Отшельничий остров (№2) - Инженер магии

Доррину хочется обнять ее, но он чувствует, что делать этого не следует. Самое скверное заключается в том, что он не улавливает ни хаоса, ни незаживающих ран – ничего представляющего опасность. И тем не менее с ней определенно что-то не так. Побои не должны были изменить ее отношения к нему, но оно явно стало не таким, как прежде.

– Не хочешь ли подкрепиться? – мягко спрашивает он.

– Не то слово! Просто умираю с голоду, и мне надоело валяться в постели. Можно накинуть поверх этой сорочки твою рубаху?

– А силенок-то у тебя хватит?

– Конечно. Уж во всяком случае выйти на кухню и поесть за столом я всяко смогу. Пожалуйста, дай мне время привести себя в порядок, – просит Лидрал, и Доррин выходит в примыкающую к спальне каморку, где всю обстановку составляют стол и тюфяк.

Вздохнув, юноша направляется на кухню.

– Мастер Доррин, – тут же обращается к нему Мерга. – Не разделишь ли баранину? А я пока закончу с печеньем.

Резать мясо Доррину совсем не хочется, однако, как ни крути, он хозяин дома. Приходится взяться за нож и начать разделывать баранину под пристальным взглядом Ваоса.

– Хватит тебе слюни пускать! – не выдерживает Доррин, – Все равно раньше других тебе не перепадет.

– Я проголодался, а такую кусину мяса нечасто увидишь.

– Скажи спасибо Лидрал. Рейса так обрадовалась ее возвращению, что притащила целую баранью ногу.

– Это за что мне надо сказать «спасибо»? – слышится с порога голос Лидрал.

– За то, что... – начинает Доррин, поворачиваясь к ней с ножом в руках.

– Не-е-е-ет! – побелев от ужаса, кричит Лидрал и без чувств падает на пол.

Доррин, бросив нож, спотыкаясь спешит к ней и касается ее запястий. Мерга рассыпает выпечку.

Юноша проверяет Лидрал чувствами, но не улавливает ни хаоса, ни какой-либо болезни. Только частое и сильное сердцебиение.

– Что случилось? – спрашивает Мерга.

– Хотел бы я знать...

– Она вошла, глянула на нас, и вдруг закричала.

– Она хорошая, ты ее исцелишь, – уверенно заявляет Фриза. Осторожно, стараясь не касаться еще напоминающих о себе рубцов, Доррин поднимает женщину, переносит ее в спальню и укладывает на двуспальную кровать.

Рядом, подкладывая подушки, хлопочет Мерга.

– Нож... – стонет Лидрал. – Зачем ты делаешь мне больно?

Доррин и Мерга переглядываются.

– Похоже, она повредилась умом... Ты не мог бы причинить боль никому, а уж тем более – ей.

– Она думает иначе, – шепчет юноша, а вслух, повернувшись к Лидрал, говорит: – Я никогда не делал тебе ничего дурного.

– Нет... такая боль... мучил меня... так сильно...

Он не понимает, что именно сделали Белые Чародеи, но ясно, что они как-то связали для нее перенесенные мучения с его образом.

– Ей все-таки надо подкрепиться, – шепчет юноша.

– Я принесу тарелку, – предлагает Мерга.

– Я с тобой, – беспомощно твердит Доррин, обращаясь к Лидрал. – Я здесь. Я с тобой.

– Что случилось? – спрашивает Лидрал, с трудом приподнимаясь на кровати.

– Я резал баранину, – отвечает Доррин. – Ты вошла, взглянула на меня, вскрикнула и лишилась чувств. А потом, в бреду, все время твердила о том, как я тебя мучил.

– Ужас, – бормочет Лидрал, утирая лицо рукавом. – Я ведь прекрасно понимаю, что ты меня вовсе не обижал, но со мной что-то творится. Что-то непонятное. Я не владею собой, а это невыносимо. Невыносимо!

Последнее слово Лидрал выкрикивает с яростью.

