Continuing Time (№1) - Изумрудные глаза

Карл вновь рассмеялся. По его лицу стекали капли дождя, а может, это были слезы?

Крис криво усмехнулся:

– Ой какой ты умный, а твои враги сплошь идиоты, так, что ли? О каких преимуществах можно вести речь? Здесь они вас задавят. Рано или поздно, это и ребенку ясно.

Карл не ответил.

Дождь стал мельче, капли поредели, теперь они увесисто шлепались с листвы. «Вот беда, – вздохнул телепат, – в самую макушку метят. Как ни верти головой, все равно попадают».

Теперь вода стекала по щекам, плечам, по груди и спине. В следующее мгновение ему воочию открылись маршрут и величина каждой струйки, сбегавшей по телу. В этом прозрении сконцентрировалось много горечи – от дождя не увернуться. Он угрюмо уставился в темноту, затем четко выговорил:

– Я не знаю, кто я есть. Однако и это не поможет. Переезд тоже.

Крис удивленно посмотрел в его сторону. Саммерс крепко держался за свой мир. Там царила логика. Своим ответом он подтвердил, что из этих тисков ему не выбраться.

– Ты что, свихнулся?! Хочешь стать жертвой?

– Нет! – рявкнул Карл.

Этот выкрик ослабил тиски жуткой пустоты, в которую он угодил, которую считал своей темницей. Он вздрогнул, словно желая помочь себе жестом, замахал руками.

– Ты не понимаешь, что значит являться загадкой для самого себя. – Он внезапно успокоился, махнул рукой. – Понимаешь, это не так просто. Тем более когда в голову приходит мысль, что только смерть способна все расставить по своим местам. Нет-нет, я не собираюсь жертвовать ни собой, ни детьми, но я ощущаю – подспудно ощущаю! – что не способен контролировать развитие событий. Меня куда-то несет. Знать бы куда. Единственное, что мне остается, это умереть свободным. Или победить! Но это будет мой собственный выбор. Он ткнул указательным пальцем в сторону Криса.

– Ответь, «Мицубиси» – твоя единственная опора в жизни? Что произойдет, если они отключат тебя?

– Я умру, – тихо отозвался Крис. – Неизбежно. Они и ремонтируют меня, и питают энергией.

– Выходит, ты их собственность? Ты, несчастный обломок человека, чья-то собственность?!

Карл, заметив утвердительный кивок Криса, поднялся. Дождь вновь разошелся вовсю.

– Нас они не получат! – заявил Карл. – Меня уж точно! Хватит!

Он огляделся – в парке было темно, только посвечивал зев туннеля, ведущего к Комплексу.

– Не могу поверить, – наконец продолжил он, – что сегодня четверг. Неделя выдалась какая-то бесконечная.

– Пятница, – откликнулся Саммерс.

– Что пятница?

– Сейчас пятница. Полночь уже миновала.

– Черт с ней, с пятницей. Знаешь, Крис, тебе никогда не стать примерным миротворцем. Ты слишком хороший парень, чтобы быть им.

– Все мы допускаем ошибки.

– Эту расхожую истину мне уже приходилось слышать не раз.

6

Прошло два месяца. Вряд ли за такой короткий срок что-то могло заметно измениться на таком приверженном всякому старью – от обычаев до пристрастий – небольшом шарике, каким являлась Земля. За этот срок умерло много людей, из них большая часть от голода. Несмотря на все усилия Министерства контроля рождаемости, по-прежнему каждый год на Земле появлялось больше младенцев, чем тех, кто отправлялся в путешествие на тот свет. Бюро прогнозов продолжало утверждать, что этот год – наихудший за все десятилетие, а десяток лет – за век. Что касается климата, действительно, более скверной сотни лет, чем эта, двадцать первая, не наблюдалось за всю историю. И так далее...

Если отбросить шутки в сторону, метеорологов очень беспокоило увеличение количества локальных отклонений погоды. Они становились все ярче, все заметнее, и это на фоне неопровержимых фактов, подтверждавших, что на протяжении последних нескольких миллионов лет климатические условия на Земле отличались редкой стабильностью.

