Наемник (№3) - Способен на все

И вдруг Бретт замер от пронзившей его мысли. Был ли этот секс даже лучше, чем имел он с Еленой? Но это невозможно. Он любил Елену. Наверное, время притупило воспоминания о наслаждении, что получал он в объятиях невесты. Трудно поверить, что с тех пор прошло более шести лет. Воспоминания воспринимались сейчас как воспоминания, а не как острые приступы боли.

Но ничего притуплённого в воспоминаниях о том, что произошло за этот час, не было. И наслаждение помнилось как предельно острое и сильное. Там было что-то большее, чем простая разрядка и физическое удовольствие. За последние шесть лет он не отказывал себе ни в том, ни в другом, но это ощущение близости и тепла отличало этот опыт от всех предыдущих.

И это беспокоило Бретта.

Чувствовала ли Клер то же, что и он? Что ему делать, если она начнет думать, будто в него влюблена? Он не хотел, чтобы их дружбу разрушили несбыточные надежды с ее стороны.

Проблема состояла в том, что у него это чувство пройдет, как проходили чувства к женщинам, с которыми он встречался после смерти Елены. Ладно, может быть, точно таких чувств он ни к кому и не испытывал, но это не означало, что у них есть шанс продлиться дольше, чем с другими. Он сам этого не допустит.

Он дал обещание себе и той женщине, которую любил, даже если она и не могла слышать его обещаний. И никогда он не испытывал такого искушения нарушить свое обещание, как сейчас. Бретт не хотел причинять боль Клер.

«Ты слегка припоздал со своими переживаниями», – насмешливо сообщил ему внутренний голос. Женщины отличаются от мужчин. У них секс и эмоции переплетаются, и какая женщина не поверит в то, что влюбилась, после хорошего секса?

Член его ожил при таком напоминании, и чувство глубокого удовлетворения наполнило Бретта. Секс, который у них был с Клер, определенно заслуживал занесения в книгу рекордов. Он был таким головокружительным, таким всепоглощающим, что он забылся целиком, а ведь этого никогда не случалось. Он никогда не забывался настолько, чтобы не видеть, не слышать и не помнить ничего, а лишь чувствовать женщину в своих объятиях.

Бретт живо вспомнил то ощущение, когда Клер сжималась вокруг него, о том, как ее плоть охватывала его плоть, и член его внутри ее стал твердым как железо. Клер застонала во сне, и Хотвайер тоже. Менее щепетильный человек воспользовался бы ситуацией, особенно если воспоминания относились к тому, что произошло всего несколько минут назад.

Ему буквально снесло крышу, когда он кончал. Их страсть слилась в одно, и этот оргазм был едва ли не самым долгим в его жизни.

И тут до Хотвайера вдруг дошло, о чем именно он позабыл, и он застыл над своей спящей любовницей. Он, как подросток после первого сексуального опыта, переживает из-за чувств, тогда как совершил непростительное! Он забыл про чертов презерватив!

Как он мог совершить такую глупость?

Он помнил о резинке всегда, с тех пор как в возрасте шестнадцати лет впервые был с женщиной. Даже занимаясь любовью с Еленой, он про него не забывал.

Холодные мурашки побежали по телу Хотвайера. Он клял себя на чем свет стоит за непростительную глупость. Он хотел, чтобы для Клер все было на самом высшем уровне, он стремился к совершенству, а напакостил так, что и нарочно не придумаешь. Сейчас его сперма уже растекалась в ней, и один из маленьких головастиков уже мог прийти к цели первым.

Клер может быть беременна его ребенком.

Возможные последствия показались, как ни странно, куда менее пугающими, чем сама ошибка. Что бы она там про себя ни думала, из нее получится замечательная мать. И, представив ее с округлившимся животом, в котором жил его ребенок, Хотвайер, как ни удивительно, испытал не меньшее возбуждение, чем смакуя воспоминания о только что произошедшем акте любви. Он был на волосок от того, чтобы снова кончить, а ведь он даже не шевельнулся.

Хотвайер решил побороть эрекцию рассмотрением возможной реакции Клер на его ошибку. Что, если она и вправду забеременела? В ее ситуации она не сможет принять на себя роль одинокой матери.

Жизнь с матерью и так для нее была слишком тяжела.

