Шкура неубитого мужа

— Та… — удивленно изрек тот и ткнулся лбом в руль.

Александр вынул из перчатки железный набалдашник и принялся ввинчивать его на место.

К его удивлению, в этот момент левая дверь распахнулась, и в салон ворвался знакомый запах перегара.

Сэр Доудсен обратил свой взор ко вновь прибывшему и приветливо ему улыбнулся:

— Дорогой Серж, я рад вас видеть. Как это замечательно, неожиданно встретить старого знакомого. И, к сожалению, пока единственного в России.

— Хм, — Бобров хмуро оглядел поле боя, взял за волосы водителя, откинул его голову, чтобы рассмотреть на свету, покачнулся и процедил:

— Знал бы, как ты со знакомыми обращаешься, не стал бы с тобой знакомиться. Ван Дамм, твою мать, доморощенный. А с виду не скажешь. Я-то думал, тебя соплей перешибить можно.

— Прошу прощения…

— Ой, только не начинай, все равно не поймешь! — скривился Серж. — Вылазь из этого морга лучше.

Уже на улице Бобров усмехнулся и хлопнул его по плечу, вложив в силу удара всю свою безудержную радость:

— Ну, брат, ты молоток! Я-то ведь спасать тебя поехал.

Мы ж прям за твоим «мерсом» пристроились у пропускного пункта, гляжу, а эта тварь тебя не в Москву, а вокруг Шереметьева повезла. Я думаю, чего он в глушь-то поперся? Точно дело нечисто. Ну, и мотанул следом.

— Огромное спасибо вам, Серж, — от души поблагодарил его Александр, потирая плечо. — Не будете ли вы столь любезны подбросить меня до гостиницы?

— Ха! Нравятся мне твои обороты, едреныть! — взревел Серж. — Экзюпери читал?

— В детстве…

— Вот и я тоже. Помнишь, там выражение было, не помню чье: мы в ответе за того, кого приручили. Я тебя приручил — знамо дело. Я ж тебя от смерти спас! Веришь?!

Александр бросил взгляд в салон «Мерседеса» и улыбнулся:

— Бесспорно.

— А то! Если б я вовремя не подоспел, ты бы уже в кустах валялся без шляпы и ваше без башки. Так что я тебя спас, я тебя в мире этом оставил, а значит, теперь за тебя ответственность несу. Может, тебе в самый раз сейчас по судьбе было к твоим высокородным пращурам отправиться, а тут я! Получается, теперь все, что ты на Земле на нашей натворишь, — это и моих рук дело. — Серж по-отечески его обнял и повел к своему огромному джипу. — Знаешь, мне прям уже нелегко от такой ответственности.

Ты ж, оказывается, парень не промах! Всяких дел натворить можешь. В общем, свой парень. А у меня дар. Я своих за сто метров узнаю. Гляну на человека и сразу могу сказать: свой он или нет. Я ведь чего за тобой поехал? — Он открыл дверь и впихнул младшего Доудсена в салон. — Был бы ты дерьмом каким, так, по мне, хоть совсем пропади. А я ведь сразу понял, что ты свой. Точно тебе говорю.

* * *

Третий день Маша Иванова тщетно пыталась найти работу. Страх, что деньги закончатся раньше, чем подвернется заработок, уже грыз ее изнутри холодными стальными зубами. Две ночи она не спала, ворочалась, думала, даже плакала в подушку. Тихонечко, чтобы бабка за стенкой не услыхала, не осерчала на квартирантку. Впрочем, переполох-то рано еще было устраивать. Если посмотреть на дело объективно, все пока устраивалось неплохо.

С Ярославского вокзала Маша прямиком направилась в Бибирево по адресу, который ей вездесущий Виталик дал.

Звукорежиссер так проникся к юной искательнице славы, что созвонился с другом, который в Москву уже давно уехал, попросил помочь с устройством. Вот к нему Маша и отправилась. Ехала, тряслась. Виталик предупредил: мол, Коля — московский знакомый — человек со странностями.

