Народные сказки и легенды

      За семь дней граф Конрад, томимый тайной печалью, сильно исхудал; румянец на его щеках поблек; огонь в глазах угас, и только на губах едва угадывалось слабое дыхание. Оно было неустойчивым и зыбким, как в долине лёгкий утренний туман, которому достаточно лёгкого ветерка, чтобы его развеять.
      Фрейлейн Матильда знала обо всём, что происходит в доме. То что она не приняла приглашение, не было ни упрямством, ни рисовкой. Ей стоило больших усилий выдержать тяжёлую борьбу между головой и сердцем, между разумом и любовью, прежде чем она приняла решение не прислушиваться к голосу любви. Конечно, Матильде хотелось испытать постоянство своего жениха, но главное было не в этом. Как невесте, ей понадобилось бы новое платье, а мускусное яблоко могло исполнить ещё только одно желание, и тогда девушка, вспомнив, как фрау крёстная советовала ей не быть расточительной с желаниями, решила на этот раз не прибегать к помощи талисмана.
      В день, когда гости собрались на званый обед, Матильде было очень грустно. Она одиноко сидела в уголке и горько плакала. Болезнь рыцаря, о причине которой девушка легко догадалась, встревожила её ещё больше и совсем лишила покоя, когда она услышала, что его жизни угрожает опасность. По прогнозу врачей, седьмой день должен был принести больному жизнь, или смерть. Легко понять, как волновалась Матильда за любимого. А ей было небезызвестно, что она могла бы благоприятно повлиять на ход его болезни. Правда, в её положении сделать это было не просто, однако среди тысяч талантов, пробуждаемых и открываемых любовью, есть и талант изобретательности.
      По обыкновению, рано утром Матильда пошла к хозяйке посоветоваться насчёт меню, но фрау Гертруда была так взволнована, что не могла говорить о повседневных вещах и придумать что-либо на обед. Крупные слёзы, как капли дождя с крыши, катились по её грубым обветренным щекам.
      – Ах, Матильда! – всхлипнула она. – Скоро мы отхозяйничаем здесь, – наш добрый господин не переживёт сегодняшнего дня.
      Это была очень печальная весть. Девушка от испуга чуть не упала в обморок, но, овладев собой, сказала:
      – Не отчаивайтесь, наш господин не умрёт, – он выздоровеет. Сегодня ночью я видела хороший сон.
      Старуха была живой книгой снов. Она охотилась за каждым сном прислуги, и в случае удачи, объясняла его так, будто от неё самой зависело, сбудутся его предсказания, или нет. Приятный сон, по её толкованию, означал ссору, брань и ругань.
      – Расскажи мне свой сон, и я скажу, что он означает. – попросила любопытная экономка.
      – Мне приснилось, что я дома у моей маменьки: будто она отвела меня в сторону и поучает, как варить суп из девяти трав. «Если его съесть три ложки, пройдёт любая болезнь, – сказала она. – Приготовь этот суп твоему господину, и он тотчас выздоровеет».
      Фрау Гертруда была очень удивлена, но на этот раз воздержалась от аллегорий.
      – Странный сон, – сказала она, – и это не случайно. Поскорее приготовь на завтрак твой суп, – я хочу посмотреть, не поможет ли он нашему господину.
      Рыцарь Конрад лежал тихо, погруженный в апатию, бледный и обессиленный. Он приготовился умереть и пожелал принять таинство елеосвящения, когда к нему вошла фрау Гертруда. Доброжелательной болтовнёй, она отвлекла больного рыцаря от размышления о четырёх последних вещах и терзала его до тех пор, пока он, чтобы отделаться от назойливой сиделки, не согласился выполнить все её требования.
      Тем временем Матильда приготовила чудесный суп, в который положила всевозможные овощи и изысканные коренья. Наполнив миску, она бросила в неё подаренное рыцарем в залог верной любви бриллиантовое кольцо и велела слуге отнести всё это господину.
