Судить буду я

Коммунистическая идея настолько дискредитирова­ла себя, особенно в национальных республиках, что наверняка новые политические силы начисто отметут коммунистическую идеологию, ее цели, но сохранят структуру правящей партии, ее имущество. Короче, лишь сменят вывеску, перекрасятся, не сделав даже малейших кадровых перемещений, и вместо «ком­мунистическая» в названии новой, естественно, правящей пар­тии появятся слова «народная» или «демократическая», или оба слова вместе, они для нашего слуха звучат обнадеживаю­ще. Причем таким образом, видимо, поступят во многих нацио­нальных республиках, и лишь в России коммунисты лишатся реальной власти и, возможно, подвергнутся гонениям. В таком случае он вынужден будет помогать не только заграничной партии, но и чуждой для Узбекистана идеологии.

Вот в какое положение он ставил свой банк, где, судя по сообщению Коста, вовсю шел монтаж оборудования.

Получив сообщение о смерти Парсегяна, Шубарин не сомне­вался, что Сенатор не упустит этот шанс и выйдет на свободу, ибо с развалом государства влияние его соперника, прокурора республики Камалова, назначенного из Москвы, убывало с каж­дым днем. Суверенитет Узбекистана гарантирует свободу и хану Акмалю, его дело, наверное, передадут в республику, а дома не найдется суда и судей, которые решатся объявить аксайского Креза виновным, хотя и будут располагать шестисоттомным делом и тысячами свидетелей. А оказавшись на свободе, хан Акмаль и дня не смирится со сложившейся обстановкой в республике, попытается вернуть власть и положение, благо людей, желающих стать под его знамена, хоть отбавляй, а с ними Артур Александрович прежде водил дружбу. Выходит, и эти попыта­ются втянуть его и банк в политические игры. Ведь Анвар Абидович заявил прямо: кто не с нами – тот против нас,

Оставался еще и преступный мир – первым предложивший сотрудничество и тоже обещавший покровительство. Они жа­ждали на выгодных условиях отмывать деньги от наркобизнеса и темных дел.

Срок возвращения на родину близился, и Шубарина беспо­коило, что Коста до сих пор не мог отыскать человека, знавшего о возможностях его банка. Установи они гонца, потянулась бы цепочка и к тем, кто за ним стоит, а стояли, видимо, люди серьезные, если пытались гарантировать безопасность банка, работающего с «грязными» деньгами.

Выходило, что первый клиент еще не поднялся по высоким мраморным ступеням бывшего здания «Русско-Азиатского бан­ка», а его хозяина обложили со всех сторон.

– Я видел вчера «Мазерати», – встретил утром Нортухта неожиданной новостью прокурора Камалова. Видимо, он не забыл разговор, состоявшийся полгода назад у ресторана «Лидо».

– Где? Какого цвета? И кто ее хозяин? – с интересом спросил Хуршид Азизович.

– Вечером я был у родственников в Тузеле, там есть аэро­дром военного округа, на нем и приземлился транспортный самолет ВВС из Москвы, а из его чрева выкатился роскошный автомобиль необычной перламутровой окраски сиреневого от­тенка. Толпа вмиг окружила ее. Каково было мое удивление, когда я услышал – «Мазерати», оказывается, действительно до сих пор одна из самых дорогих марок автомобилей. Из Мюнхена до Москвы машину гнали своим ходом, а дальше не рискнули, решили доставить по воздуху.

– И кто же хозяин такой красавицы? – повторил свой вопрос прокурор, хотя уже догадывался, кому принадлежит престижный автомобиль.

– Хозяина с машиной не было, только двое перегонщиков, говорят, купил какой-то банкир.

«Значит, появится на днях и Артур Александрович Шубарин», – подумал прокурор.

Ясновидение прокурора объяснялось просто: в газетах, на радио, телевидении, в частных разговорах, повсюду в послед­нее время говорили об открытии крупного коммерческого банка «Шарк». В газетах и телевизионных новостях часто появлялись снимки роскошно отреставрированных кассовых и операцион­ных залов бывшего «Русско-Азиатского банка». Поговаривали и о трех подземных этажах, где вроде бы в четыре ряда до самого потолка тесно стоят бронированные сейфы известной немецкой фирмы «Крупп», впервые после революции банк снова станет принимать от частных лиц на хранение ценные бумаги, драгоценности.