В среднем!

Аномальные явления то в одном, то в другом месте происходили на планете постоянно. На американском Среднем Западе и в африканской Сахаре и прилегающих к ней областях свирепствовала засуха. Это в тот самый момент, когда в Мексиканском заливе возникало и умирало не менее шести ураганов ежегодно. Как утверждала пресса, на Южном полюсе прошли дожди. Грозовые, сметающие все на своем пути ливни измучили Восточное побережье бывших Соединенных Штатов. Во время одного из подобных ненастий потерпел катастрофу и упал на Нью-Джерси небольшой космический челнок. К Счастью, день выдался воскресный, и многие жители выехали за город на отдых, но все равно на месте падения погибло более пятисот человек.

Телепаты по-прежнему жили на южной оконечности острова Манхэттен – здесь, укрывшись за высоким забором, они учились быть свободными людьми. Охранники из нанятой службы безопасности круглые сутки патрулировали территорию Комплекса и прилегающего парка, а также охраняли тех членов Общины, кто покидал эту зону и отправлялся на работу или по каким-то делам в другие части города. За это время телепатам пришлось принять участие, по меньшей мере, в девяти открытых столкновениях, в которых были задействованы вооруженные силы Объединенных Наций, а также в необъявленных операциях, проводимых на территориях других стран. Им приходилось работать и на Корпус миро­творцев, и на Министерство контроля рождаемости, и на аппарат Генерального секретаря, и на исполнительного секретаря Объединенного Совета. Между тем размах судебных исков к Общине разрастался как снежный ком. Например, Малко Калхари обвинялся в незаконных связях с «идейными» – обвинение базировалось на присутствии Нейла Короны на встрече, состоявшейся 9 марта в помещении «Калхари лимитед». Далее, телепаты в качестве незарегистрированного сообщества подпадали под действие законов о государственной тайне, касающихся порядка работы, хранения и использования секретных материалов, принятых в 2048 и в 2054 годах. Карла Кастанавераса также обвинили в уклонении от уплаты на­логов. В исковом заявлении, поступившем от прежних хозяев Общины, утверждалось, что в качестве внештатного работника МС Кастанаверас не имел больших до­ходов. Истец запрашивал, каким образом он расплатился с долгами, накопившимися за «Калхари лимитед»? И почему не представил налоговую декларацию? Карл Ка­станаверас, Малко Калхари и Дженни Макконел выступали ответчиками на процессе, организованном Министерством по делам рождаемости. В своем ходатайстве министерство требовало передать опеку над детьми его полномочному представителю.

Карл решительно вступил в борьбу. Община телепатов наняла около трех десятков самых дорогих адвокатов. Платили им значительно больше, чем могло позволить себе ввязавшееся в тяжбу правительство. Объединенному Совету ввиду нехватки средств пришлось нанять крючкотворов подешевле, а значит, и похуже. Уже через два месяца, получив поддержку самых крупных магнатов, а также наиболее авторитетных адвокатских контор, «Калхари лимитед» вылезла из долгов и крепко встала на ноги. Пять финансовых групп внесли огромные деньги на ее счета. Те из обвиняемых, кого вызывали в суд, являлись на слушания, другие же работали.

Исключая Карла.

Впервые за все время, в течение которого он занимался невыносимо трудной, без сна и отдыха, работой, Кастанаверас решил взять отпуск.

Утром Карл Кастанаверас отправился в танцевальный класс, руководимый Уилли, вечером собирался отобедать с Ф. К. Чандлером.

Зал, где дети занимались бальными танцами, располагался в одном из трех корпусов Комплекса. Прежде, как предполагал Карл, здесь помещалась учебная аудитория. Теперь в этом и другом таком же зале проводились занятия танцевального кружка и гимнастические тренировки. В третьем демонстрировали старые двухмерные фильмы и в редких случаях проводились общие собрания.

