В устьях и в море

Н. К. Бобылев

Въ устьяхъ и въ мор?

^{(С?веро-каспійскія очерки)}

Къ очеркамъ.

Едва-ли кто станетъ оспаривать ту истину, что мы мало знакомы съ нашими окраинами вообще, не только отдаленными или недавно присоединенными, но даже и съ т?ми, которыя уже ц?лыя стол?тія срослись съ нашимъ государственнымъ и народнымъ организмомъ и, давнымъ давно, гонятъ свою кровь къ сердцу Россіи.

Даже такія относительно близкія окраины, какъ с?верныя прибрежья Каспія, принимающаго мощныя артеріи Волги, не смотря на многомилліонное движеніе по ней, остаются для насъ, мало сказать, неясными, но просто погруженными въ мракъ. Наконецъ, самая дельта Волги – устья этой царственной р?ки, кормилицы чуть не половины Россіи, знакома ли она намъ? Разум?ется, н?тъ. Во всякомъ случа?, нечего сомн?ваться, меньше ли намъ изв?стна дельта Нила и, принявъ во вниманіе европейскую литературу по этому предмету, отдать большее предпочтеніе знакомству съ посл?дней.

Отчего это?…

Если мы слишкомъ оффиціально и безучастно, односторонне, меркантильно и черство относимся даже къ сфер? собственной д?ятельности, игнорируя все, стоящее вн? ея, то многіе ли возьмутъ на себя трудъ знакомства съ краемъ, народомъ, его бытомъ, экономическими интересами и стремленіями и съ ролью, которую суждено имъ играть въ общегосударственномъ организм?? Свой личный, маленькій, строго очерченный мірокъ большинство такъ привыкло считать за вселенную, что проходитъ мимо самыхъ яркихъ и характеристичныхъ явленій, встр?чаемыхъ за пред?лами этого личнаго міра. Къ чему ихъ наблюдать, если нельзя эксплоатировать? Кому не случалось встр?чать начальниковъ края, не им?вшихъ о немъ никакого опред?леннаго понятія, моряковъ, хоть бы того же Каспійскаго моря, не знавшихъ ничего въ немъ, кром? борта своего судна, да клубовъ портовыхъ городовъ, въ которыхъ они стояли или въ которые заходили, купцовъ, ц?лыя покол?нія которыхъ вели торговлю по берегамъ этого моря, и которые, кром? своихъ хлопка или марены, чихиря или фотогена, рыбы или икры, им?ли самыя скудныя и смутный понятія объ окружавшемъ?

Гд? же и въ комъ искать интереса къ нему, къ этому окружающему, если люди самымъ положеніемъ своимъ поставленные въ изв?стной сред?, въ изв?стной сфер?, находятъ ненужнымъ знакомство съ ней? А таково большинство этихъ людей и, къ сожал?нію, таково большинство русскихъ интеллигентныхъ людей вообще. Н?тъ такой дебри и захолустья въ Россіи, гд? бы не нашлось бол?е или мен?е развитой личности; а знаемъ ли мы что-нибудь о жизни даже интересн?йшихъ изъ такихъ захолустьевъ? Къ сожал?нію, очень и очень немногое.

Переходя въ предмету «очерковъ», желательно спросить – многимъ ли, наприм?ръ, изв?стно, что одни только с?верныя прибрежья Каспійскаго моря съ устьями Волги и незначительнаго Урала даютъ русскому народу пищевыхъ рыбныхъ продуктовъ на ничтожную сумму свыше двадцати милліоновъ рублей ежегодно? Многимъ ли изв?стно, что эта ничтожная сумма превышаетъ стоимость ежегодныхъ улововъ Ньюфаундленда, береговъ Норвегіи и береговъ Франціи, взятыхъ вм?ст?, то есть оборотъ самыхъ значительныхъ рыболовствъ міра? Знаемъ ли мы, ч?мъ изм?ряется сила рыболовнаго вооруженія одной только неширокой полосы с?верной части Каспія и многіе ли пов?рятъ, что рыболовная снастей и с?тей, если положить ихъ по вс?мъ извилинамъ почтоваго тракта и водяныхъ сообщеній Россіи, не только хватитъ отъ Москвы до Николаевска на Амур?, но и назадъ въ Москву, то есть эти снасти и с?ти могутъ улечься отъ Москвы до Николаевска въ два ряда! Многимъ ли изв?стно, что соли для посола ежегодно вылавливаемой рыбы, кром? рыбы потребляемой въ св?жемъ вид? и вывозимой въ мороженомъ, потребляется около трехъ съ половиною милліоновъ пудовъ и что двухъ только видовъ рыбы – сельди и воблы – вылавливается каждую весну до 500,000,000 особей? А если мы все это знаемъ, то, важн?е всего, знаемъ ли мы, наконецъ, ту ос?длую и пришлую трудовую массу, которой исполняется гигантскій трудъ этого рыболовства? На посл?дній вопросъ съ полн?йшей ув?ренностью можно отв?тить «н?тъ!»