В Ташкенте открытием коммерческого, частного банка вряд ли кого удивишь, тут уже справили первую годовщину владельцы «Ипак юли», частного банка «Семург», а известный банкир из Уфы Рафис Кадыров, хозяин «Востока», готовился отметить с помпой вторую годовщину преуспевающего филиала в Ташкен­те. Но «Шарк» Шубарина, еще не открывшись, привлекал внима­ние тем, что получил в центре города, в престижном районе особняк, представлявший историческую ценность, где с размахом велись не ремонтные, а реставрационные работы. Банк – от охранной сигнализации, единой компьютерной системы, специ­ального оборудования и приборов, определяющих подлинность любых денежных знаков, вплоть до униформы служащих – все имел на уровне мировых стандартов, как принято ныне выражать­ся, и поставлялось оборудование из Германии, где банковское дело имеет вековые традиции. Частные и земельные банки Баварии оказывали столь щедрые кредиты «Шарку» оттого, что он должен был представлять интересы всех этнических немцев на территории бывшего СССР. Без головного банка они вряд ли могли контролировать в вороватой стране свои вложения, в пер­вую очередь адресованные землякам. Вот отчего в прессе постоянно появлялись статьи, заметки о предстоящей презента­ции по случаю открытия нового банка.

Знал Хуршид Азизович, что на презентацию приезжает много гостей из-за рубежа. Прокурор даже получил из МИДа список людей, попросивших въездные визы, и сличил его со списком, поступившим из Интерпола. Почти все друзья, навещавшие Шубарина в Мюнхене, прибывали в Ташкент, они наверняка знали о давней мечте Артура Александровича и хотели разде­лить с ним радость. Три-четыре человека из гостей уже имели имя в финансовых кругах Запада. Этих, видимо, тянула в Таш­кент не только старая дружеская привязанность, но и откры­вающиеся возможности в новом государстве.

Конечно, Хуршиду Азизовичу хотелось бы не только глянуть на презентацию, но и иметь обширный видеоматериал, любо­пытные люди наверняка будут приглашены на богатое торжество. Но чего нельзя, того нельзя, он не попытается заснять тех, кто придет в ресторан «Лидо», где тоже, по его сведениям, уже неделю работают дизайнеры, переоборудуя второй этаж, там пройдут основные мероприятия и банкет. Интересное получи­лось бы кино, ведь там появятся не только друзья и покровите­ли Шубарина, но и враги, конкуренты. Да и при желании заснять оказалось бы непросто. Японец – чрезвычайно осторожный человек, да и профессионалами, обеспечивающими охрану его дела, говорят, обзавелся задолго до перестройки, когда частно­го сыска и личных телохранителей не имели даже многие руководители республики. Впрочем, в больнице он дал себе слово в отношении Шубарина действовать честно, открыто, что-то привлекало его в отечественном миллионере. Камалов верил, что найдет ключи к нему, он не мог позволить своим врагам – Сенатору и Миршабу – иметь в друзьях такого чело­века, как Шубарин.

Сличая список Интерпола со списком из МИДа, Хуршид Азизович вновь наткнулся на упоминание бывшего секретаря обко­ма Тилляходжаева и вора в законе Талиба. Появятся ли они на презентации? Тилляходжаев – вряд ли, потому что прокурор навел справки, отбывает ли «хлопковый Наполеон» свой срок в пермском лагере и не отлучался ли он из зоны в сроки, указанные Интерполом на его запрос. Официальный ответ на­чальника тюрьмы порождал только новые вопросы, ибо Интер­полу Камалов доверял куда больше, чем отечественным колле­гам. Значит, кому-то, весьма могущественному, было выгодно, чтобы находящийся в заключении бывший секретарь обкома тайно встретился за границей с человеком, открывающим круп­ный банк в Узбекистане.