      Больной был так оглушён красноречием хозяйки, голос которой нещадно резал его слух, что заставил себя съесть немного супа. Он провёл ложкой по дну миски и неожиданно выудил оттуда посторонний предмет, в котором, к великому удивлению, признал своё бриллиантовое кольцо. Тотчас же его глаза снова наполнились огнём жизни и молодости, с лица совершенно сошёл болезненный цвет, и он, к большой радости фрау Гертруды и стоящих в ожидании слуг, с явным аппетитом опустошил всю миску. Очевидцы приписали супу необычайную целительную силу, ибо кольцо осталось для них незамеченным. Покончив с едой, граф повернулся к фрау Гертруде и спросил:
      – Кто приготовил суп, который восстановил мои силы и вернул меня к жизни?
      Заботливая старуха не хотела, чтобы оживший больной волновался и много говорил, поэтому ответила:
      – Не беспокойтесь, дорогой господин о том, кто приготовил этот суп. Главное, он вам помог и принёс исцеление, на которое все мы так надеялись.
      Но такой ответ не удовлетворил рыцаря, и он со всей серьёзностью повторил вопрос.
      – У нас на кухне работает девушка, прозванная «Цыганкой». Ей известны свойства трав и корений, – она и приготовила из них суп, который так хорошо на вас подействовал, – призналась фрау Гертруда.
      – Сейчас же приведите её ко мне, – потребовал рыцарь, – я хочу поблагодарить её за этот эликсир жизни.
      – Простите, – возразила экономка, – но её вид вызовет у вас только отвращение. Фигурой она похожа на чучело совы, на спине у неё горб, одета в грязное платье, а её лицо и руки перепачканы сажей и золой.
      – Делайте, что я вам приказываю, – решительно сказал граф, – и не медлите ни одной минуты.
      Фрау Гертруда повиновалась. Она вызвала к себе из кухни Матильду, набросила на неё дождевой плащ, в каком обычно ходила к обедне, и в этом наряде привела в комнату больного. Рыцарь потребовал, чтобы все удалились, приказал закрыть дверь и обратился к вошедшей служанке:
      – Девушка, признайся мне откровенно, как попало к тебе кольцо, которое я нашёл в миске с приготовленным тобою супом?

      – Благородный рыцарь, – отвечала девушка стыдливо, – это кольцо я получила от вас. Вы дали мне его во второй вечер праздника, когда клялись мне в любви. Посмотрите теперь, разве моя фигура и моё происхождение заслуживают того, чтобы вы так сокрушались и желали себе смерти? Ваша болезнь встревожила меня, и поэтому я не могла больше продолжать держать вас в неведении.
      Граф Конрад не предвидел такого противоядия любви. Поражённый, он несколько мгновений молчал. Образ прелестной танцорки, вновь возникший в его воображении, никак не вязался с этой горбуньей. Мелькнула мысль, что о его страсти догадались и такой святой ложью хотят исцелить его, но вернувшееся к нему кольцо заставляло думать об участии в этой игре прекрасной незнакомки. Конрад решил вызвать подученную, по его мнению, служанку на откровенный разговор и поймать её на слове.
      – Если вы действительно та прелестная девушка, что понравилась мне, – сказал граф, – и кому я дал обет верности, то можете не сомневаться, я честно выполню своё обещание. Но остерегайтесь обмануть меня. Можете ли вы снова принять образ, которым обманывали меня две ночи подряд в танцевальном зале? Можете ли сделать своё тело прямым и стройным, как молодая ель? Можете ли как змея сбросить с себя шершавую кожу и как хамелеон изменить цвет лица? Если да, то я непременно сдержу слово, которое дал вам, когда дарил это кольцо, если же нет, то велю вас, как дурную служанку, сечь розгами до тех пор, пока вы не скажете, откуда оно у вас.
