Бес Адольф (№2) - Бой бес правил

Чуть пошире открыв дверь, я оглядел комнату. Никого… Ну кроме собственно полковника, конечно. Деревянная кровать, столик с ночником, стул, какая-то картина на стене, окно, заложенное подушками, половичок — и больше ничего. А где собеседник бравого полковника? Кому он отвечает «так точно», «слушаюсь» и «никак нет»? Сам с собой он, что ли, разговаривает?

Судя по всему, так оно и есть. Белая горячка в чистом виде! Допился, защитник отечества. Бывает… Но это еще ничего. Вот был у меня знакомый писатель Антон Красноглазов, так тот, допиваясь до кондиции, выходил на балкон репетировать речь, которую собирался произнести, став нобелевским лауреатом; при этом озвучивал в лицах выступления почетных членов Нобелевского комитета, жал себе руки и бурно аплодировал.

— Так точно! — рявкнул в очередной раз полковник.

Теперь я заметил: он обращался к картине на стене. Вернее, к портрету, как я только что разглядел. Из золоченой рамы на полковника сурово смотрел изображенный потемневшей от времени масляной краской совершенно лысый мужик, длиннолицый, с мосластыми скулами и .испанскими тонкими усиками.

С портретом, значит, общается. И это бывает. Тот же писатель Антон Красноглазов, находясь в состоянии творческого кризиса (другими словами — в запое), вел долгие задушевные беседы с электрическими лампочками и диванными подушками. Последним он явно отдавал предпочтение, потому что, укладываясь спать, клал их с собой в постель, обещая наутро непременно жениться.

— А еще позвольте доложить, — вытягиваясь в струнку, продолжал вещать портрету полковник, — вашего инспектора мы приняли с распростертыми объятиями, накормили, напоили и создали отличные условия для проведения инспекции…

— Что? — шевельнув бровями, переспросил портрет.

Тут я открыл рот. Я ведь сам видел, как портрет проговорил это «что». Выходит, я сам пьян не хуже полковника? У меня у самого белая горячка? Как это может быть, если я вообще ни глотка не выпил? Разве можно быть пьяным без спиртного? Невозможно! Я знаю только один случай, опровергающий ато утверждение: писатель Антон Красноглазое, все с себя пропив, опохмелялся методом самовнушения: «Вот я выпиваю стакан светлого холодного пива… Мне хорошо… Мне очень хорошо…» — и надирался в стельку.

Но ведь я, хвала Владыке, не Красноглазов! И ничего я себе не внушал. Почему же тогда я могу видеть белогорячечные галлюцинации полковника?

— Никакого инспектора я вам не посылал, — говорил между тем портрет. — Очевидно, тот, кто выдавал себя за инспектора, был шпионом. Кстати, где он теперь находится?

— Вышел прогуляться, — ответил полковник.

— Ночью? — Бледный рот под тонкими усиками сжался в усмешке. — Тогда можете забыть про вашего шпиона. О нем позаботится ночной патруль.

Черный Барон! Так вот как он, оказывается, выглядит! У меня отлегло от сердца. Значит, с ума я не сошел. Уже радует. А остроумную систему связи Барон придумал. Никакого телефона не надо, не говоря уж о телеграфе.

А чего я, спрашивается, стою здесь? Вот он — мой долгожданный VIP-клиент! Только подать голос — и можно будет связаться с ним, объявить о том, что прибыл я наконец-то по его душу…

— Итак, жду от вас гонца с секретным пакетом, — проговорил портрет. — Отправляйте гонца с первыми лучами солнца. И помните, для меня чрезвычайно важно содержимое пакета! Этот артефакт… Впрочем, вы все равно не поймете… Все, конец связи…

— Позвольте попрощаться, ваше высокопревосходительство! — гаркнул полковник и отдал честь.

Огненные вихри! Я едва успел шмыгнуть в соседнюю комнату, чтобы полковник, выходя в коридор, не заметил меня. Только он, поглаживая бакенбарды, скрылся из вида, я рванул к портрету.

— Товарищ Черный Барон! — закричал я. — Ваше превосходительство! Эй, алло, алло! Прием! Откликнись же!