Скорее всего, Анвара Абидовича на презентации не будет, вряд ли ему резон рекламировать свое появление на свободе, тут многие точат на него зуб, не могут простить его откровений прокуратуре СССР. Чистосердечное признание «хлопкового На­полеона» многим стоило больших хлопот и денег, а кое-кому – даже свободы. Нет, Тилляходжаева в «Лидо» не будет. А Талиб, возможно, и появится, ныне ни одна презентация ни в Москве, ни в Ташкенте, ни в Санкт-Петербурге не обходится без участия преступного мира, его главарей, воров в законе, их теперь открыто представляют нам как представителей делового мира. И так оно и есть – две трети коммерческих магазинов и совме­стных предприятий принадлежат им, если даже официально и имеют других хозяев. И только после приватизации, которую так спешат провести новые власти, мы узнаем, кто всему ока­жется хозяином, и ахнем. Но под какой бы личиной ни появился на презентации Талиб, какую бы «крышу» ни имел, для него, Камалова, он навсегда остается вором, и только вором. Волка в овечью шкуру рядить бесполезно, повадки, зубы – все равно выдадут. И для него, прокурора, скорее следует разгадать загадку – почему Талиб навестил в Мюнхене Шубарина? Кама­лов мог поклясться, что инициатива встречи вряд ли исходила от Артура Александровича. Контакт был навязан Японцу. Вот только что же пытались навязать ему и почему в Мюнхене? На эти вопросы тоже следовало поискать ответы до встречи с ним. Возможно, отгадки и сократят дистанцию между ним и банки­ром, которого так хотелось заполучить в союзники.

Узнать о том, будут ли на широко разрекламированной пре­зентации Талиб и «хлопковый Наполеон», прокурору не удалось, но один неожиданный гость, не числящийся в списках пригла­шенных, объявился в Ташкенте накануне торжества. Хуршид Азизович точно знал, что тот обязательно будет присутствовать в «Лидо» и всячески будет использовать прессу и телевидение, чтобы заявить о своем возвращении в Узбекистан.

Человеком, попавшим сразу с корабля на бал, оказался Сухроб Ахмедович Акрамходжаев, Сенатор, освобожденный из-за недостатка улик из известной московской тюрьмы «Матрос­ская Тишина». О восторженной встрече, организованной Миршабом в аэропорту, жертвенном баране, зарезанном чуть ли не у трапа самолета, прокурору доложили тотчас.

В день презентации начальник отдела по борьбе с организо­ванной преступностью Уткур Рашидович сказал прокурору Камалову, словно читал его мысли:

– Сегодня на открытие банка слетаются отовсюду гости, даже из-за рубежа, чует мое сердце, что он станет яблоком раздора для многих. Слишком лакомый кусочек, лежит готовенький на блюдце с голубой каемочкой. Найдутся горячие головы, которые раструбят, что лучший в Узбекистане банк принадлежит инородцу, и под Шубариным может зашататься кресло управляющего, эта карта сегодня, увы, повсюду сраба­тывает безотказно. По крайней мере, если палки ставить в от­крытую не решатся, то и помогать гласно поостерегутся.

– Ты считаешь, что его банк может глянуться Сенатору или Миршабу?

– А почему бы и нет, но кроме них и тех, кого еще мы не знаем, есть и хан Акмаль. Вот ему при его амбициях банк нужен будет позарез.

– А Шубарин? Ведь он вроде в дружбе с ними? – спросил Хуршид Азизович, догадываясь, каким будет ответ.

– Времена нынче другие. Дружба дружбой, а табачок врозь. Мавр сделал свое дело и может уходить. Но Шубарин не тот человек, чтобы легко уступить свое дело, тем более, как мне кажется, банк – мечта его жизни. Вот отчего я чувствую, что со дня открытия «Шарка» работы у прокуратуры прибавится.

