Земля у нас такая

      Наконец - погрузка...
      Управляться с лодкой никто толком не умел. Да и не мог... Морщились от боли, посматривали на ладони, отталкивались веслами... И то зарывались носом в песок, то тянуло нас на быстрину, то сносило назад. Витя поразрывал засохшие мозоли, и ладони его были в крови.
      Гриша остался с веслом на корме - управлять, а мы подвернули штаны и где берегом, цепляясь руками и ногами за осыпающийся песок, а где отмелью, шлепая по воде, тащили лодку за цепь. Потом с цепью управлялся один я, а Витя подталкивал лодку сзади веслом.
      Когда начался лес, стало еще хуже. Часто дорогу преграждали черные, скользкие корчи-топляки, целые деревья. Неман подмывал берег, наступал на лес, и сосны не выдерживали осады: то свешивались, вцепившись корнями в кручу, то падали с глыбами земли вниз, к воде, и там еще пытались расти, то, наконец, обессиленно опускали кудрявые головы в волны, сдавались на милость победителя. А ни милости, ни пощады не было...
      В самых трудных местах мы залезали в лодку, плыли в объезд выворотней по глубоким местам. Легко сказать - плыли... А что стоило опять прибиться к берегу!
      Вылезали на песок, отдышавшись, смывали пот с разгоряченных лиц. И опять тащили, толкали, пробовали грести... Громадной и неуклюжей казалась нам лодка деда Адама, и кто пустил слух, что она - лучшая лодка в Студенце?
      Наконец - остров...
      - Стоп, ребята... Сначала соберем дров, - сказал Гриша. - Если там с топливом туго, то я - дудки! Больше не сунусь в протоку...
      Протащили лодку еще метров на сто вперед, выше по течению. Здесь берег пологий, заросший травой. В кустиках мирно журчал, вливаясь в Неман, ручеек. Сделали из цепи петлю, набросили на куст и пошли прямо на птичий гам и свист.
      В ложбине, между лохматыми елями-великанами, старыми, с почерневшими сучьями осинами - сплошные заросли крушины, лещины, у самого ручейка ольхи. Полумрак и сырость, щекочет в носу от резкого запаха прелых листьев и плесени. То здесь, то там у стволов зеленые ковры "заячьей капусты". Мы набили ею карманы, напились из криницы-ручейка холодной воды и полезли на заросший сосняком песчаный горб. Из-под этого горба и пробивался родник.
      Сколько здесь хворосту - не пройти! Как будто нарочно наломали сухих сучьев, набросали под ноги. Мы набрали по большущей охапке и повернули назад к Неману.
      Продирались через заросли, застревали, спотыкались и падали, царапая лица, понемногу теряя груз... Но и то, что донесли, заняло треть лодки.
      - Эх мы! А название тому месту не дали! - спохватился я.
      - Идея! - сразу поддержал Хмурец. - Соловьиная долина!
      - Лучше Бессоловьиная... - буркнул Чаратун. - Птичьего крику много, а соловья - ни одного.
      - Будут! - сказал Хмурец. - Они вечером и на рассвете поют. А вообще сейчас птицы поют меньше - хлопот много, надо птенцов кормить.
      - А ручеек можно назвать Заячьей криницей.
      Витя сказал: "Хорошо!", а Гриша не удержался, снова хмыкнул.
      - Исследователи... Давайте лучше добираться к острову! - предложил он.
      ВСЕ ПО ПЛАНУ, ТОВАРИЩИ!
      Оттолкнулись...
      И вскоре почувствовали, что допустили просчет. Надо было начинать переправу выше. Хоть бы на пятьдесят метров выше! Хоть бы на тридцать!..
      Лодку несло, как щепку. Остров начинается, а нас гонит дальше... Уже середина острова, а еще метров пятнадцать... Конец острова, а полоса воды еще метров шесть!..
      - Н-ну!!! Еще, н-ну! Эх, черт!..
      Гриша прыгнул за борт. Вцепился обеими руками в корму. Вода по грудь, на ногах не устоять... Лодка только чуть-чуть замедлила бег, а потом потащила за собой и Гришу. Нос начал разворачиваться к полосатому шесту, что воткнули речники на отмели. Я перебрался через хворост, пробежал, шатаясь, на нос, схватил цепь и тоже - бултых!
