Собачья жизнь

А н т о н и д а И л ь и н и ч н а.Браво, браво, Нинель Францевна, сам себя не похвалишь – никто не похвалит! и то правда – мало говорится хорошего в наш адрес, в адрес торговых базарных женщин, особенно женщин из рыбного ряда; из каких-нибудь других, не таких важных рядов, – к примеру из мясного, или из овощного, – то и дело слышатся похвалы покупателей; и картошка, дес­кать, у них уродилась с голову человека, и свиные хари чуть ли не как живые лежат на прилавке, разве что не моргают, не хрюкают, и не бьют копытом о землю; и толь­ко из нашего, из рыбного ряда, то и дело слышим мы не­довольные возгласы о якобы большом количестве мух, о недостаточном весе, посоле, и даже обмане и обсчете клиентов, который мы, продавцы, якобы допускаем.

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(весело). Конечно, если прев­ращение кильки в селедку считать не обманом, а ежеднев­ной узаконенной операцией, вроде завтрака, ужина, или обеда, то ругают вас, безусловно, напрасно.

О к с а н а(отчаянно). Мама, ну о чем вы сейчас говорите? ведь вы не об этом должны сейчас говорить, – не о се­ледке, и не о том как ругают женщин из рыбного ряда; потому что, мама, сегодня произошло нечто прекрасное; такое необыкновенное и большое, что ты должна хотя бы на день забыть о своих рыбных проблемах.

А р к а д и й(восторженно и бессмысленно улыбаясь). Да, хо­тя бы на день, а может быть, и на два дня, и на три, и даже на пять; потому что, Антонида Ильинична, сегод­ня случилось невероятное происшествие; вы просто ахне­те, когда я вам все расскажу.

А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(ни на кого не обращая внимания, продолжая развивать начатую ранее тему). И только нас, стойких и закаленных бойцов рыбного ряда вечно попрекают за разного рода грехи и обман, вечно чистят на чем свет стоит; как будто в других рядах не происходят безобразия куда более страшные; как будто там не обсчитывают покупателей на суммы куда более крупные.

К о з а д о е в(задумчиво). Нет, на более крупные, чем у вас с Полиной Матвеевной, думается мне, обсчитать не­возможно.

П о л и н а М а т в е е в н а (укоризненно). И ты туда же, Василий Петрович, идешь по стопам своего собутыльника? тоже бросаешь камушек в свой огород, тоже рубишь сук, на котором сидишь? ну что же, давай, заведи себе лох­матую жучку, уйди из дома, ночуй на берегу, на кучах старых засушенных водорослей, в компании чаек, крабов, и открывателей таиных законов вселенной; дело нехитрое, дорожка к нему давно уж протоптана.

О к с а н а(кричит). Ах, мама, ну что же вы все не о том, да не о том?! почему не хотите остановиться, и не пос­лушать наконец-то меня? вы, мама, совсем считаете меня глупой девчонкой!

А р к а д и й(бессмысленно и весело). Эх, мама, где наша не пропадала! прощай, жизнь холостая, прощайте, зака­дычные друзья и подружки, прощаюсь с вами теперь нав­сегда! возьмемся за руки, уйдем на природу, и будем любить друг друга, как птицы!

А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(игнорируя и эти репли­ки). И вот наконец находится женщина, истинный патри­от рыбного ряда (торжественно указывает пальцем на Б р и т о у с о– в у), которая дает отпор всем этим гнусным и позорным наветам; всем этим слухам, распус­каемым людьми никчемными, и ни на что в жизни не год­ными.

Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а(продолжая стоять с рас­ставленными в стороны руками, неожиданно опуская их, говорит невпопад). Уж мы-то годные, будьте уверены! уж мы-то одних научных трудов несколько сотен за жизнь накопили! уж мы-то занимаемся настоящей наукой!

Б а й б а к о в(так же неожиданно, в том числе и для себя самого). Уж мы-то великому Ньютону возражать не наме­рены!

З а о з е р с к и й(презрительно). Подумаешь – Ньютон! са­мое главное как раз и не смог разглядеть!

К о з а д о е в. Это ты про камни, Иосиф Францевич, гово­ришь?

З а о з е р с к и й. А про что же? конечно, про них; ему ведь только яблоко на голову сорвалось, вот он и не сумел распознать закон всемирного роста камней; вот если, к примеру, ему бы камень на макушку упал…

О к с а н а(в отчаянии). Мама, папа, вы что, с ума все посходили?

А р к а д и й(вопит). Ура, женись, сегодня же вечером не­пременно женюсь!

А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(игнорируя и эти репли­ки). Да, говорю я, – и вот наконец находится женщина, в прошлом скромный труженик медицинского фронта, вынужденная не от хорошей жизни влиться в наши ряды; во­все не оратор, не писатель, и не поэт; которая так хо­рошо говорит о нашем труде, как не скажет и сам Лев Толстой, хоть проси его об этом целый день на коленях.

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч. Да уж точно, – Лев Толстой, будь он даже и жив, о рыбном ряде писать ни за что бы не стал!

А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(и глазом не моргнув). А потому, спасибо тебе большое, Нинель Францевна, и дай я тебя за все расцелую! (Спускается вниз, целует­ся с Б р и т о у с о– в о й.)

П о л и н а М а т в е е в н а. А меня, а меня забыли за­чем? (Присоединяется к обеим т о в а р к а м.)

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(язвительно). Какое трогатель­ное начало дня! труженики местных рыбных рядов брата­ются накануне большой и тяжелой путины!

Н и н е л ь Ф р а н ц е в н а(гневно сверкнув очами). Да что же это такое творится, Антонида Ильинична?! да что же он себе позволяет, этот выродок, этот изгой, это несчастье в нашей семье? да до каких же пор будем тер­петь мы это издевательство над нашим нелегким трудом? до каких пор будем нести на себе этот нелегкий крест? ведь вот уже и Оксана из дома уходить собирается, наш­ла себе первого попавшегося кавалера (пренебрежительно показывает на А р к а д и я), того гляди не сегодня-завтра дитё в дом принесет; другой бы отец взял в руки прут, да выдрал ее по мягкому месту, а этому все еди­но; радуется, идиот, и ничего, кроме своих камней, в жизни не видит!

А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(растерянно, потом реши­тельно). Как так собирается из дома уйти, как так дитё в дом принесет, как так ничего в жизни не видит? Нет, хватит, сил моих больше нет терпеть этого идиота! Хва­тайте мерзавца, вяжите его! или пусть отречется от своих преступных теорий, или засадим его до скончания века в психушку; или он, или мы, – другого, дорогие женщины, не дано!

Срывает с веревки висящую на ней простыню и бросается вязать И о с и ф а Ф р а н ц е в и ч а.

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч, пытаясь спастись, заби­рается с ногами на скамью.

П о л и н а М а т в е е в н а и Н и н е л ь Ф р а н ц е в н а, вдохновленные А н т о н и д о й И л ь ­и н и ч н о й, бросаются вслед за ней вязать бедного И о с и ф а Ф р а н– ц е в и ч а.

Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а(неожиданно для себя и для п р и с у т с т в у ю щ и х). И я, и мы, и нам дайте дорогу! во имя науки вязать этого идиота!

Б а й б а к о в(вслед за женой, неожиданно для само­го себя). Чего уж там, давайте и я подсоблю; чего не сделаешь во имя науки! (Помогает вязать 3 а о з е р с к о г о.)

К о з а д о е в.Где все, там и я! Извини, сосед, но раз общество так порешило!.. (Решительно присоединяется к о с т а л ь– н ы м.)

О к с а н а(растерянно оглядываясь по сторонам). Остано­витесь, прошу вас, иначе ноги моей в этом доме не будет!

А р к а д и й(все с той же бессмысленной и глупой улыбкой). Эх, времечко удалое, женюсь, братцы, женюсь, и ничего теперь уже не попишешь!

З а о з е р с к и й(по рукам и ногам повязанный белыми простынями). На помощь, друзья, все те, кто верит в науку и в разум! ко мне, братья мои по мечте и науч­ному поиску!

А н т о н и д а И л ь и н и ч н а. Отрекись, безумец, от своей беспутной и скитальческой жизни; отрекись от своих безумных законов; отрекись от своей паршивой собаки!

З а о з е р с к и й(кричит). Ко мне, жучка моя, ко мне, моя лохматая псина; ко мне, подруга моих трудных до­рог! подай голос, лети на всех четырех сбитых в кровь лапах, выручай своего гибнущего хозяина!

Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а(держась за конец прос­тыни). Ах, какая трогательная дружба с животным!

К о з а д о е в(тоже за что-то держась). Эх, жизнь, и у меня в детстве была канарейка, да сдохла!

А н т о н и д а И л ь и н и ч н а. В последний раз закли­наю – отрекись от своих гнусных камней!

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(звонким голосом). Да здравст­вуют камни, – вечный двигатель всего изменяющегося во вселенной! да здравствует всемирный закон роста камней!

Н и н е л ь Ф р а н ц е в н а. Окончательно свихнулся, те­перь уже не поправится; вяжите его, и отправим на при­нудительное лечение!

В я ж у щ и е с азартом возятся вокруг стоящего на скамье З а о з е р с к о г о, старательно пеленая его простынями, кряхтя от излишнего рвения и помогая себе необходимыми репликами.

З а о з е р с к и й(звонким и торжественным голосом). На баррикады, друзья, на баррикады, и да будут посрамле­ны все на свете мучители и тираны! (Бьется, как птичка в силках, спеленутый по рукам и ногам белыми простынями).

Совсем рядом раздается звонкий и жалобный собачий лай.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Картина та же. Летний вечер. Прошел ровно год со вре­мени описываемых событий.

Явление первое

Во дворе за столом сидят З а о з е р с к и й и К о з а д о е в. Перед ними открытая бутылка вина, два стакана и закуска из хлеба и фруктов. Оба соседа изрядно выпили, говорят громко, размахивают руками, время от времени обнимаются и даже целуются; отмеча­ется возвращение З а о з е р с к о г о из психиат­рической лечебницы; у ног его, как и следовало ожидать, видавшая виды спортивная сумка, полная свежими, только что собранными камнями.

З а о з е р с к и й(обнимает за талию К о з а д о е в а). Одно скажу тебе, дорогой Василий Петрович, – нет там ничего хорошего, в этой психушке; одна тоска и потеря необходимого времени; начнешь, бывало, с врачами или медсестрами разговаривать о чем-то возвышенном, – об искусстве, к примеру, или о законе всемирного роста камней, – так веришь ли, Василий Петрович, иногда в ответ или по морде тебя ударят, или наденут смирительную рубашку, и держат в холодной три дня без еды и питья; до того необразованный персонал, что я даже порой удивлялся, – как можно таким неграмотным людям доверять лечение сумасшедших?

К о з а д о е в(задумчиво, делая глоток из стакана). Да, низок уровень культуры в нашем народе; мельчает народ, теряет необходимые навыки; нынче уж и узел морской пра­вильно завязать не всякий сумеет, и под одним лишь парусом, в шторм, с одним лишь компасом в руках, из од­ного порта в другой вряд ли дойдет.

З а о з е р с к и й(радостно, делая торопливый глоток). Так я ведь об этом и говорю, Василий Петрович! до то­го необразованный персонал попадается порой в этих ле­чебницах, до того нечуткий и грубый к нуждам отечест­венных идиотов, что порой удивляешься, не коновалы ли это, не извозчики, и не пьянчужки из местной грязной пивной? никакого уважения к пациенту, того и гляди, норовят по уху стукнуть, или клистир в неподходящее время поставить; а это, скажу тебе, друг Василий, ху­же всего, хуже даже холодной и смирительной рубашки; потому что и в холодной, и в смирительной рубашке, можно все же мечтать о прекрасном, можно даже делить­ся своими мыслями с кем-то другим, – с тем, разумеется, кто до этих мыслей дорос; ибо не все, друг Василий, до них доросли, и не все их, естественно, понимают; но после клистира, к сожалению, нельзя рассуждать уже им о чем, – ни о возвышенном, ни о прекрасном, ни даже о самом низком предмете; после него, друг Вася, сов­сем пропадает тяга к общению.

К о з а д о е в(с умным видом). Да уж, чего там, дело, как говорится, житейское и простое; не умеешь завязать мор­ского узла, так и не суйся, понимаешь-ли, в морскую науку!

З а о з е р с к и й(радостно, не слыша его). Никто, никто на земле не может судить о нормальности человека! ник­то, даже самые умные, ибо порой последний безумец ста­новится самым известным гением, а величайший из мудре­цов оказывается в итоге на свалке истории; вспомни, хотя бы, безумца Циолковского, вспомни этого глухого учителя, с крыши своего дровяного сарая простиравшего руки к далеким звездам! о, как жестоко смеялись над ним; порой даже бранили и били, но чем в итоге обер­нулось все это ерничанье и посмешище? чем, спрашиваю я тебя, благородный и честный моряк?

К о з а д о е в(вскидывает голову, словно услышав вдали звуки склянок, отбиваемых на корабле). Чем, чем, Иосиф Францевич? говори скорей, не томи душу уставшего моря­ка!

З а о з е р с к и й.Громовыми раскатами мощных ракет, фан­фарами усыпанных цветами праздничных аэродромов, лико­ванием бесчисленных толп, триумфом разума, света и жи­зни, – вот, чем обернулось безумие несчастного и глу­хого учителя из Калуги! И так, дорогой Василий Петрович, бывает всегда, ибо дерзание и стремление ввысь всегда оплачивается признанием идущих вслед за тобою. (Внезапно задумывается, сникает.) Да, вот в том-то я трагедия, друг мой Вася, в том-то и печаль, что совре­менники, живущие рядом с тобой, живущие рядом с Циол­ковскими и Коперниками, не замечают этих великих поры­вов; их или жестоко высмеивают, или, того хуже, сжига­ют на площадях под улюлюканье черни.

К о з а д о е в(нарочито равнодушно). Или вяжут всем миром белыми простынями.

З а о з е р с к и й(он совсем сник, восторженный порыв его сошел на нет). Да, в том-то и дело, что иногда их просто сажают в психушку; а там, друг Вася, тоска и несчастье, там плач и скрежет зубовный; лучше, Вася, сгореть на площади под улюлюканье черни, чем три дня провести без еды и питья, в вонючем карцере, повязан­ным по рукам и ногам старым смирительным балахоном; меч­тая о вольной жизни, о море и о камнях, и временами, поверишь-ли, слыша совсем рядом, под стенами заведе­ния, лай моей верной жучки, – единственного товарища по скитаньям, неизвестно как учуявшего мои страдания и тоску.

К о з а д о е в. Да, уж тосковала она без тебя, уж тоскова­ла! сначала выла без перерыва три дня на Луну, так что заснуть было нельзя, а потом и вообще неизвестно куда убежала; мы уж думали, что пропала собака, но через год примерно опять возвратилась, а потом и ты из узи­лища вышел. (Пытливо смотрит на З а о з е р с к о г о.) Опять, я думаю, будешь свои камни искать? опять бродить по берегу с утра и до вечера?

З а о з е р с к и й(улыбаясь блаженно). Опять, друг Вася, опять; ведь если не я, то кто из ныне живущих откро­ет законы вечности и красоты?

К о з а д о е в.Ну-ну, открывай; без тебя, очевидно, их теперь уже никто не откроет. Коперников нынче днем с огнем не сыскать, особенно в нашем заброшенном горо­дишке.

Явление второе

Калитка открывается, и во двор заходит ч е т а Б а ­й– б а к о в ы х. Одеты они так же странно, как и в прошлом году, и, кажется, нисколько не изменились.

Б а й б а к о в(как ни в чем не бывало). Здравствуйте, Ио­сиф Францевич; с возвращением вас из мест не столь от­даленных!

Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а(замахивается на м у ж а). Ах, Андрей Викторович, перестаньте иронизиро­вать! человек, можно сказать, вышел из ада, вернулся с того света, где, между прочим, пребывал не без на­шей активной помощи, а вы зачем-то не к месту ирони­зируете; нехорошо это, Андрей Викторович, не солидно, не по-мужски и не по-профессорски; стыдились бы луч­ше, ведь все туда можем попасть, и никому от этого зарекаться не надо!

Б а й б а к о в(смущенно). Да уж, что верно, то верно, от сумы и от тюрьмы на Руси зарекаться не след.

Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а.И от желтого дома, батюшка, и от желтого дома! все мы туда можем попасть, все от мала до велика, ежели эти проклятые цены, осо­бенно на репчатый лук, не упадут в самое ближайшее время! (Внезапно спохватывается.) А мы ведь, Иосиф Францевич, послушались в прошлом году совета вашего насчет таможни и мешка контрабандного лука; не лук повезли через границу, а семена его, расфасованные по разным карманам; всем нос утерли этим вашим сове­том: и таможенникам, и друзьям, и нашим соседям по даче; спасибо за добрый совет, будем рады любым ва­шим мудрым словам.

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(польщенный напоминанием о своем прошлогоднем совете, забывший, кстати, и о пре­дательстве Б а й б а к о в ы х). Не меня надо благо­дарить, а науку; научный подход и любознательность в каждом предмете, – от низменного выращивания огорода до исследования законов природы, – дает иногда пора­зительные результаты! (Обращается к Б а й б а к о ­в у.) Вы, Андрей Викторович, может быть, не поверите, но иногда там, в заточении, сидючи в карцере, без еды и питья, в обществе, извините меня, последних придур­ков, предавался я величайшим раздумьям о сущности все­го, что происходит в природе.

Б а й б а к о в(угрюмо). И что же, додумались до чего-ни­будь путного?

З а о з е р с к и й(воодушевляясь). О да, додумался, еще как додумался, дипломированный собрат мой по научному поиску! Хотите верьте, хотите нет, но там, в желтом доме, в обители ужаса и гробовой тишины, в стоне, хрипах я скрежете бессильных зубов, подходил я иногда к границам таких важных открытии, которых, кажется, не замечал еще никто до меня; вы не поверите, но сосед­ство с людьми, лишенными элементарного разума и рас­судка, окрыляет иногда человека на полет столь высо­кий, что даже далекие звезды кажутся ему родными и близкими, расположенными не дальше вытянутой руки.

Б а й б а к о в(все так же угрюмо, усаживаясь за стол). Да, в это трудно поверить.

З а о з е р с к и й.Сидя там, вдали от родных сердцу бре­гов, а заодно уж и родных сердцу камней, – основе все­го, что существует в мире прекрасного и возвышенного, – я, как наблюдатель природы и самобытный философ, имел достаточно времени для анализа всех своих прошлых трудов; и, знаете, Виктор Андреевич, чем больше сидел я и копался в своей собственной биографии, тем более удивлялся собственной прозорливости; тем более восхи­щался величием научного подвига, который мне удалось совершить.

Б а й б а к о в(нарочито). Да ну? прямо-таки восхищались, несмотря на временные, так сказать, неудобства?

З а о з е р с к и й.Да, восхищался, и даже больше того, – вскакивал временами с кровати, и на всю палату кричал: «Ай да Заозерский, ай да сукин сын!» Прямо как Пушкин, даже самому иногда совестно становилось.

Б а й б а к о в.Ну а после что? что было после того, как вы это кричали?

З а о з е р с к и й(грустно). После, конечно, меня опять садили в холодную. (Воодушевляется.) Но и там, и тишине, спеленутый по рукам и ногам, оставшись один на один с моим великим открытием, – с законом всемирного роста камней, – я гордо и стойко переносил все испы­тания; меня вдохновляла незримая близость не менее, чем я, великих людей: Ньютона, Лейбница, Леонардо да Винчи… впрочем, вам, как бы вы ни старались, понять такие переживания невозможно; не обижайтесь, Андрей Викторович, но вы всего лишь простой эпигон; рядовой исполнитель; один из тех, кто всего лишь использует достижения небожителей; будь то закон великого Ньюто­на, или открытый мною не менее великий закон.

Б а й б а к о в(зловеще, глядя прямо в глаза З а о з е р с к о м у). Ваш закон всемирного роста камней – это ваша больная и вздорная выдумка; идея-фикс, фата-моргана, несуществующая в природе мечта идиота! а сам вы – законченный и рафинированный шарлатан, опасный маньяк, которого, к сожалению, совершенно напрасно выпустили на свободу.

З а о з е р с к и й(все так же грустно). Будущее, Андрей Викторович, покажет, кто из нас прав, а кто заблужда­ется; великие идеи не раз встречали непонимание и хулу; вы можете говорить что угодно, к непониманию и коснос­ти ретроградов я отношусь с олимпийским спокойствием.

Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а. Андрей Викторович не ретроград; он заслуженный физик и профессор академи­ческого института!

К о з а д о е в(с неожиданно философской улыбкой). Эх, други, все мы философы, да только сидим по горло в дерьме; и никому-то она, наша распрекрасная философия, не нужна ни даром, ни за приличные деньги!

Явление третье

Калитка распахивается, и во двор, рука об руку, вбе­гают О к с а н а с А р к а д и е м.

О к с а н а(подбегает к отцу, целует его). Ах, папа, как хорошо, что ты снова вернулся! (Доверчиво, ласка­ясь к нему.) Знаешь, здесь без тебя было так скучно; мама и тетя весь день торговали на рынке своей тухлой килькой, которая у них почему-то превращалась в кер­ченскую селедку; собака твоя сутками напролет выла я кидалась на несчастных прохожих; мы с Аркашей поссори­лись, и он уплыл, как и хотел, в дальние страны, из которых только вчера вернулся с большими деньгами; как странно, – все вокруг только и делают, что гоня­ются за большими деньгами; все: мама, тетя, Полина Ма­твеевна, и даже Аркаша, который еще недавно собирался жить, словно птица.

З а о з е р с к и й(радостно). Не все, дочка, не все; ис­тинные философы довольствуются лишь тем, что дает им природа

О к с а н а(продолжает). Так надоели эти глупые разговоры; о том, что надо набивать потуже мошну, искать прибыль­ного жениха, бороться за место на рынке в рыбном ряду и вообще работать локтями; потому что, если ты не бу­дешь работать локтями, не будешь торговать в рыбном ряду и копить деньги в толстой кубышке, тебя в два счета обставят на повороте; оттяпают все, что зарабо­тал честным трудом, и даже прощения не попросят при этом. (Неожиданно делаясь хитрой, прищуривая глаза.) Знаешь, такова современная жизнь! таковы ее суровые бу­дни, и поэтому ничего в ней изменить невозможно.

З а о з е р с к и й(все так же радостно). Возможно, дочка, еще как возможно!

О к с а н а(смягчаясь). Но ты, пожалуйста, не унывай; ходи опять с собакой вдоль берега моря, собирай свои мокрые камни, и открывай законы и загадки вселенной; потому что, как говорят мама и тетя, тебя все равно не испра­вишь, и раз уж упекли тебя однажды в психушку, то при­дется упечь и второй раз, и третий; пока не превратишься в нормального человека; пока не откажешься от соба­чьей скитальческой жизни. Так что можешь пока что нем­ного опять погулять, а потом мы все вместе отправим тебя по прежнему адресу; а собаку твою кому-нибудь от­дадим, лучше всего на опыты или на шкуру; пускай не бегает, не воет, как бешеная, и не кидается на прохо­жих! (Спохватывается.) Ой, что я такое наговорила сей­час! ты, папа, не обращай внимание на мои глупые разго­воры; я ведь девушка глупая и незамужняя, на меня вни­мания не следует обращать.

З а о з е р с к и й(ласково). А я и не собираюсь этого де­лать; на девушек обижаться, – особенно на девушек не­замужних, – все равно, что обижаться на законы природы.

Б а й б а к о в(с вызовом). Да, это уж точно, – на законы природы обижаться не следует!

Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а(в тон ему). У нас, у ученых, такого сроду не принято! мы на законы природы не приучены обижаться; мы на кого угодно можем обидеться: хоть на торговок репчатым луком, хоть на таможен­ников, хоть на сокращение штатов; но чтобы обижаться на законы природы, – этого от нас, ученых, ни за что не дождетесь!

К о з а д о е в(философично). Бывает, ребята, что и на за­коны природы приходится обижаться честному мореплава­телю; особенно когда на барометре ясно, а за кормой штормит и качает, как в преисподней.

Б а й б а к о в.Это не законы природы, а синоптики винова­ты, это к законам природы никакого отношения не имеет.

Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а.У нас в Москве это обыч­ное дело: пообещают одно, а к вечеру закончится ура­ганом.

О к с а н а(радостно). Да ну их, эти законы природы! поду­маешь – законы природы! ты, папа, если захочешь, и не такие законы придумаешь на прогулке; не о них сейчас следует говорить, потому что, папа, сегодня произошло нечто невероятное; такое, что поважнее любых законов и ураганов на свете; все дело в том, что мы с Аркашей опять решили немедленно расписаться; прямо завтра, или даже сегодня; вот только дождемся прихода мамы, и сразу же пойдем с Аркашей расписываться.