А, в?дь, это населеніе ц?лаго обширнаго края, края, котораго естественныхъ условій и р?зкихъ характеристическихъ особенностей мы тоже не знаемъ, то есть не знаемъ ни жизни и физіономіи его природы, ни жизни и физіономіи его населенія. Все это позволяетъ мн? над?яться, что даже предлагаемые «Очерки» – отрывочные и легкіе наброски, кинутъ н?который св?тъ на нетронутую до сихъ поръ область, именуемую дельтою Волги и с?верными прибрежьями Каспія. Читатель видитъ, что населеніе, о которомъ придется говорить, и интересы его исключительно только ловческіе и потому пусть не претендуетъ на спеціальность н?которыхъ очерковъ, если такой потребуетъ правда и сущность д?ла. По возможности стараясь изб?гать всякой спеціальности, не идущей къ д?лу, выхватывая живые, выдающіеся моменты изъ однообразной промысловой жизни м?стной природы, мы, однако, не забудемъ, что им?емъ д?ло съ трудовыми массами, не станемъ подмалевывать жизнь и ликъ народа ради мнимой занимательности.

Водная масса Волги, ч?мъ ближе къ устьямъ, встр?чаетъ все шире и шире раздвигающуюся пологую низь с?верной части каспійской котловины и, задерживаемая ею въ своемъ теченіи, отбрасываетъ все большее и большее количество рукавовъ въ л?вую сторону, то есть къ востоку, пока вс? эти рукава, съ сотнями протоковъ и ериковъ, не изливаются въ с?верную часть Каспійскаго озера – моря. Огромный треугольникъ, образуемый переплетающимися между собою протоками, и составляетъ то, что называется волжскою дельтой. Протоки эти, въ числ? около двухсотъ, впадаютъ въ море на протяженіи полутораста верстъ по примой линіи и ужъ конечно по вдвое большему протяженію по ломанной линіи береговой полосы. Вотъ этотъ-то водный треугольникъ, им?ющій полтораста верстъ въ основаніи и населенный исключительно почти русскимъ промысловымъ людомъ, д?литъ остальныя части Астраханской губерніи такъ, что западную ея частъ составляетъ Калмыцкая, а восточную часть Киргизская степь внутренней Букеевской Орды. Дал?е къ востоку лежатъ земли Уральскаго казачьяго войска и за ними опять тянется киргизская степь бывшей Малой Орды. Вс? эти земли составляютъ с?верныя и с?веро-восточныя прибрежья моря. Эти прибрежья, съ устьями Волги и Урала, послужатъ предметомъ посл?дующихъ очерковъ.

Естественно, что при такихъ водныхъ угодьяхъ, изобильнихъ рыбою, и при неисчерпаемыхъ залежахъ соли, оставленныхъ отступающимъ, всл?дствіе испаренія, моремъ, почти все м?стное населеніе устьевъ и морскихъ прибрежій занято рыболовствомъ или изготовленіемъ рыбныхъ продуктовъ.

Такъ какъ дельта Волги и большая часть прибрежій с?верной части моря лежатъ въ Астраханской губерніи, а въ Астрахани находится не только центръ, куда стекаются почти вс? рыбные продукты р?къ и моря, но и административный и хозяйственный центры каспійскаго рыболовства, то, естественно, и по обширности территоріи, и по подавляющей значительности улововъ, и по количеству рабочихъ рукъ и промысловой массы, въ немъ заинтересованной, нашего вниманія, по преимуществу, заслуживаетъ рыболовство, носящее названіе «Астраханскаго». Рыболовство это относится къ другимъ, существующимъ въ с?верной части моря, какъ колоссъ къ пигмеямъ и остальныя могутъ привлечь наше вниманіе разв? только въ вид? этнографическаго матеріала. Согласно своей относительной важности, рыболовства эти Уральскихъ казаковъ, Терскихъ казаковъ и Мангишлакскихъ поселенцевъ. Какъ о важн?йшемъ, необходимо сказать н?сколько словъ объ астраханскомъ.

Рыболовство это р?зко д?лится, согласно своимъ естественнымъ и экономическимъ условіямъ, на р?чное – арендаторское, въ которомъ воды, принадлежащія влад?льцамъ береговъ, берутся съ торговъ, и морское – вольное, доступное каждому и производимое по билетамъ управленія каспійскихъ рыбныхъ и тюленьихъ промысловъ.