Но сколько я ни приплясывал перед портретом, ни стучал кулаками по золоченой раме, все было тщетно. Портрет оставался портретом. Масляные краски не оживали, Черный Барон холодно смотрел с полотна сквозь меня.

Ощутив вдруг, насколько глупо выгляжу, я остановился. Да и расшумелся я… Тьфу ты, что за невезение! Опять теперь продолжать поиски на ощупь? Эх, какую возможность упустил…

— Р-руки вверх! — грянуло позади.

Задрав руки, я медленно обернулся. Так и есть. Надо было мне взывать к портрету Черного Барона потише. Растревожил осиное гнездо… И почему в этом ресторане между этажами не предусмотрено звукоизоляционное перекрытие?

На пороге комнаты стоял денщик Ванька, держа меня на прицеле допотопной кремневки. За его спиной грозно топорщил бакенбарды полковник с револьверами в обеих руках. За полковником топтался вооруженный саблей толстый майор. На его мундире на манер аксельбантов повисла длинная макаронина. А по коридору, стуча сапогами, бежали сюда из ресторанного зала один за другим переполошившиеся офицеры.

— Это я его пымал! — орал радостно денщик Ванька. — Во второй раз! Ваше благородие, могу я надеяться на чин штабс-капитана? Ну хотя бы прапорщика?..

— Молчать! — кричал полковник, вздыбливая бакенбарды, как рассерженный кот — усы. — Обнаружен важный шпион-самозванец! Отвечай, мерзкий гад, откуда у тебя визитная карточка Барона?

— Можно мне руки опустить? — жалобно вопросил я. — И прикрыться? Я все-таки без штанов…

— А у н-него хвост! — углядел толстый майор. — Н-нет, это не хвост, это кое-что другое… Н-нет, все-таки хвост… Потому что он сзади. А кое-что другое — спереди… Или н-наоборот?

Денщик Ванька ахнул. Кремневка задрожала в его руках.

— Действительно, хвост, — озадаченно проговорил полковник. — Странный какой-то шпион…

— А в-вот я сейчас поотрубаю ему и спереди и сзади! — завопил майор, потрясая шашкой и макарониной. — Чтобы не вводил в з-заблуждение!..

— Бей его! — кричали из коридора. — Стреляй! Руби! Истребляй красную сволочь! На этот раз не уйдет!

Майор, стремясь привести свои угрозы в исполнение, взмахнул шашкой. Лезвие, сверкнув, взлетело вверх и намертво завязло в притолоке. Майор, выругавшись, споткнулся и повис на шашке, толкнув коленями полковника в монументальный зад. Тот, вздрогнув от неожиданного нападения с тыла, нажал на курки. Оба револьвера одновременно выстрелили, продырявив стену над моей головой. Денщик Ванька с испуганным писком шарахнулся в сторону, не удержав кремневку. Ружье упало на пол, от сотрясения сработал боевой механизм. Кремневка шарахнула, будто зенитное орудие. Портрет Черного Барона рухнул со стены, комнату мгновенно заволокло клубами порохового дыма.

Офицеры, толпившиеся в коридоре, решили, что в комнате идет ожесточенная перестрелка, и со своей стороны приняли в ней самое деятельное участие. Что тогда началось! «Ресторанъ» сотрясался от неистовой пальбы. Толстый майор, болтаясь на шашке, как перекормленный школьник на турнике, грязно ругался. Едва видимый в клубах порохового дыма денщик Ванька ползал на четвереньках по полу, искал свою кремневку. Полковник, правая бакенбарда которого была пробита шальной пулей, с криком:

— За царя и отечество! — раз за разом нажимал на курки револьверов, пока денщик, проползая мимо, не сшиб его ненароком с ног.

Представляете ситуацию: вы без штанов, а вокруг толпа народа! Прямо кошмарный сон какой-то! Да тут еще эта стрельба, дикие вопли…

В общем, ничего удивительного не было в том, что, выбив затыкающую окно подушку, я сиганул на матовую со второго этажа.

Бесы ведь как кошки — в том смысле, что падение с большой высоты не причиняет нам никакого вреда. Посмотрел бы я на человека, который выжил бы после того, как ему демон Барлог засандалил копытом под поясницу!