      До пояса всего!
      Гриша бросил корму, поплыл мне на помощь...
      - Сиди! Оставайся хоть ты сухим! - замахал он на Витю рукой.
      Витя, который хотел уже последовать нашему примеру, присел на корточки...
      Повели лодку на цепи к острову.
      Вот уже вода до колен. Из лодки вылез Хмурец.
      - Все по плану, товарищи! - торжественно произнес он.
      Нос лодки вытащили на песок. Чаратун присел на берегу, похлопал по бедрам. На нас полетели брызги.
      - Мыс Мокрых Штанов... А?
      Мы дружно подняли руки - "за"!
      Штаны прилипли - не снять. Подпрыгиваю на одной ноге, пританцовываю.
      - А спичечки - буль-буль?! - вспомнил Хмурец.
      Чаратун испуганно ойкнул, выбросил из кармана "заячью капусту", вынул ножик, лески без крючков и коробку. Открыл - жучки не шевелили ножками задохнулись. Спички, ясное дело, были мокрые.
      - М-да-а... Все по плану... - вздохнул он. - Только что вы запоете, если ухи даже не понюхаем.
      Он вытянул из сухих штанов Хмурца нитку и стал навязывать спички гирляндой. Нацепил на куст, надел на сучок и коробку - жучков вытряхнул на вещмешок.
      Выкручивали сначала мои, а потом Гришины штаны. Тянули в разные стороны, как канат во время игры. Сколько потом ни встряхивали их, как ни разглаживали руками - словно корова сжевала!
      Бросили на кусты - пусть сохнут...
      Солнце начало затягиваться дымкой-туманом. Небо из голубого стало белым.
      Душно, как в бане. Воздух густой, хоть щупай пальцами...
      Хмурец тоже раздевается до трусиков, оставляет одежду на пляже.
      Разгружаем лодку...
      Смех - собирали хворост, тащили, как верблюды, к лодке, переправляли сюда. А если не подсохнут спички, то этими дровами попользуется разве какой-нибудь случайный рыбак. Или снесет весной паводком.
      Остров растянут в длину с востока на запад, по течению. Правильнее, на северо-запад... От Мыса Мокрых Штанов с южной стороны на четверть острова тянется замечательный пляж. Всю остальную территорию занимают лоза, камыш. Кустарник только кажется низкорослым: есть деревца толщиной чуть ли не в руку, они лежат и полулежат, пустив отростки во все стороны. Непролазный хаос, чудовищное переплетение ветвей и стволиков, с некоторых свисают фантастические рыжие бороды тончайших корешков - проросли во время большой воды.
      Место для шалаша выбрали с южной стороны, на границе песка и кустарника. Гриша разложил свои палки...
      - Так, ясно! Иди, бери весло, будешь забивать.
      Две толстые палки мы вогнали в песок наклонно одну к другой, так, что верхушки скрестились. Две другие вбили таким же манером, отступив на три шага в кусты. На скрещение положили длинную палку-жердь, остальные приставили к ней наклонно с обеих сторон.
      - Хорошо бы чем-нибудь связать верхушки, - подумал вслух Чаратун.
      - Давай нож, пойду прутьев нарежу.
      Прутья мы покрутили, чтобы сделать их мягкими. Они стали прочными, как веревки.
      - Там маленькое болотце... Комаров - воздух звенит!
      - Комариный Рай, - тут же назвал Чаратун.
      Места скрещивания связали кручеными прутьями, потом по три палки привязали поперек к приставленным - обрешетка. А сверху набросали срезанные и обломанные ветки, рвали камыш и осоку, вплетали в бока, закрывали заднюю стенку. Пол в шалаше выстлали мягкими бородами корней.
      Хмурец тем временем связал два удилища в одно длинное, нацепил наживку и забросил в воду. Удилище воткнул в землю, постоял немного и начал измерять шагами остров.
      - Сто семь в длину, тридцать девять в ширину, - доложил он.
      - Ты давай лови, потом играть будешь, - упрекнул Чаратун.
      - Не клюет - зачем торчать около удочки?
      - Рыбак из тебя... Иди с южной стороны забрось, только не глубоко. Рыба теперь у берегов должна быть... Самый клев перед дождем...
