Что к чему

Разрушительную силу неопределенности во все времена хорошо знали следователи, «разминая» подследственных до полной утери воли и инстинкта самосохранения. Размолотый неопределенностью человек сплошь и рядом кончал с собой, не в силах выдержать этой пытки – пытки ожиданием чего угодно в любой миг.

Таким образом. Стремясь к какой-то цели. Человек втягивает себя. В цепь ситуаций. Неопределенность которых ему тяжела и нежелательна. И он хотел бы ее избежать. Как сейчас, так и в будущем.

Начинающему лыжнику при спуске с горы трудно держатъ равновесие при каждый миг чуть меняющемся положении тела. И он сваливается раньше, чем мог бы. Он мог бы еще ехать, но эта постоянная неопределенность положения равновесия в каждый последующий миг достает его, и вестибуляр приказывает: к черту, мне очень трудно, хватит, падаем. Воля давит бессознательный голос вестибуляра, а привычка сильно уменьшает неопределенность, и через энное время лыжник будет в порядке.

Сходно и в жизни. Чтобы ехать, надо уметь заставить себя преодолеть трепет неопределенности – и тогда она перестанет быть неопределенностью, и даже наступит кайф езды: ты ведь сам хотел кататься. А можно безопасно свалиться на бок – и тем самым сразу разрешить ситуацию.

Консервативный инстинкт самосохранения велит избегать ситуаций, чреватых неопределенностью: живи тем, что уже есть сейчас, чтоб было спокойно и надежно. А стремление к максимальным ощущениям и максимальным действиям – велит действовать. И в результате человек, совершающий черт-те что в жизни, знаком и со страхом, и с тоской, – а все равно прет вперед и действует.

Но вот этот инстинкт самосохранения велит кратчайшим и прямейшим путем избегать неопределенных ситуаций: валиться на бок. Этот голос может быть неслышим – но он никуда не девается, знай себе зудит свое. Это вроде ультразвукового свистка для собаки: людям не слышно, а собака команды выполняет. Вот так и сознание всегда прислушивается к голосу «трусливого» инстинкта, велящего сидеть тихо в своей норе и не высовываться.

И человек вдруг начинает устраивать сам себе обломы – которых потом сам же себе не может объяснить. Он неожиданно хамит начальству, или под моральным предлогом отказывается от выгодного предложения, – и ломает себе карьеру. Он ищет поводов к ссоре с любимой девушкой. Или – вообще труднообъяснимо! – впадает в странную прострацию и с какой-то отчужденной горечью следит, как течение времени без всяких действий с его стороны складывает ситуацию так, что он уже избавлен от необходимости принимать ответственные решения и совершать решительные шаги: все рушится само собой.

Стремление к поражению как стремление к такой ситуации, в которой можно «отдохнуть», не напрягаться, продолжать жить на невысоком, но спокойном, известном, лишенном неопределенности и тем самым гарантированном от неожиданных опасностей и трудностей уровне. Стремление к покою кратчайшим и легчайшим путем. Стремление к предельному равновесию с окружающим миром.

Стремление к поражению как консерватизм инстинкта самосохранения: ничего не менять! пусть все будет как есть!

При этом крайнее выражение стремления к поражению – это стремление к самоубийству (см. «Самоубийство»): устроить ситуацию так, чтоб уже вовсе ничего не нужно было опасаться, вовсе ни для чего напрягаться не надо, равновесие с окружающей средой предельное. Снимаем энергетический излишек живого существа, и продолжаем без малейшего напряга продолжать существование в форме простого круговорота веществ в природе. Наконец-то полный покой и полная безопасность.

То есть. Любому человеку свойствен здоровый и охранительный консерватизм, который предостерегает его от всевозможных авантюр с сомнительным исходом, от опасных и трудных ситуаций, который велит сидеть тихо, не высовываться, не рисковать и беречь все силы. Предохранительная система.

И вот эта предохранительная система вмешивается во все наши действия – с разной степенью успеха и эффективности. Вмешивается «снизу», с уровня инстинкта, через подсознание. Она командует: «Сократись! Делай меньше! Осади назад! Не нужно тебе этого!»

И человек начинает конструировать себе поражение, не осознавая, что это его собственные, добровольные и самостоятельные, шаги – рушат цель, которую он сам себе поставил.

