька, ты что-то не то говоришь, – Дима нахмурился. – Пройдет несколько месяцев и я о ней даже не вспомню.

– Я говорю именно то. Димочка, ты хорошо помнишь мои «за» и «против»? Ты помнишь, я в детстве болела?

– Конечно, помню. Ты тогда долго в больнице лежала, тебе операцию сделали… – он напряженно смотрел на Лесю.

– А потом я почти полностью лысой была, – она грустно улыбнулась.

– Но ведь сейчас ты не лысая.

– Скоро буду, – глаза Леси повлажнели. – Ты помнишь, у меня же после лечения почти все волосы выпали.

– Тебе снова плохо? – у Димы замерло сердце.

– Да, Димка, – кивнула она, губы её дрогнули.

– Ты это вчера мне хотела сказать? – он обнял её, прижал к себе. – Из-за этого глаза грустные и худеешь?

– Да, – прошептала она и заплакала. – Я боюсь…

Дима гладил её по вздрагивающим плечам, целовал волосы и не мог даже слова сказать. Он не знал слов, которыми можно было бы её успокоить. Не было таких слов. Не было слов, чтобы прогнать её боль и страх. Даже, если бы он сейчас сказал, что умрет вместе с ней, умер бы вместе с ней, ничего не изменилось бы. Понемногу Леся успокоилась, но они ещё долго просидели так. Потом Леся осторожно освободилась от его рук, поправила волосы.

– Почему ты не сказала мне всё вчера вечером? – Дима, хмурясь, посмотрел на неё.

– Не хотела тебя расстраивать. А потом, когда ты сказал, что тебя пригласила в гости девушка, я подумала, что, наверное, это к лучшему… Хорошо было бы, если бы она тебе понравилась, а потом у вас что-нибудь получилось…

– Лесенька, ты лучше ничего не смогла придумать? Да мне всё равно, здоровая ты, больная… Понимаешь, что я тебя люблю?

– Понимаю… – Леся вздохнула. – Я тоже тебя люблю… Димка, только и ты пойми, что то, чем я болею, не вылечится никогда… никого ещё не вылечили…

– Ты сказала, что скоро снова будешь лечиться, значит, на какое-то время тебе снова станет лучше.

– Дима, одну почку мне убрали ещё тогда, вторую, сам понимаешь, убирать нельзя, а опухоль таких размеров, что… – у неё снова задрожали губы, – всё это лечение уже ничего не даст…

– Почему ты так думаешь?

– Знаю, Димочка, знаю. Она увеличилась всего за два месяца.

– Леся, ничего из того, что ты сказала, меня не остановит, – упрямо повторил Дима. – Хочешь, мы завтра поженимся?

– Завтра не получится. Разве ты забыл, что ждать нужно два-три месяца?

– Не забыл. Но ведь существует какой-то порядок, когда этот срок сокращают. Ну, сократят нам его до недели.

– А потом что? Что изменится? Ты будешь смотреть, как я умираю? Тебе станет от этого легче?

– Леся, перестань так говорить…

– Почему? Открой глаза, Дима! Давай будем реалистами. Лучше попробуй привыкнуть к этой девушке…

– Не говори о ней.

– Ну, хорошо, не хочешь о ней, поищи ещё кого-нибудь…

– Когда ты ложишься в больницу?

– Послезавтра. На сколько, не знаю.

– Завтра мы подадим заявление. Через полтора месяца я еду на чемпионат мира. Я надеюсь, что к тому времени, как я вернусь, тебя уже выпишут, а, если и не выпишут, то я тебя заберу на один день из больницы и мы распишемся.

– Дима, это ведь ненадолго…

– Надолго, ненадолго, мне безразлично. Ты будешь моей женой. А я верю в то, что у нас всё будет хорошо. И не спорь, – твердо сказал он, глядя Лесе в глаза, и уже тихо, чуть слышно, добавил, – пожалуйста…

– У тебя же будут неприятности из-за этой девушки.

– Какие неприятности? Через пару недель она от меня шарахаться начнет. Ещё я ей объясню, что у меня есть ты. В самом крайнем случае, пропади всё пропадом…

– Вот только давай не будем вдаваться в крайности! – Леся попыталась вымученно улыбнуться. – Понадеемся на то, что ты ей разонравишься.

– Так ты согласна?

