Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Двое

ModernLib.Net / Современная проза / Милн Алан Александр / Двое - Чтение (стр. 4)
Автор: Милн Алан Александр
Жанр: Современная проза

 

 


Один цилиндр висел у него в конторе, а другой он брал в церковь и, читая молитву, ставил у ног, хотя сюртук и благожелательное выражение лица оставались при нем всегда. У него было два цилиндра и только одна шляпная коробка. Утром в понедельник он с благоговением убирал Бога на неделю и вытаскивал Мамона. В воскресное утро он – благодарно или с надеждой, в зависимости от того, как шли дела, – вновь обращался к Богу. Никто не может служить двум господам сразу.

Мистер Памп утверждал, что не гонится за бестселлерами. Возможно, потому, что ему не часто перепадали бестселлеры. Он издавал столько книг, сколько ухитрялся добыть, и старался получить с каждой небольшую прибыль. “Обычный договор автора с издателем” гарантировал ему незначительный доход, а подписание “типового соглашения” давало надежды на большее. Ибо мистер Памп специализировался на романах с сексуальной тематикой, и хотя рискованные эпизоды обычно кончались на том, что лампа гасла, звездочки, которые за этим следовали, оставляли сколько угодно простора для воображения и надежду, что когда-нибудь... Но мистер Памп избегал риска. Он предпочитал поддерживать в читателе надежду.

Признание “Вьюнка” книгой недели поразило его. Редакторы и рецензенты явно были предубеждены против него. Они уделяли ему безобразно мало места по сравнению с количеством рекламы, которую он помещал. И хотя “Вьюнок” не “такого рода” книга, удивительно, что Амброз Раглан... Какой же договор с ним подписан? Уэллард... Уэллард...

Он подошел к несгораемому шкафу, нашел договор и разложил его на столе.

Хм. Следующие шесть книг... и половина всех прав... расчеты раз в год... Неплохо. Да, деньги здесь будут. Нужно браться за работу...

Мистер Памп снял телефонную трубку и взялся за работу.

Глава пятая

I

Если начать листать перед Реджинальдом страницы словаря, в глаза ему сразу бросится слово “вьюнок”, а если раскрыть наугад телефонный справочник, он непременно тут же наткнется на фамилию Уэллард (но не на свою собственную). Так бывает со всеми, кто впервые написал книгу.

Сильвия, Реджинальд и три кошки завтракают вместе. У Сильвии на завтрак грейпфрут, у кошек – молоко из ее блюдечка, у Реджинальда – яичница. Каждое утро Реджинальд, глядя на Сильвию как на цветок, покрытый каплями росы, боялся развеять словом, прикосновением, вздохом исходивший от нее аромат свежести, ореол, окружавший ее, спугнуть выражение невинности и изумления, стоявшее в ее глазах, словно она пыталась вспомнить прекрасный и романтичный сон. Когда он видел, как она сидит напротив него с чуть застенчивым видом, а почувствовав его взгляд, улыбается в ответ, понимал, что вот Вестауэйз, а вот Сильвия и они принадлежат ему, видел газоны и клумбы, которые заглядывали в открытую дверь, маня его к себе, это наполняло его таким невыразимым счастьем, что он боялся поднять глаза, чтобы не нарушить его. Поэтому он читал вчерашнюю вечернюю газету, пришедшую с сегодняшней почтой, и уверял себя, что если не слишком задумываться над этим, невероятный сон, в котором он женат на Сильвии и они вместе живут в Вестауэйзе, будет длиться без конца.

В девятнадцать лет Реджинальд мечтал о Кембридже. Смерть отца и последовавшее безденежье покончили с этой мечтой. Его подготовка к жизни заключалась в пройденном курсе средней школы и неплохих спортивных результатах. Существует лишь одна профессия в мире, где все это может пригодиться, причем только для того, чтобы быть переданным следующему поколению. Реджинальд как можно скорее отрастил усы и сделался помощником учителя во второразрядной школе. Он просуществовал так четыре жалких года. Затем, слегка пополнив свои классические знания математическими, он сбрил усы и отсидел такой же срок в банке. Началась война, он отрастил усы и отбыл еще четыре года. Война кончилась. Он снова сбрил усы...

