Линии судьбы - Маргарита и ее мастер

Надежда Веселовская

Маргарита и ее мастер

1

Наступало то утреннее время, когда редкие прохожие на улице постепенно сгущаются в человеческий поток, стремящийся в метро или к остановке автобуса. Люди в нем недоспавшие, еще не стряхнувшие с себя оцепенение от треска будильника, недавно потревожившего их ночную негу. Но именно в таком раннем потоке человек окончательно пробуждается: в глаза задувает ветер, не давая им слипаться, лицо второй раз умыто – свежей утренней моросью, шаги ускоряются, подравниваясь под общий ритм. И тонус внутри повышается от сознания, что не ты один вынужден рано вставать на работу, учебу или по неотложным делам.

Среди людей теплее и надежнее, идти с толпой сподручнее, чем в одиночку. Здесь в прямом смысле слова испытываешь «чувство локтя» – вернее, разных локтей, случайно задевающих тебя с разных сторон. А вот уже и воздух светлеет, от чего фонари перестают быть такими яркими, и по обочинам трудового потока коридором выстраивается ранний торговый люд с одеждой на вешалках, с букетами поздних астр, с солеными огурцами и кудрявой петрушкой.

Маргарита недавно бросила работу, однако каждый день выходила на рассвете из дома – специально, чтобы побыть среди спешащих на работу людей. Это была ее охота, ее страсть, ее, если угодно, средство добыть себе пропитание. Одним словом, то, без чего она не могла существовать.

Маргарита вмешивалась в толпу: немолодая женщина в стильной одежде, как будто занятая своими мыслями, рассеянно поглядывающая вокруг. Но время от времени она словно прощупывала попутчиков короткими пристальными взглядами. А еще у нее было навязчивое движение – покручивать на пальце светлое костяное кольцо. Но это мало кто замечал, а заметив, не придал бы этому значения. В общем, вполне обычная добропорядочная прохожая, ничем не отличающаяся от других…

На самом деле Маргарита отнюдь не была обычной, и – увы! – ее утренние прогулки меньше всего соотносились с принципами добра или человеческой порядочности. Двигаясь наряду со всеми, она занималась тем, что улавливала биополя идущих рядом людей, прикидывала, насколько то или иное поле насыщено энергией и насколько легко в него проникнуть. Есть люди, внутренний мир которых заблокирован от постороннего вторжения наглухо, есть те, подключиться к которым возможно, но требует большого труда. А есть биополе как заброшенный участок, окруженный дырявым забором, – лезь не хочу! К такому человеку без проблем подключиться, чтобы перекачать в себя его жизненные соки…

Прежде Маргарита была небогатой пожилой женщиной, мечтающей доработать до пенсии в своем захудалом НИИ. С досадой и отвращением она вынуждена была признать, что является частицей той категории людей, имя которой – серая масса. Это было для нее тяжело: ведь она всегда презирала этот пласт, изо всех сил старалась подняться над общим уровнем. Но увы! Когда пришла пора подводить итоги, оказалось именно так: Маргарита не могла похвастать ничем, что отличает личность от серой массы, в просторечии именуемой быдлом. В жизни она не преуспела, о чем свидетельствовали следующие категории: женское и человеческое одиночество, маленькая зарплата, проецирующая будущую маленькую пенсию… И постоянный страх перед начальником, молодым нахалом «из хачей», как прозвали его между собой четыре угнетаемых им сотрудницы. Багаж к пятидесяти пяти годам не самый приятный, а тут еще успевай бороться с морщинами, и волосы надо подкрашивать каждую неделю, чтобы не пробилась седина, и зубы летят, и очки требуются все более сильные… Не говоря уже о том, как все настойчивее напоминают о себе печень и селезенка, а тут еще колени стало ломить…

И все-таки хуже всего в этом букете досаждало свое уязвленное самолюбие: неужели все шансы упущены, все ставки проиграны и ждать больше нечего? В молодости даже при неудачах можно ходить с гордо запрокинутой головой, потому что у тебя впереди еще масса времени – кажется, бесконечность… Кроме того, поднимает тонус мужское внимание: на тебя оглядываются, тобой любуются, от тебя кое-что зависит. А на шестом десятке чего ждать от жизни?

Но оказалось, жизнь может измениться в любое время. Незадолго до пенсионного возраста с разочарованной пожилой женщиной произошли удивительные события, вследствие которых она и стала той, какова сейчас…

Год назад Маргарита в качестве летнего отдыха ездила на русский Север, в пансионат «Белые ночи». Так уж у нее было заведено: откладывать деньги весь год, чтобы летом куда-нибудь поехать. Конечно, лучше бы за границу, но на элитную поездку ее доходы не тянули даже при строгой экономии. А в Турцию или, скажем, в Египет она сама не хотела: Маргарита всячески старалась сохранять за собой имидж стильной женщины, не ведущейся на дешевую моду. Все, мол, за границу, а я отдохну без визы, без загранпаспорта. Все в жаркие страны, на морское не то океанское побережье, а я – к неярким, туманно прорисовывающимся красотам северного края. Действительно, там она отдохнула хорошо, непрестанно щелкала фотоаппаратом, а перед отъездом купила на память сувенир: узенькое бледно-желтое колечко из кости с традиционной для этих мест резьбой. Маргарита стала его носить…

После этого судьбоносного отпуска жизнь ее резко изменилась. Казалось бы, все вокруг было по-прежнему, – но сама Маргарита словно с цепи сорвалась. Если раньше она обходилась со всеми вежливо, а вредить предпочитала исподтишка, то теперь внутри у нее что-то сдвинулось и прорывалось неудержимыми приступами злобы. Теперь под горячую руку она могла обхамить не только женщин, работающих с ней в отделе, но и начальство, перед которым обычно трепетала. А потом приходилось думать, как сгладить последствия. Обложив однажды своего начальника «из хачей», Маргарита отправилась в нервно-психологический диспансер за справкой, удостоверяющей, что она пребывала в состоянии аффекта, а, значит, не несет за свои слова ответственности…

Визит в диспансер реально ничем не помог, только дал повод врачу, непоседливому старикашке, заняться исследованием кольца, которые он увидел у Маргариты. Точнее, колец: оказалось, к нему уже обращались две пациентки с жалобами на расстройства психики, и, представьте себе, у обеих были точно такие же кольца. Одна из них работала продавщицей и временами чувствовала ком в горле, так что не могла сказать покупателю, сколько денег с него причитается. Другая, учительница, объясняя детям урок, вдруг прибавляла к сказанному какую-нибудь непонятную фразу, которой сама потом не помнила. Обе носили свои костяные кольца, с чем и связывал старикашка-врач поведенческие проблемы. Маргарита сперва подумала, что он сам потихоньку спятил – такое бывает от постоянного общения с больными. Но оказалось, в его необычных на первый взгляд рассуждениях был свой резон. Оказалось, кольца действительно влияли на всех трех женщин, включая саму Маргариту…

Вот и сейчас у нее на пальце плотно сидел резной ободок, до которого она время от времени дотрагивалась другой рукой. Это был ее ключ, которым предстояло отпереть несколько дверей, как в средневековом замке, где за семью запорами хранится сокровище. С каждым прикосновением к кольцу Маргарита набиралась клокочущей внутри силы, а облюбованный ею человек становился все более открыт, все более доступен для подключения. Как будто запоры в замке падали под натиском вражеских сил! А сокровищем за последней дверью был родничок внутренней человеческой жизни. Отсюда можно было всосать в себя то главное, чего нигде больше нет: подлинность человеческих ощущений, настоящие чувства, саму фактуру личности. Такого не выдумаешь, не наколдуешь, не купишь ни за какие деньги. Если бы такое удалось создать вне человека, была бы раскрыта тайна творения. И пускай некоторые ученые хвалятся повторить ее методом клонирования, у них все равно ничего не выйдет. Уж Маргарита как никто другой ощущала разницу между двумя этими понятиями, клон и человек. От клона нельзя подкачаться энергетически, все равно как нельзя насытиться, глядя на картинку, изображающую съестное изобилье. Даже если нарисовать ее очень точно…

После того как Маргарите удавалось пройти сквозь все преграды, она приникала к потайному человеческому родничку и высасывала его содержимое. Внутри нее сразу же разливалось тепло и уверенность в себе, а обобранный, ничего не понявший человек начинал растерянно озираться по сторонам. Маргарита внутренне усмехалась: ищи теперь концов, ломай голову, отчего вдруг сжало сердце, отчего так безрадостно стало на душе. И это еще не все, голубчик, это только цветочки! А ягодки впереди: через некоторое время наорешь дома на жену, устроишь детям разнос, обидишь старых родителей, поссоришься с друзьями, коллегами, соседями. А если не найдется светлых эмоций заштопать прореху, заберет тебя депрессия, или запьешь, или на развод подашь. А кроме того, в организме пойдут прорехи: где раньше болезнь только намечалась, пойдет развиваться в полную силу, и стареть начнешь прежде времени. Как минимум, гарантировано падение иммунитета. Что ж, с сытым довольством думала Маргарита, на том и свет стоит: цепи питания, как когда-то учили в школе, один охотник, а другой жертва. Она получила порцию энергии, которая позволит ей продержаться до тех пор, пока не придет время вновь подкрепить себя. А тогда придет черед другого донора… Правда, Маргариту беспокоило, что периоды насыщения становятся все короче, а подключаться к чужому биополю нужно все чаще. Эти процессы регулирует кольцо. В нем заложена свойственная кругу замкнутость начальной и конечной точки: оно дает Маргарите возможность осуществлять энергетический вампиризм, и оно же периодически возбуждает в ней неодолимую жажду получить подпитку. Попробуй не утоли этой жажды – будет ломка не хуже, чем у наркомана!

Сегодня Маргарите такое не грозило. Она уже нашла жертву, которой оказался простоватый парень с широко расставленными глазами. Встав посреди дороги, он с недоуменьем оглядывался вокруг: кто это его вроде как толкнул, или чем-то задел, или даже уколол, опустив тонкую иглу на самое дно души? Кто сделал с ним что-то, требующее объяснений и, вероятно, мер противодействия? Но Маргарита ничего объяснять не собиралась, тем более учить свою жертву, где штопать энергетические прорехи. Делая вид, что поглощена своими мыслями, она обогнула его вместе с людским потоком, и вскоре он остался позади – надо полагать, навсегда.

