Хроники Корума - Рыцарь мечей

Майкл Муркок
Рыцарь Мечей

 

ВСТУПЛЕНИЕ

      В те дни вокруг были океаны света, и города в небесах, и крылатые бронзовые чудовища. И стада красных быков, что грозно рычали, а ростом были выше любого замка. И зеленые твари, что кишели в черных реках, перекликались пронизительными голосами, То было время богов, вмешивающихся в судьбы мира; время великанов, бродящих по воде; время безумных духов и бесформенных созданий, что могли быть вызваны необдуманными действиями, но уходившими лишь после страшного жертвоприношения; время магии и иллюзий, непостоянства природы и невозможных событий; время безумных парадоксов и сбывающихся снов, искаженных грез и кошмаров ставших реальностью.
      То было мрачное время, время богатое на события. Время правления Повелителей Мечей. Время гибели великих народов вадагов и надрагов, долгие века враждоваших между собой. Время, когда Человечество, раб страха, только появилось на свете и не подозревало о том, что страхи которые оно испытывает стали результатом ничего иного, как самого появления его на свет. Это был один из множества парадоксов, связанных с Человечеством, которое в те дни называло свою расу «Мабдены».
      Мабдены жили недолго, но плодились необычайно быстро. За несколько столетий они заполонили Западный континент, где некогда появились. Суеверия мешали им еще столетие или два послать корабли в земли вадагов и надрагов, но постепенно, не встречая сопротивления, мабдены осмелели. Они почувствали зависть к древним расам и начали строить злые планы.
      Вадаги и надраги даже не подозревали об этом. Они жили на этой планете уже более миллиона лет, и успели привыкнуть к миру и покою. Они знали о существовании мабденов, но считали, что те не сильно отличаются от других животных. Несмотря на старинную вражду и вечные междоусобицы, вадаги и надраги большую часть времени проводили в абстрактных научных изысканиях или занятиях искусством. Рациональные, интеллектуально изощренные, пребывающие в полном согласии с самими собой, представители этих древних рас даже поверить оказались не способны в те перемены, которые происходили вокруг. И, как это обычно бывает, не заметили их первые признаки.
      Старая вражда мешала вадагам и надрагам обмениваться информацией, хотя их последняя битва друг с другом произошла много столетий назад.
      Вадаги жили семьями в изолированных друг от друга замках, разбросанных по всему континенту; который они называли Бро-ан-Вадаг. Эти семьями практически не общались друг с другом, так как вадаги давным-давно утратили всякий вкус к путешествиям и вообще — к перемене мест. Надраги обитали в городах, построенных на морских островах к северо-западу от Бро-ан-Вадага. Они также вели очень замкнутый образ жизни, мало общаясь даже с ближайшими родственниками. Обе расы считали себя неуязвимыми. И обе ошибались.
      Внезапно возникшее Человечество начало расползаться по свету как чума, уничтожая представителей древних рас повсюду, где с ними соприкасалаоь. Человечество несло с собой не только смерть, но и страх, намеренно превращая старый мир в руины.
      Сами того не понимаю, они несли разрушение в таких масштабах, что ужаснулись Великие Древние Боги.
      И Великие Древние Боги познали страх.
      А Человечество, раб страха, не ведая о собственном невежестве, продолжало, спотыкаясь, точно слепой, брести по пути своего развития и не замечало грандиозных разрушений, явившихся следствием его мелочных амбиций. Многих чувств ему просто недоставало, и оно не имело ни малейшего представления о многообразии измерений, составляших Вселенную и пересекавшихся друг с другом. Тогда как вадаги и надраги давно уже знали способ перемещения между измерениями и даже дали им название — Пять плоскостей. Они старались изучить и другие измерения, не входившие в те Пять, через которые продолжала движение Земля.
      Казалось в высшей степени несправедливым, что столь мудрые древние расы уничтожаются существами, мало еще чем отличающимися от животных и более всего напоминающими стервятников, которые сварливо ссорятся над бессильно распростертым телом юного прекрасного поэта, могущего лишь потрясеннно наблюдать, как эти мерзкие существа разворовывают по кусочку его замечательную жизнь, не способные ни понять, ни оценить столь драгоценный дар.
      «Если б только они ценили украденное; если бы понимали, ЧТО они разрушают! - сказал старый вадаг, герой рассказа «Последний цветок осени», — Тогда бы моя боль ослабла».
      Это было несправедливо!
      Создав Человечество, вселенная предала древние расы.
      Впрочем, подобная несправедливость встречалась во все времена и хорошо знакома миру. Разумное существо может воспринимать и любить вселенную, но вселенная не способна воспринимать и любить отдельное существо. Вселенная не делает различий между разнообразными формами жизни, которые являются ее частью. Все равны. Предпочтений нет. Вселенная, обладая «строительным материалом» и энергией созидания продолжает создавать то одно, то другое. Он не способна управлять теми, кого создает, но и, кажется, что те, кто ею созданы не способны управлять Вселенной (хотя многие обманывают себя, думаю иначе). Тот, кто проклинает Вселенную, кричит в пустоту. Тот, кто борется со Вселенной, пытается сокрушить несокрушимое. Тот, кто грозит кулаками Вселенной, грозит слепым звездам.
      Но это не значит, что не осталось никого, кто был бы готов бросить вызов вселенной и превозмочь невозможное.
      Такие созданию будут всегда. Порой они мудры, и не могут до конца поверить в равнодушие Вселенной.
      Принц Корум Джаелен Ирсеи — один из них. Также он был известен, как Принц в Алом Плаще и, возможно, он был последним из племени вадагов.
      В этой хронике повествуется о нем.