Таков основной аспект. Избежать огромности неопределенной возможности грядущего поражения тем, что сразу, быстро и самому устроить себе конкретное поражение – и тем покончить с мучительной ситуацией ожидания и готовности черт-те к чему.

Есть еще аспекты. Вот человек вдевается в какое-то большое предприятие. И все поначалу идет хорошо, даже – отлично! Пахнет верхом успеха, о котором он только мечтал! И тут интуиция говорит ему: «Не верю. Это слишком. Вряд ли. Да нет, не будет этого». Интуиция говорит ему: «Ты не потянешь. Это не твой уровень успеха. Сам чувствуешь, верно?»

Слушайте – все есть, все слагаемые успеха: и личные данные, и стечение обстоятельств, и качество делаемого им дела. Но. Пройдет время, и человек убедится: да, в том же месте успеха достигли люди менее способные и подходящие, и не в лучших условиях. Что было? Это можно назвать заниженной самооценкой, можно – неадекватной оценкой ситуации, можно – неуверенностью в себе и своих силах. Единственное, чего бедолаге не хватало – умения дожимать ситуацию, верить в себя, переть вперед безрассудно, тем более что все складывалось в его пользу.

Но. Он вдруг начинает совершать неадекватные, необъяснимые поступки. Он начинает выдвигать какие-то странные, глупые, неожиданные условия. Он вдруг по «необъяснимому внутреннему импульсу» нарушает сроки. Медлит, когда надо срочно действовать. По странной робости перепускает кого-то вперед себя, объясняя себе это своей моральностью. А фактически – он ищет поводов к поражению.

Зачем ему поражение? Для спокойствия. Какого спокойствия, он же потом всю жизнь будет страдать? Будет. Что с того. Он полагал, что все равно «не потянет уровень победы» – не выдержит, сверзится с вершины, слишком трудно это для него.

Он боялся своей победы. Хотел, мечтал, стремился – но это пахло таким количеством постоянных трудностей и беспокойств, что он предпочел свалиться на бок и прекратить головокружительную езду. Его нервная система потребовала равновесия с окружающей средой на более низком уровне.

И еще один аспект. Стремление к страданию. Многие люди стремятся к поражению – вроде как чем-то на всю жизнь огорченный человек (а кто ж ничем не огорчен?..) в воображении присутствует на собственных похоронах: он уже умер, теперь все хорошо и спокойно, процессия, венки, его все любят, ну – сожалеют хотя бы, понимают ценность его достоинств: такой отрадный и в горечи сладкий трагизм. С высот жизни и здоровья приятно щекочет нервы и бередит чувства такая картина.

Вот так и с высот еще возможной и даже наклевывающейся удачи отрадно – горько! сладко! остро! отрадно! – вообразить себе всю глубину своего поражения: зато все в жизни познал, много перестрадал и перечувствовал, что-то в этом очень значительное и манкое ощущается. В мыслях и чувствах уже всего достиг и все потерял, всем насладился и от всего перестрадал: огромную и богатую жизнь прожил… хорошо.

И бес толкает под ребро: давай! давай! сделай, чтоб так оно и было! И делает. Оно и спокойно, и надежно, и отрадно, и богато для мыслей и чувств.

Если мы посмотрим на тех, кто долез в жизни до самых вершин, то без труда убедимся, что за редчайшими исключениями не отличаются сверхудачники и сверхпобедители ничем незаурядным, кроме огромного самомнения, нерассуждающей уверенности в своих возможностях, неотклонимой последовательности в спокойных шагах к цели. Да, неглупы, работоспособны, упорны, но таких немало. Победителей же отличает то, что они абсолютно не хотят поражений. Они делают для победы все, для поражения – ничего.

Пока не дойдут до вершины – они раздражают людей своей наглостью, безапелляционностью, самоуверенностью, отсутствием сомнений в правильности своих суждений и действий. Ясное дело, таких людей меньшинство. Это та цельность, которая граничит с тупостью чувств.

И – и – вспомните теперь о Цезаре и Наполеоне. Добравшись до самого верха и полностью реализовав свои притязания, они впадают (синдром достигнутой цели) в некоторую растерянность: а что теперь? Где великая цель, к чему прилагать все силы? Это не машины для жизни на вершине – это машины для достижения вершины. А поскольку с вершины все тропы ведут вниз – они начинают стремиться к поражению: ибо только в поражении могут обрести то максимальное действие, которое требуется их мощным натурам. В победе они уже обрели все возможное и мыслимое.