Теперь можно было подумать, как провести оставшуюся часть утра: вернуться домой или попробовать подключиться к кому-нибудь еще? Запас, как известно, карман не тянет, и акт душевного вампиризма можно было бы повторить. Но для второго раза требовалась наиболее легкая добыча – потому что кольцо тоже уставало, и силы, которыми оно снабжало Маргариту, были уже в основном истощены. Сейчас такой добычи поблизости не наблюдалось… Шедшая рядом сосредоточенная женщина была из категории «закрытых», то есть недоступных для Маргариты. Не иначе, церковница, ходит с крестом, читает молитвы, и все такое… Сосед с другой стороны нес уткнувшегося в отцовское плечо ребенка, и придерживал его так бережно, что стало ясно: здесь тоже ничего не выйдет, импульс Маргариты сразу же собьют искрящиеся фонтанчики родительской умиленной нежности. Дальше шли два хохочущих подростка. К любому из них можно было попробовать подключиться, но царящее между ними искреннее веселье также преграждало путь Маргаритиному виртуальному хоботку. Если бы первый раз, она бы справилась, но сегодня кольцо уже утомилось… Неподалеку мелькнул такой же человек, как и Маргарита, – почувствовал ее, на минутку остановился и снова исчез в толпе. Завидев друг друга издали, охотники предпочитают не встречаться – во всяком случае, до тех пор, пока вокруг много дичи.

Маргарита решила погулять, хотя с недавнего времени это слово утратило для нее прежнее значение. Прежде погулять значило расслабиться, посмотреть вокруг, подышать свежим воздухом. Теперь ее обострившаяся интуиция никогда не засыпала и не позволяла Маргарите делать что-либо просто так, без учета основных интересов. А основными были интересы кольца. Захотелось тебе погулять – иди туда, куда ведет интуиция, и знай: так надо для грядущих, еще не ведомых тебе целей. Потому что руководящее тобой кольцо планирует жизнь заранее.

…А год назад сумасшедший в своем энтузиазме врач диспансера собрался ехать на Север, потому что узнал: именно там, в пансионате «Белые ночи», родились на свет три необычных кольца. Их сделал пансионатский сторож, а купили будущие пациентки диспансера, отдыхавшие летом в Поморье. Ведь бывают же совпадения!..

Узнав об этом, врач забрал в голову отправиться в путешествие, разузнать на месте, где собака зарыта. В Москве уже стояла поздняя осень, а на Севере так и вовсе должны были грянуть холода. Ехать в такую пору, чтобы разузнать насчет каких-то колец, – да это надо быть либо сумасшедшим, либо удивительным альтруистом, чудаком, каких в мире один на тысячу!.. И тем не менее этот врач всерьез собрался на север. Маргарита подозревала, что старый пень просто втрескался в одну из своих «закольцованных» пациенток – в учительницу, у которой возникала неконтролируемая речь. Спрашивается, почему именно в нее? По возрасту ему бы скорее подошла другая… Не соплячка-продавщица, конечно, а сама Маргарита. А врач, кстати сказать, был мужик ничего себе, несмотря на то, что немолодой…

Ведомая подсказкой кольца, она свернула в переулок, где ей прежде не приходилось бывать. Здесь уже не было толпы, устремившейся к метро, зато на пути все чаще попадались дети: маленькие и большие, мальчишки и девчонки, с портфелями и школьными рюкзаками за спиной. Маленьких вели за руку мамы или бабушки, реже отцы и один попавший в поле зрения дед. На обочине курили подростки, годящиеся Маргарите в поздние сыновья или, может быть, в ранние внуки. Вдруг все они подтянулись и стали прятать окурки в рукава. «Здрассте! – зазвучали их хрипловатые ломающиеся голоса. – Здравствуйте, Марина Кирилловна!»

Маргарита вздрогнула: из глубины переулка шла учительница, к которой были обращены приветствия. Это была та, которая прежде заговаривалась, бывшая хозяйка третьего кольца… та самая, которую выбрал врач из диспансера – вместо Маргариты! Вот и не верь после этого в свою интуицию, в очередной раз доказавшую, что все не случайно!

Эта ненавистная Маргарите особа изящно шла переулком, чуть покачивая сумкой, набитой, вероятно, тетрадями, и выглядела такой счастливой по самую макушку. Конечно, живет со своим старикашкой врачом и горя не знает! Хорошо иметь при себе мужчину, даже если ему под шестьдесят лет. Для мужиков возраст вообще не имеет значения: в детстве они взрослеют гораздо медленнее своих сверстниц, зато потом бесконечно долго не сходят с той жизненной сцены, где разыгрывается драма взаимоотношения полов.

– Здравствуйте, Марина Кирилловна! – совсем рядом крикнула довольно взрослая, лучезарно красивая девчонка с золотистой косой.

Маргариту аж передернуло: от этой неожиданно вывернувшейся звонкоголосой крикуньи веяло светлой радостной силой, добрыми мечтами. Ее биополем славно было бы поживиться, если бы в него удалось проникнуть. Но такой возможности не предвиделось, и не потому, что Маргарита сегодня уже подключалась. Девчонка была из «закрытых»: на таких, как она, кольцо не действует даже со свежими силами! Разве что удастся наслать какую-нибудь мелочь вроде плохого настроения или головной боли. Ишь стоит, улыбается, поджидая свою Марину Кирилловну. На всякий случай Маргарита отодвинулась в тень: сейчас подойдет учительница, два счастливых поля начнут взаимодействовать и создадут микроклимат, в который ей с ее кольцом лучше не попадать.

– Здравствуй, Маша! – Бывшая хозяйка кольца остановилась напротив девчонки. – Как у тебя дела? Поправилась от своей ангины?

– Поправилась, Марина Кирилловна. Видите, уже в школу пришла.

– Ну и чудесно! А бабушка не болеет?

– Нет, бабушка от меня не заразилась. Она просила передать вам поклон…

– И ты ей передавай. Ну, на уроке встретимся…

Девчонка с улыбкой кивнула и посторонилась, уступая дорогу. А Маргарита начала злиться на всех трех: и на учительницу, и на улыбчивую девчонку, и на ее бабушку, которая наверняка та еще старуха – ишь ты, не привет просит передать, а, видите ли, поклон! От этого уж вовсю ладаном несет, не зря у нее и внучка такая: сияет, косу носит… С каким удовольствием Маргарита устроила бы каждой из них хорошую пакость, если бы у нее хватило пороху! Но, к сожалению, желания не всегда совпадают с возможностями.

Между тем бывшая хозяйка кольца, эта самая Марина Кирилловна, пошла к белеющей впереди школе, так и не заметив Маргариту. Девчонка побежала следом за ней.

Несколько секунд Маргарита стояла, не зная, как реализовать душившую ее злобу. Потом склонилась к пробегавшей мимо пигалице с большим ранцем за спиной и чмокнула ей в лицо губами: «У-тю-тю, какая!» Пигалица смотрела на странную тетю, распахнув от ужаса глаза, бессознательно чувствуя то невидимое черное облачко, которое прямо на нее вытолкнула из себя Маргарита. Теперь все зависело от того, какова у шмокодявки внутренняя защита: такая ли у нее бабка, как у золотоволосой красавицы, или, может, мать. Сейчас и целые семьи бывают замороченные: ходят в церковь и молитвы читают, на детей крестики вешают. Таких, слышала Маргарита, по статистике пять процентов. А вообще православными признают себя восемьдесят пять: еще спасибо, остальные восемьдесят ведут себя нормально, а то бы лицам, подобным Маргарите, туго пришлось бы в отношении доноров…

Итак, дальнейшая судьба малявки зависела уже не от Маргариты: схватит ли она, к примеру, воспаление легких, сломает ли ногу на физкультуре, или отделается пустяками: двойку получит, с подружками разругается… На крупное, вроде того, что машина возле дома собьет, рассчитывать в любом случае не приходилось: кольцо уже достаточно выдохлось. Если бы кто спросил Маргариту, не жалко ли ей малышку, она бы просто пожала плечами: современный человек не должен мыслить такими странными категориями. Что значит жалко? Ее стезя следовать кольцу, она, можно сказать, работает у кольца. Вы бы, например, согласились идти наперекор своему боссу? Хотя вы-то можете потом уволиться, подыскать что-нибудь еще. А служба, точнее, вся жизнь Маргариты навсегда связана с кольцом, уже не отпускающем людей, с которыми начало сотрудничать. Как, скажем, спецслужбы или крутые олигархи, – да и те в сравнении с этим малюсеньким костяным кружочком всего лишь детские игры в войну…

Задумавшись, Маргарита смотрела издали, как малявка, сморщившись в беззвучном, ей самой не понятном плаче бежит со всех ног к школьному крыльцу. Похоже, черное облачко уже активизировалось: у входа в школу она ранцем задела чью-то бабку, которая от внезапного толчка чуть не слетела кубарем со ступенек. Однако не слетела – ее подхватила под руку девчонка с золотистой косой, которая, как назло, оказалась рядом. Кинувшись старухе на помощь, она частично развеяла выплеснутый Маргаритой негативный заряд.

Через несколько минут из здания школы долетел протяжный звонок и двор быстро опустел. Только с улицы неслись еще опоздавшие, но сама Маргарита уже не могла входить в контакт с кем бы то ни было. Ни с пользой для себя, ни просто так, если кольцо под руку подтолкнет. Сейчас ей пора было домой. И все-таки она чувствовала, что забрела сегодня на школьный двор не случайно… Во-первых, узнала, где можно встретить избранницу врача, бывшую владелицу кольца Марину Кирилловну. Во-вторых, перед нею открылось новое поле деятельности – дети, чья внутренняя жизнь так богата ценной для кольца энергетикой! Да и для самой Маргариты это лучшие энергетические доноры, конечно, исключая тех, у кого есть духовная защита. В-третьих, Маргарита чувствовала, что этот школьный двор еще сыграет какую-то роль в ее судьбе.

2

Марина Кирилловна спешила по школьному коридору в десятый класс. Ей предстоял не вполне обычный урок: приближалась дата битвы под Москвой, и учителя истории, отступив от учебного плана, готовились рассказывать о ней в каждом классе. Этот материал был поважнее любого другого, а в таких случаях Марина, несмотря на свой педагогический стаж, всегда несколько волновалась.