– Согласна.

– Вот и отлично.

– Только родителям скажем завтра.

– Хорошо. Только завтра ты останешься со мной.

Вскоре после ухода Леси к Диме в комнату пришел отец. Он подошел к окну, открыл форточку и закурил. Несколько минут висела неловкая пауза. С улицы доносился слабый шум вечернего города – звуки проезжающих машин, еле слышная откуда-то мелодия, шелест ветра в полумертвой листве тополя у окна.

– Поговорили? – спросил Максим Исмаилович.

– Поговорили.

– Обошлось?

– Обошлось. Па, я женюсь, – совершенно спокойно сказал Дима.

– Да? – отец повернулся и удивленно посмотрел на сына. – На ком?

– На Лесе. Я всё знаю. Возможно, больше, чем ты.

– Вряд ли… – помолчав, сказал Максим Исмаилович. – Ты ведь забыл, что Сергей меня возит. Ни он, ни Нина и четверти вечером не знали. Леся днем сказала.

– Мне тоже сказала.

– Хорошо подумал?

– Хорошо. И плевать мне на всё: на карьеру, на славу, на институт, главное, на эту…

– Я не о том. Ты прав, плевать на всё, когда так ставится вопрос, – отец повернулся к Диме. Взгляд его был невыносимо тяжел. – Я другой вопрос поставлю. Ты-то справишься? Хорошо подумал?

– Да, – упрямо повторил Дима. – Завтра мы подадим заявление, с чемпионата мира вернусь, распишемся. И завтра Леся останется у нас.

– По мне, хоть сегодня пусть бы оставалась. Матери скажи.

Глава 12

Первое, что ожидало Диму в институте, это была «доверительная» беседа с тренером. Выслушав о себе всё, что Михаил Андреевич не стал говорить накануне из-за присутствия родителей, и из-за того, что до Димы «всё равно не дошло бы, так был хорош», Дима поблагодарил наставника и пообещал впредь подобных штучек не выкидывать. После тренировки Михаил Андреевич окончательно подобрел и пробасил:

– Балбес ты, Димка! Выезжаешь на том, что люблю тебя больше всех. Другого к черту с треском уже выпер бы, а тебя прощаю. Теперь вспоминай этой стерляди фамилию, пойду в деканат выяснять, кто такая и чье несчастье. Пусть разберется со своими недоносками.

Дима без сожаления назвал фамилию Лолиты. Что с ней будет, его не особенно интересовало. Вчерашний шок прошел.

После занятий он выходил из здания института, когда его окликнул женский голос. Дима повернулся и увидел в нескольких шагах позади Лолиту. Вид у неё был грустный, глаза заплаканные. Он подождал, пока она подойдет.

– Здравствуй, – тихо сказала она. От позавчерашней разбитной девчонки и следа не осталось.

– Здравствуй, – спокойно ответил он.

– Дима, нам поговорить нужно.

– О чем?

– Всё так получилось… – у Лолиты был такой вид, что она вот-вот заплачет снова.

– Я тебя внимательно слушаю, – пауза становилась длинной.

– Не здесь.

– Лолита, я ведь в гости к тебе не поеду, – Дима прищурился.

– Я не приглашаю. Давай куда-нибудь зайдем или скверик какой-нибудь поищем… Я тебе всё объясню… Холодно здесь…

– Так, – он взглянул на часы, – у меня всего полчаса. Вон, напротив, кафе. Идем туда, ты мне быстренько всё рассказываешь, что хотела, и прощаемся.

– Да, конечно, – кивнула она и, как побитая собачонка пошла следом за Димой.

В кафе они сели за столик у окна. Дима заказал кофе и выжидающе посмотрел на Лолиту. Перед ним сидела невзрачная бесцветная девица, выглядевшая старше своего возраста, то ли из-за того, что была расстроена, то ли из-за того, что была без макияжа. Ни в выражении её лица, ни во взгляде не была даже намека на какие-то умственные способности. «Странно, на что я мог позариться? На эту белую моль с тупой мордашкой? Неужели, у меня настолько повернулись мозги, если я действительно с ней был?» – подумал он. Словно, прочитав его мысли, Лолита тихо сказала:

– Ты извини, за тот вечер… всё так вышло…

– Это я уже слышал. По-моему, твоей маме вчера вечером всё объяснили и она осталась довольна. Что с меня ещё?