Несмотря на то что Кастанаверас пристроился в самом дальнем углу на длинной деревянной скамье, тянувшейся вдоль стены, дети вели себя скованно и смешливо. Они, по-видимому, стеснялись Карла. Самые младшие были всего на два года старше его сына и дочери, и многие из них тоже называли его папой. Кто именно обращался к нему подобным образом, Карл припомнить не мог, а разузнать подробнее смелости не хватало.

На протяжении этих двух месяцев Карл постоянно испытывал не сравнимое ни с чем, согревающее душу удовольствие. Вся их маленькая община представлялась ему, как, впрочем, и всем ее членам, чем-то вроде одной большой семьи. Все успели обжиться в Комплексе и чувствовали себя в этих стенах как дома, разве что присутствие Карла до сих пор по-хорошему волновало детей. Они, казалось, никак не могли свыкнуться с присутствием в их доме первого, самого знаменитого телепата. За все эти годы они только урывками видели Карла, всегда озабоченного, перегруженного делами. Теперь по утрам и изредка по вечерам Кастанаверас питался вместе со всеми в столовой, и все равно каждое его появление всякий раз будоражило их, вызывало интерес.

Та же самая история происходила и на уроке классического танца. Однако дети есть дети, скоро они освоились, позабыли о Карле. Он и сам увлекся, наблюдая, сколько впечатляющей стройности и грации заключалось в их движениях. Идеально выстроенные в ряд двадцать пар плавно кружились под музыку. Солнечный свет, лившийся в широкие окна, высвечивал их лица, оголенные плечи, изящно вскинутые руки – все они казались существами из иного, высокого и недоступного мира. Только его дочь Дэнис выпадала из ансамбля, она постоянно запаздывала с танцевальными фигурами, на удивление точно и одновременно совершаемыми ее подругами. Может, поэтому ее движения казались неуклюжими, порой она просто невпопад переступала с ноги на ногу. Ей уже исполнилось девять лет, и она оставалась единственным ребенком, чей дар еще не проснулся. Она никак не могла поспеть за мысленным счетом и командами, с помощью которых Уилли руководил своими подопечными. Каждый танцор знал, когда сделать поворот, прыжок или шаркнуть ножкой. Дэнис очень старалась, и, надо признаться, кое-что у нее получалось, девочка отличалась природной грацией. В этом не было ничего удивительного, ведь генетически Дэнис была ближе ему, чем любая другая дочь на свете по отношению к своему родителю. Пусть даже из Карла танцор получился никудышный, все равно он всегда отличался гибкостью, чувством ритма, некотором неповторимым изяществом. Прибавьте к этому постоянные тренировки, которыми изводили его миротворцы. Все эти качества сполна воплотились в Дэнис.

Скоро Кастанаверасу стало не по себе. Он не мог поверить глазам. Те, кто, как ему представлялось, танцевал лучше других, с большим искусством, более энергично и страстно, поблескивали куда ярче, чем другие.

Они как-то необычно светились, словно освещенные странным светом иноземья.

Ближе других к нему находились Хидер и Элли, может, поэтому он чаще поглядывал в их сторону. Следить за ними одно удовольствие – они двигались синхронно, с неповторимой грацией, при этом их лица были необычайно серьезны. Элли только исполнилось двенадцать, она отличалась угловатой детской худобой. Хидер же выглядела взрослой или почти взрослой девушкой со стройной фигурой, принимавшей впечатляющие женские формы. Подобный поворот мыслей смутил Карла. В отличие от Малко, откровенно восхищавшегося молодыми девицами, хотя при этом испытывавшего некоторую неловкость, Карл не отличался особой сентиментальностью. Разве что теоретически. У Алтеи коротко остриженные волосы чуть подпрыгивали в танце. Локоны Хидер были куда длиннее. Связанные в узел на затылке и ниспадавшие до середины спины, они напоминали развевающийся золотистый транспарант, с некоторой задержкой поспевающий за каждым ее движением.