И еще, по совершенно непонятным ему причинам, она сомневалась в своих способностях к воспитанию детей. Клер не была уверена в том, что сможет стать хорошей матерью своим детям даже при наличии мужа, что уж говорить о случайной беременности! Понятно, что Клер захотела бы дать своему ребенку все лучшее, включая полную семью и настоящий дом. А ведь именно это он обещал Елене никогда не иметь.

Или все же не обещал? Он обещал Елене, что ни одну женщину не будет любить так, как любил ее.

В представлении Хотвайера это означало, что он никогда не женится, никогда не заведет детей. Ни одна женщина не сможет получить пожизненно его тело, не завоевав сердца.

Но Клер приняла его в качестве любовника, не требуя любви. Хотя, должен был он признаться, если бы она вложила в любовный акт немного чувства, он не стал бы возражать.

Любя его, ей будет легче принять то, что, как он был уверен, при тщательном рассмотрении она примет как наилучшую альтернативу. Но даже если она не будет его любить, она захочет дать лучшее их ребенку. Собственные сердечные склонности уже не будут иметь решающего значения. Хотвайер был в этом уверен.

Та тяжесть, что сдавливала его грудь с того момента, как уснула Клер, ушла. Он сможет хранить обещание Елене и в то же время правильно поступить по отношению к Клер. Они могли бы неплохо жить вместе.

Он был уверен, что она будет смотреть на вещи так же, как он.

Глава 14

Клер проснулась с ощущением легкого пощипывания между ног и незнакомым чувством безмятежности. Чувство это было удивительно приятным. Клер с наслаждением потянулась и открыла глаза. Она увидела, что лежит в постели одна. За окнами наступал вечер, и предзакатные солнечные лучи проникали в комнату сквозь полупрозрачные жалюзи.

Комната была красивой и изысканно комфортной. Клер еще раз хорошенько потянулась, наслаждаясь сознанием того, что ей больше не надо готовиться к экзаменам, что ей не надо идти на работу. Она могла бы снова лечь спать, если бы захотела, могла бы дремать, валяясь в постели, дожидаясь возвращения Бретта.

Какое приятное, ни с чем не сравнимое ощущение – валяться обнаженной на огромной кровати и не иметь никаких срочных дел! Клер не помнила, когда в последний раз чувствовала себя такой свободной. Такой счастливой. Наверное, никогда.

Годы напролет она заботилась о матери – и до, и после того, как рак поразил ее. После смерти Норен Клер пошла учиться в колледж и, уйдя с одной работы с полной загрузкой, сразу поступила на другую. Она работала столько, сколько было необходимо для достижения текущих целей: и училась, и сама себя содержала.

После секса с Бреттом она, как ни странно, чувствовала скорее удовлетворение, чем тревогу из-за того, что эта связь не предполагала никаких обязательств, никакого будущего. Раньше, когда у нее был секс с другими, отсутствие прочных отношений больно ранило, но зато сейчас она никому ничего не была должна. Она сама приняла решение.

И ей это нравилось. Бретт хотел лишь получать удовольствие от секса, и она хотела того же.

Впервые за все годы она собиралась наслаждаться жизнью, и только. Она не станет переживать из-за будущего или стремиться привязать Бретта к себе, когда он соберется уйти. Он сообщил ей, чего ждать, и, вместо того, чтобы стенать по этому поводу теперь, когда они уже занимались с ним любовью, немалая часть ее самой упивалась сознанием того, что ока не вложила в.их отношения больше чувств, чем хотела сама.

По той простой причине, что Бретт ясно дал ей понять, что не хочет этого. Никакого будущего. Никаких обязательств.

Свобода.

Какое потрясающее понятие.

Как ни странно, сознание того, что она может не делать никаких телодвижений, подвигла ее на обратное. Она хотела увидеть Бретта, не затем, чтобы излить на него свои эмоции... просто, чтобы быть рядом.

Только в спальне его не было, и свет в ванной не горел. Из другой комнаты не доносилось никаких звуков. Что не означало, что Бретта нет в номере. Этот мужчина умел быть тише дыма, когда хотел.

Клер села в кровати и слегка скривилась от боли в мышцах, которые давно таким образом не работали. Душ все приведет в норму, но пару минут она еще поблаженствует, предаваясь воспоминаниям о том, как любил ее Бретт. На совесть. Страстно. И красиво.

Он был потрясающим любовником, он отдавался желанию целиком, без остатка, и он умел заставить и ее быть такой же. Ни одна женщина не посмела бы требовать большего от мужчины. В ушах ее все еще стоял тот крик, которым он возвестил мир о своей разрядке.

Как хорошо! Если бы она знала, что секс может быть таким чудесным, она не стала бы к нему так пренебрежительно относиться, не стала бы вычеркивать его из жизни. Но, с другой стороны, кто знает, был бы этот секс таким же значимым с другим мужчиной?

Отчего-то Клер сильно в этом сомневалась.

И эта мысль слегка ее отрезвила. Можно ли говорить о полной свободе, если наслаждаться ею она могла только с Бреттом?

Решив забыть об этой проблеме, как не имеющей прямого отношения к делу, Клер спустилась с кровати и взяла белый махровый халат, лежавший в ногах. Накинув халат, она пошла искать Бретта. Увы, в номере его не было.

Записка на обеденном столе сообщила ей, что он пошел купить кое-что необходимое, чтобы провести ночь. Она надеялась, что в числе этих покупок будет жестянка с чаем. Она бы с удовольствием выпила чаю прямо сейчас.

Клер увидела серебряный чайник на плите. Неужели в номерах люкс и это предусмотрено? Порывшись в буфете, она обнаружила всю необходимую кухонную утварь, но еды не было. Однако на последней застекленной полке она нашла маленькую корзинку с чайными пакетиками и пакетиками кофе. Отлично. Клер поставила чайник на плиту, а сама пошла принимать душ.

Она вымыла голову душистым шампунем, который нашла в ванной, затем намылила тело гелем для душа. Кожу приятно пощипывало. Еще никогда ощущения после секса не длились так долго. Не то чтобы у Клер секс был много раз, но в смысле удовольствия ее предыдущий опыт был настоящим разочарованием. А то, что она чувствовала сейчас, было поистине чудесным. Они занимались любовью примерно три часа назад, а тело ее все еще сохраняло такую высокую чувствительность. Просто в голове не укладывается!

Клер принялась отмываться. Она была ужасно липкая.

Может, Бретт забыл надеть презерватив? Все это происходило у них словно в горячке, так что она об этом даже не вспомнила. Все случилось как-то само собой.

Конечно, само собой ничего не случается, но у нее просто крышу снесло. Буквально. Она и представить не могла, что способна на такую безответственность. Не в ее характере такое. Но, возможно, он тоже был настолько возбужден, что потерял связь с реальностью, как и она. Клер стало стыдно за себя, так ей понравилось такое предположение. Если он мог забыть про все на свете, она действительно была для него особенной, потому что Клер знала на все сто, что Бретт не станет заниматься незащищенным сексом.

Она даже не могла с уверенностью сказать, что Бретт не воспользовался презервативом и в этот раз.

Чайник начал посвистывать как раз тогда, когда Клер принялась вытираться. Она выбежала на кухню, чтобы выключить плиту, и в этот момент открылась дверь.

Клер уставилась на Бретта, стоящего на пороге с несколькими пакетами в руках. Глаза его были непроницаемы, выражение лица – стоическое. Словом, он никак не походил на человека, купающегося в откатных волнах недавнего добротного секса.

– Ты собираешься выключить чайник?

С некоторым запозданием Клер осознала, что чайник отчаянно свистит.

– Ах да, конечно.

Клер поспешила выключить плиту и переставить чайник на холодную конфорку. Свист немедленно прекратился.

Между Клер и Бреттом повисла странная тишина. О чем он думал? Почему он такой серьезный? Он забыл надеть презерватив. Он только из-за этого так выглядит?

Клер очень хотелось на это надеяться.

Бретт поставил пару пакетов на кухонную стойку, а остальные понес в спальню. Клер стояла возле плиты, глядя ему вслед, стараясь придумать, что сделать и что сказать, когда он вернется.

– Ты пытаешься приготовить чай?

– Да.

– Я купил тебе чаю. Тот сорт, что ты любишь.

– Спасибо. – О непринужденности не было и речи. Момент был крайне неловкий.

Клер была фактически голой, а вели они себя как вежливые незнакомцы. Словно они не сняли номер в этом отеле с единственной целью – заняться любовью. Почему? Что произошло?

Из-за презерватива? Или он сейчас пытается вести себя так, словно ничего не произошло, потому, что жалеет о произошедшем?

– Я приготовлю чай, а ты пока вытирайся.

Не похоже на воркование любовника, но по крайней мере предложение дельное. И тактичное.