Едва поднявшись на ноги, я побежал во весь дух. Мне бы сейчас найти укрытие, где можно отсидеться до утра, а утром быстренько смотаться. И не напороться бы опять на Барлога. Он ведь со мной разговоры разговаривать не будет, а без лишних вопросов просто сожрет, и все. Пожалуй, еще, издеваясь, предложит мне победить его в честном бою…

Где укрыться? Двери заперты, окна закрыты ставнями. Да и кто меня пустит в гости глухой ночью, голозадого и хвостатого?

На Барлога бы не напороться…

Задницу мою холодили ночной морозец и предчувствие, что вот-вот из темноты нарисуется ужасный монстр, схватит меня за шиворот, раскроет пасть и… Я то и дело оглядывался, проверяя, не подкрадывается ли демон. Оглядывался, оглядывался, да и врезался головой в здоровенную мохнатую ножищу.

Неожиданный удар опрокинул меня на спину. А Барлог, потирая ушибленную конечность, развернулся и присел на корточки.

— О-о! — обрадовался он. — Какая встр-реча! Очень р-рад!

Все. Это конец. Теперь не улизнешь. Хрустнут жалобно мои косточки на зубах страшилища… Был бес оперативный сотрудник Адольф — и нет беса оперативного сотрудника… Однако что-то Барлог странно себя ведет. Не бросается на меня с кровожадными воплями и не жрет с пылу-жару…

— Здравствуйте еще раз… — промямлил я, кое-как поднимаясь. — Сказать, что сам рад встрече, извини, не могу…

Демон икнул (меня обдало чудовищным сивушным перегаром) и шлепнулся на пятую точку.

— Даты обиделся, что ли? — изумленно проговорил он. — Ну сожрать я тебя хотел, и что? Работа такая,

сам понимаешь… Эх… тяжело нам, демонам, живется. Мотаемся по мирам как перекати-поле… Нир-родного угла, понимаешь, ни уютного очага… сплошные дороги.

— Что? — изумленно переспросил я.

— Дор-роги…

Пока я соображал, как, когда и чем чуждый человеческим слабостям Барлог умудрился так назюзюкаться, демон, всхлипнув, загорланил на весь ночной город:

— На Му-уромской доро-ожке стоя-али три сосны-ы…

— Проща-ался со мной ми-ила-ай до будущей вес-ны-ы! — поддержал дьявольский рык очень знакомый голос.

Я обернулся и увидел Петра Карася, выходящего из-за угла ближайшего дома. Бывалого матроса тоже сильно штормило — он двигался вперед причудливым зигзагом; пытаясь на ходу застегнуть штаны, Карась два раза чуть не упал, а в третий раз все-таки опрокинулся и дальше передвигался на четвереньках.

— Братуха! — прервав песню, гаркнул Барлог. — Иди сюда, друг, обними меня!

— Иду… — ответствовал Карась. Он подполз к развалившемуся поперек мостовой демону и послушно обнял того за левое копыто.

— Огненные вихри! — вырвалось у меня. — Вот уж не думал, что собственный ординарец окажется дезертиром-перебежчиком!

— Адольф! — заметил меня Карась. — Какой я пере…бежчик… Ты чего, попутал? Да я за тобой шел взад… чтобы это… защитить от возможных опасностей.

— Этот монстр меня чуть не слопал! — наябедничал я. — А ты с ним обнимаешься!

Демон, переводя взгляд с меня на матроса и обратно, хрюкнул и глупо расхохотался.

— Случайно получилось… — смущенно объяснил матрос — Не было сил мне на одном месте сидеть… вот я и д-двинул в город. А тут вдруг откуда ни возьмись дружище Барлог… То есть тогда он мне еще не был дружищем… И говорит: я, мол, тебя съем! Если не смогу… это самое… выполнить три желания… Ну я загадал же… желание, ну а он говорит: дай и мне попробовать…

Барлог прекратил свой дурацкий хохот, вытер слезы и три раза подряд оглушительно икнул.

— Кончай базар, братишка, — прикрикнул он на матроса. — Давай свое тр-ретье желание!

— Мы еще второе не допили, — развел руками Карась. — Куда нам третье-то? Погоди, дай отдышаться. Мы и первое желание с трудом прикончили… Эвона и пустая тара валяется… — Он пнул ногой громадную пятилитровую бутыль.