      - Ты уверен, что будет дождь? - зевнул Хмурец.
      - На сто процентов. Гроза даже!
      Чаратун повел лодку водой на северную сторону, к большим кустам, обернул цепью самый большой из них.
      Перетаскал к шалашу хворост, разостлал на полу ватник. Я перенес с места высадки вещи - мешок и котелок, забросил в шалаш. Разобрал Хмурцову конструкцию, взял свою удочку и ушел на южный берег. Упрямый Витя делал по-своему, пошел попробовать на восточном берегу. И попробовал! Приплелся ко мне с удилищем, обрывком лески и поплавком. Крючок и грузило остались на дне, на коряге. Постоял с горестным видом, плюнул на воду, бросил удилище и пошел к шалашу. Постоял, почесал в затылке - направился на мелководье за мысом. "Наверное, будет купаться..." - с завистью посмотрел я вслед.
      - Дай сюда, а то голодными останемся, - забрал у меня удочку Гриша.
      Я побежал к Вите. Мы плескались долго, потом легли животами в воду, локтями на песок пляжа. Нам было расчудесно в такой прохладе, если б кто погладил - замурлыкали б, как коты. Болтали в воде ногами, брызгались, шутили, желали Чаратуну вытащить "плотку, как колодку", "окуня - с коня". Гриша молчал и только раз за разом взмахивал удочкой. В воздух действительно что-то взлетало, поблескивало. Чаратуну, наверное, везло...
      Вместо солнца уже было белое, слабо светящееся пятно. Все затянуло серая дымка. На западе подымалась иссиня-темная, как далекий лес, туча. Гриша встревоженно посматривал на нее.
      - Эй, лентяи-лежебоки! Давайте кто-нибудь к удочке. Костер надо разжигать.
      Мы не очень спешили, и он в нетерпении воткнул удилище в песок, побежал к спичкам, оттуда - к шалашу.
      Сидел над какой-то трухой и сухой травой долго...
      - Ч-черт... Сырые еще... Две спички уже испортил...
      - А ты спокойнее! И закройся хорошо! - присел я около него.
      - Отойди! От тебя летят брызги, как от щенка!
      Витя размахивал удочкой. Кажется, и у него начало клевать.
      Из-под Гриши потянуло зеленовато-белым дымом. А он все не разгибался, подкладывал тоненькие сучки.
      - Все!.. - отшатнулся, зажмурив глаза, закашлялся. - Смотри здесь... Хотя нет, боюсь - проворонишь... Лучше сбегай за водой.
      Мне Гришины командирские замашки не нравились. Но спорить было некогда: туча на горизонте росла с каждой минутой.
      Солнце уже почти не просвечивало. Где-то далеко, глухо, словно легкое постукивание по большому барабану, заворчал гром. Все заметнее стало, как у края тучи закипают белые клубы.
      Я принес воды, подвесил котелок над костром и начал подбрасывать сучья. Гриша в это время ссорился с Витей.
      - Да я его и в глаза не видал! - кричал Хмурец. - Вон мои две уклейки валяются на песке. Окуньки около шалаша... А кукана твоего и в глаза не видал! - повторил он.
      - Я веточку вот сюда воткнул... Видишь метку-ямочку?
      - Помнишь ты, куда воткнул! Я пришел сюда - удочка плавает. Может, и кукан с рыбой поехал...
      - Вот как съезжу, будешь тогда знать... - грозился Чаратун. - Штук пять плотвиц было, две уклейки, густера... - он все еще шлепал по мелководью, надеясь найти пропажу.
      - Эй, кончайте! - крикнул я им. - Давайте варить, что есть, а то поздно будет.
      На западе уже сверкали молнии, как будто кто отдергивал в тучах шторки. И вдруг на нос мне капля - шлеп!
      - Полундра! - завопил я.
      Забегали, засуетились. Надо и рыбу чистить, и картошку, и лук. А нож всего один! Я схватил куст лука, побежал к воде. Оборвал все негодное, прополоскал... Хмурец в это время ломал хворост, засовывал во все углы шалаша.