– Здравствуйте. Сегодня мы отвлечемся от программы и вспомним героическое прошлое нашей страны. – Она внутренне поморщилась: шаблонно звучит, хотя все слова как будто правильные. – Приближается дата битвы под Москвой, первой решающей битвы нашего народа с гитлеровской Германией…

У Марины был «причесанный» класс, не позволивший себе никаких улюлюканий, вольнодумных замечаний или невнимания к теме, по которой не требуется потом сдавать экзамены. Ее ученики попали к ней робкими смешными пятиклассниками, из которых учитель мог лепить что вздумается. И Марина лепила: «Самое главное для человека – доброе сердце…», «Герои жертвуют собой ради других…», «С чего начинается Родина?..» Эти семена не могли не дать со временем урожая. А то вон рассказывали на педсовете: в прошлом году в одну из школ пригласили на подобный урок ветерана, участника Московской битвы. Старик расчувствовался, надел свои ордена-медали, настроился на ту волну, когда при воспоминании о войне и победе незнакомые люди бросались друг другу в объятия… И вдруг один паренек в классе брякнул напрямик: «А чего, пусть бы мы стали провинцией Германии, – у них пиво клевое!»… После встречи с «юной сменой» старику пришлось вызвать «Скорую». Он скончался в больнице от инфаркта – миновавший все вражеские пули, снаряды и мины, но поверженный в том «светлом будущем», о котором грезил с товарищами на фронте, в промежутках между боями.

Вспомнив все это, Марина еще более взволновалась. Она излагала сведения, почерпнутые в специальной энциклопедии, но разве цена вопроса такова?.. Изложить-то просто, а вот как сделать так, чтобы ученики хоть немного почувствовали тот исторический момент с его героизмом, душевным накалом и все же присущей ему обыденностью, без которой не складывается ни один отрезок человеческой жизни? И возможно ли вообще его почувствовать? Правду сказать, Марина и сама не была готова этим похвастать – она тоже не жила в ту эпоху и мостик в сегодняшний день оттуда не перекидывался. В памяти возникали опять же школьные праздники Дня Победы, и она с подружками, все в красных галстуках, преподносят ветеранам цветы. Вот только помнится, что тогда ветераны были гораздо крепче и жизнеспособнее, чем теперь…

– Давайте попробуем представить себе Москву сорок первого года… Знаю, что это непростая задача…

– Невыполнимая, – поправила искренняя Ленка Малютина, известная своим добросовестно категоричным подходом к любому вопросу. – Мы не сможем этого ощутить. Мы уже совершенно другие, чем люди того времени.

– И ничего сходного не осталось? – спросила Марина не столько Ленку, сколько саму себя.

– Абсолютно. Сколько лет прошло! Ведь историческая ситуация тоже не стоит на месте…

– … мы другие! – зашумел класс, поддерживая продвинутую Ленку. – Мы из другой эпохи!.. Нас с тем временем ничего не связывает!..

– Значит, совсем ничего? – Исходя от противного, Марина вдруг почувствовала себя на более твердой почве. – А может быть, все же найдется нечто общее?

– Если для галочки, тогда, понятное дело, найдется! – подскочил на месте белобрысый Алеша, вытянувшийся к десятому классу на полголовы выше своей учительницы. – Всякая там память предков, связь между поколениями и прочее. Но если по-настоящему, то это все слова… на самом деле ничего такого не существует!

– Конечно, – подхватил Дима, мордашка которого еще совсем недавно напоминало сдобную булочку, а теперь стала осмысленным юношеским лицом с первым пухом над губой. – Конечно, между нами нет ничего общего. Да мы даже с какой-нибудь старушкой, которая живет сейчас, не можем понять друг друга. Она для нас инопланетянка, а мы для нее. А участники Московской битвы – это уже запредел!

Несколько секунд длилась пауза: Марина зондировала собственные ощущения. Ведь сама она, как-никак, находилась между отошедшей эпохой и нарождающейся, стало быть, на первый взгляд, могла оказаться тем самым соединительным мостиком. Но если сквозь поколения не проходит личностно ощутимая внутренняя связь, тогда прав Алеша: все разговоры о прошлом – слова, ничего по сути не значащие.

– Все согласны с мнением, которое здесь высказывалось? Или кто-то может уловить то общее, что объединяет предков и потомков?

Руку подняла Маша Рыбакова, которую Марина сегодня встретила возле школы. Это была в своем роде уникальная девочка: вполне современная, способная утвердиться в коллективе, жаждущая всех жизненных благ, к которым склонно сердечко юной красотки. Но при всем этом она могла бы сердечно поговорить со старушкой, несмотря на свои пятнадцать лет, – и не чувствовать себя при этом инопланетянкой. Машу с детства воспитывала бабушка, приятная пожилая женщина строгих правил, но удивительно легкая в общении. По любому вопросу, выносимому на суд родительского собрания, Марина сразу находила с ней общий язык.

– Слушаем тебя, Маша…

– Я думаю, нас связывает, что мы от одного корня… то есть что в нас есть душевное родство…

– Пока это общие слова, как определили Алеша с Димой, – предваряя реакцию класса, заметила Марина. – Можешь ты выразиться точнее, так, чтобы все признали за тобой правду?

Маша чуть помолчала, собираясь с мыслями:

– Общее в нас то, что передается по наследству.

– Что же именно передается?

– Ну то, чем определяется один народ…

– Менталитет, – помогла Марина ученице найти определение. – То есть мировоззрение. Получается, в нашем восприятии жизни есть нечто от восприятия наших предков?

– Но ведь на самом деле этого нет! – простонала не терпящая подтасовок Ленка.

– Давайте разберемся, подхватила Марина. – С виду вы действительно совсем не такие, по образу жизни – тоже. Но это все внешние отличия. А вот внутренние черты…

– И внутренних нет! – крикнул с передней парты замкнутый очкастый Андрей, хороший ученик, но не любитель философских прений. Для него главной была программа, а не рассуждения «за жизнь».

– Может быть, действительно нет. А может быть, мы просто о них не знаем…

– Мы сами не знаем, чего у нас внутри?!

– Разве такое невозможно? – возразила Марина. – Допустим, эти черты живут в нас незаметно для нас самих. Как, например, лейкоциты и эритроциты в крови. Есть люди, которые про них не знают…

– Лейкоциты-эритроциты показывает анализ крови, – возразила Ленка, которая, кстати сказать, была дочерью врача.

– Гены мировоззрения тоже проявляют себя. Ярче всего – в экстремальных ситуациях!

– Каких это? – подозрительно спросил Алеша.

– Любых, когда речь идет о жизни и смерти. Вы знаете, что наши спасатели и наша группа Альфа, к примеру, самые лучшие службы в мире?

– Наконец-то у нас нашлось что-то самое лучшее, – с долей высокомерия заметил Дима. – А то мы всегда во всем отстаем…

– Вот и это тоже. Другой пример общности поколений: склонность прислушиваться к чужому мнению, отнюдь не всегда доброжелательному и справедливому. Наши предки тоже позволяли себя ругать и сникали от всякой критики, без достаточных оснований принимая ее за правду.

– Как же сникали, когда выстояли под Москвой? – кинулась Ленка спасать справедливость, теперь уже с позиций, отстаиваемых учительницей. – И вообще во всей войне?

– В войне – да. Когда дело доходит до войны, включается другой внутренний механизм нашего веками сформировавшегося характера. Не приведи вам Бог воевать, но думаю, что тогда и вы бы его ощутили…

– Ничего себе, – протянул Алеша. – Какой-такой механизм?

– Полное напряжение сил для одной цели и достижение таковой, хотя бы она представлялась невозможной!

– Так, что ли, из-за этого их прогнали – ну, гитлеровских фашистов? – не очень складно сформулировал вопрос Дима.

– В общем, да. Однако подключились еще и обстоятельства, находящиеся вне границ человеческой воли, – сомневаясь, поймут ли ее, заметила Марина.

– Какие? – спросило сразу несколько голосов. Марина с безмолвным удовлетворением увидела, что глаза большей части учеников обращены к ней, а не опущены вниз, как это бывает во время мероприятий для галочки. – Какие обстоятельства? – заинтересованно вопрошали в разных местах класса.

– Генерал Мороз… – подсказал начитанный Андрей.

– Да, генерал Мороз. С нашей стороны под Москвой стояли сибирские дивизии. Понятное дело, сибиряки с детства привыкли к самым низким температурам, – объяснила Марина. – Они еще мальчишками при такой погоде в снежки играли и, наверное, полушубки, запарившись, расстегивали, – с улыбкой добавила она. – Но для врагов, выросших в мягким германском климате, мороз стал настоящей проблемой…

– А почему наше командование вызвало дивизии из Сибири? Оно что, заранее знало про мороз? – следуя своей по-детски четкой логике, уточнил Дима.

– Нет, заранее на мороз не рассчитывали…

Марина слегка запнулась: не далее как вчера ее муж, которого она называла просто Григорьич, рассказал ей на этот счет нечто удивительное. Правда, сведения не были рассчитаны на школьников и не упоминались ни в каких учебниках, ни в каких методических пособиях. Но если молодежь хочет знать о Московской битве со всех сторон…

Класс хорошо изучил оттенки пауз, которые выдерживала учительница, – в каждом отдельном случае у них было свое значение. Сейчас имела место пауза раздумья. После нее должен был последовать какой-нибудь особый рассказ, что называется, сверх программы. И класс в своих предчувствиях не обманулся.

– Видите ли, есть данные, что Гитлер занимался магией, как и его ближайшее окружение. Поэтому при ведении боевых действий, в частности в нашей стране, использовались оккультные методы.

– А что такое «оккультные»? – тут же спросили в классе.

– Магические, то есть с применением колдовства. Нечто вроде массового гипноза, который можно наслать на большое количество людей, – пояснила Марина.

– Ничего себе! – присвистнул белобрысый Алеша.

– Наши солдаты старались преодолеть свое странное состояние, даже не догадываясь о его причинах. Но безрезультатно! Видите ли, есть мнение, что один на один человек не может бороться с колдовством…

– Почему «один на один»? Их же было много, наших солдат? – спросила дотошная Ленка.

– Конечно, много – но перед магическим воздействием большинство из них оказался незащищенным и одиноким. А потом под Москву перебросили сибирские дивизии…

– Ну а сибиряки? – Ленка продолжала доискиваться до сути. – Допустим, они привыкли к морозу – но как же магия? Почему на них не подействовал гипноз?

– А сибиряки были призваны из тех мест, где еще сохранялись православные общины. На них были крестики, и они знали молитвы… Когда я говорила «один на один с колдовством», я имела в виду – без обращения к Богу…

– И колдовство на них не подействовало? – серьезно спросил Алеша.

– Как видите: после перемены дивизий в битве под Москвой произошел перелом военных действий. А в конечном счете она завершилась победой!

В классе зашевелились, кто-то уже готов был крикнуть вместо привычного Марине «Ура!» тоже уже привычное «Вау!», когда зарождающийся шумок перечеркнул скептический возглас Андрея:

– Да ведь так не бывает.

– Чего не бывает?

– Ничего, о чем вы сейчас рассказывали. Колдовство какое-то, молитвы от колдовства. Это ведь все сказки. А мы люди двадцать первого века.

«Вот и дошли до субъективного восприятия, – подумала Марина.