— Закончилось? — заволновался Барлог.

— Первое — да, а второе — у тебя под боком, в бочонке. Забыл?

— Не забыл… — поднимая бочонок, проговорил демон. — У меня это… мысли сбиваются от икоты… — Он снова икнул, да так сильно, что едва не выронил бочонок. — Вот ведь… пристала, проклятая… О чем я сейчас говорил?..

— Икота — это потому что пьем без закуски, — авторитетно объявил Петре — Закусывать надо!

— Закусывать?.. — задумчиво переспросил Барлог и как-то нехорошо посмотрел на меня.

— Но-но! — воскликнул я. — Полегче! Зачем обязательно закусывать? Закусывать — пошло! Цивилизованные европейцы, например, никогда не закусывают. А от икоты можно избавиться, задержав дыхание или… выпив один за другим девять глотков воды.

Барлог со свистом втянул в себя воздух и замолчал, вытаращив глазищи.

— Тикаем, пока не поздно, — шепнул я Карасю. — Ты бежать сможешь?

— Бежать? Не знаю… — задумался Петре — Я и хожу-то, признаться, с трудом… Вот на четвереньках — это да. Это я смогу. Никогда не думал, что перемещаться на четырех конечностях удобнее, чем… Слушай, а зачем нам тикать? Мы еще третье желание не выпили…

— Вот о чем ты беспокоишься! — возмутился я. — Я, значит, боевой комдив, рискую жизнью, выведываю военные тайны, а у тебя одна пьянка на уме!

— Но ведь первое желание было пятилитровым, — покачиваясь и загибая непослушные пальцы, перечислял Петро, — второе — двадцати литровым. А третье — тут уж я не прогадаю — сто литров закажу! Не могу я, Адольф, бежать, никак не могу. Раз в жизни такая халява выпадает, а ты — тикать!

— А что будет, когда вы третье желание допьете, ты об этом подумал? — зашипел я. — Он же сожрет тебя за милую душу! И меня заодно…

Барлог шумно выдохнул, подпалив случившееся рядом хилое деревце. Выхлюпал в два глотка содержимое бочонка. И опять икнул.

— Не помогает, — пожаловался он. — Видно, придется все-таки закусывать.

— Обойдемся без закуски! — махнул рукой Карась. — Дружище, зачем нам закуска?! Лично я и без закуски прекрасно себя чувствую.

— Что же я, алкаш? — обиделся демон. — За кого ты меня принимаешь? Из горла да без закуси?

— Цивилизованные европейцы… — встрял было я.

— А ты замолчи, шмакодявка! — рявкнул на меня демон. — Не прерывай диалога! А еще бес! То ему, понимаешь, бананы тоннами, то ему подтяжки… Низко летаешь! Мелко плаваешь! Вот человек!..-Дотянувшись, он похлопал Карася по плечу, отчего тот, пробив доски мостовой, увяз по пояс — Какие у него прекрасные желания! Какие стремления и порывы! Пять литров! Двадцать! И это не предел! Говори, братуха, третье желание!..

— Попроси подтяжки! — захрипел я на ухо матросу, помогая ему выбраться из-под обломков.

— Зачем мне подтяжки? — громко удивился Карась. — У меня ремень хороший, флотский… Эх, раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! Барлог! Дружище! Валяй сразу цистерну!

— Ага-а! — загрохотал демон. — Так я и знал! Не ошибся я в тебе! Получай!

Он щелкнул хвостом — и прямо перед нами из ниоткуда возникла громадная цистерна литров на… даже боюсь предположить, сколько литров туда вмещалось.

— Оно! — возликовал Петро.

— Оно! — крикнул и демон. И, отпихнув матроса, ринулся к цистерне. Поднял ее обеими лапами, как какой-нибудь кувшин, и сделал несколько исполинских глотков. — Кончилось… — утирая губы, печально констатировал он.

— И мне! И мне! — прыгал вокруг демона матрос — Так нечестно! Я ведь заказал! А ты все вылакал, дубина! Так не по правилам.

— Ка… какие проблемы! — подмигнул замаслившимися глазищами Барлог. — Щас сделаем. Я просто продегустировать хотел — и увлекся… Давай, так уж и быть, четвертое желание!