      Матильда вздохнула:
      – Ах, благородный рыцарь, не был ли это всего лишь призрак, ослепивший ваши глаза? Горе мне, если время или случай разрушат мою непрочную красоту, или старость согнёт мою стройную фигуру и искривит мне спину. Когда розы и лилии отцветают, их тонкие лепестки сморщиваются и скручиваются. Если когда-нибудь обманчивый образ, в котором я сейчас предстала перед вами, окажется свойственным мне, то не исчезнет ли ваша верная любовь, и чего будет стоить тогда ваша клятва?
      Рыцаря Конрада удивила эта речь. Ему показалось, что для кухарки она слишком умна и рассудительна.
      – Знайте, – был его ответ, – красота опутывает сердце мужчины, тогда как добродетель налагает на него нежные узы любви.
      – Хорошо, я пойду и выполню ваше условие, – пусть ваше сердце решит мою судьбу.
      Крестоносец всё ещё колебался между доброй надеждой и сомнением. Опасаясь нового обмана, он вызвал звонком хозяйку и приказал ей:
      – Проводите эту девушку в её комнату; пусть она переоденется во всё чистое и оставайтесь у дверей, пока она не выйдет оттуда. Я буду ждать вас в спальне.
      Фрау Гертруда взяла пленницу под своё зоркое наблюдение, не зная, собственно говоря, что кроется за этим приказом. Поднявшись наверх, она спросила:
      – У тебя есть платье, чтобы переодеться? Если нет, почему ты не скажешь мне об этом? Может быть, ты нуждаешься в чём-нибудь, так идём в мою комнату, я одолжу тебе всё, что нужно, – и она стала вещь за вещью описывать свой старомодный гардероб, в котором полвека назад одерживала победы, с радостью вспоминая о давно прошедших временах.
      Матильда не обращала на неё никакого внимания и только попросила кусочек мыла и полную горсть пшеничных отрубей. Потом, взяв таз с водой, скрылась в своей комнате. Снаружи её усердно, как было приказано, караулила фрау Гертруда.
      Крестоносец, полный нетерпеливого ожидания, поднялся с постели, надел свой лучший костюм и направился в парадные покои. Шагая взад и вперёд, он с беспокойством ждал, когда его выведут из неизвестности. И вот в полдень, едва стрелки итальянских часов на аугсбургской ратуше остановились на двенадцати, внезапно распахнулись двери, в парадной зашуршал шлейф шёлкового платья, и в комнату с гордым достоинством вошла Матильда, украшенная, как невеста, и прекрасная, как богиня Любви, возвращающаяся в Пафос с Совета Богов на Олимпе.
      – Богиня, или смертная, – воскликнул опьянённый восторгом рыцарь Конрад, – кто бы вы ни были, вы видите, – я у ваших ног. Я вновь повторяю свою священную клятву и прошу принять мою руку и сердце.
      Девушка скромно ответила:
      – Успокойтесь, благородный рыцарь, не торопитесь с вашим обещанием. Вы видите меня такой, какая я есть на самом деле, но вы ничего больше не знаете обо мне. Гладкая кожа обманывала многих мужчин. Кольцо ещё в вашей руке.
      В тот же миг граф Конрад снял кольцо с пальца, и оно заиграло на руке девушки. Тогда она покорилась прекрасному рыцарю и сказала:
      – Отныне вы мой избранник, и я не могу больше скрывать от вас, что я дочь Вакермана Ульфингера – Железного Рыцаря, несчастная судьба которого вам, без сомнения, известна. Когда замок отца был разрушен, я в отчаянии убежала и, изменив внешность, нашла приют и защиту в вашем доме.
      Матильда рассказала о себе всё, не умолчав и о таинственном мускусном яблоке.
      Граф Конрад, забыв о смертельной болезни, на следующий день снова пригласил на обед всех гостей, которых в прошлый раз распугал своим угрюмым видом, и объявил о помолвке. Когда стольник подавал обед, то убедился, что на этот раз на столе не осталось ни одного лишнего прибора.
      Рыцарь вышел из ордена, покинул Комтурский двор и с большим великолепием отпраздновал свадьбу. Во время этого достопримечательного события в доме графа деятельная Марфа , фрау Гертруда, оказалась совершенно бездеятельной, так как во время дежурства у дверей фрейлейны Матильды, увидев появившуюся в них статную разодетую даму, она от удивления упала с кресла навзничь и вывихнула бедро, оставшись на всю жизнь хромой.