– Как говорится, против лома нет приема. Если человек чего-то не приемлет, ему нельзя привести убедительных доказательств. Потому что для него, лично для него, все они будут пустым звуком».

– На этот счет каждый вправе иметь собственную точку зрения, – сказала она вслух. – Однако большинство людей разных веков признают, что есть понятия, существующие вне времени: добро и зло, например. Попробуем их персонифицировать, получается – Бог и дьявол.

– Что ж, и дьявол, по-вашему, существует?

– Между прочим, дьявол очень хочет, чтобы мы думали, что его нет! – выкрикнула со своего места Маша. – Потому что тогда можно его не бояться!

– А почему я должен его бояться? – усмехнулся Андрей.

– Потому что он может тебя погубить! Если ты этого не боишься, ты и не защищаешься, а если боишься, принимаешь меры…

– Маша логически исходит от изречения «Предупрежден – значит, вооружен», – подсказала Марина.

– А если я не хочу вооружаться против того, что не существует… как этот… Дон Кихот… ему тоже казалось, что ветряные мельницы – это какие-то страшные существа!

– Наука отрицает существование дьявола, – солидно добавил круглолицый Дима.

Марина взглянула на мобильный: сколько времени до конца урока. Ей захотелось рассказать классу о зафиксированных наукой эфирных формах, называемых минус-фемтообъектами. Это объекты сверхтонкого, невидимого простым глазом мира, имеющие отрицательный заряд. Знак заряда определялся в связи с тем, как объект воздействует на человека: проведенные опыты показывали, что этот минус вызывает в человеческом организме негативные процессы. Одним словом, приносит вред. Некоторые ученые определили такой заряд как «тяготеющий к полюсу зла». А потом удалось сделать фотографии в излучении, обычно не свойственном человеческому глазу…

– И что же?.. – затаив дыхание, спросили в классе.

– На снимках запечатлены существа, напоминающие змей, амеб, циклопов. Размеры их различны: от гигантских до карликовых. Иначе говоря, эти описания очень подходят к тому, как верующие люди представляют себе нечистую силу. А коль скоро она существует, то существует и колдовство – процесс общения человека с этой силой.

– Вы говорили, как его… оккультизм, – вспомнил Дима.

Марина махнула рукой:

– Оккультизм, колдовство, магия, – это все синонимы. Еще эзотерика и экстрасенсорика и то, что обычно называют даром: «дар всеведения», «дар исцеления»… Это дары темных сил, точнее, не дары, а предмет сделки: человек получает не свойственные ему способности, за которые потом тяжело расплачивается… К тому же в этот процесс оказываются включены все, кто пользовался или любовался плодами такого «дара»…

– Д-да, вот так живешь и не знаешь, что вокруг тебя полно колдунов, – дурашливо протянул белобрысый Алешка.

Марина вздохнула: эти сказанные для смеха слова, к сожалению, звучали вполне правдоподобно. Уже дважды за свою жизнь она имела возможность в этом убедиться.

Несколько лет назад у нее появилось кольцо, странным образом действовавшее на психику: она перестала контролировать собственную речь, а для учителя это катастрофа. Разве можно работать в школе, если несешь на уроках чушь, которой сама потом не помнишь? Спасибо, врачом, к которому обратилась Марина, оказался не кто иной, как Григорьич, с которым они потом поженились. Но сперва ее милый показал себя как гениальный психиатр: он заподозрил связь между внезапным психозом учительницы и ее новым кольцом. Проведенное им расследование показало, что кольцо выточено из человеческой кости. Много лет в северном лесу скрывалась одинокая могила старухи, которую односельчане считали ведьмой; вот даже не похоронили на кладбище. Потом могилу задел прокладывающий трассу бульдозер – косточки оказались сверху, и один мастер-косторез взял их из ямы на поделки…

Это был первый случай, когда Марина столкнулась с такими явлениями, в которые никогда прежде не верила. Но они сами нашли Марину, сами пересекли ее жизненный путь, не спрашивая, признает ли она их право на существование. А она оставалась в полном неведение, что к чему и откуда берет исток ее внезапное умственное расстройство. Спасибо, на помощь пришел Григорьич, самоотверженно прояснявший ситуацию. Без него бы она, наверное, до сих пор носила это магическое кольцо, только уже не в школе, а в сумасшедшем доме, – потому что близость талисмана со временем должна была разрушить всю ее умственно-психическую сферу.

После первой встречи с тайными силами Марине пришлось пережить вторую. В нынешний десятый класс, бывший тогда восьмым, пришел новый историк, Александр Львович Долмат. Нет, он не вел уроков, а только основал исторический кружок, в который попали семь восьмиклассниц. Больше ему, как оказалось впоследствии, и не нужно было. Из области истории Долмата интересовало только то, что на территории Крыма древние греки когда-то заложили ценнейший клад. А дальше начиналась сплошная эзотерика: этот клад можно найти не методом исследований, а куда более эффективным способом чутья на золото. Для этого надо превратить своих семерых учениц в медиумов – существа, которые добровольно утрачивают собственную волю, доверив ее на время гипнотизеру. А уж тот передаст дальше, в распоряжение этих самых минус-фемтообъектов, о которых сегодня рассказывала классу Марина.

Девчонки соблазнились возможностью завладеть огромным богатством – Долмат постарался красочно расписать им содержание древнего клада. Правда, он не сказал, какова должна быть расплата… В конечном счете Марине с Григорьичем пришлось ехать на юг вслед за историческим кружком, чтобы охранять жизнь всех семи девчонок. Три из них сейчас сидят перед Мариной: Маша, Ленка да еще Рита, которая с недавнего времени предпочитает в классе молчать, а после уроков проповедует на улицах конец света. Это следствие психической травмы, которую получили девчонки в результате своего изыскательского предприятия. Они действительно нашли горсточку клада, которую вынесло морской волной в подземную пещерку, – но на украинской таможне все было отнято пограничниками. С тех пор горе-кладоискательницы впали в депрессию, каждая на свой лад. Двоих увезли за границу: одну путешествовать, другую – лечить абсолютно разладившуюся психику. Еще одна из девчонок, вынужденная жить с пьющей матерью, чуть не втянулась в наркомафию. Маша и Ленка со временем выправились сами, а вот Рита ждет со дня на день мировой катастрофы. Не просто ждет, но желает ее наступления. Последняя из семи, Катерина, в знак протеста подсела на таможне в машину к незнакомому человеку, обольстившему, как говорили в старину, ее невинность. Теперь она встречает подруг после уроков, гуляя в школьном дворе с коляской. Еще хорошо, что оставила ребеночка, – это теперь единственная ее радость и оправдание… А Долмат, руководивший поездкой, после всех событий стал постоянным обитателем психиатрической клиники. Григорьич на основе своего врачебного опыта уверяет, что это самый прогнозируемый исход для человека, занимающегося магий.

Таким образом, найденный клад никому не пошел на пользу. Да и как иначе, если в дело замешано колдовство? Ведь приобретенное посредством злых сил никогда не приносит человеку счастья – начиная с Фауста, или, точней, с Адама и Евы, которые съели в раю подсунутое змеем яблоко.

– Того, что я вам рассказала, нет в учебнике, – в заключение повторила Марина. – Но многие знают, что, к сожалению, это есть в жизни. А теперь давайте сделаем запись…

Ученики послушно взялись за ручки. Сколько раз Марина наблюдала эту картину: в затихшем классе – согнутые спины и плечи, склоненные над тетрадками головы. Правда, к ее удовлетворению ходом урока примешивался вздох в адрес осанки ребят: некоторые только что не лежат на столах, как будто писать им надо языком… И все-таки учительское сердце радовалось тишине, чуть слышному шелесту тетрадей – атмосферой усердия к мудрости, незримо витающей в такие минуты над классными столами…

– «Оборонительный период Московской битвы – с тридцатого сентября по четвертое декабря 1941-го года, наступательный период – с пятого декабря по двадцатое февраля 1042-го… – четко диктовала она. – Наиболее интенсивные бои и значительные победы наших сил – седьмого-восьмого января 1942-го…»

– Так это же даты православных праздников, – сказала вдруг Маша Рыбакова. – Смотрите, четвертое декабря – праздник Божией Матери, а седьмое января – Рождество Христово!

– Действительно, Рождество, – взглянув на доску, подтвердила Марина.

– А Куликовская битва была в день Рождества Пресвятой Богородицы, и Ледовое побоище – тоже в Богородичный праздник!

– Что-то уж слишком много совпадений, – недоверчиво фыркнул в Машину сторону Андрей. – Почему я должен этому верить?

– Не веришь, проверь! Православный календарь продается в любой церковной лавке!

– А на кой хрен мне сдался твой православный календарь?

– На тот, чтобы сверить, – не отступала Маша. – Дни сражений известны, а в календаре даны даты праздников – вот и посмотришь сам, много ли таких «совпадений»! То есть совпадение это или закономерность! – возбужденно закончила она.

– Правда, Марина Кирилловна? – послышалось в разных углах класса. – Действительно, это можно проверить?

– Ну попробуйте, если хочется… – развела руками Марина. – Честно говоря, сама я такой проверки не проводила. Однако, как говорится, попытка не пытка… Только учтите, что даты праздников могут быть даны по старому стилю: для того, чтобы перевести его в новый, надо прибавить к числу тринадцать дней.

– Что ж тогда получается? – с удивлением спросил Алеша. – Если действительно есть такая закономерность, выходит, нам с неба помогали – так, что ли?

– Это вопрос личной веры, – повторила Марина. – Кстати, я сейчас вспомнила, что Куликовская битва действительно была в день Рождества Богоматери.

По классу прошло некое шевеление: всколыхнулась часть учеников, до сего момента не заинтересованных разговором. Их внимание зацепил необычный факт – гляди-ка ты, основные русские победы приходятся на дни Богородичных праздников! В таких очевидных случаях следует отнестись к вопросу серьезно. Домыслы, чувства, даже логические выводы не столь важны для нынешней прагматично настроенной молодежи, как его величество факт.

– А чего вы так удивляетесь? – крикнула одноклассникам Маша, едва ли не единственная здесь личность, ориентированная на восприятие души. – Наши предки всегда обращались к Богу и к Божией Матери! На поле боя брали с собой хоругви и Нерукотворного Спаса!

– Кого брали? – переспросило несколько голосов. – У тебя какие-то слова странные, эти, как их… хоругви! И дальше тоже… нам непонятно!

– Подожди, Маша, я сама объясню, – Марина кивнула девочке, чтобы села на место. – Это же наш уже пройденный материал, ребята, по истории Отечества. Хоругви – значит иконы на высоком древке, забыли? А стяг древнерусского воинства представляет из себя изображение Иисуса Христа, называемое Нерукотворным Спасом…

– Ага, вспомнил! – закричал Алеша. – Мы еще смотреть на него ходили, в какой-то музей! Скажи, Димыч? – толкнул он в бок Диму, бывшего колобка с лицом, напоминавшим булочку.

