Вампир в такси

Парень лет двадцати пяти, чуть ниже меня ростом. С только что вымытой головы стекали капли, халат цвета каштанов накинут прямо на голое тело. Ноги у него были странные – белые-белые и тонкие, где-то двадцать второго размера[30]. На плоском, как тетрадь для чистописания, лице расплылась добродушная улыбка:

– Извини, я был в ванной.

– В ванной? – Я непроизвольно поднял руку и взглянул на часы.

– Такое правило. После обеда – обязательно в ванну.

– Да, конечно.

– Ты по какому делу?

Я вытянул из кармана ту самую открытку и протянул ему. Парень взял ее кончиками пальцев, чтобы не намочить, прочел несколько раз.

– Вот, опоздал на пять минут, – проговорил я извиняющимся тоном.

– Ага. – Кивнув, он вернул мне открытку. – Будешь здесь работать?

– Да, – ответил я.

– Вообще-то я не в курсе, но могу доложить начальству.

– Спасибо.

– Кстати, а пароль ты знаешь?

– Пароль?

– Не знаешь пароля?

Я растерянно покачал головой:

– Нет...

– Тогда не знаю. Начальство велит никого без пароля не пускать. С этим очень строго.

Я снова вытащил открытку. О пароле там не было ни слова.

– Забыли, наверное, – предположил я. – А может, все-таки можно сообщить начальству, что я пришел?

– Как раз для этого пароль и нужен. – Он пошарил рукой по телу в поисках кармана, где у него лежали сигареты, но в халате, к сожалению, кармана не оказалось. Я предложил ему закурить, щелкнул зажигалкой.

– Да, плохо дело... и что теперь? Может, все-таки вспомнишь пароль?

Бесполезно. Чего тут вспоминать? Я покачал головой.

– Мне тоже вся эта канитель не нравится. Но начальство по-своему считает. На то оно и начальство. Понимаешь?

– Понимаю.

– Тут до меня один парень работал. Так он как-то забыл про пароль и доложил о посетителе. Уволили в два счета. А хорошую работу сейчас разве найдешь?

Я кивнул.

– Может, подскажешь, а? Чуть-чуть. Подперев спиной дверь, парень выпустил изо рта струйку дыма.

– Не положено.

– Ну хоть намекни.

– А вдруг здесь где-нибудь микрофон?

– Эх!

Поколебавшись немного, парень прошептал мне в ухо:

– Очень простое слово. Слышишь? Связано с водой. Умещается в ладони. Несъедобное.

Пришла моя очередь задуматься.

– А на что начинается?

– На «пэ», – сказал он.

– Поплавок?

– Неправильно. Еще две.

– Чего «две»?

– Еще две попытки. С двух раз не угадаешь – все. Ты меня, конечно, извини, но я и так рискую. Правила из-за тебя нарушаю.

– Большое спасибо. Еще одну подсказочку, пожалуйста. Сколько букв, например.

– Может, сразу все слово сказать?

– Что ты? – с невинным видом проговорил я. – Только количество букв.

– Семь, – сдался парень. – Правильно отец говорил.

– Отец?

– Мой отец любил говорить: стоит человеку ботинки почистить, как он тебя шнурки заставит завязывать.

– Верно, – согласился я.

– В общем, семь букв.

– Связано с водой, помещается на ладони и несъедобное?

– Ага!

– Тогда поганка. Птица такая, – уточнил я.

– Если птица – значит, съедобное.

– Разве?

– Скорее всего. Хотя, может быть, эти поганки и невкусные, – засомневался парень. – И потом, поганка-то на ладони не уместится.

– А ты ее видел?

– Нет, – признался он.

– Поганка, – настаивал я. – Есть маленькие, размером с ладонь. У них мясо такое невкусное, что его даже собаки не едят.

– Погоди, – сказал парень. – Начнем с того, что пароль – совсем даже не «поганка».

– Но ведь поганка с водой связана, на ладони помещается, несъедобная. И из семи букв.

– Ошибаешься.

– В чем?

– Пароль же не такой. Не «поганка».

– А какой тогда? Парень запнулся.

– Этого я сказать не могу.

– Нечего сказать – вот и не можешь, – отрезал я со всем хладнокровием, на какое был способен. – К воде отношение имеет, на ладони помещается, несъедобное, семь букв. Кроме «поганки», нет другого слова.

– Есть, – плачущим голосом сказал парень.

– Нет.

– Есть.

– Чем докажешь? Нет у тебя доказательств. «Поганка» по всем показателям подходит. Скажешь, нет?

– А вдруг где-нибудь есть собаки, которым нравятся эти... которые с ладонь?

– Где? Какие собаки?

– У-у... – простонал он.

– Я про собак все знаю. Но таких, чтобы маленьких поганок ели, ни разу не видал.

– Неужели такие невкусные?

– Не то слово.

– Ты сам-то их пробовал?

– Нет, конечно. Зачем есть такую дрянь?

– Твоя правда.

– Может, все-таки доложишь начальству? – настаивал я.

– Что с тобой сделаешь? – смирился парень. – Попробую. Хотя, мне кажется, это без толку.

– Спасибо. Цены тебе нет, – сказал я.

– А поганки размером с ладонь в самом деле бывают?

– Еще бы.

Поганка Размером С Ладонь протер бархоткой очки и вздохнул. Его мучила зубная боль – ныл коренной зуб справа. «К врачу надо», – вертелось в голове. Тоска! Зубной врач, итоговый отчет, месячный взнос за машину, а тут еще кондиционер сломался... Откинув голову на подголовник кожаного кресла, он подумал о смерти: «Там тихо, как на морском дне».

Поганка Размером С Ладонь задремал.

Его разбудил писк интеркома.

– Что? – крикнул он, повернувшись к аппарату.

– Тут к вам пришли, – послышался голос вахтера. Поганка Размером С Ладонь посмотрел на наручные часы:

– Опоздание – пятнадцать минут.

South Bay Strut

Музыкальный фон к композиции «Дуби Бразерс» «SouthBayStrut»[31]

В Саут-Бей почти не бывает дождей. В Южной Калифорнии это обычное дело. Не то чтобы совсем не бывает, нет. Просто их выпадает ровно столько, чтобы это событие – дождь – не укоренилось здесь в людском сознании как понятие, сопровождающее естественные явления. Короче, если человек, приехавший из Бостона или Питтсбурга, скажет: «Уныло, как в дождь», то жителю Саут-Бей, чтобы понять этот нюанс, требуется где-то на полдыхания больше, чем обычному человеку.

Хоть здесь и южная Калифорния, в Саут-Бей нет ни базы для серфингистов, ни трассы для гонок «пришпоренных тачек», ни вилл кинозвезд. Просто здесь почти не бывает дождей, и только. В этом городке вы скорее встретите на улице якудзу, нежели человека в дождевике, и шприцев там больше, чем зонтиков. Не считается за редкость, если рыбаки, едва сводящие концы с концами, промышляя креветку у входа в залив, выудят из воды труп с тремя дырками в груди от пуль сорок пятого калибра. Никто особенно не удивится и при виде негра на «роллс-ройсе» с бриллиантовыми серьгами в ушах, пошлепывающего серебряным портсигаром белую девушку.

Короче, Саут-Бей-Сити – это не та южная Калифорния, где молодые, с глазами голубыми, как море, вечно молоды. Начать с того, что море в Саут-Бей не голубое. В нем плавают чернющие пятна мазута, а над водой, как сигнальные огни, мелькают окурки, которые с проходящих судов мечут моряки. А вечно молодыми здесь считают только тех, кто отправился на кладбище, не успев пожить как следует.