– И я не буду есть в постели, как малое дитя... – Лидрал делает паузу. – Ты закончил разделывать мясо?

– Мерга может закончить.

– Это я запросто. Я сейчас же поставлю твою тарелку, госпожа.

– Называй меня Лидрал.

Мерга ускользает на кухню. Доррин протягивает Лидрал руку. Та берет ее с дрожью и отпускает, как только становится на ноги.

Бок о бок, но не касаясь друг друга, они идут на кухню.

CVI

– Почему ты не работаешь? – спрашивает Лидрал, стоя в дверях кухни.

– Пришел навестить тебя. Я по-прежнему беспокоюсь.

– А как же насчет помощи Бриду и Кадаре или твоей машины? – говорит она, качая головой. – Раньше ты только об этой машине и думал.

– А теперь больше думаю о тебе – о твоих страхах и обо всем, что с этим связано. Проклятые чародеи – я их ненавижу!

– Я тоже, но что толку? Ты же сам признаешь, что исцелить меня тебе не под силу.

Доррин непроизвольно сжимает кулаки.

– И я, и Рилла использовали все известные нам средства. Ничего не помогает. Белые каким-то образом связали для тебя память о мучениях с моим образом, но ни как они это сделали, ни зачем – мне непонятно.

– Тьма! Но ведь от того, что ты стоишь здесь, это понятнее не станет. Да и другие дела с места не сдвинутся.

Шагнув к столу Лидрал смотрит на ломтик сыра, потом на нож... и ее пальцы, словно сами собой, обхватывают рукоятку. Доррин, угрюмо размышляя о том, что бы еще ему предпринять, поворачивается к ней и видит, что глаза ее неожиданно сделались пустыми. Перехватив рукоятку поудобнее, Лидрал делает шаг ему навстречу.

Глаза Доррина расширяются, он отступает.

Она поднимает нож.

– Что с тобой?

Доррин пятится. Лидрал наступает, перехватив рукоять обеими руками и нацелив острие ему в сердце.

Глядя ей в глаза, юноша пытается воздействовать на нее гармонией, но она упорно движется вперед.

Он сосредоточивается, однако в этот миг глаза женщины белеют и она, в стремительном прыжке, наносит ему удар в грудь.

Успев отпрянуть – острие на волосок не достигает цели – юноша хватает ее за запястья, но мускулы Лидрал вздуваются и она вырывается из его хватки. Нож снова нацелен на Доррина.

Отступая, он больно ударяется бедром об угол стола и едва успевает перехватить запястье нападающей обеими руками. Но рука Лидрал кажется выкованной из стали – она одолевает, и нож медленно приближается к его телу.

Остолбеневшая Мерга застывает на пороге с разинутым ртом.

Доррин выпускает запястье Лидрал и отскакивает, опрокинув лавку.

Увернувшись от следующего удара, юноша неожиданно бросается вперед и притягивает Лидрал к себе.

Ему кажется, что по груди бежит струйка огня, но он, не обращая внимания на боль, ухитряется перехватить и вывернуть ее кисть.

Нож с глухим стуком падает на пол.

С трудом собрав то немногое, что осталось от его чувства гармонии, Доррин направляет этот темный поток на Лидрал. У той подкашиваются ноги. Шатаясь, он поддерживает ее за плечи, не давая упасть, хотя правое его плечо жжет огнем.

– Мастер Доррин... что же это? Мастер Доррин... – беспомощно лепечет Мерга.

Не выпуская обмякшее тело Лидрал, Доррин косится на свою рану. Она кровоточит, но кажется не слишком глубокой. Впрочем, почем ему знать: до сих пор его ножами не пыряли.

– Зачем... зачем ты меня мучил? – Голос Лидрал звучит чуть ли не по-детски, а сама она полулежит в его объятиях.

– Да что заладила... «мучил, мучил»! – не выдерживает Доррин. – Сама только что чуть меня не прирезала! – стараясь не морщиться от боли, он сажает ее на стул, а нож отбрасывает ногой по направлению к Мерге. – Прибери эту штуковину.

– Но ты бил меня плетью... – стонет Лидрал. – Хлестал меня... так больно.

– Да я пальцем тебя не тронул! И не смог бы, даже появись у меня такое намерение, – ворчит Доррин, прощупывая чувствами свою рану. Надо бы поскорее присыпать ее порошком звездочника.

– И то сказать... разве ж он бы смог, – повторяет за ним Мерга, поднимая и вытирая нож. Взгляд ее перебегает с сидящей за столом женщины на окровавленное плечо Доррина.

Глаза Лидрал расширяются.

– Я... пыталась тебя убить? – произносит она дрожащим голосом. – Убить? Тебя... я... – тело ее сотрясается от рыданий.

– Мы сделаем все, что надо, – говорит Мерга, подходя к столу и указывая на раненое плечо Доррина.

Юноша открывает дверь в кладовку, где хранятся лечебные снадобья, и шарит по полкам, прислушиваясь к доносящимся с кухни словам.

– ...это же такой человек... целитель... мухи не обидит...

Стискивая до боли зубы, Доррин думает, что кое-кого он все же обидит. И очень сильно.

CVII

Засветив в предрассветных сумерках лампу, Доррин тянется к повязке на плече, но, заслышав приближающиеся шаги, опускает руку.

В коридоре перед кухней появляется Лидрал в накинутом поверх сорочки одеяле.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он, подкручивая фитиль. – Я не хотел тебя будить.

– Хорошо... плохо... Тьма, что я могу сказать? Они хотели, чтобы я убила тебя... – Лидрал ежится и придерживается рукой за стену.

Доррин протягивает ей руку, но она подается назад:

– Нет... прости... Это сильнее меня... – ее снова начинает бить дрожь. – Я люблю тебя, но не могу к тебе прикоснуться.

– Ты хоть присядь, – предлагает Доррин, выдвигая стул.

– Что ты им сделал? – спрашивает Лидрал, осторожно усаживаясь так, чтобы не касаться спинки. – Почему они так боятся тебя... или нас?

Юноша пожимает плечами:

– Не знаю. Думаю, они просматривали письма, и твои и мои.

– А почему ты не сообщил мне?

– Как? – сухо произносит Доррин.

Лидрал издает короткий, невеселый смешок.

– Ты совсем бледная, тебе надо поесть, – говорит он. – Сейчас принесу сыра с хлебом.

Доррин поворачивается к кухонному столу и хмурится, увидев нож.

– Ты хочешь сказать, что я так и не поела? – спрашивает Лидрал, проследив его взгляд. При виде ножа она ежится. – А где вещи, которые были в моей повозке?

– В твоей кладовке, по полкам разложены.

– Что еще за «моя кладовка»?

– Да построил я тут... специально для тебя.

Лидрал вздыхает:

– И зачем только ты отпустил меня? Почему не задержал?

– Потому что был молод и глуп, – отвечает Доррин, уставясь в половицы. – Так что тебе принести из кладовки?

– Сама возьму что надо.

Печально улыбнувшись, Доррин указывает на прочную дверь в дальнем конце помещения.

– Там есть и второй выход, наружу, – говорит он, снимая с консоли лампу.

– Ламп у тебя не хватает.

– У меня много чего не хватает, – говорит он, открывая дверь, – Вот, полюбуйся, все твои вещички разложены по полкам. Тут даже... насчет кое-чего я так и не понял, что это такое.

– Вот поэтому мне и удавалось зарабатывать кое-какие деньги, – откликается Лидрал, неслышно скользя по твердому, холодному глиняному полу. Потом она шарит по полкам, а Доррин светит ей лампой.

– Ага, вот то, что нужно. Сырорезка.

Доррин поднимает брови:

– Как эта финтифлюшка может резать сыр? Здесь же нет лезвия.

– Увидишь. Я-то думала, что она может приглянуться людям вроде тебя, – говорит женщина, возвращаясь на теплую кухню.

– А пригодилась тебе, – замечает Доррин.

– Лучше бы это я испытывала отвращение к клинкам.

– Но ведь ты не хотела меня убивать, – говорит юноша, легонько касаясь ее плеча.

– Не хотела, но все равно пыталась. Это была как будто не я... но все-таки я, – женщина отворачивается к окну, за которым моросит дождик, и добавляет: – Может, уберешь нож подальше?

Взяв нож со стола, Доррин прячет его в ящик для столовых приборов, а Лидрал тем временем налаживает сырорезку.

– Видишь, проволочка режет совсем как лезвие. Может быть, даже чище.

На щербатую тарелку, один за другим, ложатся три тоненьких, аккуратных ломтика.

– Проволока... Проволока из черного железа или стали! Я и представить себе не мог! – изумленно восклицает Доррин. – Магические ножи... Ручаюсь, они их даже не увидят! Понадобится волочильное колесо и особые волочильные доски – но с этим я справлюсь.

Он порывается обнять Лидрал, однако та уклоняется.

– Ладно, потом потолкуем, – говорит Доррин. Под моросящим дождем он спешит в кузницу.

– Чем займемся сегодня? – спрашивает Ваос, раздувая меха.

– Проволоку волочить будем.

– Это как? Я никогда этим не занимался.

– Теперь придется. Думаю, нам ее потребуется много.

Хотя Доррин еще плохо представляет себе будущие магические ножи, в том, что они будут действовать, у него сомнений нет. Белые чародеи получат по заслугам.

– Сбегай, принеси что-нибудь перекусить, – велит он Ваосу.

– Сию минуту.

– Магические ножи... – пальцы Доррина нетерпеливо постукивают по брускам железа. – Белым чародеям воздастся за все!

CVIII

Остановив лошадь перед казармой, Доррин стирает с лица пот пополам с дождевой водой. Не смоют ли непрекращающиеся ливни Спидлар с лица земли, тем самым избавив Белых от каких-либо хлопот?

Не зная точно, где можно найти Брида или Кадару, он привязывает Меривен к торчащему возле длинного одноэтажного здания столбу и подходит к солдату, сидящему, развалясь, у входа. Завидев постороннего, тот выпрямляется.

– Мне нужен командир Брид, – говорит юноша.

– А сам-то ты кто таков? – спрашивает солдат, приглядываясь к черному посоху, седельным сумам и какому-то плоскому, завернутому в кожу предмету в руках незнакомца.

– Доррин меня зовут. Я кузнец.

– Подожди здесь, мастер Доррин. Я сейчас вернусь.

Ждать под дождем приходится недолго: дверь открывается, и юноша, прихватив свою ношу, бочком протискивается мимо часового.

– Доррин, как хорошо, что ты наведался! Жаль только, что Кадара со своим отрядом в патруле – она тоже была бы рада с тобой повидаться, – говорит Брид. Он гладко выбрит, на нем аккуратный синий мундир и начищенные сапоги, но глаза по-прежнему запавшие, и лицо кажется изможденным.

Несколько солдат, сидящих возле едва теплящегося очага, с любопытством косятся на гостя своего командира.

– Я к тебе по делу.

– Ну, прежде чем перейдем к делу... – Брид прокашливается. – Ты ведь привез Лидрал из Клета, так? Кадара рассказывала, что она, вроде бы, больна.

– Ее пытали и били, – резко отвечает Доррин.

– Ну, по крайней мере она жива. А там, с твоей помощью, глядишь и поправится. А ты вот что скажи – на обратном пути тебе никто не встречался?

– У меня что, это на лбу написано?

– Зачем на лбу? – смеется Брид. – Патруль нашел у дороги двух мертвых разбойников. У одного шея сломана, у другого грудь пробита. Клинки их рядом валяются, а на дороге следы повозки.

– Ну... так получилась. Они остановили повозку, а у Лидрал был жар. Я боялся, что ее не довезу.

– А зачем же, в таком случае, было трогать ее с места?

– Беда в том, – со вздохом говорит юноша, – что я нашел ее у Джардиша, а Джардиш связался с Белыми.

– Только этого не хватало! Сейчас, когда на носу война! И что ты с ним сделал?

– Когда мы расставались, он стоял в подштанниках у колодца и пытался смыть хаос со своей шкуры. Теперь любое соприкосновение с хаосом стало для него невыносимым... Возьми лучше вот это. Все равно вам принес, – Доррин передает Бриду сверток, оказавшийся весьма увесистым.

– Тяжелехонько... Что это такое?

– В том-то и загвоздка, что легче мне сделать не удалось.

Отогнув уголок кожи, Брид видит гладкий черный металл. Чтобы поговорить наедине, друзья уходят в маленькую комнатушку с прямоугольным столом и полудюжиной стульев. Закрыв дверь, Брид разворачивает щит и кладет его на стол.

Доррин садится.

Брид надевает щит на руку, проделывает несколько движений и удовлетворенно кивает.

– Совсем неплохо. Только вот маловат.

– Сделать больше нетрудно, но он будет и тяжелее. Чтобы черное железо могло отражать белый огонь, лист должен быть не тоньше некоего предела. В чем тут фокус, я пока не понял, но решил смастерить эту штуковину для тебя. На пробу.

– Спасибо, – говорит Брид – Я опробую. Но вид у тебя такой, будто ты припас что-то еще.

– Так оно и есть, – отвечает Доррин, указывая на седельные сумы. – Кажется, мне удалось смастерить что-то вроде магического ножа.

– Так ты ведь говорил, что не можешь делать клинки!

– Я и не могу. Но эта штука устроена совсем по-другому.

Доррин открывает суму и выкладывает на стол странный, ни на что не похожий предмет.

– Что это такое?

– Вообще-то модель, – начинает объяснять Доррин, одновременно натягивая проволочку между двумя брусками из черного железа. – Вот такие опоры – я сделал их с рукоятками – ты сможешь закрепить в деревьях или за валунами.

Брид, судя по растерянному выражению лица, не понимает решительно ничего.

Вздохнув, Доррин достает кусок черствого сыра, кладет под проволоку, и с силой разводит бруски в стороны.

Натянувшаяся проволока разрезает сыр на две половинки.

– Попробуй разрезать этот кусок своим ножом, – предлагает Доррин, протягивая Бриду одну из них.

– Нет уж, спасибо, – говорит тот, вертя в руках твердый как камень сыр. – Забавная вещица, но чем она сможет мне помочь?

– Ты же говорил, что войска движутся по дорогам – иначе им не пройти. Установи на дороге такую ловушку и увидишь – проволока рассечет любого, кто на нее наткнется, человека или лошадь. А поскольку она черная, заметить ее очень трудно. В сумерки или в дождь – почти невозможно.

– Ну не знаю... – неуверенно качает головой Брид. – По-моему, в этом есть что-то... какое-то зло.

– Ты не знаешь, – хмыкает Доррин, – Да, пожалуй, ты и вправду не знаешь, чего хочешь. То приходишь и просишь сделать какое-нибудь оружие, а когда тебе его предлагают, кривишь физиономию и толкуешь о зле. Тьма, да любое оружие есть зло! Знаешь, каково мне приходится, когда я использую посох? Ты вот толкуешь о зле в моей модели, а вспомни о Белых! Они мучили Лидрал, но этого мало! Им удалось накрепко связать память о ее муках с моим образом – так связать, что у нее появилась неодолимая потребность меня убить. Заколоть ножом! Они превращают людей в кукол, лишают их воли, а ты толкуешь о зле...

– Лидрал бросилась на тебя с ножом? – недоверчиво переспрашивает Брид.

– Рана заживет, – отвечает Доррин. – Хуже то, что они превращают людей невесть во что, а ты, невесть почему, полагаешь, будто кромсать врага мечом лучше, чем с помощью моей сырорезки!

– Сырорезки?

– Основная идея почерпнута оттуда.

– Мне страшно думать, – говорит Брид, покачивая головой, – что было бы, не окажись ты связанным гармонией.

– Мне было бы легче жить, – вздыхает Доррин. – Так сколько таких ловушек ты сможешь использовать?

– Столько, сколько смогу купить, – отвечает Брид, высыпая на стол два золотых. Доррин делает протестующий жест, но Брид обрывает его. – Бери деньги, и не возражай. Если не хочешь тратить их на личные нужды, пусти на покупку материалов... хоть для тех же «сырорезок». Но прошу тебя, никому, кроме меня и Кадары, о них ни слова. Ни слова!

Доррин понимающе кивает.

Пусть противник считает, что столкнулся с необъяснимой, могущественной магией!

CIX

За окном башни моросит холодный дождь. Согревает комнату пляшущий в камине огонь, а освещает настенная масляная лампа

На лбу склонившегося над зеркалом худощавого мага выступают бусинки пота, но в конце концов белые туманы расступаются.

Рыжеволосый кузнец сидит за грубо склоченным столом напротив женщины с каштановыми волосами. Они разговаривают, и кузнец хмурится. Женщина плачет.

Служанка ставит на стол тарелки, но ни он, ни она не поднимают головы.

– Свет! – бормочет Белый маг, когда изображение вновь утопает в дымке. Потом он подходит к письменному столу и смотрит на развернутую карту Спидлара.

Дью находится на приличном расстоянии от Фенарда, Элпарты и даже Клета, и добраться туда не так-то просто. Чародей задумывается о морском пути, но на воде спидларские купцы пока еще сильны. Он сворачивает карту в рулон. В конце концов, можно и подождать.

Пусть зима нынче и долгая, но после зимы всегда приходит весна. Даже в Спидлар.

Часть третья

ТОРГОВЕЦ И ИНЖЕНЕР

CX

Три лошади мчатся галопом по извилистой горной дороге. Одна из них без всадника; скачущий на другой Белый страж с трудом удерживается в седле. Его плечо пробито стрелой.

– Видишь, чем это кончилось! – бросает он, когда они останавливаются перед Белым магом.

Глаза Джеслека вспыхивают:

– Идиот! Что ты им сказал?

– То, что было велено. Что их пощадят, если они откроют ворота. Но здоровенный парень, который там командует, заявил, что Аксальт простоял тысячу лет и будет стоять после того, как все мы сдохнем. А потом приказал арбалетчикам стрелять.

Раненому помогают сойти с седла. Волшебница – рыжеволосая женщина – улыбается, глядя, как вокруг Высшего Мага разгорается пламя хаоса.

– Скорее всего, они углядели нас издалека. Приблизиться к ним скрытно нет никакой возможности.

– А нам и не нужно приближаться к стенам, – со смехом откликается Высший Маг. – Значит, они твердят, что могучий Аксальт простоял тысячу лет? Ну что ж, постоял и хватит.

Он подходит к стене каньона и направляет чувства в толщу скальной породы. Проходит несколько мгновений – и дорога под ногами начинает подрагивать.

С повозки, куда уложили раненого, доносится стон. Двое других стражей, переглянувшись, смотрят на сгущающийся вокруг чародея белый туман.

Дорога вздрагивает сильнее.

Ущелье преграждает древняя каменная стена высотой в сто локтей. Окованные железом ворота закрыты, арбалетчики держат под прицелом узкий проход – единственный путь, по которому может приблизиться враг.

– Подпустим их ближе, – говорит широкоплечий капитан. – У нас давно не было возможности попрактиковаться в стрельбе по настоящим целям, но Белые стражи – это как раз то, что надо. Если они, конечно, посмеют сунуться снова.

Скала, служащая опорой стене, содрогается.

Стена трясется. Первый же толчок сбивает некоторых солдат с ног. Стены начинают ходить ходуном, каменные блоки с грохотом раскалываются.

Сквозь образующиеся трещины с шипением поднимается пар, пахнущий серой, а потом и горячая вода. Под ее напором трещины расширяются. Стены крошатся и обваливаются, погребая под собой защитников. Вопли умирающих тонут в грохоте камнепада и реве возникших неизвестно откуда гейзеров.

К закату на месте могучего укрепления остается лишь преграждающий дорогу овраг, наполовину заполненный камнем.

Маленький отряд облаченных в белое всадников медленно едет на восток. Все молчат, лишь раненый страж стонет на крутых спусках, подъемах и поворотах.

CXI

– Это работа не для кузнеца, – ворчит Ваос, спускаясь по склону с полной корзинкой травы.

– Точно, – добродушно соглашается Доррин. – Но она приносит деньги. А ты хочешь, чтобы я разжег горн ради работы с грудой лома?

– Мы же не крестьяне, чтобы ковыряться в земле, – гнет свое подмастерье.

– Кузнецу много чем приходится заниматься, – откликается Доррин, разрыхляя грядку с маленькими лунками для саженцев, которые он пестовал всю зиму и холодную весну. Хочется верить, что они быстро пойдут в рост.

Ваос, сваливая зелень на кучу навоза, продолжает ворчать. Доррин начинает помещать саженцы в лунки.

– Бери-ка ведра – и за водой! – командует он Ваосу.

– Я не хочу превращаться в крестьянина, это не по мне...

– И не по мне, – говорит Доррин. – Но я люблю поесть, да и ты тоже.

– Работать с железным ломом – и то легче.

– Вот и займемся этим, когда стемнеет.

– Тьма... Мастер Доррин, разве можно никогда не отдыхать?

Подхватив ведра, Ваос уныло плетется к трубе, проложенной Доррином к грядкам от домашнего водопровода.

– Хорошо еще, что не надо взбираться к пруду.

– Смотри, поливай грядки аккуратно, почву не смой. А потом приберись и жди меня в кузнице.

Доррин направляется к кузнице, где надевает кожаный фартук и засыпает в горн уголь.

Асаваху требуется починить плуг, лемех которого мало того что износился и проржавел, так еще и обломался о попавшийся в земле камень. Вообще-то Доррин плугами не занимается, однако Асавах здорово помог ему при постройке дома, так что не выручить его юноша просто не может. А плуг тому нужен позарез, чем скорее, тем лучше.

Достав необходимые инструменты кузнец находит и кладет на наковальню металлическую пластину – остаток заготовки для щита.

Ваос заходит в кузницу и смотрит на железный лист.

– Мне можно будет постучать молотом?

– Посмотрим. Сначала надо починить лемех для Асаваха, а потом будем волочить проволоку для Брида.

– А что, эти штуковины с проволокой работают? – спрашивает Ваос, налегая на рычаг горна.

– Кадара говорит, что работают, – отвечает Доррин, отправляя пластину в горн с помощью самых тяжелых щипцов. – Может, и не так хорошо, как хотелось бы, но толк от них есть.

– А можешь ты сковать что-нибудь еще?

– Сковать-то можно что угодно. Сложнее уяснить, что нужно ковать, – бормочет Доррин, подправляя в огне тяжелую пластину.

CXII

– Вот они! – кричит командир.

Спидларский отряд, увидев впереди зеленые знамена Кертиса, останавливает коней, быстро перестраивается и отступает.

Командир авангарда армии Кертиса внимательно присматривается к лощине, лежащей между двумя начавшими зеленеть холмами, но не замечает ничего подозрительного. Вдоль левой стороны дороги тянется низкая, местами обвалившаяся каменная ограда. Другая сторона дороги пуста, лишь в самом узком ее месте, напротив стены растут два дерева. Почки на них набухли, но листья еще не распустились, так что укрыть в кроне стрелков невозможно.