– Не в музей, а в метро, – обстоятельно уточнил бывший колобок.

– Действительно, мы ходили тогда в метро, – подтвердила Марина. – На станцию Комсомольская кольцевая, что выводит к Площади трех вокзалов. Эта станция оформлена знаменитым художником прошлого века Павлом Кориным. На ее потолке выложена мозаика цветного стекла: сцены знаменитых в истории русских битв, начиная с Куликовской… и вот там-то на знамени хорошо виден Нерукотворный Спас …

– А еще на войне присутствовали иконы Божьей Матери, – снова заговорила Маша. – Прямо на поле боя стояли: под Полтавой – Казанская, на Бородинском поле – Смоленская… И еще при какой-то битве – Иверская. Во всех сражениях, даже в Великой Отечественной войне…

Это и Марина слышала от Григорьича: оказывается, маршал Жуков привозил образ Казанской Богоматери в самые ответственные места фронта – например, такие, как Малая Земля. Пока там находилась икона, гитлеровцы не могли захватить этот являющийся стратегически важным плацдармом островок свободы, со всех сторон окруженный немецкими войсками…

– Как Жуков мог возить икону, – возразил Андрей. – Ведь тогда же время было атеистическое!

– Вот потому тогда эти факты и замалчивались. Но теперь, я думаю, пришло время о них говорить. Я слышала, в архивах есть воспоминания очевидцев о том, как икону возили на фронт и даже ходили с ней в атаку. Впрочем, это остается правом каждого – верить или не верить…

Под этим заключением поставил точку звонок.

3

История была предпоследним уроком, а с последнего Маша отпросилась. У нее вдруг разболелась голова – точнее, побаливала еще с тех пор, как они с Мариной Кирилловной встретилась утром в школьном дворе. И, как это иногда бывает, с ощущением нытья в затылке сплавилась какая-то ни в чем неповинная тетка, случайно попавшая на тот момент в поле зрения. На истории Маша отвлеклась и вроде забыла про боль, а если можно забыть, значит, у тебя уже все в порядке. Но после звонка Машу послали за мелом в учительскую, на нижний этаж, где занималась начальная школа. Спускаясь по лестнице, она еще издали услышала такой надрывный рев, что от шума снова заныл затылок. В коридоре нижнего этажа орала первоклашка с большим ранцем за плечами: у малышей уже кончилось уроки, и она, очевидно, должна была идти домой, да вот вместо этого стояла на месте и ревела. Вокруг в ту минуту никого не было – наверное, все учительницы повели свои класс вниз, в вестибюль. Морщась от крика, Маше подошла к девчушке и обняла ее за плечи:

– Ну, не реви, малыш. Что у тебя случилось?

– А-а-а!.. – с новой силой зашлась в ответ первоклашка.

– Так у нас с тобой ничего не выйдет. Ты лучше скажи, в чем дело – тебя кто-нибудь обидел?

Малышка отрицательно потрясла головой, а ее крупные слезы горохом посыпались на Машины руки.

– Ох какие горячие! Не зря говорят – «плакала горючими слезами», – пошутила Маша. – Может быть, ты сегодня получила двойку?

– Не-ет, – навзрыд отвечала девчушка.

– За тобой никто не пришел, тебя некому отвести домой?

– Я одна… о-одна всегда хожу!

– Так почему же ты плачешь?

Вместо ответа первоклашка разразилась новым потоком слез, причины которых сама, похоже, не понимала. В утешение Маша стала гладить девчушку по голове и вдруг заметила, какой у нее горячий лоб – он просто обжигал руку.

– Да ты заболела! Пойдем, я отведу тебя к медсестре…

Медицинский кабинет находился на этом же этаже, рядом с учительской. Пробыв там с девчушкой до тех пор, пока медсестра не дозвонилась ее бабушке и не сообщила, что у внучки температура под сорок, Маша отправилась наконец за мелом. Но от этого приключения ее собственная голова разболелась хуже некуда. Да что в школе, эпидемия, что ли, какая началась?

Машу отпустили с последнего урока. Когда она спустилась со школьного крыльца, во дворе под опавшими ясенями уже прогуливалась с коляской Катерина. Она часто приходила сюда, совмещая приятное с полезным – прогулку для ребенка и собственную встречу с подругами.

По всем девичьим законам, Катерина должна была пользоваться среди одноклассниц уважением, граничащим с притягательным ужасом. Ведь она еще в восьмом классе забеременела, в девятом родила, и вот наконец в десятом ходит с коляской! Она уже человек иного социального уровня, иной физиологической формации – не девчонка, а женщина, молодая мать. Но сама Катерина отнюдь не смотрелась вылупившейся из гусеницы бабочкой. Она похудела, осунулась, была нервной и озабоченной: маленький Данилка часто болел. Причем с виду Катерина продолжала оставаться хиппи, по-прежнему носила рваные джинсы и распущенные длинные волосы, нечесаные да плачущие по шампуню.

Однако причина такой небрежности теперь заключалась в другом: если прежде Катерина стремилась выделиться, заявить кому-то какой-то протест, то в данном случае ей просто не было дела до собственной внешности. С недавнего времени Данилка занимал все ее мысли. Несмотря на свою кажущуюся беспечность, Катерина очень переживала за сына, который действительно подавал повод тревожиться. То у него кожное раздражение, похожее на лишай, то зубы долго не режутся, то подозревают искривление позвоночника… А вот теперь еще прибавился нервный тик – навязчивые движения, как будто ребенок нарочно гримасничает. Пришибленность несчастной от всего этого Катерины лишала ее в глазах подруг романтического очарования героини, дерзко поправшей своим ранним материнством общепризнанные правила. Ей сочувствовали, но не уважали. Маленького Данилку жалели, вызывались с ним погулять, пока Катерина сходит в аптеку или еще куда. Ленка Малютина все время консультировалась со своей матерью-врачом, передавала ей Катеринины вопросы и в следующий раз излагала в школьном дворе полученные рекомендации.

Но сейчас Ленка еще оставалась в классе, вышла только Маша. Обрадованная ее ранним появлением, Катерина развернула коляску и покатила ее навстречу подруге.

– Марусь! Чего это ты, типа, раньше времени?

– Отпустили, – выдавила из себя Маша. – Голова что-то болит.

– Ах вон чего! То-то я, блин, вижу, что ты какая-то смурная. Я ведь, типа того, привыкла, что ты всегда улыбаешься!

– Ну и не отвыкай… Пройдет голова, я опять буду улыбаться!

– Знаешь, а у Данилки снова проблемы, – горестно сообщила Катерина. – Какая-то, типа, аномалия.

– Что еще за аномалия? – удивилась Маша – частично ее удивление относилось к тому, что подруге известно это ученое слово.

– Короче, там, где лопатки, образовались какие-то наросты: вроде как крылья растут…

– Ну, это ты просто выдумала. Как у человека могут расти крылья? Кто тебе вообще такое сказал?

– Врачи, – горестно вздохнула подруга. – Мы же теперь в поликлинике, типа того, прописаны. С утра – на осмотр, потом массаж, уколы; потом – сюда, погулять и с вами повидаться… А вечером, короче, опять в поликлинику – снова процедуры!

Маленький Данилка пискляво заплакал, и Катерина склонилась над коляской, что-то в ней поправляя. Полоса ее густых непромытых волос свесилась на обшитую кружевом подушечку.

– Ты так микробов ему натрясешь. Почему, в самом деле, ты не моешь голову?!

– Да это, блин, ерунда! – махнула рукой Катерина. – Если хочешь знать, я перед ним вдрызг виновата, перед Данилкой. Мне, типа, не мыть голову надо, а отпилить тупой финкой!

– Намылить – это уж точно, – проворчала Маша. – А вообще чем уж ты так виновата? Тем, что Данилка родился без отца?

Подруга вторично махнула рукой – еще небрежнее, чем на предложение мыть голову.

– При чем тут его отец… Если хочешь, я тебе, в общем, расскажу. Только ты, типа, обещай до конца дослушать…

Пересилив желание пойти скорее домой и принять таблетку от головной боли, Маша кивнула. Что поделаешь, если на Катерину все время падают различные материнские огорчения. Вот теперь еще крылья какие-то у ребенка растут… Ну просто нарочно не выдумаешь!

– Ты, типа, знаешь, что, когда он еще не родился, меня, это… в клуб беременных занесло. Называется «Лунный камень». Так вот там, в этом камне, детей обещали сделать крутыми, еще, типа, до того, как их родишь. Короче, здоровыми, умными – ну, в общем, сверхчеловеками. Я тогда сказала – хочу такого, как бетман…

– Я помню! – перебила Маша. – Ты рассказывала. И я тебе еще тогда говорила, что бетман – это черт, не зря его с рогами рисуют и с крыльями!

– Человек – летучая мышь, – поправила Катерина.

– А нормальный человек может быть мышью, пусть даже и летучей? Разве это не похоже на черта?

– Ну, типа того, – смиренно согласилась Катерина. – Мне, в общем, так и нужно было… чтобы он летал!

– Ну и дура! – Оттого, что у Маши болела голова, она разговаривала сейчас менее сочувственно, чем обычно. – Постой-ка… а не потому ли у него теперь крылья растут – из-за твоего такого желания?

– Вот! – Катерина запрокинула лицо и, зажмурившись, затрясла головой: белая струйка перхоти посыпалась на подушечку младенца. – Типа, ты сама догадалась. Может быть, поэтому! И потом…

– Что еще потом?

– Зоосимволы. Это те силы, которым, типа, посвящается год. Ну, собака там, лошадь, дракон, крыса…

– А это все тут при чем?

– При том… Короче, нам рассказывали о животных, которые на самом деле символы. И показывали фильмы, – с усилием выдавливала слова Катерина. – Чтобы наши будущие дети были, типа, сильными как дракон, хитрыми, как змея… страшными для врагов, как тигр…

– Ничего себе программка на будущее!

– И это, как это… ловкими как обезьяна. И вот теперь я, того, думаю…

– Что ты думаешь? – машинально переспросила Маша.

– Вдруг, короче, Данилка у меня такой из-за этих самых, чтоб их пришлепнуло… ну, зоосимволов! Лишай у него, как змеиная чешуя… и зубы в трубочку, как у тигра…

– Ничего себе! – потрясенно повторила Маша. – А знаешь, тут что-то такое есть, в этих твоих рассужденьях…

– А еще позвоночник, Манька! Ведь нам этого самого дракона показывали. Фильм, короче, был. У него, значит, на спине – три горба, как, типа, плавник у акулы! Вдруг и Данилка… – Катерина уронила лицо на скрещенные руки и затряслась в беззвучных рыданиях.