– Ладно.

Бретт ничего больше не сказал, и Клер отправилась в ванную.

Она остановилась у двери.

– Бретт?

– Да, моя сладкая?

Уже теплее. И вдохновляет.

– Ты сожалеешь о том, что у нас было?

– Ты про секс? – спросил он так, словно и в самом деле не совсем понимал, о чем она говорит.

Клер развернулась к нему всем телом.

– Конечно, про секс! А чем еще мы занимались?

– Ну, мы поели в китайском ресторане, запускали змеев на пляже, запутали бечевки, сняли номер в отеле, чтобы тут переночевать. – Если бы не предельно серьезный тон и вид, она бы решила, что он ее дразнит.

– С чего бы тебе сожалеть о чем-то таком? – спросила она, раздражаясь из-за того, что он все еще больше усугубляет.

– Не с чего.

– Тогда зачем поднимать такой вопрос?

– А зачем вообще поднимать вопрос о сожалении? Он не ответил. Клер была достаточно сообразительной, чтобы это понять.

– Потому что я хочу знать.

– Сожалею ли я о том, что занимался с тобой любовью?

– Да.

Его голубые глаза впились в нее.

– Сожалеть о том, чего нельзя изменить, – значит впустую тратить время.

У нее свело живот.

– Ты хочешь сказать, что хотел бы все изменить? Бретт определенно вел себя так, словно сожалел о том, что занимался с ней любовью. Что означало, что он, возможно, не захочет повторения. Клер почувствовала, как внутри у нее собирается комок боли. Какая горькая насмешка над счастливым обретением свободы. Она верила в то, что сможет пережить его уход, только ей никогда в голову не приходило, что это произойдет так быстро.

Сердце ее готово было закричать ему: «Не уходи!»

– Оденься, Клер. И тогда мы поговорим.

– Отлично.

Хотвайер вздохнул. Клер была не в настроении, и это все портило. Он собирался смягчить последствия своей глупости, но улаживать проблему, которая таковой никогда не была, не входило в его планы. Да и не привык он выступать в этой роли.

Он не привык быть причиной стихийного бедствия.

Клер вышла из ванной закутанная в белый махровый халат. Пригладила кудряшки, но, даже мокрые, они стремились показать свой непокорный нрав и ложились так, как им нравилось.

Лучше бы она надела что-нибудь из того, что он ей принес. В этом белом халате, который у него всегда ассоциировался со спальней, она смотрелась слишком фривольно. Ее вид его возбуждал, что было совсем некстати. Бретт не собирался возвращаться с ней в спальню до тех пор, пока они не придут к согласию по одному принципиальному вопросу.

Он еще не успел заварить чай, как поймал себя на том, что отошел в сторону, предоставив сделать это ей. Он не собирался впитывать то раздражение и гнев, что буквально клубились вокруг нее. Нет уж, увольте.

Для женщины, которая совсем не умела готовить, Клер вполне прилично справилась с завариванием чая.

Она закончила с чаем примерно в то же время, как он закончил выкладывать покупки на стойку.

Клер протянула ему чай:

– Вот. Мы можем поговорить в другой комнате. Хотвайер взял у нее кружку, заметив, как старательно Клер избегает прикосновений. Хотвайер нахмурился.

– Я не кусаюсь.

Она бросила на него хмурый взгляд.

– Может, я кусаюсь.

Он с трудом подавил желание рассмеяться. Сейчас этот ход был бы неуместен, но она была такая славная девчонка! Он сел на край дивана, но тут же пожалел о своем выборе, когда Клер тоже села на диван. В такой тесной близости сохранять достаточно самообладания для столь серьезного разговора было трудно.

Клер с ногами забралась на диван, так что он мог сколько угодно любоваться ее студнями.

– Итак, этот мрачный фатализм, которым ты потчуешь меня с момента твоего возвращения, имеет какое-то отношение к тому факту, что ты не использовал презерватив, заблаговременно тобою купленный?

Хотвайер как раз собирался глотнуть чаю, но сейчас вынужден был опустить кружку. Он не хотел обжечься.

– Ты поняла, что я не надел презерватив? И так спокойно к этому относишься?