      Новобрачные, полные невинной радости и наслаждения, провели медовый месяц в Аугсбурге, как первые люди, – Адам и Ева, – в саду Эдема. Часто, доверчиво склонив голову мужу на грудь, Матильда, охваченная беспредельным чувством любви, говорила о необыкновенном счастье, доставшемся ей.
      – Любимый, – сказала она однажды, с выражением искреннего чувства, – с тех пор как вы стали моим супругом, мне нечего больше желать. И хотя мускусное яблоко могло бы выполнить ещё одну мою просьбу, я с радостью отказалась бы от этой, последней, услуги моего верного друга. Но, если только у вас на сердце есть какое-нибудь тайное желание, скажите его мне, и оно тотчас же будет исполнено.
      Граф Конрад заключил в объятия свою милую верную жену и сказал, что он хотел бы, чтобы их супружеское счастье продолжалось как можно дольше, и что другого желания у него на этой земле нет.
      Итак, мускусное яблоко потеряло в глазах её владелицы всякое значение, и она сохраняла его лишь как благодарную память о крёстной Русалке.
      У графа Конрада была ещё жива мать. Вдовствуя, она коротала свои дни в одном из родовых замков в Швебеке. Кроткая невестка очень хотела повидаться с ней, припасть к её руке и поблагодарить за сына, честного и храброго рыцаря, однако граф каждый раз находил какой-нибудь предлог, который не давал осуществиться такому визиту. Взамен, он предложил прогулку в недавно доставшееся ему в лен имение, расположенное неподалеку от разрушенного замка Вакермана. Молодая жена охотно согласилась, тем более, что для неё открывалась счастливая возможность посетить места, где она провела детские годы.
      Матильда побывала на развалинах отцовского замка, оплакала прах родителей, потом пришла к источнику нимфы, надеясь на встречу с крёстной, но, сколько ни бросала камни в воду, ни один из них не оказал желанного действия. Даже мускусное яблоко, как мыльный пузырь, плавало на поверхности воды, пока она с трудом не выловила его. Между тем нимфа могла бы снова взять на себя роль крёстной, ибо Матильда была близка к тому, чтобы обрадовать мужа брачным благословением. У неё родился сын, прекрасный, как дитя богов. Велика была радость родителей. Мать не выпускала сына из рук, стерегла каждый вздох маленького невинного ангела, хотя граф нанял ухаживать за ребёночком опытную няню.
      На третью ночь, когда, после радостной суматохи вокруг новорождённого, все были погружены в глубокий сон и мальчик спал на коленях у дремлющей матери, она вдруг проснулась и увидела, что ребёнка у неё на руках нет.
      – Няня, куда вы положили мальчика? – закричала перепуганная графиня.
      – Госпожа, маленький господин у вас на руках.
      Кровать, комната – всё было тщательно обыскано, но нигде не нашли ничего, кроме нескольких капель крови на полу. Когда няня увидела кровь, то подняла крик:
      – Ах, Господи милосердный и все святые, сжальтесь! Это оборотень был здесь и унёс мальчика.
      Мать долго скорбела о потере милого сына; лицо её осунулось и побледнело. Отец тоже был безутешен. Хотя его вера в оборотня не весила больше горчичного семени, он, не найдя другого объяснения случившемуся, чтобы не возбуждать бабьих толков, не велел предавать происшедшее огласке и, как мог, утешал супругу, а та, в угоду ему, зная, что он не любит ничего печального, как могла, скрывала своё горе.