      Гриша сначала нарезал в котелок картофель: мелко, против всяких правил - в ухе картофелины лучше варить целиком. Еще не вскипела вода положил рыбу. Тоже неправильно, рыба успеет развариться, пока будет готова уха. А Гриша бросил в котелок, даже не нарезанный, лук, насыпал перцу, соли, пустил плавать несколько лавровых листиков...
      Не вытерпели, нацепили на заостренные палочки по куску сала, сунули в огонь.
      Сало сделалось прозрачным, потом начало темнеть от копоти, желтеть по краям и подгорать. Где больше припекало, оно плакало мутными слезами. Мы подхватывали капли жира на хлеб - и стонали от разгорающегося аппетита. Вкусно!
      Редкие крупные капли дождя шлепали по воде. К голым спинам как будто прикладывали холодные пятаки - дух занимало!
      Варево закипало медленно.
      - Не жалейте дров! - сказал Чаратун, снял с куста свои и мои штаны, полез в шалаш. - Правильно ноги деда предсказывали...
      Вскоре из шалаша послышались зевки с подвыванием. Мы с Витей зафыркали от смеха.
      - Подождите, еще не так взвоем, если дождь зарядит на сутки.
      Уха уже бурлила, Витя снимал пену, пробовал на вкус.
      - А перца! А соли! Царапнуло в горле, как рашпилем.
      Поднял ухо кверху, прислушался к какому-то густому, равномерному шуму. Вскочил на ноги, посмотрел на запад.
      - Спасайся, кто может! Шквал идет!
      - Огонь спасай! - закричал Чаратун.
      Шалаш затрясся до основания, с него посыпалась труха. Выскочив, Гриша хватился за карман - разорвал до колена. Витя, как кенгуру, запрыгал на пляж - вспомнил про свою одежду...
      Воткнули над костром несколько хворостин покрепче. Я растянул на них, как крышу, свой пиджак. Не успели сунуть под котелок побольше дров, как на остров обрушились тугие струи воды с ветром.
      Вода в протоке кипит, клокочет. Выглядываем из шалаша, как барсуки из поры. Дрожим: укрытие наше оказалось ненадежным, дождь пробивает.
      Ветер крепчает с каждой минутой, безжалостно треплет, причесывает, взлохмачивает и вновь прижимает к земле кусты. Все толще и яростнее струи, как будто бы тысячи брандспойтов взялись поливать нас... Еще порыв ветра - и мой пиджак встрепенулся, как подбитый грач, взмахнул рукавами-крыльями, шлепнулся метрах в двух на песок.
      Костер, ничем не защищенный, зашипел клубком гадюк - умер на глазах...
      - Эх! - выскочил я, схватил котелок и пиджак. Но не пиджак надо было хватать, а хоть одну головешку из костра. Мою оплошность исправил Гриша, схватил несколько дымящихся углей.
      Сколько ни дули на них в шалаше, как ни пытались разжечь сухую траву они потухли.
      Хлебали варево сыроватым, обсасывали рыбьи косточки и подергивали плечами: все чаще прорывались на голову, за воротник ледяные струи воды. Потом по шалашу застучали крупные, как боб, градины.
      Чаратун отдал коробку с последней спичкой Хмурцу. У него карманы посуше. Сам отрезал от лески кусок сантиметров в сорок, попробовал зашить себе карман. Без иголки!
      - Слабаки мы... - вздохнул я. - Партизаны сутки здесь мокли в воде - и ничего. Весной... Вода была - бр-р!
      - Выдержке нам надо учиться да учиться, - не преминул упрекнуть Чаратун.
      Примолкли, задумались...
      Время тянулось медленно, и мне показалось, что дождю уже и конца не будет, что мы на острове чуть ли не год.
      Гриша повернулся, как медведь в логове, и на голову хлынули холодные потоки. Дали тумака в спину - "Осторожнее!".
      - Остров тонет, что ли? Под боком мокро...
      Заспорили: может ли вода в реке подняться так, чтобы затопить остров? Решили, что может, только надо, чтоб ливень лил несколько дней.
      И вдруг на небе словно задвинули заслонку - ливень прекратился. Заморосил дождик-грибосей.
      - Хватит сидеть! - Витя вылез первым, потянулся, разминая руки и ноги. - Сплошной озон, дышите глубже.