– Дима, я не виновата… это всё мама… Просто я видела тебя и раньше в институте. Ты мне так нравился, с первого дня, как я тебя увидела! Я действительно всё время мечтала познакомиться с тобой, а ты меня никак не замечал. Вот я и решила…

– Понимаешь, Лолита, – снисходительно сказал Дима, – я никогда не рассматривал соучениц, да и вообще, девушек из большого спорта, как девушек. В своем саду цветов не рвут. Даже, если я с кем-то знакомился, это были чисто приятельские отношения, бесполые, все равны – и девочки, и мальчики.

– Я соврала тебе, что имею отношение к большому спорту… У меня всего лишь второй разряд по гимнастике и на соревнованиях я бываю раз в сто лет где-нибудь в городке, как сказал Саша, Мухосранске.

– Мой тренер говорит поприличней – Пятихатки или Семиизбы.

– Да, действительно, так лучше звучит… Так вот, я всё мечтала с тобой познакомиться. Ты мне ночами снился. А позавчера я решила подойти к тебе сама. Я думала, что ты даже разговаривать со мной не станешь, – она смотрела на Диму полными слез глазами.

– Лучше бы не разговаривал, – он горько улыбнулся.

– Не знаю… А, когда ты согласился прийти в гости…

– Лолита, я не соглашался. Просто ты записала свой адрес и записку оставила мне. А меня черт попутал. Решил сделать красивый жест и прийти на пять минут.

– Пусть так… Потом, когда я открыла тебе дверь… – она шмыгнула носом. – Я была так рада… так рада…

– Скажи, а поить меня было обязательно?

– Это всё Жорик, – Лолита опустила глаза.

– А ты не уговаривала? – он снова сощурился.

– Я думала, что ты просто брезгуешь нашей компанией.

– А что ты ещё думала?

– Потом, когда все ушли, ты остался и начал ко мне приставать… вернее, уговаривать меня…

– Даже так?

– Да… ты меня так уговаривал… так уговаривал… Я думала, что мы поцелуемся, на том всё и закончится. Я же ни разу ещё с парнем… Мы с тобой пошли в мою комнату…

– А там уже и постель была постелена?

– Нет… ты начал меня целовать… ну и… в общем, я решила, что, наверное, так будет удобней… я же не думала, что ты будешь таким резким и настойчивым… ты даже платье на мне разорвал, когда начал меня раздевать…

– А ты не сопротивлялась?

– Понимаешь, сначала я боялась тебе отказать, думала, что если я откажу, ты сразу уйдешь… а потом, я испугалась… ты такое со мной делал…

– И что же я делал? – у Димы появилось плохо преодолимое желание послать Лолиту с её излияниями.

– Я… я не могу… – она заплакала. – Мне так стыдно… я даже не представляла, что такое может быть… что такое могут делать… я думала, что когда рассказывают такие вещи, это всё выдумки…

– Вот такой я извращенец? – Дима еле себя сдерживал. – А, может, всё-таки хоть что-нибудь расскажешь?

– Не могу… о таком и говорить стыдно… Мне так больно было… я даже тренироваться третий день не могу… – она достала платочек и начала вытирать глаза. – Потом ты устал и уснул. Я думала, что ты успеешь уйти, пока мать вернется с работы.

– Что же ты меня не разбудила?

– Боялась, что когда ты проснешься, снова начнешь… Понимаешь, я так люблю тебя… А, когда мама пришла…

– Спасибо, остальное я помню.

– Димочка, не сердись, пожалуйста… – она снова всхлипнула.

– Лолита, перестань, реветь, пожалуйста. Ты напрасно меня идеализируешь. Что я насильник и извращенец, ты уже убедилась. Что поить меня нельзя тоже. Если бы ты знала, какой у меня скверный характер, ты бы сейчас бежала отсюда свет за очи, – холодно сказал он. – Как видишь, я не каюсь, не прошу у тебя прощения.

– Мне и не нужно… только не бросай меня… Меня же мать из дому выгонит… А ещё, она забрала простыню, которую мы с тобой испачкали и платье, и грозит написать заявление, что ты меня изнасиловал… Она сказала, что посадит тебя… – Лолита наносила хорошо рассчитанный удар. – А я не хочу… Я тебя люблю…

– Интересно, чем же это мы простыню испачкали?