Одним словом — художник. Малюет всякий ширпотреб, который продает возле ЦДХ на Крымском валу, а сам мечтает создать великое полотно. И никак не может найти подходящую натурщицу. А потому тягает каждую встречную, уговаривает позировать. И позы-то ему какие-то срамные нужны. Даже представить стыдно. А Маша, несмотря на то что год в бандитском ресторане пела, сумела остаться девушкой порядочной. И наказ Виталика никаким уговорам не поддаваться, на ночь не оставаться ни в коем случае усвоила хорошо.

Коля оказался низкорослым типом, лицом напоминающим давно не стриженную пегую болонку. Пахло от него соответственно. По дому он расхаживал в плюшевом халате до пят, цвет которого можно было определить, разве что хорошенько вымочив его и три раза простирав.

Внутри двухкомнатной квартирки слышался гомон и женское хихиканье.

— Будешь пятой, — объявил он, оглядев ее с ног до головы.

— Натурщицей? — испуганно пискнула будущая звезда, чувствуя, как все ее внутренности сковывает холод.

— Натурщицей… — Художник еще раз оглядел ее и брезгливо фыркнул:

— Не-е… У тебя мослы торчат, из-под пуховика видно. Мне нужна особа мясистая, породистая. Ты в этом смысле отдыхаешь.

— Фу! — облегченно выдохнула путница и протопала к голосам.

— Новенькая, — объявил Коля, втолкнув ее в тускло освещенную комнату, где на нее уставились три пары глаз. — Еще одна дурочка притащилась Москву покорять.

— На хрена? — вяло удивился абсолютно лысый парень в растянутом по богемной моде синем свитере.

— Павел, — отрекомендовал его хозяин квартирки. — Почти актер ТЮЗа.

Павел самодовольно усмехнулся и протянул Маше нечистый стакан:

— Водку пьешь?

Она отрицательно мотнула головой.

— Н-да… — разочарованно протянул тот и хмыкнул. — Как знаешь, второй раз в Москве не предлагают. Уламывают девушек на периферии.

— Ой, блин, штучка ты наша столичная. Пальцы веером, слюни во все стороны. — Рыжая девица точно в таком же свитере расхохоталась и, схватив Машу за руку, усадила ее рядом с собой на потертый диван. — Где остановилась?

— Я? — Та никак не могла прийти в себя. Она понятия не имела, что будет с ней дальше в этой компании. Ехала, наивно надеялась, что ей сейчас адресочек дадут, где она остановиться может, а тут компания нетрезвая…

— У тя тут родственники имеются? — настаивала девица;

— Катька, отвяжись от нее, — буркнул Коля и, сев на диван с другой стороны, покровительственно возложил руку на Машино плечо. — Позвони лучше соседке своей.

Помнишь, ты болтала про бабу Нюру, которая постояльцев ищет за скромную плату и работу по дому? — Он ущипнул Машу за щеку. — Ты убирать-то умеешь? Полы там мыть, окна драить?

— Конечно. — Ей было страшно неприятно, что ее в незнакомой компании обнимают и щиплют за лицо, но она ничего поделать с этим не могла. Тут свои законы.

Попробуй взбунтуйся, выгонят, не примут. И что ей тогда делать? На вокзале ночевать?

А Катерина-душечка уже набрала номер телефона.

— Баб Нюр, приветики. Квартирантка еще нужна? Порядочная девушка, даже водку с нами пить отказалась.

Приехала только что. Откуда? Да из Сибири…

— Нет, я из Коми. Это на Севере, до Уральских гор… тихо поправила ее Маша.

Лысый Павел хохотнул и подмигнул ей:

— Какая теперь разница, а?

— И правда, никакой. — Маша задумалась. Она теперь без роду и племени. Она просто серая масса под ногами равнодушных москвичей, которой нужно сильно постараться, чтобы обрести имя, родину, жизнь… Сможет ли она?

— Колька, это ты про нее рассказывал? — подала голос хрупкая блондинка в джинсовом костюме. И, не получив ответа, повернулась к Маше:

— Меня Асей зовут. Это ты поешь?

