Взгляд в прошлое

      Я подозрительно посмотрел на вино, которое Фечнер протягивал мне:
      - Что это вы, ребята, туда кладете?
      - Успокойтесь, дети малые, - призвал Фечнер. - Надо задать вопрос.
      Он и сам был в великолепном настроении, даже легкомыслен, он прямо-таки сиял изнутри, широко улыбался, и глаза искрились, когда он спросил меня:
      - Если бы вы могли передать книгу, любую книгу, кому-нибудь, кто жил раньше, какую бы вы выбрали и кому бы отдали?
      - Я бы передал биографию Христофора Колумба самому Колумбу, - сразу ответил я.
      - А вы не боитесь, что измените историю? - спросила Ариэль. - Мы жуем эту проблему уже несколько часов.
      - А почему бы ее не изменить? Что хорошего в нынешнем положении вещей? Если бы Колумб знал, что не найдет ни специй, ни шелков Востока, он бы никогда не отправился в странствие, тем более на запад. Он бы никогда не нашел Новый свет, и коренные американцы жили бы в мире.
      - Но вы бы никогда не узнали, насколько изменили мир и изменили ли его вообще. Неоткуда было бы узнать. Не-ет, я бы выбрала
      книжку несущественную, приятный пустячок для развлечения, - рассудительно сказала Ариэль. - Я бы дала «Винни-Пуха» Цезарю, когда он был маленьким мальчиком. Мне всегда хотелось встретиться с Цезарем, но только с ребенком, а не с генералом или диктатором. Интересно, каким он был малышом? Я взглянул на Фечнера:
      - А вы что решили?
      - Я пока не определился, зато Маккефри готов ответить. Расскажите, Роджер, на чем вы остановились?
      Выбивая старый пепел из трубки и наполняя ее новой порцией табака, Маккефри размеренно вещал:
      - Поначалу я собирался сделать что-нибудь знаковое, типа передать «Новый завет» Иисусу или «Холодный дом» Марии Антуанетте, но потом я разделил беспокойство Ариэль, что слишком сильно изменю историю, и остановился на более простом и, несомненно, элегантном решении. Вы знаете, как я люблю греческую трагедию?
      Я кивнул. Действительно, Маккефри заявлял, что Эсхил и Софокл были богами и никакой писатель до сих пор не написал ничего, сравнимого с их трудами.
      - Значит, я бы дал Софоклу «Смерть продавца». Мне хотелось бы посмотреть, как он справится с нравственным падением маленького человека, вместо того чтобы рассказывать о великих людях.
      Я тут же вспомнил царя Эдипа, его непоколебимую .самонадеянность, твердую уверенность во власти над своей жизнью и судьбой, которая и привела его к гибели. И подумал о Вилли Ломане, доверяющем системе и ее видимости, верящем, что жизнь, потраченная на служение - это нечто большее, чем просто потраченная жизнь. И задумался о своей собственной жизни, о том, как близко я подобрался к провалу и ни один из моих аукционных «друзей» не побеспокоился обо мне.
      - Блестяще, - сказал я.
      Именно в этот момент ужасный порыв ветра ударил в задребезжавшие окна, и мы притихли, размышляя о пользе человека в своем мире и о том, как он может быть выброшен из него, когда его ценность иссякнет.
      - Внимательнее надо быть, - повторил Фечнер слова жены Вилли Ломана.
      После того вечера Маккефри оказался единственным из моих друзей, с которым я смог встретиться. И когда мы увиделись, я был абсолютно другой личностью. Не изменившимся под влиянием обстоятельств, когда жизнь круто ломается, переопределяя взгляды на мир, не переставшим стремиться к высоким целям и мечтам, как бывает, когда затянувшиеся тяжелые времена словно разъедают все душевные устремления… Нет, сама жизнь моя была вырезана из континуума.
      Потому что мои друзья изменили историю. Ариэль и Фечнер. Они вернулись назад во времени и привели в движение некий порядок событий, которые, в свою очередь, изменили временную линию, а вместе с ней и все обстоятельства моей жизни.
      Я не осознавал, что живу другую жизнь, до тех пор пока Маккефри не явился ко мне в офис. Когда он пришел, я уже был советником-консультантом Представительства Британии в округе Хопи-Навахо. Работа как работа, но я принимал как должное, что моя жизнь в дипломатическом корпусе так и будет течь спокойной рекой. Мне и в голову не приходило, что всё могло быть по-другому.
      Однажды утром Маккефри буквально вытряхнул меня из обычного блаженного покоя и душевной удовлетворенности. Я как раз потягивал вторую чашечку травяного настоя и сочинял записку благодарного одобрения для Осеннего поэтического кружка, когда вошел мой секретарь Джонсон. Он казался немного взволнованным, что было крайне странно, потому как обыкновенно его настроение напоминало ровную поверхность спокойного пруда.
      - Старейшина навахо хочет видеть вас, сэр. Я знаю, ему не назначено, но он пришел с трубкой, да и одет довольно странно, вот я и подумал…
      - Конечно, - сказал я. - Вы, несомненно, правы, что сообщили мне. Впустите его.
      Старейшина выглядел лет на 60-65. Он был одет в рубашку из какой-то грубой ткани, не поддающейся точному определению - похоже на лоскутное шитье из красных и черных квадратов. Из его нагрудного кармана торчала церемониальная трубка. Он казался слишком взволнованным для старейшины. Его коротко отрезанные волосы были уложены набок, он тяжело дышал и выглядел так, будто собирается наброситься на меня.
      Я нервно кашлянул:
      - Гм, Джонсон, можете идти. Может, вы принесете уважаемому… - я сделал паузу, но гость не заполнил ее, и я продолжил так мягко, как это только было возможно, - чашечку травяного настоя?
      Некоторые старейшины никогда не раскрывали своего имени. Это могло как-то повлиять на их силу. Джонсон неохотно повернулся к двери. Я знал, что он так же, как и я, охотно воспользовался бы возможностью послушать гостя, и мне не хотелось разочаровывать своего помощника. Но этот странный пожилой человек неуловимо заставил меня ощутить, что беседа должна остаться приватной.
      - И… Джонсон, - тот остановился. - Никому об этом ни слова.
      - Ну конечно, господин советник, - ответил мой секретарь со всей своей обычной любезностью. И ушел, тихонько закрыв за собой дверь.
      В ту же секунду старейшина обошел стол и оказался передо мной. Он обнял меня медвежьей хваткой и вскричал:
      - Сэм, как я рад, что ты до сих пор здесь!
      Я был немного удивлен таким поведением, но старейшины имеют много причин для своих непонятных нам способов общения, поэтому я стоял в его объятиях и терпеливо ждал продолжения. Наконец он отступил, все еще крепко сжимая руками мои плечи. Он слегка встряхнул меня:
      - Сэм, ты меня помнишь? Ты вообще что-нибудь помнишь?
      Он напряженно смотрел на меня. Его глаза были необычного голубого цвета, и я заметил тревожный, беспокойный взгляд. Он казался немного знакомым, но я не мог вспомнить, где видел его раньше. Возможно, на конференции или на какой-нибудь церемонии? Потом вдруг я подумал, что знаю, зачем он пришел. Конечно, мы могли встречаться в Долине Духов. Если это правда, тогда я понемногу его вспомню. Старейшина встряхнул меня снова:
      - Думай, парень, думай! Что тебе вчера снилось? Возможно, это показалось тебе сном…
      И я вдруг вспомнил! Как будто у меня была амнезия, и вот вспыхнула в памяти долгая забытая жизнь, целая жизнь с эмоциями, ощущениями и страстями прожитых лет. Она возникла параллельно с этой жизнью… В одно и то же время я был и младшим советником из Британии, и агентом по приобретению редких антикварных рукописей. Воспоминания перемешивались: аукционные контракты дисгармонировали с переговорами со старейшинами хопи й навахо на тему оздоровительных примеров для подражания; в ежедневное методическое следование по пути внутренней Красоты врывались звуки уличного движения и надсадный гул лифтов в стальных колоннах. Я тяжело опустился на стул.
      - Как это произошло, старейшина Маккефри? - Имя я вспомнил и, совершенно запутавшись, по привычке обращался к нему как к заслуживающему уважения и доверия пожилому человеку.
      Маккефри отошел к другой стороне стола и уселся на краешек стула. Я заметил, что его руки немного дрожат, когда он взял трубку и принялся набивать ее табаком.
      - Как много ты помнишь? - угрюмо спросил он.
      - Не знаю, - задумался я. - Как-то всё запуталось… Откуда мне знать, что именно я забыл. Кажется, я любил книги, и вы тоже, и Фечнер, и Ариэль… Мы жили в местечке, очень далеком от Мира Духов. Место… - сказал я, медленно извлекая фразы из глубины другой жизни, - где не поют птицы. Я совсем не уверен… не думаю, что место было именно таким, каким я его помню, как мне кажется…
      Маккефри кивнул:
      - Скорее всего, у тебя происходит эффект наложения, как называл это дед Ариэль. Он предполагал, что если путешественник во времени заставляет историю меняться, человек, который жил в прошлом мире, забывает свою старую жизнь и будет помнить одну только новую, ежели его память не встряхнуть после исторического сдвига. Тогда получится, будто два конфликтующих слоя налагаются друг на друга, и совершенно разные контуры событий жизни и картины миров сливаются в подсознании субъекта. И бедняга пытается усвоить обе свои реальности одновременно.
      Маккефри зажег трубку, и когда синие облака дыма поползли вверх, я вспомнил моего дядю и его ферму, и медленные спокойные вечера, которые мы проводили на крыльце, и благоговейную тишину, когда старейшины открывают церемонию призывания духов. В этот момент вошел Джонсон с подносом разных трав для заваривания. Он бросил недоуменный взгляд на Маккефри с трубкой в зубах и с вежливым спокойствием поставил поднос на стол.
      - Э-э, если это всё, господа… - прошептал он и быстро покинул помещение.
      - Что я такого сделал? - спросил Маккефри.
      - Ваша трубка служит для призывания настоящих духов, - пояснил я.
      - Ох ты, - сконфуженно сказал он и стал выбивать табак вместе с горящими угольками из трубки прямо на поднос.
      Обыденность этого жеста была еще хуже. Я нерешительно огляделся вокруг.
      - Но у вас же нет двойной памяти, не так ли? Я имею в виду, нет воспоминаний о нашем времени, моем времени… ну, где мы сейчас находимся, - поправился я, чувствуя себя очень несчастным. - У вас нет эффекта наложения.
      - Нет. - Маккефри рассматривал угольки на подносе. - У меня память только о прошлой жизни. Думаю, это потому, что я был слишком близко к порталу, когда всё случилось. - Он оценивающе посмотрел на меня. - Ты быстро схватываешь, мы это всегда знали… - Он поднял чашку с отваром и отхлебнул: - Ах, добрый старый мятный чай. - Потом поудобнее уселся в кресле, обхватив чашку обеими руками, чтобы согреть ладони. - Боюсь, мы были с тобой не до конца честны, Сэм. Понимаешь, мы были не просто друзьями-филологами, обсуждающими книжки. Конечно, мы наслаждались беседами о книгах и ценили тебя как человека, вносящего свой интересный вклад в дискуссии, но наша группа была сформирована для совершенно иной задачи. - Маккефри вздохнул и продолжил: - Дедушка Ариэль, Питер Фечнер, был физиком, как и я, если ты помнишь, - он вопросительно поднял брови.
      Я кивнул.
      - Питер исчез около десяти лет назад. Никто никогда больше не видел его ни живым, ни мертвым. Когда наконец он был официально объявлен умершим, выяснилось, что Питер оставил все свое имущество внучке. Ариэль унаследовала дом, довольно большое количество громоздкой викторианской мебели и подвал, доверху набитый всякими машинами и приборами. Девочка понятия не имела ни об одном из этих аппаратов, ни тем более об их предназначении, но она нашла многочисленные тетради, исписанные рукой деда, с изложением функций каждого. Та «машинка», что заинтересовала ее больше всего, предположительно была временным порталом. Ариэль позвонила своему двоюродному деду Мортимеру Фечнеру и спросила его, что он об этом знает. Он не знал ничего и пообещал спросить меня.
      Я, конечно, сказал Мортимеру, что путешествие во времени невозможно, что требуемая энергия для обеспечения подобного эффекта всегда будет выше уровня наших достижений. Тем не менее было любопытно посмотреть на аппарат и записи Фечнера. Питер Фечнер имел солидную репутацию в научном обществе. Я попросил Мортимера, чтобы Ариэль привезла устройство.
      Ей потребовалось три дня, чтобы проехать через страну с этим аппаратом. Она загрузила его в кузов старого ледового грузовичка без всякой упаковки или защитного чехла. В то время я боялся, что она его повредила. Теперь я думаю, что так было бы лучше.
      Я тщательно изучал тетради Питера Фечнера дни напролет и смог определить, что основой путешествия во времени было движение сквозь квантовые перегородки. Однако понять его теоретические выкладки и тем более доказательства оказалось мне не по силам. Будто он писал на иностранном языке, а я лишь узнавал слово-другое на странице текста.
      В конечном счете я решил, что портал надо испытать, поскольку Фечнер оставил четкие инструкции по использованию аппарата. Все, что надо было сделать, это поместить вещь внутрь и указать на панели управления время и место. Фечнер понял, что портал может отправить предмет куда угодно в прошлое, используя пространственно-временной континуум. Единственным его предостережением было пояснение, что отправленное имеет билет в один конец, потому что в прошлом портал еще не изобретен.
      После долгих дискуссий Ариэль, Мортимер и я решили послать маленькую нефритовую статую Будды в девятый век на японский остров Хонсю. Мы предполагали, что если кто-нибудь на самом деле увидит появление статуи, то этот феномен для наблюдателя не станет противоречить его верованиям и общей картине мира. Никто из нас по-настоящему не верил, что портал сработает, но мы все равно обставили эксперимент как веселый праздник.
      Мортимер купил бутылку шампанского, и мы выпили за здоровье каждого из нас и отдельно за деда Ариэль. Помнится, мне показалось, будто бедный Фечнер ожил, потому что Ариэль и Мортимер некоторое время не переставая рассказывали истории о ее вспыльчивом предке. Наконец, когда мы уже немножко опьянели от ярких воспоминаний и вина, Ариэль торжественно поместила нефритовую фигурку в портал. Я напечатал время «14:00, 5 марта 895 года» и указал «Хонсю, Япония». «Каковы точные координаты?» - вспыхнули на экране слова. Я не был готов указать точное место, хотя и смутно осознавал, что такие подробности необходимы. «Обратите внимание на предложенные точные координаты», - высветилась следующая надпись. Я обратил и выбрал первую попавшуюся пару цифр, установил задержку по времени на тридцать секунд и вышел из портала.
      Не было ни звука, ни вспышки света. Вот статуэтка есть - и вот уже ничего нет. Теперь Я был твердо убежден в том, что случилось с Питером Фечнером, и также совершенно уверен, что не последую за ним. Однако Мортимер и Ариэль не исключали возможности, что им захочется попробовать. Просто они еще не были готовы. Требуется определенная смелость, чтобы оставить свой дом и друзей, да и весь знакомый мир, когда знаешь, что никогда не вернешься обратно.
      Маккефри вздохнул и затем продолжал, будто задача рассказать стала тяжким бременем, непосильным гнетущим грузом.
      - Мы попробовали провести еще пару экспериментов, просто чтобы удостовериться. Мы послали один из этих снежных шаров, пресс-папье с падающим снегом внутри, на год назад в тот же книжный магазин. После тщательных поисков мы нашли его покрытым паутиной в углу чулана. Мы послали серебряный доллар со статуей Свободы на три месяца назад в квартиру Ариэль, и она обнаружила его в своем чертежном столе. Единственное, что по-настоящему беспокоило нас и заставляло снова и снова обсуждать, была перспектива материализоваться в стене или под землей. Но записки Фечнера утверждали, что программы, обеспечивающие безопасность, надежно защитят «пользователей» от подобных происшествий, и мы в конечном счете решили поверить, что так оно и есть.
      Маккефри с отсутствующим выражением лица вытащил трубку и снова начал набивать ее табаком. Поймав мой испуганный взгляд, он с сожалением убрал ее обратно в карман рубашки.
      - Извини, - сказал он,- от старых привычек тяжело избавляться. Так вот, в то утро Ариэль и Мортимер намеревались предпринять решительный шаг - погружение в прошлое, и кажется, вместе с ними и я нечаянно предпринял столь же решительный шаг, только несколько иного плана. Перед тем как Мортимер и Ариэль отбыли, я часто вслух рассуждал о невероятной трудности жизни в чуждом современному человеку культурном пласте, но никогда и мысли не допускал, что именно я и окажусь в подобной ситуации, если действия в прошлом изменят мою настоящую жизнь. Мир, в котором мы сегодня живем, совсем не похож на мир вчерашний, и мне он не нравится. Ни чуточки. - Маккефри замолчал и судорожно вздохнул. - И поэтому я нуждаюсь в твоей помощи, Сэм. Ты мне нужен, друг мой, ты мне поможешь поменять историю обратно. Чтобы все снова стало как надо.
      Маккефри выжидательно смотрел на меня, но я оказался неспособен сказать что-либо. Часть меня, принадлежавшая прежнему миру, досадовала на перемену истории и ругала совершивших это самонадеянных идиотов. Я считал этих людей своими друзьями, а они выбросили меня из самого значимого дела своей жизни. Линии моих жизней спутались в такой противоречивый узел воспоминаний, эмоций, мыслей и чувств, что было невероятно трудно подобрать хоть несколько внятных слов, чтобы с их помощью разрубить его.
      - Почему?.. - прохрипел я наконец.
      - Почему мы тебе не сказали? - попытался помочь Маккефри. Я кивнул. Вопрос не хуже любого другого.
      - Потому что я тебе не доверял. Мортимер хотел тебе рассказать.
      Он считал тебя чем-то вроде своего протеже, пытался убедить меня, что у тебя и голова, и душа, и сердце на месте. И Ариэль, конечно, рассказала бы тебе всё. Она всем подряд доверяет. Она не получала тяжелых ударов судьбы, как Мортимер или я, и ты ей очень нравился. Но я чувствовал, что так или иначе наша тайна может у тебя сорваться с языка, например, проболтаешься кому-нибудь из своих коллег. Опять же есть соблазн подложить какие-то вещицы в определенное местечко в прошлом, чтобы ты смог найти их и выставить на торги в нашем времени. Нет, я был уверен, что ты этого не сделаешь, но возможность все-таки оставалась…
      Видимо, так чувствует себя пациент при шизофрении, когда две личности в голове борются за главенство. Часть меня хотела отлупить лысеющего старика, сидящего передо мной. Другая часть продолжала взволнованно талдычить о преданиях и традициях, о родовых обычаях и неписаных законах.
      - Так чего же вы от меня хотите? - наконец-то сумел выговорить я.
      - Я хочу, чтобы ты пошел со мной, увидел, как работает портал, и стал моим дублером в случае, если мне не удается вернуть нашу нормальную жизнь. Если ты окажешься очень близко к порталу, когда я отправлюсь в прошлое, ты будешь помнить, как все было, и поймешь, поменялось что-то или нет.. Ты сможешь определить, получилось ли у меня что-нибудь.
      - А в какое именно время отправились Ариэль и Мортимер?
      - Ариэль последовала своему плану дать «Винни-Пуха», переведенного на латынь, малышу Цезарю. Не думаю, что это сильно повлияло на историю. Мортимеру больше понравилась твоя идея с Колумбом. Хотя он не собирался брать с собой книги. Он знал путь получше, чем попытка изменить историю. Он просто хотел пойти и увидеть отходящие корабли, может, даже записаться в команду каким-нибудь помощником. Я полагаю, он что-то все-таки сделал с историей, потому что, судя по тем нескольким часам, которые я провёл в этом мире, покорения Америки европейцами так и не произошло. Этой частью континента управляют коренные американцы, разве не так?
      - Эти земли находятся под окружным протекторатом правящего собрания Хопи-Навахо, - ответил я.
      - Я так и думал, - кивнул Маккефри. - Так ты мне поможешь выправить историю?
      - Понимаете, сейчас в моей голове полная неразбериха, вряд ли я в состоянии принимать какие-то разумные решения, но мне бы хотелось посмотреть портал Ариэль. Он в книжном магазине? Разве он до сих пор…
      - Да, существует. Портал находится внутри магазина, поэтому тот уцелел.
      После этих слов Маккефри я почувствовал, что страстно желаю увидеть книжный магазин - пыльные шкафы и развалы книг. В это время дня свет будет падать во фронтальные окна и согреет полки с томами, хранящими рассказы о лодках и верблюдах, о путешественниках, которым не суждено вернуться домой.
      Мы взяли скутер на воздушной подушке. Я предпочитал этот маленький, но элегантный аппарат более внушительным транспортным средствам, которые плыли так высоко над землей, что ничего толком не разглядеть. Пока мы маневрировали над степями, мои воспоминания из другого мира накладывали на них асфальт и многоэтажные строения поверх высоких волн травы, где мирно паслись антилопы.
      - Забавно, - сказал Маккефри, - я мог бы поклясться, что только вчера мы умирали от зимнего холода.
      - Да, я помню.
      Я вспомнил летящий снег и ужасающий, подавляющий холод. И еще запах выхлопных газов, торопливую суету задерганных людей, стремящихся вырваться вперед или хотя бы не остаться позади. Я вспомнил бездомных и стариков, запертых в домах престарелых. Я вспомнил Вилли Ломана.
      Маккефри посмотрел вдаль сквозь прозрачный купол аэроскутера.
      - Теперь вы строите воздушные замки?
      - Да, наши жилища помещаются в воздухе. Так мы не беспокоим поля.
      Маккефри вытянул шею, чтобы лучше рассмотреть:
      - Но как вы поддерживаете здания в подвешенном состоянии? И как в таком случае работает эта штуковина, на которой мы едем? Здесь используется какой-то вид магнитного или антигравитационного поля?
      - Не знаю, я не старейшина.
      Когда я это сказал, мои противоречивые сущности, казалось, слились в единое целое. Передо мной человек из того времени, он не старейшина. Собрав всю свою память, подключив разум и упорядочив мысли, я наконец принял решение. Но требовалось обсудить это с Маккефри.
      - Может, вы немного повремените отправляться в прошлое, - предложил я. - Попробуете познакомиться с нашим миром. Здесь все совершенно по-другому.
      - Нет, - нетерпеливо оборвал меня Маккефри. Потом он печально улыбнулся и сказал с сожалением: - Извини, у меня появилась навязчивая идея, что я должен вернуть мир на место, как было только что: Все очень сильно переменилось. Тебе не понять. Понадобилось чертовски много времени, чтобы найти тебя. Я почти отчаялся. И уже не надеялся, что когда-нибудь снова увижу знакомое лицо. - Он внезапно прервался, а затем решительно произнес: - Неправильно это - менять историю. Мы совершили большую ошибку, и мне предстоит ее исправить.
      Я ему посочувствовал, но не собирался менять свое решение. Нравственная составляющая проблемы была слишком важна, чтобы с легкостью дернуть за рычаг, я ценил свой новый мир очень высоко и избрал тот путь, который считал верным. Я мягко остановил аэроскутер неподалеку от того места, где когда-то находился книжный магазинчик. Теперь его можно было разглядеть: он словно стоял на каменном постаменте, почти полностью укрытый высокими травами. Вне города, посреди степи он выглядел нелепо, но все равно от одного лишь вида магазинчика комок подкатил к горлу. Здесь осталось мое сердце, как в давно покинутом доме детства. Интересно, почему никто в этом мире не обнаружил его? Наверняка кто-нибудь нашел старый домик, но решил не беспокоить его.
      Мы спустились по старым знакомым ступенькам. Когда Маккефри открыл дверь, звяканье колокольчика призвало ко мне волны воспоминаний. Войдя внутрь, старик извинился и на несколько минут ушел к шкафам в дальней комнате, и я стоял, глядя на древние книги, словно.на старых друзей, которых любил и которые поддерживали меня. Я почувствовал укол сожаления. Здесь было так много томов, так много рассказов, которых никто, кроме нашей маленькой компании книголюбов, не узнает никогда.
      Маккефри вернулся, наряженный в некое подобие одежды, которую носили во времена Колумба. Я не мог удержаться от улыбки при виде мужчины в колготках.
      - Теперь я знаю, почему вы хотите вернуться туда. Вы скучаете по тогдашней моде.
      Маккефри не выдал даже намека на улыбку, и я заметил, что он ужасно боится. По его мнению, он совершал героический поступок, пытаясь восстановить историю.
      - Вы точно уверены, что не хотите остаться? - спросил я. - В этом мире не так уж и плохо.
      - Нет, мне надо все восстановить, и в случае провала обещай, что тоже попытаешься сделать все, как надо.
      - Не беспокойтесь, все будет как надо, - заверил я его.
      Он помолчал, видимо, задумавшись, что именно я имел в виду, но потом махнул рукой. Мы спустились в подвал - там в центре комнаты стоял портал: Снаружи он походил на пышную гримерку какой-нибудь звезды 1960-х, но внутри он был сделан из неизвестного мне материала. Маккефри показал, как пользоваться панелью управления, чтобы установить время и место. И я вышел из аппарата. Маккефри с тоской посмотрел на меня, помахал на прощанье и произнес:
      - Ладно, до свидания.
      - До свидания, Маккефри.
      И он исчез. Я немного подождал, поднялся в магазин и посмотрел в окно, чтобы определить, не произошли ли какие-то перемены, но их не было заметно. Я и не ожидал иного. В поле зрения не было никаких строений. Высокие травы по-прежнему сгибались на ветру. Антилопы по-прежнему паслись в отдалении. Я плотно закрыл окна и запер дверь подвала. Когда я выходил из магазина, я выбрал томик стихов Йетса (так как все мои книги исчезли, когда время изменилось) и «Винни-Пуха» Милна.
      Потом я направил аэроскутер к озеру, которое очень любил, сразу за лугами Иа-Иа. Весь долгий день я просто сидел возле озера Пятачка. Я наблюдал, как ловит рыбу синяя цапля и немного почитал «Винни-Пуха» (как чудесно иметь под рукой эти поучительные истории, и не ждать общего собрания, чтобы послушать их). Но больше времени я просидел, вспоминая своих друзей из прежнего мира: Мортимера Фечнера с его неизбывной страстью к литературе, Ариэль с ее детским восторгом и любовью к Винни-Пуху, строгого Маккефри с его неизменной трубкой. Иногда я мысленно наблюдал, как Ариэль передает цикл о Винни-Пухе малышу Цезарю. В моем представлении она появлялась в большом зале, исполненном света, и фимиам в медной чаше напитывал воздух кедровым ароматом. Порой я видел в мыслях Маккефри и Фечнера, стоящих на передней палубе корабля. Они курили трубки, пытливо вглядывались вдаль и рассказывали друг другу разные истории. Мне нравилось думать, что Маккефри нашел Фечнера. Я знал, что если он нашел Фечнера, то все будет как надо.
       Перевела с английского Татьяна МУРИНА
       © Ann Miller. Retrospect. 2007. Публикуется с разрешения журнала «Тhе Magazine of Fantasy amp; Science Fiction”.
 
      

Рекалесценция (самонагревание) - явление повышения температуры железа при медленном охлаждении. (Здесь и далее прим. перев.)
 
      

Тертуллиан Квинт Септимий Флоренс (ок. 160 - после 200) - христианский теолог и писатель.
 
      

Альберт Великий (1193-1280) - философ, теолог, химик, биолог, астроном, исследователь и систематизатор различных наук.
 
      

Кеплер Иоганн (1571-1630) - австрийский математик и астроном. Развил теорию Коперника и открыл законы движения планет в Солнечной системе.
 
      

Уистер Оуэн (1860-1938) - американский писатель, автор вестернов. Грей Зейн (1872-1939) - американский писатель, автор приключенческих и фантастических романов о Диком Западе. Райт Гарольд Белл (1872-1944) - американский романист, фантаст и публицист.
 
      

Анатаз - одна из форм диоксида титана, минерал, который не использовался в составе чернил до XX века.
 
      

«Странный фрукт* (1939) - знаковая песня, направленная на борьбу с расизмом, впервые представленная американской публике темнокожей певицей Билли Холидей (1915-1959). «Убить пересмешника* (I960) - роман американской писательницы Харпер Ли (р. 1926), получившей Пулитцеровскую премию.
 

This file was created

with BookDesigner program

[e-mail]

28.07.2008