– Нечего теперь реветь, раньше надо было думать! – Это как бы само собой вырвалось у Маши, вместо слов утешения, которые она уже приготовилась сказать подруге.

– А я… я Дашке звонила, – давясь слезами, рассказывала Катерина. – Это еще одна такая, как мы… Спрашиваю – у тебя ребенок здоровый? А она говорит: здоро-овый! – Катерина прерывисто вздохнула. – Потом Виолеткина Аленушка…

– Чья Аленушка? – переспросила Маша.

– Виолеткина. Это такая тетенька была, Виолетта, тоже на занятия к нам ходила… Старая уже, у нее внуки были, а вот тоже решила рожать… Так и ее дочка, типа того, в порядке!

– Вот и слава Богу! Ты что, недовольна тем, что у других дети здоровые?

– Я довольна! – истерически затрясла головой Катерина, отчего с ее длинных волос вновь посыпалась перхоть. – Я только, типа того, понять не могу… Почему же тогда мой Дани-илка?!. – Не сдержавшись, она зарыдала в голос.

– Ладно, – сказала Маша. – Теперь поздно реветь – слезами горю не поможешь. Теперь ты его лечи от всего сразу и надейся на лучшее!

– А он не… не превратится в бетмана? – на всхлипе выдохнула Катерина.

– Сейчас тебе, превратится! А в тигра или в змею он у тебя не превратится? Или в обезьяну?

Катерина только рукой махала: молчи уж, не трави душу. А Машу словно несло: ей хотелось на ком-то разрядиться, выплеснуть из себя то, что мучило ее сегодня с утра непонятным душевным дискомфортом… И почему-то это неприятное ощущение связывалось с теткой, которую она видела утром на этом самом месте. И еще с первоклашкой, которая недавно ревела на этаже начальной школы.

Однако надо было взять себя в руки и послушать Ангела. Это еще давным-давно бабушка рассказала Маше, что за ее правым плечом стоит Ангел-Хранитель, а за левым – нечистый дух. Ангел нашептывает ей добрые мысли, хорошие поступки… ну а бес, конечно же, все плохое. Кого послушать, зависит от самой Маши. Сейчас надо встряхнуться, забыть про свою головную боль и подумать о Катерине, которой действительно плохо. Да если бы Машин ребенок превращался в бетмана, да она бы просто места себе не нашла!

– Ладно, не расстраивайся… Моя бабушка говорит, что дети вообще часто болеют. Пока вырастишь ребенка, с тебя сто потов сойдет. Вот и ты сейчас в такой ситуации…

– А что мне, типа того, в этой самой ситуации делать?

– Подожди немного: может быть, потом твой Данилка, как это… перерастет! – вспомнила Маша особое бабушкино слово.

– Да, а пока он будет перерастать, никакого терпения не хватит… сколько ему еще, короче, болеть?!

– Ну, этого я не знаю… Он же у тебя совсем еще крохотный!

– Совсем, типа, крохотный, а уже на него все свалилось! Нет, надо что-нибудь придумать, не то, блин, и жизнь не в радость!

– Ладно, – сказала Маша. – Я, пожалуй, пойду домой, что-то у меня голова совсем раскалывается… А ты не падай духом, в конце концов найдется какой-то выход!

И, не слушая больше Катерининого нытья, Маша направилась на улицу.

4

Для молодой мамы Дарьи Авдеевой последние месяцы были тихой пристанью после перенесенных бурь и штормов. Она часто думала: какое счастье, что все уже позади! И не только трудные месяцы беременности, не только сами роды с их муками и тревогой, чтобы ребенка не уронили, не перепутали, чтобы он не подхватил в роддоме стафилококк… Проблемы начались раньше: с того, что Дашу оставил беззаветно любимый Олег, которого увела ее лучшая подруга… нет, пожалуй, еще раньше – с кольца, привезенного из пансионата на русском севере.

Вся ее жизнь с Олегом делилась на два неравных по времени периода: до кольца – пять лет, и после кольца – где-то около месяца. Первый период был стабильным: Даша терпела непростой характер любимого, работала за двоих, поскольку он не работал вообще, выносила все попреки-придирки и считала себя счастливой. Может быть, она в самом деле была тогда счастлива, несмотря на униженное состояние и постоянный страх не угодить Олегу? Может быть, и была – горьким счастьем самоотверженной любви без ответа, наслаждающейся уже тем, что любимый попирает ее ногами.

Но вот наступил второй период. В Поморье, куда занесла ее судьба, Даша купила у местного мастера изрезанное костяное кольцо. Это был тот редкий случай, когда Олегу ее покупка понравилась. Счастливая до небес Даша стала носить колечко не снимая, и вдруг однажды почувствовала, что в горле у нее как будто застрял размокший ком ваты. Эту вату нельзя было ни проглотить ни выплюнуть, и она не давала Даше говорить… ну просто невозможно было вымолвить ни единого слова! Надо заметить, что все это произошло на работе – за прилавком супермаркета, где Даша обслуживала покупателей. Стыдно вспомнить, сколько людей стало свидетелями этой нелепой сцены, когда продавщица беззвучно раскрывала рот, подобно карпам, которых она вылавливала сачком из специального резервуара. После этого товаровед велел Даше принести справку из психоневрологического диспансера о том, что она не сумасшедшая: «А то, может, ты скоро на людей начнешь бросаться!»

Бросаться на людей было совсем не в ее характере – Даша, наоборот, стремилась любой конфликт покончить миром, хотя и могла при случае осадить зарвавшегося нахала (Олег в счет не шел). Но товаровед настаивал, и пришлось отправиться в диспансер доказывать, что ты не верблюд. Тут ей здорово повезло: врач принял ее проблемы близко к сердцу и, не мотая нервов, дал требуемую справку. Больше того: он заинтересовался поморским кольцом, предположив, что это из-за него Даша впала в такое странное состояние. Оказалось, на днях к врачу обратились еще две женщины с внезапно возникшими психическими проблемами. И у обеих были точно такие же кольца.

Когда выяснилось, что кольцо магическое – это сказал Даше врач, успевший съездить в пансионат «Белые ночи», на родину страшных украшений – события завертелись с усиливающейся скоростью. Подруга Инесса, стоявшая за соседним прилавком, рвалась вразумить Олега: «Кто-то должен сказать твоему разлюбезному, как крупно ему с тобой повезло!» Потом-то выяснилось, что она просто искала через Олега путь к кольцу. В результате он взял его у Даши, отдал Инессе и сам ушел к ней, не сказав последнего прости. Даша чуть не покончила с собой, но выиграла эту битву между тьмой и светом: в последний момент решила смириться с судьбой и спустила уже приготовленную пачку снотворного в унитаз. Эти часы Дашин разгоряченный мозг вел себя странно: ей мерещилась то восставшая из могилы старуха, из чьей кости, по словам врача, было сделано кольцо, то ее собственная давно умершая бабушка, прогонявшая ведьму от подъезда.

А когда Даша решила остаться жить, вскоре заявил о себе и маленький Олег. Произошла великая переоценка ценностей, в которой сгорела даже постоянная тоска по взрослому Олегу: вся любовь к нему, прежде переполнявшая Дашу, как будто оказалась перечислена с одного счета на другой. Теперь самым главным представлялось благо носимого под сердцем сыночка (почему-то она была уверена, что это сын, а не дочь, причем действительно не ошиблась).

Но и на дороге начинающегося материнства подстерегали опасности: так хотелось достать для малыша луну с неба, что Даша стала ходить в специальный клуб для беременных – «Лунный камень», где обещали сделать ее будущего ребенка сверхчеловеком. Около месяца она ходила каждый вечер на занятия, а потом пришлось терзаться вопросом: не получилось ли так, что вместо пользы она принесла своему маленькому Олегу непоправимый вред? Занятия в «Лунном камне» были по меньшей мере странными: медитация, знакомство с животными года, составляющими буддистский календарь, – их называли в клубе зоосимволами… А дальше – больше… После того как Даша чуть не разбила себе живот, прыгая через скамейку с целью задобрить символ в образе обезьяны, она бросила этот клуб и занялась осмыслением совершенного, в чем ей помогал знакомый со времен кольца врач нервно-психологического диспансера. На свежую голову был сделан неутешительный вывод: после всех парапсихологических опытов, несомненно расшатывающих психику, будущий ребенок оказывался в зоне риска. Вот ведь хотела как лучше, а получилось с точностью до наоборот! Лишь после того, как сынок родился нормальным и здоровым, Даша позволила себе вздох облегчения. Слава Богу, все позади!

Теперь наступило время тихого домашнего счастья. Жена олигарха Людмила, с которой они познакомились в «Лунном камне» и потом вместе распутывали приготовленную для них западню, сделала Даше поистине царский подарок – обеспечила ее до тех пор, пока Олежке не исполнится трех лет. «Пусть он не ходит в ясли, а сразу в детский сад. За это время и ты отдохнешь», – сказала подруга, щедрая, как калиф Гарун эль Рашид из арабских сказок. У Даши не хватило сил отказаться. И теперь она упивалась домашним бытом, целиком и полностью крутящимся вокруг сыночка: пеленки, прогулки, купанья, витаминные соки…

Зазвонил телефон. Последние месяцы это случалось не так уж часто, потому что Даша строила свой душевный отдых на полном отшельничестве. После всего пережитого не осталось душевных сил общаться с людьми… Исключение составляли Людмила да врач-психотерапевт, помогавший ей во все периоды испытаний: и с кольцом, и после предательства взрослого Олега, и в проблемах, связанных с «Лунным камнем». На этот раз звонила Людмила.

– Как дела, Дашуня? Как ведет себя наш маленький принц?

– Мне кажется, у него прорезался зубик, – возбужденно заговорила Даша. – Еще не видно, но если постучать ложечкой, то как будто что-то звенит… Неужели настанет такое время, когда он сам сможет грызть яблоки и морковку?

– Настанет, можешь не сомневаться! Еще орехи будет щелкать, не хуже щелкунчика. Это всегда так кажется: неужели на ножки встанет? Неужели заговорит? А потом привыкнешь и больше не удивляешься…

У Людмилы уже были дети: сын и дочь, Женька и Фенька, названная этим старинным именем по желанию отца. Теперь еще прибавился Сенька, Арсений. Муж Людмилы, олигарх, заранее планировал будущее каждого своего ребенка. Женька воспитывался в элитной, чересчур строгой школе для будущих государственных деятелей, Федосью, наоборот, жутким образом баловали – пусть порхает по жизни беззаботной бабочкой, а в будущем ее мужу достанется семейный бизнес. Для Сеньки, родившегося на месяц раньше Дашиного Олега, было предусмотрено нечто совсем уже выдающееся – внутриутробное превращение в сверхчеловека, чем и заманивал своих посетительниц «Лунный камень». На эту самую удочку попалась и Даша, и другие клиентки – от пятнадцатилетней девчонки до женщины, у которой уже были внуки.