Избранники богов умирают рано – да, но по своей собственной воле, даже если не сознают ее.

Резюме хочется вынести, хотя уже и так все понятно. Стремление к поражению – это стремление свалиться набок, чтоб не тяпнуться со всей скорости и избавить себя от мучительного и рискованного труда лететь по круче; а лететь все-таки хочется, натура требует самореализации и самоутверждения.

Самоубийство

Вот они – толпы «вернувших билет»; похороненных у дорог и за оградами освященных кладбищ; молодых и старых, женщин и мужчин, богатых и бедных, умных и глупых, здоровых и больных, красивых и уродливых; одни не добились в жизни ничего, другие – всего, кроме счастья; зачем торопились они в вечность небытия, которая все равно никого не минует?..

Среди множества классификаций людей по разным признакам возможно и такое разделение: на тех, кому самоубийство в принципе понятно, они не раз задумывались, – и тех, кто всегда пытается узнать конкретную причину чьего-то ухода: «так почему все-таки он (богатый, знаменитый) застрелился?». Как будто повод для сильного недовольства жизнью все объясняет (или таки действительно объясняет?..).

Мы говорим: человеку потребны ощущения и действия, через то и проявляется инстинкт жизни, то и есть жизнь. Не опрокидывает ли самоубийство всю нашу систему? – вот, пожалуйста, по своей доброй воле человек отказывается чувствовать, действовать, быть.

Не новая и основательная наука суицидология рассматривает самоубийство как психическую патологию. Спасибо за лэйбл. А что такое патология? А это какие-то признаки, явления, процессы вышли за свои «нормальные» размеры, их интенсивность стала слишком мала (или велика), и все здание психики перекосилось: там сильно, сям слабо, этого много, этого мало, – динамическое равновесие чувств нарушено, и вся постройка, произрастающая и базирующаяся на инстинкте жизни, заваливается и погребает под собой этот самый инстинкт.

Но эти общие слова нормальному человеку ничего не объясняют. Ему понять требуется: фиг ли не жить, если живется, да еще неплохо? Ерундить-то с чего, это ведь не шуточки – себя убить.

1. Мотивы. Их можно разделить на рациональные и нерациональные.

Человек смертельно болен и не хочет умирать беспомощным и в муках, вдобавок доставляя долгие страдания близким. Мотив понятен и логичен. (Хотя обычно человек мучится до конца, цепляясь за жизнь до последней минуты, выжимая из своего индивидуального бытия максимум.)

Или кончает с собой, чтоб покончить с непереносимыми пытками. Тоже понятно. Нет уже ни сил, ни смысла такие муки переносить. Тут смерть воспринимается как благо.

Или кончает с собой, чтоб не попасть в плен. Ненависть и презрение к врагу, победа или смерть, честь и долг велят. Понимаем.

Смертью человек может добиваться конкретной цели, если ее уже никак не добиться иначе: уйти от мук или, скажем, от позора, который ему непереносим. Все поймут, и даже могут одобрить и уважать за это, объективно глядя на вещи.

А вот субъективная рациональность мотива: девушка вешается из-за несчастной любви, да еще оставив записку с указанием, кого следует винить в ее смерти. Ход рассуждений прост и логичен: страдания мои сильны и труднопереносимы, жизнь не в радость, а сплошная мука, надежды на взаимность нет, – но вот когда он узнает, он оценит меня лучше, поймет, жалко ему станет, раскается, помнить всю жизнь будет, пожалуй что и полюбит даже хоть как-то в душе, да поздно будет. На деле-то ему, может, и плевать на нее будет, но в ее воображении дело обстоит так. Просто сместились ценности: взаимно любить, добиться его любви – важнее, чем жить, ага.

Поэтому самоубийство из-за несчастной любви всегда людям было тоже понятно. Обычное дело. Не смог без нее жить, страдал страшно, покончил. И это даже внушает уважение к силе чувства.

Заметьте, здесь генеральный мотив тот же: уход от страданий. Но всегда некоторые скажут: дур-рак, из-за какой-то юбки!.. Если, значит, враги пытают – здесь страдания объективно непереносимы, ничего не поделать, наркоза тебе палач не дает. А если, значит, из-за любви – ну, можно перетерпеть, перебороть, пережить – и жить дальше: живут же люди, ничего; твои страдания со стороны, объективно, рассматриваются как переносимые – хотя когда ты лезешь в петлю, ты их уже не переносишь субъективно.

В суициде есть множество субъективно рациональных мотивов – которые объективно могут выглядеть ерундой. Большинство их сводится к одному: недостижение уровня притязаний, облом цели, неудовлетворение желания.

Разорился. Не получил премию. Потерпел неудачу в главном деле всей жизни. И так далее.

И если желание было огромное, то облом доставляет огромное страдание, и оно уже не «уравновешивается» силами и надеждой: где мой черный пистолет? и – он лежал к дверям ногами. Уход от страдания.

Субъективно это понятно, но объективно – может раздражать. Жить же можно!!

Что это лишний раз подтверждает? Что жизнь человека не замыкается на индивидуальное бытие, но – у человека могут быть желания делать что-то более сильные, чем желание жить. Человек как бы сам себя превращает в инструмент для чего-то, и это «что-то» становится целью и смыслом его жизни: скорее умрет, чем от своего откажется.

Положительное ощущение от деланья дела, от стремления к нему было столь сильным, что отрицательное ощущение от невозможности этого дела оказывается сильнее инстинкта жизни.

Как так?! Бред! А жить-то, жить?! А очень просто:

– инстинкт жизни в человеке сильнее, чем потребно для простого выживания. И он требует ощущать и действовать не на столько, сколько потребно для выживания – везде, всегда, любой ценой! – но больше: ощущать настолько сильно, действовать настолько активно, чтобы, через ощущения свои и реализацию желаний, употреблять в дело все силы без остатка, делать дело даже ценой жизни, а иначе и жить тебе незачем.

Жизненная энергия в человеке, превосходя животную меру, готова отрицать саму биологическую жизнь человека – лишь бы он энергопреобразовывал как можно больше.

Не для того человек живет, чтобы жить, а для того, чтобы действовать, дела делать, мир преобразовывать – кладя на это свою жизнь.

Еще раз. Любое субъективно мотивированное самоубийство – это уход от отрицательных ощущений, вызванных отрицательным внешним фактором. Сам фактор условен и возможности жизни не противоречит, совместим с ней. Значение фактору придает сам человек. Избыток энергии делает человека самосожженцем. Избыток энергии говорит: черт с ним, с тобой, с твоим телом и сознанием, ты мне дело сделай! Не сделал?.. так и жить уже незачем.

Количественное нарастание энергии в биологическом организме переходит в качественное и в некоторых условиях начинает отрицать себя, перейдя меру.

Но для понятности – о немотивированных самоубийствах и их причинах.

2. Массовые самоубийства тундровых леммингов в годы пиков размножения – факт давно и широко известный, однако до сих пор не получивший у биологов внятного объяснения. Сплошной ковер этих мелких грызунов прет в каком-то направлении, пока не доходит до реки, где они все и тонут дружным хором. Совсем с ума сошли, что ли?..

Объяснение первое: инстинкт им говорит, что всем на имеющейся территории не прокормиться, надо мигрировать на новые земли, ну а река – просто препятствие, которое они очень хотят преодолеть, но не могут, силенок и соображения не хватает.

Объяснение второе: инстинкт им говорит, что всем на имеющейся территории не прокормиться, и столь же мудрая, сколь беспощадная, природа-мать топит их, как лишних в хозяйстве щенков.

Возражение на первое и второе: грызуны воду терпеть не могут, боятся, избегают, плавают плоховато и только в самых крайних случаях, так что покуда в зоне досягаемости есть корм, инстинкт самосохранения должен их в реку не пущать. А прокормиться самоубийцам покуда всегда есть еще чем.

На этом мысли у науки по данному поводу кончаются, и начинается «тайна природы».

Сводится эта нехитрая «тайна» вот к чему. Взаимозависимость всей биосферы и зависимость ее от солнечной активности (и других менее известных и более спорных факторов) сегодня понятна. Что значит, что раз в сколько-то лет (семь – десять в среднем) у леммингов наблюдается «ни с того ни с сего» демографический взрыв? Что повышена энергетика популяции и каждой отдельной особи. Это шутка старая – когда ожидается много корма, самки зачинают и рожают больше детенышей. «Ка-ак природа предвидит?!» Она не предвидит. То же самое повышение энергетики биосферы (пик-скачок), которое дает/сказывает себя, реализует себя, обеспечивает увеличение корма – дает увеличение энергетики всего живого, в комплексе, не изолированно друг от друга. Травы, антилоп и тигров рождается в плодоносный год больше по одной и той же причине, а не одно вследствие другого. Причинная связь здесь параллельная, а не цепная.

Плодовитые лемминги в сумме популяции получают больше энергии, чем им необходимо для жизни. А делать им с этой энергией нечего, даже сытые песцы, волки и совы их больше не едят, не лезет.

Инстинктивная попытка миграции куда ни попадя – верно. Стихийное самоограничение популяции – верно. Это имеет место. Хотя: инстинкт жизни может гнать в реку, но не может гнать в океан! а это тоже случается – в море топятся толпами! и кроме того, тундра могла бы прокормить больше леммингов, чем кормит, – ан «они не хочут».

Мы имеем регулярные массовые самоубийства, которые не являются строго необходимыми, в том и «загадка».

Принципиальная разгадка в том, что избыток инстинкта жизни (который иными словами есть избыток энергии живой массы) переходит свою меру и ведет к самоубийству. Каковое самоубийство есть с одной стороны противоположность инстинкта жизни через его «продолжение сверх/через меру». А с другой – максимальное действие (отрицательное)! А какое еще действие может совершить миллион леммингов – город построить? Утопиться может – вот они были, и нету! Вот вам изменение мира.

Стоп-стоп-стоп. Какое ж это максимальное? Они же могут размножиться и покрыть всю Землю!

Да? Так они это и стараются. Потому что валя толпой через тундру, они еще при этом беспрерывно и бешено совокупляются. То-то ученые и ломают головы: что ж это они трахаются и топятся одновременно-то, что ж это за конец света такой по-лемминговски?..

Избыток энергии сказывается в произведении чисто механической работы: масса перемещается на расстояние, в чем нет необходимости с точки зрения выживания. Избыток энергии сказывается и в отчаянной сексуальной деятельности. И этот самый – этот самый!!! – избыток энергии сказывается в массовом самоубийстве. Ну не потянуть этим грызунам с их небольшим ресурсом нервноэнергетической мощности такого заряда. Требует заряд реализации, действий требует.

Так избыток энергии разрушает двигатель – ну не тянет он таких оборотов.

(Господа. Я никого не в силах заставить или научить понимать. Понимание определяется исключительно качеством думанья, а этому нужно и можно учиться с детства, сейчас уже поздно, разве что взяться всерьез, но это сильно отвлекает от практических сторон жизни. Поэтому кто не понимает истинность диалектики – плюньте: можете знать, помнить, верить. Большинство даже так называемых ученых знают, помнят и верят без понимания. Оно весьма трудоемко и не всем по мозгам.)

Избыток жизненной энергии ведет к самоубийству. Через свое естественное продолжение – к своей естественной диалектической противоположности.

3. Есть прелюбопытная аналогия с совокупляющимся и самотопящимся леммингом. Это эрекция висельника.

Механизм-то можно свести к механическому воздействию на проводящие нервные пути, да принципиальная суть-то от этого не меняется. Максимальное отрицательное действие – насильственное умирание – сопровождается максимальным положительным: инстинктивной попыткой отправления репродуктивной функции.

Здесь возможна натяжка. Есть ведь разные способы умерщвления, и ничего подобного при них не происходит. Кровопотеря, шок, рауш, и никакой эрекции. Если кто тонет в теплой воде в вертикальном положении – про эрекцию также ничего не известно. Равно как насчет признаков полового возбуждения у повешенных-женщин. Все-таки мы относимся друг к другу не вовсе как к подопытным кроликам.

Конечно: начальное возбуждение сердечной деятельности, повышение кровяного давления и выброс адреналина при одновременном перекрытии путей питания головного мозга: вот кровь и бросается куда может, а все сфинктеры расслабляются, потому что перестают поступать из мозга команды на напряжение их мышц, так что извержения семяизвержением не ограничиваются.

И однако факт примечательный, не стоящий обходить вниманием.

4. Среди кого больше всего самоубийц? Мужчины 25 – 40 лет. Самая рабочая половозрастная группа. Максимум действий производятся именно в этом возрасте. Не хилые страдающие старики, отнюдь не.

А среди кого больше всего попыток к самоубийству? Женщины 16 – 30 лет. Но их попытки гораздо реже завершаются.

И что из этого следует? Умная и скорбная наука суицидология принципиального анализа этому факту не дает. Но сильно думает о частностях; что тоже невредно.

А следует из этого нехитрое вот что.

Максимум дел жизни мужчины приходится на этот самый возраст. Максимум передела мира, максимум реального энергопреобразования. Здесь и плато «максимального энергопреобразования» собственной жизни, увы…

Максимум дел жизни женщины приходится на тот же – соответствующий плато суицидных попыток – период: создание семьи, рождение детей, завершение главного – по простой природе – периода жизни.

В силу своей меньшей жизненной активности, меньшей энергии вообще – женщина, во-первых, чаще склонна решать неразрешимый конфликт образом субъективным, внутренним, отрицательным, – уход от страданий через уход из жизни. Решать конфликт между ощущениями на уровне разборки с ощущениями без передела внешнего мира. Ее арсенал средств воздействий на мир меньше, слабее, чем у мужчины, и в этом арсенале такое средство переделки системы «я – мир», как самоубийство, занимает большее место, имеет больший удельный вес, вот она чаще к нему и обращается.

А во-вторых, та же меньшесть энергии по сравнению с мужчиной, которая чаще заставляет ее искать разрешения конфликта через самоубийство – реже позволяет довести намерение до конца.

Понятно ли? Более частое обращение как к средству субъективного решения при невозможности объективного решения – от слабости. (Как-никак в плане взаимодействий с миром, самоубийство – оружие слабости.) И от слабости же – более частая невозможность это самоубийство совершить.

Более энергичный мужчина чаще идет на экстравертное решение проблемы – но уж идя на суицид, гораздо чаще доводит его до конца.

Вот такая антиномия. Нет противоречий. Из этого же никак не следует, что мужчина в 16 – 30 лет думает о самоубийстве в среднем реже женщины, верно. Просто он чаще норовит решить вопрос путем передела внешних факторов, чем женщина.

5. А в какое время совершается больше всего самоубийств? О, это хорошо знает «скорая помощь». Хотя тоже не всегда…

Весной. В полнолуние. Вечером.

Весна – это период гормональной перестройки организма. Энергия подпрыгивает. А уровень ее за зиму понизился. Подпрыг во многом осуществляется за счет внутренних ресурсов. Сил меньше – а активность организма больше. Психика активизируется внешней средой – и ей потребны более сильные ощущения и действия.

Время любви и время самоубийства – одно время: повышенной возбужденности.

Полнолуние весной – это влюбленные, это мечты, а еще – это рецидивы и обострения психических заболеваний, беспокойство и возбуждение психов. Время приливов и особенно страстного волчьего воя на луну.

Возбуждение можно снять (понизить) медикаментозно. Можно снять излишек энергии тяжелой работой. И тогда самоубийства не будет. Потому что в основе его лежат избыточные ощущения – а что с ними делать, человек не знает. Избыток энергии никак не может найти точку приложения – а делать что-то потребно.

Опять же можно сказать: максимальное ощущение требует максимального действия. Но никакого адекватного действия вне себя человек не находит. И идет на максимальное субъективное действие, предельно изменяя систему «я – мир» путем вообще устранения себя.

6. В каких условиях человек чаще всего склонен покончить с собой? Когда его нервная энергия рассредоточена, «распылена», когда нет никакой постоянной нужды направлять ее на выживание.

В концлагерях, свидетельствуют очевидцы, в тяжелейших условиях выживания на грани смерти – самоубийства были крайне редки. Хотя и мук, и безнадежности хватало выше головы. Корка хлеба, час отдыха, теплая рубашка становились огромными ценностями. Все силы и помыслы замордованного донельзя человека сосредоточивались на выживании, весь инстинкт жизни, задавленный тяжелейшими условиями, обострялся и заставлял человека использовать любую возможность для выживания. Мерли толпами, энергии для жизни не хватало. Какие излишки!.. Любую крошку топлива – в топку жизни, образно выражаясь.

Опять же – противодействие действию. Жизнь решила меня уконтропупить – не дамся, не стану, цель огромна, трудна, желанна – выжить. Умереть здесь – проще простого: лег – и помер, можно даже и не делать ничего; не говоря о карцере, конвоире, который рад при случае пристрелить за любое нарушение, тяжелой работе, которая убьет в пару месяцев, если не исхитришься как-то устроиться полегче. Выжить – цель, смысл; предельная самореализация, предельное самоутверждение.

Тот случай, когда жить труднее, чем умереть. Смерть и так всегда рядом; и уж если пришла неминуемая – встречали с покорностью и даже равнодушием: а что поделаешь… и нет уже никакого ресурса сил, чтоб дергаться, сопротивляться и даже переживать особенно. Все-таки она победила, значит… а все силы в борьбе с ней уже исчерпаны.

Всем своим существом и каждым усилием борясь со смертью – чего ж это вдруг кончать с собой, своей рукою ей помогать, на то немало чужих рук есть.

Концлагерник поставлен в условия, когда борьба за выживание берет все его силы без остатка, еще и не хватает. Цель ясная, огромная.

Излишка нереализуемой энергии, потребного для самоубийства, у концлагерника нет. Вся энергия концентрируется в дело выживания.

Так. А если исполнить его «малую мечту» – теплая камера, сытная еда, вольный распорядок в этой одиночной камере, безделье? А вот тогда кое-кто может и повеситься, что в тюрьмах всегда регулярно и происходило.

Нет, вы понимаете? Тот, кто изо всех сил выживал на ледяной Колыме – может повеситься в камере, где выживание гарантировано! Вот тут уже чувства и мысли нахлынут: зачем жить, все ужасно, все равно не выйдешь… безнадежность, тоска, депрессия, петля.

У него высвободился излишек энергии, а приспособить его не к чему, нет для этого условий: ни бежать, ни работать, заживо похоронен. И теперь этот излишек энергии раскачивает его психику, «из головы» возбуждаются сильнейшие «субъективные» (физическими муками не вызванные) отрицательные ощущения, достигают критической массы – и он идет на максимальный шаг: уничтожить себя и весь мир в себе.

А теперь вспомним благополучную Швецию с ее высоким уровнем самоубийств. Чего не хватает?! Жестокого диктата насчет необходимости приложения всей энергии к чему-либо. Можно чего делать, можно ничего не делать и тоже жить нормально. Тоска и бессмысленность. Жизнь перестает быть драгоценностью – а хрен ли с ней особенно делать.

Чуете? Процент самоубийств в процветающем обществе – выше, чем в зверском концлагере.

Ибо ощущения томят, энергии излишек, свобода действий – и ничего строго обязательного. И инстинкт жизни, который концлагерника заставляет выживать – благополучного человека толкает: чувствуй больше и круче, делай что-то, делай, ну, ну!!! Боже, а что делать, зачем жить…

Та же сила, которая позволяет выжить в тяжелейших, невозможных условиях – в легких и свободных от обязательности условиях может принять форму толчка к смерти.

7. И ведь иногда удивительную изобретательность, удивительное мужество являют самоубийцы! Способы ухода из жизни очень многочисленны и порой крайне болезненны. Снотворное или морфий – это уход по-царски, комфортное засыпание. Вены резать, даже в теплой ванне – все-таки менее приятно. Курок спускать – это смерть мгновенная, а из окна выбрасываться? А эссенцию пить, сжигая горло и пищевод? А в петле плясать, задыхаясь? А нож в себя воткнуть?

Но уж когда человек твердо хочет уйти – он над собой такое делает, чего человек в нормальном состоянии и представить не может. Под поезд и под автобус, головой об стенку и косой по шее, в омут и за борт, на высоковольтные провода и к выхлопной трубе автомобиля в запертом гараже.

Это краткое и излишнее перечисление – только для пущей понятности: что самоубийство – это действительно максимальное субъективное действие человека, и ощущения, которые заставляют его делать это – действительно максимальные ощущения, сильнее боли, ужаса, отвращения и страха смерти.

8. И вот теперь легче понять «немотивированное самоубийство». Что означает – понять механизм возникновения «безмотивного» желания покончить с собой.

У художников, кстати, процент самоубийств выше среднего по населению. Чего? Понятно. Нервная система активнее и подвижнее, все эти поэты и музыканты чувствуют остро, возбуждаются легко и сильно, их способность к ощущениям и потребность в них выше, чем у среднего гражданина.