Они обе обладали даром, поэтому нет ничего странного, что девушки уловили направление ею мыслей. По-видимому, у Элли это разглядывание вызвало откровенную неприязнь, она поджала губы и чуть-чуть сбилась. В отличие от подруги, Хидер была откровенно обрадована.

Наконец Уилли объявил перерыв, подошел и уселся рядом с Карлом. Гимнастические штаны в обтяжку скрывали его ноги, при этом верхняя часть корпуса оставалась полностью обнаженной. На мышцах четко выступали капли пота. Он взял со стеллажа полотенце и обтер им лицо, затем повесил на шею. Как и все другие телепаты, он не привык без нужды пользоваться мысленной связью, поэтому спросил вслух:

– Как ты их находишь?

– Замечательно. Уилли кивнул:

– Им тоже нравится. Вот было бы здорово, если бы нам удалось собрать лучших и организовать балетную труппу. Как полагаешь?

– Ни в коем случае, – ответил не раздумывая Карл. Уилли вновь кивнул. Отказ, казалось, совсем не удивил его.

– Почему?

Карл попытался сгладить неловкость:

– Акцентировать внимание на том, в чем мы отличаемся от других, что исполняем лучше их, и демонстрировать это публично? Ты что?! Сам по себе твой танцевальный ансамбль меня мало беспокоит, и все твои ученики наглядно доказали, насколько они хороши. Представь, что начнется, когда после первого же выступления ты затмишь десятки других танцовщиков.

Уилли вздохнул:

– Представляю.

– С другой стороны, – продолжил Карл, – ты отберешь в свою труппу десяток самых одаренных детей из всех двухсот сорока воспитанников. Какие чувства испытают те, кого ты отвергнешь? Нам только внутренних разборок не хватает.

– Жаль, у нас есть несколько воспитанниц, способных стать просто классными балеринами. Очень хороша Хидер, а также Люсинда, Эрнест и Элли. Но лучшая из всех, пожалуй, Дэнис.

– Я, конечно, не знаток, но мне показалось, что она самая неуклюжая.

– Она единственная, кто пока не обладает даром, Карл. Если мне придется, например, поставить в центр этой группы, ну, скажем, Оринду Глейгавас, она тоже будет выбиваться из ритма, как палец из рваной перчатки. Как бы Оринда ни старалась. И не потому, что она не может. Эта сучка, наверное, является лучшей балериной в мире. Заметь, Карл, Дэнис не поспевает совсем на чуть-чуть. Не знаю, можешь ли ты в полной мере оценить, что это такое.

Уилли задумчиво посмотрел на него:

– Мне бы очень хотелось взглянуть, как ты танцуешь. Карл засмеялся:

– О, это будет зрелище! Я не умею танцевать. Уилли энергично вытер волосы:

– Все, перерыв окончен, сейчас мы продолжим урок. Я бы попросил тебя оставить зал.

– Почему?

– Не обижайся, но ты их отвлекаешь. Элли неприятны твои взгляды, а Хидер не сводит с тебя глаз. Если она тебе понравилась, займись ею, но только не в танцевальном классе. Если хотя бы один из моих учеников начнет задумываться о постороннем, занятия считай сорванными. – Он бросил полотенце на скамейку. – Запомни, Элли – моя любимица, об этом всем известно. Хидер – нет, и об этом тоже всем известно, но это отнюдь не означает, что ты имеешь право мешать ей заниматься. Не знаю, дошло ли до тебя, что я сказал, ты слишком редко бываешь дома, но у нас никакой секрет не утаишь. Что поделать, ты сам довел себя до того, что остался один. Не знаю, какие страхи поселились в твоей голове, я не хочу в ней копаться, но, по крайней мере, есть три причины, почему ты вдруг явился в репетиционный зал.

Карл усмехнулся. Выражение его лица, казалось, заметно удивило юношу.

– Успокойся. – Карл похлопал его по плечу. – Спасибо за то, что позволил мне хотя бы ненадолго познакомиться с такой красотой.