— А не хватит? — робко предложил я, представив, каких дел может наворотить пьяный вдрызг пятиметровый демон.

— Молчать! Мало ли что только три желания полагается… Сделаю ради дружбы исключение! А знаешь что, братуха Петро? Давай сразу пятое желание и шестое. И седьмое. И восьмое вдобавок! Чего мелочиться?

Не дожидаясь, пока матрос ответит, вовсю раздухарившийся демон защелкал хвостом. Словно новогодний фейерверк, полетели в небо миллионы искр. Серным желтым дымом затянуло округу, а на мостовую с грохотом валились тяжеленные металлические цистерны. Одна, вторая, третья… восьмая, девятая…

Темная магическая энергия заклокотала вокруг в морозном ночном воздухе. Невероятной концентрации энергетический выброс потряс ночь.

А потом с неба — вслед за цистернами — на нас свалился еще кое-кто…

— Вот ты где! — гневно возопил, спланировав вниз на белоснежных крыльях, боевой мечник-серафим Витольд Благородный. — Бесовская твоя морда! Обманщик! Сам себя обнаружил проклятой темной магией! Теперь готовься к смерти, бес Адольф!

Пунцовый от праведного гнева, Витольд даже не потрудился выхватить меч. Бесцеремонно он схватил меня за грудки и потряс так, что у меня чуть хвост не отвалился… Не говоря уж кое о чем другом.

Оправдываться было бесполезно. Я и не оправдывался. Я лягался, кусался и сучил кулаками, пытаясь напоследок хотя бы расквасить лютому врагу нос. Но все тщетно. Витольд Благородный крепко перехватил меня левой рукой, а правой вытащил меч…

— Получай, сардина безмозглая! — Это Петро Карась храбро шмякнул серафима в спину между кры-лами пустой бутылкой. Бутылка разбилась о металлический панцирь, не причинив Витольду никакого вреда.

Серафим на минутку отвлекся от процесса истребления меня и выдал закованным в стальную перчатку кулаком Петро такого тумака, что тот взлетел в воздух и приземлился точно в открытый люк одной из цистерн.

— Тиха-а! — рявкнуло вдруг над нами. — Что за бардак?! А? Почему шля… шляются тут всякие во время ком-мендантского часа? Который тут нарушитель? Немедленно сожру!

Витольд разжал руки. Я — уже полузадушенным — шмякнулся ему под ноги. А серафим вскинул двуручный меч и описал над своей головой сияющий круг.

— Не подходи, демон! — решительно предупредил он. — Я на задании! У меня аккредитация в этом временно-пространственном отрезке! Не лезь не в свое дело! Ноту протеста захотел? Нагоняя от своего начальства?

— Ты с кем так разговариваешь, крылатый недомерок?! — прищурился Барлог. — Ты со мной так разговариваешь? Да плевать мне на твое задание! И на тебя плевать!

— Последний раз предупреждаю, — проговорил Витольд, делая мечом пробные выпады. — Уйди в сторонку, демон. Рассуждай логически — зачем тебе лишние неприятности? Тебе твоя шкура недорога?

Вполне возможно, что, будучи трезвым, Барлог действительно не стал бы лезть не свое дело, дорожа собственной шкурой. Но поскольку в бездонном его чреве булькал чистый спирт в количестве просто невероятном, рассуждать логически он не никак мог.

— Н-ну… — разминая руки, пророкотал демон. — Дежурство явно удалось. Бухла навалом, закуска… — он подмигнул мне, — имеется. Да еще и подраться повезло! Держись, обормот, сейчас я твою зубочистку-то пообломаю…

— Бей его, Барложик! — пискнул всплывший из цистерны Петре — Цеди кровь поганую, дружище!

И началось… Демон, взревев, обрушил на серафима копыта, но тот, ловко ускользнув, взмахнул крылами и поднялся в воздух. И атаковал Барлога сверху! Первый удар меча демон удачно отбил рогом, от второго увернулся и тут же сам перешел в наступление: дыхнул на Витольда огненным своим дыханием. Боевого мечника отнесло метров на двадцать в сторону. Но боевого задора он не потерял.

— В бой! — воинственно крикнул рыцарь, трепыхая опаленными крылами. — Иду на таран!

— Иди-иди, — пригласил Барлог, выворачивая с корнем фонарный столб и размахивая им как дубиной.

Как там у них сложилось дальше, я не досматривал. Самое время было, чтобы удрать, и я этой возможностью не мог не воспользоваться.

ГЛАВА 3

Наше возвращение к месту дислокации дивизии не было, надо сказать, похожим на триумфальное шествие победителей. Хотя бы потому, что Карась, которого я с большим трудом оторвал от цистерны, разучился прямо ходить и передвигаться мог исключительно на четвереньках. Правда, бегать на четвереньках у него получалось неплохо — настолько неплохо, что, подустав, я вскочил на него верхом, как на боевого коня, и остаток пути проехал в относительном комфорте. Петро ничуть не обиделся. Напротив, он так вошел в роль, что время от времени взбрыкивал и ржал.

В общем, Анна, выбежавшая встречать нас, лишь ахнула и открыла рот.

— Я так беспокоилась! — закричала она, всплескивая руками. — В городе такое началось!.. А вас все нету! Ой, товарищ Адольф, в каком вы виде…

Я оглянулся. Да… битва в самом разгаре.

Над Волынском полыхало зарево. То и дело до нас долетали тяжкие удары и яростные вопли. Когда дым немного рассеивался, в лунном свете можно было разглядеть рогатую макушку демона и снующего между рогов с резвостью аса-истребителя боевого мечника-серафима.

— Все нормально, — успокоил я Анну. — Разведрейд прошел успешно.

— Какие будут приказания? — осведомилась кикимора, старательно глядя в сторону.

Я наконец догадался спрыгнуть со своего скакуна и прикрыться шляпой. И отдал первые приказания:

— Этого иноходца немедленно в стойло!.. Тьфу, то есть на гауптвахту. Дивизия! Слушай мою команду. Готовность номер один! А мне принесите какие-нибудь штаны…

Двое леших повели под уздцы спотыкающегося Петра. Матрос пытался лягаться, протестующе ржал и пел лошадиную песню: «Кони в яблока-ах!.. Кони серы-ые!..»

И где он только ее слышал?

Подбежавший комиссар Огоньков деликатно заслонил меня от Анны и сунул в руки штаны.

— Предлагаю, — горячо зашептал он, пока я одевался, — этого несознательного, пьяного элемента лишить звания личного ординарца и понизить в пехотинцы! Позор какой-то! Мало того что ушел в самоволку, так еще и человеческий облик потерял…

— Разберемся, — пообещал я. — Который час?

— Рассвет скоро, — сказала Анна, взглянув на небо. — Луны уже не видно. Товарищ комиссар Адольф! Докладываю: дивизия готова к бою. Разрешите начинать штурм! Город Волынск будет наш!

— Трубите сбор всех частей! — приказал я.

Сборы протекали бурно. Будто грозовое небо, освещало нас зарево. Вокруг бродили встревоженные лешие, оттаптывали друг другу ноги и то и дело дрались, пытаясь самостоятельно построиться в шеренги. С булыжниками в руках метались всюду домовые. Оборотни, готовясь с первыми лучами солнца перевоплотиться из зверей в людей, возбужденно выли и щелкали зубами. Помимо всего прочего, и без того напряженную обстановку дополнительно будоражил пьяный Карась. Никак он не хотел спокойно сидеть на гауптвахте (то есть под телегой) — то и дело выбегал на пригорок, где расположился наш штаб, и, перемежая речь ржанием, взволнованно орал:

— Бр-рать приступом гор-род! Скор-рее! А то цистерны растащат! Впер-ред!

Пока я коротко обрисовывал обстановку, Анна ахала, а товарищ Огоньков хмурился и старательно конспектировал мою речь.

— Итак, — закончил я, — момент для штурма, конечно, идеальный. Барлог и Витольд усердно колошматят друг друга, а мы в это время спокойненько можем подобраться к ним поближе и открыть ураганный артиллерийский огонь…

— Нежелательно было бы артиллерией, — внес предложение Огоньков. — Все-таки лучше сначала эвакуировать мирных жителей.

— Пр-равильна! Нельзя артиллерией! — снова возникла на пригорке фигура матроса. — Там же стратегически ценные трофеи в виде цистерн! Пр-редлагаю эвакуировать цистерны! Аи, отпустите, псы!..

— Но с другой стороны, — продолжал я, стараясь не обращать внимания на дикие крики, с которыми матрос отбивался от настигшего его конвоя, — рано утром из города должен выехать гонец с секретным пакетом для Барона. Как утверждал сам Черный Барон, в пакете находится нечто очень важное для него. Вот бы этого гонца перехватить!

— И допросить с пристрастием, —добавил Огоньков. — Он ведь наверняка знает точное местонахождение Барона. Мы бы тогда одним махом покончили с этой сволочью!

— Мало у нас войска, — задумчиво выговорила Анна. — На битву с Барлогом и этим серафимом нужно двинуть полным составом. А кто тогда будет оцеплять город и ловить гонца?

— Пр-равильна! — заорал выскользнувший из рук леших Петре — Гонца! Гонца надо послать с ведр-ром! Пущай он потихоньку нам хотя бы ведро н-национа-лизирует!

— Немедленно прекратите безобразие, товарищ! — вскочил Огоньков. — Какой пример вы подаете подопечным!

Сведения о стратегических трофеях и впрямь запали глубоко в душу лешим, пытавшимся урезонить моего ординарца. Они и вовсе теперь не сдерживали Карася, а только переглядывались, чесали косматые затылки и высказывались между собой в том смысле, что действительно неплохо было бы отбить пару цистерн у противника.

Ну я разозлился!

— Все под трибунал пойдете! — закричал я. — Невзирая на рабоче-крестьянское происхождение!

— Успокойтесь, товарищ комиссар командир дивизии Адольф, — ласково попросила Анна, — Я сама их урезоню. Смирна-а! — гаркнула она. — Арестованного под руки принять! На гауптвахту сопроводить! И охранять до дальнейших распоряжений!

Лешие тряхнули башками, подхватили брыкающегося Карася и скрылись.

— Так какими же будут наши дальнейшие действия? — снова смягчив голос до медовой сладости, обратилась она ко мне.

Я вздохнул. Гонец, конечно, гонцом, но и с Барлогом нужно что-то решать. И с Витольдом. Если их вовремя не остановить, они нам еще устроят. Допустим, в битве победил Барлог. Сбрасываем со счетов надоедливого серафима и неторопливо занимаем город. Повязать перепившихся офицеров ничего не стоит, но что мы будем делать ночью, когда распаленный сражением демон снова выйдет патрулировать улицы? Или другой вариант: Витольд укокошил Барлога. И открывает на меня сезон охоты. Еще лучше. Нет, товарищи…

— Нет, товарищи, — сказал я. — Выступаем немедленно. Пока не выглянуло солнце и оборотни из боевой кавалерии не превратились в стайку безобидных граждан. Пока лешие, домовые и прочие воины не утратили боевой дух. Демон и серафим заняты друг другом, вот мы на них неожиданно и нападем. Если управимся к утру, тут же займемся оцеплением города и вылавливанием гонца.

— А если не управимся? — поинтересовался Огоньков.

Я осекся. Но Анна меня выручила.

— Управимся, конечно, — сказала она. — А вам, товарищ комиссар Огоньков, стыдно проявлять упадническое настроение!

— Я пытаюсь рассуждать разумно, — обиженно забубнил Огоньков, — Ну правда, что будет, если эти… прислужник буржуазии и феодальный мракобес… не слишком уж покалечили друг друга? А вдруг они помирятся? И сообща набросятся на нас.

Мы с Анной переглянулись и рассмеялись.

— Скорее оборотень станет вегетарианцем, — сказала Анна, — чем демон и серафим придут к согласию. Как это может быть непонятным?

Огоньков прокашлялся и молвил:

— Хорошо, товарищи. Не будем заниматься болтовней. Время дорого. В бой!

— Дивизия! — зычно крикнул я, вскакивая на пригорок. — Готовность номер один!

Вокруг меня загудело, закипело. И произнес я слова, которые давно хотел уже произнести:

— Пехота, в дубины! Кавалерия, начать перевоплощение в боевых волков! Артиллерия, готовь к бою булыжники — орудия пролетариата! Клыки, зубы и когти наголо! Дивизия борцов за свободу малых Темных народов — в атаку! Ура-а-а-а!..

ГЛАВА 4

Дзин-нь!

Странный какой-то, кристально-нездешний звук легонько полыхнул и растаял в воздухе. Будто кто-то серебряным молоточком тюкнул по блюдцу горного хрусталя. Этот звук я, наверное, пробуждаясь, вынес из какого-то сновидения…

Открыв глаза, я зевнул и сел на кровати. Ого, вот это называется вырубился. Когда же бой-то закончился? Не помню… И кто победил? Ну, судя по тому, что я жив и даже не ранен, победили мы.

Эта мысль была настолько приятна, что я глупо улыбнулся. Однако тут же посерьезнел. Почему же я самого боя не помню? Странный провал в памяти настораживал… И где я, собственно, нахожусь?

Я оглядел комнату. Комната как комната, ничего особенного: дверь, кровать с никелированными шариками на изголовных прутах, толстенная перина. На стене мирно тикают ходики, в открытое окно задувает переполненный горькой полынью вечерний теплый ветерок. Ничего особенного, конечно, только почему у меня такое ощущение, что эту комнату я первый раз в жизни вижу?

Спрыгнув с кровати, я пошарил по карманам. Куда подевалась родная пачка «Мальборо»? Нет никакой пачки. Есть только кисет с вышитыми инициалами «В. И.», наполненный крупно порубленным табаком. И костяная короткая, причудливо изогнутая трубка.

«Наверное, трофеи», — решил я, закуривая.

Тяжелый сизый дым поплыл по комнате, вытянул щупальца в окно…

— Проснулся! — долетел из окна бодрый голос Петра Карася. — Проснулся, соколик наш! Иго-го!

— Тьфу ты! — заругался я. — Опять наклюкался ординарец. Все еще представляет себя лошадью. Эти чертовы цистерны не национализировать надо было, а взорвать, к чертовой бабушке Наине Карповне! Ну сейчас ты у меня получишь, алкаш…

Я подлетел к окну и открыл уже рот, чтобы высказать Карасю все, что я о нем думаю, но тут… Мне пришлось схватиться за подоконник, иначе я просто свалился бы на чисто вымытый дощатый пол.

Петро Карась, нисколько не пьяный, дерюжной рукавицей чистил бока вороного скакуна. Коняга, взбрыкивая, фыркала, время от времени поднимала морду и коротко ржала.

— Не балу-уй… — ласково шлепал ее Петро по крупу. — Эк тебя… Упарилась бедная…

Он обернулся, белозубо осклабился, увидев меня, одернул гимнастерку (куда подевались его тельняшка и матросский бушлат?), звякнул шпорами так, что лязгнула о сапоги кавалерийская шашка, пристегнутая к широкому ремню, и проговорил:

— Здоров же ты спать, товарищ комдив!

— Д-доброе утро, — дико прохрипел я, оглядываясь.

— Утро… Какое же, туды ее, утро? Ночь скоро! Я сглотнул.

— Откуда у тебя… обмундирование?

— Как это — откуда? — вылупился Петро. — Оттуда, откуда и у тебя. Не выспался, что ли?

Я машинально погладил себя по обтянутой гимнастеркой груди. Адово пекло! А меня кто переодел? Где мой мушкетерский наряд? Почему на мне гимнастерка, галифе, высокие хромовые сапоги, все бесчисленные эти ремни через плечи, по бедрам, на талии… полевая сумка, тяжелый маузер в деревянной кобуре, дурацкая шашка, какие-то непонятные ордена на нагрудном кармане…

Да что это я?! Обмундирование — какая ерунда! Мушкетерский костюм пропал — тьфу на него! Куда, я вас спрашиваю, подевалось хмурое февральское небо, ветер, гоняющий по обледенелой земле морозную дымку?!! Почему за окошком ластится к зеленой травке летнее солнце?!! Что это за люди в военной форме, в остроконечных красноармейских шлемах с желтыми звездами бродят рядом с конюшнями? Варят какую-то снедь в котлах на кострах, курят, сморкаются, смеются, чистят винтовки и шашки? Что происходит?!