В вечернем, ночном выпусках телевизионной программы ново­стей Хуршид Азизович внимательно просмотрел кадры, посвя­щенные презентации, и даже записал их на видеомагнитофон. Отметил про себя, что открытию банка телевизионщики посвяти­ли чересчур много времени, хотя обширный материал пошел на пользу прежде всего ему, Камалову. С нетерпением он ждал и выпуска утренних газет. Эти, видимо, тоже не пожалеют страниц, ведь газетчиков и телевизионщиков в «Лидо» угощали, что называется, от пуза, шампанское лилось рекой. Для них даже специально накрыли столы и им, как и всем высокопоставлен­ным гостям, вручали памятные подарки. Шубарин давно знал, что с прессой лучше дружить. Но пресса уже целый месяц выражала восторги по поводу предстоящей презентации, ибо Шубарин, не скупясь, заплатил крупные суммы многим столич­ным газетам за размещение рекламы своего детища – банка «Шарк». По едкому замечанию прокурора Камалова, современ­ная пресса все больше уподобляется блудливой женщине: если она раньше подпевала только государству, ибо являлась его содержанкой, то теперь, долго не думая, пересела на колени предпринимателям и готова петь дифирамбы только щедрым рекламодателям. Обе стороны поняли это и без заключения брачного контракта, а читатель как был, так и остался в дураках.

Прокручивая в замедленной съемке кадры торжества в «Лидо», прокурор Камалов внимательно вглядывался в лица гостей. Произвел впечатление на всех собравшихся, да и на самого Хуршида Азизовича гость из США, некто Гвидо Лежава, видимо, старый друг Японца, прекрасно говоривший по-русски. Он сразу объявил, что сию минуту подпишет чек в 375 тысяч долларов, на такую сумму заокеанский гость покупал акции банка «Шарк». Жест бизнесмена, передавшего на глазах мил­лионов телезрителей чек Шубарину, вызвал в «Лидо» шквал аплодисментов, не удержался и прокурор, он подумал, что если так пойдут дела у узбекских банкиров, то проблемы республики решатся в ближайшие годы.

На приеме в «Лидо» мелькали знакомые прокурору лица из прежней и новой власти, многих находившихся раньше у руля людей телезрители после завершения «перестройки» впервые вновь увидели на экранах. Были люди с верхних этажей Белого Дома, министры, но чаще других в кадрах мельтешил Миршаб, то один, то тенью, следовавший за Сенатором. Сухроб Ахмедо­вич после тюрьмы показался постройневшим, энергичным. Лю­дям, не знавшим его, Акрамходжаев в ультрамодном шелковом костюме, видимо, казался артистом – столь элегантно он вы­глядел. Как и предполагал прокурор, Сенатор воспользовался присутствием телевидения на банкете и дал небольшое интер­вью. Но тон его выступления удивил Ферганца: бывший заве­дующий отделом административных органов ЦК говорил мягко, непривычно долго подбирая слова, а на провокационный во­прос, касавшийся нынешней прокуратуры республики, ответил сдержанно. Заявил, что он ни к кому не имеет претензий, мол, время трудное, переломное, и враги, пользуясь случаем, огово­рили его.

Камалов ожидал, что Акрамходжаев, как и хан Акмаль на суде, воспользуется случаем и попытается обвинить прокурату­ру и его лично в своих бедах. Конечно, прокурор понимал, что это заявление – только для публики, такая позиция позволяла Сенатору сделать попытку вернуться в строй – ведь если про­изошла ошибка, значит, надо восстановить человека во всех правах, вернуть должность, а пост он занимал ох какой высокий, курировал работу самого прокурора республики. Далеко метил Сухроб Ахмедович, в душе он, конечно, догадывался, что прокурор Камалов видит в нем только преступника, убийцу, и будет искать новые факты, чтобы отправить его за решетку. Перегоняя презентацию взад и вперед на видеомагнитофоне, Камалов понимал, что телевидение сослужило ему добрую службу.

Утром, когда он, просмотрев газеты, делал выписки из наибо­лее интересных статей – журналисты действительно расстара­лись, – раздался телефонный звонок.

– Что-то я вас вчера не заметил среди именитых гостей в «Лидо»? – пошутил, поздоровавшись, начальник уголовного розыска республики полковник Джураев.