Убедившись, что спидларцы удирают, не оставив прикрытия, командир решает пуститься в погоню:

– Вперед, ребята! Догоним этих ублюдков!

Солдат охватывает азарт, и хотя командир стремится сохранить строй, часть бойцов переходит на галоп и вырывается вперед.

Неожиданно скачущий впереди всадник нелепо взмахивает руками и... разваливается пополам. Из обрубков тела фонтаном бьет кровь. Двое других бойцов пытаются развернуть коней, но еще один всадник падает вместе с лошадью. Скакавшие позади налетают на упавших и тоже падают. Горловина неожиданно заполняется мертвыми телами. Потом на дорогу обрушивается дождь стрел.

Кертанский командир, ухитрившийся-таки задержать и вывести из-под обстрела около полувзвода, скачет вверх по склону и с вершины холма видит спидларцев. Они вернулись и во главе со своим предводителем, светловолосым богатырем, несутся к перевалу.

Уцелевшие кертанцы разворачивают коней и во весь опор мчатся к своему лагерю.

CXIII

Вставив поршень на место, Доррин подсыпает в горн древесного угля, подправляет патрубок и легонько подкачивает меха, после чего наливает в паровой котел воды и прилаживает на место зажимы клапана. Специально изготовленные крепления позволяют ему поместить котел прямо над горном.

Юноша налегает на меха, но хотя просачивающаяся из-под клапана струйка пара указывает на то, что давление внутри котла повысилось, ни шатун, ни соединенный с ним колесный механизм в движение не приходят. С помощью тонких щипцов Доррин приподнимает поршень, и тот начинает двигаться, но, проделав с пыхтением два цикла, замирает снова.

– Тьма!

Доррин рывком убирает паровой котел с горна, полагая, что в устройстве, уже в который раз, заело отводной клапан. Проще всего было бы сделать клапан большего размера, но эта машина представляет собой опытный образец, а он не может позволить себе расходовать много дорогостоящего металла на опыты, которые еще неизвестно к чему приведут.

Пока котел охлаждается, он прощупывает чувствами поршневой механизм, выискивая неполадки. Вроде бы все сделано как надо и по расчетам должно работать, но на деле получается иначе.

Юноша утирает лоб. Двери кузницы открыты нараспашку, но внутри душно... и что-то давит.

Резко обернувшись, Доррин – так во всяком случае ему кажется, – успевает заметить возле бака с водой человеческую фигуру. Но, конечно же, кроме него самого, в кузнице никого нет.

Снаружи доносится стук копыт, скрип фургонной оси и голос Ваоса:

– Ну, коняга... полегче...

Доррин усмехается – бывший конюх по-прежнему неравнодушен к лошадям.

Юноша выходит во двор посмотреть, кто приехал.

Ваос уже принял вожжи, а возница – седой мужчина в синей фуфайке – слезает с козел. Мерга и Лидрал стоят на кухонном крыльце, Фриза, уцепившись за перекладину, глазеет на лошадь.

– Привет, мастер Доррин, – говорит нежданный гость, кивая приближающемуся кузнецу.

– Добрый день, Гастин. Зачем пожаловал? Пришло время уплаты годового взноса?

– Ну... Надо поговорить. Вопрос денежный.

– Заходи, – предлагает юноша и оборачивается к Мерге. – Найдется у нас что-нибудь выпить?

– Выпить – это вряд ли, – хмуро отвечает кухарка. – Ничего, кроме воды. Могу заварить травяного чаю, но тогда придется подождать.

– Не надо чаю, водицы в самый раз будет, – отзывается Гастин, утирая со лба пыль и пот когда-то белым, но давно утратившим первоначальный цвет платком. – Надо же, жарища какая! И не подумаешь, что лето на исходе.

Прихватив кожаную папку, Гастин идет к крыльцу.

Доррин кивком дает Ваосу понять, что лошадь надо напоить, и паренек понимающе улыбается.

– А можно я помогу? – просит Фриза, когда Ваос, привязав лошадь к каменному столбу, берется за ведро.