Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха

За время нашего служения идее буддизма мы имели радость в построении крупного буддистского храма и нескольких чортенов, а в настоящее время по нашему указанию в Америке сооружается первый там буддистский храм, посвященный Шамбале. Сохраняют о нас память как о жертвователях многие буддистские монастыри — Кумбум, Таши-Люмпо; монастыри в Сиккиме — Гум, Пемайндзе, Санга-Челинг, Далинг, Ташидинг, а также некоторые храмы в Урге, где для пожертвованного мною изображения владыки Шамбалы будет сооружен особый храм. Бы как буддисты должны знать сроки исполнения древних пророчеств и особое значение настоящего времени. Римпоче из Чумби, благословляя в Талай-Потанге около Дарджилинга написанное по нашему заказу изображение Шамбалы и Будды Всепобеждающего, предуказал успех пути нашего служения Учению. Теперь, вместо радостного оповещения об исполнении заветов Благословенного Будды о всемирном распространении Его учения истины, мы сидим в ожидании смерти среди вихрей и стужи Чантанга.

Это послание, исполненное и мольбы о спасении, и скрытых угроз, и недвусмысленных посулов о щедром воздаянии в случае благополучного исхода посольства, было в прямом смысле слова гласом вопиющего в пустыне — никакого ответа на него не последовало. Правительство Тибета во главе с Далай-ламой XIII четко и последовательно выполняло тайное распоряжение британской администрации в Индии: ни при каких обстоятельствах не пропускать миссию Рериха в Лхасу. Инициатором этого постановления был «друг семьи» американских исследователей Азии и знатоков буддизма, резидент английской разведки в Индии подполковник Бейли.

Но я, автор сего повествования, убежден: то, что послание Рериха Далай-ламе XIII осталось без ответа, есть результат не только земных интриг, но и вмешательства Высших Сил, может быть, самих великих Учителей Шамбалы, потому что все написанное в нем руководителем Трансгималайской экспедиции, увы, есть великая ложь и цинизм. И если бы все происходило с христианином, в атмосфере христианского миропонимания, в России сказали бы: то прелесть и искушение диавола.

Между тем до спасения оставалось всего два караванных перехода — крепость Нагчу была рядом, а в ней в избытке все необходимое для нормального жизнеобеспечения экспедиции и продолжения пути. Тем более, что глава миссии обладал неограниченными финансовыми ресурсами московского происхождения.

Только весной, с приходом тепла — четвертого марта 1928 года — экспедиции было разрешено продолжить следование до индийского княжества Сикким, с заходом в Нагчу, естественно, где предстояло закупить все необходимое, включая верблюдов и лошадей, а также нанять новых проводников и слуг. И было категорически запрещено посещение столицы Тибета Лхасы, до которой от Нагчу всего двести километров. Маршрут Рериху до Дарджилинга был строго определен — резко западнее вожделенной столицы «сердца Азии».

Таким образом для Бокия, то есть для Лубянки и Николая Константиновича с супругой и сыном, закончился полным провалом и второй вариант операции «Тибет-XIV».

Но от попытки достичь Шамбалы Рерих не отказался. Еще есть шанс, дамы и господа! И об этом в последнее время постоянно думали супруги Рерихи.

Караван следовал по новому маршруту, определенному правительством Тибета, за которым стояла британская администрация Индии.

Четырнадцатого апреля 1928 года стояла жара, дул сильный сухой ветер. Проводник сказал Николаю Константиновичу:

— Хозяин, к концу дня мы будем под стенами крепости Сага-дзонг, — от этих слов Рерих едва не лишился чувств, чего с ним никогда не случалось раньше. Он едва удержался в седле лошади. Проводник ничего не заметил. — Вы собирались устроить привал, чтобы отдохнуть и пополнить припасы, — продолжал он, — лучшего места не придумаешь.

— Так и поступим, — только и сумел сказать он. Миссия Рериха, достигнув крепости Сага-дзонг, расположилась под ее стенами лагерем на несколько дней.

Еще раньше он и Лада, как только им разрешили следовать в Сикким, разработали тайный план: когда их новый маршрут приблизится на самое близкое расстояние к Лхасе, экспедиция разделится на две части — одна, большая, продолжит путь официально утвержденным маршрутом — на виду у местных властей, другая, малочисленная, во главе с Рерихом, незаметно, стремительно, на самых сильных и выносливых лошадях (такие специально были закуплены в Нагчу) двинется по направлению к Лхасе и достигнет столицы Тибета.

«А если не достигнет?» — спросите вы.

«Пусть всем распорядится судьба», — сказала Лада, когда этот вопрос задал Юрий Николаевич.

В первую же ночь под стенами крепости Сага-дзонг Николай Константинович и Елена Ивановна, проговорив всю ночь, план несколько изменили. Они снова и снова перечитывали то, что продиктовал Рериху старец Семен Иванов у подножья горы Белухи пятнадцатого августа 1926 года: «Крепость Сага-дзонг. Если пройти от восточной башни триста шагов на восток, вы увидите заброшенный колодец, в нем воды нет. Слева камни, и один из них, самый большой, похож на сидящего Будду.

От него прямо на восток, и через несколько часов на лошадях, шагом, вы окажетесь у горного ключа — вода там бьет из глубины в нескольких местах, которые образуют пятиконечную звезду, и начинается ручей. По нему и надо идти. Ручей постепенно превратится в реку, сначала не великую, потом она станет большой, вода в ней будет течь очень медленно. По реке и идти — приведет».

Теперь было решено: если действительно откроется по приметам этот путь в Шамбалу, надо идти по нему. И опять пусть все решит судьба. Их судьба…

Коли этот путь — только одна из легенд, следует повернуть на дорогу в Лхасу. Их от Сага-дзонга две. Лучше избрать старую, от северной башни — она заброшена, по ней почти не ездят — разве что контрабандисты и разбойники.

Горела в палатке керосиновая лампа. Они склонились над картой.

— Мне бы надо идти с тобой, — тихо сказала Лада. — Но я чувствую… Нет, я знаю: я могу только помешать…— «Они меня не пустят», — хотела сказать она, но сдержалась и молвила совсем другое: — Сама не знаю, почему… так чувствую.

«Я знаю почему», — чуть не вырвалось у Николая Константиновича, но сказал он другое:

— Мы должны достигнуть цели, Лада! Мы обязаны!

— Да, любимый!

Через неделю можно было продолжать путь.

Они разделились: основной караван отправлялся к княжеству Сикким во главе с начальником караула экспедиции, полковником Кардашевским; в нем были Елена Ивановна, Юрий Николаевич, другие члены экспедиции. Караван вез все грузы миссии; ехали слуги, проводники, охрана. Кардашевский нервничал: на какое-то время он терял из поля зрения свой главный «объект» — Николая Константиновича. Послать своего человека вместе с главой миссии он не мог: отряд Рериха состоял из самого живописца, доктора Рябинина, Портнягина, преданного Рериху человека, который занимался в экспедиции вопросами снабжения, и из двенадцати молчаливых монголов-воинов, вооруженных сверх меры и получивших приказ от самого Сухэ-Батора: «Охранять нашего друга, как если бы вы охраняли меня».

При расставании Николай Константинович говорил Кардашевскому:

— Полковник! Да что с вами? Почему вы хмуры и взволнованы? Вы беспокоитесь за меня и моих спутников?

— Да, беспокоюсь, — последовал ответ.

— Еще раз объясняю, мой друг, — Рерих говорил спокойно и приветливо. — Раз уж мы попали в эти места… Возле озера Селинг, согласно преданиям, — священные для местных буддистов алтари, появившиеся там в незапамятные времена. Для непосвященных и неверующих это запретная земля, охраняемая архатами, — полковник Кардашевский был убежденным атеистом, не верящим ни в Бога, ни в черта, единственный такой среди членов экспедиции. Слушая главу миссии, он только скептически улыбался. — Я должен убедиться в подлинности того, что говорится в преданиях о буддистских алтарях озера Селинг. Таков мой долг исследователя материальных памятников великого учения, которому я посвятил жизнь.

Все, что говорил Рерих начальнику охраны, слышала Елена Ивановна — разговор происходил во время ужина.

Лада была бесстрастна и совершенно спокойна. Внешне, по крайней мере.

Был рассвет двадцать четвертого апреля 1928 года, когда маленький конный отряд с минимумом поклажи (самое необходимое на первые дни пути) двинулся веред, к цели.

Ночная мгла медленно рассеивалась, все ярче, ослепительнее над горными вершинами, обступившими крепость Сага-дзонг, разгоралась утренняя заря.

Растянувшись цепочкой, отряд шагом, в полном молчании, двигался вдоль восточной стены крепости. Вот и башня на углу, отчетливо вписанная в нежно-голубое небо. Рерих, ехавший первым, приказал всем спешиться и, взяв свою лошадь под уздцы, достал компас; затрепетав, стрелка определила стороны света…

Триста шагов на восток…

Он про себя считал шаги, а сердце стучало все сильнее, и предчувствие, что все сказанное старцем Семеном Ивановым правда, наполняло живописца восторгом и ужасом одновременно.

«Двести девяносто семь, двести девяносто восемь… Двести девяносто девять…»

Перед ним в буйно разросшейся траве возвышался колодец, сложенный из больших камней, скрепленных беловатой глиной; кое-где камни развалились. Из темного жерла веяло тленом. Рерих бросил в колодец камень. Через несколько мгновений он сухо стукнулся о дно колодца — воды не было…

Рерих, затаив дыхание, стоя спиной к оставшейся позади отряда крепости, резко повернулся налево…

Хаотическая груда камней, и в центре их — самый большой. Он оказался бесформенной гранитной глыбой в трещинах и светлых прожилках. Рерих, на какое-то время потеряв контроль над собой, ринулся к этому камню, обошел вокруг, отбежал подальше… Никакого сходства! Весь отряд молча и со страхом наблюдал за ним.

Но вот Николай Константинович оказался лицом к западу — в спину ему ударили первые лучи солнца, вынырнувшего из-за гор, и бесформенная гранитная глыба преобразилась: он увидел Будду, сидящего лицом к светилу, дарующему жизнь всему сущему на Земле…

От нагромождения камней начиналась отчетливая тропа. Живописец взглянул на компас — тропа уходила на восток…

— Вперед! — прошептал он, вскакивая в седло. — За мной! Шагом…

Прошло несколько часов. Нещадно палило солнце. Тропа петляла, иногда уходила в сторону, но скоро опять возвращалась к направлению на восток.

Был третий час пополудни, когда впереди — тропа шла по широкому распадку, заросшему высокой травой и густым кустарником, — все начало указывать на то, что в почве много влаги; горы расступились в стороны, послышался ровный умиротворяющий шум воды.

Пройдя вперед не больше ста метров, путешественники оказались возле небольших гейзеров, из которых вода била толстыми прозрачными струями — одна выше другой. Вода с тихим звоном разбивалась о мокрые скользкие камни.

— Звезда…— прошептал кто-то.

Действительно, гейзеры нарисовали четкую пятиконечную звезду, и из озерца вытекал звонкий быстрый ручей.

«Все правда…— в непонятном смятении думал Рерих. — Все правда!..»

Вдоль ручья отряд двигался двое суток. Всех обуяло нетерпение, все, глядя на Учителя, спешили, хотя Рерих молчал, никому не говоря о цели, к которой они стремились.

В первую же ночь Николая Константиновича разбудил монгол, старший в охране:

— За нами кто-то идет. Лошади волнуются.

Рерих отмахнулся, он ничего не хотел слышать: мало ли кто может оказаться в горах и испугать лошадей! Зверь. Охотник. Паломники, как и они, идущие к святым местам.

На следующую ночь его разбудил доктор Рябинин:

— Николай Константинович! Позади нас, далеко, огни. Похоже на костры. Кто-то нас сопровождает.

Он еле сдержал себя, чтобы не сорваться на крик, что с ним бывало крайне редко.

— Успокойтесь, — сказал он тихо, но жестко, взяв себя в руки. — Пусть даже какие-нибудь разбойники. Что, мы не сможем дать отпор? Часовые выставлены?

— Выставлены…

— Ну и ложитесь спать.

«Если поддаться страху, — думал он, — все рухнет. Ни на что не отвлекаться. Ни на что!..»

Ручей давно превратился в реку, она становилась все шире, глубже, вода в ней текла все медленнее и медленнее.

На третий день пути стремительно, с двух сторон, приблизились горы, и впереди, в перспективе, казалось, что они заковали реку, превратившись в ее берега.

И впрямь, когда отряд подошел к горловине, все увидели, что река сжата отвесными скалами и левого берега нет: вода струится вдоль каменных стен. И' на отвесных глыбах играют отсветы далекого солнца, которое скрыто горами. Вдоль правого берега шла узкая тропа, порой заливаемая тонким слоем воды, и копыта лошадей скользили по мелкой гальке. Иногда правой рукой можно было коснуться нависающей скалы — так тесен был проход.

На одну странность обратил внимание Рерих: вопреки физическим законам, по которым река, если ее с двух сторон сжимают горы, ускоряет свой бег, вода вела себя здесь совсем не так: казалось, что она вообще замерла, стоит на месте, и только медленно, еле заметно, движутся по реке опавшие листья, щепки, мертвая большая бабочка с оранжевыми крыльями и фиолетовыми кругами на них. Это свидетельствовало о том, что все-таки очень слабое течение есть. Полная обморочная тишина стояла над этой рекой, погруженной в полумрак, потому что солнечный свет не проникал сюда.

По этому каньону вдоль непонятной реки отряд шел несколько часов, и все, включая Рериха, испытывали одинаковые чувства: безотчетный страх, угнетение духа, жуткое ощущение, которому не было никакого логического объяснения: этот скорбный путь никогда не кончится, они обречены двигаться так, в тишине и полумраке, до конца своих дней.

Но вот горы неожиданно быстро расступились, света прибавилось, впереди заблистали заросли высоких трав, уже освещенные солнцем, и наконец само светило выплыло из-за уже далекой горной гряды слева, засияв в безоблачном бледно-голубом небе.

Доктор Константин Николаевич Рябинин истово перекрестился.

Наконец они оказались в широкой зеленой долине, по которой плавно петляла широкая река с почти стоячей водой.

Рерих подумал: «Река говорит, что здесь время отсутствует».

Он всматривался в даль, куда на восток текла — и не текла — река, и физически чувствовал: сердце его падает куда-то в бездну, останавливается…

«Не может быть!..»

В далекой перспективе долины, на самом горизонте, возвышалась горная гряда, и над ней господствовали четыре вершины… Он сразу узнал их — четыре старца, сидящих в позе лотоса, и крайний правый из них в остроконечной белой шапке; от гигантских каменных плеч к центру туловища, сужаясь, ниспадает белая борода — ледник… Между этой вершиной и следующей — два каменных кряжа по бокам ее похожи на натруженные старческие руки — тропа…

Все четыре вершины-старца сейчас были отчетливо видны, и зов, явственный зов, который исходил от горной гряды, слышал живописец Рерих, и кричало все его естество: «Иди!»

«В тех снах, которые давно покинули меня, — лихорадочно думал он, — эти вершины вначале укрывал туман, только потом он постепенно рассеивался. А сейчас вершины видны ясно и отчетливо! Значит… Значит, учителя ждут меня!.. Там — Шамбала! Я дошел… Мы дошли… Мы почти дошли… Еще совсем немного!..

— Вперед, — прошептал он, пришпоривая коня. — Вперед…

В хрустально-прозрачной воде замершей реки плавали большие золотистые рыбы.

Накануне войны (историческая справка)

29 октября 1924 года в Англии должны были состояться выборы в парламент. Центром предвыборной борьбы между либералами и консерваторами стал вопрос об отношении к Советскому Союзу. Либералы занимали умеренную позицию, видя в большевистском государстве перспективного партнера в сфере торговли и экономического сотрудничества. Консерваторы воспринимали Советскую Россию как угрозу современной цивилизации, особенно европейской, и настаивали на разрыве всяких отношений со страной «коммунистических варваров».

За несколько дней до выборов в ряде английских газет, в частности, такой популярной и читаемой во всех странах, как «Дейли мейл», было опубликовано так называемое «письмо Зиновьева», полученное— как указывалось в редакционных сносках — «сразу из пяти источников». В «письме» излагались указания Коммунистического Интернационала, данные компартии Англии, как бороться с «антинародным буржуазным правительством» Великобритании, как вести борьбу за ратификацию англо-советских договоров 1924 года (торговых, финансовых, о кредитах и проч.), подписанных правительством либералов, которые были у власти, но не утвержденных парламентом; военному отделу компартии рекомендовалось усиленно готовить специалистов, будущих командиров британской Красной армии. Письмо было подписано председателем президиума исполнительного комитета Коминтерна Макманусом и его секретарем Куусиненом. Эта публикация в английском обществе вызвала шок.

На выборах 29 октября 1924 года консервативная партия, используя «письмо Зиновьева» в качестве весомого аргумента, одержала победу. В ноябре было сформировано правительство во главе со Стенли Болдуином. Министром иностранных дел стал Остен Чемберлен, министром финансов — Уинстон Черчилль, министром внутренних дел — Джонсон Хикс.

Это правительство сразу же заняло в отношении СССР жесткую позицию. В ноте, посланной руководителям СССР, Чемберлен писал, что английское правительство не может рекомендовать парламенту ратифицировать англо-советские договоры от 8 августа 1924 года, которые так и не вступили в силу.

В декабре 1924 года провалилось коммунистическое восстание в Таллине, инспирированное и вооруженное Советским Союзом. В связи с этим весной 1925 года Англия в лице премьер-министра Болдуина предприняла попытки убедить правительства Франции, Италии и стран Малой Антанты (Чехословакия, Югославия, Румыния) совместно предъявить кремлевским вождям ультиматум с требованием упразднить Коминтерн. Была идея использовать этот ультиматум как предлог для разрыва всех отношений с СССР. Кроме того, начиная с весны 1925 года стали регулярно проводиться консультации начальников штабов всех этих государств. Руководители СССР эти совещания однозначно оценили как подготовку к войне, и были правы: за что боролись, на го и напоролись.

Английские дипломаты делали все, чтобы создать в Европе несколько блоков, направленных против СССР. В частности, так называемое «Прибалтийское Локарно» (Польша, Эстония, Латвия, Литва, Финляндия) и «Балканское Локарно» (Греция, Румыния, Болгария, Венгрия, Албания, Чехословакия). Однако этим планам не суждено было осуществиться: слишком большой спектр стран, у каждой свои интересы, и чем меньше государство, тем больше амбиций.

В мае 1926 года Англию парализовала всеобщая забастовка в поддержку шахтеров. Страна буквально находилась на грани гражданской войны. Советское правительство якобы от имени профсоюзов оказало огромную финансовую поддержку забастовщикам — более 60% от помощи, предоставленной всеми современными профсоюзами.

Практически одновременно, в том же мае 1926 года, в Польше произошел военный переворот и к власти пришло правительство Юзефа Пилсудского. В СССР этот переворот расценили как организованный англичанами и направленный против «первого в мире государства рабочих и крестьян». Опасность нападения Польши на Советский Союз при Пилсудском резко возросла, считали в Москве.

24 июня 1926 года министерство внутренних дел Англии издало так называемую «Белую книгу» — сборник документов, найденных при обыске штаб-квартиры английской компартии. Эти документы однозначно доказывали связь между советскими властями и английскими коммунистами. В Англии развернулась широкая кампания за разрыв дипломатических отношений с СССР. Наиболее активную роль в ней играли бывшие владельцы национализированных в России предприятий. 12 февраля 1927 года было совершено полицейское нападение на советское полпредство в Лондоне.

23 февраля английское правительство вручило времен ному поверенному в делах СССР в Англии Аркадия Розенгольцу так называемую ноту-предупреждение, которой перечислялись обвинения против СССР, подтвержденные документами, изъятыми при обыске в coветском посольстве.

Одновременно в 1927 году Англия увеличила военные ассигнования, а также резко возросла численность солдат и моряков армии и флота. Военный бюджет Beликобритании составил 660 миллионов фунтов стерлингов.

Англия активизировала борьбу с советской разведкой. Первая волна провалов Главного разведывательного управления Красной армии, связанная с резким обострением советско-английских отношений, произошла весной 1927 года. Английские спецслужбы показали, насколько эффективно и быстро они могут парализовать деятельность советской разведки одновременно в разных странах. На протяжении двух-трех месяцев с подачи англичан произошли аресты коммунистической агентуры в восьми странах. В марте того же года в Польше была раскрыта разведывательная группа, возглавляемая бывшим сподвижником Юденича генералом Даниилом Ветренко. В Стамбуле был задержан руководитель советско-турецкой компании и обвинен в организации провокаций на турецко-иранской границе. В Швейцарии были задержаны два советских агента.

Шестого апреля 1927 года вооруженная полиция, сыщики и солдаты армии Чжан Цзолиня при прямом участии английских офицеров ворвались в здание советского полпредства в Пекине, обыскали и разгромили помещение, арестовали нескольких дипломатических сотрудников, подвергнув их издевательствам и побоям. Были также заняты офисы военного атташе СССР в Китае, Дальневосточного банка, компании «Китайско-Восточная железная дорога», разгромлены и разграблены квартиры сотрудников полпредства. В руки полиции попало значительное количество документов, свидетельствующих о широких масштабах деятельности разведывательного управления НКВД в Китае. Одновременно были совершены нападения на консульства Советского Союза в Шанхае и Тиньцзине.

В том же месяце французская внешняя разведка Сюрте произвела аресты членов огромной разведывательной сети, действовавшей во Франции и возглавлявшейся руководителями французской компартии Жаком Креме и Жаком Прево.

Однако гораздо более тяжелые последствия имел контрреволюционный переворот Чан Кайши в Шанхае, совершенный им 12 апреля 1927 года. Единственный союзник СССР в Китае, Чан Кайши разорвал с СССР отношения и выслал советских военных советников из Китая.

В начале мая были задержаны сотрудники английского министерства иностранных дел, снабжавшие советских разведчиков секретной информацией. 12 мая произошел знаменитый рейд и обыск, проведенный британскими спецслужбами в /Лондоне. Отряд в составе переводчиков английской внешней разведки, полицейских, русских белогвардейцев (всего 200 человек), не предъявив ордера, по личному распоряжению министра внутренних дел Джонсона Хикса ворвался в дом № 49 по Маргет-стрит, в котором помешалось советское торговое представительство и англо-русское акционерное общество «Аркос». Полицейские учинили в помещении торгпредства полный разгром, грубо поправ международные права и англо-советский договор 1921 года, предусматривавший дипломатический иммунитет для главы торгового представительства и право шифрованной переписки. Полиция, искавшая какой-то мифический секретный документ, якобы пропавший из военного министерства, взломала все несгораемые шкафы и сейфы, захватила секретные документы, шифрованную переписку, коды, и также только что полученную почту, содержащую важные государственные документы. Сотрудник торгпредства Худяков, отказавшийся выдать даже под угрозой оружия ключи от сейфа, был схвачен и избит полицейскими. Все служащие торгпредства и «Аркоса» были задержаны и подвергнуты обыску, в том числе и лица, имеющие дипломатические паспорта. Затем советским сотрудникам было приказано покинуть помещение торгпредства и «Аркоса».

Обыск продолжался четыре дня. Следствием этого налета явился разрыв соглашения между «Мидленд-бэнк» и СССР о предоставлении советской России кредита в размере 10 миллионов фунтов стерлингов.

Безусловно, все эти события были заранее спланированной и продуманной акцией, имевшей целью разрыв советско-английских отношений.

После налета английское правительство выпустило новую «Белую книгу» из семнадцати документов, доказывавших антибританскую деятельность Советского правительства. 2 мая английский парламент 357 голосами против 111 проголосовал за разрыв дипломатических отношений с СССР. На следующий день Чемберлен вручил Розенгольцу ноту о разрыве дипломатических отношений и предложил сотрудникам миссии и торгпредства в десятидневный срок покинуть страну.

Английское правительство всячески подталкивало Польшу к войне против СССР. Англичане снабжали поляков через Данциг и Гдыню оружием, амуницией и боеприпасами. Пилсудчики усиленно готовились к нападению на ненавистного соседа: фабрики, выпускавшие оружие и амуницию, работали в три смены, офицеры запаса получили деньги с приказом немедленно приобрести обмундирование. К правлениям железных дорог были прикомандированы офицеры генерального штаба.

В этой же цепи стоит следующий факт. Во время возвращения советского поверенного в делах в Великобритании Аркадия Розенгольца, фактически выдворенного из страны, в Москву, он остановился в Варшаве. И именно тогда был убит советский посол в Польше Петр Войков.

Великобритания ждала от Советского Союза резкой реакции на все происходящее, вплоть до военных действий (в том числе против Польши). Или против британского присутствия в Тибете, Китае, Индии. Словом, на Востоке. Для крестового похода на коммунистическую империю все — или почти все — было готово. Нужен был только повод.

Весной 1928 года он стал реальностью в «сердце Азии», в Тибете. Обе стороны находились в состоянии полной боевой готовности. И если в Москве верили в победу, то и Англия не сомневалась в том, что сокрушит «красную гидру»; надо сказать, у нее для этого были все основания.

В начале апреля 1928 года британский министр по делам Индии Джон Хорис вылетел в колонию с конкретной целью, поставленной перед ним правительством страны: оперативная инспекция дислоцированных в Индии военно-воздушных сил, прежде всего в районе Тибета и на границе с Китаем. То есть предстояла поездка по гарнизонам Северо-Западного пограничного района, расположенного между Гиндукушем, Пальмином и Гималаями.

Шестнадцатого апреля — в день, когда перед Рерихом и его малочисленным отрядом предстала зеленая долина с горным хребтом четырех вершин на горизонте — Хорис прибыл в Пешавар. Здесь располагались ангары Двадцатой эскадрильи Первого королевского воздушного флота. В одном из авиационных полков Хорис пересел на самолет, который вылетел в Разгель-кул — в его окрестностях были аэродромы Пятой и Двадцать седьмой эскадрильи, входивших в состав Второго авиаотряда. Техническим состоянием боевых самолетов и настроением авиаторов министр остался доволен. Потом он облетел на предоставленном ему гидроплане Пешаварскую долину и имел блестящую возможность наблюдать в сильный бинокль британские части, сосредоточенные в Малакинде.

Затем военный инспектор пересел в армейский автомобиль и по шоссе проехал через Хайберский перевал.

Далее опять самолет Джона Хориса вылетает через Мирамшах в Кветту. Здесь происходит встреча министра с личным составом Третьего авиаотряда и курсантами штабного колледжа индийской армии.

— Я восхищен, — говорит Хорис, — новейшими британскими гидропланами. Признаюсь: я испытал сильное чувство, когда наш самолет парил над Хай-бером.

В Северо-западном пограничном районе Индии была сосредоточена ударная группировка вооруженных сил Великобритании. В нее входили прибывшие из метрополии элитные части, участвовавшие в сражениях на полях первой мировой войны, войска особого назначения, состоящие из англо-индийцев смешанной крови, а также туземная регулярная армия, войска местных князей и военная полиция. В состав регулярной армии были включены полки «безрассудных» (так их называли английские офицеры) гурков — непальских горцев; были здесь бригады потонов и газаров, обученных ведению военных действий в пустыне и на перевалах, экзотические воинские подразделения, набранные из мужчин-индусов, принадлежащих к военным кастам, и батальоны, целиком состоящие из представителей северных народностей, для которых война — смысл существования.

Министр Хорис наблюдал, как из Белуджистана и с персидской границы на север срочно перебрасываются подразделения английской пехоты. На озерах Кашмира находились базы гидроавиации, и военному инспектору британского правительства было продемонстрировано умение воздушных воинов осуществлять десантные операции на горных водоемах. V перевалов сосредоточились танки и бронетехника, слившись с местным горным ландшафтом благодаря маскировке. В эти же дни — середина апреля 1928 года — Хорис присутствовал на учениях боевой кавалерии. Вместе с высшими военными чинами он изучал карты: от Кветты к Дуздану протянулась новая стратегическая железная дорога — даже кассы на ее станциях были бронированные и устроены как пулеметные гнезда.

Хайберский перевал связывал этот район с Афганистаном, а Каракорумский — с китайской провинцией Синьцзян. Именно на территории этих сопредельных с Индией государств по плану, разработанному британскими военными стратегами, должны были состояться первые сражения с армией «бешеных бабуинов и гнусных клоунов» — так называл большевиков Уинстон Черчилль, который, как известно, любил сильные выражения.

Все здесь дышало скорой битвой, все жаждало сражений и победы.

Британский министр по делам Индии Джон Хорис, инспекционная поездка которого уложилась в двое суток, всем увиденным остался удовлетворен: он не сомневался, что в скорой неминуемой войне с Советами Англия победит. Так и будет сказано в его отчете королевскому правительству.

Удивительное дело! Рерихи — Николай Константинович и Юрий Николаевич — в своих уже не раз упоминавшихся книгах о Трансгималайской экспедиции ни единым намеком не раскрывают истинную драму своей миссии. Фактически караван западных буддистов и исследователей Азии — нерв грандиозного военного конфликта, который в любой момент мог взорвать мнимый покой Гималаев. На протяжении всех лет, пока продолжалась экспедиция, то замирая, то возобновляя путь, миссия Рериха была детонатором событий: она двигалась по древним землям («через которые прошел Будда»), буквально напичканным войсками и военной техникой обоих враждующих лагерей, соприкасаясь с народностями, которые пропагандой, подачками, обещаниями Москвы и Лондона были доведены до состояния, когда достаточно спички, чтобы вспыхнул пожар, и они ринутся друг на друга, испепеляемые жаждой уничтожить врага.