– На празднике жизни, где другие пьют шампанское и щего­ляют в шелковых костюмах от Кардена, нам уготована роль мусорщиков. Они заваривают кашу, нам ее расхлебывать, – в тон ответил Ферганец, но на другом конце провода собесед­ник, вдруг резко, без перехода, сменив интонацию, сказал:

– Да, некоторые еще и не проснулись после грандиозного банкета, а у нас уже возникли проблемы.

– Какие? – встрепенулся прокурор, он почему-то решил, что Сенатор все-таки что-то выкинул на торжестве, воспользо­вался случаем.

– Не телефонная история, лучше я сейчас подъеду, – отве­тил полковник, и разговор оборвался.

Эркин Джураевич весьма кстати положил трубку, ибо, услы­шав его последнее слова: «Это не телефонная история, лучше я сейчас подъеду», – Газанфар Рустамов, занимавший кабинет этаком ниже, прямо под прокурором Камаловым, подсоединив­шись к его телефону, очень пожалел, что не сделал этого на две-три минуты раньше. Его очень заинтересовало, кто же это сейчас явится по срочному делу на четвертый этаж. Но просле­дить не удалось: его самого затребовали «наверх», к одному из замов прокурора, и он просидел на экстренном совещании почти полтора часа. А когда он, выскочив первым, заглянул в прием­ную, Камалова в прокуратуре уже не было. А спрашивать у его помощника, кто был на приеме, куда отбыл шеф, – бесполезно, такие порядки осторожный Хуршид Азизович ввел с первого дня появления в должности. Расстроенный Газанфар чувствовал, что проворонил какую-то важную информацию. А жаль! Вчера по телевизору он увидел, как Сухроб Ахмедович давал интер­вью. Значит, уже на свободе, и завтра-послезавтра наверняка потребует с отчетом, ведь он никогда не простит Камалову ни тюрьмы, ни потери должности, положения, и в этой борьбе, конечно, не будет ничьей.

Положив трубку, Эркин Джураевич бегло просмотрел сводку происшествий за минувшую ночь, где не было отмечено взволновавшего его события, и поспешил в прокуратуру республики. То, что он собирался доложить Камалову, он оценивал как чрезвычайное событие, и следовало немедленно предпринять какие-то шаги. Преступление касалось Шубарина и его банка, только вчера ставшего известным всей республике. Мотивы случившегося не были до конца понятны опытному розыскнику, хотя и напрашивалась банальная версия – деньги, но что-то интуитивно подсказывало Джураеву: тут нечто совсем иное, непонятное ему. Прокурор Камалов давно проявлял интерес к жизни Японца, ставшего банкиром, возможно, то, что он знал, прольет свет на событие, могущее стать еще более сенсацион­ным и шумным, чем само открытие банка «Шарк».

Камалов, положив трубку, еще раз бегло просмотрел газе­ты – может, он не придал значения какой-нибудь детали, фак­ту, – но ничего не насторожило. А ведь материалы в эти газеты «ставили» после полуночи, ни один журналист не спешил поки­нуть роскошно организованный прием и все мало-мальски инте­ресное попало в прессу. Так что же насторожило полковника Джураева – тот никогда за время их совместной работы не сказал, как сегодня: «Не телефонная история…»

Полковник появился в кабинете, как всегда, бесшумно и стремительно. Плотнее прикрыл дверь, попросил включить стоявший сбоку приемник и, заняв место у стола спиной к окну, сказал после короткого приветствия, без восточных экивоков:

– Сегодня ночью в «Лидо» в разгар торжества пропал гость Шубарина Гвидо Лежава, гражданин США…

Прокурор, связывавший для себя предстоящий визит Джураева с чем-либо, касающимся Сенатора, ну, на худой конец, Миршаба, несколько растерялся, новость для него оказалась совершенно неожиданной, но он быстро взял себя в руки и спросил:

– Вы не ошибаетесь? Вот у меня на столе сводка происше­ствий за минувшую ночь по линии МВД и КГБ, тут нет ничего подобного, хотя презентация по случаю открытия банка «Шарк» отражена в общих отчетах.

– Я уже видел сводку МВД, – ответил полковник.

