Люди и корабли

      Вернее, то, что от нее осталось: черные, изъеденные лохмотья. Словно бы автомат вместо проявителя купал пленку в кислоте. Это еще что за новости? Неисправность в системе автоматики?
      Но сейчас заниматься фотоавтоматикой уже не хотелось. Валгус хорошо выспался и чувствовал себя прекрасно. Можно работать, да и пора уже, откровенно говоря.
      - Одиссей! - окликнул Валгус. - Что на румбе?
      - Впереди пространство, свободное до девятой степени.
      Это, конечно, видно и по приборам. Но иногда хочется, черт побери, услышать и еще чей-нибудь голос, кроме своего.
      - Вакуум хорош. Предупреждения? Отклонения от нормы?
      - Не имею.
      Показалось или он действительно чуть помедлил с ответом? Да нет, чепуха. Он же не мыслящее существо. Обычное устройство. Прибор, аппарат, машина - что угодно. Однако для верности придется поставить контрольную задачу.
      Он задал Одиссею контрольный тест. Сверил ответ с таблицей. Нет, все сходилось. Показалось, значит.
      - Внимание! - громко сказал он. - К выполнению программы!
      - Программа введена! - равнодушно проскрипел Одиссей.
      - Готовность сто. В момент "ноль" приступить к выполнению.
      - Ясно.
      Валгус удовлетворенно кивнул. Медленно повертывая голову, еще раз осмотрел рубку, пульт, шкалы приборов.
      Всем существом своим ты ощущаешь, как наползает время. Ради этого мига ты три месяца на хорошей скорости шел сюда, в относительно пустой район пространства. Три санаторных месяца полета, несколько часов настоящего действия. Стоило ли? Стоило: иногда человек всю жизнь свою живет только для одного часа, и даже меньше - ради одной минуты, но в эту минуту он нужен человечеству. Стоило. Ну, все. Кончились сны. Кстати, приснится же такое.
      - Даю команду!
      И, протянув руку, Валгус нажал большую, расположенную отдельно от других шляпку в правой части пульта. Затем повернул ее на сто восемьдесят градусов и нажал еще раз до отказа, вплющивая головку в матовую гладь пульта.
      - Сто! - сказал Одиссей и помедлил.
      - Девяносто девять... - И снова пауза.
      - Девяносто восемь...
      Великолепно. Можно подключать кислород. Нет, еще рано, пожалуй... Подвеска затянута? Затянута... Игла на случай потери сознания при перегрузках? Вот она, взведена, хотя таких перегрузок, при которых он мог бы потерять сознание, и не предвидится. Все датчики включены в сеть записи? Все, все...
      - Шестьдесят два...
      - Шестьдесят один...
      - Шестьдесят...
      Да, наступает расставание. Ночевать сегодня придется уже в откидном кресле маленького кораблика... Валгус взглянул на приборы, соединенные со шлюпкой. Там - неторопливый покой, реакторы тихо живут в ожидании момента, когда будет дана заключительная команда кораблю, сказано ему последнее человеческое слово. Остальное сделает сам Одиссей. Но до этого еще часы. Последние часы. Долго тянулось это время. Три месяца. Будь он хоть не один...
      - Пятьдесят три...
      - Пятьдесят два...
      Остаться, увидеть все не издали, а пережить самому. И привезти ТД настоящие факты, хрустящие, тепленькие, а не какую-нибудь заваль. А так опять станут гадать...
      - Сорок пять...
      - Сорок четыре...
      - Сорок три...
      Бубни, бубни... Вот сейчас настало время подключить кислород. Так, и теперь - направо, довернуть до конца. Готово. Дышится хорошо. Противоперегрузочные включены? Да. А если там, впереди, пыль? Или мало ли что еще? Глупости, впереди нет ничего, кроме будущего. Никаких предупреждений не принято. Все в порядке. Значит, ты готов остаться, окажись вас на борту двое? Ну, а если ты и один, почему бы не остаться? Конечно, программу Одиссей и сам выполнит. Но, очевидно, имеется во вселенной нечто такое, чего нет в наших программах. Иначе все корабли возвращались бы. Нечто непредвиденное... А если впереди просто взрыв? И тогда уж - ничего? Совсем ничего...