– А как твои дела, Людочка?

– По-прежнему, – вздохнула подруга: у нее все время после родов было не самое лучезарное настроение.

– Как дети? – осторожно продолжала Даша.

– Как всегда. Старший в школе, средняя в садике, над младшим целый штат нянек и врачей… А толку никакого…

Несмотря на медицинские услуги самого высокого уровня, Людмилин сынок постоянно болел. У него было сразу несколько проблем: по телу шел какой-то особый мелкочешуйчатый лишай, зубки резались узкие, свертывающиеся, как у кошки, и плюс ко всему недавно появился нервный тик. Казалось, будто ребенок гримасничает, словно обезьяна. Папа-олигарх просто на ушах стоял, чтобы вылечить младшего сынка, Людмила старалась бодриться – семь, мол, бед, один ответ! Но иногда, как, например, сегодня, сквозь ее легковесный оптимистичный тон прорывалось тягостное уныние…

– Ладно, не будем об этом. Ты-то жизнью довольна?

– Честно говоря, я еще не могу привыкнуть к тому, что все напасти закончились… И я постоянно с Олежкой, на работу ходить не надо… Прямо не знаю, как мне тебя, Людочка, благодарить!

– Да ладно, Дашуня! Для меня это не такие уж большие деньги: все равно что для тебя прийти в гости с хорошим тортом. Пропорционально тот же расход. Неужели ты не смогла бы купить для подруги хороший торт?

– Пропорционально не в счет, для меня это большие деньги. Чем я смогу тебе отплатить?

– А ты уже для меня очень много сделала: помогла прозреть насчет этого проклятого «Лунного камня», – сказала Людмила, и Даша по ее голосу поняла, что она нахмурилась. – Если б не ты, я ходила бы туда еще дольше – и тогда, наверное, Сенька родился бы еще дохлее!..

Даша промолчала. Обе женщины в данном случае понимали друг друга без слов – они снова с живостью вспоминали о том, как ходили в «Лунный камень»… Все это как сейчас стояло перед глазами: преподаватели клуба Ким и Асара, умевшие нагнетать на человека всякую муть, виртуальное общение со звероподобными символами того или иного года: драконом, змеей, тигром… еще обезьяной, у которой будущим матерям предлагалось попросить для своего младенца ловкости и коварства… А змее заказывали острый, как жало, интеллект, дракону – внутренней мощи, тигру – физической…

– Что я хотела тебя спросить, – заговорила после паузы Людмила. – Как ты думаешь, не пора ли нам окрестить наших молодцов?

– Наверное, пора. Мне и Сергей Григорьевич сколько раз говорил; это врач-психиатр, помнишь, я тебе о нем рассказывала…

– Конечно, помню. Ну так что твой Сергей Григорьевич?

– Он меня еще раньше в церковь водил, еще беременную… я даже причащалась перед родами, правда! Как-нибудь расскажу тебе, что это значит…

– А теперь ты бываешь в церкви? – спросила Людмила.

– Куда ж я теперь одна, без Олежки? Ведь некрещеных детей в церковь не носят. А крестить… если честно, Людочка, я боюсь простуды, – призналась Даша. – Раньше он был совсем крохотный, а теперь зима на носу. Вдруг Олежку в церкви продует, после того, как его окунут в купель?

– Вон оно что… Синдром сумасшедшей мамочки, которая всего боится…

– Сергей Григорьевич считает, что все это ерунда. Крещение, говорит, никогда не принесет младенцу вреда. Ни простудиться нельзя, ни заразиться… Я очень его уважаю – но все-таки, знаешь, весной спокойнее…

– До весны еще далеко, – задумчиво сказала Людмила.

– А время быстро бежит… К тому же и Олег подрастет, окрепнет. И тогда я позову вас в крестные: тебя и Сергея Григорьевича.

– Взаимно, Дашенька. Ты тоже должна быть Сенькиной крестной.

– А когда ты думаешь его крестить? – спросила Даша. – Тоже весной?

– Нет, я хотела раньше. И простуды я не боюсь – он у меня такой болявый, что один насморк ничего не убавит – не прибавит… Тут дело в другом…

– В чем же? – удивилась Даша.

– Понимаешь, у олигархов принято так: если крестины, значит, пир на весь мир, полный дом гостей. И все будут смотреть на ребенка: как он, какой он? Если малыш весь в сыпи, да еще будет гримасничать, Сашка меня потом со свету сживет!

Сашкой, точней, Александром Александровичем, звали Людмилиного мужа, нефтяного магната.

– Неужели для него чьи-то пересуды важнее здоровья ребенка?

– Нет, конечно. Если бы вопрос стоял так, что либо пересуды, либо здоровье сына, Сашка пошел бы на любое унижение. В этом я не сомневаюсь. Но поскольку Сенька какой есть, таким и останется, мой любезный олигарх требует показать его в наилучшем свете. А я все никак не могу выбрать момент…

Даша опять промолчала: ей смутно чувствовалось, что обе они в данном случае неправы. Крещение ребенка важнее неудовольствия мужа, важнее возможной простуды… тем более что Сергей Григорьевич говорил, что малыш не простудится… якобы это невозможно потому, что от всех негативных факторов его будет ограждать благодать Святого Духа, которая сходит на человека при крещении! Каких же еще гарантий можно желать… Однако Даша не могла ничего с собой сделать – ей страсть как не хотелось раскутывать маленького Олега в холодной церкви. Хотя почему в холодной? Наверняка, там есть отопление… И все равно лучше подождать до теплых дней, на всякий случай. Ведь она не совсем отказывается крестить Олежку, ни в коем случае! Вопрос только в том, чтобы отложить на какое-то время…

– Ладно, Дашуня. Ты будешь ждать до весны, а я попробую раньше. Еще попробую Сашку своего убедить – может, он согласится не праздновать крестин во всю Ивановскую… И тогда мы с тобой, как говорят в народе, покумимся: ты мне будешь кума, а я тебе.

– Неужели вправду кума? Как-то звучит – как в детстве, когда мы учились сказки читать…

– …и басни, – подхватила Людмила. – Там тоже: кумушка-лиса… Ну ладно, Дашуля, значит, насчет этого мы договорились. А теперь скажи, какой прикорм у тебя идет?

Они поговорили о том, что Даша еще раз в день кормит Олежку грудью, а в другие часы – молочными смесями. Людмила, у которой от переживаний испортилось молоко, но которая тем не менее не признавала искусственного вскармливания, наняла Сеньке кормилицу. Обменявшись последними новостями, подруги попрощались.

После разговора с Людмилой Даша ощутила потребность подойти к кроватке, где спал Олег. Она уже долго не видела своего сыночка – целых десять минут, пока говорила по телефону. А для нее стало потребностью видеть его постоянно.

Олежка спал, уткнувшись в подушку. Даша чуть-чуть повернула его головку в чепчике, чтобы полюбоваться крутым лобиком, пуговичным носишкой, примятыми щечками. Весь он был теплый и чуть влажный со сна, агукнул, не просыпаясь, и вновь вернулся к своим неизвестным матери младенческим сновиденьям. Счастливая Даша замерла над кроваткой: вот теперь все в ее жизни встало на свои места. Больше ей ничего не надо: только это замкнутое пространство, этот теплый мирок, где их только двое, мама и малыш. Правду сказать, Даша не спешила с крещением еще и потому, что ей не хотелось никуда ходить, ничего организовывать. Все это потом, а сейчас она будет просто жить с маленьким Олегом, сидеть с ним до трех лет, благодаря щедрости Людмилы, – и это для нее самое большое счастье! Сергей Григорьевич говорил, что Дашина нервная система крепко пострадала за последнее время, оттого ей так мил уединенный образ жизни. Вполне возможно… Этот «Лунный камень» с его зоосимволами хоть кому окончательно истреплет нервы. Только потом Даша поняла, что при обращении к звероподобным монстрам женщины сами давали им возможность получить какое-то влияние на своих еще не рожденных младенцев. Но как же хорошо, что в Дашином случае весь негатив замкнулся на ней самой, не тронув здоровья и психики Олежки! А вот у Людмилы все, как видно, кинулось на ребенка…

Вдруг раздался дверной звонок, резко прозвучавший в тишине квартиры. Он словно ворвался в кокон умиления, окружавший Олежкину кроватку, над которой склонилась Даша. Она вздрогнула и пошла в переднюю. Кто бы это мог быть? Ведь она никого не приглашала…

– Кто там? – негромко спросила Даша.

– Открой, Дарья, это я!

Неужели… нет, это совсем некстати! Ее мгновенно прошиб озноб – из-за двери явственно слышался голос Олега. Того самого Олега, который полтора года назад ушел от Даши к ее же подруге, продавщице-гастарбайтеру из Молдавии. Поначалу, еще до «Лунного камня», Даша часто ждала его появления у своих дверей, да так и не дождалась. И сейчас с окончательной ясностью поняла: не надо этого, незачем взрослому Олегу вторгаться в их с Олежкой мирок, в их кокон тепла и нежности. Теперь для нее приход бывшего возлюбленного – событие с отрицательным знаком. Но как быть, ведь не может же она просто не впустить его в квартиру?

– Дарья, ты слышишь? Это я, Олег! Открой дверь, я жду!

Говорят, прошлое имеет над человеком власть. Голос Олега на мгновение вернул Дашу к тем временам, когда каждое желание гражданского мужа требовало немедленной реализации. Скорей, скорей – заполошно исполнить то, чего он хочет, крутиться, как белка в колесе, – не то будет хуже! На какую-то секунду Даша превратилась в себя прежнюю, только на одну секунду. И тут же поняла: больше она такой никогда не будет. Прошло время, миновала пора. Однако впустить Олега все-таки надо, хотя бы для того, чтобы с ним объясниться. Пусть он поймет, что не должен больше сюда ходить.

Щелкнул дверной замок, и на пороге возник фантом из прошлого: небрежного вида красавец в плаще нараспашку, с густой взлохмаченной шевелюрой, в которой поблескивали дождевые капли. Его играющая в лице улыбка напомнила Даше те редкие минуты их совместной жизни, когда возлюбленный пребывал в благодушном настроении. Как же она тогда бывала счастлива! И как безразлично ей все это сейчас: красота Олега, его мужское обаяние… да и существует ли оно, на самом-то деле? Разве обаяние мужчины в том, чтобы женщина чувствовала себя с ним как кролик перед удавом?