– Значит, вам позвонил сам Шубарин? – заинтересованно спросил прокурор, сразу почувствовав, что появился реальный шанс на встречу, без всяких ухищрений.

– Нет, – ответил гость растерянному хозяину кабинета, но, желая быстрее ввести того в курс дела, продолжал: – Я узнал по своим каналам. Среди ночи меня поднял из постели неожи­данный звонок. Звонил один из моих важных осведомителей из уголовной среды, просил срочно встретиться. По тону я понял: случилось что-то чрезвычайное. Это человек далеко не сенти­ментальный и не путает угрозыск с собесом. Он звонил из автомата на углу, так что я спустился вниз в пижаме. Человек спросил – смотрел ли я вчера по телевизору передачу из ресторана «Лидо»? Получив утвердительный ответ, он полюбо­пытствовал, понравился ли мне американец, очень смахиваю­щий на грузина. Я ответил: побольше бы нам таких гостей, одним росчерком пера вкладывающих в Узбекистан почти пол­миллиона долларов. Тогда он огорошил меня сразу – этого человека через час после интервью, в разгар торжества, выкра­ли. «Откуда тебе известно?» – спросил я, понимая, что сегодня мне в постель уже не вернуться. Он сказал, что в тот вечер играл в карты в одном катране и уже через час после происше­ствия туда ввалились Коста с Кареном, люди Шубарина, а на улице остались еще две «Тойоты», сопровождающие их, битком набитые парнями. Они долго трясли тех, кто мог прояснить ситуацию. Только за наколку, любой след предлагали сразу двести тысяч. По словам ночного гостя я почувствовал, что парни Шубарина жестко прочесали город. Я попросил держать меня в курсе дел и не обольщаться в случае удачи двухсотты­сячным гонораром и поставить в известность меня прежде Шубарина, а сам кинулся домой, к телефону. Но куда бы я ни звонил: в дежурную часть города, МВД республики, дежурному вашей Прокуратуры, КГБ – данных о том, что похитили гостя Шубарина, не было, хотя, конечно, я в лоб и не спрашивал.

Затем я поднял всех осведомителей, даже тех, к кому не обращался уже года три, но никто из них не ведал о случившем­ся в «Лидо». По моей просьбе они сейчас рыщут по всему городу, как и люди Шубарина. Вызвав машину, я отправился в махаллю, где проживает Шубарин. Оставив «джип» на сосед­ней улице, я прошел к его особняку. Все два этажа его дома, несмотря на глубокую ночь, сияли огнями, но это горели не огни праздника, а огни тревоги, судя по хлопающим дверям подъез­жавших и отъезжавших автомобилей. По обрывкам доносивших­ся разговоров, приказов, раздававшихся с крыльца, я понял, что Гвидо Лежава, американец, действительно пропал, и предпри­нимаются отчаянные попытки отыскать его. Утром я получил сообщение, что Шубарин уже пообещал пятьсот тысяч за инфор­мацию о месте нахождения своего друга.

– Как вы думаете, почему Артур Александрович не обратил­ся в милицию, в КГБ, ведь пропал иностранный гражданин? К тому же я знаю, что и руководство республики, и правитель­ство относятся вполне доброжелательно к банку. Записка Шу­барина в Верховный Совет об экономическом положении Узбе­кистана и путях его развития при переходе к рыночной экономи­ке была размножена и роздана депутатам, а позже подробно обсуждалась на сессии… Так почему ему надо скрывать случив­шееся, пытаться самому отыскать этого грузина-американца? – спросил Камалов, по привычке включая диктофон. Дело дей­ствительно оказалось серьезным, неотлагательным.

– На презентацию прибыло много гостей из-за рубежа, некоторые из них готовы вложить деньги в Узбекистан, и похищение человека, купившего акций почти на полмиллиона долларов на презентации банка, конечно, отпугнет всех, это зловещий сим­вол. Обратись он в органы за помощью, это сразу станет изве­стно прессе, ныне она падка на сенсации. Тогда сразу станет ясно, что мафия, уголовный мир положили глаз на детище Шубарина. Кто же станет вкладывать деньги в такой банк, иметь с ним дело? Тут надежность, репутация, гарантии – прежде всего.