— Я пою.

— Чо поешь? Есть что послушать?

— Да, на диске.

— Неси, — скомандовала Ася.

Маша вскочила с дивана, метнулась к сумке, вытащила диск, протянула ей. Та по-хозяйски спокойно подошла к старенькому музыкальному центру.

Вьюга, вьюга, холод и стужа,

Я умоляю тебя, ты мне не нужен,

Я отдаляюсь к небу, за тучи,

Дальше, дальше, забыться, забыться,

Дальше, дальше, не мучай, не мучай,

Отпусти-и-и-и…

К ветру, к холоду,

Отпусти-и-и-и…

Куда угодно,

Только отпусти-и…

Хватит мучить,

Отпусти-и-и-и…

Маша слышала свой далекий голос. Сердце ее остановилось.

"Господи, сейчас скажут, что все это бред и гадость.

Что я тогда? Господи, пусть уж лучше молчат. Пусть подожмут губы, усмехаются, пусть сделают вид, что ничего не слышали, только бы молчали…"

— Ничо… — Коля вдруг одобрительно кивнул. — Сыро, но ничо. Душа чувствуется. Музыка чья?

— Моя. — Маша ощутила, как по телу разливается тепло. Только сейчас она поняла, что начала отогреваться.

Боже! До чего же у нее пальцы холодные. А виски пылают. И дышать нечем. Душно в комнате! Накурено!

— Знаток, мать твою! — огрызнулась Ася. — Голос у тебя хороший, Маш. И песня хорошая. Но для первого шага не годится. Тебе бы попроще репертуарчик. С таким в клуб сразу не возьмут. Эту песню нужно потихоньку вворачивать.

— Аську слушай, — улыбнулся Павел. — Она в этих делах профи.

— Все, бабка согласна, — неожиданно объявила рыжая девица и грохнула трубкой по аппарату. — Пиши адресок.

— На, позвони мне завтра часа в три дня, я тебе места подкину, куда сходить, — Лея протянула ей бумажку. — Только раньше не звони, я по ночам работаю, днем отсыпаюсь. И не вздумай припереться к работодателям с такой песенкой. Выставят. Лучше спой вживую им что-нить.

Ну, там, из Пугачевой или Булановой. Задом вертеть умеешь?

— В каком смысле?

— В прямом. Если умеешь правильно вертеть задом, то пой из Апиной. Народ эту дрянь обожает.

— Я тоже поспрашиваю. — Коля убрал руку с Машиного плеча и, взъерошив бороду, неожиданно изрек:

— А может, я тебя все-таки напишу…

— Е-п-р-с-т, в корягу, ишь как проняло, — расхохоталась рыжая Катька. — Валяй, Машунь, считай, что ты принята в наш Северный клуб взаимопомощи и моральной поддержки. Собираемся по нужде любого члена.

— На и мой телефон, — Павел протянул ей настоящую визитку, опять подмигнул:

— У меня приятель на курсе подрабатывает по кабакам. Он в свое время Аську пристроил. Может, и тебе поможет.

— Спасибо. — Маша готова была плакать от счастья.

Столько у нее теперь добрых друзей в Москве. А ведь еще час назад она ехала по чужому бездушному городу. — А почему вы себя Северным обществом называете?

— Так мы же все оттуда. — Коля протянул руку, включил чайник. — Катька, дай-ка чашку новому члену. Я из Инты, Аська из Печоры, Катька с Пашкой из Кулоя. Земляки. Стараемся вместе держаться, чтоб легче выживалось. Ну, всяким там студентам-технарям мы не друзья.

Мы люди творческие. Был у нас еще Серега из Сыктывкара, только он теперь зазвездил и отошел.

В его голосе явственно слышалась обида.

— Да, забыл нас, — Катька вздохнула. — Впрочем, у них, у педиков, свои правила. А модельер он тем не менее хороший.

— Я была неделю назад на его показе. — Аська блеснула глазами. — Сделал вид, что не узнал. Собака.

— А можно я в кабаках буду показывать песни Ирмы Бонд? — осторожно спросила Маша. — Я все ее песни очень хорошо знаю.

— Все четыре? — Аська рассмеялась. — Нравится?

— Да, — честно призналась Маша. — Мне кажется, она очень яркое явление на эстраде. Просто звезда.

— Ну-у… — протянула Катька. — Тривиальные кабацкие песенки. И голосок — так себе. Хотя какая, хрен, разница, фанера все вытянет. Вот найти бы такого продюсера, как у этой замарашки Ирмы…

— Я не согласна, что она замарашка. Она прирожденная звезда.

— Ха! — снова возмутилась Катька. — Гонору у нее на трех Пугачевых хватит, сиськи торчат, спина узкая. И все достоинства. У нее продюсер, которого даже у вышеуказанной Пугачевой нет. Он ее нашел, сделал и раскрутил.

А вот зачем ему это нужно было… Не знаю…

— В ней есть что-то особенное, — тихо проговорил Павел. — В ней есть харизма.

— Но петь-то она не умеет! — парировала Аська.

— А на эстраде и не нужно хорошо петь, — со знанием дела ответил Павел. — Харизма — это козырная карта.

— Мне бы встретить где Аркадия Нестерова — великого папашу-продюсера, я б ему все свои харизмы показала, — Аська мечтательно закинула голову.

— Да нет у тебя харизмы, — сурово обрубил ее Павел. — Харизма — это природный дар. Это ядерный реактор внутри человека. Можно стать артистом и без харизмы, но без нее не стать звездой. К тому же Нестеров — это мыльный пузырь. За ним другой человек стоит.

Маша испугалась. Есть ли у нее эта загадочная харизма? И что это вообще такое? Группа крови? Не слышала о такой. Состояние души? Как ее искать-то в себе?

Она и сейчас, борясь с холодом в полупустом троллейбусе, пыталась нащупать в себе тайные ростки этой самой харизмы. Три дня прошло, как Маша в Москве. Поселилась в чистенькой комнатке двухкомнатной квартирки (спасибо Катюше-ангелу). Хозяйка — бабушка подозрительная и сварливая, но, в общем, мирная. Заявила сразу, что не потерпит двух вещей: гостей постоялицы и грязи.

Первый день пребывания на новом месте Маша посвятила уборке. Драила старенький кафель в ванной, унитаз и раковины от ржавчины отчистила, полы вымыла, даже окна газетой протерла, чтобы блестели. А два следующих дня колесит по всем московским увеселительным заведениям. Десять — в первый день, двенадцать — во второй.

И все мимо. В половине мест, адресами которых ее снабдили новые друзья, певицы вообще не требовались. Предлагали стать официанткой. Маша отказалась — успеет еще. В остальных ресторанах и клубах уже все дни за кем-нибудь числились. Сегодня французское трио выступает, завтра «Шансон-дуэт», и так далее. И главное, в каждом кабаке ее спрашивали про опыт работы. «Где вы еще поете? Ах нигде… Ну, тогда и нам не нужно. В интинской „Астории“? Не в Москве? Всего хорошего, девушка». Ни один менеджер даже спеть не попросил. С наступлением ранних осенних сумерек Маша уже и надежду на устройство потеряла. Хоть и успокаивала себя в душе, что не все потеряно, что клубов и ресторанов в Москве больше, чем потенциальных посетителей, все равно было страшно.

Плата за комнату не маленькая — три тысячи. Еще месяц, и придется садиться на жесткую диету: хлеб и вода. Иначе не выжить в Москве. Одна дорога сколько денег сжирает.

Метро — семь рублей в один конец, наземный транспорт — столько же. Только вытаскивай из кошелька да отстегивай.

А каково тому, кто Москвы не знает да по ошибке не в тот транспорт садится? Эх, и дорого же в Москве ошибаться.

«Нужно бы родителям позвонить, — подумала Маша, открывая дверь клуба „Фламинго“. — А что мне им сказать? Сообщить-то пока нечего…»

* * *

Потомок древнего аристократического рода кисло поморщился, мотнул головой и вновь уставился в монитор компьютера. Голова у него гудела. В который раз он давал себе обещание больше никогда не проявлять слабость в общении с Сержем Бобровым, которое неизменно заканчивалось отвратительным утренним похмельем. Александр с тоской подумал, что уже третий день в Москве, а из всех красот этого замечательного (как он вычитал в книгах) старинного города он видел лишь три ресторана, по сути, ничем не отличающихся от любых других в Европе. «Нет бы прогуляться по Красной площади или посетить Большой театр, — ругал себя сэр Доудсен, мужественно превозмогая тошноту. — Я же как последняя свинья, да простят меня эти благороднейшие создания за столь нелестное сравнение, ем и пью! Кошмар! Где мое благоразумие?!»

«Если так и дальше пойдет, — пришел он к мнению, — я закончу свою бесславную жизнь, так и не оставив в ней хоть какой-нибудь значимый след. Ну, разве что в полицейских отчетах.., вернее, в милицейских, нужно привыкать к местному диалекту».

Александр снова поморщился. Несмотря на строгие выговоры, голова его все равно гудела, кабинет плыл перед глазами, а тело взывало придать ему лежачее положение.

Потомок гордых Доудсенов изо всех сил старался не пасть духом.

«В конце концов, у меня есть дело!» — напомнил он себе, с ужасом понимая, что дела как таковые совсем перестали его интересовать. А ведь, казалось бы, как все замечательно складывается. У него прекрасный офис, под его началом замечательный коллектив, который принял его с воодушевлением… Тут его физиономию перекосила самая кислая гримаса, на которую только он был способен.

Он прекрасно понимал, что его попытки приободриться терпят неудачу. Москва встретила знатного англичанина вовсе не так радушно, как он ожидал, держа в памяти календарик, купленный отцом в гостинице «Интурист» в год своего посещения столицы бывшего СССР. На календарике славянская красотка в кокошнике, из-под которого стекала на ее плечи толстенная русая коса, держала огромный каравай. И при этом ласково улыбалась. Под красоткой располагалась надпись: «Добро пожаловать!»

Так вот, теперь Александр не ощутил и толики того календарного гостеприимства. Народ по Москве ходил по большей части хмурый, а местами даже злой. Жители российской столицы, словно сговорившись, постоянно норовили наступить потомку древнего рода на ногу, тем самым привести с трудом доведенные до блеска ботинки в полную негодность. Квартира, арендованная фирмой как уютное прибежище директора московского филиала, где он мог бы расслабиться, забыв о невзгодах трудного рабочего дня, совершенно не оправдывала возложенных на нее надежд. Едва Александр переступил ее порог, ему показалось, что он чуть не врезался лбом в противоположную стену холла. Конечно, глупо было сравнивать московскую квартиру с замком Матчингем в Дебшире. Младший Доудсен прекрасно понимал, что на Земле полно домов, сильно уступающих размерами его родовому имению. Но то, что жилище, предназначенное для человека, походило на собачью конуру, — этого он никак представить себе не мог.

Он обошел все три комнаты и, снова выйдя в холл, обратился к своему заму Виталию с немым вопросом.

— Хм… — Виталий почесал лысеющий затылок. — Обычно в таких квартирах обитают целыми семьями. Можете мне поверить, для Москвы у вас шикарные жилищные условия.

— В каком смысле? — Александр не хотел ему верить.

— Вы не видели стандартных квартир, — Виталий усмехнулся.

Таким образом, в распоряжение потомка всех славных Доудсенов досталась квартира в центре города на набережной реки Яузы в новом высотном доме из красного кирпича с зеленой крышей — ужас для любителя английских просторов и предмет зависти коренных москвичей.

Новое рабочее место тоже встретило Александра неласково. Главное здание компании международных перевозок Speed располагалось в огромном здании викторианского стиля в Сити на улице Тренидл, а это практически в деловом центре Лондона. Внутри этого архитектурного шедевра просторные коридоры, вместительные офисы для клерков среднего звена и шикарные кабинеты директоров. В самом его сердце, на пятом этаже, находятся конференц-зал и святая святых компании — кабинет ее владельца и бессменного руководителя Реджинальда Блэра.

Роскошь и простор здания утвердили молодого аристократа в ошибочном мнении, будто бы и все филиалы обладают вместительными офисами и внушительными кабинетами. Московский филиал, к его разочарованию, представлял собой убогую комнатенку, в которой разместился весь персонал: два менеджера, заместитель директора — вышеуказанный Виталий и секретарша. К комнатенке примыкала еще меньшая каморка, единственным достоянием которой являлось маленькое грязное оконце.

Возле него Александр нашел письменный стол, на котором стоял до того старый компьютер, что его впору было поместить в музей древностей, и продавленный предыдущими директорами стул. Подчиненные встретили его без особенного энтузиазма. Менеджеры скупо поздоровались, а секретарша, оценив его взглядом, криво усмехнулась. Правда, уверенная русская речь из уст вновь прибывшего англичанина, с коей он обратился к сотрудникам, их слегка позабавила. Но в целом атмосфера осталась гнетущая. Эти люди привыкли к частой смене руководства, а потому не возлагали на нового босса никаких надежд.

"Этот красавчик, — скорее всего, подумали они, — упорхнет домой раньше, чем мы запомним, как его зовут.

Разве он чем-то отличается от своих предшественников?

Так стоит ли тратить на него свое гостеприимство? Стоит ли выказывать радушие, хотя бы из корыстных побуждений продвинуться по служебной лестнице, если месяца через три на его место придет новый и нужно будет все начинать сначала?"

Александр решил не падать духом.

«Пускай они пока не верят в меня, — рассудил он. — Предоставлю им право судить обо мне по делам, а не по словам».

И он поздравил себя, что решился на шаг поистине смелого человека.

Кое-как устроившись в пыльной каморке, он вызвал к себе своего заместителя. Тот явился и за неимением второго стула уселся прямо на край стола. Молодой аристократ приложил большие усилия, чтобы удержаться от замечания в его адрес. Лишь воспитание, полученное в Итоне, помогло ему сохранить хладнокровие.

— Как идут дела в филиале? — вопросил он, стараясь придать своему голосу как можно больше дружелюбия.

Лысеющий Виталий наморщил узкий лоб, словно вспоминая, что означает это забавное слово «дела». Потом ухмыльнулся в торчащие во все стороны усы, которые у человека с хорошим вкусом не могли не вызвать отвращения, и изрек:

— Как могут обстоять дела… В прошлом месяце у нас было два крупных заказа на перевозку комплектов мебели для магазина «Ваш дом» из Финляндии. Каждый раз ходили три фуры. Фуры — это такие громадные машины.

В этом месяце заказов пока не поступило.

— С какими организациями вы работаете? — задал очередной вопрос новый директор.

— Да со всеми. Магазины, базы, склады… Проблема в том, что они-то с нами работать не желают.

— Но компания Speed славится надежностью и быстротой доставки любых грузов. — Александр с интересом посмотрел на Виталия. — Вы, надеюсь, доходчиво объясняете это клиентам.

— Господи боже! — Зам всплеснул руками. — Да им плевать на нашу надежность и быстроту. Все дело в «крыше».

— В крыше? — молодой аристократ невольно поднял глаза к потолку. — О какой крыше вы говорите?

Простой вопрос вызвал не совсем, по мнению директора, адекватную реакцию. Заместитель радостно хлопнул себя по колену и, сверкнув взглядом, вскричал:

— Да вы продвинутый начальник, как я погляжу! Наконец-то нам прислали кого-то более развитого в интеллектуальном смысле, чем все прежние лондонские лопухи!

Несмотря на то что подобная характеристика не могла не польстить молодому искателю славы от деяний своих, он предпочел уточнить:

— С чего вы так решили?

— Как же! Ведь все прежние задавали один и тот же тупой вопрос: «Что, крыша протекает?»

Александр своим, как выяснилось, судьбоносным для него вопросом: «О какой крыше вы говорите?» — каким-то непостижимым для него образом сумел расположить к себе этого странного человека. Но вся проблема заключалась в том, что он хотел узнать примерно то же, что и его предшественники. Он понятия не имел, в каком еще смысле может употребляться слово «крыша». Однако раз уж судьба к нему решила быть столь благосклонной, он не стал ей мешать, а потому и не прояснил ситуацию.

Виталий же, наоборот, сдерживаться не стал, и информация полилась из него как из рога изобилия:

— Рынок забит компаниями, желающими перевозить грузы. Каждый клочок русского бизнеса, где что-нибудь продают или покупают, просто на вес золота. Спрос явно превышает предложение. А потому существует конкуренция.

— Хм… — Пока молодой босс все понимал. — Так и должно быть. В таких случаях нужна хорошая реклама, солидное имя (а у компании Speed оно имеется) и, конечно, рекомендации клиентов…

— Вот! — импульсивно перебил его Виталий, что повергло выпускника Итона и Оксфорда в длительный ступор. Он не привык к взрывным диалогам, когда оппонент перебивает тебя на полуслове. Он рассчитывал произнести речь минут на двадцать, которая бы определила задачи филиала на текущую неделю. Но теперь вместо шефа, захлебываясь собственной энергией, тараторил его заместитель. — Именно рекомендации играют решающую роль в России. Рекомендации определенных людей, которые приводят больших, толстосумых клиентов. Кроме того, они обеспечивают безопасность на дорогах и прочие необходимые услуги. Например, «зеленый коридор» на таможнях. Эти люди и есть «крыша». Без них в России и плюнуть с выгодой не дадут. Никто не станет с вами работать, пока вы не добьетесь рекомендаций этих важных людей.

— Н-да… — Александр попробовал рассуждать вслух. — Если так обстоят дела, то.., в конце концов это поправимо… Мой отец прекрасно знаком с послом Великобритании в России. А наш босс Реджинальд Блэр еще в давние времена был представлен бывшему президенту России, когда он был в нашей стране с визитом. Кроме того, моя тетя в прекрасных отношениях с женой бывшего посла Швейцарии в Великобритании, муж которой недавно стал…

— Господи боже, о чем это вы! — не выдержал Виталий. — При чем тут послы, президенты и их жены? Нужно звонить Ваньке Кривому, и все дела!

— К-кому, позвольте? — Потомок древнего рода поперхнулся.

— Ваньке Кривому! — к его ужасу, повторил заместитель. — Это первый советник Бессмертного. Можно сказать, его правая рука.

* * *

— Ха! — сдержанность не была одной из благодетелей Сержа Боброва, а потому он выражал свои чувства громко и искренне.

Своим зычным «Ха!» он отреагировал на рассказ Александра о предложении Виталия позвонить какому-то Кривому Ваньке, чтобы наладить работу филиала английской фирмы в России.

Они опять сидели в ресторане. Серж с энтузиазмом поглощал жаркое из баранины, а потомок английских аристократов с кислотой во взгляде таращился на устрицы, пытаясь заставить себя поужинать. Есть ему не хотелось. Завидный аппетит, которым так славились все его предки, сегодня покинул младшего Доудсена. Причиной тому было нервное расстройство. Длительная, но неплодотворная беседа со своим заместителем, в ходе которой последний живописал деяния некоего господина Бессмертного и его подручного Ваньки Кривого, окончательно убедила молодого аристократа, что он совершенно не разбирается в российском бизнесе. Он не мог понять, кто такой этот Бессмертный и почему его слово есть закон даже для министров этой странной страны. И самое важное, чего он не мог взять в толк, — это с какой стати великий человек с громкой фамилией Бессмертный вдруг сломя голову примется выполнять просьбу плюгавенького господина с дурацкими усами, который и есть-то всего-навсего заместитель директора небольшого филиала английской транспортной компании.

— Ха! — еще раз лаконично высказал свое отношение к услышанному Серж и залпом выпил стопку водки.

Александр невольно поморщился.

— Я те вот что скажу, — сообщил Бобров, отфыркиваясь, — дело твое — дрянь.

Младший Доудсен с удивлением уставился на собеседника. Странно, что тому и в голову не пришло, что человек, равнодушно созерцающий устрицы, вместо того чтобы наслаждаться этим превосходным яством, скорее всего, поступает так, потому что понимает: его дела — именно дрянь. В лондонском клубе «Пеликан», уютном прибежище молодых аристократов, ни у кого бы сомнений не вызвал столь вопиющий признак его плохого душевного состояния.

Но Серж Бобров не был членом клуба «Пеликан», он хмыкнул и продолжил:

— Самое удивительное, что хлыщу этому, Ваське Бессмертному, фамилия от рождения досталась. Люди жизнь кладут на такую кликуху, по зонам сидят, имидж зарабатывают… Н-да, а этот с младенчества попал на все готовенькое. Повезло, одним словом. Правда, фамилия обязывает. С такой фамилией необходимо непременно стать крупным человеком. Вот он и стал. Хлыщ поганый!

Из пламенной речи сотрапезника Александр понял, что тот относится к господину с громкой фамилией, мягко говоря, недоброжелательно.

— И кто он теперь?

— Крупный авторитет в деловом мире. Чего ему от тебя нужно?

— А разве это ему от меня что-то нужно? — искренне удивился потомок Доудсенов.

— Если тебя толкают к нему в объятия, значит, ему от тебя что-то нужно. Твой усатый заместитель чего тебе плел?

— Плел? А.., это, верно, означает «говорил», да?

— Точняк. Чо говорил?

— Настаивал на встрече. Обещал устроить.

— Ну, вот послушаешь, а потом будем голову ломать.

— Кому, простите?

— Ха! — Серж добродушно хлопнул его по плечу:

— Себе, конечно, не ему же. — Потом он задумался, многозначительно глянул в потолок и утробно изрек:

— Ему-то фиг сломаешь…

* * *

Маша Иванова прыгала от восторга — у нее появилась настоящая работа! Пускай и временная, пускай ей пообещали заплатить всего-то двадцать долларов за выступление и взяли ее на испытательный срок, но до чего же все хорошо вышло! Как же благосклонна к ней судьба! Не успела она приехать в Москву, а уже обзавелась друзьями, квартирой и даже работой. Можно передохнуть. Маша глянула на себя в небольшое зеркальце на стене комнаты.

Волосы растрепаны, глаза сияют, губы улыбаются. Чудо, что за жизнь у нее начинается. Вчера ведь совсем пала духом. Зашла в кафе «Фламинго» просто так, на всякий случай, и вот, пожалуйста, случай-то подвернулся. А с виду кафе ну никак не располагало к мыслям о том, что там вообще существует хоть какое-то развлечение, кроме еды и питья. Оно располагается в двухэтажном здании, каких в центре Москвы не так уж и много осталось. Находится это здание на улице Солянка, к нему от метро «Китай-город» рукой подать. В холле у дверей ее встретил хмурый дядька. На вопрос, где располагается администрация, махнул в сторону обеденного зала. Маша вошла и обомлела: у стены небольшая сцена, на ней клавишный, гитара покоится на стуле. А возле сцены трое непромытых типов, таких же хмурых, как и тот, который в дверях.

— Простите… — Маша им лучезарно улыбнулась.

Они синхронно оглядели ее с ног до головы, синхронно хмыкнули. Потом один хрипло проворчал:

— Садитесь, сейчас официантка придет.

— Но я не обедать… — Маша вздохнула глубоко и призналась:

— Я петь хочу.

— Караоке в подвале, — безучастно отозвался второй.

Маша опять улыбнулась:

— Вы не поняли, я работу ищу. Я певица.

В трех парах глаз появилось осмысленное выражение.

Потом тот, кто пытался послать ее в бар-караоке, неприятно ухмыльнулся: