Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Судить буду я

ModernLib.Net / Детективы / Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович / Судить буду я - Чтение (стр. 18)
Автор: Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович
Жанр: Детективы

 

 


Но радовала не поездка в солнечную Италию, где он бывал и куда собирался захватить жену, чтобы доставить ей приятное, а заодно и размагнитить внимание ожидающих его наверняка людей из спецслужб, которые пристально будут изучать его вблизи, ведь дело они затеяли не только грандиозное, бес­прецедентное, но и противозаконное. Присутствие рядом жены избавит его от необходимости быть в их компании постоянно, можно всегда сослаться на супругу, тем более она в Италии впервые.

Радость Шубарина крылась не в банке, о котором он мечтал всю жизнь, и не в том, что дела пошли сразу на лад, он на это и рассчитывал, банки, впрочем, сегодня открывал не он один. Желание вернуть стране и народу украденные у него деньги, возникшее еще в Германии, неожиданно, само собой, переросло в главное дело его жизни, так случилось, что вроде и банк он создал только для этого. Все, что он сумел сделать в своей жизни, достичь до сих пор, включая и банк, не шло ни в какое сравнение с тем, что он хотел свершить сейчас, – вернуть Отечеству, народу, державе кровные деньги. Это был поступок мужчины, гражданина. Решение, зревшее в нем день ото дня, грело его душу, русскую душу, радовало. Что-то давно заложенное в прадеда, деда, отца проснулось в нем с новой силой – в их семье музейные слова «служить Отечеству» не были пустым звуком. Все Шубарины, а род он знал свой до седьмого колена, верой и правдой служили Отечеству, России, а позже и новой родине – Узбекистану. В Ан­дижане до сих пор работает масложиркомбинат, построенный в конце прошлого века его дедом, а паровозоремонтные мастер­ские и вагонное депо на станции Горчакове вблизи Ферганы тоже отстроены Шубариными и до сих пор служат верно людям нового, суверенного Узбекистана, там в цехах сохранились еще станки Сормовского завода, установленные дедом сто лет назад, строили на века, навечно.

Вот отчего легко расставался он и с «Лидо», и с Миршабом, и с Сенатором, освобождаясь от мышиной возни ради главного поступка в своей жизни, и оттого светлела душа, радовалась. Конечно, он осознавал степень риска, связанного с предстоящей операцией, но не боялся, ибо шел на это не ради корысти, а ради Отечества, ради справедливости. Сегодня Артур Александрович ощущал свою кровную связь с историей, понимал, что настал и его час послужить народу, и оттого не ведал страха, ощущал подъем сил.

Дата, обведенная красным фломастером в календаре, приближа­лась стремительно, вот-вот должны были поступить официальные приглашения и выездные визы в Италию, и надо было заняться билетами и заграничным паспортом для жены. Но прежде следо­вало заручаться поддержкой Хуршида Камалова, теперь-то он знал, что маятник его интересов, да и человеческих симпатий, резко качнулся в сторону генерального прокурора. Откладывать встречу уже не имело смысла: Талиба нет в Ташкенте, с «сиамски­ми близнецами» все ясно. Вдруг Камалов отбудет куда-нибудь в командировку, надо было спешить… Шубарин потянулся к теле­фону, но в самый последний момент положил трубку. Он вспомнил, как, уходя из этого кабинета, Камалов сказал: «Если вы захотите вдруг со мной встретиться, шофера моего зовут Нортухта, он мой доверенный человек, он организует свидание хоть днем, хоть ночью, можете ему доверять. Запомните, парня зовут Нортухта…».

Да, звонить, конечно, не следовало. Могли прослушивать и его телефон, и телефон Хуршида Азизовича. Он ведь знал, что Сена­тор уже однажды организовал прослушивание телефона прокурора Камалова, да тот оказался на высоте, не только разгадал трюк противников, но даже задержал некоего инженера Фахрутдинова с центрального узла связи, оттуда и следили за его разговорами. Ныне инженер связи Фахрутдинов, загнанный в угол Сенатором ловко подстроенным крупным картежным проигрышем, отбывал срок в тюрьме. Знал Артур Александрович, что Сенатор имеет своего человека, осведомителя, в стенах прокуратуры, ведал и о том, что хан Акмаль в свое время подарил Сухробу Ах­медовичу прослушивающую японскую аппаратуру. Нет, звонить нельзя было ни в коем случае…

В тот же день, ближе к концу рабочего дня, когда водитель светлой, не бросающейся в глаза «Волги» протирал задние стекла машины возле прокуратуры, неожиданно объявившийся рядом молодой мужчина, обращаясь по имени, попросил:

– Нортухта, дай прикурить.

Водитель цепко оглядел незнакомца и молча протянул тому спички. И тут Нортухта, не сводящий глаз с прохожего, заметил трюк, достойный иллюзиониста. За то мгновение, на которое открывался коробок и вынималась спичка, в него была аккуратно вложена записка, свернутая в трубочку. Прикурив, незнакомец поблагодарил и тут же пропал из виду. В машине Нортухта прочитал следующее: «Сегодня, в полночь, буду у телефонного автомата на углу вашего дома, готов встретиться с вами, где посчитаете нужным. Важные обстоятельства». И вместо подписи две буквы – А. А. Шофер понял, что это гонец от Шубарина, хозяин предупреждал, что через него могут выйти на экстренную встречу с ним, видимо, час пробил. Не дожидаясь Камалова, он поспешил наверх, возможно, стоило для свидания захватить ка­кие-то бумаги.

Ровно в полночь на Дархане напротив центральных касс Аэро­флота появилась машина с бесшумно работающим двигателем, хотя это была на вид самая заурядная «Волга» мышиного цвета, за рулем которой находился Коста. Как только Шубарин вышел у пустой телефонной будки, из темноты двора напротив шагнул навстречу ему молодой, спортивного вида парень. Не приближа­ясь, он тихо, но внятно сказал:

– Меня зовут Нортухта, мне ведено проводить вас. Шеф ждет вас у себя дома… – И на всякий случай после паузы, добавил:

– Место встречи вас устраивает?

– Вполне, – ответил Шубарин и пошел вслед за водителем Камалова в глубь двора.

Когда вошли в подъезд, темный, как и повсюду в нынешнее кризисное время, хотя дом считался престижным и находился в респектабельном районе, сопровождающий сказал:

– Третий этаж, дверь налево, – а сам остался в подъезде, видимо, он получил приказ подстраховать встречу. Выходило, разговор с глазу на глаз страховали и с той, и с другой стороны, где-то рядом тут находился и Коста.

Едва открылись створки лифта, Шубарин увидел, как слева распахнулась дверь, и Камалов, стоящий на пороге, жестом молча пригласил в дом. Войдя в квартиру, Артур Александрович сразу почувствовал отсутствие женской руки, хотя кругом царила чис­тота, порядок, но это был мужской порядок, казарменный. На столе стоял не только традиционный чай, но и бутылка коньяка «Узбекистан» с закуской, и две пузатые рюмки-баккара из тонкого цветного стекла. Цепкий взгляд Шубарина выхватил на письмен­ном столе у окна и пишущую машинку «Оливетти», и разбросан­ные бумаги; чувствовалось, что хозяин дома работал, по всей вероятности, он был сова, ночной человек. Хуршид Азизович поздоровался за руку, сразу пригласил за стол и сказал как-то по-свойски:

– Чертовски устал сегодня, тяжелый день выдался, не хотите ли пропустить по рюмочке, одному как-то было не с руки, хотя и хотелось, – и после небольшой паузы, с улыбкой продолжил:

– Я думаю, нам не повредит, разговор, как чувствую, предстоит непростой, хотя, признаюсь, я ждал этого визита…

Артур Александрович согласился, от человека нисходила ис­кренность, не свойственная людям его круга, Шубарин ведь хоро­шо знал высших лиц в правовых органах. Выпили, молча закусили. Хозяин дома разлил чай и, взяв свою пиалу, как-то выжидательно откинулся на спинку стула, словно приглашал гостя начать, и Шу­барин заговорил, понимая, что ночь не резиновая, а обоим завтра, как обычно, предстоял до предела загруженный день.

– Меня к вам привело одно обстоятельство чрезвычайной, государственной важности. Дело, которое я задумал, в которое оказался вначале случайно втянут, на мой взгляд, должно полу­чить ваше одобрение и поддержку, иначе бы я не обратился к вам. Но я боюсь, что одних ваших полномочий, как бы они ни были высоки, может оказаться недостаточно. Возможно, сообща мы и найдем какой-нибудь вариант, гарантирующий поддержку заду­манной мной операции. Дело в том, что я со дня на день должен получить официальное приглашение, как банкир из Узбекистана, на юбилей одного старейшего банка Италии…

– Оно уже сегодня пришло в МИД, можете отталкиваться от этого факта, – мягко прервал Камалов, устраиваясь поудобнее, понимая, что разговор будет долгим и серьезным.

Шубарин чуть вскинул глаза, не выказывая ни удивления, ни, растерянности из-за неожиданной реплики прокурора, и продол­жал:

– Я не знаю этого банка, никогда не имел с ним дел, но меня ждут на этом юбилее больше, чем любого другого гостя, хотя юбилей настоящий, просто так удачно совпало. Не буду вас то­мить, скажу сразу: дело касается тайных валютных счетов партии за рубежом. Сегодня об этом в печати уже появляются кое-какие инсинуации, не больше, фактов почти никаких. Да и я, оговорюсь сразу, мало чего знаю, но мне предназначается не последняя роль в судьбе этих денег. Не будем тратить времени: когда, где, как появились эти суммы, но то, что они есть, – реальность, и примем это за аксиому. Беда оказалась в другом. Огромные средства партии, а по существу государственные, народные капиталы и зна­чительная недвижимость за границей, в силу разных причин, оказались в собственности иностранных граждан, в свое время увлекав­шихся марксизмом-ленинизмом или притворявшихся такими, в общем, у людей, грешивших в молодости левацкими идеями. Сегодня с крахом коммунистической идеи повсюду, на Западе и на Востоке, с концом эры холодной войны, откровенной конфронта­ции деньги КПСС за границей могут пропасть бесследно. Уже есть случаи, когда хранители этих денег ликвидировали дело, сняли со счетов миллионы и исчезли в неизвестном направлении. И сегодня особо доверенные люди партии и ответственные из спецслужб озабочены этим всерьез. В конце концов, подарить Западу ни за что ни про что миллионы долларов могут только совсем бесприн­ципные или вороватые люди. И они разработали довольно-таки реальный план возвращения хотя бы части средств на родину…

– Так вот, оказывается, почему навестил вас в Мюнхене находя­щийся в лагере Анвар Абидович Тилляходжаев? – от души рас­смеялся прокурор. – А я ломаю голову, почему и как ему удалось вырваться из заключения на побывку и что ему от вас надо?

Вот тут настал черед удивляться Шубарину, и он не удержался, все-таки спросил:

– Вы, значит, давно знали о нашей встрече в Мюнхене?

– Да, давно, но только об этом и ничего больше. Уверяю вас. Продолжайте, пожалуйста, извините, я не удержался, прервал вас. Слишком неразрешимая была для меня загадка.

– Люди, владеющие тайнами валютных счетов партии, ка­ким-то образом прознали про мой банк, ориентированный на западных вкладчиков и рассчитанный на обслуживание этнических немцев, проживающих в пределах бывшего СССР. Германия гото­ва оказывать им всяческую помощь, лишь бы остановить мас­совый исход их на историческую родину, что создает огромные проблемы для обеих сторон. В местах компактного их прожива­ния, а еще лучше при восстановлении автономии немцев в Повол­жье, как неоднократно обещал президент Ельцин, Германия готова финансировать не только массовое строительство жилья и всей инфраструктуры, необходимой для жизни, но и возведение со­временных промышленных предприятий и перерабатывающей от­расли в этих районах, в общем, программа на долгие годы и мил­лиарды и миллиарды марок. Видимо, присматриваясь ко мне, они обнаружили, что я некогда был близок с секретарем Заркентского обкома партии, ныне находящимся в уральском лагере, лучше посредника они, конечно, найти не могли. Дело в том, что Анвар Абидович, оказывается, один из тех немногих людей, бывших доверенными лицами партии. Бывая за кордоном в составе госу­дарственных делегаций, он выполнял конфиденциальные поруче­ния КПСС, возил наличными миллионы долларов для загранич­ных коммунистических движений, для фирм и компаний, контро­лировавшихся левыми за рубежом. Эту работу не всякому доверяли. Мой банк, по всем параметрам, подходил им, чтобы потихоньку, при каждой удобной возможности, перегонять валют­ные средства из Европы, Америки, Африки, Бразилии, Мексики, Ближнего Востока, Японии, Южной Кореи. Им нужен был не только солидный банк, но и надежный человек, кому они могли доверять гигантские суммы, чтобы потом, дома, так же легко их изымать для нужд партии, упраздненной ныне во всех республиках и распущенной в главной ее цитадели – России. Анвару Абидовичу устроили многочасовой допрос обо мне, и тот, смекнув, в чем дело, понял, что это его шанс выйти на свободу, впрочем, он вполне искренне хотел помочь партии, искупить перед ней свою вину. Тут оказалось кстати, что я не вышел из КПСС, нигде публично и печатно ее не хаял и не хулил, хотя я не разделял и не разделяю убеждений коммунистов, погубивших Россию в 1917 году. В общем, Анвар Абидович, в надежде уговорить меня и вос­пользоваться шансом спасения, поручился за меня. Конечно, он догадывался, что поставил на кон свою жизнь, вы ведь знаете нравы и порядки, несчастный случай в лагере не редкое явление, да и самоубийство организовать не проблема. Заручившись согласи­ем Анвара Абидовича, они срочно доставили его в Мюнхен и организовали встречу со мной прямо среди бела дня, в русском ресторане, где я имел привычку обедать по воскресеньям.

Артур Александрович, попросив разрешения закурить, достал сигареты, но, не зажигая огня, продолжал говорить:

– Анвар Абидович толком и обстоятельно ввел меня в курс дел, он все-таки по образованию экономист и неплохо знает банковское дело. Можно сказать, что я согласился сразу, ибо выбора не видел, на другом конце предложения, как на картах, стояла жизнь Анвара Абидовича, я это хорошо понимал. Впрочем, не согласись я, наверняка и моя бы жизнь оказалась под угрозой, спецслужбы не любят шутить, тем более цена такой тайны – миллиарды…

Но это лишь первопричина моего добровольного согласия. По­зже, еще в Германии, я стал собирать сведения о наличии таких денег в немецких банках и успел напасть на их след, хотя это стоило мне немалых личных средств, за так на Западе информацию, тем более такую конфиденциальную, даром не получишь. Там же, в Мюнхене, я все чаще и чаще возвращался к беседе с Анваром Абидовичем в отеле «Рид», куда я вывез его специаль­но, чтобы оторваться от спецслужб, и до сих пор жалею, что не записал наш разговор на диктофон. В том разговоре Анвар Абидович подробно ответил мне на все вопросы, главный из них заклю­чался в следующем – как образовались эти средства за рубежом? Он не скрывал, что при всевластии КПСС народные и государст­венные средства было трудно отличить от денег партии, коммунисты все считали своей собственностью. Постепенно я пришел к твердому и единственному убеждению, что деньги принадлежат не КПСС, а обобранному и оболганному народу, и мой долг вернуть их Отечеству.

Прокурор Камалов вдруг встал и нервно прошелся по комнате, потом, вернувшись к столу, глядя на Шубарина в упор, спросил:

– А вы представляете, что может случиться с вами, если они почувствуют подвох, я уже не говорю о том, если вам удастся совершить операцию?

– Я понимаю, что задумал и чем придется заплатить при любом раскладе, но отступать не намерен. Слишком высока став­ка, чтобы думать о себе. Вам ли объяснять, что редкому мужчине выпадает такой шанс послужить народу, Отечеству…

– Ну, что касается вас, вы уже рискуете во второй раз на моей памяти, дорогой Артур Александрович, – ошарашил вдруг хозяин дома.

– Почему во второй? – не сообразил сразу Шубарин, все его мысли были заняты предстоящей встречей в Милане, он рвался в бой.

Камалов снова вернулся на место, взял предложенную Шубариным сигарету и, разминая ее в пальцах, объяснил:

– Разве ваше письмо, адресованное мне в прокуратуру, когда существовало единое государство, о конкретных хищениях, эконо­мической диверсии и валютных операциях в Москве, Прибалтике, в портах Дальнего Востока и у нас в Ташкенте, когда чуть было не похитили через подставных лиц три миллиарда рублей, предназ­наченных на развитие Кашкадарьинской области, было меньшим риском, чем ваша новая затея? Ведь мы тогда успели принять жесткие меры, результат вам известен: и в первом, и во втором случае расплата одна – головой. Я помню ваши слова в начале письма, вы говорили, чтобы я не обольщался, вы, мол, человек из противоположного лагеря, просто не можете спокойно видеть, как разворовывают державу, и что наши пути в определенных обсто­ятельствах могут сойтись. Я верил, Артур Александрович, в нашу встречу и рад, что вы решились сделать ответный шаг. Мы с вами одинаково смотрим на судьбу Отечества, – и Хуршид Азизович протянул Шубарину руку.

Шубарин, предложив огонек зажигалки прокурору, спросил:

– И о том, что я написал письмо в прокуратуру, вы тоже знали давно?

– Нет, об этом я догадался только сейчас. Я уже лет десять, если не больше, не встречал человека, который бы с волнением произносил: Отечество… держава… В письме вашем тот же тон, те же интонации, что я слышу сейчас, та же боль за Отечество, державу, и слова эти вы написали с большой буквы…

– Наверное, об этом можно было бы еще поговорить, – про­должил Шубарин, – но ночь коротка, а мне еще долго рассказы­вать, так что и продолжу, с вашего позволения…

Теперь я перехожу к сложностям, нравственным и политическим, возникшим неожиданно. Разговор в Мюнхене произошел до из­вестных августовских событий в Москве, или форосского фарса, как вам будет угодно, до парада суверенитетов, образования СНГ. Сегодня выясняется, что нет никакого СНГ, мы все предоставлены сами себе. Нравственная сторона ситуации для меня главное, ибо не из-за денег я ввязался в эту историю. Когда в Германии я пришел к окончательному выводу, что постараюсь вернуть день­ги на родину, я имел в виду всю огромную страну – от Балтики до Тихого океана. И как поделить эти деньги, принадлежащие всем, если сегодня на территории бывшего СССР появилось суверенных государств больше пятидесяти? В любом случае справедливо не получится, ибо наша жизнь политизирована до крайности. Мой банк находится на территории суверенного Узбекистана, и я дол­жен считаться с его законами, с его авторитетом, и международ­ным в том числе. Верни я деньги в Узбекистан и попытайся разделить их справедливо, это вызовет все равно раздражение в каких-то регионах, что навредит нашему молодому государству. Я долго ломал голову над этим и даже хотел отступиться от задуманного, но оставлять зажиревшему Западу миллиарды, ук­раденные у обнищавшего народа, тоже мне не по душе, не по-мужски это, не по-русски, и я искал и искал пути. Куда напра­вить деньги в случае удачи, чтобы это послужило на благо общест­ву, природе и затронуло интересы максимального количества жи­телей бывшего СССР? Иначе меня не поймут нигде, особенно в Узбекистане, где живет уже пятое поколение Шубариных. И я, кажется, нашел идею, которая должна получить поддержку…

Шубарин видел, с каким интересом внимал ему Камалов, види­мо, и не предполагавший такого поворота в чисто финансовой операции.

– Я решил в случае удачи все деньги направить на восстановле­ние погибающего Арала, его судьба конкретно касается более семидесяти миллионов человек, живущих в регионах, зависящих от этого уникального внутреннего моря, а последствия его гибели уже отражаются на климате всей территории бывшего СССР. В Таш­кенте, оказывается, уже несколько лет существует комитет по спасению Арала, возглавляемый известным писателем Пирматом Шермухамедовым. Я немедленно связался с ними, получил обсто­ятельные материалы, доклады, подготовленные для ЮНЕСКО, заключения международных экспертов, особенно в той части, что касается финансирования программы спасения. Положение на­столько серьезно, что я, не дожидаясь результата задуманной операции, уже перевел им четыре миллиона рублей на текущие дела, на привлечение экспертов. Это нравственная часть проблем, возникшая в ходе подготовки операции, и я, кажется, нашел дос­тойное применение деньгам.

Другая проблема – можно назвать ее технической – уже вне моей компетенции, мне одному с ней не справиться. Возникла она из-за политической ситуации, изменения границ. Раньше существо­вала единая банковская система, и рычаги ее находились в Москве. Сегодня я живу в другом государстве с собственной банковской концепцией, которая, в силу зачаточного состояния, еще не усто­ялась, да что там – еще не сформировалась. Идет поиск, законы принимаются и тут же отменяются, все делается путем проб и ошибок. А мое дело не должно зависеть от случая, и отклады­вать его нельзя, наверняка у них есть запасной вариант, и не один, при малейшем моем колебании они поставят на мне крест. Из-за нестабильности банковской системы мне нужна надежная страхов­ка на государственном, правительственном уровне, причем под­держка тайная, негласная. Повторяю, дело идет о миллиардах долларов. Как вы понимаете, первый же ревизор-взяточник засве­тит всю операцию…

Шубарин замолчал и потянулся к чайнику. Молчал и прокурор, делая быстро какие-то записи на клочке бумажки.

– Хватит ли у вас полномочий, Хуршид Азизович, чтобы подстраховать такую операцию, и насколько это выглядит закон­но? – спросил Артур Александрович после затянувшейся паузы.

Камалов встал, взял пустой чайник и, прежде чем направиться на кухню, сказал с улыбкой:

– Ну и крепкий арбуз вы выкатили к середине ночи, господин банкир, без нового чайника да, пожалуй, и рюмки, не разобраться. Я сейчас. – И он исчез на кухне, где на маленьком огне у него кипел чайник. Вернувшись за стол со свежим чаем, он прикрыл чайник бархатным колпаком, на манер русской чайной бабы, и плеснул в бокалы еще немного коньяка. Выпили молча, молча закусили.

– Что касается моих полномочий – их явно недостаточно, – прервал молчание прокурор. – Насчет законности. Уже будучи полковником, отслужив семь лет в угрозыске, проработав проку­рором и в Ташкенте, и в Москве, защитив докторскую диссер­тацию в закрытом учебном заведении КГБ, в бытность Ю. В. Андропова, я год стажировался в Интерполе, в главной штаб-квартире в пригороде Парижа. На Западе – и во Франции, и в Италии, и в Германии – с согласия генеральной прокуратуры страны иногда ведутся игры с наркомафией или иными крими­нальными структурами, пытающимися отмыть неправедно нажи­тые деньги. Там ведь иметь деньги – не все, чтобы вложить в дело, надо подтвердить, откуда они к вам попали и учтены ли в ваших декларациях о доходах. Ведь мало кто знает, что в США, например, любая покупка свыше десяти тысяч долларов автомати­чески фиксируется и для ФБР, и для налоговой инспекции. Вот отчего у них казна не пустая, ничто не проходит мимо налоговой инспекции, хотя и нарушений сколько хочешь, но попался – запла­тишь сполна. Как вы выразились, мы молодое государство, только отметили первую годовщину, и все у нас в стадии становления, нет законодательной базы, и, видимо, долго еще каждый конкретный случай будет рассматриваться отдельно. Ваше предложение неор­динарное, и оно заслуживает не только внимания, но и поддержки. По крайней мере меня ни уговаривать, ни убеждать не нужно, я уже сторонник вашей идеи. Но нас мало, вы правы, нужна поддержка на государственном уровне, но как ее без шума заполу­чить?

– Вы не вхожи к президенту? – попытался сразу взять быка за рога Шубарин.

– Нет, не вхож, – сразу ответил прокурор, – думаю, на этом этапе он даже запретил бы и мне, и вам проведение операции. Он думает о престиже молодого государства, а это могут истолковать по-всякому. Вот если бы нам удалось провернуть возвращение крупных сумм из двух-трех стран, возможно, тогда и следовало поставить его в известность. Особенно если будем располагать документами, что бывший генсек коммунистов Горбачев до последнего дня в Кремле финансировал из тайной кассы все левацкие движения в мире, вплоть до самых одиозных, и это в то время, когда собственным пенсионерам не хватает денег для физического выживания. Но сегодня этот путь отбросим сразу… – но видя, как приуныл Шубарин, он сказал веселее: – Не вешайте носа, я ведь не сказал, что вы затеяли безнадежную игру. Ясна только наша с вами судьба: в случае провала вы лишаетесь жизни, а я, к радости многих, должен буду уйти в отставку. Давайте думать, может, у вас есть другое предложение – кроме президента?

– Говорят, новый отдел по борьбе с мафией, который вы организовали через месяц, как появились в Ташкенте, первый в бывшем СССР, укомплектован полностью работниками КГБ, и это, мол, вам удалось лишь потому, что почти все руководители этой могучей организации в прошлом ваши студенты, или, точнее, курсанты…

– Да, отделы по борьбе с организованной преступностью – од­на из тем моей закрытой докторской диссертации. Она имела гриф «Совершенно секретно» и дальше Политбюро и высших чинов МВД и КГБ не пошла, хотя я защитился в 1975 году, столько лет мы упустили. На стажировке в Интерполе, о которой уже упоми­нал, я обнаружил уже тогда следы нашей мафии на Западе и описал это в обстоятельном докладе, опять же строго засекреченном, по тем же адресам. Нельзя сказать, что мои работы остались совсем не замеченными, меня стали включать в комиссии по разработке стратегических программ по борьбе с организованной преступнос­тью. В общем, признали меня специалистом по мафии. Вниматель­нее всех с моими работами ознакомился Андропов, я с ним встречался дважды с глазу на глаз, думаю, КГБ многое использо­вало из моих разработок. Когда в Москве, работая районным прокурором, я наступил на хвост одному из кланов, приближенных к Брежневу, и у меня были крупные неприятности, спас меня именно Ю. В. Андропов. Отправил в Вашингтон руководителем службы безопасности нашей миссии в США, оттуда меня и вытя­нули в Ташкент. Да, я короткое время вел курс специальных дисциплин в закрытых учебных заведениях КГБ, был единствен­ным преподавателем-узбеком, и, естественно, слушатели из Уз­бекистана тянулись ко мне, бывали дома. Так случилось, что нынешний шеф службы безопасности республики генерал Бахтияр Саматов и оба его зама – мои студенты, и я пользуюсь их поддержкой. Только благодаря Саматову в свое время я арестовал хана Акмаля… Впрочем, какое имеет отношение служба безопас­ности к нашим баранам? Ведь по конституции я стою выше службы безопасности, она поднадзорна прокуратуре.

– Чувствуется, что вы долгое время не жили на родине, – улыбнулся гость. – По моим данным, они с президентом выходцы из одной махалли, одногодки, учились в одной школе и даже закончили один и тот же факультет экономики известного транспортного института. Англичане говорят, что школьный гал­стук выше родни… А шефом КГБ Саматов стал раньше, чем его однокашник президентом, так что двигались они параллельно и своими путями, оттого у них добрые отношения…

– Я понял, на что вы намекаете, но на этом этапе нельзя подключать президента, иначе загубим задуманное вами… – По­том вдруг Камалов спохватился радостно: – А что, зерно в вашем предложении есть. Поступим, как и в случае с ханом Акмалем, проигнорируем высшую власть, сделаем вид, что это в нашей компетенции. Думаю, генерал Саматов поддержит нас, и мы вдво­ем возьмем ответственность на себя, сославшись на тайну опера­ции. Для этого вы уже сегодня с утра должны изложить письменно на мое имя и на имя шефа службы безопасности все, о чем сейчас рассказали, и приложить все документы, полученные от комитета по спасению Арала, теперь они вам не нужны. Это будет секретный документ, которому мы дадим ход, и, сославшись на государствен­ную тайну, изолируем от любопытных все то, что вы посчитаете нужным. У входа в прокуратуру для граждан висит особый поч­товый ящик, которым, кстати, активно пользуются, ключ от него хранится у Татьяны Сергеевны Шиловой из отдела по борьбе с мафией, если я получу документы к обеду, я тут же встречусь с генералом Саматовым и найду возможность поставить вас в из­вестность о принятом нами решении. Не исключено, что он лично захочет встретиться с вами, уточнить какие-то детали, дело вы затеяли непростое, и оно требует продуманной страховки. – По­том после некоторой паузы Камалов задумчиво произнес:

– А я и не знал, что генерал Саматов однокашник с нашим президентом, он никогда не говорил об этом, теперь понятно, почему мне иногда позволяется самодеятельность и, по существу, не вмешиваются в дела прокуратуры… – И вдруг сразу вернулся к прежнему разговору. – Встретиться с Саматовым надо, не исключено, что вам нужно будет вывезти семью в какую-нибудь страну, да и самому при случае придется отсиживаться там и год, и два, а без содействия службы безопасности это нелегко. – И тут же, без подготовки, словно залп, последовал вопрос: – А зачем приезжал к вам в Мюнхен вор в законе Талиб Султанов? Вы увлеклись лишь партийными деньгами, а отсюда вам уже исходила реальная угроза.

– Ну, с этим я разберусь как-нибудь сам. Приезжал Талиб за тем же, что и бывший секретарь обкома Анвар Абидович, – от­мыть через мой банк деньги европейской наркомафии и доходы от преступности. Нынче в Европе и Америке проводить подобные операции становится все труднее и труднее. Интерпол повсюду наступает им на хвост. В нынешнем году и в Англии, и в Италии попалось на этом несколько крупных банков. Да и деньги за это берут немалые, поэтому они потянулись сюда к нам, на Восток, хотят воспользоваться ситуацией, когда молодые государства ра­ды любым долларовым инвестициям и не будут тщательно копать их прошлое. Верный расчет, между прочим, нынче много банков в Прибалтике поднялось на этом.

– И как же вы решили поступить с этими деньгами в случае удачи? – настороженно спросил Камалов, подумавший на мгнове­ние, как и всякий прокурор, что Шубарин в благодарность за возвращение партийных денег попросит индульгенцию на незакон­ные операции с деньгами преступного мира, и казна государствен­ная от этого только выиграет. Впрочем, незаконность таких опера­ций подтвердить трудно. Для безопасности нужно, чтобы власти не брали работу банка под микроскоп, тогда и овцы будут целы, и волки сыты, так поступают во многих слаборазвитых странах, чтобы любыми путями оживить приток валюты.

– Я поступлю с ними так же, как и с партийными деньгами, – они осядут здесь, в Узбекистане. Вы наложите официальный арест, так поступают во всем мире, я консультировался, – от­ветил, не задумываясь, Шубарин.

– Да, крутые дела замыслили, отчаянный вы человек. Собира­етесь с мафией в одиночку воевать. А знаете ли вы, что Талиб вчера из Москвы по подложному паспорту вылетел в Германию?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23