      Благодетельное время, – исцелитель боли, – залечило материнскую сердечную рану, и любовь возместила потерю вторым сыном. Безгранична была радость родителей появлению на свет наследника рода. Счастливый граф устроил банкет, пригласив на него всех соседей, и кубок радости за здоровье новорождённого беспрерывно переходил из рук в руки, от хозяина и его гостей до привратника. Мать не выпускала ребёнка из рук, стараясь, как могла, удержаться от сладкого сна. Но, когда силы природы начали всё же одерживать верх, она сняла с шеи золотую цепочку, обмотала одним её концом тельце мальчика, а другой конец прикрепила к руке. Потом осенила себя и ребёнка святым крестом, против которого оборотень был бессилен, и скоро ею овладел неодолимый сон. Но едва первый утренний луч пробудил её ото сна… О горе! Её милый мальчик исчез. В ужасе, она, как и в первый раз, закричала:
      – Няня, куда вы положили моё дитя?
      И няня опять ответила:
      – Благородная госпожа, маленький господин у вас на руках.
      Взглянув на золотую цепь, обвитую вокруг её руки, Матильда заметила, что одно её звено перерезано надвое острыми стальными ножницами, и упала без чувств.
      Няня подняла такой крик, что наверх сбежали все слуги. Граф Конрад, узнав о случившемся, пришёл в неописуемую ярость. Он обнажил свой рыцарский меч, намереваясь отрубить служанке голову.
      – Подлая тварь! – загремел он страшным голосом. – Разве я не дал тебе тайный приказ не спать и дежурить всю ночь, не спуская с ребёнка глаз, чтобы чудовище опять не похитило его у спящей матери? Тогда бы ты своим криком подняла на ноги весь дом, и мы прогнали бы оборотня. Теперь спи вечным сном, соня!
      Женщина упала перед ним на колени.
      – Милостивый господин, – взмолилась она, – ради всего святого, убейте меня сейчас же, чтобы я унесла в могилу тайну постыдного дела, которое видели мои глаза и которую не заставит меня открыть ни приказ, ни награда, разве только вырвет пытка. Граф удивился.
      – Что за постыдное дело видели твои глаза? – спросил он. – Неужто, оно так черно, что твой язык отказывается говорить о нём. Признавайся лучше без пытки как честная служанка, что тебе известно?
      – Господин, – вздохнула женщина, – зачем вам знать о своём несчастье? Пусть лучше ужасная тайна будет погребена вместе со мной в сырую могилу.
      Эти слова только ещё больше разожгли любопытство графа. Он провёл женщину в потайную комнату и там угрозами и посулами вынудил её наконец открыть то, о чём ему лучше было бы не знать.
      – Да будет вам известно, господин, что ваша супруга – мерзкая колдунья, – продолжила нянька. – Но она безмерно любит вас и, ради любви, не щадит даже собственный плод, из которого приготовляет средство, позволяющее ей сохранять красоту и вашу благосклонность. Ночью, когда все уже спали, ваша супруга притворилась, будто задремала. Не знаю почему, я сделала то же самое. Вскоре она окликнула меня по имени, но я не ответила и начала храпеть. Тогда она, решив что я крепко сплю, быстро села в кровати, взяла ребёночка, прижала его к груди, нежно поцеловала, и вдруг до меня донеслись произнесённые шёпотом, но хорошо различимые в ночной тишине, слова: «Сын любви, только ты можешь мне помочь. Ступай к своему братцу, маленькое невинное создание, а я из девяти трав и твоих косточек приготовлю чудодейственное питьё, которое не даст увянуть моей красоте и сохранит любовь твоего отца». Сказав это, она вынула из волос бриллиантовую шпильку , острую как кинжал, и быстро проткнула ею сердце ребёночка. Потом дала крови немного стечь и, когда тельце перестало трепетать, положила его перед собой, взяла мускусное яблоко и, пробормотав несколько слов, открыла его крышку. Оттуда, как из смоляной бочки, полыхнуло яркое огненное пламя и в несколько мгновений поглотило тельце мальчика. Пепел и косточки она аккуратно собрала в коробку и задвинула её под кровать. После этого испуганным голосом, будто только что проснулась, крикнула: «Няня, куда вы положили моего ребёночка?!», и я, всё ещё находясь под впечатлением её колдовства, содрогаясь от страха, ответила: «Госпожа, маленький господин у вас на руках». Тогда она притворилась, будто поражена безутешным горем, а я выбежала из комнаты и стала звать на помощь. Вот, строгий господин, что это за постыдное дело, которое вы принудили меня открыть вам. В подтверждение своих слов, я готова взять голой рукой раскалённый железный прут и пронести его по двору замка трижды, туда и обратно.