Часть первая

В которой принц Корум получает урок и теряет руку

Глава первая
В ЗАМКЕ ЭРОРН

      В замке Эрорн издавна обитала семья принца Клонски. Все члены этой семьи преданно любили переменчивое море, омывавшее северные стены замка, и полный очарования лес, что подступал с юга.
      Замок Эрорн был столь древен, что казалось, полностью слился с вечными скалами, на которых высился, обернувшись лицом к морю. Его мощные внешние стены, украшенные множеством прелестных башенок, были полуразрушены и покрыты толстым, многовековым слоем морской соли. Внутренние же покои меняли свою форму в зависимости от погоды, а цвет стен — в зависимости от направления ветра. В просторных залах стены были покрыты хитроумной мозаикой из разноцветных кристаллов, там искрились фонтаны и неведомо откуда тихо лились одна за другой прихотливые мелодии, сочиненные некогда членами этого древнего рода. Одни из композиторов еще не покинули сей мир, другие давно уже умерли. А еще в замке Эрорн имелись великолепная картинная галерея — картины, выполненные на бархате, мраморе и стекле замечательными художниками, предками принца Клонски, — и богатейшая библиотека, полная старинных манускриптов, созданных как вадагами, так и надрагами, и дивная коллекция скульптур. Были там также и вольеры с различными птицами, собственный зверинец и сад; обсерватория и лаборатории, комнаты для медитации и операционная, мастерские и зал с коллекцией оружия, многочисленные кладовые и кухни; имелись даже планетарий, несколько музеев и специальные залы для занятий оккультными науками. Были, разумеется, и помещения не столь специального предназначения, в том числе личные покои обитателей замка.
      Хотя когда-то обитателей замка было почти пятьсот, в настоящий момент в нем жили только двенадцать вадагов: престарелый принц Клонски, его жена Колаталарна, казавшаяся (по крайней мере, внешне) значительно моложе своего супруга, его дочери-двойняшки Иластра и Фолинра, его брат, принц Ранан, и племянница Сертреда, а также сын Корум. Остальные пятеро обитателей замка, приходившиеся принцу дальними родственниками, были слугами. Все члены семейства были типичными представителями своей расы: узкий, вытянутый череп, практически лишенные мочек и плотно прилегающие к голове уши, светлые пушистые волосы, окутывавшие голову серебристым облаком, большие миндалевидные глаза с желтыми зрачками и ярко-красной радужкой, крупный сочный рот и необычного, светло-розового, цвета кожа. Вадаги были стройными, высокими, хорошо сложенными и двигались с ленивой грацией так, что обычный человек рядом с ними казался похожим на неуклюжую хромую обезьяну.
      Будучи вечно погруженными в весьма далекие от реальной действительности интеллектуальные изыскания, члены семейства принца Клонски уже давно — по крайней мере, лет двести — не имели контактов с иными семьями вадагов, а уж надрагов и вовсе не видели века три. В течение последних ста лет обитатели замка не имели абсолютно никаких сношений с внешним миром. Лишь однажды они видели мабдена: представитель новой расы был доставлен в замок Эрорн принцем Опашем, двоюродным братом принца Клонски. Мабдена — существо оказалось самкой — сразу поместили в зверинец и ухаживали за ней прекрасно, однако прожила она совсем мало, всего чуть больше пятидесяти лет, а другого взамен не нашлось. В замке знали, разумеется, что с тех пор мабдены весьма быстро размножились и обитали уже на значительной части Бро-ан-Вадага. Ходили слухи, что некоторые замки вадагов теперь разорены и захвачены ордами мабденов, изгнавших оттуда их истинных хозяев. Впрочем, принц Клонски полагал, что подобным слухам верить нельзя. Кроме того, слухи весьма мало интересовали обитателей замка. У них находились тысячи куда более приятных тем для дискуссий и размышлений.
      Кожа принца Клонски приобрела молочно-белый оттенок и стала такой тонкой, что просвечивали вены и жилки. Он прожил на свете более тысячи лет, однако столь солидный возраст стал сказываться лишь недавно. Если слабость стала бы непереносимой, а зрение начало замутняться, принц должен был сам покончить счеты с жизнью так, как это принято у вадагов: отправиться в Зал Туманов, лечь на шелковые простыни и вдыхать душистый смертоносный газ, пока не заснет навеки. С годами волосы принца обрели золотисто-каштановый оттенок, а глаза поблекли и стали почти розовыми с темно-оранжевыми зрачками. Одеяния казались слишком просторными на усохшем старческом теле, но принц по-прежнему не расставался со своим посохом, украшенным платиновым набалдашником с рубиновой инкрустацией, держался прямо и горделиво, как встарь.
      Своего сына Корума он в тот день отыскал в музыкальном зале, где тот играл на весьма сложном инструменте, состоявшем из множества тонких трубок, вибрирующих струн и подвижных, переливающихся кристаллов. Мелодию, очень простую и тихую, заглушили тяжелые шаги старого принца по устилавшим пол коврам, стук его посоха и хриплое дыхание.
      Принц Корум оторвался от своего занятия и посмотрел на отца с вежливым вниманием.
      — Ты что-то хотел мне сказать, отец?
      — Прости, я, кажется, помешал тебе?
      — Ничего страшного. К тому же дело у меня все равно не шло, — Корум поднялся и накинул на плечи свой алый плащ.
      — Знаешь, Корум, придется мне скоро отправиться в Зал Туманов, — спокойно проговорил принц Клонски. — И до того мне бы очень хотелось, чтобы исполнилась некая моя прихоть. Ты мне поможешь?
      Принц Корум любил отца. Он был потрясен этой новостью и мрачно кивнул:
      — Разумеется, отец. Ты всегда можешь рассчитывать на меня. Что я могу для тебя сделать?
      — Мне хочется узнать о судьбе своих родственников. Например, о принце Опаше из замка Сарн, что на востоке нашей страны. И о принцессе Лорим из замка Крашах, что на юге. И о принце Фагуине из замка Гал, что на севере…
      Принц Корум выпрямился.
      — Хорошо, отец, но…
      — Я знаю, о чем ты подумал, — прервал его старик. — Что я мог бы выяснить все это, используя оккультные силы, верно? Это не так. Почему-то стало гораздо труднее делать что-либо связанное с другими измерениями. Я их практически не чувствую, даже когда пытаюсь увидеть их своим вторым зрением. А физически переместится в иную плоскость стало просто невозможно. Видимо, старость пришла…
      — Нет, отец, — сказал Корум. — Мне тоже стало трудно делать это, а ведь когда-то можно было с легкостью переместится в любую из Пяти плоскостей, стоило лишь этого захотеть. А с другими Десятью можно было установить связь, приложив небольшие усилия, хотя, как я слышал, мало кто мог их посетить в физическом теле. Теперь же я способен только видеть или изредка слышать, что происходит в четырех измерениях, которые вместе с нашим образуют сферу. А ведь наша планета в своем астральном цикле непременно проходит через все пять плоскостей! Я никак не могу понять, в чем тут дело.
      — Я тоже не могу этого понять, — откликнулся старый принц. — Но вижу в том дурное предзнаменование. По всей вероятности, в самой природе нашей Земли происходят некие глубинные изменения. Вот потому-то я и хотел бы связаться с нашими родственниками-вадагами. Может быть, им известно, отчего мы оказались практически привязанными к одной лишь плоскости? Это неестественно. Это делает нас ущербными. Неужели мы уподобимся животным этой плоскости, которым изначально не дано знать иных миров, кроме своего собственного? Неужели наша раса вступила в эпоху регресса? И наши потомки ничего не смогут перенять из богатейшего опыта вадагов, постепенно нисходя к тем водным млекопитающим, от которых, собственно, мы и произошли? Признаюсь честно, сынок, мне иногда становится даже страшно.
      Принц Корум не сделал ни малейшей попытки успокоить отца.
      — Знаешь, я тут читал о бландагна… — молвил он задумчиво. — Это раса из третьей плоскости, обладавшая весьма изощренным умом. Но с их генами и мозговыми клетками случилось что-то странное, и они в течение всего лишь пяти поколений полностью переродились, превратившись в летучих рептилий, по-прежнему, впрочем, обладавших достаточным разумом… Последнее обстоятельство и свело их с ума. Всех до одного… Они тогда сами себя уничтожили… Интересно, что вызывает подобный регресс?
      — Это ведомо лишь Повелителям Мечей… — ответил принц.
      Корум улыбнулся и подхватил:
      — Которых в действительности не существует. Хорошо, отец. Я понимаю твою озабоченность и непременно постараюсь разыскать наших родственников, встретиться с ними и выяснить, как они живут и ощущают ли те перемены, которые тревожат нас, обитателей замка Эрорн.
      Старый принц кивнул.
      — Если чувства наши действительно притупились, а восприятие мира стало таким же, как у мабденов, то вряд ли вадагам стоит продолжать свое развитие. Да и существование тоже. Заодно постарайся выяснить, как живут надраги и нет ли у них подобных проблем.
      — Наши расы одинаково древние, — прошептал Корум. — Возможно, что и у них… Но разве твой кузен Шулаг ничего не рассказывал? Ведь он был у нас не так давно, всего два-три столетия назад?
      — О да, он говорил, что мабдены стали часто приплывать на своих кораблях с запада и убивать надрагов. Тех же, кто оставался в живых, они превращали в рабов. Однако мне трудно поверить, чтобы мабдены, эти полузвери, сколь бы ни было велико их число, сумели бы хитростью превзойти надрагов и одерживать над ними одну победу за другой.
      Корум прикусил губу и задумался.
      — Возможно, надраги стали слишком благодушны и самодовольны, — проговорил он наконец.
      Отец его уже повернулся, чтобы уйти, но, услышав эти слова, остановился, тихонько постукивая тяжелым посохом по пестрому, богато вышитому ковру; тонкие пальцы стиснули украшенный рубинами набалдашник.
      — Благодушие и страх перед невообразимой карой — это совершенно разные вещи, — молвил он наконец, — однако и то и другое неизбежно приводит к разрушению. И абстрактные рассуждения на эту тему совершенно бессмысленны. Вернувшись, ты, возможно, уже будешь знать ответы на все подобные вопросы. И мы вместе постараемся понять, что же нас ожидает. Когда ты намерен отправиться в путь?
      — Мне хотелось бы сперва закончить свою симфонию, — сказал Корум. — На это потребуется день или два. А затем я на следующее же утро покину замок.
      Принц Клонски удовлетворенно кивнул.
      — Благодарю тебя, сын мой.
      Когда он ушел, принц Корум вернулся к прерванным музыкальным занятиям, но обнаружил, что не может сосредоточиться. Его воображение было целиком захвачено грядущим путешествием. Странное, неиспытанное дотоле чувство овладело им. Скорее всего, это можно было назвать возбуждением: ведь он впервые в жизни готовился надолго покинуть замок Эрорн!
      Корум попытался взять себя в руки — не годится вадагу проявлять подобную чувствительность.
      — Что ж, это будет весьма познавательно, — прошептал он. — По крайней мере, повидаю, наконец, остальную часть материка. Жаль, что прежде я не увлекался географией. Я и Бро-ан-Вадаг практически не знаю, не говоря уж о других частях мира. Возможно, стоило бы сперва изучить кое-какие карты и записки путешественников… Да-да, я так и сделаю. Завтра же с утра направлюсь в библиотеку. Или послезавтра…
      Принц Корум по-прежнему не ощущал ни малейшей потребности спешить. Вадаги — раса долгожителей, они привыкли действовать неспешно, как бы лениво, долго, всесторонне оценивая предстоящий поступок и лишь потом его совершая. Они проводили недели и даже месяцы в медитации, прежде чем приступить к научному исследованию или иной творческой работе.
      Но на этот раз Корум решил вдруг отложить на время незаконченную симфонию, над которой трудился целых четыре года. Ничего, он завершит ее сразу после возвращения… Ну а если и не завершит, то, в конце концов, это не так уж и важно!