– Не тогда, нет. – Клер глотнула чаю, не сводя с него твердого взгляда. – Но в ванной я это поняла. Наверное, мне это должно было прийти в голову раньше, когда я проснулась, например, но я была слишком занята приятными воспоминаниями о том, как мне было хорошо. Я никогда не бывала такой влажной, как в ту ночь, когда ты доставил мне удовольствие, чтобы я уснула, поэтому я не была абсолютно уверена в том, что эта липкость из-за того, что секс был без презерватива. Наверное, некоторые веши до меня слишком долго доходят.

– На самом деле ты очень быстро соображаешь.

– Но, очевидно, не настолько быстро, чтобы напомнить тебе о защитном средстве.

– Это не твое дело. Я – человек с опытом. Это целиком моя вина.

Клер нахмурилась.

– Ты ведь так не думаешь, если честно? Потому что если ты действительно так думаешь, то я должна чувствовать себя ужасно оскорбленной. Ты считаешь меня умственно отсталой? Я взрослая женщина и отвечаю за свои действия или за отсутствие таковых. И, пусть список моих любовников не очень длинный, я не наивная девственница. Я понимаю важность защиты во время секса.

– Ты не знала, во что втягиваешься и как это на тебе отразится. – Черт, он тоже этого не знал, но он догадывается, принимая во внимание те последствия, что может иметь его беспечность для нее. И на этом он хотел бы сфокусировать внимание. Он должен был поступить по-другому, это он совершил ошибку. – Ты сама говорила, что у тебя до этого не было нормального секса. Я должен был тебя защитить, а я... я обгадился.

Ему не так легко было это сказать. Он всегда старался поступать так, чтобы этих слов не пришлось произносить. И вот теперь, когда в них возникла необходимость, они драли горло, как пыль.

– Я не понимаю, как ты можешь считать это только твоей ошибкой. Ты так же потерялся в том, что происходило между нами, как и я.

– Но со мной такого не должно было быть. Клер пристально на него смотрела.

– Ты хочешь сказать, что обычно так у тебя не бывает?

– Нет, – выдавил он из себя, чувствуя себя полным дураком.

– Ты очень часто забываешь надеть кондом? – В голосе ее вообще не было беспокойства.

На самом деле, если бы он не понимал, что этого просто не может быть, он сказал бы, что в ее карих глазах увидел облегчение и... изрядную долю самодовольства. Но ни одна женщина не стала бы реагировать так на новость о том, что только что у нее был незащищенный секс, особенно женщина с таким здравым и практичным умом, как Клер.

– Конечно, нет. Я никогда не стал бы полагаться на партнершу в вопросах контрацепции.

– Итак, мне не следует переживать по поводу каких-то гадких болезней?

– Нет, – сказал Хотвайер, еще более ошарашенный этим вопросом, чем первым.

Она что, действительно думает, что он стал бы предлагать ей секс, не предупредив о таком обстоятельстве, если бы оно имело место? Не говоря уже о том, что он был достаточно разборчив в выборе партнерш.

– Я не носитель венерических заболеваний. И СПИДа тоже.

– Хорошо. И я тоже ничем таким не болею.

– Рад это слышать, но мы отклонились от главной темы.

– Итак, ты пытаешься донести до моего сознания, что если я менее опытна в искусстве секса и головокружительных оргазмов, мне позволено быть слабоумной в том, что касается предохранения от беременности?

– Нет. – Она неглупая женщина, а делает такие дурацкие предположения. – Я не говорил, что ты слабоумная.

– Тогда ты согласен, что забытый кондом – это наша совместная оплошность, и ответственность за это мы несем оба?

– Нет.

– С тобой просто невозможно разговаривать! – Клер была заведена, как пружина.

– Я просто честный человек. Не так легко признавать столь грубые ошибки, но я не собираюсь бежать от ответственности.

– Что это значит?

– Я все исправлю.

– Каким образом?

– Я думаю, мы должны пожениться.

Глава 15

Хотвайеру хотелось выругаться.

Все вышло совсем не так. Он не собирался взять и выпалить эту фразу без всякой подготовки. Даже если у них и не было романа вовсе, женщина заслуживает того, чтобы ей предложили руку и сердце с определенными церемониями. Ну, например, за ужином при свечах, и чтобы предложение сопровождалось теплым поцелуем. Или двумя.

А он взял и выпалил эту дурацкую фразу. А теперь надо было продолжать – как вышло, так вышло.

Клер в ужасе округлила глаза:

– Что?

– Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Пожалуйста. – На этот раз вроде получилось получше. Слово «пожалуйста» оказалось удачным экспромтом.

Только Клер, похоже, и не думала соглашаться на столь заманчивое предложение. И «пожалуйста» не помогло. Может, она просто не оправилась от шока?

– Потому что мы забыли использовать кондом? – спросила она так, словно не верила своим ушам.

– Потому что ты, возможно, беременна.

Клер скривилась, словно Хотвайер сказал нечто оскорбительное.

– Как ты сам думаешь, велика ли вероятность?

– Это ты мне должна сказать.

– Что ты имеешь в виду? – агрессивно спросила она.

– Это твой женский цикл.

– Ах да. – Клер замолчала, словно что-то подсчитывала. Затем она наморщила лоб и прикусила нижнюю губу. – Я как раз посредине цикла.

– Так что время – хуже не придумаешь. Черт! Я хочу сказать, что вероятность довольно высокая.

– Нет. Вероятность зачатия существует, это да, но статистика показывает, что мужчины и женщины любят друг друга сплошь и рядом посередине женского цикла, а партнерша не беременеет. Как ты думаешь, почему у нас в США специалисты по репродукции пользуются таким большим спросом?

– Риск велик, – продолжал настаивать на своем Хотвайер. – Статистика существует сама по себе, а люди – сами по себе.

– И потому, что ты считаешь, что есть вероятность моей беременности, заметь – вероятность, а не определенность, – ты готов принести в жертву свое будущее и жениться на мне?

– Это не будет жертвоприношением.

– Конечно, не будет! Ты не любишь меня – ты сам мне говорил – и тебе и в голову не приходило подумать о том, чтобы на мне жениться, пока ты не забыл надеть кондом.

Он не хотел выводить разговор в эту плоскость. Клер была права, но подтверждать ее правоту означало только подливать масла в огонь ее аргументов. Он уже и так порядком запутался.

– Клер, только не говори мне, что, прожив такое детство, как прожила ты, ты спокойно воспримешь перспективу стать матерью-одиночкой.

– После того детства, которое было у меня, перспектива стать матерью – одиночкой или не одиночкой – не вызывает у меня желания о ней думать.

– Ты хочешь сказать, что ты бы прервала беременность? – Бретт не рассматривал такую возможность.

Может, и стоило.

Клер сморщилась от отвращения.

– Я не ем мяса, потому что мне отвратительна сама мысль об убийстве животных! Ты действительно думаешь, что я способна убить собственного ребенка?

– Некоторые люди...

– Я к ним не отношусь. Я не считаю, что аборт – приемлемый метод контроля над рождаемостью.

– Я с тобой согласен.

– Тогда зачем поднимать эту тему?

– Ты сказала, что не хочешь быть матерью.

– Я сказала, что это не то, о чем я хотела бы думать, но я не сказала, что не постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы стать хорошей матерью моему ребенку.

– Я знал, что ты так к этому отнесешься.

– Что значит «так»? – настороженно переспросила Клер.

– Так – сделаешь все возможное, чтобы дать нашему ребенку все лучшее, что можешь дать.

– И ты считаешь, что то хорошее, что я могла бы дать нашему ребенку, включает брак с тобой?

– Памятуя о той жизни, что была у тебя с матерью, ты захочешь, чтобы твой ребенок рос в полной семье. Чтобы у него было двое родителей, на которых он мог бы рассчитывать.

– Ты хочешь сказать, что, получив нормальное воспитание, ты так не считаешь? – Она задала ему этот вопрос таким тоном, что Хотвайер задумался, не обидел ли он ее еще чем-нибудь.

– Я не хотел намекать на...

– Давай внесем ясность. Моя мать была отвратительной родительницей не потому, что растила меня одна. Она была плохой матерью, потому что пила. Я не пью. И пить не буду. И мне не надо выходить замуж, чтобы дать моему ребенку достойную жизнь.

– Но выйдя за меня замуж, тебе будет легче это сделать. Признайся. Ты только закончила учиться и еще не сделала карьеру. Ты нуждаешься во мне. – Неужели она этого не понимает?

Клер отшатнулась от Хотвайера с таким видом, словно он был заразным.

– Я не объект твоей благотворительности. Ты не должен жениться на мне из-за какого-то странного рыцарского чувства, явно направленного не по адресу, или из страха, что я последую по стопам матери и посажу своего ребенка на шею государству.