– Резонно. Вполне резонно, – ответил задумчиво прокурор и продолжал: – А почему Шубарину нанесли удар именно в день презентации, или это вышло случайно?

– Знать точный ответ на этот вопрос – значит прояснить многое. Если не случайно, то существуют силы, которые уже вначале не поладили с Шубариным. Кому-то не по душе его размах, выход на Германию, – то ли отвечал, то ли размышлял вслух Эркин Джураевич, и вдруг он сам спросил прокурора: – А может, у Шубарина есть еще какой-то известный нам резон не ставить органы в известность о похищении гостя, а действовать самому? Подумайте, Хуршид Азизович, ведь, судя по вашей папке, которую я видел в больнице, вы о нем знаете куда больше меня…

– Да, я собрал большой материал на Японца, противоречи­вая фигура, во многом даже симпатичная. Одна дружба его с покойным прокурором Азлархановым о многом говорит. Не скрою от вас, я очень ждал его возвращения из Мюнхена, готовился к встрече. Мне не нравится его дружба с Сенатором и Миршабом, я хочу вбить между ними клин. И кажется, нашел весомый аргумент. Я проанализировал докторскую диссертацию Сенатора, давшую ему невероятную популярность, и смею утверждать, что это опубликованные и неопубликованные тру­ды вашего друга прокурора Азларханова. Я собрал по крупицам работы Амирхана Даутовича, и любая официальная экспертиза подтвердит это.

– Тогда не Сенатор ли стоит за убийством прокурора Азлар­ханова? – встрепенулся начальник уголовного розыска, столь­ко лет мучившийся тайной смерти своего друга.

– Но это для начала мы предоставим выяснить Артуру Александровичу. Не завидую я теперь ни Сенатору, ни Миршабу, – спокойно продолжал прокурор. – А сегодня нам и по долгу, и по службе, и по-человечески надо помочь Шубарину. Пропажа гражданина США может стать проблемой государственной. Но мне кажется, теперь я знаю, откуда начинать, только, пожалуй­ста, не удивляйтесь, должна же хоть иногда фортуна улыбаться и нам, мусорщикам, когда кругом пьют шампанское…

Хуршид Азизович, улыбаясь, достал знакомый полковнику альбом с фотографиями особо опасных преступников в республике, который тот сам некогда подарил предыдущему прокуро­ру. Отыскав страницу, на которой красовался Талиб Султанов с краткими данными о нем, прокурор передал альбом Джураеву со словами:

– А этот молодой человек вам хорошо знаком?

Еще не успев глянуть, полковник пошутил:

– Они тут все мне как родные, это же я с любовью собрал сей трогательный голубой альбом и подарил вашему предше­ственнику. Чтобы не расслаблялся ни на минуту, зная, что в нашем крае воров-»авторитетов» чуть меньше, чем в огромной России, а значит, удельный вес наших представителей в «воров­ском парламенте» – а он существует и работает куда эффективнее государственного – огромный…

Но в первую секунду, увидев фотографию Талиба, полковник опешил. Подумал, что председатель городской коллегии адво­катов Горский, которого он несколько месяцев назад пинком выставил со второго этажа роскошного особняка в Рабочем городке, успел пожаловаться на него прокурору, и тот хочет попенять ему за некорректное обращение с известным юристом: ведь хитрющий адвокат мог придумать десятки веских причин, почему он оказался в доме у вора в законе. И полковнику ярко вспомнилась вся встреча у Талиба, где он узнал, что за охотой на Камалова стоит человек из Верховного суда – Миршаб. Но голос прокурора вернул его в действительность.

– Этот человек встречался с Шубариным в Мюнхене. Мо­жет, сей факт натолкнет вас на какую-нибудь мысль?

– Талиб в Мюнхене? Что ему нужно от Шубарина? – искренне удивился полковник. – И откуда у вас такие сведе­ния? Я имею регулярные выписки из ОВИРа, слежу за передвижением интересующих меня лиц. Могу заявить со всей ответ­ственностью – Талиб Султанов не оформлял выезда в Гер­манию.