Такова жизнь мужчины. Двенадцать лет мерзости.

Школа в Селби. Измазанная чернилами классная комната, измазанные чернилами ученики. Измазанные чернилами мозги старшеклассников, отупевшие мозги учителей. Бессмысленный непрекращающийся шум. Шум и мерзость. Стук мерзких башмаков по мерзким коридорам, звук мерзких голосов в мерзких помещениях. Убожество и бессмысленность окружающего. Без просвета, без выхода...

Банк. Гул Лондона. Жуткие меблированные комнаты, где сквозь стены слышны голоса и шум. Город в обеденное время. Толчея, крики, невыносимый смрад подвальных кафе. Бессмысленность работы; разговоры его собратьев-клерков, их убогие любовные похождения. Мерзость всего окружающего. Без просвета, без выхода...

Армия. Война. Высшая степень бессмыслицы, шума и мерзости. В этой оргии грохота, жестокости и грязи окончательно обнажается человеческая душа. Теперь наконец мы нашли себя, давайте продолжать... Без просвета, без выхода...

Война окончилась. Почему? Почему бы не воевать дальше? Дома нас ждет только мерзость и бессмыслица. Мы уже осудили себя, нашли образцы для подражания, объявили свою религию Богу. Ведь легче продолжать воевать, чем перестать, а потом начать вновь...

Но война кончилась. Что делать дальше? Сбрить усы, а что потом?

Потом он встретил Сильвию. Ему было тридцать два года, высокий, худой, мускулистый, ожесточенный, полный бессильной и бессмысленной ярости, потерявший надежду, без гроша в кармане. Ей было семнадцать, она была хороша собой и застенчива, воплощение красоты и покоя, которых так не хватало Реджинальду. Что ж, если бы он мог время от времени видеть ее, он был бы счастлив...

Он не был счастлив. Последовавший год принес столько боли, сумятицы и смятения, что по сравнению с ним годы войны казались идиллией. Небо и ад, небо и ад, попеременно. Она любит его, нет, не любит, за что ей любить его? У него нет денег. Какого дьявола, что тут могут значить деньги? Но если он беден, как он может жениться на ней? Вдруг он становится богатым. Чепуха. Как он может стать богатым? Умирает одна родственница – кто же это? – и оставляет ему состояние. Что ж, теперь он богат. Теперь он может просить ее руки. Но как он будет просить ее руки, если все, что он может предложить ей, это деньги? Какого дьявола, что тут могут значить деньги? Очень даже много. Или возраст? Он уже не молод, а она – дитя, нет, это она жила всегда, а он вчера родился и ничего не смыслит. О Сильвия, Сильвия, недосягаемая Сильвия, если бы я мог находиться рядом с тобой, всегда видеть тебя, я был бы счастлив!

Он пробовал вообразить себя женатым на ней. Не получалось. Это тут же сводило ее с небес на землю. Миссис Уэллард в уютной квартирке, миссис Уэллард в Биаррице, миссис Уэллард поит чаем приятельниц в гостиной. Где бы он ни представлял ее, выходило плохо. Где бы он ни представлял ее, она что-то теряла по сравнению с Сильвией его снов.

И тогда он нашел Вестауэйз. Вестауэйз – дополнение Сильвии. Сильвия и Вестауэйз. Вестауэйз. Красивее их в мире нет. Это был дом для нее. Здесь она должна была жить. Вестауэйз дожидался Сильвии. Она дожидалась Вестауэйза. Теперь Реджинальд может предложить ей его и вместе с ним, робко, себя самого. Сильвия поехала в Вестауэйз... Она поехала бы за Реджинальдом куда угодно, но он не подозревал об этом.

И вот Реджинальд сидит напротив Сильвии в своем Вестауэйзе, завтракает и читает между делом вечернюю газету. И вот фамилия Уэллард бросается ему в глаза с рекламы.