Однако все эти мысли вскоре сместились в уголок Дашиного сознания, а на первый план выплыло одно – как разрулить ситуацию? Ей не хотелось показывать незваному гостю маленького Олега, но, если он войдет в комнату, это окажется неизбежно. Пожалуй, лучше поговорить с ним в передней…

– Можно? – для проформы спросил Олег. – Как видишь, я все-таки пришел к тебе, хоть и много воды утекло… Да что же мы топчемся возле вешалки, пойдем в комнату!

Даша не успела ничего сказать, как он уже шагнул за порог. Ей оставалось лишь последовать за ним.

Олег обвел глазами знакомые вещи, задержался взглядом на новом торшере и прислоненной к стенке гладильной доске и вдруг словно споткнулся на ровном месте. В глубине комнаты стояла детская кроватка, которую нельзя было не заметить.

– А это что за камуфляжная мебель? Постой, а ведь внутри куколка лежит. Нет, в самом деле, что это такое?!

– Это мой ребенок, – Даша быстро прошла в глубь комнаты и встала спиной к кроватке, частично ее загородив. Но только частично, потому что кроватка была полтора метра в длину, а Дашино худенькое тело едва дотягивало до одежды сорок четвертого размера.

– Твой ребенок? – изумленно переспросил Олег.

– Вот именно. Что здесь странного, я не понимаю!

– Но ведь ты… ты же не была беременной, – нелогично пробормотал он.

– Как видишь, была. Это мой сын, и давай больше не говорить по этому поводу. У тебя ко мне какое-то дело?

Олег все еще не мог прийти в себя. Это несвойственное ему состояние было вызвано прежде всего фактом, что его бывшая подруга стала матерью. У Дарьи ребенок, надо же! Но кроме того, он был уязвлен тем тоном, которым она с ним теперь говорила. Ведь за пять с лишним лет Олег привык к полной Дашиной покорности, к ее всегдашним судорожным попыткам завязать с ним беседу, обойти возможные камни преткновения, заинтересовать чем-нибудь его, своего возлюбленного, хозяина, падишаха. И вот теперь есть чем заинтересовать – точнее, он сам уже заинтересован этим ребенком. Ему хочется узнать, чей он, когда родился и вообще – как все это произошло. Если бы в Дашиной квартире поселился мужчина, Олег просек бы это своим обостренным на такие вещи чутьем. Но в квартире ощущался лишь настой бабьих чувств: сюсюканья над младенцем, возни с его сосками да тряпочками. Мужчиной здесь не пахло. Но ведь был же он, раз в кроватке лежит рожденный Дарьей младенец?

– Вот, значит, как… Выходит, ты у нас теперь молодая мама… Но ведь без отца дети не родятся, правда? Или ты его в капусте нашла?

– В капусте, – сдвинув брови, согласилась Даша. – Я еще раз спрашиваю: по какому делу ты пришел?

– А я еще раз спрашиваю, кто отец ребенка? Может быть, это вообще мой сын?

По тому, сколь внезапно дернулось Дашино лицо и вся она подалась вперед, он понял, что неожиданно попал в цель. Дело принимало серьезный оборот, открывало новые неожиданные перспективы. Во-первых, у Олега никогда еще не было детей и ему показалось любопытно испытать сейчас то, что называется у людей отцовскими чувствами. Во-вторых, Дарья не смеет так разговаривать с отцом своего ребенка. Теперь он знает, какую узду на нее накинуть. Но прежде всего…

– Куда ты? – Даша встала у него на дороге, преграждая путь к кроватке.

– Как куда? Естественно, хочу взять на руки своего ребенка! Сейчас мы с ним в ладушки поиграем… Оп-ля! – С этим возгласом Олег перегнулся в кроватку и выхватил из-за Дашиной спины спящего Олежку. – Заела нас мамка, сынок, не дает пообщаться по-мужски!

Олежка проснулся и заплакал. Даша решительно протянула руки – ее волевой импульс был таким направленным, что Олег не выдержал и передал ей малыша. В материнских объятиях Олежка быстро свернул свой плач в слабое хныканье, а после совсем затих.

– Если ты еще тронешь его без разрешения…

– Подожди, Дарья, – миролюбиво заговорил Олег. – Давай обсудим все по-хорошему. Признайся, ребенок мой? Ведь мой, правда? Я хочу это от тебя услышать!

Правдивость всегда была Дашиным слабым местом: и когда ей предлагали реализовать некачественный товар, и когда требовалась ее подпись под фальшивой накладной, и когда знакомая парикмахерша приглашала ее в кресло без очереди, уверяя других клиенток, что она записана на данное время. Даша любила правду. Но сейчас она бы скорее согласилась проглотить язык, чем признать отцовство Олега.

– Я еще раз повторяю – ты не имеешь к нему никакого отношения!

– Не верю, – заявил Олег. – Зря ты смотришь на меня как на врага. Я мог бы тебе помочь: трудно, наверное, растить ребенка одной…

– Мне не трудно! Единственное, о чем я тебя прошу, – оставь нас с Олежкой в покое!

– Вот ты и проговорилась, – снисходительно усмехнулся Олег. – С Олежкой – значит, ты не только признаешь меня отцом, но еще и хочешь, чтобы сын был на меня похож. Надо признать, ты всегда ценила меня по достоинству…

– Если ты сейчас не уйдешь, я просто позвоню в милицию!

– Хорошо, хорошо, – успокоительным тоном произнес он. – Я ничего такого не говорю. Просто сама подумай: вправе ли ты лишать ребенка отцовского влияния? Да и вообще: задержишься на работе, кто сыночка из ясель заберет?

– Он не ходит в ясли! Если хочешь знать, я имею средства, чтобы сидеть с ним дома до трех лет!

– Не работая? – удивленно спросил Олег.

– Представь себе!

– Но откуда… кто же вас, в таком случае, обеспечил?

– А вот этого тебе знать не надо!

Олегу как будто ткнули в бок раскаленное шило: не может быть, чтобы у Дарьи появился мужчина, который стал бы о ней заботиться. Она не могла такого допустить – для нее всегда был только Олег, исключительно один Олег! Неужели за какие-то полгода все настолько изменилось? Вот сейчас она спокойным тоном сообщает, что некто обеспечил ее для того, чтобы сидеть с ребенком дома до трех лет… с его, Олега, ребенком – в этом он уже больше не сомневался.

И опять, второй раз за день, зазвонил телефон. Теперь это мог быть только Сергей Григорьевич – он как раз обычно звонил вечером, перед тем как ложиться спать.

– Возьми трубку, – сказал Олег. – А я пока посижу возле нашего пацана. А то ты мне даже посмотреть на него не даешь…

Но Даша, положив Олежку в кроватку, перенесла ближе телефон, благо он был на длинном шнуре, и сама села рядом, уместив аппарат на коленях. Еще удобнее была бы, конечно, трубка, но техника в Дашиной квартире обновлялась примерно раз в десять лет.

– Надо же, какие меря предосторожности! Что ж, ты думаешь, я его украду?

– Ничего я не думаю… – пробормотала Даша. На самом деле у нее мелькнула именно такая мысль. Как это сегодня сказала Людмила – «мамочка, которая всего боится».

– А я думал, хоть пообщаюсь с малышом на свободе!

– Общайся, – неохотно бросила Даша – Да, Сергей Григорьевич, это вы? Можно, я вам через десять минут перезвоню?

– Вот так, мне оставлен весьма краткий срок. Десять минут на свидание отца с сыном – разве достаточно на всю жизнь? – в шутовском стиле комментировал Олег. – На всю оставшуюся жизнь…

– Подождите секундочку… Слушай, у тебя действительно мало времени, – сказала Даша Олегу. – Посмотри на ребенка, если тебе так хочется, а больше сюда не приходи. Это не твой ребенок. – Вслед за тем она прижала к уху телефонную трубку.

– Алло, Дашенька! Что-то голос у вас расстроенный, – заметил Сергей Григорьевич. – С Олежеком все в порядке?

– С ним все в порядке, просто я сейчас…

– Понял, вы заняты. У меня к вам очень короткий вопрос: помните, я прописывал вам успокоительное для кормящих матерей?

– Конечно, помню. Оно помогло мне тогда, и Олежка хорошо спал…

– Вы не могли бы посмотреть на коробочке, каков состав препарата? А то тут соседка пришла, у ее дочери аллергия на некоторые лекарственные компоненты… вы только прочтите мне названия, это вас сейчас не затруднит?

– Нет, конечно, – Даша, не вставая, пошарила свободной рукой в настенной полочке с углублением, где обычно стояли лекарства. Но, как назло, флакона с успокоительным нащупать не удалось. Наверное, она оставила его в кухне, когда последний раз запивала капли водой.

– Подождите секунду! – Даша бросила строгий взгляд на Олега, следящего глазами за потягивающимся сыночком, поставила телефон на пол и пошла в кухню. Сейчас она быстро найдет лекарство, сообщит его состав Сергею Григорьевичу и будет готова к тому, чтобы выставить вон Олега. А после вернется то, что оказалось нарушено его приходом, – радость на двоих, уют их с Олежкой уединения…

Олег, усмехнувшись, проводил ее глазами. Надо же, не побоялась оставить отца наедине с сыном! А вдруг он его сейчас – хам! – проглотит? Вообще Дарья очень изменилась. Это просто возмутительно, какой она стала уверенной в себе и абсолютно независимой от него, Олега. Конечно, он до некоторой степени виноват перед женщиной, от которой ушел к ее же подруге, но ведь были обстоятельства… И даже живя с другой, он всегда знал, что Дарья его любит. Он совершил поступок – собрался с духом и пришел к ней после почти двухгодовой разлуки, пришел несмотря на то, что дома ему за это попадет. Инесса не то что Дарья, хоть они и были раньше подругами. Конечно, Олег считал себя способным объяснить любой женщине, кто должен быть главой семьи. Но в отношении Инессы все оказывалось не так просто. Она занималась экстрасенсорикой, используя в качестве талисмана бывшее Дарьино кольцо, которое он когда-то взял у Дарьи, а потом подарил Инессе. Вот и получилось, что сам сковал цепь, на которую его же и посадили. Это кольцо непонятным образом сообщало Инке зверскую энергию, заряд какой-то жуткой внутренней силы, против которой Олег не мог ничего сделать. Приходилось жить подкаблучником, и то, что он пришел сегодня к Дарье, действительно можно считать смелым поступком. А она еще корчит из себя холодную – неприступную…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.