А р к а д и й(с блаженной улыбкой, похлопывая себя по кар­ману). Мы теперь люди богатые, мы теперь все себе мо­жем позволить; нам теперь все едино: что жениться, что опять в плавание уходить! можем даже путешествовать ав­тостопом, жить на природе, и любить друг друга, как дети.

З а о з е р с к и й(торопливо, беря О к с а н у за руку). Вот и хорошо, дочка, вот и отлично; можешь считать, что ваше решение расписаться я полностью одобряю; расписы­вайтесь, путешествуйте автостопом, живите на вольной природе, и не обращайте ни на кого никакого внимания.

К о з а д о е в. Ох-хо-хо-оо! он, видите ли, все одобряет! да главное-то препятствие не в нем, а в Антониде Ильиничне; она этого Аркашку на дух не переносит; она его за шарлатана считает; она Оксану за него ни за что не отдаст!

А р к а д и й(весело, опять похлопывая себя по карману). Не боись, папаша, отдаст, еще как отдаст! мы теперь не голодранцам чета, мы теперь сами капиталы имеем; захотим – семью заведем, захотим – опять уплывем за деньгами!

Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а(умильно). Ах, как все это трогательно! как будто и не прошел год со времени нашей последней встречи; как будто все опять повторя­ется, и не хватает только Антониды Ильиничны, вернув­шейся с рынка после работы.

Явление четвертое

Во двор заходят А н т о н и д а И л ь и н и ч н а и К о з а д о е в а; в руках у них огромные базар­ные сумки; из сумок, как обычно, торчат рыбьи головы и хвосты.

А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(неодобрительно погляды­вая на компанию за столом). Опять старая песня? не успел вернуться после леченья, как сра­зу же хватаешься за стакан, и врешь всем подряд про своя законы природы? про свои мокрые камни, без кото­рых ты не можешь прожить и дня, и на которых, якобы, держится все в этом мире?

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч. Ну конечно же, Антонида, все так именно и происходит; все в мире держится на камнях, все обязано им своим прочным и незыблемым основанием; на камнях, Антонида, держится наша Земля, держится наш город, наша улица, и твой, Антонида, вечный рынок; ко­торый в противном случае давно бы уже провалился в тартарары, сгорел от стыда при виде тебя и твоих хищных товарок; которые не то, что кильку превратят в керчен­скую селедку, но и дохлую кошку запросто выдадут за породистую свинью.

Б а й б а к о в(иронично). Вы говорите, что все в мире дер­жится на камнях? но позвольте, коллега, а почему в та­ком случае не на китах? или на черепахе, плавающей в огромном доисторическом океане? мне кажется, что на китах и на черепахе все было бы намного солидней.

Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а. Да, нам, ученым с боль­шим стажем работы, кажется, что на китах и на черепахе все было бы намного солидней!

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(с жаром). А потому все в мире держится на камнях, а не на слонах, или китах с чере­пахами, как утверждал кто-то из древних, что на камнях все покоится надежней и основательней, чем на животных, с которыми в любой момент неизвестно что может случить­ся; камни просто более предсказуемы. ( К о з а д о е в у.) Вот ты, к примеру, Василий Петрович, на чем построил бы свой предполагаемый дом: на прочной скале, или на спине большого кита?

К о з а д о е в. Конечно же, на скале; хотя, если честно, как бывший моряк и капитан дальнего плавания, я про­тив этих самых китов ничего решительно не имею; животные надежные и солидные, особенно зубастые кашалоты, которых лучше вообще обходить стороной.

З а о з е р с к и й(торжествующе). Ага, вот в чем секрет! дом лучше всего установить на скале, а китов, и осо­бенно кашалотов, по возможности нужно обходить сторо­ной; а вы, уважаемый Андрей Викторович, утверждаете, что все в мире покоится на черепахах и на китах; не на черепахах и не на китах со слонами, а на больших и про­чных камнях, держащих на себе все в атом мире; держащих и берег моря с его прекрасными закатами и рассветами, и местный рынок с его свиными и человечьими харями; ко­торый, как было уже здесь сказано неоднократно, давно бы от стыда провалился в тартарары.