Глава вторая
ПРИНЦ КОРУМ ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПУТЬ

      Копыта лошади тонули в стелющемся по земле утреннем тумане, когда Корум выехал из замка Эрорн, выполняя обещание, данное отцу.
      В неясном свете контуры замка казались более мягкими, расплывчатыми; он почти сливался с огромной скалой, на которой стоял, и с деревьями, что росли вдоль дороги. Дорога, по которой ехал сейчас Корум, тоже как бы таяла, тонула в тумане и безмолвии, да и все вокруг представлялось смешением неярких золотистых, зеленоватых и серых тонов, чуть усиленных порой отблесками далекого, не вынырнувшего еще из-за облаков солнца. А за скалами глухо шумело море. Был час отлива.
      Когда Корум въехал в душистый сосново-березовый лес, запел крапивник, которому хрипло вторил грач, а потом оба умолкли, словно сами удивленные собственным дуэтом.
      Корум все больше углублялся в лес; звуки моря почти стихли у него за спиной, и туман постепенно начал рассеиваться под теплыми лучами восходящего солнца. В этом старом лесу ему был знаком каждый куст, он и прежде любил бывать здесь — совершал прогулки верхом, обучался старинному военному искусству, ибо его отец считал подобные тренировки исключительно важными для развития силы и ловкости. Иногда же Корум целыми днями просто валялся на траве, наблюдая за многочисленными лесными обитателями, — за очень похожими на желто-серых лошадок единорогами ростом примерно с собаку, за птицами с дивным оперением и веерообразными крыльями; птицы эти обычно парили так высоко, что с земли их невозможно было разглядеть, но гнезда свои почему-то строили под землей, в заброшенных лисьих или барсучьих норах. Попадались в лесу и крупные добродушные дикие свиньи, покрытые густой курчавой шерстью черного цвета и питавшиеся мхами и лишайниками. Было там немало и всякой прочей живности.
      Принц Корум уже почти забыл, какое это удовольствие — быть в лесу! Слишком много времени он провел, почти не выходя из замка. С легкой и светлой улыбкой осматривал он все вокруг. «Это будет жить вечно, — думал он. — Такая красота не может погибнуть!»
      Однако мысли эти отчего-то привели его в меланхолическое настроение, он встряхнулся и пришпорил коня.
      Конь, казалось, даже обрадовался и с удовольствием помчался вперед: он тоже хорошо знал этот лес. Под седлом у Корума был настоящий вадагский жеребец, рыжий, с иссиня-черной гривой и черным хвостом, сильный, высокий, грациозный, совсем не похожий на лохматых диких лошадок, что водились в лесу. Спина жеребца была накрыта желтой бархатной попоной, а к седлу приторочены две сумы, два копья, простой круглый щит из нескольких слоев дерева, бронзы и кожи, украшенный серебром, длинный костяной лук и колчан с большим запасом стрел. В одной из сумок была провизия на дорогу, в другой — карты и книги не только для дела, но и для души.
      На серебряном остроконечном шлеме принца были вырезаны слова: «Корум Джаелен Ирсеи» — его полное имя, означавшее «Корум, Принц в Алом Плаще». Согласно обычаю, вадаги различали друг друга прежде всего по цвету плаща, а надраги — по плюмажу и надписям на знаменах. Корум был в полном боевом облачении. Длинный и просторный плащ свободно раскинулся, закрывая конский круп; из широких прорезей виднелись лишь кисти рук; за плечами висел широкий и глубокий капюшон, который можно было накинуть прямо поверх шлема. Плащ был сделан из очень тонкой и мягкой шкуры древнего животного, о котором почти забыли уже и сами вадаги и которое некогда обитало в одной из Пяти плоскостей. Под распахнутым плащом виднелась двойная кольчуга, сплетенная из миллионов крошечных звеньев-колечек. Верхний слой кольчуги был из серебра, нижний — из бронзы.
      Помимо лука и копий, Корум имел при себе вадагский боевой топор с длинной рукоятью, украшенной изысканной резьбой, и длинный меч с прочнейшим клинком из неведомого металла, выкованный в другой плоскости; серебряные рукоять и гарда меча были украшены красными и черными ониксами. Под кольчугой виднелась рубаха из голубой парчи; штаны и сапоги Корума, как и седло, были из мягкой замши. Седло тоже было отделано серебром.
      Легкие светлые волосы принца, выбиваясь из-под шлема, весело вились на ветру, но на молодом лице лежала тень то ли глубокой задумчивости, то ли напряженного ожидания, то ли предвидения неких необычных событий, связанных с тем, что Корум впервые предпринял путешествие по древней территории народа вадагов.
      В это путешествие он отправился один: более никого из обитателей замка нельзя было выделить ему в сопровождающие. Ехать он сразу решил верхом, отказавшись от кареты или повозки, ибо хотел как можно скорее добраться до цели.
      До первого из тех замков, которые ему предстояло посетить, было несколько дней пути, и, коротая время, Корум пытался представить себе древние жилища иных старинных вадагских семей, столь непохожие, должно быть, на замок Эрорн, и самих этих людей, близких ему по крови, но совершенно ему неведомых. Возможно, среди них он отыщет и свою будущую жену… Принц понимал: желание женить сына давно владело старым принцем — хотя он и словом об этом ни разу не обмолвился — и, безусловно, входило в его планы, когда он обратился к Коруму со своей просьбой.
      Вскоре Корум выбрался из леса на обширную равнину Броггфитус; здесь некогда вадаги и надраги сошлись в кровавой и исполненной мистического смысла битве.
      То была их последнее и самое яростное сражение, разразившееся сразу во всех Пяти плоскостях. В той битве не было ни победителей, ни побежденных, но более двух третей каждого войска осталось на поле брани. Корум слышал, что множество замков обезлюдело с тех пор на обширной территории Бро-ан-Вадаг, а на островах, расположенных в море за замком Эрорн опустели многие надрагские города.
      К полудню Корум добрался почти до центра равнины. Далее этих мест он никогда не бывал, даже в годы своих юношеских скитаний. Здесь высились поросшие сорной травой руины огромного Небесного Города, который во время той, длившейся целый месяц, роковой битвы между вадагами и надрагами бесчисленное множество раз перемещался из одной плоскости в другую, нарушая тонкую ткань разделяющего их вещества, и наконец неожиданно рухнул прямо на яростно бившихся воинов, погребя их под собою. Погибли все. Будучи порождением другого мира, Небесный Город, даже превратившись в уродливые клубки металлических конструкций и каменные обломки, по-прежнему сохранял загадочную способность проходить сквозь разделяющие плоскости рубежи и в данный момент развалины его казались миражем, хотя сорняки, мелкий кустарник и березняк, которым поросло все вокруг, выглядели вполне материально.
      В иных, не столь обязывающих ситуациях Корум любил, хотя бы вторым зрением, перемещаться в другие плоскости, чтобы посмотреть, как выглядит Небесный Город там, но теперь подобные упражнения отняли бы у него слишком много сил, и в данный момент призрачные развалины представлялись ему всего лишь довольно сложным препятствием, которое необходимо поскорее миновать.
      Когда Корум наконец пересек равнину Броггфитус, солнце уже село, а привычный и любимый мир остался далеко позади. Теперь путь его лежал на юго-запад, в те края, которые он представлял себе только по картам.
      Он не останавливаясь ехал еще три дня, пока рыжий его жеребец не начал спотыкаться от усталости. Тогда Корум решил устроить привал в небольшой лощине у прохладного ручья и немного отдохнуть.
      Усевшись на землю и съев ломоть легкого, но очень питательного хлеба, выпечкой которого славились вадагские пекари, он удобно оперся спиной о ствол старого дуба. Конь щипал траву на берегу ручья.
      Серебряный шлем, топор и меч Корум положил рядом и полной грудью вдыхал пахнувший листвой воздух, в блаженной расслабленности любуясь далекими горными вершинами — синими, серыми, белыми. Перед ним раскинулась чудесная страна, исполненная мира и покоя, и радостно было ему путешествовать по ней. Он знал, что некогда и в этом месте жили несколько вадагских семей, но теперь от них не осталось и следа. Похоже, вадаги постепенно как бы стали частью пейзажа, растворились в нем. Раза два ему попались скалы и валуны весьма странной формы — видимо, там, где некогда высились замки. Но теперь даже сами камни эти казались совершенно дикими. У него мелькнула мысль о мистической, загадочной природе столь полного исчезновения следов здешних обитателей, но он тут же отринул подобные домыслы, убеждая себя, что это лишь пища для поэтических образов, никак с реальной действительностью не связанная.
      Улыбнувшись собственной неожиданной сентиментальности, Корум поудобнее устроился под деревом. Еще три дня, и он достигнет замка Крашах, где живет его тетка, принцесса Лорим… Увидев, что рыжий жеребец, подогнув ноги, улегся на траву и уснул, Корум завернулся в свой алый плащ, накрыл голову капюшоном и смежил веки.

Глава третья
СТАДО МАБДЕНОВ

      На следующее утро Корума разбудили странные звуки, нарушающие лесную тишину. Конь его, встревоженный этим шумом, уже вскочил и стоял рядом, нервно нюхая воздух.
      Корум встал, потянулся и пошел к ручью умыться. На берегу он прислушался. Ему показалось, что из долины доносятся глухие удары, бряцанье оружия, чьи-то громкие голоса. Он осторожно сделал в этом направлении несколько шагов и почти сразу заметил среди деревьев какое-то движение.
      Он бросился назад, быстро подобрал с земли шлем, водрузил его на голову, пристегнул к перевязи меч и пристроил за плечи боевой топор. Потом отвел коня к ручью и, пока тот пил, оседлал его.
      Звуки стали слышны гораздо отчетливее. Корума охватило смутное беспокойство. Он вскочил в седло, но с места не двигался, продолжая наблюдать.
      Из долины в холмы текла целая река повозок, запряженных лошадьми, которыми управляли дикие люди — кто в латах, а кто и в звериных шкурах мехом наружу. Корум догадался, что это стадо мабденов. Ему не так уж много было известно из книг о привычках и обычаях этих существ, но он знал, что мабдены ведут преимущественно кочевой образ жизни, постоянно перемещаясь с места на место. Исчерпав запасы пищи в одной части материка, они переходят на другую территорию, где занимаются собирательством и охотой. Корума весьма удивило, что боевое оружие и доспехи этих дикарей — особенно щиты, мечи и шлемы — почти такие же, как у него самого.
      Мабдены подходили все ближе, но Корум продолжал стоять под деревьями и с превеликим любопытством следить за ними — с тем же любопытством он наблюдал обычно за поведением незнакомых ему диких животных.
      Их было множество; они ехали в колесницах, грубо сколоченных из дерева, скрепленных бронзовыми пластинами. Колесницы были разукрашены самым варварским образом. Их тащили косматые лошадки в кожаной сбруе, тоже грубо размалеванной красной, желтой и синей краской. За колесницами следовали громоздкие повозки; одни повозки были открытые, другие — занавешены каким-то тряпьем. Корум решил, что в крытых возках мабдены везут своих самок, потому что ни женщин, ни детей нигде больше не было видно.
      У мабденов были густые грязные бороды и длинные вислые усы. Из-под шлемов выбивались всклокоченные патлы. Пронзительно крича, они на ходу передавали друг другу бурдюки с вином. Потрясенный Корум понял, что говорят они на том же языке, что вадаги и надраги, просто речь их сильно искажена, весьма примитивна и груба. Для него было открытием, что мабдены владеют столь развитой формой языка!
      Снова в душе Корума шевельнулась безотчетная тревога. Он заставил рыжего жеребца попятиться глубже в тень деревьев и продолжал наблюдать.
      Теперь он понял, отчего шлемы и мечи мабденов показались ему столь похожими на его собственные.
      То были шлемы и мечи вадагов.
      Корум помрачнел. Может быть, мабдены ограбили один из старых заброшенных замков? Или получили оружие и доспехи в подарок? Или просто украли?
      У них, правда, имелось и оружие собственного изготовления — грубой, примитивной работы, явно и неудачно скопированное с искусных изделий древних оружейников. Корум заметил также на некоторых воинах одежду из тонкого полотна и парчи, явно украденную, потому что в основном мабдены были одеты в плащи из волчьих шкур с капюшонами из медвежьего меха, их куртки и штаны были сшиты из шкур тюленей, а шапки — из козьих шкур. Некоторые были не в штанах, а в некоем подобии юбок из кроличьего меха. И все обуты в грубые башмаки из свиной кожи. Рубахи тоже были либо кожаные, либо из очень грубой шерсти. У некоторых на шее висели золотые, бронзовые или железные цепи; такие же цепи, несколько раз обернутые вокруг запястий или лодыжек, заменяли мабденам браслеты, а кое-кто украсил цепями даже свои отвратительные грязные патлы.
      Мабдены поравнялись с тем местом, где прятался Корум. Он едва подавил приступ кашля, когда чудовищная вонь, исходившая от орды, достигла его ноздрей. Многие мабдены были настолько пьяны, что чуть не падали со своих колесниц. Скрипели тяжелые колеса, шлепали по грязи копыта лошадей. Корум увидел, что в повозках везут отнюдь не женщин, а награбленное добро. Да, он не ошибся: то были сокровища, ранее принадлежавшие вадагам.
      Увиденное можно было истолковать однозначно: перед ним настоящее войско, только что совершившее то ли разведывательный, то ли чисто грабительский поход. Но больше всего Корума мучила мысль о том, что эти полузвери совсем недавно бились с вадагами и явно одержали над ними победу!
      Он заметил, что за последними колесницами идут пешие мабдены, за руки привязанные к повозкам и скованные между собой. Безоружные, почти голые и страшно истощенные, они ступали по земле босыми, разбитыми в кровь ногами и почти непрерывно стонали, время от времени издавая жалобные вопли. В ответ на эти вопли с колесниц доносились издевательский смех и злобные ругательства; а порой кто-нибудь из пьяных воинов дергал за веревку, и тогда несчастные спотыкались и падали.
      Один из них, упав, тщетно попытался снова встать на ноги, но так и не смог: колесница неумолимо волокла его по земле. Корум пришел в ужас. Почему мабдены столь чудовищно обращаются с соплеменниками? Даже надраги, всегда считавшиеся более жестокими, чем вадаги, никогда так не мучили своих пленников.
      — До чего странные животные — задумчиво произнес Корум.
      Один из мабденов во главе каравана вдруг что-то громко крикнул и остановил свою колесницу у ручья. Остальные тоже начали останавливаться. Корум понял, что они намерены расположиться здесь лагерем.
      Очень заинтересованный, он продолжал наблюдать, неподвижно застыв в седле, скрытый тенью деревьев.
      Мабдены распрягли лошадей и повели их к воде. Из повозок достали горшки и припасы, разожгли костры.
      Близился вечер. Воины поели, однако пленникам, по-прежнему привязанным к колесницам, не дали ни крошки.
      Насытившись, мабдены снова принялись пить вино. Вскоре более половины их были пьяны до бесчувствия. Пьяные, растянувшись на траве как попало, спали, а остальные просто валялись на земле или боролись друг с другом. Однако борьба эта мгновенно переставала носить шуточный характер, стоило кому-то одному разозлиться, и соперники с нескрываемой свирепостью пускали в ход не только ножи, но и боевые топоры, и тогда уже кровь лилась рекой.
      Когда драка начала принимать массовый характер, мабден, ехавший во главе каравана, снова что-то гневно проревел и неверной походкой, держа в руке бурдюк с вином, приблизился к дерущимся и стал пинать то одного, то другого, приказывая прекратить драку. Двое отказались ему повиноваться, и он, выхватив из-за пояса огромный боевой топор, с размаху опустил его на голову ближайшего из непокорных, разрубив не только шлем, но и череп. Тут же воцарилась тишина, и Корум услышал, слова вожака:
      — Клянусь Псом! Я больше не потерплю этих дурацких драк! Чего зря силы тратите друг на друга? У нас и так есть кем заняться! — и он указал в сторону пленников.
      Кто-то гнусно засмеялся, и некоторые мабдены действительно двинулись туда, где на земле, скорчившись, спали пленные. Спящих растолкали, перерезали их путы и погнали туда, где собрались в кружок те, кому вина оказалось недостаточно. Несчастных втолкнули в центр круга, и они застыли там, в ужасе глядя на воинов.
      Вожак первым вошел в круг и обратился к пленным:
      — Помните, что я сказал вам, когда мы, уходя из вашей вонючей деревни, прихватили вас с собой? Так кого мы, денледисси, ненавидим больше всех на свете, даже больше шефанхау?
      Один из пленников что-то пробормотал, глядя в землю. Вожак быстро подошел к нему и острием топора приподнял его голову.
      — Верно! Хорошо урок усвоил, дружок. Ну-ка, скажи погромче.
      Пленный едва шевелил пересохшим от жажды языком и разбитыми, запекшимися губами, глядя в темнеющие небеса; по щекам его текли слезы; вдруг он возопил каким-то диким, надтреснутым голосом:
      — Тех, кто лижет мочу шефанхау!
      И застонал. А потом вдруг снова издал пронзительный вопль.
      Вожак мабденов улыбнулся, отвел назад руку с зажатым в ней топором и рукоятью ударил пленного в живот. Вопль резко прервался; от нестерпимой боли несчастный согнулся пополам.
      Коруму никогда не приходилось видеть столь бессмысленной жестокости. Оцепенев от ужаса, он смотрел, как мабдены вновь связали пленников, повалили их наземь и принялись тыкать в них ножами и пылающими головнями, причиняя бесконечные страдания и заставляя корчиться от боли, однако не убивая.
      Вожак, веселясь, наблюдал за ними, сам участия в истязаниях не принимая.
      — Ох и попомните вы меня, когда ваши души соединятся с душами проклятых шефанхау в Ямах Пса! — бурчал он добродушно. — Ох и попомните вы графа денледисси Гландита-а-Краэ, погибель шефанхау!
      Корум так и не смог разгадать, что означают эти слова. «Шефанхау», возможно, было изуродованным вадагским словом «сефано», которое имело несколько значений, например, «дьявол», «злодей», «демон». Но почему мабдены сами себя называют «денледисси»? И не является ли это слово — а, скорее всего, так и есть — искаженным вадагским «донледисси», что значит «убийцы»? И не используют ли мабдены понятие «шефанхау» для обозначения любого врага? При этом похоже, что среди их врагов есть и племена мабденов…
      В полном недоумении Корум потряс головой. Да, мотивы поведения диких животных были ему куда понятнее мабденских. С точки зрения чистой науки, они совершенно перестали интересовать его, начиная раздражать и вызывая одно лишь отвращение. Он легонько тронул поводья и быстро углубился в лес.
      Увиденное он пока что мог объяснить одним-единственным способом: эти мабдены явно прошли путь эволюции, а затем и стадию регресса быстрее, чем любая другая раса. Вполне возможно, он видел всего лишь утративших разум представителей этого племени. Если его рассуждения верны, то именно потеря разума и послужила причиной того, что мабдены считают врагами собственных соплеменников — бросаются же на себе подобных заболевшие бешенством лисицы.
      Теперь Корум чувствовал еще более острую потребность поскорее выполнить обещание, данное отцу. Он погонял и погонял коня, который и без того мчался, как ветер, по направлению к замку Крашах. Принцесса Лорим, что жила там, совсем близко от мест расселения мабденов, наверняка смогла бы дать Коруму ответы на мучившие его вопросы.

Глава четвертая
УБИЙЦЫ КРАСОТЫ, ПОГИБЕЛЬ ПРАВДЫ

      Миновав высокие зеленые холмы, что со всех сторон окружали долину, Корум не обнаружил никаких следов пребывания мабденов, кроме черных кострищ и мусора. Он остановил коня и огляделся. Замка принцессы Лорим почему-то не было видно.
      Здесь росло множество тополей, вязов и берез; в теплых полуденных лучах солнца долина выглядела удивительно мирной. «Интересно, куда же все-таки подевался замок?» — недоумевал Корум.
      Он снова достал из-под кольчуги карту и внимательно ее рассмотрел. Замок должен был стоять прямо посреди этой долины, окруженный по периметру шестью кольцами тополей и еще двумя внешними кольцами вязов. Корум снова уставился перед собой.
      Да, кольца тополей и вязов — на месте. Но в центре — никакого замка! Лишь какое-то странное облачко тумана.
      Откуда там туман, в такой ясный полдень? Значит, это дым?
      Корум погнал жеребца вниз по склону холма.
      Он миновал первый ряд деревьев, второй и не останавливался, пока не вылетел на середину последнего зеленого круга. Но и там никакого замка не оказалось. Зато отчетливо чувствовался запах дыма. От дыма уже щипало глаза и горло.
      Лишь теперь Корум смог различить закопченные развалины и в ужасе приблизиться к ним, хотя в горле ужасно першило, а дым застилал глаза. Острые осколки камней, груды искореженного металла, обгоревшие балки…
      Увы, сомнений не оставалось: принц Корум увидел то, что осталось замка Крашах. Тлеющие руины. Страшный пожар уничтожил замок без следа, пожрав, видимо, и его обитателей, ибо Корум, сдерживая храпящего, воз6ужденного коня, повсюду замечал почерневшие кости людей. А за пределами гигантского пепелища видны были следы яростной битвы; сломанная колесница мабденов, несколько трупов дикарей, разрубленное на куски тело старой вадагской женщины…
      И, несмотря на дым и еще тлеющий пожар, уже начинало слетаться на пир воронье.
      Так принц Корум впервые познал истинное горе. Он догадался, что это именно горе, хотя никогда не испытывал таких чувств прежде. А потом глубокая печаль охватила его душу.
      На всякий случай он громко крикнул, надеясь, что откликнется хоть кто-то из уцелевших обитателей замка, но ответом ему было молчание. И принц Корум медленно поехал прочь. Ехал он на восток, к замку Сарн.
      Целую неделю он гнал и гнал своего коня, почти не слезая с седла, и ощущение огромного горя и глубокой печали не покидало его. А потом вдруг возникло какое-то новое ноющее, болезненное чувство, и принц Корум догадался, что это тревога.
      Сквозь заросли бузины к замку Сарн вела широкая тропа. Конь и всадник смертельно устали и еле двигались, так что мелкие зверюшки вполне успевали спрятаться, заслышав стук копыт. С хмурого неба сеялся дождик. Запаха дыма не чувствовалось, но когда Корум добрался наконец до развалин замка, то понял: они давно уже перестали гореть. Черные обуглившиеся камни были холодны, а воронье, добела обчистив кости убитых, улетело прочь в поисках новой добычи.
      И тут впервые слезы навернулись Коруму на глаза. Он слез со своего запыленного и усталого коня, взобрался на груду почерневших камней и уселся там, глядя вдаль.
      И сидел он так много часов подряд, а потом из горла его вдруг вырвался странный тонкий звук. Ничего подобного он от себя не ожидал и не понимал, что с ним такое творится. Но и этот жалобный стон не принес его душе облегчения. Он никогда не видел принца Опаша, хотя отец часто и очень тепло вспоминал двоюродного брата. Он не знал никого из тех людей, что жили в замке Сарн, но оплакивал их долго и горестно, пока совершенно не обессилел и не погрузился в мрачное забытье, рухнув ничком прямо посреди печального пепелища.
      А дождь все падал на алый плащ принца Корума, на печальные руины старинного замка, отмывая до белизны кости погибших. Рыжий конь между тем, пощипав травы, отыскал себе убежище под густыми кустами бузины и улегся там. Некоторое время он еще поглядывал на хозяина, а потом тоже уснул.
      Пробуждение Корума было внезапным. Он вскочил и тут же стал пробираться меж руин к зарослям бузины, где тихо ждал его верный конь. Мысль, от которой он проснулся, теперь не давала ему покоя: он понял, что все эти преступления — дело рук мабденов. Надраги никогда не сжигали замки своих врагов, у них не было такого обычая. Кроме того, уже несколько столетий между вадагами и надрагами царил мир, прежняя яростная вражда осталась в далеком прошлом.
      Правда, в какой-то момент у Корума возникло подозрение, что мабдены нападают на вадагов по наущению надрагов, однако подобное подозрение он сразу отмел как несправедливое. Оба народа всегда неукоснительно подчинялись древним правилам ведения честного боя. К тому же у былых противников не осталось былого стремления расширять свои территории или хотя бы охранять их границы: из-за войн численность обоих народов и так была крайне невелика.
      Покрытое пылью лицо Корума осунулось. По щекам тянулись грязные бороздки от пролитых слез. Он поднял коня, вскочил в седло и двинулся на север, к замку Гал. В душе его еще теплилась надежда, что север пока свободен от мабденов, ведь их орды идут в основном на юг и восток.
      Днем позже Корум остановился, чтобы напоить коня, на берегу маленького озерца и вдали, по ту сторону заросшего вереском болота, заметил вьющийся в воздухе дымок. Он сверился с картой: в той стороне не был помечен ни один замок.
      Корум застыл в нерешительности. А вдруг это стоянка мабденов? Вдруг у них есть пленные вадаги? Их непременно нужно попытаться спасти!.. И он двинулся туда, где был виден дымок.
      Подъехав ближе, он обнаружил несколько столбов дыма. Это оказалось селение мабденов, весьма напоминавшее издали город надрагов, но спланированное значительно хуже. Да и дома в селении были грубые, примитивные — низкие каменные хижины, крытые тростником. Дым от сложенных из сланца очагов поднимался в небо прямо через дыру в кровле.
      Вокруг селения раскинулись поля, где, видимо, выращивались некие съедобные злаки, но в данный момент поля были пусты. Кое-где на них паслись коровы.
      Почему-то здесь Корум не чувствовал той опасности и угрозы, которая исходила от встреченной им ранее орды мабденов. Но из осторожности он остановил коня довольно далеко от поселка, решив сперва понаблюдать за его жителями.
      Он прождал целый час, но никто так и не появился.
      Тогда он подъехал ближе и остановился шагах в пятидесяти от ближайшей хижины.
      Из-за низенькой двери не доносилось ни звука.
      Корум прокашлялся.
      И тут вдруг заплакал ребенок, плач которого кто-то спешно попытался заглушить.
      — Эй, мабдены! — крикнул Корум. От усталости и горя голос его звучал хрипло. — Я хотел бы поговорить с вами. Чего вы боитесь? Вылезайте из своих нор.
      Из ближайшей хижины ему ответил голос, в котором смешались страх и гнев:
      — Мы шефанхау зла не делали! И они нам тоже. Но если мы станем говорить с тобой, денледисси вернутся и в наказание отберут у нас все припасы, перебьют мужчин и изнасилуют женщин. Ступай же прочь, господин шефанхау, умоляем тебя! Мы приготовили для тебя вкусную еду, сумка стоит у дверей. Возьми ее и оставь нас в покое.
      Теперь Корум заметил и сумку. Значит, ему приготовили дань! Неужели они не знают, что их пища не годится для вадагов, ибо чересчур тяжела?
      — Мне не нужна еда, мабдены! — снова крикнул он.
      — Но что же тебе нужно, господин шефанхау? Нам больше нечего отдать тебе, кроме своих жизней.
      — Я не понимаю, о чем вы говорите. Мне всего лишь нужно получить ответы на некоторые вопросы.
      — Но ведь шефанхау знают все на свете! Мы же не знаем ничего.
      — Почему вы так боитесь денледисси? И почему называете меня демоном? Мы, вадаги, никогда не причиняли вреда мабденам.
      — Это не мы, а денледисси считают вас злыми демонами! И жестоко наказывают нас за то, что мы живем в мире с вашим народом. Они говорят, мабдены всегда должны убивать шефанхау — и вадагов, и надрагов, — потому что все зло в мире от них, а мы, по их словам, виноваты в том, что позволяем злу существовать с нами рядом. Они утверждают, что мабдены для того и созданы, чтобы уничтожить всех шефанхау до одного. Денледисси — слуги великого правителя, графа Гландита-а-Краэ. И всеми нами правит король Лир-а-Брод, чей каменный город Каленуир находится высоко в горах на северо-востоке. Неужели ты этого не знаешь, господин?
      — Нет, этого я не знал, — тихо промолвил Корум и развернул коня. — Но и узнав все это, я по-прежнему не понимаю почти ничего. Прощайте, мабдены! — прогремел его голос. — Вам больше не следует меня бояться… — он помолчал и попросил негромко: — Скажите мне напоследок еще одну вещь, ладно?
      — Что же ты хочешь знать, господин? — откликнулся все тот же испуганный голос.
      — Почему мабдены убивают мабденов?
      — Я не понимаю тебя, мой господин…
      — Я видел, как мабдены, люди одной с вами крови, убивают других мабденов. Вы что, часто это делаете?
      — О да, господин. Мы делаем так довольно часто. Мы наказываем нарушивших наши законы… В назидание тем, кто может возжелать их нарушить…
      Принц Корум вздохнул.
      — Благодарю тебя. Что ж, теперь прощайте.
      Рыжий конь рысью прошел по краю болота, и деревня мабденов скрылась вдали.
      Теперь Корум осознал наконец, сколь сильно выросло за последнее время могущество мабденов. Такое никому из вадагов даже в голову прийти не могло! Ведь мабдены успели создать хотя и крайне примитивное и весьма запутанное, но, тем не менее, собственное социальное устройство. Ими правили вожди различных рангов, у них имелись вполне оседлые селения, а большая часть территории Бро-ан-Вадага находилась теперь под контролем верховного правителя мабденов, короля Лира-а-Брода, что значило приблизительно — «король всей земли».
      Корум припомнил давнишние слухи, которым тогда не придал значения: дикие орды мабденов захватывают отдельные замки вадагов… многие города надрагов пали уже под их натиском…
      Ему было ясно, что мабдены собственными жизнями готовы платить за уничтожение древних народов. Но почему? Ведь древние никогда и ничем им не угрожали! Да и чем малочисленные вадаги и надраги могли угрожать несметным полчищам свирепых мабденов? Представители древних рас обладали по сравнению с этими молодыми племенами лишь одной действительно бесценной вещью: знаниями. Неужели мабдены так боялись их знаний?
      В течение десяти дней, лишь дважды останавливаясь на отдых, гнал Корум своего коня к северу. Теперь он хорошо представлял себе, как может выглядеть древний замок Гал, если там побывали мабдены. Однако он непременно должен был добраться туда, чтобы увидеть все собственными глазами. Или же — если принц Фагуин и его семья еще живы, конечно! — предупредить обитателей замка о грозящей им опасности.
      Селения мабденов теперь встречались часто, но Корум избегал их. Встречались деревеньки, похожие на ту, первую, но некоторые селения были значительно больше. В центре каждого высилась мрачная каменная башня. Несколько раз он видел в отдалении отряды мабденских воинов, и лишь более острые, чем у мабденов, слух и обоняние позволяли ему заметить их раньше, чем они заметят его.
      Однажды он даже вынужден был переместиться вместе с конем в другую плоскость — истратив при этом немыслимое количество энергии и с трудом избежав прямого столкновения с мабденами. Он видел их прекрасно: они проехали мимо него не более чем в пяти шагах, однако увидеть его были не способны. Как и те мабдены, которых он видел прежде, эти тоже ездили не верхом, а в повозках, запряженных косматыми лошадками. Когда Корум увидел их поближе — лица с жирной и грязной кожей, покрытые оспинами и следами других болезней, вонючие тела, разукрашенные варварской татуировкой, — то в очередной раз подивился их разрушительной мощи. Ему по-прежнему трудно было поверить, как эти дикари, почти животные, похоже совсем лишенные второго зрения, сумели разрушить великие замки вадагов.
      И вот наконец Принц в Алом Плаще достиг подножия холма, на котором стоял замок Гал, и увидел, как завивается в воздухе черный дым, пронизанный красными языками пламени, и понял, что те мабдены, которые прошли так близко от него, как раз возвращались после битвы у стен замка и одержанной там кровавой победы.
      Это было настоящее побоище. Яростное сражение длилось, видимо, много дней. Обитатели замка Гал оказались более подготовленными к войне, чем другие вадаги. Надеясь отыскать хоть кого-то из раненых соплеменников, Корум погнал коня галопом вниз по склону холма.
      Но единственным живым существом среди дымящихся развалин оказался мабден, жалобно стонавший и брошенный своими. Корум сделал вид, что не заметил его.
      Он обнаружил три трупа вадагов. Все трое умирали долго и в страшных мучениях. Двоих воинов буквально изрубили на куски вместе с доспехами, но сперва им отсекли руки и ноги. А третья… То была девочка лет шести.
      Корум бережно перенес трупы к жарко горевшему огню пожара, чтобы огонь пожрал тела погибших вадагов, и вернулся к своему коню.
      Вдруг он услышал, что раненый мабден зовет его. Корум замер: голос незнакомца звучал иначе, чем у прочих дикарей.
      — Помоги мне, хозяин!
      То был до боли знакомый, певучий язык вадагов и надрагов!
      А вдруг это вадаг, притворившийся мабденом, чтобы не погибнуть? Корум взял коня под уздцы и пошел назад. Миновав дымовую завесу, он остановился над распростертым на земле раненым.
      Тот был одет в неуклюжий плащ из волчьих шкур и полукольчугу из железных звеньев. Сползший шлем скрывал большую часть его лица, и раненый почти не мог видеть. Корум осторожно снял с него шлем, отбросил в сторону… и у него перехватило дыхание.
      То был вовсе не мабден! Но и не вадаг. Перед принцем было окровавленное лицо надрага — смуглая кожа, приплюснутый нос, низко, почти от самых бровей, растущие волосы.
      — Помоги мне, хозяин! — повторил надраг. — Я ранен не очень тяжело и могу еще тебе пригодиться.
      — Кому ты хочешь служить, надраг? — тихо спросил Корум. Оторвав кусок ткани от рукава рубашки надрага, он вытер запекшуюся у того на лице кровь, мешавшую ему разлепить веки. Раненый заморгал, стараясь получше разглядеть своего возможного спасителя. — Так кому же ты собираешься служить? — снова спросил его Корум. — Неужели мне?
      Затуманенный взор надрага прояснился, и глаза его вдруг наполнились неподдельной и неистребимой ненавистью.
      — Вадаг! — прорычал он. — Живой вадаг!
      — Да, я еще жив. Почему ты так ненавидишь нас?
      — Все надраги ненавидят вадагов. И всегда ненавидели. Но как случилось, что ты не умер? Может, ты где-то прятался?
      — Я не из замка Гал.
      — Значит, я был прав: это не последний замок вадагов, — надраг завозился, пытаясь вытащить нож, но силы покинули его, и он снова рухнул на землю.
      — Ненависть… Вряд ли надраги питали к нам именно это чувство, — проговорил задумчиво Корум. — Они хотели заполучить наши земли, это так, но воевали мы друг с другом без ненависти. Ненавидеть вы научились у мабденов, надраг. Твои предки этого чувства не знали. Зато хорошо понимали, что такое честь. Неужели нынешним надрагам это слово неведомо? Как мог ты, представитель древнего народа, стать рабом мабденов?!
      Легкая улыбка скользнула по губам надрага.
      — Все оставшиеся в живых надраги вот уже два столетия пребывают в рабстве у мабденов. Мы живем подобно жалким псам, испытывая невыносимые страдания. Нас и используют как охотничьих псов, заставляя вынюхивать следы той «дичи», которую мабдены называют шефанхау. А мы, надраги, дали им клятву верности, лишь бы остаться в живых.
      — Неужели у вас не было другого пути к спасению? Ведь в других плоскостях…
      — Другие плоскости были для нас закрыты. Наши историки поняли, что последняя великая битва между вадагами и надрагами настолько нарушила равновесие, что боги закрыли для нас доступ в иные миры…
      — Боги?.. Значит, вы снова поверили в богов, вернулись к разным суевериям… — прошептал Корум. — Что же эти мабдены делают с нами!
      Надраг начал смеяться, и смеялся, пока кровь не потекла у него изо рта. Когда Корум вытер ему лицо, он тихо произнес:
      — Они пришли нам на смену, вадаг. И они несут с собой тьму и ужас. Они убийцы красоты, и погибель правды. Теперь это мир мабденов! У нас нет больше права на жизнь в нем. Сама природа нас отвергает. Нас в этом мире быть не должно!
      Корум вздохнул.
      — Это их мысли или твои?
      — Это факт.
      Корум пожал плечами.
      — Возможно.
      — Это факт, вадаг. И ты, должно быть, не в своем уме, если станешь отрицать очевидное.
      — Ты им сказал, что это последний из наших замков?..
      — Нет. Я чувствовал, что должен быть еще один. И я сказал им об этом.
      — И они отправились искать его?
      — Да.
      Корум тряхнул несчастного за плечо:
      — Куда они направились?
      — Куда? — улыбнулся надраг, — На запад, куда же еще!
      Корум бросился к коню.
      — Постой! — прокаркал вслед ему надраг. — Добей меня! Умоляю, вадаг! Не заставляй меня долго мучиться.
      — Я не умею убивать, — ответил Корум, вскакивая в седло.
      — Тогда ты должен этому научится, вадаг! Ты должен! — крики умирающего преследовали Корума, когда он как безумный, погнал коня на запад.

Глава пятая
ПОЛУЧЕННЫЙ УРОК

      И вот вдали показался замок Эрорн, и светлые башни его были оплетены языками пламени и кольцами тяжелого черного дыма. А прибой по-прежнему гремел у подножия могучей скалы, и казалось, что море гневно протестует против свершенного насилия — ветер выл злобно и горестно, волны, швыряя клоки пены, тщетно пытались погасить победоносное пламя.
      Замок Эрорн, вздрогнув в последний раз, рухнул и превратился в руины, а бородатые мабдены смеялись так, что с колесниц и конской упряжи падали бронзовые и золотые побрякушки, и время от времени поглядывали на нескольких мертвых вадагов, полукругом лежавших перед ними.
      Их было одиннадцать: четыре женщины и семь мужчин.
      Скрывшись в тени знакомой пещеры у черной скалы, Корум видел окровавленные лица убитых, легко узнавая в отблесках пожара своих близких — отца и мать, сестер Иластру и Фолинру, своего дядю Ранана, кузину Сертреду и пятерых дальних родственников.
      Три раза Корум пересчитал трупы, и леденящая душу печаль постепенно сменилась в нем жгучей яростью. Слушая, как эти мясники орут что-то на своем варварском наречии, он еще три раза пересчитал погибших, снова и снова вглядываясь в их лица, и теперь его собственное лицо стало поистине похоже на дьявольский лик.
      Принц Корум уже открыл для себя горе и страх. Теперь к ним прибавились гнев и ярость.
      Две недели он скакал без устали, думая, что все-таки успеет предупредить свою семью о нашествии варваров-убийц, спасти ее от проклятых денледисси. Он опоздал всего лишь на несколько часов.
      Мабдены успели раньше и в неведении своем, порожденном невежеством, уничтожили тех великих, чье святое неведение порождено было мудростью. Так решила судьба. Корум не сомневался: его отец, старый принц Клонски, успел все это понять, прежде чем денледисси зарубили его украденным у вадагов боевым топором. Но сейчас подобные философские размышления не приносили принцу Коруму покоя.
      Глаза его почернели от гнева, светились лишь янтарно-золотистые зрачки. Выставив вперед длинное копье и понукая усталого коня, он помчался по дамбе, ведущей к замку, сквозь просвеченную пожаром ночь, прямо на денледисси.
      Те, развалившись в своих повозках, лакали, точно псы, сладкое вино вадагов. Вино текло по их грязным лицам, с бульканьем заливалось им в глотки. Шум прибоя и легкий туман скрыли от них приближение Корума. Они заметили принца, лишь когда его копье вонзилось одному из денледисси прямо в морду и тот пронзительно вскрикнул, умирая.
      Так Корум научился убивать.
      Он вытащил копье и ударил во второй раз — на этот раз он ударил мабдена, поднимавшегося с земли, в шею пониже затылка да еще и повернул острие в ране.
      Так Корум научился жестокости.
      Какой-то мабден схватил свой лук, вложил стрелу и прицелился было в Корума, но принц с такой силой метнул в него копье, что оно, пробив бронзовую пластину на груди воина, вошло ему прямо в сердце, и мертвый мабден рухнул с повозки наземь.
      Корум вытащил второе копье.
      Но тут его подвел рыжий жеребец. Слишком долго они скакали без передышки, и умное животное уже с огромным трудом слушалось команд своего хозяина и становилось неповоротливым. А воины мабденов уже нахлестывали мохнатых лошадей, разворачивая скрипучие колесницы, чтобы окружить Принца в Алом Плаще, сбить его с ног, уничтожить, втоптать в землю.
      Стрела чуть не задела Корума, и он, заметив, кто стрелял, заставил-таки своего измученного коня быстро развернуться и послал копье прямо в незащищенный правый глаз лучника, успев вовремя вытащить из тела убитого мабдена свое первое копье и отразить удар мечом сбоку.
      Окованное металлом копье выдержало удар тяжелого клинка. Ухватив его обеими руками, Корум развернулся и ударил того, кто атаковал его с мечом, прямо в лицо. Мабден грохнулся с колесницы наземь.
      Однако кольцо колесниц становилось все теснее. Все ярче горело ревущее пламя, пожирая то, что еще осталось от древнего замка Эрорн.
      Корум узнал того, кто руководил войском мабденов. Стоя на колеснице, вожак возбужденно смеялся и с дикими воплями крутил над головой боевым топором.
      — Клянусь Псом! Неужели этот вадаг дерется, как мабден? Но ты слишком поздно этому научился, мой друг. Ты последний вадаг на Земле!
      Да, это был он, тот самый Гландит-а-Краэ! Его серые глаза так и сверкали, а губы были хищно раздвинуты над желтыми клыками в жестокой усмешке.
      Корум метнул копье.
      Однако копье ударилось о боевой топор, который Гландит без устали вращал над головой, и отлетело в сторону. При этом колесница вожака даже не покачнулась.
      Корум отстегнул свой топор и был уже готов нанести удар, когда вдруг ноги рыжего жеребца подкосились, и несчастное загнанное животное рухнуло на землю.
      В полном отчаянии Корум высвободил ноги из стремян, покрепче ухватил топор обеими руками и стал, раскачиваясь из стороны в сторону, ждать, когда колесница приблизится к нему. Он целился в Гландита-а-Краэ, но удар топора пришелся по окованному бронзой краю колесницы. Отдача была настолько сильна, что руки Корума мгновенно онемели, и он чуть не выронил топор. Дыхание с хрипом вырывалось из его груди, ноги едва держали. Со всех сторон он был теперь окружен колесницами врагов, кто-то мечом сбил с его головы шлем, и даже от этого несильного удара голова у него закружилась так, что он упал на одно колено. Тут же в плечо ему вонзилось мабденское копье, и он упал прямо в жидкую, взбитую копытами грязь.
      Корум научился хитрости. Он не сделал даже попытки подняться, а остался лежать там, где упал, пока колесницы не проехали мимо. Прежде чем они успели развернуться, Корум вскочил на ноги. Удар в плечо был очень силен, но доспехи копье все-таки не пробило. Спотыкаясь, Корум бросился во тьму, надеясь уйти от преследования.
      И тут наткнулся на что-то мягкое. Он глянул вниз, увидел тело матери и понял, через что она прошла перед смертью. Чудовищный стон вырвался из груди Корума, слепящие слезы хлынули рекой. Он крепче сжал в левой руке боевой топор и, с трудом вытащив меч раненой правой, закричал:
      — Гландит-а-Краэ!
      Так Корум познал жажду мести.
      Земля дрогнула от топота конских копыт, когда колесницы, развернувшись, понеслись прямо на Корума. Как раз в эти мгновения рухнула с грохотом башня замка, языки пламени взметнулись еще выше, разогнав ночную тьму, и Корум увидел, что Гландит, нахлестывая лошадей, мчится к нему.
      У ног принца лежало истерзанное тело матери, нежно любимой им принцессы Колаталарны. Первым же ударом топора он раскроил череп кореннику мабденской колесницы. Конь упал, увлекая за собой остальных.
      Гландит чуть не вылетел из повозки и грубо выругался. Сзади двое мабденов что было сил сдерживали лошадей, чтобы не врезаться в колесницу вожака. Остальные, хоть и не понимали, почему все вдруг остановились, тоже натянули поводья.
      Корум взбежал по телам лошадей и, прыгнув в колесницу, ударил Гландита мечом в шею. Лишь латный воротник спас вожака мабденов от верной смерти. Повернув огромную лохматую голову, Гландит уставился на Корума своими бледно-серыми глазами. Затем соскочил на землю и оказался лицом к лицу со своим противником.
      Некоторое время они просто стояли и смотрели друг на друга в отблесках пожара, тяжело дыша, напряженные, точно лисы перед последним решающим броском.
      Корум атаковал первым, выставив меч и размахивая боевым топором.
      Гландит отскочил, избежав удара мечом, и своим топором парировал удар Корума, одновременно целясь ему в низ живота, но промахнулся.
      Они стали ходить кругами. Корум не сводил своих золотисто-черных глаз с бледно-серых глаз Гландита.
      Так кружили они, должно быть, несколько минут. Остальные мабдены молча наблюдали. Губы Гландита дрогнули, он что-то сказал, но Корум снова бросился в атаку, и на сей раз нездешний металл, из которого был сделан его узкий меч, пробил доспехи Гландита на плече. Гландит зашипел от боли, его боевой топор описал в воздухе круг, и меч, вылетев из усталой руки Корума, упал на землю.
      — Ну что, вадаг? — пробормотал Гландит. — Видишь? Не написано, значит, у меня на роду умереть от руки шефанхау!
      Корум замахнулся топором.
      Но Гландит снова увернулся от удара.
      И снова пустил в ход свой топор.
      На этот раз ему удалось полностью обезоружить Корума. И тот стоял беззащитный перед толпой злобно ухмылявшихся мабденов.
      — Вот так! — кривя рот то ли в ухмылке, то ли в отвратительном рычании, воскликнул Гландит. — На роду-то у меня написано самому проклятых шефанхау убивать!
      Корум бросился на него, надеясь голыми руками отнять у врага топор, но сил ему не хватило.
      А Гландит насмешливо крикнул своей своре:
      — Клянусь Псом! Эй, парни, придержите-ка этого злобного демона. Но не убивайте его! Мы с ним еще позабавимся. Ведь это последний вадаг на свете! Надо же нам как следует поразвлечься.
      Корум слышал смех бросившихся на него мабденов, сопротивляясь им изо всех сил, отчаянно крича, и сам, как это часто бывает в бреду, не слыша собственного крика.
      Потом кто-то из мабденов снова сбил у него с головы серебряный шлем, а кто-то еще сильно ударил его по затылку рукоятью меча. Тело Корума сразу обмякло, и он провалился в долгожданную тьму.

Глава шестая
ПЫТКА

      Солнце дважды успело сесть и подняться, прежде чем Корум наконец очнулся и обнаружил, что связан цепями по рукам и ногам и валяется на полу у задней стенки одной из крытых мабденских повозок. Он приподнял голову, пытаясь хоть что-то разглядеть в щель, но ничего интересного не увидел. Понял только, что сейчас день.
      Интересно, почему они его не убили? И вздрогнул, вспомнив, что они нарочно дожидаются, когда он придет в себя, и что смерть его будет долгой и мучительной.
      До начала своего страшного путешествия по разоренным замкам вадагов Корум, пожалуй, сумел бы смириться с тем, что уготовано ему судьбой, спокойно и мужественно приготовившись к смерти, как обычно и поступало большинство ею соплеменников. Но уроки, которые он получил, были слишком жестоки, и он возненавидел мабденов. И познал жгучую жажду мести, горестно оплакивая своих близких. И решил, что должен жить — хотя бы ради того, чтобы утолить эту жажду!
      Сберегая силы, Корум прикрыл глаза. Существовал лишь один способ на время исчезнуть, скрыться от мабденов: отправить свое тело в другую плоскость, для них недоступную. Но для этого, во-первых, потребовалось бы много сил, а во-вторых, сделать это, пока он находится в закрытой повозке, было нельзя.
      Гортанные голоса мабденов слышались то ближе, то дальше, но разобрать, что именно они говорят, Корум не мог. Впрочем, скоро он вообще перестал к ним прислушиваться и крепко уснул.
      Что-то холодное коснулось его лица, и он, проснувшись, слабо шевельнулся и открыл глаза. Оказалось, какой-то мабден, возвышаясь над ним, плеснул ему в лицо водой. Теперь Корум лежал уже на земле, а не в повозке. Вокруг горели костры, над кострами висели котлы, и в них готовилась пища. Был поздний вечер.
      — Шефанхау вернулся к жизни, хозяин! — крикнул мабден, плескавший ему в лицо водой. — По-моему, теперь он вполне годится для забавы.
      Корум попытался встать и сморщился от боли: цепи тут же впились в израненное тело. «Даже если удастся скрыться в другой плоскости, — думал он, — от этих чертовых цепей мне никак не избавиться». Он попытался заглянуть в иной мир, но глаза его пронзила такая резкая боль, что от дальнейших попыток он тут же отказался.
      Гландит-а-Краэ, расталкивая подчиненных, приблизился к поверженному врагу. Блеклые глаза смотрели на Корума торжествующе. Он пригладил рукой бороду, разделенную на несколько засаленных косиц, в которые были вплетены краденые золотые кольца, и довольно улыбнулся. Потом нагнулся и почти нежно поднял Корума и поставил его на ноги. Цепи и длительное пребывание в узком пространстве сделали свое дело: ноги у Корума так затекли, что он даже стоять не мог.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.