– Это важная новость, полковник, я не догадался проверить таким образом, но Талиб был в Мюнхене. Информация надеж­ная, из Интерпола. Вполне вероятно, что визу Султанову офор­мляли в Москве, теперь частные туристические фирмы за день­ги кого хочешь и куда хочешь отправят, нынче рай для преступ­ников. Но должен отметить, и вы тут правы, по наблюдениям немецких коллег, они вряд ли раньше были знакомы, хотя встреча и была неплохо организована.

– В таком случае Шубарин и до сих пор может не знать, кто к нему приезжал, как мы не знаем, почему Талибу понадобился Японец, да еще на чужой территории. Почему такая спешка? Ведь из газет давно ясно, что Шубарин скоро вернется в Таш­кент… – рассуждал полковник вслух, пытаясь вовлечь в реше­ние кроссворда и прокурора – вдвоем им часто удавалось найти неожиданный ход.

– Одно теперь ясно: похищение связано только с банком, с банком, не работавшим и дня, и украли близкого Японцу человека, купившего акции на крупную сумму. О чем это говорит?..

Теперь рассуждал вслух Камалов. Перебивая его, Джураев вставил:

– Ясно, чтобы сделать больнее и финансово ощутимее, возможно, кто-то хотел войти в долю или что-то в этом роде. Если бы просто украли богатого человека, каким безусловно является мистер Лежава, то уже позвонили бы и попросили выкуп, и Шубарин, не желая шума, конечно, отвез бы деньги, хотя после отъезда гостей начал бы крутую разборку.

– Пожалуй, вы правы, нащупали верную причину, но это еще не след, – сказал прокурор и вновь потянулся к газетам, лежа­щим на столе. – Давайте снова внимательно посмотрим список тех, кого вчера Шубарин представлял как руководителей бан­ка, учредителей – нет ли среди них людей, бросивших вызов Японцу.

Но не успел Хуршид Азизович прочитать до конца фамилии учредителей банка, представленных Шубариным, как Джураев вскрикнул:

– Там должна быть фамилия Горского, председателя город­ской коллегии адвокатов, или же Файзуллаева, тоже пройдохи из областных прокуроров, докатившегося до юрисконсульта в одной сомнительной частной туристической фирме.

– Нет здесь таких фамилий, как и нет явно подозрительных личностей, – остудил Камалов пыл начальника угрозыска рес­публики.

Джураев секунду сидел подавленный, но потом тихо засмеял­ся, сорвался с места и пустился в бесшумный пляс. Прокурор, не понимая, что происходит, растерянно улыбался. Полковник вдруг заговорщически подмигнул ему и сказал нараспев в такт танцу:

– Оттого Лежаву выкрали, что этих людей в списках не оказалось, не подпустили людей Талиба к престижному банку. Теперь я знаю не только, кто и почему выкрал американца, но даже знаю комнату на втором этаже, где он содержится.

– Говори яснее, – заволновался прокурор, почувствовав, что Джураев нащупал что-то основательное.

Пришлось Джураеву подробно рассказывать, как на другой день после покушения на прокурора в больнице он в поисках ответа, кто же охотится за Камаловым, попал в дом Талиба, кого там встретил и чем закончился неожиданный визит. Тогда, медленно поднимаясь по лестнице на второй этаж, где Талиб играл в нарды с Горским, он расслышал обрывки, видимо, затянувшегося разговора. Но тогда он не придал этому значе­ния, у мафии ныне сотни дел, связанных с финансами и банками, с арбитражем, где требуются опытные юристы. Но сегодня вспомнилась не сцена в комнате, когда он пинком вышиб Гор­ского, поняв, кому он служит верой и правдой, и даже не угрозы Султанова и его нож, а всплыли ясно только несколько фраз хозяина дома и ответ гостя: «Марк Семенович, повторяю еще раз, совет решил, что в банк нашим представителем должны пойти вы. Там нужен умный, изворотливый человек. Или же Файзуллаев…» – «Нет, я не хочу работать рядом с ним, пусть лучше Файзуллаев, он же из местных…»