Книга Недели
ВЬЮНОК Реджинальда Уэлларда
Роман Года
ВЬЮНОК Реджинальда Уэлларда
Шедевр Века
ВЬЮНОК Реджинальда Уэлларда

-Да-а-а, – произносит Реджинальд, внезапно обливаясь румянцем при виде беззастенчивого восхваления собственной персоны.

– Что, дорогой?

– Нет, ничего.

Что случилось? Что это Памп так разошелся?

Он перебрал нераспечатанные письма. Ничего от Пампа. Ничего ни от кого. Счета, квитанции, реклама. Агентство газетных вырезок Великобритании – вряд ли это про него. Наверное, хотят предложить свои услуги. Реджинальд не спеша распечатывает конверт и находит в нем газетную вырезку.

Книга Недели. Рубрику ведет Амброз Раглан. ВЬЮНОК Реджинальда Уэлларда (Пампс лимитед, 7 шиллингов 6 пенсов).

Раглан!

Он поглядел на Сильвию, чтобы убедиться, что он один. Сильвия, с кошкой на коленях, смотрела в окно, мыслями за сотни миль отсюда. Они с Рагланом были вдвоем. Он был наедине с Рагланом и слушал его похвалы... Он не торопясь принялся читать...

Ах! Реджинальд глубоко и облегченно вздохнул. Значит, книга, которую он написал, настолько хороша? После завтрака надо будет перечитать “Вьюнок”, воображая себя Рагланом.

Жаль, что они поместили в середине этот дурацкий снимок. “Последняя фотография мистера Реджинальда Уэлларда, книгу которого рецензирует мистер Амброз Раглан” – взятая с армейского удостоверения, сделанная десять лет назад! Где они ее раскопали? Как достали? Какие-то люди в Лондоне разговаривали о нем, разыскивали его фотографию, обзванивали фотографов. “Уиллард?.. Нет, Уэллард”.

Он виновато посмотрел на Сильвию. Сильвия, дорогая, найди нужные слова! Пойми, что я чувствую. Сумеешь ли? Не важно, я люблю тебя и так. И не хочу, чтобы ты была другою. Надо показать тебе рецензию. Ну, смелее.

– Взгляни, Сильвия, – со смешком сказал он. – Вот она, слава! – И протянул ей через стол вырезку.

Сильвия взяла ее, сморщила очаровательный носик и нахмурилась.

– Но это же не ты, дорогой!

– Что? А, фотография! – Ну, разумеется, она должна была заметить снимок и только о нем и думать... Какая жена не заметила бы? Да и любой, кто знаком с ним... Реджинальд постарался, чтобы голос не выдал его разочарования: – Ах, это! Я когда-то так выглядел.

– Ты же никогда не носил усов!

– Носил, когда служил в армии. Фотографию сделали в семнадцатом году, когда я был в отпуске.

– А, до нашего знакомства, – сказала Сильвия, отделываясь таким образом от усов, как всегда отделывалась от Реджинальда периода “до Сильвии”. Для нее жизнь обоих началась со дня их встречи. Все, что сформировало его, ничего не значило. Он упал в ее объятия готовым, сложившимся.

– Амброз Раглан считается видным критиком, – небрежно сказал Реджинальд.

– Кто? – переспросила она, продолжая сравнивать фотографию с оригиналом. – Дорогой, ты сейчас гораздо красивее. Разве они вправе помещать твою старую фотографию вроде этой, без спроса?

– Я думаю, они спешили и поместили единственный снимок, который сумели найти.

– Они прекрасно могли бы написать тебе и подождать неделю. Я так люблю твою прошлогоднюю фотографию – где ты опираешься подбородком на руку.

Подождать неделю! Сильвия, Сильвия! Я ждал все эти недели какой-нибудь приличной рецензии на мою книгу, и вот сейчас, когда она наконец появилась, ты не задумываясь предлагаешь мне подождать еще неделю из-за какой-то дурацкой фотографии. Любовь моя, неужели ты не понимаешь?

– Думать не хочется, что тысячи людей увидят ее и станут считать, что ты и в самом деле так выглядишь.

Боже, какая разница, думает он. А вслух говорит:

– Мне кажется, гораздо важнее, что тысячи людей прочтут статью и будут думать, что я в самом деле написал такую прекрасную книгу.

Не слишком ли резко это прозвучало? Нет. Но, чтобы смягчить резкость, если она была, он добавляет со смехом:

– Никто не покупает книг в зависимости от внешности автора. Знаешь, говорят, что после хвалебной рецензии Раглана сразу раскупают весь тираж.

Теперь она читает рецензию. Он, стараясь не шуметь, мажет хлеб джемом. Стараясь не шуметь, продолжает завтрак. Кругом тишина.

Сильвия поднимает на него глаза.

– Ему нравится, правда? – спрашивает она.

Реджинальд снова начинает нормально дышать.

– Да, и очень. – В коротком смешке можно услышать мольбу. – Особенно пятая глава.

– Не понимаю, почему пятая.

Реджинальд понимает. Реджинальд понимает почему. Сильвии, наверное, никогда не понять.

– Мне она, пожалуй, нравится тоже.

– Мне нравится вся книга, – серьезно произносит Сильвия. – Но я, конечно, пристрастна.

Смешная и милая Сильвия. Но худшее уже позади, и можно непринужденно болтать о пустяках.

– Понимаешь, – объясняет Реджинальд, – почему так важна похвала кого-нибудь вроде Раглана? Он-то беспристрастен.

Она кивает, понимающе и с интересом.

– А поскольку он беспристрастен, люди прислушиваются к его мнению. Они знают, что он судит объективно.

– Да, я понимаю, – говорит Сильвия, очаровательно хмурясь.

Он продолжает объяснять, какой великий человек Амброз Раглан.

– Я думаю, рецензия, – показывает он ножом, – заставит тысячи людей сразу же купить книгу.

– Подумать только! Тысячи! Дорогой, какой ты молодец! Я горжусь тобой.

– Правда? – Его улыбка полна нежности.

Она кивнула.

– Мне нравится представлять себе, как все кругом говорят о тебе, и знать, что ты мой. – Она задержала на нем взгляд, потом опустила глаза.

Реджинальд любит ее. Он протягивает к ней руку через стол. Сильвия, не поняв, отдает ему газетную статью, думая о чем-то совсем другом. Но снимок вновь привлекает ее внимание.

– Ты знаешь мистера Раглана, – я хочу сказать, лично?

Теперь он не понял ее и торопливо объяснил, чтобы разуверить скорее себя, чем ее, что они встречались всего один раз и нет причин, по которым бы Раглан...

– Чудесно, – сказала Сильвия, удовлетворенно кивая. – Значит, он знает, какой ты на самом деле.

II

Реджинальд взял с собой “Вьюнок” и Раглана в кабинет, собираясь неплохо провести утро в их компании. Сильвия исчезла в направлении кухни. Он открыл “Вьюнок” и прочитал:

СИЛЬВИИ, КОТОРАЯ ПРИЛЬНУЛА К МОЕМУ СЕРДЦУ.

Она разговаривала с миссис Хоскен. Через двор в открытое окно до него долетали голоса женщин.

Он взял карандаш и лениво написал на листе бумаги:

Что Сильвия делает лучше меня.

Вспомнил о Раглане, о собственном положении в литературном мире, зачеркнул последнее слово и написал: чем я.

1. Она наделена необыкновенной красотой. Я – нет. (Примечание. Если Господь Бог щедро наградил ее красотой, в которой отказал мне, то мне Он дал воображение, ум и другие качества, которыми я горжусь и на которые Он поскупился Сильвии. Если поскупился. И если я горжусь собой, совершенствуя Его дары, то разве Сильвия не шлифует свою красоту?)

2. Она водит машину и играет в теннис и гольф, не прилагая усилий и удивительно точно. Я же играю с неуклюжей старательностью, что Сильвия переносит стоически.

3. Она творит чудеса при помощи иголки с ниткой.

4. Звери обожают ее. (Примечание. Джон Весли любит меня. Однако тут я мало что выиграю, потому что, если спросить, кто из нас больше достоин любви, я сдаюсь сразу же.)

5. Она превосходно ведет дом. Я же не умею вести ничего. Челлинор и Эдвардс не ставят меня ни во что и сознают это.

Он прочел написанное, добавил: “6. Я подлец”, перечеркнул все карандашом с северо-востока на юго-запад, затем с северо-запада на юго-восток, усилил каждую линию штриховкой, разорвал лист на шестьдесят четыре кусочка и выбросил клочки в корзину для бумаг. В окно до него продолжали долетать голоса женщин.

Как удается Сильвии так чудесно справляться с хозяйством? Какая досада, что ей нужно после завтрака идти в душную кухню и вести разговоры об овощном пудинге с мясом.

А ведет ли она такие разговоры? Возможно, не успевает она подумать о пудинге, как миссис Хоскен тут же ловит ее мысль. Или, может быть, она вовсе не думает о пудинге – нельзя и представить себе, как она думает о чем-то настолько прозаичном, да еще сразу же после завтрака, – возможно, не успевает она подумать “фиалки”, как миссис Хоскен, удивительная женщина, тут же понимает, что речь идет о пудинге. Как удается ей вести хозяйство так чудесно, так ловко и бесшумно?

Реджинальда, как ребенка, радовал его прекрасный дом. Он поворачивал в ванной кран – тут же начинала литься горячая вода. Он приглядывался к струе, протягивал к ней руку и приветствовал ее: “А вот и ты!” Без сомнения, краны, из которых лилась горячая вода, существовали и в других домах, но, глядя на хозяйку дома, вы этому не удивлялись. Глядя же на Сильвию, вы спрашивали себя: как ей все это удается? Уголь, кокс, антрацит, дрова, плита, которую надо растопить, плита, которую кто-то должен растопить в определенное время, кроме того, когда что-то ломается, надо вызывать слесаря – все это в милых руках Сильвии. Она только подумает “лаванда”, и тут же в сарае появится полтонны кокса.

Он пошел в гостиную, там на полке лежали четыре трубки и нераспечатанная жестянка с табаком. Там всегда лежала нераспечатанная жестянка с табаком. Он распечатал ее и пересыпал табак в кисет. Теперь посмотрим. Через полчаса здесь окажется новая жестянка. Сильвия? Разумеется. Откуда берется табак? В деревне его не продают. Откуда берется кокс? Бог знает.

Реджинальд поднялся наверх за платком. Прошел через комнату Сильвии, в которой так чувствовалась Сильвия, в свою гардеробную. Платки. Вчера он искал свой синий галстук и обнаружил его (после пятиминутного вытряхивания содержимого ящиков комода) в кармане брюк. Сегодня все снова в полном порядке. Он вытащил платок из аккуратной стопки, из-под мешочка с лавандой, и отправился вниз. По дороге он приоткрыл дверцы бельевого шкафа. Старательно уложенное белье. Прелестные вещицы Сильвии. То же, что и с коксом!

Чего, черт побери, хочет он от Сильвии? Интеллектуальной гармонии? Помилосердствуйте!

Возможна ли интеллектуальная гармония двух людей? В силах ли кто-либо другой совпасть с вами мыслями, слиться разумом, идти рука об руку без вопросов, без колебаний – два разума, мыслящие, как один. Разумеется, это невозможно. Не в том ли вся радость мыслить и, как он недавно убедился, писать, что ты один, совершенно один. Разве беседа, интеллектуальная беседа, в отличие от обычной болтовни, на самом деле не образчик тщеславия? Хочешь иметь слушателя, а не собеседника. А написав книгу, обретаешь слушателей.

Эта дурацкая книжка заставила его критически взглянуть на Сильвию. В тот день, думал он, когда я начал писать ее, а она должна была полюбопытствовать, чем это я занят, но не проявляла никакого интереса. С того дня, когда я сказал ей, что написал книгу, а она ответила: “Подумать только!” Наверное, я чувствителен сверх меры. Разве мать чувствительна сверх меры в отношении собственного ребенка? Ведь независимо от того, как он выглядит и каков он характером, она в глубине души полностью уверена, что он – само совершенство. Сверх меры чувствительным бываешь, когда не уверен, когда нуждаешься в поддержке. Был ли Шекспир совершенно уверен, что “Сон в летнюю ночь” удался ему? Наверное. Нуждался ли Китс в комплиментах по поводу “Соловья”? Всегда ли... ну, я не писатель и судить не берусь.

Но Сильвия, пойми, пойми же, это мое детище. Оно внезапно выросло. Я не знаю, что ждет нас впереди, знаю только, что это мое единственное детище, другого у меня не будет. О Сильвия, будь с ним поласковей...

А теперь перечитаем Раглана. Раглану, во всяком случае, мое детище нравится.

Глава шестая

I

В Семи Ручьях Бакстеры принимают гостей. Принимают – может быть, слишком сильно сказано. В Мальвах, например, гостей принимают совершенно иначе. Множество разговоров, множество приготовлений, опять множество разговоров, решения принятые и отмененные, внезапная отправка Хильдершема в Бердон, крики вдогонку, чтобы он не забыл о том или об этом, испуг в последнюю минуту – не нужно ли было привезти из Лондона новую сетку для тенниса, попытки в последнюю минуту зачинить старую сетку. В Семи Ручьях ведут себя иначе. Просто зовут нескольких друзей, а также выражают надежду, что Сильвии удастся привести своего замечательного мужа.

Семь Ручьев получили свое название, чтобы почтальон знал, куда доставлять письма. Дом стоял на небольшом холме, и Бетти сумела убедить себя и часть знакомых, что из-под этого холма вытекает семь подземных ручьев в направлении семи графств. Разве не удивительно, дорогая, никто и не подозревал об этих ручьях, когда Берти купил участок и начал строить дом. Семь Ручьев – это она придумала. Правда, забавное название для дома? Такое сельское. А когда она заинтересовалась этой округой, то выяснилось, что место действительно историческое. Римляне, знаешь ли, и все с ними связанное. А эти подземные ручьи, которые текут там, в глубине, уже сотни лет! Конечно, это место гораздо старше Вестауэйза.

Однако дом был бесспорно новее. Он был до половины выложен плиткой такого пронзительного и несмываемого колера, какой строители искали веками. Балконы, большие окна на втором этаже, огромные окна зеркального стекла в нижнем этаже. Теплицы в саду, расположенные таким образом, что сквозь стекло всегда можно наблюдать, как растут персики. Множество башенок с покрашенными белой краской крышами. Желоба и водосточные трубы цвета шоколада. Короче говоря (думал Реджинальд), дом этот определенно сбежал из Суррея, как только его хозяин, биржевой маклер, отвернулся. Дом был кошмарный, но, по счастью, находился за десять миль от Вестауэйза.

– Я, конечно, не могла поручиться Бетти за тебя, дорогой, – сказала Сильвия, – но ведь ты поедешь, правда?

– Ненавижу Семь Аквариумов, – ответил Реджинальд. – Я никогда не знаю, о чем говорить с Бакстером между “Добрый день” и “До свидания”. Бетти бесит меня, и я еле удерживаюсь, чтобы не поколотить ее, а в теннис играю отвратительно. Именно по этим причинам, а вовсе не потому, что я люблю тебя, я отправлюсь в субботу с тобой к Бакстерам.

– Дорогой! Увидишь, будет неплохо.

– Будет гораздо хуже, чем ты думаешь. Во всяком случае, дай мне почувствовать себя страдальцем.

– Бетти всегда удается приманить на уик-энд нескольких интересных людей. Я думаю, им захочется поговорить с тобой о твоей книге.

Я бы предпочел, думает Реджинальд, чтобы ты не говорила “твоя книга”. У нее есть название. “Вьюнок”. А если тебе не нравится название, скажи просто “книга”. Вслух же он сказал:

– В Лондоне нет интересных людей. Полдюжины набитых дураков, друзьям которых Бетти дала три дня роздыху, все это время будут говорить только о самих себе. Кстати, последний раз я видел свою ракетку в кладовой для яблок. Я бил ею ос. Как ты думаешь, она до сих пор там?

– Я разыщу ее, дорогой.

Итак, в субботу он влез в белые фланелевые брюки, о существовании которых совсем забыл, и в теннисные туфли, которые каким-то чудом обрели белизну; спустился вниз и застал там Сильвию с двумя ракетками.

– Это твоя, – сказала она, протягивая ему одну из них.

Реджинальд скользнул взглядом по ракетке и вернул ее Сильвии.

– Что ты, это настоящая ракетка. А моя была помесью арфы с рыболовным сачком.

– Посмотри, на ней твои инициалы.

Он смотрит. Действительно.

– Небольшой подарок от меня, – сказала она, розовея.

Реджинальд, склонив голову набок, глядел на нее.

– Боюсь, если я сейчас обниму тебя и крепко поцелую шесть раз, то сомну твою прическу или что-нибудь ешь.

– Наверное, – ответила Сильвия, – но это не важно, я могу снова подняться наверх.

– Поклянись, что будешь выглядеть так же безупречно, как сейчас.

Она с серьезным видом кивнула.

– Ты прелесть! – воскликнул он и обнял ее.

Поездка в гости начиналась удачно.

Они приехали в Семь Ручьев.

Поставили автомобиль и вслед за слугой прошли через дом на лужайку. Бетти, в окружении зеленого теннисного корта, красного теннисного корта и нескольких гостей, ждала их.

– Так ты сумела вытащить его из вашего любимого Вестауэйза, – обратилась она к Сильвии. – Это невероятно забавное место, – добавила она, повернувшись к одному из гостей. – Вам надо попросить мистера Уэлларда рассказать о нем. Дорогая, ты чудесно выглядишь. Правда, Берти, Сильвия чудесно выглядит? Полковник Радж, вы знакомы с мистером Реджинальдом Уэллардом? Он недавно написал замечательную книжку. О ней всюду говорят.

Полковник, который, увидев Сильвию, только и думал, как бы увести ее подальше от всех и рассказать ей об Индии, без большого восторга обменялся приветствиями с Реджинальдом.

– Ну, – сказал Бакстер, – не начать ли нам? Вы будете играть, полковник?

Полковник полагал, что лучше, если начнет молодое поколение.

Молодое поколение, застигнутое этим предложением врасплох, отвечало, что готово начать игру, если надо, но если нет, готово посидеть так. И выразило опасение, что не слишком хорошо играет.

Каждый из остальных выразил опасение, что он (она) играет безнадежно плохо.

Конечно, есть разные степени безнадежности. Никто не знает, как соотносится безнадежность твоего соперника с твоей собственной безнадежностью.

– Вы наверняка прекрасный игрок, – обратилась Бетти к высокому молодому человеку в очках, который придерживался прямо противоположного мнения.

– Я игрок никудышный, миссис Бакстер, – запротестовал он. – В прошлом году в Истборне...

Никто не собирался слушать, что произошло в Истборне в прошлом году. Человек, который мог ссылаться на Истборн, говоря о своей теннисной безнадежности, имел в виду нечто совершенно другое, чем они. Безнадежно ждать, что он выиграет хоть один сет у Тиллена, – вот что это значило.

– Сильвия, дорогая, – сказала Бетти, поняв, что пришло время действовать, – я думаю, ты сыграешь с мистером Паллисером... миссис Уэллард... – Полный молодой человек поклонился Сильвии. – А Марджери... мистер Кобб, вы знакомы с миссис Аркрайт? – Высокий молодой человек из Истборна сказал: “Нет, незнаком, очень рад познакомиться”. – Марджери, ты сыграешь с мистером Коббом. Прекрасно. Мы сейчас же организуем другую партию. А теперь рассаживайтесь поудобнее. Я думаю, мистер Кобб прекрасно играет.

Мистер Кобб играл прекрасно. Миссис Аркрайт время от времени издавала восклицания вроде “Это ваш” или “Простите”, но большого участия в игре не принимала. Мистер Паллисер время от времени восклицал “Это мой” или “Простите”, пока они не начали проигрывать со счетом четыре-ноль, после чего слышалось только “Ваш” и “Отличный удар”; вскоре счет стал четыре-четыре. Реджинальд, надвинув шляпу на глаза, развалился в кресле и с удовольствием наблюдал за Сильвией.

– Один парень из Шестнадцатого полка, который был с нами в Индии, тоже написал книжку, – неожиданно произнес полковник Радж.

– Да? – отозвался Реджинальд.

– Точно, – ответил полковник. – Парень из Шестнадцатого.

Реджинальд ждал продолжения, но, кажется, на этом история закончилась. Очевидно, полковник отметил удивительное совпадение: человек, с которым его только что познакомили, написал книгу, и человек, с которым он служил в Индии, тоже написал книгу.

Как легко Сильвия двигалась! И без всякой торопливости. Может быть, она и не годилась для Истборна, но обладала природным даром двигаться без малейшего усилия. Вопрос координации, считал он.

– Его фамилия Трантер, – донеслось справа, – наверное, вы с ним знакомы.

Реджинальд очнулся.

– Боюсь, что нет. (Почему боюсь, подумал он. Чего боюсь?)

– Он написал книжку, – настаивал полковник, – я забыл название.

Четыре-четыре. Сильвия подавала.

– Простите, – сказала миссис Аркрайт. (Пятнадцать-ноль).

– Простите, – сказал мистер Паллисер. (Пятнадцать-пятнадцать.)

– Простите, – сказала миссис Аркрайт. (Тридцать-пятнадцать.)

– Простите, – сказал мистер Паллисер. (По тридцати.)

– Простите, – сказала миссис Аркрайт. (Сорок-тридцать.)

– Ваш, – крикнул мистер Паллисер, – прекрасный удар!

– Прошу прощения, – сказала миссис Аркрайт. (Гейм.)

– Как, вы сказали, называется ваша книжка? – спросил полковник, явно рассчитывая, что это поможет ему вспомнить название книги Трантера.

– “Вьюнок”, – пробормотал Реджинальд, отчего-то смутившись.

– Как?

– “Вьюнок”! (Что за идиотизм, подумал он в сердцах.)

– А-а! Нет, не так.

Пять-пять. Мистер Кобб творит у сетки чудеса, достойные Истборна.

– Вьюнок, – повторил полковник, подергивая усы. – Такая штука, которая обвивается вокруг других растений, да? Может по всему саду расползтись.

– Да.

– Я так и думал.

Мистер Паллисер наконец подает... Ну, отличный удар, дорогая. Бедняга Паллисер будет грезить о тебе всю ночь и, поняв, что, быть может, никогда больше тебя не увидит, на рассвете пустит себе пулю в лоб. Если подумать, то как жаль всех мужчин, которые не женаты на Сильвии.

– Справочник по садоводству? – спросил полковник Радж.

– Что?.. А-а... Нет.

– Но ведь это растение, верно?

– Что?

– Ну, вы только что назвали.

– Назвал что?

– О чем я говорил. Обвивается вокруг растений. Расползается по всему саду.

– Ах да. Да, конечно.

– Так как, вы сказали, называется? Растение?

– Вьюнок.

– Ну да. А как, вы сказали, называется ваша книжка?

– “Вьюнок”.

– Ну вот, – сказал полковник раздраженно. – Я так и говорил.

И это, думает Реджинальд, один из интересных людей, привезенных из Лондона, которым хочется поговорить о моей книге.

Этот парень, думает полковник, не знает, как называется его книжка. Что с ним?

По шести. Сильвия снова подает. Ты замечательно выглядишь, когда подаешь, дорогая. Несчастный Паллисер застрелится сегодня же ночью.

– Этот Трантер всегда был странноват. Может быть, он даже писал стихи. Но не про сады. Вы, должно быть, большой знаток?

Семь-шесть. Отличный удар, Сильвия.

– Знаток чего?

– Садов. (Черт побери, да он просто дурак.)

– Я страшно люблю свой. Но знаю о нем не слишком много.

– А! Так, значит, это не то что справочник?

– Нет.

Миссис Аркрайт дважды попадает в сетку. Сильвия бьет резко, такие мячи не берут. Ноль-тридцать. Ну, ты победила их, дорогая.

– Я знаю парня, который написал “Устав полевой службы”, то есть знал когда-то. Вы, наверное, не встречались с ним?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16