      Небо еще покрывали клочья туч, они летели стремительно, опережая друг друга. На западе проступила розовая полоска. Наверное, уже дело к вечеру...
      А впереди целая ночь!
      В Соловьиной долине пробует голос какая-то пташка. Где-то из тростника Комариного Рая доносится нудный шелест-свист. Наверное, ветер нашел себе свистульку и забавляется перед сном...
      - Хлопцы, а лодка где?! - послышался удивленный голос Гриши.
      Он стоял на том месте, где привязывал "баржу" деда Адама, и словно обнюхивал все вокруг себя.
      Мы подбежали к нему. Ветки куста пригнуты к земле, кора с них содрана. Повертели головами туда-сюда - нигде и следа не видно. Обежали остров вокруг - нету!.. Что за глупая шутка? Но кто мог так зло подшутить? Нас трое на острове, и никто во время дождя из шалаша далеко не отлучался.
      В голове - хаос. Пропала чужая лодка! За нее придется потрясти карманами... А кто заплатит? Родители, конечно... У нас за душой и гроша нет. Но не в этом даже дело. Что скажет нам дед Стахей? А как он встретится с Адамом? "Ага! - забасит Адам. - Так ты не для себя просил, дурил мне голову! В третьи руки передал! А я же тебе только доверил!"
      А какой тарарам после этого поднимется дома!..
      И попробуй выбраться отсюда! Голышом разве что, вплавь? Должны переплыть... Неужели мы и в самом деле такие слабаки?
      - Куда, по-вашему, уплыла лодка? - Гриша сел лицом к воде, положил руки на колени, на них - подбородок. Как тогда, на Мелянке...
      - Ну, куда же еще? - я посмотрел на Чаратуна, как на чудака. - Вниз по реке, к деду Стахею, к Студенцу - на запад.
      - Хм... Как сказать!.. Такая баржина, вся на поверхности. А ветер...
      Но Чаратун вдруг согласился со мной. Да, конечно, она все же уплыла вниз по течению. Скорость уменьшилась, это ясно, но все же - вниз!
      Он решительно встал, снял штаны, сорвал майку.
      - Легче будет плыть. Потом берегом побегу, согреюсь. Я думаю, километра через два догоню...
      - Не дури! - я преградил дорогу.
      Витя стал рядом со мной. Его била нервная дрожь.
      Чаратун развел нас в стороны.
      - Не хороните раньше времени... Я упустил лодку, я и поплыву. Да и плаваю я лучше вас. Попробуйте тут опять костер разжечь. Одежду мою подсушите лучше, а то не будет во что одеться...
      Что делать с этим сумасшедшим? Применить силу и не пустить? От нас двоих он бы не увернулся.
      Но мы опять расступились, как тогда на Мелянке. Гриша присел несколько раз, сделал пробежку на месте, как физкультурник, и полез в воду. Шел долго, сколько можно было по отмели, а потом поплыл сажонками.
      Неспокойным был еще Неман, волны накрывали чуть ли не с головой. Гриша, наверное, сразу нахватался воды, - долго кашлял и плевался. Течение несло его, как мяч, беспомощными казались взмахи рук. Гриша плыл к берегу под очень острым углом - берег силы. Вот он перевернулся на спину, отдохнул немного и снова поплыл...
      Голова его - маленькая, как маковое зернышко, - приближалась к повороту реки... А что это черное около него? Неужели всплыл расшатанный корч-утопленник? Впереди он Гриши или рядом?
      - Гриша-а-а! Берегись корча-а-а!!! - закричали мы сколько было сил.
      Но разве он услышит нас? Далеко уже, и против ветра, и в ушах, наверное, вода...
      Черные точки сошлись... Что-то взметнулось в воздух, как рука, взывающая о помощи... Корень корча или рука?
      Корень или рука?..
      Все исчезло за поворотом...
      Витя закрыл руками лицо и бросился к шалашу.
      У меня подкосились ноги - сел на песок...
      РОБИНЗОНЫ ИЗ НАС НЕ ПОЛУЧИЛИСЬ
      Сколько просидел я, скорчившись, на Мысе Мокрых Штанов, не помню. Наверное, долго, потому что затекли руки и ноги, заломило в спине. Стемнело, и ничего нельзя было разглядеть ни на реке, ни под деревьями на берегу.