Первое – р?чное им?етъ предметомъ лова чешуйчатую, частиковую (отъ частыхъ орудій лова) рыбу, какова: сазанъ, судакъ, лещъ, тарань, вобла, сельдь и т. п., а второе – морское – красную, хряще-скелетную, каковы: б?луга, шипъ, осетръ и севрюга. Главнымъ и почти единственнымъ орудіемъ для производства р?чнаго арендаторскаго лова служитъ неводъ, а морскаго – самоловная крючковая снасть, называемая такъ потому, что левитъ рыбу безъ наживы, механически забагривая мимо идущую своею острой стальною удою. Ряды этой снасти тянутся въ с?верной части моря перпендикулярно линіи береговъ и ея стальныя уды, на подобіе милліоновъ серегъ, висятъ и колеблятся въ вод?, день и ночь ожидая добычи. Только огромнымъ количествомъ этой снасти и можно объяснить себ? значительные уловы (бол?е милліона пудовъ) морской красной рыбы.

Рыболовство это, кром? стотысячнаго ос?длаго населенія дельты, даетъ занятіе еще десяткамъ тысячъ приходящаго рабочаго люда, по большой части изъ с?верныхъ частей губерніи, и частію изъ средней и даже с?верной полосъ Россіи. Но рабочій людъ с?верныхъ частей губерніи, большею частію женщины, появляются на промысловыхъ работахъ періодически, ежегодно, только въ критическіе моменты рыболовства, весною, на полтора, на два м?сяца и, по окончаніи горячихъ работъ и нужды въ рабочихъ рукахъ, вновь расходится по м?стамъ жительства, что же касается рабочихъ, заносимыхъ издалека теченіемъ Волги, то большинство ихъ остается при промысловомъ д?л? на н?сколько л?тъ, а многіе и вовсе ос?даютъ въ дельт? и по берегамъ моря или погрязаютъ въ городахъ. Такимъ образомъ, рабочія силы промысла могутъ быть разд?лены на м?стныя, и пришлыя, а посл?днія на постоянныя и временно-приходящія.

Однако рыболовство даетъ занятіе не только русскому м?стному населенію, не только тысячамъ пришлаго рабочаго люда, но и множеству кочевниковъ, – калмыкъ и киргизовъ, сидящихъ по об? стороны дельты. Многое множество этихъ скотоводовъ по преимуществу б?дн?йшая часть ихъ, почти не им?ющая скота и потому не нуждающаяся въ кочевкахъ, существуетъ исключительно промысловыми работами. обращаясь мало по малу изъ кочевника-скотовода въ ос?длаго рыболова. Вс? сидящіе близь моря не только работаютъ на промыслахъ, но и сами начинаютъ заниматься рыболовствомъ сначала, какъ киргизы, для собственнаго продовольствія, а впосл?дствіи, какъ калмыки, на общемъ промысловомъ основаніи, и посл?дніе въ этомъ едва-ли не сравнялись со своими учителями – русскими.

Это выносливое даровитое племя усп?ло также т?сно сродниться съ моремъ, какъ и со степью. Калмыкъ, это кентавръ въ степи и амфибія въ мор?.

Мы уже упоминали, что дельта Волги отд?ляетъ калмыцкую степь отъ киргизской. Первая лежитъ вправо, къ западу, вторая – вл?во, къ востоку; согласно этому привлекаются къ промысловому труду и рабочія силы этихъ племенъ. Въ западной половин? дельты работаютъ, большею частію, калмыки въ восточной – киргизы, что остается въ сил? не только для дельты Волги, но и для вс?хъ с?верныхъ прибрежій моря. Разум?ется, калмыки лучшіе и потому бол?е ц?нные и ц?нимые работники. Весь этотъ рабочій людъ, безъ сомн?нія, густо перем?шанъ съ русскимъ, который служитъ какъ бы стимуломъ и направляющею силою общей д?ятельности.

Говорятъ, промысловая жизнь – баловница, и съ этимъ, къ сожал?нію, нельзя не согласиться. Относительная легкость и періодичность промысловыхъ работъ ищетъ себ?, весьма естественно, бол?е дешеваго женскаго труда и привлекаетъ множество женскихъ рабочихъ рукъ, а постоянное общеніе половъ не оставляетъ м?ста условно-строгой нравственности. Женщина, на время освобожденная отъ узъ семейной власти, невольница домашней іерархіи и часто безжизненнаго обычая, раба окамен?вшихъ формъ жизни, вдругъ чувствуетъ себя свободною, какъ в?теръ, и попадаетъ въ среду, давнымъ давно лишенную семейныхъ радостей и женской ласки – гд? жъ тутъ м?сто нравственности?