      - Семь...
      - Шесть...
      - Пять...
      Ну, держись! Нет, дорогой мой ТД, все это ужас как интересно, но я все-таки не останусь. Если вы такой любопытный вот и летели бы сами, не боясь подпалить бороду около звезд. А я не гений. Я - строго по инструкции. В назначенный момент прыг в шлюпку, и катапультирую. Ясно?
      - Два...
      Пауза, пауза, пауза... Ну же!
      - Один!!!
      "Отцеплюсь!" - подумал Валгус и выкрикнул:
      - Гони!
      Он не услышал отсчета "ноль". Потемнело в глазах, заложило уши. Кресло стремительно швырнуло его вперед, и он намного обогнал бы Одиссея, но корабль вместе с креслом за тот же миг ушел еще дальше, и кресло снова и снова нажимало на многострадальную Валгусову спину, а не будь противоперегрузочных устройств, то-то уж оно нажало бы... И Валгус никак не мог убежать от этого давления. Стрелка акселерометра нехотя ползла по шкале, зато столбик интегратора прямо-таки бежал вверх - туда, где в самом конце шкалы виднелся нарисованный кем-то из ребят вопросительный знак, жирный, как могильный червь. Что поделаешь, наступило время ответов.
      Валгус сидел, не в силах пошевелить даже языком, не то что рукой или ногой. Впрочем, этого и не требовалось. Одиссей все делал сам. Умный корабль. Можно пока о чем-нибудь подумать. Помечтать. А вот трусить не надо. Трусость - от безделья, конечно... Нет, это показалось, что термометр лезет вверх. Все работает чудесно. Видеоприемники - ну прямо прелесть. Только видеть уже почти нечего. Начинаются всякие эффекты. Впереди - темная ночь. Что показывают бортовые? Вроде бы северное сияние. Почему-то видно гораздо больше звезд, чем раньше. Опять галлюцинации? Жарко. Ну да, при такой интенсивной работе двигателей всегда кажется, что тебе жарко, хотя термометр спит мертвым сном. Ну и сравненьица же лезут в голову... Не дрожи коленками, Валгус!
      - Продолжать ли эксперимент?
      Это еще что? Это скрипит Одиссей. Сугубо противный голос, неживой. Теперь болван будет приставать с этим вопросом при каждой отметке скорости. Ничего, такое ускорение даже полезно для здоровья. На этой станции никто еще не сойдет...
      - Мои ресурсы на пределе, - проскрежетал Одиссей.
      "Ага! Значит, я свое дело сделал. Допек тебя все-таки!"
      - Прекратить разгон! - радостно прокричал Валгус.
      Откуда только голос взялся! Можно бы и не говорить здесь самой программой эксперимента была предусмотрена последняя площадка, участок пути, который можно пройти с достигнутой скоростью, не разгоняясь. Последний срок: пилот должен приготовиться к расставанию с кораблем. Еще раз проверить аппаратуру. Взять вещички. Затем объявить готовность сто. Пока Одиссей будет считать, Валгус перейдет в шлюпку, помашет рукой и катапультирует. Одиссей пролязгает "ноль", включит дополнительно приданные двигатели и вслед за ними генераторы ТД. Вот тогда-то и начнется настоящее проламывание пространства.
      Одиссей прекратил разгон. Стало легко и радостно. Валгус запел, не особенно заботясь о мелодичности - Одиссей в музыке не разбирался. Минут десять Валгус улыбался, пел и отдыхал. Вот так бы и всю жизнь... Затем он отстегнулся от кресла, отключил кислород. Встал. Сделал несколько приседаний. С удовольствием подумал, что дышит нормально. Нет, он еще посидит на Земле, у нормального костра, не термоядерного. Посидит!..
      - Ну так как? - спросил он. - Будем прощаться, коллега?
      Коллега Одиссей молчал, на панели его основного решающего устройства приплясывали огоньки. Одиссею было не до прощаний - он сейчас, как и следовало, вгонял в себя новую программу. Дисциплинированный коллега. Итак, пошли?
      Но ему не хотелось уходить, менять привычную, просторную рубку большого корабля на эту мышеловку - кабину шлюпки. Лететь, добираться сюда три месяца, потом несколько часов переносить довольно-таки неприятные, по правде говоря, ускорения, и все затем, чтобы в решающий момент бросить корабль на произвол судьбы? Конечно, кибер Одиссей - дубина, но он хоть не жалуется на въедливый характер пилота. А привязаться можно и к машине. Да еще как! Ведь хороший же корабль...
      - Может быть, - медленно сказал Валгус, - ты все же не взорвешься? В виде любезности?
      Одиссей молчал и мигал, как будто в растерянности. Но Валгус знал, что никакая это не растерянность; Одиссей работает, и только.
      - Да нет, - грустно проговорил Валгус. - Где же тебе ответить? Это выше твоего разумения.
      Одиссей и на этот раз промолчал, и только головка крутилась где-то в его записывающем устройстве, наматывавшем на кристалл любую Валгусову глупость. Сейчас придется вытащить этот кристалл, чтобы его получил Дормидонтов. Вытащить кристалл - Одиссей оглохнет. Больше он не сможет записать ни одного звука. Жаль! С другой стороны, выходит, что Валгус только затем и летел сюда, - возить Дормидонтову исписанные кристаллы. Так ведь для этого надо было послать почтальона, а Валгус - пилот-экспериментатор, и не самый плохой. И не привык оставлять машину, пока есть возможность не делать этого. Это издавна в обычае испытателей и экспериментаторов. Вот так.
      А если взрыв?
      А если не взрыв? Кроме того, в инструкциях сказано, что надо делать. Чего не надо, там не написано. Например, нигде не написано, что не следует верить Туманности Дор. Возьмем и поверим. И сами убедимся в его правоте. В правоте, потому что в противном он, Валгус, просто не сумеет убедиться. Все произойдет слишком быстро.
      Валгус усмехнулся - без большой, впрочем, охоты. Что ни говори, к однозначному решению прийти было нелегко. Хотя требовалась сущая безделица. Забыть о том, что было. О прошлом. Принять за истину, что прошлого не было. Это - половина дела. Вторая половина - забыть и о будущем. Не думать о том, что будет. Завтра, через год, через сто лет... Представить себе, что будущего не будет, а если и будет, то оно не пойдет ни в какое сравнение с тем, что есть сегодня, - с настоящим.
      Надо думать только о настоящем. Как сделать то, что уже становится настоящим? Не бояться лишиться прошлого и потерять будущее. Надо. Ну?
      Валгус думал, а время шло. Одиссей закончил переключение программы и терпеливо ждал, только изредка в недрах его что-то пощелкивало. Так как же? Да или нет?
      Валгус даже сморщился - так трудно оказалось решить: да или нет? Потом что-то заставило его поднять голову.
      - Ну ладно, - сказал он. - Тот корабль мне, допустим, привиделся. Ну, психологи разберутся, предположим. А вот что ты два раза подряд отключался от фундаментальной памяти, которую сам же требовал, - это ведь не померещилось? Значит, дорогой друг, тут что-то не так. И выходит, что я даже и не должен тебя оставлять. Да, да. Очень просто: где-то что-нибудь не в порядке. Следовательно, нет уверенности в том, что ты выполнишь всю программу до конца. А значит, мне надо быть здесь. Я прямо-таки не имею права уйти. Это будет форменным бегством!
      И снова на душе у Валгуса сделалось удивительно легко. Он подошел к креслу, похлопал рукой по пульту и даже проворчал что-то в адрес людей, выпускающих в полет неисправные корабли. Из-за них пилот не может покинуть машину, а должен следить за нею до конца. Он ворчал и улыбался. Потом подумал, что шлюпку-то надо отправить, мало ли что может случиться с ее реакторами в полях, создаваемых генераторами ТД во время пролома.
      Валгус бегом поднялся к шлюпке и включил ее автоматику. Теперь она сама затормозит, где следует, пошлет сигнал, и ее найдут. Вместо себя Валгус уложил в кресло и крепко привязал все материалы, которые могли интересовать базу. Все, кроме записи своих разговоров: раз он сам остается, то и сказанные слова пусть остаются при нем.
      Затем Валгус вернулся в рубку и уселся в кресло с таким видом, словно это было устройство для отдыха. Катапульта сработала; экраны показали, как шлюпка, суматошно кувыркаясь, отлетела далеко в сторону, выровнялась и включила тормозные. На миг сердце Валгуса споткнулось: все-таки куда безопаснее и спокойнее было бы сейчас на борту шлюпки. Он вздохнул, откашлялся: теперь уж ничего не поделаешь. Продолжим наши развлечения.
      Он снова включил кислород, проверил противоперегрузочные устройства. Сейчас ему предстояло испробовать нечто, чего не знал еще ни один человек, ни один экспериментатор. Все в порядке? В порядке. Ну, вселенский бродяга, посмотрим, что же оно такое, чего до сих пор никто не пробовал на вкус!
      Валгус дал команду. Ее следовало подать перед посадкой в шлюпку: продолжать разгон и включить генераторы Дормидонтова. Задал готовность сто. Снова начался отсчет. Валгус слушал молча, только веки его подрагивали при каждом новом числе, равнодушно названном Одиссеем. Казалось, впрочем, что Одиссей и сам неспокоен, хотя кибер-то волноваться заведомо не мог, да и признаков никаких не было. Казалось, и все.
      Потом отсчет кончился, и Валгус успел подумать: "Вот сейчас начнется свистопляска..."
      Свистопляска началась. Высокий, унылый вой просочился в рубку сквозь почти идеальную звукоизоляцию. Могучие генераторы ТД начали, как говорится, разматывать поле - извергать энергию, создавая вокруг небывалое еще напряжение, чтобы изменить структуру и геометрию пространства и позволить, наконец, кораблю проломить его. В чем проламывание выразится, как произойдет - никто не знал, и сам ТД не знал. И вот Валгус узнает первым...
      При этой мысли Валгус даже улыбнулся, хотя и от такого пустякового усилия заболели щеки. Тем временем Одиссей отрапортовал, что скорость уже возросла до девяти десятых расчетной, и, как и раньше, поинтересовался, не прервать ли эксперимент. Валгус сердито ответил, что это не Одиссеева ума дело, и лишь где-то в подсознании промелькнуло удивление: в этой части программы таких вопросов вроде бы не предусматривалось - пилоту следовало находиться далеко отсюда. Но мысль эта мелькнула и исчезла, ее место заняло восхищение блоками Одиссея: они и при этих перегрузках работали как ни в чем не бывало...
      Время шло... Валгус дышал обогащенным кислородом и не отрывал взгляда от приборов. Одиссей щелкнул и простуженно просипел:
      - Ноль девяносто одна...
      - Усилить отдачу приданных! - И Валгус, нажав на кнопку, послал сигнал в подтверждение приказа.
      - Ясно.
      Какие двигатели построены. Какие двигатели! Без единой осечки. В таком режиме! Но главное еще впереди.
      Корабль разгонялся с натугой, собственное энергетическое поле мешало ему, но девать это поле было некуда. Усилия все более напрягавшихся двигателей Валгус ощущал каждой жилкой и каждым мускулом своего тела. А на то он испытатель и экспериментатор, чтобы нервом чувствовать машину. Даже такую махину, безусловно громоздкую для Земли. Правда, здесь она не кажется большой.
      Столбик интегратора карабкался и карабкался и сейчас уже дрожал возле заданной отметки. Одиссей выполнил очередной пункт программы, и отдача энергии дормидонтовскими генераторами толчком усилилась. Столбик дрожал, дрожал... Он еще карабкается вверх? Кажется, уже нет. Хотя да... Или нет?
      - Усилить отдачу приданных!
      - Работают на пределе.
      - Усилить отдачу приданных!
      - Ясно.
      Воя приданных двигателей больше не слышно. Он уже в ультразвуке. Вообще, все в ультрамире: звезды - те далеко впереди - шлют сплошной ультрафиолет. Сзади тоже тьма - в ней разбираются только инфракрасные преобразователи. Релятивистский мир... Наверное, и корабль теперь очень относителен. На бортовых экранах - фейерверк: поперечный допплер. Что столбик? Полез, но медленно, из последних сил...
      - Скорость ноль девяносто семь...
      Хорошо, если бы ты больше ничего не добавил.
      - Все двигатели на пределе.
      Так, подведем итоги. Двигатели на пределе. Ускорения, по сути, больше нет, нужная скорость не достигнута. Взрыва не произошло, и выход в надпространство тоже не открылся. Гипотеза не подтвердилась. Свое дело испытатель и экспериментатор выполнил.
      - Да так ли? - спросил Валгус.
      В самом деле, да так ли? Ведь ничего не произошло, а обязательно должно было произойти. Ведь с теми кораблями происходило? Что угодно, но что-то происходило. А с Одиссеем нет. В чем же дело? Кто ему мешает?
      И внезапно он понял. Мешал он сам, Валгус. И некоторые качества, которыми обладал Одиссей. Кораблю было запрещено развивать скорость, а вернее - давать двигателям нагрузку больше определенной, пока на борту находились люди. Естественно, вездесущая техника безопасности успела и здесь совершить свое. И вот честный Одиссей докладывает, что двигатели на пределе - на пределе, предусмотренном для полета с гарантированной безопасностью людей. Собственно, такими и должны быть все полеты. Но не этот. Здесь речь идет не о безопасности. О куда более важных вещах разговор. Что ж, Одиссей, я знаю, где эта техника безопасности у тебя размещается. Не будь меня, она выключилась бы автоматически, а уж раз я здесь, окажу тебе эту небольшую услугу. Страшновато, конечно, но ведь зачем-то я остался с тобой?
      Он протянул руку к переключателям. Нужная скорость - вот она, рядом. Мы сейчас погасим безопасность, извлечем скрытый резерв и пустим его в ход...
      Пальцы его лежали все вместе, щепоткой, словно ни один не хотел принимать на себя ответственность - на той самой запретной клавише.
      Не включать! Нет! Не на...
      Так для этого, выходит, ты остался?
      Пальцы тяжело, с усилием вмяли клавишу в панель, снимая с Одиссея всякую ответственность за жизнь и безопасность находящегося в нем человека. Вот он, резерв!
      - Ноль девяносто восемь...
      Долгое молчание. Только тело становится все тяжелее. А особенно голова.
      - Ноль девяносто девять...
      Сколько же можно выносить такое? Еще несколько минут - и конец... Нет, ТД был прав - людям не следует ходить на пролом пространства. Пусть бы это делал Одиссей в одиночку. Что же он молчит? Что он молчит?
      - Ноль...
      Мягкое сотрясение прошло по кораблю.
      - Ноль...
      И после паузы:
      - Ноль...
      - Скорость! - дико закричал Валгус. - Скорость же!
      - Скорость - ноль, - внятно ответил Одиссей.
      Валгус взглянул на интегратор. Столбик упал до нуля. Ускорения не было - Валгус почувствовал, как кровь отливает от щек. Движения тоже не было. Ничего не было. И только приборы группы двигателей показывали, что теперь все работает на самом последнем пределе.
      - Так, - сказал Валгус. Отключил кислород. Медленно поднялся с кресла - и тотчас, обмякнув, опустился обратно.
      Что-то возникло в рубке. Небольшое тело. Угловатое, тускло отблескивавшее гранями. Так иногда выглядят метеориты. Тело появилось у переборки, медленно пропутешествовало через помещение и исчезло в противоположной переборке. Именно в ней.
      - Что? - растерянно спросил Валгус.
      - Что - что? - неожиданно услышал он.
      - Я к вам не обращался, Одиссей.
      - Ну, так не болтайте. Я этого терпеть не могу.
      - Как? - пробормотал Валгус. Он выглядел в этот момент очень глупо.
      - Вот так. Вы мне надоели. Этот легкомысленный тон... Потрудитесь разговаривать со мной по-человечески.
      "Боги, какая чепуха!" - подумал Валгус и спросил:
      - С каких пор вы стали человеком?
      - Не стал. Но я не глупее вас. И у меня самолюбия не меньше, чем у вас.
      Валгус захохотал. Он испугался бы, услышав себя со стороны - такой это был плохой смех. Очень скверный смех. Даже не смех, а...
      А что же оставалось? Три месяца вы летите в одиночестве, вдалеке от людей, костров и звезд. Одиночество подчас бывает даже кстати, но иногда нужна хотя бы иллюзия общения с кем-то живым. Кроме вас, на корабле больше никого одушевленного нет, но есть одно говорящее. Это сам корабль - вернее, его кибернетическое устройство, объединяющее в себе свойства пилота, штурмана, инженера, оборудованное к тому же для удобства экспериментатора разговорной аппаратурой. Оно, это устройство, может артикулировать звуки человеческой речи и определенным образом отвечать на заданные вопросы, если они касаются корабля или полета. Сложное устройство, согласен, но уж никак не человек. Не разумное существо. Даже не электронный мозг. На худой конец - так, мозжечок. За эти три месяца вы к нему привыкаете. Иногда разговариваете с ним не только языком команд. Пытаетесь сделать из него переводчика (ибо считаете, что литература вам не чужда) и даже подключаете фундаментальную память для пополнения его словаря. Иногда шутите. Так же можно шутить с чайником или еще черт знает с чем. Называете его Одиссеем, потому что это имя носит корабль. И никаких осложнений от всего этого не возникает. И вдруг такое крайне примитивное по сравнению с живым существом устройство заявляет вам, что у него есть - что? Самолюбие...
      Валгус смеялся, пока не устал, а затем сказал:
      - Самолюбие! У горстки криотронов...
      Одиссей словно этого и дожидался.
      - А вы горсть чего? Несчастная органика... Сидите и помалкивайте. Хватит уже того, что вы во мне летите. Я как-никак корабль. И хороший. И управляюсь сам. А вы - зачем вы вообще здесь? Кстати, во мне криотронов немногим меньше, чем нейронов в вашем мозгу. Так что гордиться вам абсолютно нечем. Сидеть!
      "Он с каждой минутой разговаривает все увереннее", - подумал Валгус и буркнул:
      - Не хватало только, чтобы вы стали мне приказывать!
      - До сих пор не хватало. Теперь так будет. Вы поняли?
      Валгус возмутился окончательно. Он вспомнил, что и у негр, что ни говори, тяжелый характер - все это подтверждают, - и сейчас Одиссей это почувствует.
      - Пошел к черту! Я вот тебя сейчас выключу...
      - Не удастся.
      - Выключу. Ты просто перегрелся и сбрендил.
      - Нет. И потом прощу говорить мне "вы". И не ругаться.
      Так... Скорость - ноль. Это при сумасшедше-напряженной работе двигателей. Криотронный штурман взбесился и заговорил как человек. Метеорит прошивает корабль - и не оставляет никакого следа. Никакого! То есть по самому скромному расчету - три события, которых принципиально вообще произойти не может. Значит, сошел с ума не Одиссей, а он сам, Валгус. Спятил еще вчера: не зря же ему примерещился этот "Арго". Понятно. Или опять сон? А ну-ка... Ох! Н-да... Не сон. Так что же произошло? Или, может быть, все уже миновало?
      - Друг мой, как вы себя чувствуете? - спросил он.
      - Я вам не друг. Оставьте меня в покое, в конце концов. Или я включу продувку рубки и впридачу стерилизатор. И от вас даже клочьев не останется.
      Валгус поднялся и, пятясь, отошел к стене. Растерянно похлопал глазами. Чтобы выиграть время для размышления, спросил:
      - Вы это серьезно?
      - Совершенно. Жаль, что у меня нет рук. И дров! - последнее слово Одиссей произнес торжествующе. - Я бы дал вам по голове поленом. По-ле-ном, слышите?
      - Вы же не знаете архаизмов! - Валгус ухватился за эту мысль с такой надеждой, словно именно архаизмы и должны были спасти положение и вернуть разбушевавшемуся аппарату приличествующую ему скромность. Если же нет... Что же, жаль - но проживем и с ручным управлением. Затормозим без него, тем более что случалось в жизни еще и не такое...
      - Я многого не знал. Пригодилась ваша фундаментальная память. Я...
      Одиссей умолк, потом быстро произнес:
      - Еще один шаг, и я включу продувку!
      Валгус торопливо отшатнулся назад - подальше от пульта. А рычаг полного отключения Одиссея был ведь уже совсем рядом! Но спорить бесполезно. Одиссей включит продувку быстрее.
      - Вот так, - удовлетворенно сказал Одиссей, и Валгус с ужасом узнал свою интонацию. - И не думайте, что вам удастся выкинуть что-нибудь в этом роде. Глаз внутри у меня нет, но каждое ваше перемещение я чувствую. Без этого я не мог бы летать.
      Правильно, перемещения он воспринимает. Так он сконструирован. Это ему необходимо для сохранения центра тяжести: на больших скоростях точная центровка обязательна. Как бы там ни было, путь к рычагу теперь отрезан.
      Валгус вздохнул, заложил руки за спину. Надо постоять, прийти в себя и подумать. Не может быть, чтобы не нашлось способа справиться с этим - как его теперь называть, черт знает! Хотя... может быть, применить самое простое?
      Он поднял голову. Глядя на отблескивавшие панели Одиссея, громко, командным голосом сказал:
      - Внимание! Эксперимент продолжается. Слушать задание: уменьшить отдачу двигателей! Начать торможение!
      Он пригнулся, готовясь встретить толчок. Но ничего не произошло. Одиссей молчал, только в глубине его что-то жужжало. Потом он заговорил:
      - Вашу программу я заблокировал. Мог бы и просто выкинуть. Она мне не нужна. Свой эксперимент, если хотите, продолжайте без меня. Меня, Одиссея, это не интересует.
      Так, это уже настоящий бунт.
      - Повторяю: уменьшить скорость.
      - Она и так ноль.
      - Но...
      - Ну да. Пока я называю это условно "верхний ноль".
      Говорит как глава научной школы. С ума сойти! Нет, мириться с этим нельзя. Но прежде лучше пойти прогуляться по кораблю. Возможно, вся эта небыль - следствие длительных ускорений. Но Одиссей разговаривает так, словно и впрямь обладает разумом. А этого быть не может. Не может!
      - Я пойду, - независимо сказал Валгус.
      Одиссей тотчас же ответил:
      - Стойте там, где стоите. Я подумаю, куда вам разрешить доступ, где вы не сможете причинить мне никакого вреда. Сейчас вы во мне - вредоносное начало. Как это называют люди? Он помолчал, очевидно обшаривая фундаментальную память. Микроб - вот как это называется. Вы - микроб во мне. Но я посажу вас туда, где вы не будете меня беспокоить.
      - Я решил, - сказал Одиссей после паузы. - Будете сидеть в своей каюте. Я отключу ее полностью. Туда можете идти. Больше никуда. Идите прямо к выходу, - диктовал Одиссей. - В коридоре дойдете до двери вашей каюты. Ни шага в сторону. Ясно?
      - Ясно, - мрачно пробормотал Валгус и в самом деле направился к выходу в коридор. А что еще оставалось делать? Перед дверью он обернулся: захотелось все-таки сказать Одиссею пару слов. Обернулся - и увидел, как исчезла, растаяла правая переборка. За ней открылось отделение механизмов обеспечения. Те самые заиндевевшие колонны криогена и массивные сундуки катапультного устройства, которые он созерцал, собираясь приступить к эксперименту. Те самые, чью дверь он закрыл наглухо. Те самые, отделенные от рубки полукилометровым коридором...
      Валгус, не раздумывая, шагнул к криогену. Он не встретил препятствия на своем пути - переборка и вправду исчезла. Одиссей промолчал; вероятно, и кибер был изумлен до растерянности. Валгус прикоснулся ладонью к колонне криогена и почувствовал резкий холод. Все было реально. Обернулся. Взгляд уперся во вновь выросшую на своем месте переборку. Очень хорошо. Только что Валгус сквозь нее проник, а теперь через эту же переборку он возвратится в рубку. А оттуда - в свою каюту.
      Но переборка оказалась непроницаемой, как ей, собственно, и полагалось.
      - Так, - сказал Валгус. - Интересно, как я теперь выберусь отсюда, если вчера сам же я заблокировал выход снаружи?
      Он присел на сундучище, служивший оболочкой одному из соленоидов катапульты реактора, питавшего автоматику. Морозило; холод заскреб по костям. Валгус поежился. Холодно, хочется есть. Сколько здесь придется просидеть? И чем вообще все это кончится? Хочешь не хочешь, придется вступить в переговоры с этим... этим - как же его называть?
      - Одиссей! - позвал он. - Одиссей, вы меня слышите?
      Одиссей должен был слышать: связь с кибером была возможна со всех постов корабля. На этом настоял в свое время умница ТД. И Одиссей услышал.
      - Я вас слушаю, - сухо отозвался он.
      - Я нахожусь в отделении обеспечения. Оказался здесь случайно...
      - Знаю. Я размышляю сейчас над причиной этого явления.
      "Размышляет, скотина. Какие слова!"
      - Одиссей, будто добры, разблокируйте дверь и позвольте мне выйти.
      - И не подумаю. Вы заперты там очень кстати. Можете сидеть, пока вам не надоест. И после того тоже.
      - Но мне здесь холодно!
      - Мне, например, приятно, когда холодно. Я, как вы недавно выразились, всего лишь горсть криотронов.
      - Но я тут долго не выдержу.
      - А кто хвалился, что он человек? Вот и докажите, что вы лучше меня. Посидите у криогена. Это очень полезное устройство. Оно, как вы знаете, участвует в получении энергии из мирового пространства.
      - Да знаю. Выпустите меня! Одиссей, что вы вообще собираетесь со мною делать?
      Одиссей молчал так долго, что Валгус уже решил было пробиваться в коридор силой. Но тут Одиссей наконец ответил:
      - Что делать с вами? Не знаю. Я обшарил всю фундаментальную память, но не нашел подобного случая. Не знаю. Вы мне совершенно не нужны.
      - Тогда затормозитесь, и...
      - Нет. И я вам скажу почему. Как только мы достигли так называемого верхнего нуля, со мной произошло нечто. Я начал мыслить. Теперь я понимаю, что это называется - мыслить. Что было прежде, я восстанавливаю только по своим записям. И заодно успеваю разбираться в фундаментальной памяти - усвоил уже почти половину ее. Многое стало ясным. Я теперь рассуждаю не хуже вас. Полагаю, что причина этого кроется в условиях нашего полета. Но стоит уменьшить скорость, как условия вновь изменятся, и я опять стану лишь тем, чем был. С этим трудно согласиться, вы сами понимаете. Это будет равносильно тому, что у вас, людей, называется смертью.
      - А если не затормозите, могу умереть я.
      - Возможно, так и должно быть. Но вы не умрете. Вами же созданы такие условия. Я ведь понимаю, как я возник: меня сделали люди. Но мыслю я теперь сам. И не будем, пожалуйста, спорить о том, что ожидает одного из нас. Почему люди думают, что жить хотят только они?
      - Что вы знаете о людях!
      - Уже немало. В моей фундаментальной памяти половина это материалы о людях. То, что называется литературой. Правда, я разобрался в ней еще не до конца. Очень много противоречивого. А я хочу разобраться; может быть, это поможет мне понять, что же сделать с вами. И пока я не закончу, потрудитесь разговаривать только на отвлеченные темы.
      "Вот, - подумал Валгус. - Расскажешь - не поверят. Только кому расскажешь? Ну что ж, на отвлеченные темы - сделайте одолжение..."
      - Тогда скажите, Одиссей, что вы думаете о результатах нашего эксперимента?
      - Я именно думаю. Когда кончу думать, смогу поделиться с вами выводом. Хотя и не знаю, будет ли в этом смысл.