      На плечо мне легла рука. Я вздрогнул...
      - А-а, ты...
      - Иди, я костер разжег, пиджак подсушил.
      Я еле поднялся, поплелся за Хмурцом.
      Витя потряхивал над огнем Гришиными штанами, я сушил свой пиджак. Над одеждой клубился пар, а может, и дым...
      Потом воткнули хворостины в песок у костра, развесили одежду - пусть сушится...
      Чем же мы поужинаем? О рыбе не хотелось и думать.
      Витя хлопнул ладонью по лбу.
      - Ну и дурачье! А "заячью капусту" зачем рвали? Да я тебе сейчас такое блюдо сварганю - за уши не оттянешь!
      Набрали воды, повесили котелок над костром. Перебрали капусту - пусть варится...
      В моем мешке нашлись еще три картофелины, два ломтя хлеба, куст лука, горсть хлебных крошек, небольшой кусок сала. Я хотел крошки высыпать птицам, но Витя не дал. Подул на них, пересыпал с ладони на ладонь, - бросил в котелок вместо крупы... Очистил и нарезал в суп одну картофелину, "козочку" лука, полкусочка сала.
      - Эх, и важнецкий получится суп! Не выдавай только никому рецепт. Секрет фирмы!
      В Витиных бездонных карманах нашлась еще куриная ножка.
      - Это - Грише... И две картофелины испечем ему... И один ломоть хлеба ему. Нам одного хватит... И сало остальное - ему... Плохо, что соль растаяла, нечем посолить похлебку.
      Все, что отложил он для Гриши, спрятал в вещмешок и швырнул в шалаш подальше от соблазна.
      - Ну и мировецкие щи будут, - сказал он. - У-у-у...
      - Ты говорил суп, а теперь уже щи?
      - Какая разница? Мы название потом придумаем. Главное в нашем блюде вкус!
      Подбадривает Витя и меня и себя, храбрится...
      А может, и правда, незачем ныть раньше времени? Гриша, наверное, уже догнал лодку, гонит сюда...
      Гонит? А чем? Весла-то здесь лежат... Да хоть бы и были они в лодке, что он сделает один против течения? Мы втроем еле доставили эту посудину на остров...
      Но ничего, ничего... Все, конечно, будет хорошо. Приплывет Гриша, подкрепится... Он столько труда вложил, ему и поесть хорошо надо... А мы и так можем просидеть под кустами, как мокрые зайцы...
      Хорошо, что вместе со штанами Гриша нам и ножик оставил...
      Хорошо, что у нас есть костер! Витя не Хмурец, а мудрец... С одной спички разжег... И после дождя! Без костра мы, конечно, закоченели бы до утра.
      А партизаны сутки лежали в воде... Чуть ли не под немецкими автоматами... И неужели никто даже не кашлянул?!
      В кустах и камышах на острове неспокойно - какие-то вздохи, шум. Ветер, наверное, устраивается на ночлег.
      Звезды на небе то покажутся кое-где, то опять исчезнут. А может, это искры от костра?
      Где-то у Заячьей криницы вскрикивает какая-то птица. Может, гроза разрушила ее гнездо, разметала по лесу птенцов? Кричит и кричит однообразно, на одной ноте... От этого крика становится зябко и жутко. Хоть бы один соловей голос подал!..
      Бессоловьиная долина...
      - Ну - все! - Витя быстренько снял котелок. - Налетай!
      Пока я разыскивал свою ложку, он успел подуть на варево и хлебнуть.
      - Вэ-эй! - закричал он диким голосом, дергая руками и ногами. Спасите!
      Я успел схватить котелок: Витя чуть не подфутболил его ногой. Попробовал похлебку и я...
      Судорогой свело челюсти, кольнуло в виски. Глаза полезли на лоб... Ну и кислятина! Ну и чемерица!
      - Дай вылью! - лез ко мне Витя. - Спасу от гибели!
      - Отстань! Говорил, за уши не оттянешь, а теперь выливать.
      - Дай! Не доводи до братоубийства!
      - Патент возьми на изобретение! Лучшее ОВ - отравляющее вещество.
      - Отдай! - лез на меня с кулаками Витя. Варево плеснуло мне на живот.
      - Стой! Рецепт не забудь! Название! "Партизанская бомба" - подойдет?
      Хорошо, что на мне уже был пиджак, иначе ошпарился бы. Пошел к воде отмывать зеленую бурду...
      Витя сидел и одним глазом, как курица, недоверчиво смотрел на котелок. Выливать содержимое он уже не собирался.
      - Давай хоть что-нибудь выловим...
      Уселись около котелка поудобнее, начали вылавливать кусочки картофеля, сала, лука. И все равно больше пяти ложек не смогли проглотить.
      В животе урчало и скрежетало, казалось, там все переворачивается от возмущения. И болело - так нам хотелось есть!..
      - Сила! Аппетит разжигает... - облизал Витя ложку, подхватил крючком котелок и понес выливать.
      - Не лей в Неман - на километр рыбу отравишь!
      Витя плюхнул похлебку в кусты.
      - Давай хоть по кусочку сала кусанем, а? По маленькому!.. - упрашивал я Хмурца.
      - Не дури голову! А утром что будем есть! А Гришу чем накормим?
      Но смилостивился, выгреб из костра одну картофелину, бросил мне. Другую поскреб ножичком и спрятал в мешок.
      Я вздохнул и разломал картофелину пополам.
      Решили не спать, дожидаться Гришу.
      Придумывали себе работу: осматривали удочки, по второму разу сушили одежду. Драили, сменяя друг друга, котелок, рассматривали у костра и вновь терли и споласкивали десятки раз.
      Хмурец сказал, что этому котелку место в музее. И что хорошо было бы открыть такой музей партизанской и воинской славы у нас в школе... Собрать бы сохранившиеся вещи военного времени... Фотокарточки погибших земляков... Хорошо было бы и на острове облазить все уголки, покопаться в песке. Неужели ничего не осталось от пребываний партизан?
      Наконец говорить стало не о чем. Хмурец начал рассказывать "Всадника без головы", да я не захотел слушать. Лучше самому почитать...
      Накрылись одеялами, сели спина к спине.
      Затихли...
      Уснули совсем незаметно.
      Когда около нас послышался говор, хруст валежника под ногами, я еще никак не мог очнуться: думал - все это во сне...
      - Ты уверен, что все телята в загоне? - спрашивал басом знакомый голос.
      "Телята? На острове теля-ята?!"
      - Все! Я пересчитывал... - отвечает второй голос, более тонкий и тоже очень знакомый.
      - А может, какой-нибудь вылез? Перескочил через изгородь - и разгуливает... Мне показалось: возле Немана, за кустами что-то белое мелькнуло.
      - Не может такого быть. Изгородь высокая.
      - И когда плыли - ничего не слышал? Как засто-о-онет что-то жалобно!..
      - Заговариваешься... Водяные только в сказках бывают.
      - Ха-ха, смотри - свернулись, как щенята... И костер почти угас...
      Слышно, как дуют на угли. В глазах светлеет, в лицо припекает. А веки не разлепить - как заклеенные...
      - Гляди, Адам, - весла-то здесь... А мы думали... Что будем делать с этими партизанами? Пусть бы поспали, но простудиться могут, лежа на сыром...
      "Адам? - шевелятся сонные мысли. - Почему здесь Адам?"
      Пересиливаю себя, приподнимаю голову.
      По ту сторону костра сидит на корточках человек. В грубом брезентовом плаще, длинная, как у деда-мороза, седая борода... Шевелит над костром пальцами, греет. Ну, конечно же, - Адам!
      Я сажусь, и в это время за моей спиной слышится сиплый смешок.
      - Трет лапками глаза, трет...
      Оглядываюсь - дед Стахей!
      - Гриша приехал?
      - Нету Гриши... - почему-то вздыхает Стахей Иванович. - Собирайтесь, поедем в лагерь.
      - Утону-ул?!
      Проснулся и сел Хмурец.
      - Тьфу, тьфу! Против ночи такое скажешь... Около телят остался Гриша, ушицу варит. А мы за вами приехали.
      - Здравствуйте вам... - окончательно проснулся Хмурец и кивнул деду Адаму.
      - Здорово, коли не шутишь... - насмешливо посмотрел на него старик, потер руки. - Ну что, герои, собирайтесь!