Однако обидн?е всего то, что и самый промысловый трудъ им?етъ на пришлый рабочій людъ, въ н?которомъ смысл?, развращающее вліяніе. Рыболовство само по себ? – лоттерея и трудъ его какой-то случайный, непостоянный, иногда б?шено сп?шный, наступающій и прекращающійся внезапно, отчасти характеризуемый выраженіемъ «урвать, да умчать». Это часъ каторжной работы и день тунеядства. Естественно, что посл? такого труда, обезпеченнаго сладкаго куска и привольной, не грызущей челов?ка всечасно, жизни, возвращеніе его домой, въ мирную, с?рую деревенскую глушь, къ тяжелому плугу или упрямой сох?, къ серпу или ц?пу, къ неурожаямъ, малоземелью и податямъ, становится не совс?мъ-то желательнымъ. Вотъ почему много пришлаго рабочаго люда ос?даетъ въ дельт? Волги, и выносится посл?дней на морскія прибрежья и погрязаетъ въ Астрахани.

Тотъ, кому удавалось наблюдать передвиженіе русскихъ трудовыхъ массъ, знаетъ, что рабочій людъ, приходящій на благодатный степной югъ для косьбы или уборки хл?бовъ, возвращается домой т?мъ же землед?льцемъ, какимъ былъ всегда, и что тотъ же трудовой людъ, вкусившій промысловаго или городскаго труда, возвращается съ большой неохотой, въ силу только крайней необходимости или не возвращается вовсе къ упорному, настойчивому, постоянному труду пахаря, въ сфер? котораго родился, росъ и не р?дко провелъ значительную часть жизни. Часто даже кровныя семейныя узы, самый голосъ чувства, привязанности, – жена и д?ти, безсильны возвратить с?рой деревенской глуши и пашн?, дому и семь?, такъ быстро и нежданно утраченнаго работника и кормильца.

Окружающія естественныя условія, вліяніе своеобразной природы и сложнаго промысловаго труда благотворно отражаются на умственныхъ способностяхъ населенія. Зд?сь нельзя сд?лать шагу безъ той «см?тки», которой отличается вообще промысловый людъ. Глубокіе, широкіе, мощные протоки, постоянно и внезапно м?няющееся море, неоглядныя, безпріютныя степи, пустынныя, глухія нивы камышей – все требуетъ и воспитываетъ находчивость и готовность постоять за себя. Но, не смотря на эту способность найтись во всякомъ положеніи, челов?къ зд?сь слишкомъ спеціализированъ родомъ своихъ занятій и поглощенъ однимъ интересомъ. Рыба составляетъ альфу и омегу его міровоззр?нія. Вс? явленія въ природ?, будетъ-ли это буря въ мор?, в?теръ въ степи, наводненіе въ р?кахъ – встр?тятъ бывалаго, ум?лаго челов?ка и инстинктивно переводящаго однакожъ и самую борьбу стихій на общую рыбью монету и ревниво наблюдающаго – уронитъ или подниметъ ея курсъ изв?стное явленіе.

Оттого-ли что м?стное населеніе составляетъ одну изъ оконечностей русскаго народнаго организма, оттого-ли, что жизнь дается ему относительно легко, но оно тупо чувствуетъ и почти не понимаетъ т?хъ тягостей роднаго т?ла, той боли его сердца, которыя понимаются невольно хребтомъ и потомъ пахаря, – потому оно мало отзывчиво на біеніе общаго народнаго пульса.

Надо-ли говорить, что челов?къ живетъ зд?сь бол?е индивидуальнымъ, личнымъ трудомъ и что, всл?дствіе условій жизни, за этимъ личнымъ трудомъ и ловкостью, зд?сь, давнымъ давно, утрачено понятіе о труд? общинномъ, хотя еще остались слабые проблески его. Если это явленіе не очень ут?шительное, то что д?лать? Писатель этнографъ не им?етъ права подмалевывать народнаго образа.

Съ высоты птичьяго полета.

Гд? мы?… Своеобразная природа. Съ б?глаго взгляда, вы видите только прихотливое кружево воды, необозримую водную с?ть, гигантскій водный лабиринтъ, захватившій сотни верстъ, и море камышей, потопившее все остальное пространство. Все это сливается съ настоящимъ воднымъ моремъ, ясное зеркало котораго едва видно къ югу. Сотни протоковъ, рукавовъ, р?къ, прорановъ, ериковъ, затоновъ и ильменей {1} разобрали воды матушки Волги и несутъ ихъ къ морю, ч?мъ ближе, т?мъ медленн?е. Своеобразная природа!.. Вглядываясь пристальн?е, вы видите, что вс? эти протоки, или большая часть ихъ окаймлены мутно зеленой, б?дной листвою ветлы, ивы и тополя, составляющими почти всю м?стную древесную растительность, и, тамъ и сямъ, разбросанные красные, глинистые бугры, въ вид? эллипсоидовъ, длинная ось которыхъ лежитъ постоянно отъ запада къ востоку. Вотъ все, что вы увидите съ высоты птичьяго полета.

Б?дная природа…. Вода и камышъ, камышъ и вода и, ч?мъ ближе къ югу, т?мъ чаще и чаще сплетено это водное кружево, т?мъ выше и гуще щетинились хребты камышей, кр?пи, какъ зоветъ ихъ м?стный крещеный людъ. Есть гд? заблудиться, было гд? разгуляться Разину, Пугачу и толпамъ понизовой вольницы. Поди – ищи тутъ! Но заблудиться на вод? еще не б?да, рискуешь только т?мъ, что попадешь не туда, куда думаешь, вотъ, заблудиться въ камышахъ, въ кр?пяхъ, которые иногда тянутся на многія версты, – д?йствительная б?да для неопытнаго челов?ка. Ни пути, ни дороги, въ двухъ шагахъ ничего не видно, кром? желтой или зеленой чащи. Тонешь въ ней, точно въ мор?. Н?тъ, хуже нежели въ мор?; тамъ всплыть можно, а зд?сь, поди, всплыви. И сзади и спереди, и справа и сл?ва – камышъ, камышъ и камышъ, достигающій иногда трехсаженной высоты и бол?е дюймовой толщины у корня. Оріентироваться н?тъ никакой возможности. Идти, но какъ и куда? Даже обратно по старому пути не всегда возможно, сл?ду не найдешь; упругій, раздвинутый камышъ сл?домъ за тобою встаетъ, выпрямляется и скрываетъ пройденное пространство. Идти впередъ? Ломиться, идти на проломъ – теряешь и силы, и направленіе. Потому, даже съ компасомъ, неопытному челов?ку трудно сохранить разъ принятое направленіе, а безъ компаса объ этомъ и думать нечего: проходишь часы и выйдешь на то же м?сто. Осмотр?ться нельзя, вл?зть не на что, не птица – на камышину не вскочишь, а м?сто ровное, какъ билліардъ – неоглядная низь, подползающая къ морю.

Блуждать въ л?су пустяки въ сравненіи съ блужданіемъ въ камышахъ; тамъ и на тропу попадешь, и огляд?ться, на дерево вл?зешь и прогалины и лощины, холмы и овраги, ручьи и болота встр?тишь – все прим?та; зд?сь ничего кром? моря, ужаснаго, однообразнаго моря камышей, да ровной почвы, бол?е или мен?е вязкой, иногда топкой, даже покрытой водою.

Скверно! Не рискуйте въ камыши, господа! Впрочемъ, сказать это м?стному бывалому челов?ку, значило бы возбудить хохотъ и только. Онъ идетъ туда, въ этотъ заколдованный л?съ, точно въ садъ, по дорожк?, усыпанной пескомъ, – онъ тамъ дома, особенно если это охотникъ за птицею или зв?ремъ[1]. Онъ зам?чаетъ все: и высоту, и положеніе солнца, въ минуту отправленія, и направленіе, курсъ, какъ услышите зд?сь, по которому шелъ, и направленіе в?тра, который дулъ, и направленіе облаковъ, – всякая изсохшая еричина, уже заросшая камышомъ, гн?здящаяся, даже летящая птица, утро и полдень, сумерки и самая ночь ведутъ его и указываютъ путь къ ц?ли. А, главное, онъ знаетъ протоки, обливающіе гриву, ихъ протяженіе, направленіе и жилыя м?ста, къ которымъ они приводятъ. Знаетъ коймы ветлъ и бугры, если такіе есть, и восходитъ на нихъ безъ ошибки.

Наблюдатель зам?тилъ уже, что, тамъ и сямъ, въ этомъ лабиринт? воды и мор? камышей стоятъ красные, песчано-глинистые бугры – гигантскіе валы, которые насыпало когда-то бушевавшее зд?сь море. Они стоятъ зд?сь и тамъ свид?телями того времени, когда безпокойныя волны, мало по малу отступавшія къ югу, оставляли за собою эти глинистыя гряды. Одинаковое направленіе, форма эллипсоида, длинная ось котораго параллельна прибою волнъ и, наконецъ, тождественныя образованія, наблюдаемыя въ современномъ мор?, ясно говорятъ о ихъ происхожденіи. Ихъ накидало море, мутное море, взбуровленное в?трами, дувшими на берегъ. И, въ настоящее время, такіе в?тра гонятъ къ берегу т? же мутныя, насыщенныя пескомъ и морскимъ иломъ, волны и кладутъ т? же бугры, образуя сперва мели, зат?мъ острова, которые, наконецъ, соединяются съ материкомъ, отт?сняя дальше и дальше, южн?е и южн?е, с?верныя границы моря.

Бугры эти, составляя изв?стную особенность въ физіономіи страны, им?ютъ гораздо важн?йшее значеніе въ д?л? ея заселенія.

Несомн?нно, что въ дельт? р?ки вообще, а въ дельт? такой мощной р?ки, какъ Волга, въ особенности, вода составляетъ одну изъ важн?йшихъ естественныхъ силъ, им?ющихъ вліяніе на бытъ населенія. Она другъ и кормилица; подъ ея вліяніемъ сложились вс? особенности его жизни; но, какъ стихійная сила, она можетъ оказаться и врагомъ, если челов?къ не оградитъ себя отъ ея мощи. Кто не знаетъ, что такое – наводненіе, происходитъ ли оно отъ вешнихъ полыхъ водъ или отъ напора воды съ моря, всл?дствіе сильныхъ морскихъ в?тровъ (морянъ)? Выбирая м?сто для поселенія, поселенцу необходимо было подумать не только объ этомъ, но и о близости къ водной нив?, отъ которой завис?ло все его благосостояніе. Выборъ, естественно, падалъ на бугры, удовлетворявшіе тому и другому условію. Такимъ образомъ, на нихъ выростаютъ мало по малу ловческіе станы, ватаги[2] и, наконецъ, селенія съ обычною церковью на вершин? бугра.

Такъ это было и такъ существуетъ до сихъ поръ. Вотъ почему вс? почти селенія южной половины астраханской губерніи оказываются лежащими или на такихъ буграхъ, разбугорьяхъ или близъ ихъ, на полубугорьяхъ, безопасныхъ отъ воды. На материк?, отдаленномъ отъ моря, опасность отъ воды грозитъ весною, въ половодье, когда большая часть водной с?ти переполняется, выступаетъ изъ береговъ и сливается въ одно. общее море. На морскихъ берегахъ страшенъ каждый сильный в?теръ съ моря, въ особенности, если онъ подуетъ н?сколько сутокъ сряду, что бываетъ не р?дко. Тогда вода надувается, гонимая в?тромъ, наступаетъ на берега, прибывая иногда выше двухъ сажень противъ обычнаго морскаго уровня, и топитъ все, что встр?чаетъ ниже себя, раззоряя селенія, ватаги, станы, поглощая скотъ, захваченный въ степи и разнося стоги с?на и камышъ[3], заготовленные жителями.

Смотря по времени года, физіономія страны м?няется, принимаетъ разные отт?нки и краски и носитъ на себ? печать большаго или меньшаго воодушевленія и подвижности.

Зимою, когда природа засыпаетъ, когда ледъ заковываетъ водную поверхность, сокращается и д?ятельность населенія. Зимній ловъ – б?дн?йшій въ году. Зимою еще б?дн?е выглядитъ б?дная природа. Но б?дная, скудная съ виду, она таитъ богатства въ своихъ н?драхъ: воды полны рыбою, берега солью.

С?рыя краски зимы посл? относительно живыхъ красокъ л?та точно приглашаютъ на отдыхъ, и все отдыхаетъ, начиная съ судовъ и лодокъ, которыя стоятъ и лежатъ по берегамъ селеній и ватагъ, черн?я на б?ломъ сн?гу. Тысячи такихъ промысловыхъ судовъ, тысячи торговыхъ: пароходовъ, баржей, барокъ, разшивъ, шкунъ, кусовыхъ, реюшекъ и лодченокъ всевозможныхъ разм?ровъ и парусности прекратили движеніе, залили огонь, очистили паровые котлы или убрали паруса и такелажъ. Миріады водяной и болотной птицы откочевали въ теплыя страны. Т?, что остались, забились въ тихія, уютныя м?ста; сытый зв?рь прячется отъ холоднаго в?тра въ глухихъ, мертвыхъ камышахъ, наламывая и натаскивая себ? теплое гайно[4] изъ незат?йливой растительности. Пришлый рабочій людъ, не находя бол?е работы, разошелся по домамъ; затихли пристани, ватаги и села. Все, что оживляло страну, покинуло ее или притаилось, точно сочувствуя общему затишью. Только кое-гд?, на вентеряхъ[5] и сидебкахъ копошится работа. Б?лый, сн?жный покровъ прикрылъ границы между моремъ и берегомъ и одна обширная, открытая, сн?жная равнина лежитъ, точно спитъ, передъ вашими глазами. Та же потускн?вшая с?ть зеленовато-синихъ, сонно б?гущихъ подо льдомъ протоковъ, т? же темныя коймы безлистыхъ таловъ, провожающіе ихъ къ морю, куда ведутъ вс? эти замощеные морозомъ пути, в?рн?е нежели вс? дороги въ Римъ; но все это с?ро, мертво, недвижно.

Недолго длится зд?сь эта зимняя спячка. Къ концу февраля начинаетъ тепл?ть; солнце съ каждымъ днемъ забирается выше и выше и стоитъ подуть денекъ-другой южному в?тру, чтобы преобразить спящую природу. Ледъ таетъ и на немъ появляются лужи; вода м?стами просасываетъ его и смотритъ на св?тъ Божій, отражая въ себ? ясное солнце и небо. Народъ начинаетъ копошиться на пристаняхъ, селеніяхъ и ватагахъ. Закипаетъ работа. Удары кузнечнаго молота, стукъ топора и храпъ пилы стоятъ въ воздух?. Пахнетъ смолой и дубомъ[6]. Оправляютъ суда и лодки: зад?лываютъ, пробиваютъ (конопатятъ), смолятъ и торопятся закончить приготовленіе снасти въ ловъ. Страда! Спать некогда; вдругъ ударитъ тепло и пронесетъ ледъ. Тутъ дорога каждая минута, в?дь самый изобильный ловъ тотчасъ за уходящимъ льдомъ. Правда, льды въ мор? еще кр?пки, да в?дь въ море и выходятъ въ ледъ.

А, между т?мъ, съ Кавказа и Чернаго моря начинаетъ появляться птица, сначала р?дкая, обыкновенно утка, потомъ бол?е и бол?е частая и, наконецъ, тянутся ц?лые отряды ея, почти безпрерывной вереницею. Утки полощатся въ талой вод?; слышно гоготанье гусей, крикъ лебедя; въ неб? блещутъ серебристыя крылья колпиковъ и колеблятся черныя длинныя ленты ибиса-коровайки. Бабы, чайки, бакланы, кулики, цапли – все это осв?щаетъ и оглашаетъ наступающую весну, зоветъ ее. Хозяева вернулись и просятъ св?та, тепла и зелени.

И, вотъ, идетъ эта весна, идетъ съ каждой свободной волною, съ теплымъ лучемъ, съ зеленымъ камышемъ, выползающимъ на зольный св?тъ, съ пухлой почкой, готовой распуститься въ листъ. Когда тутъ спать?!

Вода кипитъ судами; снуютъ лодки слышны свистки и крикъ пароходовъ; въ воздух? трепещатъ флаги и б?л?ютъ паруса надуваемые в?тромъ.

Проснулись лебединыя груди!.. Въ море, въ море!!.. И тянется, и уходитъ безконечная вереница – т? же птицы, тотъ же перелётъ…. Корму!

Сп?шатъ на пристаняхъ – навигація. На ватагахъ тотъ же переполохъ – на р?чныхъ въ особенности. Кишитъ народъ, ждутъ воблы и сельди[7]. Сотни милліоновъ вылавливаютъ и готовятъ ее въ пищу русскаго люда. Есть надъ ч?мъ поработать.

А солнце припекаетъ все сильн?й; зазелен?ло все, чему суждено зелен?ть; колокольчикъ камышевки[8] безъ устали звонитъ въ камышахъ; м?стный орелъ – орланъ-б?лохвостъ, зам?тною широкою спиралью уходитъ изъ глазъ, утопая въ тепломъ воздух?. Хорошо въ это время въ устьяхъ Волги.

I. На ватаг?.

Ряды темныхъ, сыроватыхъ свай, служа основаніемъ полудеревянному, полукамышевому зданію, врод? большаго сарая, выдвинулись съ берега и съ изумительною ясностью опрокинулись въ зеркально-спокойной вод?. Вода отразила въ себ? и утреннее розовато-голубое небо, и полукамышевыя ст?ны, и камышевую бурую кровлю зданія, вскользь зад?тую, точно раскаленную первыми лучами появившагося на горизонт? солнца. Отразила она и черную кучку св?жевысмоленыхъ судовъ, привязанныхъ къ сваямъ и желтую бахрому камыша, окаймлявшаго берегъ. Бол?е ничего не было видно въ вод?.

Отраженное зданіе было то, что на ватаг? называютъ плотомъ[9].

Тишина была совершенн?йшая, нарушаемая, впрочемъ, едва слышнымъ гудомъ густаго, мало присмир?вшаго отъ росы комара, да кругами, разб?гавшимися по сонной вод? отъ всплескивавшей рыбы. Зат?мъ – ни звука, ни движенія, – даже перистыя махалки камыша не шевелились.

Не смотря на конецъ августа, было такъ тепло, что большинство промысловаго населенія спало на вольномъ воздух?, что доказывалъ рядъ б?лыхъ пологовъ[10], обл?пившихъ плотъ со вс?хъ сторонъ по мосткамъ его окружающимъ. Въ рыбницахъ[11], стоявшихъ на вод? тоже б?л?ли полога, значитъ спалъ народъ.

На берегу, сообщавшемся съ плотомъ прочными, тяжелыми мостками, укр?пленными на такихъ же сваяхъ, но ту и по другую сторону плота было опрокинуто н?сколько рыбницъ и неводниковъ[12], видимо недавно высмоленныхъ и черн?вшихъ точно рядъ жуковъ.

И по сю, и по ту сторону неширокаго прорана, на который выдвигался плотъ, берега поросли неширокой каймой камыша. Дал?е за прораномъ лежала буро-зеленая, выкошеная уже низь со сметанными стогами грубаго с?на, торчавшими по ней тамъ и сямъ. Прямо отъ плота берегъ полого поднимался къ невысокому суглинистому холму, на которомъ, или, лучше сказать, въ которомъ зарылся отъ жару, осыпанный т?мъ же суглинкомъ выходъ – ледникъ для посола рыбы. Только стеклянныя рамы въ вид? парничковъ наверху (иллюминаторы), да деревянное передъ-выходье уб?ждало, что это не простой естественный холмъ. Плотъ и выходъ – два главныя существенныя зданія каждаго промысла (ватаги).

По сторонамъ, между плотомъ и выходомъ, были раскиданы постройки разной величины и вида, большею частью камышовыя: огромные лабазы со врытыми въ землю чанами, для теплаго посола всевозможной мелкой, частиковой[13], чешуйчатой рыбы; соляные и матеріальные амбары и конюшни; деревянныя были только кладовыя, казармы для рабочихъ и дома для служащихъ. Подъ именемъ дома, въ настоящемъ случа?, сл?дуетъ понимать избы большихъ или меньшихъ разм?ровъ. Все вм?ст? представляло собою н?что врод? хутора землед?льческихъ губерній.

Отсутствіе всякой древесной растительности и почти стоячая вода прорана каждому бывалому челов?ку указывали на то, что промыселъ находился гд?-то вблизи моря и притомъ въ такомъ разстояніи отъ главныхъ пр?сноводныхъ устьевъ Волги, что солонцеватая невыщелоченная почва не позволяла дереву пустить корни въ ея глубину. Накошенное с?но служило такимъ же указаніемъ, – соленыя травы составляли значительную его часть. Постройки и вообще обстановка промысловаго заведенія (ватаги) указывали на д?ло среднихъ и, пожалуй, еще бол?е скромныхъ разм?ровъ.

Не усп?ло еще солнце отд?литься отъ горизонта, едва алая полоса св?та обожгла верхи зданій, какъ на плоту зашевелились; широкія двери-ворота, выходящія къ вод?, на широкій приплотокъ, со скрыпомъ разинули свои темныя пасти, и с?дой, кр?пкій старикъ, плотовой караульщикъ, сошелъ съ приплотка въ одну изъ рыбницъ, потомъ въ неводникъ и сталъ умываться прямо изъ-за борта, изъ прорана. Изъ-подъ н?которыхъ пологовъ стали показываться ноги, взъерошенныя головы и заспанныя лица.

– Что рано поднялся, Иванъ Максимычъ? послышалось изъ близъ стоящаго полога, р?дкая ткань котораго, позволяя вид?ть окружающее, вполн? скрывала своего обитателя.

– Докуда спать-то, лежебоки, проворчалъ старикъ, отфыркиваясь отъ воды, забравшейся ему въ ротъ, – пра, лежебоки, спячку нажили отъ безд?лья-то. Поди, чай, бока ломятъ. Вишь солнце-то!

Подъ пологомъ слышался тихій, сдержанный см?хъ. Иванъ Максимычъ пользовался изв?стностію, какъ зам?чательный ворчунъ, и стоило разъ завести его, чтобъ привести въ движеніе вс? шестерни, рычаги, зубчатыя колеса и валы, заключенные въ его подержанномъ корпус?