Он направился к выходу и по пути крепко прижал к себе Дэнис. Девочка немного испугалась и тут же расцвела от удовольствия.

– Желаю удачи, дочка. Ты сегодня просто необыкновенно хороша.

Дэнис благодарно улыбнулась. Эта улыбка вмиг украсила ее и как бы освободила от боли и неуклюжести, сковывавших ее во время упражнений.

– Спасибо, папочка.

Генетически они оба представляли практически совершенно одинаковые существа. «Почему, – уже у самого выхода подумал Карл, – Дженни не может одарить меня подобной улыбкой?»

Он даже не задумался о том, почему же он сам не способен первым улыбнуться ей. Эта мысль просто не приходила ему в голову.

На обед к Ф. К. Чандлеру была приглашена и Дженни, однако в последний момент она отказалась. Доктор Монтинье третий день проводила медосмотр. Этим она занималась каждые полгода, и даже те телепаты, которые не видели в подобном мероприятии никакой необходимости, без возражений отправлялись в медицинский кабинет. Нравилось ей это или нет, но Дженни не решилась оставить Монтинье без надзора. Карл не стал отговаривать ее. Дженни с давних пор не доверяла Сюзанне, и для этого, по мнению Карла, были основания. Сюзанна Монтинье в самый трудный момент умыла руки и равнодушно наблюдала со стороны, как телепаты борются за свои права. Правда, и палок в колеса не совала. У нее имелись возможности навредить Общине, но Сюзанна ни разу не воспользовалась ими, однако Дженни не докажешь. Она уже составила мнение относительно Сюзанны, и ее уже не переубедить.

Вот уж удивился Карл, когда до него дошло, что именно эта тема стала главной за обедом. Непонятно, как Чандлеру удалось раскрутить его, но он первым, пытаясь объяснить, почему Дженни отказалась прийти на обед, начал оправдываться.

– Она не доверяет доктору Монтинье, вот в чем дело! – Он так и заявил Чандлеру. – Она не рискует оставить с ней детей. Дженни просила передать, чтобы вы извинили ее и, если представится удобный случай, вновь прислали приглашение. Ей не терпится расспросить вас о секретах вашей кухни и... диеты.

Чандлер понимающе кивнул. Казалось, он вовсе не был расстроен, хотя, глядя на постоянно свирепое выражение его лица, трудно было что-либо утверждать наверняка. Хозяин, одетый в некое подобие восточного халата или рясы священника, в домашних тапочках на босу ногу, сам встретил Карла в дверях. Карл нарядился в вечерний костюм – все по протоколу. Увидев Чандлера, он начал сомневаться, не ошибся ли датой – или, возможно, его ждет не обед, а какое-то иное развлечение?

Чандлер провел гостя через фойе – его фешенебельная квартира располагалась на верхнем этаже небоскреба Кеммикан-билдинг, – затем пригласил в гостиную. С двух сторон гостиную ограничивали прозрачные стены, откуда открывался удивительный и захватывающий дух обзор. Кеммикан являлся самым высоким в мире зданием. Карл несколько мгновений не мог двинуться с места – время было послеполуденное, ранний вечер, там и тут начали включать уличное освещение, кое-где в окнах домов зажигали свет. Зрелище было ошеломляющее. Когда наконец вспомнил, куда пришел и зачем, когда повернулся к хозяину, тот, закинув ногу на ногу, сидел в кресле возле маленького столика, установленного в середине комнаты в небольшом углублении, отделявшемся от остальной площади раздвижными занавесями. Пол там покрывал толстый ковер.