Разумеется, я приехал в Саут-Бей-Сити не на экскурсию. И не на поиски нравственности и высшей морали. Для этого куда лучше подходит оклендский зоопарк. Я нагрянул сюда, разыскивая одну молодую женщину. Об этом меня попросил адвокат, человек средних лет, живший в пригороде Лос-Анджелеса. Девушка одно время работала у него секретаршей. В один прекрасный день она исчезла, прихватив кое-какие документы, среди которых было и одно очень личное письмо. Обычная история – такое часто бывает. А через неделю адвокат получил письмо. В нем оказалась копия того самого письма и записка с требованием суммы, которую скромной никак не назовешь. На письме стоял почтовый штемпель: «Саут-Бей-Сити». Адвокат готов был заплатить эти деньги, резонно полагая, что из-за пятидесяти тысяч долларов мир не перевернется. Однако, вернув оригинал письма, шантажисты вполне могут оставить себе сколько угодно копий. Таких случаев тоже сколько угодно. Как частный детектив, я взялся за это дело. Сто двадцать долларов в день командировочных, две тысячи долларов в случае успеха. Выгодная сделка. В южной Калифорнии за деньги можно купить все. А то, чего нельзя, никому не нужно.

С фотографией женщины я начал один за другим обходить местные бары и клубы. Лучший способ, если хочешь кого-то быстро найти в Саут-Бей. Это все равно что внедриться в стаю акул с бифштексом в руке – на кусок обязательно кто-нибудь кинется. Тут уж как повезет – или пулю из автомата получишь, или полезную информацию. Реакция будет в любом случае, а мне как раз это и было нужно. Походив так три дня, я оставил название гостиницы, где жил, не одной сотне людей, после чего засел в номере. Пил пиво банку за банкой, чистил свой сорок пятый калибр и ждал этой самой реакции.

Ожидание – еще та работенка. Тяжелое занятие. И хотя профессиональная интуиция говорила, что результат обязательно будет, все равно – ждать было невмоготу. Я просидел в номере и второй день, и третий, и нервы понемногу начали сдавать. Стало казаться, что лучше выйти на улицу и потеребить общественность. Может, так дело быстрее пойдет.

И все же я решил ждать. Мне тридцать шесть, умирать вроде рановато. Тем более не хотелось лишиться жизни где-то на задворках, в каком-нибудь пропахшем мочой переулке Саут-Бей-Сити. Здесь с тачками обращаются лучше, чем с покойниками. Вряд ли найдется много желающих умереть в этом городишке.

Реакция последовала на третий день, после обеда. Я закрепил сорок пятый калибр скотчем под крышкой стола и, взяв маленький револьвер, приоткрыл дверь на несколько сантиметров.

– Руки на дверь! – скомандовал я. Отправляться на тот свет раньше срока в мои планы не входило. Я об этом уже не раз говорил.

Какой бы выгодной сделка ни была, жизнь все равно дороже.

– Хорошо, хорошо. Не стреляйте. – Говорила женщина.

Медленно отворив дверь, я впустил ее и защелкнул замок.

Фотография не обманула – передо мной стояла великолепная представительница женской породы. Великолепнее, чем на снимке. Великолепные светлые волосы, грудь – как рвущаяся в космос ракета. Связавшись с таким экземпляром, мужчина в среднем возрасте вполне мог выйти из этого приключения обобранным до нитки. Платье сидело на ней безукоризненно. Плюс каблуки сантиметров двенадцать, не меньше, и лакированная сумочка. Она присела на край кровати.

– Кроме бурбона, ничего предложить не могу. Выпьете?

– Пожалуй.

Протерев носовым платком стакан, я налил в него на три пальца «Олд Кроу» и протянул своей гостье. Она попробовала и разом отпила половину.

– За прекрасную дружбу?

– Предположим, – сказал я. – И для начала поговорим о письме.

– Не возражаю. О письме. Это так романтично. А о каком письме, кстати?

– О том самом, что ты украла и кое-кому как улику передала. Ну что, вспомнила?

– Ничего я не вспомнила. И никакого письма не крала.

– Может, скажешь, что и секретаршей у адвоката в Лос-Анджелесе не была?

– Конечно. Сказали, дадут сто баксов, если просто сюда приду и сделаю тебе приятно...

Черный комок подкатил к желудку. Столкнув женщину на пол, я выдернул из-под стола сорок пятый калибр и плюхнулся рядом с кроватью, едва успев разминуться с автоматной очередью. Она прошила мой номер с грохотом, который извлек&т из своих барабанов Джин Крупа. Пули дырявили дверь, вдребезги крушили стекла, вспарывали обои на стенах. Осколки вазы разлетелись по всему номеру, из матраса клочками сладкой ваты вылезла начинка. Автомат Томпсона переделывал мир на свой лад.

Однако толку от автомата куда меньше, чем шума. Он прекрасно подходит для изготовления фарша, но это не то оружие, из которого можно наверняка уложить кого надо. Напоминает страдающих многословием женщин-журналистов, ведущих в газетах свои колонки. По существу, здесь вопрос экономической эффективности. Услышав щелчок, сообщавший, что магазин опустел, я вскочил и, демонстрируя невиданную прыть, четыре раза нажал на спусковой крючок. Две – в точку, две – мимо. Пятьдесят на пятьдесят, как у четвертого номера «Доджерсов»[32]. Но в Калифорнии для частного детектива это не результат.

– Классно шмаляешь, нюхач! – послышалось за дверью. – Но теперь тебе конец.

– Ах вот оно в чем дело! Все ясно. Значит, никто никому не угрожал. И письмо это – полная лажа. Просто хотели мне рот заткнуть из-за дела Джеймсона.

– Молодец, нюхач! Догадливый! Если откроешь рот, многим людям из-за тебя беспокойство выйдет. Так что сдохнешь как дешевка в этом клоповнике вместе с проституткой. Нехорошие слухи пойдут...

Блестящая перспектива, ничего не скажешь. К сожалению, речь слишком затянулась. Я не стал дожидаться конца и выпустил в дверь оставшиеся в барабане сорок пятого калибра пули. Из трех в цель угодила одна. Тридцать три и три десятых... Нет, пора в отставку. Может, напоследок кто-нибудь хоть венок долларов за пятнадцать подарит.

В ответ хлынул свинцовый дождь. На сей раз он продолжался недолго. Голоса двух «стволов» наложились друг на друга, как экзерсисы Джина Крупы и Бадди Рима на ударных, и через десять секунд все стихло. В последний момент полиция сработала оперативно. Хотя этого момента пришлось дожидаться.

– Я уж думал, ты не явишься, – воскликнул я.

– Явился, – невыразительно пробубнил инспектор О'Баньон. – Просто дал немного выговориться. А ты молодец, честное слово.

– Кто это был?

– Да так, местная братва. Мелкая сошка. Что я только не делал, чтобы расколоть их на заказчика. Адвокат твой из Лос-Анджелеса с ними заодно. Я на тебя рассчитываю.

– Ого! Что-то ты разошелся!

– Самое время в Саут-Бей-Сити порядок навести. Глядишь, и под мэром кресло зашатается. От твоих показаний будет зависеть. Может, тебе это не по вкусу, но есть еще на свете полицейские, которые не продаются.

– Да ну? Кстати, ты ведь с самого начала знал, что это мое дело – ловушка?

– Ну знал. А ты сам?

– Я своих клиентов не подозреваю. Я же не полиция.

Он криво улыбнулся и вышел из номера. У всех полицейских улыбка на один манер. Так улыбаются только те, кто живет в ожидании пенсии. Он ушел, остались только я, женщина и несколько сотен свинцовых пуль.

В Саут-Бей-Сити почти не бывает дождей. Здесь с тачками обращаются лучше, чем с покойниками.

Фантастическая история, случившаяся в библиотеке

1

В библиотеке было необычайно тихо. Все звуки поглощались книгами.

Интересно, куда деваются эти звуки? Да никуда. Звуки не пропадают, книги лишь поглощают колебания воздуха.

А что с этими колебаниями? Ничего. Они просто затухают. Рано или поздно. Вот и все. Потому что в этом мире нет вечного движения. Вечное движение не может существовать вечно.

Время – не вечное движение. Ведь нынешняя неделя существует без будущей, и она же существует без прошлой.

А будущая неделя – без нынешней...

Стоп! На этом хватит.

Как бы там ни было, я сидел в библиотеке. И в библиотеке было необычайно тихо.

Тихо сверх всякой необходимости. На мне были недавно купленные кожаные ботинки марки «Поло», и серый линолеум резко поскрипывал у меня под ногами. Звук был какой-то чужой – казалось, мои ботинки тут совсем ни при чем. К новой обуви, к тому, как она поскрипывает, привыкаешь далеко не сразу.

За стойкой, где выдавали книги на дом, сидела средних лет женщина – раньше я ее здесь не видел – и читала. Книга была очень толстая, на двух языках: правая страница – на иностранном, левая – на японском. Причем тексты, похоже, были разные. Отличались не только абзацы, иллюстрации тоже были разные. На левой странице я заметил схему солнечной системы, а на правой была какая-то металлическая штуковина – что-то вроде кингстона на подводной лодке. Непонятная книга. Качая головой, женщина пробегала глазами страницы. Понаблюдав за ней, я подумал, что она одновременно читает сразу обе страницы: левым глазом – левую, правым – правую.

– Извините, – подал я голос.

Женщина отодвинула книгу и перевела взгляд на меня.

– Вот, хочу сдать. – Я выложил на стойку две книжки – «Историю создания подводных лодок» и «Воспоминания одного пастуха». Эти «Воспоминания» меня сильно позабавили.

Женщина взглянула на заднюю обложку, где ставились отметки, – убедиться, не задержал ли я книги. Ясное дело, нет. В таких делах я человек дисциплинированный. Так воспитан. В том же духе, что и пастухи. Ведь у пастуха все овцы разбегутся, если он не будет следить за временем.

Привычными движениями она пробежала по картотеке выданных книг, поставила на место карточки на сданные мной книжки. После чего вернулась к чтению.

– Я еще хотел книги поискать... – сказал я.

– Вниз по лестнице и направо. Комната № 107.

Спустившись по ступенькам, я оказался в очень глубоком полутемном подвале. Повернул направо и действительно увидел дверь с номером 107. Появилось ощущение, что стоит открыть дверь, как тебя сразу перенесет в какую-нибудь Бразилию. Я сто раз бывал в этой библиотеке, но про подвал никогда не слышал.

Ну да бог с ним.

Я постучал. Хотел легонько, а получилось так, что петля отскочила. Где только такие двери делают? Приспособив дверь на место, я осторожно отворил ее.

В комнате стоял какой-то доисторический столик, за которым примостился старичок с лицом, усеянным мелкими пятнами. Старик был лыс и носил очки с толстыми линзами. Лысина у него оказалась какая-то неухоженная. Остатки спутанных седых волос будто спеклись на черепе, как после лесного пожара. Уж лучше бы он их совсем сбрил, подумал я. Хотя это, конечно, не мое дело.

– Добро пожаловать! – приветствовал меня старичок. – Что-нибудь ищешь?

– Да вот... – ответил я. – Но если вы сейчас заняты, я могу в другой раз...

– Нет, нет, нет. Что значит – занят? Это же моя работа. Найдем все, что хочешь? Что нужно?

– Хотелось бы узнать о системе сбора податей в Османской империи.

Глаза у старичка заблестели:

– Ага-а! Сбор податей в Османской империи... Мне стало жутко неудобно. Не такой уж большой интерес у меня был к этим османским податям. Ехал в метро и вдруг подумал: а как у них там, в империи, налоги собирали? С таким же успехом в голове могло всплыть что угодно, например, методы лечения аллергии, вызываемой цветением криптомерии.

– Система сбора податей в Османской империи, – повторил старичок.

– Да вы не беспокойтесь, – сказал я. – Мне, собственно, не к спеху. Это же такая специальная тема. Попробую в парламентской библиотеке поискать.

– Шутить изволите, молодой человек? – Старичок, похоже, рассердился. – У нас точно есть несколько книг о сборе налогов у османов. Подождите здесь немного.

– Хорошо.

Он открыл стальную дверь в глубине комнаты и скрылся за ней. Не присев, я дожидался его минут пятнадцать. Несколько раз появлялась мысль сбежать, но, что ни говори, это было бы свинством по отношению к старому библиотекарю. По «тарелке», освещавшей комнату, ползала мелкая черная мушка.

Старичок вернулся с тремя довольно толстыми томами, ужасно древними с виду и в ветхих переплетах. По комнате поплыл запах старой бумаги.

– Вот, – проговорил старик. – «История сбора налогов в Османской империи», «Дневник сборщика податей в Османской империи» и «Движение против уплаты податей в Османской Турецкой империи и его подавление». Как раз то, что нужно.

– Большое спасибо. – Я принял из его рук три фолианта и направился к выходу.

– Погоди-погоди, – остановил меня библиотекарь. – Эти книги на дом не выдаются.

Действительно, на задней стороне обложек были наклеены красные ярлычки с надписью «Не выносить».

– Если хочешь почитать, здесь есть еще помещение.

– Но... – Я посмотрел на наручные часы. Двадцать минут шестого. – Ведь библиотека уже закрывается, да и мама волноваться будет, если я к ужину не вернусь.

– Ну, с библиотекой-то проблем нет. Если я говорю «можно», значит – можно. Или тебе на мое доброе отношение наплевать? Зачем я тогда искал эти книги? А? Ради физкультуры?

– Извините. Я ничего такого не имел в виду... Просто не знал, что их на дом не дают.

Старичок зашелся кашлем, сплюнул мокроту в бумажную салфетку и, внимательно посмотрев на результат, бросил салфетку в картонную коробку на полу, заменявшую урну. Пятна у него на лице тряслись мелкой дрожью.

– Дело не в том, знал ты или не знал. – Он заговорил резко, словно выплевывая слова. – Я в твои годы только и читал, запоем.

– Тогда я почитаю полчасика, – сказал я еле слышно. Для меня отказать кому-нибудь – всегда проблема. Слабое место. – Больше не могу. Мама очень переживать будет. В детстве меня как-то собака укусила, и с тех пор она прямо с ума сходит, стоит мне хоть немного задержаться. Я еще в воскресенье приду, почитаю.

Выражение лица старичка немного смягчилось, и я вздохнул с облегчением.

– Давай сюда. – Библиотекарь отворил стальную дверь и поманил меня рукой.

За дверью оказался плохо освещенный коридор. Свет от старой лампы мерцал как сквозь облако пыли.

– Иди за мной, – сказал старичок и зашагал по коридору. Странный это был коридор. Через несколько шагов он раздваивался направо и налево.

Старичок свернул вправо и тут же по обе стороны пошли многочисленные, как ходы в муравейнике, ответвления. Не раздумывая, библиотекарь нырнул в одно. Я шел за ним, прижимая к груди книги и плохо соображая, что к чему. Старичок оказался куда проворнее, чем можно было подумать, на него глядя, и скоро я запутался, пытаясь сосчитать повороты. Еще одно ответвление, потом Т-образный перекресток...

В голове все перемешалось в кашу. И кто додумался устроить под городской библиотекой огромный лабиринт? Полный абсурд! С чего это власти раскошелились на такую стройку? Я уже собрался было спросить об этом старичка, но в конце концов решил не высовываться.

В конце очередного закоулка находилась такая же стальная дверь. На ней табличка – «Читальный зал». Тишина вокруг стояла как на кладбище. Единственным источником звука были мои ботинки – скрип! скрип! Старичок же передвигался совершенно бесшумно.

Он полез в карман пиджака и со звоном вытащил большую связку ключей. Встав под фонарем, выбрал один и сунул в замочную скважину. От этих манипуляций мне почему-то сделалось нехорошо.

2

– Ну что же ты? – сказал старичок. – Заходи.

– Там темно, – запротестовал я.

Мой провожатый недовольно кашлянул и, потянувшись, повернулся ко мне. Он вдруг сразу как-то вырос. Глаза у него горели, будто у козла в сумерках.

– Вот молодежь! Что же ты хочешь, чтобы тут никого не было и целый день свет горел? Так прикажешь?

– Да нет. У меня и в голове...

– Все, хватит! Надоело! Ступай отсюда. Иди на все четыре стороны.

– Простите. – Я чувствовал, что у меня едет крыша. Библиотекарь казался мне каким-то злобным существом и одновременно просто несчастным раздражительным старикашкой. Вообще-то старики для меня – темный лес, поэтому я абсолютно не представлял, как себя вести в такой ситуации.

– У меня и в голове такого не было. Извините, если не так сказал.

– Все вы одинаковые, – заключил старичок. – Язык без костей.

– Что вы! Темно так темно. Я правда лишнего сболтнул. Прошу прощения.

– Хм-м... – Он заглянул мне в глаза. – Ну ладно. Так ты войдешь или нет?

– Войду, – сказал я уверенно. Со мной всегда так – думаю одно, а говорю и делаю совсем другое.

– Там сразу лестница, – предупредил старичок. – Хватайся за перила, а то свалишься.

Я ступил в темноту первым. Библиотекарь закрыл за нами дверь, со щелчком провернув ключ в замке.

– Зачем вы дверь на ключ закрыли?

– Правила такие, правила. Начальство их тысячами придумывает. А ты поменьше болтай.

Смирившись, я начал спуск. Ну и лестница! Кто ее только соорудил такой длины? Как колодец у инков. Вдоль стены тянулись старые ржавые перила. Ни единого лучика, ни пятнышка света. Мрак кромешный, будто кто-то нахлобучил мне на голову капюшон.

Только мои подошвы скрипели в темноте. Без этого я бы вообще забыл про свои ноги.

– Стоп! Пришли, – скомандовал старичок. Я остановился, а он, отодвинув меня, загремел ключами, доставая их из кармана. Послышался лязг ключа в замке. В полной темноте библиотекарь орудовал как у себя дома.

Дверь отворилась, и на меня пролился желтоватый, но такой желанный свет. Хоть он был и тусклый, все равно глазам пришлось к нему привыкать. На пороге возник маленький человечек. То ли человек, то ли овца – толком не разберешь. Он взял меня за руку:

– А-а... Добро пожаловать! – проговорил Человек-Овца.

– Здравствуйте, – сказал я. Что за чертовщина!

Человек-Овца был с головы до пят закутан в настоящую овечью шкуру. Руки в черных перчатках, на ногах черные рабочие ботинки, лицо скрыто черной маской, из-под которой дружелюбно косились маленькие глазки. Что это он так вырядился? Хотя маскарад был ему очень к лицу. Внимательно посмотрев на меня, Человек-Овца скользнул взглядом по книгам, которые я держал в руках.

– Значит, почитать сюда пришел?

– Да.

– Сам? Добровольно!

Как-то странно он выражается. Я замялся, не зная, что сказать в ответ.

– Ну, отвечай же! – торопил меня старичок. – Добровольно или нет? Что ты мнешься? Опозорить меня хочешь?

– Добровольно, – выдавил я.

– Вы поглядите на него! – с видом триумфатора заявил старичок.

– Однако, сэнсэй, – обернулся к нему Человек-Овца, – он ведь еще ребенок.

– Эх! Отстань! – Библиотекарь вдруг выхватил сзади из-за пояса коротенький ивовый прутик и хлестнул Человека-Овцу по лицу. – Шевелись, давай. Веди.

Со смущенным видом Человек-Овца опять взял меня за руку. У рта сбоку у него набухала красная полоса.

– Ну, идем.

– Куда?

– В читальню. Ты же читать пришел?

Мы двинулись по узкому, извилистому, как дорожка в муравейнике, коридору. Человек-Овца возглавлял процессию.

Шли довольно долго. Несколько раз поворачивали направо, потом налево. Коридор изгибался под немыслимыми углами, вился змейкой в виде латинской «s». Из-за этого определить, как далеко мы ушли, было невозможно. Я уже не пытался запомнить обратный путь и всю оставшуюся дорогу не сводил глаз с крепкой спины Человека-Овцы. Сзади к его костюму был прицеплен коротенький хвостик, покачивавшийся в такт ходьбе вправо-влево как маятник. Человек-Овца неожиданно остановился:

– Вот и пришли.

– Подождите, – сказал я. – Это что, тюрьма?

– Ну да, – кивнул Человек-Овца.

– Совершенно верно, – подтвердил старик.

– Как же так? Вы же говорили про читальный зал. Вот я с вами и пошел.

– Тебя надули, – не мудрствуя, заявил Человек-Овца.

– Я тебя обманул, – сказал старик.

– Но это...

Старик дернул из-за спины ивовый прут и ударил меня по лицу:

– Молчать. Заходи. Прочтешь эти три книги и выучишь наизусть. Через месяц я тебя лично проэкзаменую. Выучишь все как следует – выйдешь на волю.

– Это же ерунда! – запротестовал я. – Разве можно за месяц такие толстые книги выучить! Мама сейчас дома...

Старик взмахнул прутом. Я увернулся, и удар пришелся Человеку-Овце по лицу. Потом взбешенный старик ударил его еще раз.

Зачем такая жестокость?

– В общем, запихивай его туда как хочешь, – сказал старик и торопливо удалился.

– Больно? – спросил я у Человека-Овцы.

– Ничего. Я привык. А теперь я должен тебя туда посадить.

– Я не хочу.

– Я тоже. Но так уж устроено в этом мире.

– А если я откажусь?

– Тогда мне опять достанется. Он меня изобьет.

Я пожалел Человека-Овцу и послушно вошел в камеру. Кровать, стол, туалет. На умывальнике – зубная щетка и стакан, грязнее не бывает. Зубная паста – клубничная. Терпеть ее не могу. Вверху тяжелой металлической двери зарешеченное смотровое окошко, внизу – узкий лоток для еды. Человек-Овца пощелкал выключателем стоявшей на столе настольной лампы, посмотрел на меня и улыбнулся.

– Ну как? Неплохо?

– Да так, – ответил я.

– Еда полагается три раза и еще в три часа – пончики и апельсиновый сок. Пончики я сам делаю. Очень вкусные получаются. С хрустящей корочкой.

– Спасибо за заботу.

– А теперь вытяни ноги.

Я послушался. Человек-Овца выкатил из-под кровати тяжелый с виду металлический шар, обмотал вокруг моей лодыжки прикрепленную к нему цепь и запер на замок. А ключ положил в устроенный на груди в овечьей шкуре карман и застегнул его на молнию.

– Как же здесь холодно, – пожаловался я.

– Что? Ничего, скоро привыкнешь, – утешил меня Человек-овца. – Вечером ужин принесут.

– Погодите, – остановил его я. – Мне что, и вправду целый месяц тут сидеть?

– Да, – подтвердил он. – Вот так.

– А через месяц меня точно выпустят?

– Не-е.

– И что будет?

– Трудно сказать.

– Ну пожалуйста, скажите. У меня же мама дома переживает.

– Хм-м... Может, голову пилой располосуют и мозги через трубочку будут высасывать.

Сидя на кровати, я обхватил руками голову. Они что, с ума посходили? Я же никому ничего плохого не делаю.