– Вот этого я никогда не боялся, – с нажимом сказал Хотвайер. – Я думаю, что из тебя получится прекрасная мать. Ты сильная и умная. Но зачем усложнять себе жизнь? Ошибка была моя, и ничего рыцарского в том, чтобы попытаться ее исправить, я не вижу.

– Это была ошибка нас обоих! – Глаза Клер метали искры. – И я не нуждаюсь в том, чтобы ты ее исправлял.

Что это на нее накатило?

– Ты ведешь себя так, словно я тебя обидел.

– Ты меня обидел.

– Попросить тебя выйти за меня замуж означает тебя обидеть? – спросил Хотвайер в изрядно подпорченном настроении.

– Ты не просил. Ты проинформировал меня, что это лучшее решение для того, чтобы исправить ошибку, о совершении которой ты сожалеешь.

– Я не сказал, что я сожалею.

– И ты также не сказал, что не сожалеешь о том, что занимался со мной любовью. Мне твое теперешнее отношение понятно, как оно мне было понятно и раньше. Но как оно мне не нравится сейчас, так оно мне и тогда не слишком нравилось. То, что мы делали, мы делали вместе, и ты не можешь отрицать, что этого хотели мы оба.

– Я не сожалею о том, что я занимался с тобой любовью, – уже кричал Хотвайер, не понимая, почему их беседа перешла в ожесточенный спор. – И я этого уж точно хотел!

Клер должна была радоваться тому, что он предложил ей жениться. Близость с ним значила для нее больше, чем она готова была признать, и Хотвайер знал это с самого начала. Именно поэтому он старался не играть на ее чувствах. Увы, он не сумел сдержать в узде собственное желание, – Расскажи мне о других мужчинах, с которыми у тебя был секс.

– Что? – Клер смотрела на него так, словно он вдруг обзавелся рогами. – Зачем тебе?

– Я хочу знать.

Она нахмурилась и перекинула ноги на пол.

– Их было только двое.

– Кем они были?

– Оба ухаживали за мной в старших классах, когда я была совсем юная и настолько глупая, что верила в сказки про вечную любовь. И это несмотря на то, что каждый день видела прямое доказательство обратного.

– Ты их любила.

– Думала, что любила.

– Кто прерывал отношения?

– Я.

– Почему? Клер вздохнула.

– А это важно?

– Важно, – сказал Хотвайер, который и так хорошо себе представлял, что она скажет.

Он знал Клер уже пару лет и успел узнать о ней за это время гораздо больше, чем она думала. Она была человеком, преданным до фанатизма.

Дружба для нее была священна. Она брала на себя сверхвысокие обязательства по отношению к друзьям. Достаточно было понаблюдать, как она относится к Куини, как потрясла ее смерть Лестера, достаточно было подумать о ее готовности пожертвовать собственным комфортом, чтобы помочь Джози со свадьбой. Она готова была помогать ей, даже если из-за этой помощи ей придется провести трое суток без сна.

– С каждым из этих ребят я прекращала отношения тогда, когда понимала, что для меня они значат куда больше, чем я для них.

– Не из-за плохого секса?

– Конечно, нет.

– Я тоже так не думаю. Ты ожидала долговременных отношений, а они в этом необходимости не видели.

– Да, но это было давно. С тех пор я выросла.

Хотвайер сжал зубы в бессильной ярости. Да, верно, выросла. Но с возрастом личность человека, ее основные составляющие не сильно меняются. Ее пуританская душа должна была возрадоваться при мысли о том, что он хочет освятить их близость узами брака, но она спорила с ним со своей обычной непримиримостью. И он этого не понимал.

Даже если она его не любила, он был по крайней мере ей небезразличен, и Клер действительно хотела его. Брак с ним означал, что она берет его на всю жизнь. И он берет ее.

И что в этом плохого?

– Итак, ты хочешь сказать, что мысль о сексе ради секса с моим участием тебе нравится?

Клер впервые за все время разговора улыбнулась.

– Да, именно это я и хочу сказать. Я поняла это, когда проснулась. Впервые в жизни я чувствовала, что довольна такой перспективой. Я свободна. По-настоящему свободна. Никаких связывающих обязательств, ни о ком не надо заботиться, никаких высоких целей, которых можно добиться только страшно тяжелой работой. Я захочу с рюкзаком за спиной обойти вокруг света или наняться на работу в другом штате – и меня ничто не остановит. Я могу поехать куда угодно, я могу быть тем, кем хочу быть.