Сама гостиная оказалась настолько огромной, что ее нельзя было сразу окинуть взглядом. Лишь через несколько минут обстановка раздробилась на отдельные предметы. Тогда и появилась возможность составить общее представление об этом удивительном пространстве, вознесенном под самые облака. В центре одной из двух сплошных стен – той, что была обита золотистой тканью с орнаментом, – висело что-то округлое с удлиненной частью. Карл не сразу сообразил, что это музыкальный инструмент и что он называется электрической гитарой. Если его догадка верна, то этот предмет был далек от того, что Кастанаверас ожидал увидеть. Он полагал, что на стену обычно вывешивают что-либо ценное, какую-нибудь редкость. Гитара же явно побывала в употреблении, более того, ее не раз ремонтировали. Лак с округлых боков стерся, гриф явно захватан, местами с него сошла черная краска, металлические накладки едва заметны. Бросались в глаза механические повреждения на инструменте: царапины, вмятая, а кое-где и пробитая поверхность. Создавалось впечатление, что этой штукой пользовались одновременно и как музыкальным инструментом, и как дубинкой.

Как только Карл устроился в кресле напротив хозяина, тот поинтересовался:

– Я вижу, вас заинтересовал мой топор? Вы когда-нибудь видели что-нибудь похожее?

Рядом со столиком стоял робот, однако Чандлер сам налил чай гостю и себе.

Карл взял чашку, отпил:

– Нет, мсье Чандлер. Это электрическая гитара, не так ли?

Чандлер удивленно вскинул брови:

– Карл, вы удивляете меня. Я и подумать не мог, что кто-то еще способен узнать мою старушку. Неужели кому-то еще приходит в голову слушать песни, исполняемые под электрическую гитару и записанные в мое время? И вообще исполняемые под любой род гитары. – Он некоторое время смотрел в чашку, затем перевел взгляд на гостя и неожиданно воскликнул: – Долой электрические тюрьмы! Долой, долой, долой!..

Карл удивленно уставился на него:

– Что?

Чандлер засмеялся. Карл совсем смешался, он и подумать не мог, что когда-нибудь ему посчастливится увидеть, как хохочет Чандлер. От этого смеха мороз продирал по коже. А Чандлер продолжал веселиться.

– "Корова стояла у микрофона в клубе..." – неожиданно пропел он.

– У микрофона?! – не удержался от вопроса Карл. – Он же в ухе?..

– Стояла рядом со мной, Карл. Стояла у микрофона и читала стихи. Тогда микрофон был на палке. Во-от на такой длинной палке. – Чандлер замолчал и после паузы спросил: – Что-нибудь понял?

– О, конечно, – кивнул Карл и тут же добавил: – Нет, мсье.

– У микрофона на палке. На длинной такой трубе... – задумчиво продолжил Чандлер. – Помню ли я людей, собиравшихся в клубе? Они все были неуклюжи, как коровы. Итак, это животное стояло у микрофона и громко мычало. В полном смысле слова корова и в полном смысле слова мычала о необъятных зеленых лугах. О том, как неодолим их зов, о неизбывной тоске... – Он неожиданно принялся бить кулаками по столешнице, при этом встряхивал головой и вопил: – Долой электронные тюрьмы! Долой электронную музыку! Долой – и все тут! – Успокоившись, сделал глоток и вдруг по­мрачнел. – Проклятая синтетика, черт ее побери!

Карл боялся пошевелиться. Наконец отважился высказать свое мнение:

– С помощью синтезатора можно создавать неплохую музыку.

Чандлер пожал плечами:

– Это дело вкуса. Моему отцу было около сорока, когда я появился на свет. Он умер в две тысячи одиннадцатом году, ему тогда стукнуло восемьдесят. Он всю жизнь был уверен, что после того, как не стало Элвиса, хорошей музыки просто не может быть.

– Кого не стало?

Рука Чандлера дернулась. Чай пролился на стол.

– Элвиса Пресли.

– Простите, но я о нем даже не слышал. Он кто, певец?

Лицо Чандлера по-прежнему оставалось напряженно-угрюмым, однако внутреннее настроение изменилось. Карл отчетливо почувствовал это.

– А ты слышал о Вуди Гатри?

– Нет.

– О Брюсе Спрингстине? О Бобе Дилане? О Джинис Джоплин?

– Ни об одном из них, – признался Карл. Эта беседа все сильнее занимала его.

– Фрэнк Синатра? Карл обрадовался:

– О-о, это имя мне знакомо! Он был актером. Еще до появления сенсаблей.