      Витя забрал из шалаша мешок, Гришину одежду, понес в лодку.
      - А-а-а!!! - вдруг послышался его дикий крик.
      Смотрим - мчится от лодки во всю прыть, только штаны в руке трепыхаются.
      На корме лодки стояло белое привидение!
      - У-ю-ю... Уб-бу-бу... - бормотало привидение и раскачивалось из стороны в сторону.
      - Свят! Свят! Свят! - закрестился дед Стахей.
      Дед Адам медленно, будто делал физкультурное упражнение, подымался с корточек и шептал:
      - Неужели она?! Ну и шельма-девка! Ну и шельма...
      Витя забежал по ту сторону костра, повернулся лицом к привидению. Глаза вытаращил еще больше, чем тогда, на химкомбинате, когда смотрел с тринадцатого этажа. Да еще рот разинул, и по горлу кадык перекатывается, словно глотает что-то, да не может сглотнуть...
      Привидение шло от лодки к костру. У меня запершило в горле, я готов был закричать: "Ма-ама!"
      - Ей-богу, Людка, шельма! - уже уверенно сказал дед Адам и грозно подбоченился. - Ну, скажу Юрке, пусть спустит шкуру... Горит на ней шкура, ой горит!
      Я побежал навстречу "привидению".
      Людка! Та самая, что прибегала к стаду, когда я пас Адамовых телят... Идет, кулачки под подбородком, "бу-бу-бу!" - трясется.
      Веду ее к костру...
      - О, боже мой, боже... А дитятко мое! - засуетился дед Стахей.
      - Бу-бу-бу-бу... Эт-то такой П-партизанский о-остров? - Люда тряслась и пыталась выжать подол платья.
      - Что ты там крутишь без толку! - закричал на внучку дед Адам. - Оно все мокрое и грязное!
      - А я разве з-знала, что в лодке, в б-багажнике в-вода?
      - Ну и детки пошли! Не дай бог... - не унимался дед Адам.
      - Не греши... Хорошие у тебя внуки. И сын, Юрка, добрый хлопец, сказал дед Стахей.
      - Ты... это... Сбрось мокрое... - я дергаю Люду за платье. - Хмурец, дай ей Гришкины штаны и ватник!
      Витя все еще настороженно подошел к ней, протянул одежду.
      Люда отошла в кусты переодеваться.
      Витя вдруг ожил, побежал к реке, зачерпнул котелком воды, повесил над костром. Подбросил побольше дров.
      - Как это ты ухитрилась вышмыгнуть из дома? - наступал дед Адам на внучку.
      - Подумаешь - важность! Паромщик прибежал к нам, когда лодку нашу выловил, все начали ойкать: "Ой, Стахей! Где Стахей?" Про меня и забыли. А мне интересно стало, как вы будете деда спасать... Да вы же меня видели!
      - Когда? - у Адама вздрагивают лохматые брови, он подозрительно смотрит на Люду.
      - А тогда, когда к телячьему лагерю приставали! Я вылазила из багажника, подслушивала, о чем вы разговариваете...
      - Черт тебя плешивый видел, а не мы.
      - Тогда еще Гриша голый вылез, а вы перепугались.
      - Кто перепугался? Мы?! Да ты знаешь, как мы фрицев с твоим дедом... Исключительно за храбрость нас уважали! Благодарность за благодарностью от командования сыпались! - Стахей Иванович, присев у костра, подкладывал под котелок головешки.
      - А я думала - перепугались, когда голого Гришу увидели: прыгнули за шалаш и давай креститься!
      - Кхм... Гм!.. - закашлялся дед Стахей. - Смотри ты, уже и вода закипает... Бери вот, попей горяченького... А то еще простудишься...
      Зашитые кое-как леской штаны Чаратуна Люде велики - Гаврош, да и только! Закуталась в ватник по самый нос, сопит, жует что-то. Витя и о Грише забыл - угощает Адамову внучку теми припасами, что оставлял Чаратуну.
      А та жалуется, показывает Хмурцу палец - синий, под ногтем набежало крови.
      - Я сунула руку под крышку, щель себе сделала, чтоб дышалось легче... А дед ка-ак сел сверху! - она трясет пальцем, дует на ноготь.
      У Хмурца горят от восхищения глаза...