      Рыцарь Конрад стоял неподвижно будто окаменелый, не в силах произнести ни слова. Наконец, овладев собой, он сказал:
      – Что до испытания огнём, с целью наложить печать правды на твои слова, то я и без того верю и чувствую, что всё было так, как ты рассказала. Спрячь поглубже в своём сердце эту ужасную правду и не выдавай её ни одному человеку, даже попу на исповеди. Я куплю для тебя индульгенцию у аугсбургского епископа, чтобы этот грех не засчитывался тебе ни на этом, ни на том свете. Сейчас, не подавая виду, что мне всё известно, я войду к этой змее, а ты притаись и наблюдай. Как только я начну обнимать и утешать её, незаметно вытащи из-под кровати коробку с косточками и потихоньку передай её мне.
      Со слегка омрачённым лицом и опечаленным взором, но твёрдой и мужественной походкой, граф вошёл в покои супруги. Она встретила его молча, невинным взглядом очень грустных глаз. Её лицо, подобное ангельскому лику, и этот взгляд погасили вспыхнувшие было в сердце рыцаря ярость и гнев; дух мести сменился состраданием и сожалением. Конрад нежно прижал несчастную женщину к груди, и она залилась неудержимыми слезами. Он ласково утешал её, торопясь поскорее покинуть ужасное место. Няня между тем сделала всё, что ей было приказано, и незаметно передала графу страшную коробку с костями. Теперь ему предстояло решить, что делать с мнимой колдуньей. После долгой душевной борьбы, он наконец придумал способ, как избавиться от неё.
      Граф сел на коня и поехал в Аугсбург, предварительно приказав дворецкому:
      – Когда на девятый день госпожа, выйдя из своих покоев, захочет принять баню, заприте за ней снаружи дверь на засов и раздуйте огонь так, чтобы она задохнулась от жары и умерла.
      Дворецкий выслушал приказ с большим сожалением, ибо все слуги знали графиню Матильду как ласковую и добрую хозяйку, но возражать рыцарю не посмел.
      На девятый день графиня приказала истопить баню. Она надеялась, что её супруг недолго пробудет в Аугсбурге и хотела к его возвращению уничтожить все следы послеродового периода. Когда Матильда вошла в баню, воздух дрожал от сильной жары. Она сделала шаг назад, но сильная рука втолкнула её обратно. Тотчас же дверь снаружи захлопнулась, и кто-то запер её снаружи на засов. Напрасно она звала на помощь, – никто не слышал её.
      Огонь в печи разожгли так, что она раскалилась докрасна. Графиня догадалась, в чём дело, и приготовилась умереть. Только постыдное подозрение, тяготевшее над ней, мучило её душу больше, чем позорная смерть. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, Матильда вытащила из волос серебряную шпильку и написала на белой стене слова: «Прощай, Конрад! Я готова умереть по твоему приказу, но я невиновна!» Силы покинули её, она упала на скамью, и началась предсмертная агония.
      Но когда приближается роковой час разрушения, природа невольно стремится вовремя предотвратить его. Охваченная страхом, задыхаясь от удушливой жары, несчастная женщина в предсмертных муках металась на своём ложе, когда вдруг на пол выпало её мускусное яблоко, которое у неё всегда было с собой. Поспешно схватив его, Матильда позвала:
      – О крёстная Русалка, если это в твоих силах, освободи меня от этой позорной смерти и докажи мою невиновность!

      Она сильно нажала на крышку, и из мускусного яблока поднялся плотный туман, распространившийся по всему помещению. Графиня ощутила приятную прохладу. То ли водяные пары из скалистого грота поглотили жару, то ли фрау крёстная в силу антипатии наяды к огню победила своего извечного врага, – так или иначе, жара спала, а вместе с ней исчез и страх. Туман собрался в облако, которое, сгущаясь, приняло очертания женской фигуры. Матильда, к несказанной своей радости, увидела перед собой преисполненную любви нимфу и на руках у неё нежного младенца в крестильной рубашке; старший мальчик держался за её руку и был одет в свободное платье, подпоясанное розовым кушаком.
      – Здравствуй, милая Матильда! – радостно приветствовала её нимфа. – Хорошо, что ты сберегла третье желание и не употребила его так же легкомысленно, как первые два. Вот свидетели твоей невиновности, перед которыми бессильна чёрная клевета, чуть было не навлёкшая на тебя беду. Несчастливая звезда твоей жизни склонилась к закату. Отныне мускусное яблоко не будет больше исполнять твои желания. Но я хочу тебе открыть тайну твоей печальной судьбы. Знай, виновница всех твоих несчастий – мать графа Конрада. Этой гордой женщине ваша свадьба была словно удар кинжала в сердце. Она не могла допустить, чтобы её сын женитьбой на кухарке опозорил свой благородный род. Мать не раз посылала ему проклятья и грозила отречься от него. Все её помыслы были устремлены на то, чтобы навредить тебе, хотя твоему мужу всегда удавалось помешать злым намерениям. Тогда, пообещав большую награду, мать подговорила лицемерную няньку дождаться, когда ты уснёшь, выкрасть твоего первенца и, как щенка, бросить его в воду. По счастливой случайности, та выбрала для этого воды моего источника под скалой. Я с любовью приняла мальчика и ухаживала за ним, как мать. Точно так же оставила она мне и второго сына моей любимой Матильды. Эта лживая нянька и была твоей обвинительницей. Она убедила графа, что ты колдунья, и что будто бы саламандрово пламя мускусного яблока, тайну которого ты должна была бы бережно хранить, поглотило мальчиков, чей пепел якобы нужен был тебе для приготовления любовного напитка. Злодейка подсунула твоему мужу коробку, наполненную голубиными и куриными косточками. Приняв их за останки детей, он приказал в его отсутствие удушить тебя в бане. Сейчас твой супруг, полный раскаяния и решимости отменить, если ещё не поздно, жестокий приказ, спешит из Аугсбурга сюда, хотя и продолжает считать тебя виновной. Через несколько часов, очищенная от подозрений, ты прильнёшь к его груди.
      Нимфа поцеловала Матильду в лоб и, не дожидаясь ответа, окуталась плотным туманом и исчезла.
      Тем временем слуги графа, услыхав внутри бани едва различимые человеческие голоса, подумали, что графиня ещё жива, и вновь принялись разжигать погасший было огонь. Но все их усилия были напрасны, – пламя было таким слабым, будто печь топили не дровами, а снегом. Вскоре приехал граф Конрад и обеспокоено спросил, что с его супругой. Слуги доложили, что они хорошо растопили баню, но огонь внезапно погас и, надо полагать, графиня не умерла. Обрадованный граф подошёл к двери и крикнул в замочную скважину:
      – Матильда, ты жива?
      – Дорогой супруг, я жива и дети мои тоже!
      В восторге от этих слов, нетерпеливый граф велел вышибить дверь, так как ключей под руками не оказалось, и, вбежав внутрь, упал к ногам супруги, орошая её незапятнанные руки слезами раскаяния.
      Весь дом ликовал, когда он вывел её и прелестных детей из этой ужасной камеры смерти. Матильда рассказала мужу всё, что узнала о гнусной клевете и о похищении детей, и граф Конрад тот же час приказал схватить подлую няньку и запереть её в бане. Когда огонь в печи разгорелся, дым взвился высоко вверх, и чёрная душа этой ведьмы растворилась в нём без остатка.

       КЛАДОИСКАТЕЛЬ
      
      Во вторник, после дня святого Варфоломея, в год, когда король Венцель бежал из пражского плена с прекрасной Бадемагд . ротенбургские пастухи во Франконии совершали, по старому обычаю, ежегодный обход владельцев овец, пользующихся пастбищами на три мили вокруг этого имперского города.
      Прослушав мессу перед алтарём церкви святого Вольфганга , они шли в трактир «Золотой Ягнёнок» и там весь день пировали и веселились в своё удовольствие. До захода солнца не умолкали звуки флейт и свирелей, а на рыночной площади, под открытым небом, не затихал пастушеский танец.
      С наступлением сумерек, молодёжь расходилась, а старые почтенные пастухи собирались вместе за кружкой вина и бражничали до поздней ночи.
      Одни из них делились своими мыслями насчёт погоды, и, в отличие от наших легкомысленных метеорологов, их предсказания, – по настроению ли, с каким Маря шла через горы , по поведению ли сонливой белки или по цветению вереска, – всегда были точнее, чем петушиный крик шлезвигских прорицателей, хотя они и не думали навязывать свои пророчества всему германскому отечеству и предсказывали только подвыпивши.
      Другие рассказывали о приключениях во времена своей молодости: о том, как с верным псом Филаксом не подпустили к стаду волка, а его страшного брата, свирепого оборотня, отпугнули чудотворным образом святого Андрея; или как в лесах и пустынях, ночью их дразнили и пугали ведьмы и призраки и о разных чудесах, увиденных ими или от кого-либо услышанных.
      Некоторые из этих рассказов были так страшны, что у городских слушателей – почтенных мещан, в часы вечернего досуга тоже с удовольствием принимавших участие в празднике пастухов, – мороз подирал по коже и волосы становились дыбом.
      Многие цеховые мастера и ремесленники приходили в трактир «Золотой Ягнёнок» выпить кружку вина и послушать болтовню пастухов, иногда вставляя и что-нибудь своё.
      В описываемый вечер седовласый Мартин, – бодрый восьмидесятилетний старик, по виду напоминавший прародителя всех пастухов Иакова, – был особенно весел и болтлив. Когда гости начали расходиться, он велел налить себе на сон грядущий ещё одну кружку старого вина и, довольный, что шум вокруг него утих и ему тоже можно вставить словечко, начал свою речь:
      – Друзья, вы здесь много рассказывали о ваших приключениях, и иные из них были необычайно занимательны, но, сдаётся мне, иногда в вас болтало вино. Я знаю только, что история, которую мне пришлось пережить в молодости, покажется вам чудеснее всех, что вы здесь услышали, хотя я буду говорить одну лишь чистую правду. Но сейчас уже далеко за полночь, и я не успею рассказать её вам до конца.
      Когда почтенный седоголовый старец начал говорить, воцарилась такая тишина, будто сам бамбергский епископ служил тихую мессу . Но, едва он умолк, снова поднялся шум, и все дружно стали просить:
      – Отец Мартин, расскажи нам о своём приключении. Почему ты замолчал? Доставь нам удовольствие, ради праздника.
      Даже некоторые горожане, собравшиеся было идти домой, снова повесили на крючки свои плащи и шляпы и, присоединившись к остальным, тоже стали уговаривать Мартина рассказать на прощание чудесную историю.
      Старик не мог противиться таким настойчивым просьбам.
      – Сначала мне очень плохо жилось на свете, – начал он свой рассказ. – Одинокий сирота, я вынужден был у чужих дверей выпрашивать подаяние. У меня не было даже крыши над головой. С сумой на плечах, бродил я по стране из деревни в деревню, а когда подрос и окреп, нанялся в подпаски к одному пастуху, которому три года помогал пасти овец на склонах Гарца.
      Однажды вечером, в начале осени третьего года, пригнав домой стадо, мы не досчитались десяти овец, и старший пастух послал меня поискать их в лесу. Собака напала на ложный след, и мы с ней долго блуждали в чаще, пока не наступила ночь. Местность вокруг была совершенно незнакома, и не найдя дороги домой, я решил заночевать под деревом.