– Значит, ты знаешь Мэрилин Монро, Богарта, Джеймса Дина. Как насчет «Битлз»?

– Об этих слышал, только не уверен, чем они занимались.

Чандлер, как бы принимая ответ, кивнул, отпил чай.

– Генри Форд?

– Изобретатель наземного автомобиля. С колесами. Основатель поточного производства.

– Не совсем так, но уже ближе к истине. Кое-какие базовые понятия у тебя все-таки есть. – Чандлер перевел взгляд на гитару. – Надеюсь, она еще в рабочем состоянии? – спросил он, обращаясь сам к себе.

Карл допил чай, откинулся на спинку.

– Как называют вас ваши друзья? – спросил телепат. Хозяин вздохнул:

– Трудный вопрос. Почти все обращаются ко мне мсье Чандлер. Те, кто знает меня немного лучше, называют мистер Чандлер, потому что им известно, что я не выношу этих французских галантностей. Когда я был моложе, мои друзья называли меня Парнем Себе На Уме. Так и говорили: «Этот Ф. К. себе на уме». – Он замолчал, вздохнул, а затем добавил: – Вся штука в том, что теперь этого никто не понимает, а объяснить в двух словах, что значит «себе на уме» и почему я «себе на уме», невозможно. Так же как древние двухмерные фильмы – их сразу не поймешь. А сейчас... Сейчас у меня нет друзей, только коллеги по бизнесу.

– Наверное, тяжко быть самым богатым человеком в Солнечной системе, – сухо заметил Карл.

– Чепуха! Мне просто повезло. Он выпрямился. В комнате сгустились сумерки, но хозяин не спешил включать свет.

– Мама называет меня Фрэнки, – сказал он глухо. Карл не смог скрыть изумления:

– Ваша мать еще жива?

– Да. Она сейчас в своей комнате, где-то на этом этаже. К сожалению, совсем одряхлела. Называй меня Фрэнк.

– Фрэнк, я не могу выразить, как благодарен за приглашение. Хотя бы за то, что имел возможность постоять у этих окон. Меня не волнует, с какой целью вы позвали меня, пусть даже это больше относилось к Дженни. Я понимаю, без меня было как-то неудобно.

Он жестом остановил пытавшегося что-то возразить Чандлера, заговорил быстро, горячо:

– Мне все равно. Но есть между нами что-то такое – некая, что ли, недосказанность, о которой я не могу умолчать. Я постоянно сталкиваюсь с тем, что люди, с которыми приходится общаться, полагают, что мне все известно о них. Мол, я их вижу насквозь, со всем, что у них есть хорошего и дурного, потому что я, видите ли, умею читать мысли. Это уже стало своего рода аксиомой. Они обычно реагируют на это двумя разными способами. Либо, едва сдерживая бешенство, потихоньку начинают сходить с ума в моем присутствии, либо же назойливо пытаются выяснить, что мне о них известно. Очень часто это что-то вроде исповеди, а роль исповедника мне отвратительна. Я этим не занимаюсь. Они начинают рассказывать мне о том, в чем никогда бы не отважились признаться другому, похожему на них человеку. Они уверены, что я все равно уже обо всем проведал, и считают, что безопаснее самим вывалить весь мусор, который таится в подвалах сознания.

Чандлер чуть заметно усмехнулся, попытался возразить, но Карл и на этот раз жестом остановил его.

– Это все неправда! Вернее, это все не так. Я даже не касаюсь чужих сознаний. Не стараюсь не касаться, а именно не касаюсь! А если такое и случается, для меня просто пытка знакомиться с содержимым чужих моз­гов. – Он выразительно постучал себя пальцем по голове. – Это действительно жуть. Поверьте, я не знаю, какие проблемы мучают вас сейчас, почему вы пригласили меня или Дженни со мной.

Карл замолчал, отдышался.

– Если вы хотите что-то сообщить мне, говорите вслух. Я выслушаю. Я чертовски хороший слушатель.