– Ну… там пятна крови… и…

– Достаточно. Я тебя ещё не бросил, – Диму начало мутить от её присутствия и упоминания о её матери. – Прекращай реветь. Я думаю, что твоя мать успокоиться, когда увидит, какой я «хороший». Сама рада будет, если я уйду. Согласились бы вы с мамой на компенсацию в виде денежных знаков, как мой отец предлагал.

– Мама, возможно, и согласится, но мне от тебя не нужны деньги… мне нужен ты…

– Что-то не пойму я кому нужен больше, тебе или твоей маме. Ладно, сейчас мои полчаса истекли, прощаемся. Передай привет маме, отчиму и всей компании. Встречаться будем в присутствии мамы и без остальных. Согласна?

– Да.

– А ты не хочешь спросить, вдруг у меня есть девушка?

– Мне всё равно, я же люблю тебя, – она посмотрела на Диму с таким обожанием, что только очень жестокий и злой человек мог заподозрить её в неискренности. – Мне даже не страшно, что у меня сейчас неприятности из-за той вечеринки.

– А это мой тренер узнал и сделал выводы.

– Откуда?

– От меня. Всё, до свиданья, – он встал.

– Дима, когда мы увидимся? Мама спрашивала…

– Через несколько дней. В конце недели.

Дима вышел из кафе первым. «Неужели я действительно на неё клюнул? Она же не просто некрасивая… с лица воду не пить… я тоже не красавец… но, она же дура… Господи, надо же так себя не уважать, чтобы виснуть на ком-то, рассказывать такое… А, если это всё было на самом деле, как можно тащиться за таким подонком, который с тобой вытворял черт знает что? Куда я попал? Хоть бы она сама от меня отвязалась!» – думал Дима, по дороге домой.

Глава 13

Дима откинулся в кресле, прикрыл глаза и сделал вид, что уснул. Ему хотелось одного, чтобы его оставили в покое, чтобы никто не приставал с разговорами. Перед последним днем соревнований он не спал почти всю ночь. Всё было из-за того, что накануне вечером не удалось дозвониться домой. На душе было неспокойно. Почти сразу после его отъезда состояние Леси ухудшилось. А теперь предательски молчали телефоны и дома, и у Лесиных родителей. Дозвонился домой Дима, когда до начала боя оставалось меньше часа. Он знал, что его уже ждет Михаил Андреевич, но решил рискнуть. Вряд ли последовало бы наказание страшнее, чем пара упреков в разгильдяйстве и необязательности.

– Па, это я, – у Димы от неприятного предчувствия заныло сердце, когда он услышал уставший голос отца. – Как дела? Как Леся?

– У нас… – отец запнулся. – Ты когда дома будешь?

– Что с Лесей? – кажутся, он уже всё понял. – Говори, что с ней!

– Она умерла… – голос отца дрогнул.

– Когда? – у Димы потемнело в глазах.

– Позавчера вечером. Вчера её похоронили…

– Я буду дома послезавтра, – как автомат, ответил Дима.

– Как ты?

– Всё нормально… наверное, ты был прав… больно…

Михаил Андреевич то ли сильно волновался, наверное, больше своих воспитанников, то ли решил отложить воспитательную беседу на потом. Он только внимательно посмотрел на Диму и поинтересовался:

– Ты когда-нибудь вовремя научишься приходить?

– Научусь, – как автомат ответил Дима.

– Где тебя носило?

– Ходил звонить домой.

– Погода там хорошая?

– Не спросил.

– Ладно, хватит байки травить, нужно собраться.

Как провел финальный бой, Дима не помнил. Почему-то в память врезалась реплика Михаила Андреевича во время перерыва между раундами:

– Димка, ты его только не убей. Кубинцы нам всё же братья.

Он ничего не ответил. Он даже не мог понять, что происходит, когда сначала в зале повисла мертвая тишина и рефери начал считать, потом зал взорвался, а рефери поднял его руку. Он не мог понять бурной радости окружающих, не мог понять, с чем его поздравляют, почему Михаил Андреевич его обнимает, как родного. Пришел в себя Дима, стоя на верхней ступеньке пьедестала, когда ему вручили золотую медаль, а симпатичная девушка с копной ярко-рыжих вьющихся волос подарила ему огромный букет цветов. Тогда глаза защипало и все предметы начали терять резкость. Глядя на эти волосы, он подумал о Лесе, и вдруг понял, что больше никогда не увидит её, что её больше нет, что это самый страшный день в его жизни. По щекам текли слезы и он не мог сдержать их. А со всех сторон была только буря оваций и для всего мира это были слезы счастья. Он не мог дождаться, когда всё это прекратится. Оказавшись у себя в номере, он упал на кровать и разрыдался. Он плакал горько и безутешно, как плачут дети. В номер вошел Михаил Андреевич и остановился возле кровати.

– Димка, что с тобой? – тронув его за плечо, спросил тренер. – Давай, успокаивайся. Всё уже прошло. Я такого боя, кажется, и не видел. Молодец! Давай, хватит плакать… Что тебе, кубинца жалко? Так с ним всё в порядке. Да что с тобой? – Михаил Андреевич забеспокоился. – Может, врача позвать?

– Не нужен мне врач… Леся умерла…

– Прости, – голос тренера дрогнул. – Хочешь один побыть?

– Да…

– Точно врач не нужен?

– Никто не нужен…

Диме действительно никто не был нужен. Слезы кончились, а он лежал, даже не изменив положения, и вспоминал Лесю… Только и оставалось теперь, что вспоминать…

Прошла неделя, а Дима не мог заставить себя хоть что-нибудь делать. Он не ходил в институт, не отвечал на телефонные звонки, не хотел разговаривать и видеться с Михаилом Андреевичем и кем-либо из знакомых. Целыми днями он лежал на диване в своей комнате и смотрел в одну точку или в сотый, а, возможно, и в тысячный, раз пересматривал фотографии Леси.

Как-то ночью, когда было особенно плохо, Дима встал, пошел на кухню и взял сигарету. Дым первой затяжки показался горьким, он закашлялся. Вторая затяжка пошла легче. В кухню зашел отец.

– Ну, что, средство хорошее нашел? – устало спросил он.

– Нашел… – Дима сделал ещё одну затяжку. – Только не убеждай меня ни в чем.

– Не собираюсь, – отец тоже закурил.

– Как ты с этим справился? – спросил Дима после паузы, показавшейся обоим вечностью.

– Как… – Максим Исмаилович помолчал. В окно стучали дождевые капли. – Да вот так же… ещё у меня был ты…

– Я виноват перед ней… уехал… – в голосе Димы была сплошная горечь. – Лучше бы я был с ней рядом…

– Благодари Бога, что тебя не было рядом.

– Почему?

– Её бы ты не спас, а себя… Поверь мне, я был рядом… – у отца стало серым лицо. – Потом меня спас только ты… Тебе пришлось бы спасаться самому.

– Что мне делать, отец? Я не могу представить себе её мертвой. Просыпаюсь и мне кажется, что она просто вышла из комнаты.

– Не знаю, – Максим Исмаилович вздохнул. – Никто не знает. Одно могу сказать, тебе нужно возвращаться. Так ты её не воскресишь. Сейчас иди и попробуй уснуть.

– Ничего не хочу, – Дима смотрел на капли, блестящие на темном стекле, и ему казалось, что это слезы.

– Михаил Андреевич сегодня снова приходил и Алексей приходил и звонил.

– Я знаю. Никого видеть не хочу.

– Нина говорила, что Леся оставила тебе письмо. Зайди завтра, забери.

– Какое письмо?

– Не знаю, оно для тебя и, естественно, никто его не открывал.

– Где её похоронили?

– Я тебе утром объясню. Иди к себе и постарайся поспать.

Глава 14

Могилу Леси Дима нашел быстро и не удивился, встретив там её мать, Нину Алексеевну. Ещё недавно цветущая женщина превратилась в старуху. Она сидела возле могилы и смотрела на фотографию Леси на небольшом памятнике. Было холодно, голые серые ветви деревьев и низкое серое небо, казалось, только хотели напомнить о бренности всего сущего и усилить скорбь. Дима подошел и в нерешительности остановился. Нина Алексеевна медленно повернулась. Губы её задрожали, по бледным щекам покатились слезы, она прошептала:

– Димочка…

– Простите меня, тетя Нина, я не мог прийти раньше… – у него сел голос. – Не могу поверить даже сейчас…