– Мм... думаю, так оно и есть. – Чандлер усмехнулся. Неожиданно прежнее хищное выражение вновь появилось на его лице. – Я не нуждаюсь в отеческом утешении, тем более со стороны человека втрое моложе меня. Благодарю покорно. Нагуляли аппетит?

– Да-

– Запомните, молодой человек. Я... в основном... пригласил вас и мисс Макконел на обед совсем не потому, что мне захотелось показаться таким уж передовым и прогрессивным.

Он внезапно прервал объяснение, что-то коротко и невразумительно приказал роботу, и тот тут же умчался прочь.

– Может, по нравственным соображениям? – продолжил он вопросом, обращенным к себе. – Возможно. Тем не менее причина все же была. Я хотел поговорить с вами. Карл, когда вы станете таким же старым, как я, вы поймете, что упустить возможность поговорить с человеком, за которым будущее, непростительная глупость. Боже мой, знали бы вы, как долго я искал ответ на главный вопрос! И никто не мог помочь мне отыскать его.

Карл громко рассмеялся:

– Возможно, вы спрашивали не у тех людей.

Он резко оборвал смех, встал, подошел к окну и вновь принялся вглядываться в погружавшийся в темноту го­род.

– Это воистину ошеломляет... У меня тоже нет ответов, Фрэнк. Я самый обычный парень, которого вдруг наградили – или нагрузили – определенного рода та­лантом. Я вовсе не просил об этом. Вы хотите узнать Большую Правду о Человечестве? Хорошо, я отвечу. Подавляющее большинство – это вполне приличные, порядочные люди. Они изо всех сил стараются быть замечательными парнями, но часто очень ленивы, а порой поддаются усталости и опускают руки. За что потом безжалостно корят себя. Большинство из тех, кто является или кого в этом мире считают сильными, волевыми людьми, постоянно терзают себя всякими неразрешимыми вопросами, чаще всего угрызениями совести за мелкие и крупные прегрешения. Подавляющая часть таких людей откровенные психопаты. Это, как ни странно, норма. Куда меньше – к счастью для всех нас – патологически испорченных личностей, изначально стремящихся творить зло. Они находятся в той же пропорции к остальному населению, что и добродетельные от природы люди. Их иначе называют святыми. К тому же, – он неожиданно сменил тему, – если вы решите пригласить Дженни на обед, причем одну, она примет приглашение, но определенно откажется, если ваше предложение...

– Разве обед не повод? Вы, молодой человек, плохо думаете обо мне!

Карл повернулся к Чандлеру, сидевшему возле сделанного из камня стола с мягко светящейся столешницей.

– Я часто размышлял о том, – добавил хозяин, – о чем вы только что сказали, и, должен согласиться, вероятно, так и есть. Это касается и терминологии, которую вы употребляете – плохой, хороший, – и пропорции, но я не могу знать в точности в каждом конкретном случае. А вы можете?

Карл подошел к столику, уселся на шкуру какого-то зверя, брошенную рядом, сложил ноги и принял позу лотоса:

– Вероятно, не знать было бы лучше. Порой я прихожу именно к такому выводу.

На столе между тем были уже расставлены блюда. Карл посмотрел на свою тарелку. На ней лежала доставленная с Луны телятина, обильно политая кисло-сладким соусом бледно-голубого цвета и посыпанная ягодами черники. Рядом размещались горячие тосты, масло и несколько листочков салата. Чандлер между тем принялся за блюдо, с виду напоминающее отварные куриные грудки. Карл осторожно отрезал кусочек и положил в рот. Попробовал на вкус остуженное до комнатной температуры мясо. Лунная телятина считалась исключительно изысканным блюдом, немногим доводилось пробовать ее. Вкус необычный, выгодно контрастирующий с соусом и ягодами. Кое-кто из богачей с ума сходил от этого продукта, произведенного на лунных заводах.

– Спасибо. Это очень вкусно. Не ожидал, что в ваш рацион входят подобные деликатесы. Чандлер засмеялся: