Сталин их побери! 1937: Война за Независимость СССР

Михаил Ошлаков

Сталин их побери! 1937: Война за Независимость СССР

От автора

Когда я, только что утвержденный в должности начальника отдела Минтруда России, впервые появился на своем новом рабочем месте, старейший сотрудник министерства Игорь Иосифович Дуда тут же развлек меня занимательным разговором. Рассказ его, полный красок и экспрессии, был о первом Председателе Государственного Комитета по труду и заработной плате Л.М. Кагановиче; о том, как требователен тот был, как бросался бумагами в нерадивых подчиненных, и, наконец, о том, что медные скрепки, лежавшие на моем рабочем столе, превратились в неизменный атрибут министерства именно при Кагановиче, категорически запретившем приобретать для своего ведомства маркие и неопрятные железные. И пусть Каганович стал шефом Минтруда только спустя год после смерти Сталина, для старого чиновника он был живым участником и неотъемлемой частью именно той, великой эпохи.

Признаться, этот рассказ несколько озадачил меня – ведь время Сталина давно ушло в историю. Больше того – мы, русские, кажется, уже не единожды отрекались от его наследия и ценностей. Отчего же мой собеседник, переживший, наверное, две дюжины министров, столь живо вспоминал именно Кагановича и сталинское время? Для чего он спешил поделиться его опытом со мной – молодым и задиристым начальником образца первого десятилетия XXI века? Вы скажете: удивляться здесь нечему – ведь то была его молодость. Молодость? Вероятно! Однако и еще что-то.

Невозможно игнорировать тот факт, что Сталин и его эпоха по-прежнему занимают в сознании нашего народа особое, ни с чем не сравнимое положение.

Замечено, что даже самые закоренелые атеисты в минуты отчаяния, надежды или нежданного спасения призывают бога, восклицая: «Слава тебе господи!» или «Господи помилуй!». Отчего так происходит, я судить не берусь, да и не об этом речь. Важно, что из всех исторических деятелей, отметившихся в истории России славными делами, наш народ аналогичным образом бессознательно обращается только к Сталину. Ну, кто из нас, право, не слышал из уст самых различных людей слова: «Сталина на них нет» или «вот при Сталине-то порядок навели бы». Можно ли представить, чтобы русские говорили так о Дмитрии Донском, Петре Великом или Александре II?

Неужто столь силен в нас генетический код, зашифрованный пресловутым культом личности? Нет! Здесь кроется что-то совсем иное, раз уже пятьдесят лет ни пропаганда, ни самая изощренная промывка мозгов, на какие бы материальные и технические ресурсы они ни опирались, не способны заместить Сталина в сознании народа кем-либо иным, подорвать чувство нашего восхищения и признательности предвоенному поколению.

Подобное отношение к Сталину тем более удивительно, что он возглавлял нашу страну не только в счастливые дни военных и трудовых побед, но и в горькие дни поражений, а главное, в страшные годы того запутанного и жестокого гражданского противостояния, которое позднее было названо «сталинскими политическими репрессиями». Именно об этом самом, пожалуй, противоречивом периоде нашей истории пойдет речь на страницах этой книги.

* * *

Великие и трагические события, происходившие в Советском Союзе в 1930-е годы, и сегодня привлекают к себе повышенный общественный интерес, уже долгие годы оставаясь объектом особого внимания как со стороны россиян, так и со стороны политических противников нашей страны. В чем же здесь причина?

В 1939 году в Кремле состоялась беседа Иосифа Виссарионовича Сталина с послом Советского Союза в Швеции Александрой Михайловной Коллонтай. Сегодня слова, сказанные Сталиным Коллонтай, широко известны, вот они:

Многие дела нашей партии и народа будут извращены и оплеваны, прежде всего за рубежом, да и в нашей стране тоже. Сионизм, рвущийся к мировому господству, будет жестоко мстить нам за наши успехи и достижения. Он все еще рассматривает Россию как варварскую страну, как сырьевой придаток. И мое имя тоже будет оболгано, оклеветано. Мне припишут множество злодеяний.

Враги всеми силами будут стремиться уничтожить наш Союз, чтобы Россия больше никогда не могла подняться. Сила СССР – в дружбе народов. Острие борьбы будет направлено, прежде всего, на разрыв этой дружбы, на отрыв окраин от России. Здесь, надо признаться, мы еще не все сделали. Здесь еще большое поле работы.

С особой силой поднимет голову национализм. Он на какое-то время придавит интернационализм и патриотизм, только на какое-то время. Возникнут национальные группы внутри наций и конфликты. Появится много вождей-пигмеев, предателей внутри своих наций.

В целом в будущем развитие пойдет более сложными и даже бешеными путями, повороты будут предельно крутыми. Дело идет к тому, что особенно возбудится Восток. Возникнут острые противоречия с Западом.

И все же, как бы ни развивались события, но пройдет время, и взоры новых поколений будут обращены к делам и победам нашего Отечества. Год за годом будут приходить новые поколения. Они вновь подымут знамя своих отцов и дедов и отдадут нам должное сполна. Свое будущее они будут строить на нашем прошлом.

Все это ляжет на плечи русского народа. Ибо русский народ – великий народ! Русский народ – это добрый народ! У русского народа, среди всех народов, наибольшее терпение! У русского народа – ясный ум. Он как бы рожден помогать другим нациям! Русскому народу присуща великая смелость, особенно в трудные времена, в опасные времена. Он инициативен. У него – стойкий характер. Он мечтательный народ. У него есть цель. Потому ему и тяжелее, чем другим нациям. На него можно положиться в любую беду. Русский народ неодолим, неисчерпаем…

Видимо, в этих пророческих рассуждениях и кроется ответ – борьба за свободу и независимость нашей Родины, за ее богатство и процветание не окончена, она продолжается, и мы, чтобы быть сильнее в этой борьбе, то и дело обращаемся ко времени наших побед. Вероятно, именно поэтому политические противники и конкуренты России делают все, чтобы, очернив наше прошлое, лишить нас веры в свои силы.

Исходя из этого положения, разумеется, не стоило бы писать о «сталинских репрессиях» только для того, чтобы оправдать Сталина и его соратников, попытаться любой ценой подвести постфактум логическую основу под их политику. Откровенно говоря, мне думается, что Сталин не нуждается ни в заступничестве, ни в покровительстве кого-либо из нас – современных россиян. Все наши рассуждения о его эпохе, о ее наиболее сложных моментах – это боль за нашу сегодняшнюю Родину, переживание за ее судьбу, за то, какой мы оставим Россию нашим детям и внукам. Именно для этого необходимо нам адекватное понимание своей истории и, возможно, в первую очередь политических процессов, происходивших в Советском Союзе в 1930-е годы.

Надо сказать, что главная проблема изучения сталинской эпохи как раз в том и состоит, что новейшая история СССР до сих пор является не столько объектом исторической науки, сколько полем ожесточенной идеологической борьбы. Причем принципиальные противники Сталина, как правило, атакуют читателя не посредством здравых рассуждений, а при помощи истерики и эмоций, проецируя исторические события огромного масштаба на судьбу отдельной личности. Такой подход, безусловно, нечестен, больше того – он есть не что иное, как заведомое средство исторического подлога, ибо индивидуальная человеческая трагедия, как и любовь, – вне времени.

Впрочем, ошибочна и другая крайность – стремление авторов «загипнотизировать» читателей ссылками на авторитетные письменные источники, «купить» их магией архивных бумаг. Увы, разгадки наиболее запутанных тайн сталинской эпохи в архивных документах отыскать невозможно.

Работая в высших органах власти России, автор этой книги лично подготовил не одну сотню важных государственных документов и может со всей ответственностью свидетельствовать, что они нередко как раз для того и создаются, чтобы скрыть истинное положение вещей или подогнать реальность под требуемую политическую конъюнктуру.

В течение ряда лет в силу профессиональной необходимости мне пришлось подробно изучать бумаги внешнеполитического ведомства и разведки Великобритании, относящиеся к периоду с конца XIX по вторую половину XX века. Если судить об истории британской внешней политики только по этим источникам (что часто и делают британские и американские исследователи), то останется только рыдать, умиляясь гуманности, сдержанности, благородству и великодушию официального Лондона. В то же время достаточно бросить самый беглый взгляд на реальные последствия британской политики в различных странах, чтобы увидеть совершенно обратную картину.

Не следует также упускать из внимания и то, что в первой половине ХХ века, представлявшей собой «эпоху империй», правительства Советского Союза, Великобритании и Германии имели полную свободу манипулировать архивными фондами, фальсифицировать их и т. д. Можно ли рассчитывать, что открытие, скажем, британских архивов поможет пролить свет на миссию Рудольфа Гесса в Британии? Разве логично одновременно клеймить «варварскую сталинскую диктатуру» и ссылаться на порожденные ею документы, рассчитывая, что «сталинизм» сознательно подбирал и сохранял письменные свидетельства своих преступлений?

История – наука политическая – от этого никуда не уйдешь. Нет человека, который смотрел бы беспристрастно на прошлое своей Родины, даже изучая гончарное искусство древних славян, и потому неизбежно каждый историк, каждый гражданин нанизывает исторические факты на стержень своей гражданской позиции, но не подстраивает свою гражданскую позицию под те или иные «вновь обнаруженные» факты.

Что же в таком случае должно стать для нас, современных россиян, путеводной нитью в путешествии по прошлому своей страны?

Что поможет нам понять свою собственную недавнюю историю, причины процессов, породивших «сталинские репрессии»? Что поможет нам сформировать наше отношение к этим событиям и их участникам? Поможет нам, прежде всего, любовь к Родине и живая связь с ее прошлым, с тем, какую правду о сталинском времени донесли до нас его современники – наши деды и прадеды. Поможет нам чувство патриотизма, заложенное в каждом из нас генетически, умение не читать историю по скрижалям, а чуять ее нутром.

Поможет нам и глубокое, систематическое знание своей страны (к которому каждый из нас должен стремиться) – национального состава и демографической структуры современной России, ее промышленности и транспорта, культуры, науки и искусства, – словом, того, что является своего рода матрицей, беспристрастным памятником прошлого, неспособным ко лжи и подтасовкам.

Поможет нам и безусловное неприятие разного рода диктатур – будь они коммунистические или буржуазные, а паче иностранные, желание избежать ошибок и трагедий прошлого, стремление жить свободно на родной земле, чего наш великий народ, вне всякого сомнения, давно заслужил.

Кто виноват? Принцип «взаимодействия усилий и солидарной ответственности»

Не трудно заметить, что общественные науки – как буржуазно-гуманистические, так и социально-прогрессивные, – развивавшиеся в XIX веке бурными темпами и подарившие человечеству массу выдающихся мыслителей, в ХХ веке захирели и деградировали.

Сегодня на смену просвещению даже в Европе приходит полусредневековый религиозный фанатизм, а сложным общественным явлениям объяснения зачастую даются с позиций откровенного мракобесия. Дело доходит до того, что обсуждение или отрицание ряда исторических фактов или процессов запрещается под страхом уголовного преследования, что есть в чистом виде возрождение инквизиции.

Как ни парадоксально, но и деятельность Сталина невольно способствовала возникновению такой ситуации.

Марксизм с момента его появления до начала ХХ века был грозным оружием труда в борьбе за свое освобождение. В основе его победительной силы лежало систематическое толкование законов развития человеческого общества, глубокое проникновение в сущность капиталистической системы, а также противоречий между трудом и капиталом. Ранний марксизм был боевым учением, живо и неразрывно связанным с революционной практикой. Именно от Советского Союза ждал мир развития марксизма, а также появления новых, более гуманистических и прогрессивных социально-экономических и философских доктрин. Сталин же тем временем приложил немало усилий для того, чтобы законсервировать марксизм, превратить его в схоластическое учение.

При Сталине марксизм стал напоминать закон божий в его средневековом варианте, когда подобно папе римскому один лишь человек – сам Сталин мог высказываться по сути марксистских положений, а многочисленные труды ученых, включая известных академиков, сводились лишь к восхвалению гениальности Маркса – Ленина. Разумеется, к такой линии Сталина подвигла не злая воля, не примитивная зависть к классикам, а лишь логика выживания, стремление оградить теоретические основы коммунизма от ревизионизма троцкистов и оппортунистов. Возможно, что на то была и еще одна, основная, самая веская, причина, однако о ней – в свое время.

Так или иначе, подобная политика в конечном итоге спровоцировала импотенцию марксизма, вызвала деградацию общественных наук в целом и дискредитировала исторический материализм. Эта политика сыграла злую шутку и с самим Сталиным, подорвав доверие людей к официальной исторической науке и расчистив дорогу для разного рода псевдонаучных манипуляций и подтасовок.

Одним из наиболее распространенных видов подобных подтасовок до сих пор является сознательное упрощение исторических процессов, которое, к сожалению, успело пустить глубокие корни в нашем сознании. «Отцом-основателем» этого своего рода «исторического волюнтаризма» в нашей стране стал Н.С. Хрущев, вываливший в свое время на головы делегатов ХХ съезда и, с ними заодно, всего народа кучу антинаучной и противоречащей простой логике белиберды, списавшего все грехи огромной страны, и прежде всего, конечно, ее руководства, на одного лишь Сталина.

Эта хрущевская доктрина совпала с тем самым торжеством мракобесия, о котором упоминалось выше. Верными последователями этой пещерной доктрины стали позднее и многочисленные «российские» либералы-западники, твердящие до сих пор, как пономарь, «Сталин решил», «Сталин запретил», «Сталин посадил», «Сталин расстрелял», «Сталин захотел, Сталин расхотел».

Вот уж кому не следовало бы огульно чернить Сталина, так это именно им! Ведь если допустить, что он напортил буквально во всех областях – от культуры и науки до военного дела и разведки, – то неизбежен вывод: именно Сталин и явился главной причиной недостаточной эффективности социализма. В самом деле – Советский Союз, социалистическая система в целом добились в исторически короткий период выдающихся успехов. Каких бы заоблачных высот мог достичь социализм, не навреди ему Сталин?

Впрочем, не только профессиональные перевиратели истории, но и многие из нас нередко грешат этой порочной логикой, мешающей правильно воспринимать реальность. В самом деле – слишком уж часто мы ищем легких объяснений для сложных процессов, говоря, например, что в разгуле коррупции в нашей стране виноват президент, что Российскую империю погубил «немецкий шпион» Ленин, СССР – предатель Горбачев, а в массовых репрессиях в Советском Союзе повинен только Сталин. Между тем совершенно очевидно, что ни одно из этих утверждений нельзя принимать всерьез. Ну, разве придет кому-либо в голову заявить, что в преступлениях британского колониализма виноваты только барон Дизраэли или Уинстон Черчилль?

Процессы, определяющие облик современного мира, неимоверно сложны. Что говорить о большой политике, о жизни огромной страны, если даже нельзя просто передвинуть с места на место шкаф без того, чтобы не натолкнуться на активное сопротивление тещи, скрытую оппозицию жены, визг детей и протест соседей, возмущенно стучащих по батарее молотком.

В случае же с государством, тем более с государством, находящимся на историческом перепутье, сила общественной инерции, противоречия и столкновения различных сил вырастают до таких величин, приобретают такую остроту, что индивидуалистические, самодурские или аффективные решения политиков и вождей просто исключаются, а их действия становятся отражением общественной потребности. Сущность этого взаимодействия вполне исчерпывающе и лаконично выразил Фридрих Энгельс следующими словами:

Когда исследуются движущие силы, стоящие за побуждениями исторических деятелей, надо иметь в виду не столько побуждения отдельных лиц, сколько побуждения, которые приводят в движение большие массы людей, целые народы, а в каждом данном народе, в свою очередь, целые классы.

Несколько перефразируя Энгельса, можно, таким образом, утверждать, что любые политические процессы и решения есть следствие активного столкновения противоречий и взаимодействия усилий различных слоев общества при постоянном воздействии внешнеполитических факторов. Последствия всякого политического процесса являются предметом солидарной ответственности всех его участников и субъектов.

Сила великих политиков вроде Черчилля, Кастро или Сталина заключалась не в их умении побеждать наперекор потребности общества, навязывать народам свои установки, но в способности в решительный момент стать вождями наиболее социально активной, пассионарной части своих народов. Только действуя таким образом, эти великие политики, вожди способны были добиваться выдающихся побед.

Вполне естественно, что процессы, называемые «сталинскими репрессиями», подчинялись тем же всеобщим диалектическим законам. Они, очевидно, не могли быть ни начаты, ни окончены по воле или, тем более, по придури одного человека или узкой группы людей.

Вопрос в том, кто являлся в СССР той самой наиболее активной частью населения? Была ли это, как утверждал Троцкий, бюрократия, или, как утверждал Сталин, это было большинство советского народа? Ответ на этот вопрос в значительной мере объясняет – чьи интересы стояли за Сталиным? Кто являлся «политическим заказчиком» репрессий – бюрократическая мафия, пытавшаяся таким образом сохранить власть и привилегии, либо трудовой народ, требовавший отразить посягательства врагов на его стремление построить счастливую и богатую страну?

Правило «постоянства экспансии». Что произошло с Россией в начале ХХ века?

Нарастание экспансии

Сама судьба распорядилась так, что Россия во все времена принуждена была противостоять экспансии, угроза которой исходила как со стороны Запада, так и со стороны Востока. В течение восьми без малого веков, ценой неисчислимых жертв наша страна в основном смогла нейтрализовать агрессивные устремления Востока, в то время как угроза экспансии с Запада со временем только нарастала.

Реальность современного мира такова, что дружбы в международной практике не существует, и едва у какой-либо страны по той или иной причине дрогнут коленки, как демократические соседи тут же безжалостно вопьются ей в глотку. Так работает жестокий закон выживания и ограниченности ресурсов: кто не в состоянии защитить свою землю, неизбежно должен попасть под власть более сильного.

Другое дело, что формы внешнеполитической экспансии со временем менялись. Если в Средние века безземельные европейские рыцари просто малевали на себе кресты и отправлялись на Восток огнем и мечом покорять терзавшую их голодное воображение Русскую землю, то позднее сформировались целые идеологические доктрины, призванные подвести под агрессию моральную платформу.

Кризис открытой экспансии резко проявился к началу ХХ века, когда наиболее дальновидным политикам стало ясно, что «викторианский» колониализм скоро исчерпает себя. В этот период вместо неприкрытого колониального грабежа в обиход стала входить новая, особо изощренная захватническая схема – неоколониализм. Дипломатия канонерок уступала место дипломатии доллара, или, если выражаться точнее, на место фашизма канонерок приходил фашизм доллара.

Сущность неоколониализма состояла в номинальном сохранении государственной независимости колоний, эксплуатация которых маскировалась такими инструментами рыночной экономики, как иностранные инвестиции, иностранные участия в акционерном капитале, концессии и т. п. При этом национально-патриотическая риторика со стороны властей такого рода колонии усиливалась, так что основная масса ее населения даже не подозревала о фактической утрате страной независимости. Неоколониализм не только не являлся отступлением колониализма, но и представлял собой более высокую его форму, поскольку не утруждал себя даже минимальными заботами о «туземном» населении колоний.

Сокрытие факта иностранного контроля над страной и недопущение активизации национального самосознания эксплуатируемого народа становились в этих условиях первоочередной задачей агрессора. Решение данной задачи возлагалось на разведку, получившую в начале ХХ века особенное развитие, а также на «пятую колонну», стоявшую на страже идеологической программы агрессора. В качестве примера подобного служения иностранным заказчикам можно привести цитату из книги об Александре Невском, изданной большим тиражом в современной России и отрицающей не только факт шведско-немецкого вторжения на Русь, не только какую-либо иную агрессию с Запада, но подвергающей сомнению сам факт существования святого князя Александра Невского:

Миф о «крестовом походе» на Русь продолжает победно шествовать по современным российским учебникам истории. По своей сути русское православие осталось таким же ортодоксально-агрессивным. Оно яростно борется с попытками Рима преодолеть раскол (?). Имена настоящих героев в России преданы забвению (?). Трусам, подлецам, преступникам и предателям ставят памятники и чествуют их как национальных героев (?!).

Не приходится сомневаться, что неоколониальная схема захвата в первую очередь предназначалась именно для России, ибо было заранее ясно, что править русскими подобно бушменам или индейцам ни при каких обстоятельствах не удастся – русские не могли существовать без национальной гордости, без сознания своей силы или, по крайней мере, без иллюзии оных.

Между тем с углублением кризиса царизма у наиболее развитых стран мира забрезжила наконец надежда установления контроля над богатствами России. Усиление экспансионистской тенденции в отношении нашей страны катализировалось нарушением политической стабильности и ухудшением экономической ситуации в Российской империи в связи с ее участием в Первой мировой войне.

Так, Британия, несмотря на общее членство с Россией в Антанте, воспринимала участие нашей страны в войне прежде всего как исторический шанс раз и навсегда разделаться с «русской угрозой». Не секрет, что на протяжении более чем двухсот лет усиление России являлось основной головной болью британской внешней политики. Уайт Холл без конца стращал английское общество угрозой вторжения казаков в Константинополь, которое могло привести к установлению русской гегемонии на Балканах и на Ближнем Востоке и подорвать доминирующее положение Британской империи в мире. Помимо этого Британия рассчитывала, максимально измотав Россию в ходе войны, установить прямой контроль над ее богатствами. Излишне пояснять, что делиться с кем-либо Лондон при этом не собирался. Между тем кайзеровская Германия ставила перед собой аналогичные цели и с началом войны энергично взялась за их достижение. Таким образом, и противники, и союзники только ждали удобного момента, чтобы ухватить кусок «русского пирога».

Надо сказать, что русская православная абсолютная монархия при всех ее многочисленных недостатках и уродствах оставалась достаточно устойчивой к иностранной экспансии. Царское правительство в целом адекватно осознавало угрозу, исходившую с Запада, и пыталось противостоять ей. Русская армия и флот постоянно готовились к войне как с Германией, Францией и Англией по отдельности, так и с различными сочетаниями указанных держав. При этом следует отметить, что царскому правительству никогда не приходило в голову считать источником главной опасности для страны племена из Месопотамии или пиратов с побережья Африки. Вплоть до начала ХХ века и воцарения Николая II, открывшего по наущению «гениальных» Витте и Столыпина Россию для иностранного капитала, империя проводила также достаточно эффективную протекционистскую политику в области экономики и финансов. Само собой разумеется, что, выколотив из царского правительства «добро» на освоение русского рынка, Англия и Франция продолжали оберегать свои рынки и рынки своих колоний, как молодую жену.

Устойчивость Российской империи к иностранной экспансии гарантировалась прежде всего жесткой централизацией власти и диктатурой правящего класса. Такое положение, безусловно, порождало известные побочные эффекты, выражавшиеся, в частности, в отсутствии, как теперь принято говорить, «гражданского общества» в стране. Это, в свою очередь, приводило к хронической недоразвитости и неполноценности внутренней российской оппозиции. Не подлежит сомнению, что в царской России оппозиция не обладала ни необходимой политической волей, ни способностью аккумулировать достаточные ресурсы для самостоятельной политической борьбы. В этих условиях практически любая российская оппозиция – буржуазно-либеральная, коммунистическая или националистическая – вынуждена была искать покровительства на Западе. Забегая вперед, отметим, что подобные свойства российская (советская) оппозиция сохранила и в дальнейшем.

Так или иначе, в период Первой мировой войны такое положение привело к тому, что Западу удалось установить тотальный, по существу, контроль над политическими силами, противостоявшими царизму.

После отречения от престола последнего российского императора и установления Февральской революцией в России «демократического» режима последние хлипкие препятствия для иностранного экономического вторжения были устранены – перед странами Запада наконец открылась вожделенная возможность перейти к открытому захвату богатств России.

Угроза колониального захвата Советского Союза

Вероятно, англичане и немцы сами не подозревали, какие стихии высвободятся в результате падения самодержавия. Начавшаяся в России Гражданская война перепутала Антанте и Германии все планы, а многие их вчерашние друзья, переодевшись в кожаные курки и подняв над собой красные, зеленые и желтые флаги, заговорили совсем другим тоном.

По этой причине первоначально Запад поддержал Белое движение, способное, как казалось, навести порядок в России и бравшееся обеспечить в стране защиту экономических интересов своих зарубежных покровителей. Однако очень скоро стало ясно, что именно большевистское правительство, несмотря на приверженность непривычным для Запада политическим формам, решает задачу «умиротворения России» наиболее эффективно.

В основном именно поэтому Антанта поспешила прервать военную интервенцию, куда менее выгодную, нежели экономическая экспансия, от которой разоренной России, будь она белой или красной, – одинаково некуда было деться. Действительно – уже в 1918–1922 годах Советская Россия восстановила экономические отношения с большинством крупных зарубежных государств.

А тем временем экономика России лежала в руинах. В 1920-м объем производства промышленной продукции снизился по сравнению с 1913 годом в 7 раз. Россия была не в состоянии производить практически никаких промышленных товаров, скатившись до уровня наименее развитых стран. Мало кто верил в возможность выхода из этой, казавшейся тупиковой, ситуации. Ни денег, ни кадров для восстановления экономики у РСФСР не было. Сотни тонн золота – львиная доля национального золотого запаса – в годы Гражданской войны перекочевали в подвалы английских банков, что, однако, не избавило Советскую Россию от колоссального внешнего долга перед Антантой.

В этих условиях РСФСР, а позднее и СССР вынуждены были встать на путь неэквивалентного торгового обмена с Европой, открыть свои рынки для третьесортных импортных товаров, за которые надлежало расплачиваться золотом и природными ресурсами по самым высоким ставкам.

Полуколониальный характер ранней советской экономики подтверждает тот факт, что к 1926 году СССР уже в основном восстановил довоенный уровень добычи нефти и угля, в то время как по выплавке чугуна и стали едва достиг половины показателей 1913 года. В этот период Советский Союз практически не импортировал промышленного оборудования, ввозя в основном продукцию легкой промышленности и иные товары «колониального» экспорта. В то же время едва ли не 90% в структуре экспорта самого СССР составляли зерно, лес и нефтепродукты, а 10% приходились на вывоз пушнины, ювелирных изделий и предметов роскоши. Помимо этого, в 1922–1926 годах, по существу, не предпринималось попыток создания национальной автомобильной, авиационной и химической промышленности, которые могли бы стать основой для восстановления экономической независимости страны.

При этом рост национального дохода в первые послереволюционные годы (в 1921 году он составил 38% к показателям 1913 года, а в 1926-м – 103%) при отсутствии каких-либо реальных социалистических преобразований в экономике следует отнести скорее за счет экспроприации экспроприаторов, а также инициативы населения, постепенно возвращавшегося к мирному труду.

Несмотря на национализацию промышленности и невозможность открытого приобретения крупной собственности и средств производства в Советском Союзе, Запад в двадцатые годы нашел способ для непосредственного проникновения в нашу страну посредством получения концессий на пользование природными ресурсами России или на развитие отдельных отраслей ее хозяйства. В этот период, в частности, были заключены следующие крупные концессионные договоры: на разработку лесных угодий и экспорт лесоматериалов с голландскими и норвежскими промышленными группами, на разработку Чиатурских месторождений марганца с Соединенными Штатами Америки, на развитие авиационной промышленности в СССР с германской группой «Юнкерс». Помимо этого Великобритания получила право свободного лова рыбы в советских территориальных водах, а англо-американская компания «Лена голдфилдс» на разработку золотых месторождений в Восточной Сибири.

В ряде случаев такая политика СССР была оправданна, как, например, при передаче Японии концессии на добычу нефти на Северном Сахалине, способствовавшей прекращению японской интервенции на Дальнем Востоке. Однако огромное большинство указанных выше и им подобных соглашений, заключенных по инициативе и под непосредственным руководством Л.Д. Троцкого, наносили России колоссальный материальный урон, представляя собой типичный пример неоколониального грабежа.

В этой благоприятной для себя ситуации Запад вплоть до конца 1920-х годов не воспринимал всерьез возможность построения в СССР социализма и не усматривал в связи с этим угрозы своему положению. Отдельные тревожные сигналы, такие как реализация Советским Союзом плана ГОЭЛРО и значительный рост энерговооруженности советской экономики, принципиально положения вещей не меняли. У Советского Союза совершенно очевидно отсутствовала экономическая база не только для построения социализма, но и для простого обретения экономической независимости. Таким образом, Запад имел все основания рассчитывать, что коммунистическая риторика в СССР вскоре иссякнет сама собой.

На всякий случай экономические интересы Запада в Советском Союзе гарантировались уже упомянутой «пятой колонной» и широко разветвленной внутри нашей страны шпионской сетью, о составе и характере которых речь пойдет ниже. Помимо этого страны Запада были готовы в случае необходимости и к прямой интервенции против СССР.

После Гражданской войны советское правительство финансировало вопросы обороны по остаточному принципу. Красная Армия была сокращена в десять раз (с 5,5 миллиона до 530 тысяч человек) и переведена на территориально-милиционную систему комплектования. Эта система (детище Троцкого, полагавшего постоянную кадровую армию атавизмом классового государства) привела к резкому падению боеспособности РККА, о чем можно судить по примеру 4-й Донской кавалерийской дивизии – лучшего соединения Красной Армии, доведенного к 1929 году до состояния коллапса и возвращенного к жизни только усилиями Г.К. Жукова. Помимо этого наши войска в послереволюционный период не получали новых образцов военной техники, а остатки царского флота, находившиеся в удручающем техническом состоянии, ржавели у пирсов.

РККА отставала по оснащению даже от армий таких стран, как Польша, что же касается Великобритании и Франции, экономики которых после Первой мировой войны были до предела милитаризованы, то их военное превосходство над Советским Союзом было попросту невообразимым. Не считая всего этого, на содержании Запада находились боевые белоэмигрантские центры в Европе и военно-националистические организации в Средней Азии.

В наши дни открыто говорится о связях большевиков с иностранными правительствами – как британским, так и германским. Сам факт установления в дореволюционный период такого рода связей сегодня не вызывает сомнений. Другое дело, что после прихода к власти часть большевиков продолжала ориентироваться на Запад, сохраняя верность ранее принятым на себя обязательствам, а другая часть, изначально воспринимавшая контакты с Западом как тактический ход, стремилась разорвать их и добиться экономической и политической независимости для своей страны. Первую часть принято идентифицировать с Л.Д. Троцким, вторую часть возглавил И.В. Сталин.

В 1927 году по инициативе Сталина Советский Союз взял курс на индустриализацию промышленности и коллективизацию сельского хозяйства. В декабре 1927 года XV съезд ВКП(б) принял решение о составлении первого пятилетнего плана. Уже через год-полтора структура импорта СССР претерпела кардинальные изменения – отныне ввоз промышленного оборудования составлял более 55%, а доля преобладавшего ранее «ширпотреба» снизилась до 2%.

Сталин умело использовал противоречия между западными державами, сделав ставку на экономическое сотрудничество с Соединенными Штатами Америки. Поскольку СССР покупал оборудование целыми заводами, никакая ненависть к первому в мире государству рабочих и крестьян не могла удержать капиталистов от заключения сделок, тем паче что западные экономики, пораженные кризисом, стояли в полосе «мертвого штиля».

Однако наиболее влиятельные реакционные круги на Западе, прежде всего в Великобритании, попытки советских властей избавиться от экономической зависимости восприняли крайне болезненно. Воинственная позиция Лесли Уркварта и других британских воротил, рвавшихся вернуться к полномасштабному грабежу России, находила все более широкий отклик в официальных кругах Лондона. Весной 1927 года был организован ряд провокаций против учреждений СССР за рубежом: в Лондоне произошел налет на советское общество по торговле с Англией АРКОС, в Китае разгромлена советская дипломатическая миссия, в Варшаве убит полпред СССР в Польше П.Л. Войков. Великобритания демонстративно разорвала дипломатические отношения с СССР. Все это были предупреждения Сталину, замыслившему подорвать экономические позиции Запада в России.

Индустриализация СССР наносила прямой ущерб и Германии, претендовавшей на роль «мастерской России», рассчитывавшей за счет этого восстановить свои силы, подорванные войной и репарациями. По мере активизации в Германии идей реванша правящие круги этой страны находили с Великобританией все больше понимания по «русскому вопросу».

Несмотря на то что достичь всех целей, запланированных на первую пятилетку, не удалось, результаты ее впечатляли. Удельный вес промышленного производства в структуре экономики вырос с 48% в 1928 году, до 70% в 1932 году. Рост продукции крупной промышленности составил 352% к показателям 1913 года. В годы первой пятилетки правительство Советского Союза вложило в развитие промышленности в два раза больше средств, чем за весь период 1918–1928 годов. Было построено 1500 предприятий, отвечавших самым современным требованиям качества и организации производства. СССР вышел на второе место в мире по машиностроению, уступая лишь США (это за четыре с половиной года!). Уже к 1938 году ввоз промышленного оборудования в структуре импорта СССР составлял не более 1%(!).

Таким образом, страны Запада, прежде всего традиционно озабоченная русской угрозой Англия, были поставлены перед фактом того, что здоровым силам нашей нации под руководством Сталина вскоре удастся вывести страну из положения полуколонии на большую историческую дорогу.

В свое время Карл Маркс не без горькой иронии говорил:

Обеспечьте капиталу 10% прибыли, и капитал согласен на всякое применение, при 20% он становится оживлённым, при 50% положительно готов сломать себе голову, при 100% он попирает все человеческие законы, при 300% нет такого преступления, на которое он не рискнул бы пойти, хотя бы под страхом виселицы.

Между тем перемены, происходившие в Советском Союзе, были чреваты для западного капитала потерей прибылей, сравнимых с критической марксовской цифрой в 300%. Нет ничего удивительного, что Запад отнесся к возникшей в СССР ситуации самым серьезным образом, готовясь к открытому противостоянию со Сталиным.

Первым делом Запад планировал оказать воздействие на политику Советского Союза при помощи скрытой в советском обществе «пятой колонны», численность и положение членов которой позволяло рассчитывать на успех в деле усмирения или ликвидации Сталина. В качестве первоочередных мероприятий на этом пути имелась в виду организация саботажа индустриализации СССР и переоснащения РККА. При этом приоритет должен был сместиться с использования белой эмиграции (получившей от ОГПУ ряд ощутимых ударов и в значительной степени оторвавшейся от русской почвы) на внутреннюю троцкистскую оппозицию и ее политических попутчиков.

Разумеется, кроме этого очевидного конфликта в Советском Союзе на рубеже 20 – 30-х годов параллельно существовало множество иных противоречий. Не до конца была разрушена классово-сословная структура общества, оставались непростыми межнациональные отношения, крайне тяжело решались социальные проблемы – преступности, безработицы и беспризорности.

Однако основным, важнейшим конфликтом, запустившим механизм драматических событий в СССР в 1930-е годы, следует считать стремление Запада при поддержке сил внутренней оппозиции предотвратить экономический рост СССР, установив контроль над его богатствами, и, с другой стороны, стремление СССР, стремление Сталина всеми силами противодействовать этому.

Глядя сегодня на сложившуюся в те годы ситуацию, зная какими ресурсами обладали стороны, вступая в эту борьбу, нельзя не признать, что никаких внятных шансов противостоять объединенной колониально-троцкистской экспансии у нашей страны не было. Оценивая положение России в конце 1920-х годов, можно однозначно утверждать, что наша страна была обречена на порабощение и расчленение, а русская нация в том виде, в котором мы ее знаем, – на гибель.

Орудие экспансии – троцкизм

Троцкий

Лев Давидович Троцкий – одна из центральных фигур истории СССР, что, впрочем, определяется не столько его непосредственным влиянием на события в нашей стране, сколько широким распространением троцкистских идей среди известной части советского общества. Прошло уже без малого сто лет с тех пор, как само понятие «троцкист» стало в России нарицательным, не имеющим, пожалуй, аналогов в нашей истории по своей одиозности и скандальности.

В период борьбы с врагами троцкисты обнаруживались буквально повсеместно – от Генштаба РККА до китобойного колхоза на Чукотке. Количество разоблаченных троцкистов в качестве обязательного пункта вошло в служебные анкеты, непременно содержавшие слова, вроде таких: «Лично разоблачил председателя артели «Водовоз» Цицкина, как троцкиста». Неудивительно, что у следующих поколений русских людей возникли вполне обоснованные опасения, не есть ли весь этот троцкизм от начала его и до конца лишь порождение фантазии репрессивно-пропагандистской машины сталинизма. Как обстояло дело в действительности?

Надо сказать, что до революции Лев Давидович Троцкий (Бронштейн) был известен в партийных кругах как способный пропагандист, не принадлежавший, безусловно, к руководящему ядру партии. До 1917 года Троцкий находился в эмиграции, где подвизался на ниве журналистики, работая корреспондентом захудалой нью-йоркской газеты. Между тем, вернувшись в Россию в мутные дни августа 1917 года, он уже через несколько месяцев стал одним из руководителей Октябрьского вооруженного восстания, или, как не без основания называют его сегодня, большевистского переворота.

Дальше больше – в том же году Троцкий возглавил Наркомат по иностранным делам нового государства, именно то ведомство, от которого в значительной степени зависел ключевой для Антанты вопрос – продолжится ли и в каком качестве и объеме участие России в мировой войне. В этой должности Троцкий вскоре прославился провалом Брестских мирных переговоров, отклонив германские предложения вопреки прямому указанию Совнаркома, самого Ленина. Уже на этом этапе вполне проявились политические качества Троцкого – авантюризм, истеричность и непоследовательность.

Однако, несмотря на выказанную молодым наркомом профнепригодность, на его очевидное предательство дела революции, Троцкий не только не был наказан, но и получил повышение, заняв самую важную на тот момент должность в стране – народного комиссара по военным и морским делам. Если учесть полнейшее отсутствие у Троцкого какой-либо практической или теоретической военной подготовки, подобное решение Ленина может объясняться только наличием за спиной Троцкого могущественных покровителей, перед которыми большевики, вероятно, имели обязательства или с которыми вынуждены были пойти в той обстановке на тайный временный компромисс. Сегодня представляется наиболее вероятным, что таким покровителем Троцкого являлись Соединенные Штаты Америки.

Задачи, решавшиеся ведомством наркомвоенмора в ходе Гражданской войны, далеко выходили за чисто военные рамки. Первоначально органов внутренних дел, как таковых, у Советской России не имелось. Созданная в декабре 1917 годов Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК) не располагала ни достаточным аппаратом, ни территориальными органами для того, чтобы играть решающую роль в борьбе с внутренней контрреволюцией и политическими преступлениями в армии. Вполне естественно, что в ситуации, когда молодая Республика превратилась в окруженный фронтами военный лагерь, задачи репрессий в отношении чуждых классов, осуществления так называемого «красного террора» легли главным образом именно на Красную Армию. Направлял и вдохновлял эти репрессии наркомвоенмор Троцкий.

Троцкистский «красный террор» отличался уничтожением «врагов» главным образом по формальному признаку принадлежности к «чуждым» классам. Размах его, вне всякого сомнения, многократно превосходил количество жертв «сталинских политических репрессий». Известно, что определяющую роль в организации этого террора играли лица еврейской национальности. В наше время сионисты пытаются скрыть, замолчать этот факт. И совершенно, кстати, напрасно. Еврейский народ вовсе не должен считать себя обязанным искупать грехи Троцкого, Землячки и подобных им личностей.

Так или иначе, а массовые репрессии, обрушенные Троцким на наиболее образованные слои русского общества (являвшиеся в значительной мере носителями национальной идентичности) в течение нескольких лет, привели к практически полному их уничтожению или выдавливанию за границу. Разве не логичным будет предположить и по этому эпизоду наличие связи между Троцким и силами, заинтересованными в захвате при его помощи России?

По окончании Гражданской войны в 1923 году Троцкий создал так называемую «левую оппозицию», которая целенаправленно занялась насаждением в Красной Армии и государственном аппарате троцкистских элементов, а также стала координировать деятельность троцкистов, уже внедренных в структуры государства в ходе Гражданской войны. С самого начала «левая оппозиция» задумывалась как инструмент заговора и мятежа, с самого начала она находилась на связи с зарубежными разведцентрами.

Покидая РККА, Троцкий старался закрепить свое влияние в армии. С 1922 года в Политическом уставе Красной Армии, параграф 41, стала красоваться его биография, увенчанная совершенно убойной формулой: «Тов. Троцкий – вождь и организатор Красной Армии. Стоя во главе Красной Армии, тов. Троцкий ведет ее к победе над всеми врагами Советской республики». Троцкий, как вы понимаете, пошел на принятие указанного параграфа только после многотысячных просьб советских граждан и вопреки своей неописуемой пролетарской скромности.

Вероятнее всего, будь Троцкий русским или хотя бы просто не евреем, его приход на смену Ленину во главе государства был бы более чем вероятен. Можно предположить, что в 1924 году иностранные покровители побоялись выдвижения Троцкого на высший государственный пост в Советском Союзе, не рискнув играть с самолюбием русских.

Разумеется, еврейство Троцкого являлось препятствием не столько с точки зрения его анкетных данных, сколько с точки зрения его совершенно недостаточной ассимиляции в России. В то время как грузин Сталин предпринимал титанические усилия для того, чтобы в культурном отношении влиться в русский народ, Троцкий, овладев внешними формами русской культуры, продолжал относиться ко всему русскому с откровенным презрением и непониманием, оставаясь чужаком не по рождению, а по духу.

В первой половине 1920-х годов, очевидно, не расставшись еще с надеждой занять положение вождя, Троцкий написал несколько работ, посвященных вопросам культуры и языкознания, проявив при этом просто удручающий разброс сознания, непонимание России, ее сложнейших, не поддающихся большевистскому наскоку культуры и уклада. Критикуя сталинские порядки в Советском Союзе, Троцкий писал:

Директор московского завода, видный коммунист, хвалится в «Правде» культурным ростом руководимого им предприятия. «Механик звонит: «Как прикажете, сейчас остановить мартен или обождать…» Я отвечаю: «Подожди…» Механик обращается к директору крайне почтительно: «как прикажете», тогда как директор отвечает ему на «ты». И этот непристойный диалог, невозможный ни в одной культурной капиталистической стране, рассказывается самим директором на страницах «Правды», как нечто вполне нормальное. Редактор не возражает, ибо не замечает; читатели не протестуют, ибо привыкли. Не будем удивляться и мы: на торжественных заседаниях в Кремле «вожди» и народные комиссары обращаются на «ты» к подчиненным им директорам заводов, председателям колхозов, мастерам и работницам, специально приглашенным для награждения орденами. Как не вспомнить, что одним из наиболее популярных революционных лозунгов в царской России было требование отмены обращения на «ты» начальников к подчиненным!

Вот из-за чего, оказывается, красные и белые разнесли Россию в пух и перья – начальство на «ты» обращалось!

Не ясно только – действительно Троцкий не понимал, что обращение на «ты» имело в России более доверительный характер, а среди товарищей, единомышленников – вообще единственно приемлемый, или просто злобствовал? А вот Сталин все эти нюансы русского самосознания понял и принял очень быстро, что и помогло ему завоевать сердце народа.

То, что русские предпочли Троцкому – гению, с его собственной точки зрения, серого азиатского мужика – Сталина, доводило Троцкого до крайней степени озлобления по отношению к России и, по-видимому, решило вопрос его перехода к активной подрывной деятельности по отношению к СССР. А чтобы закрыть вопрос о грубости Сталина, приведем мнение на этот счет Павла Анатольевича Судоплатова, вспоминавшего:

…мне пришлось убедиться, что руководители того времени позволяли себе грубость лишь по отношению к руководящему составу, а с простыми людьми члены Политбюро вели себя подчеркнуто вежливо.

С началом восстановления экономики Советского Союза и демобилизацией Красной Армии должность наркома по военным и морским делам утратила прежнее значение. Троцкий мгновенно потерял к ней интерес и в 1925 году занял неприметный на первый взгляд пост председателя Главного концессионного комитета СССР, того самого, который, как мы помним, рассматривался западными державами в качестве отмычки для проникновения в экономику Советского Союза и эксплуатации нашей страны. Показательный карьерный путь, не правда ли!

Разумеется, было бы несправедливым упрощать отношения, существовавшие между Троцким и иностранными, прежде всего американскими, спецслужбами. Справедливость требует сказать, что этот пламенный революционер не мог, конечно, являться простым «наемником американского империализма».

Союз Соединенных Штатов Америки и троцкизма был классическим примером единства противоположностей, в котором каждая из сторон рассчитывала переиграть и обхитрить другую, использовав партнера для достижения исключительно своих собственных целей. Подробный анализ идеологии троцкизма выходит за рамки этой книги, однако нет оснований сомневаться, что Троцкий совершенно искренне бредил мировой революцией. В одной из своих поздних работ он, в частности, писал:

Границы СССР – есть только временные траншеи классовой борьбы! Границы всех государств – лишь оковы производительных сил! Задача пролетариата – не охранение статус-кво, не увековечение границ, а наоборот – их революционное упразднение с целью создания Социалистических Соединенных Штатов Европы и всего мира! Но для того, чтобы такая международная политика стала возможна, если не теперь, то в будущем, нужно, чтобы сам Советский Союз освободился от господства консервативной бюрократии с ее религией «социализма в отдельной стране».

Для чего же понадобился этот большевистский бред прагматичным американским капиталистам?

Не секрет, что пока англичане, французы, русские и немцы душились на Марне, в Галиции и под Верденом, травили друг друга газом под Ипром, Америка танцевала фокстроты и набивала подвалы золотом, наживаясь на военных поставках. В годы мировой войны американская экономика совершила качественный рывок вперед. Теперь обратного пути для США быть не могло – их экономика еще в первые годы ХХ века исчерпала все внутренние резервы для развития и, чтобы не взорваться, обязана была расти только экстенсивно, пожирая все новые и новые рынки. Однако по окончании войны сбыт американских товаров резко упал – оказалось, что свободных рынков в мире попросту нет: куда ни повернись, всюду были территории, подвластные Британской империи или Французской колониальной державе. Разумеется, и речи быть не могло о том, чтобы британцы или французы «пустили козла в огород», открыв американцам рынки своих колоний. Складывалась ситуация, когда США могли в течение нескольких десятилетий растерять весь накопленный потенциал, а Англия и Франция за счет эксплуатации колоний вернуть былое экономическое могущество. Таким образом, для США буквально вопросом выживания стало разрушение колониальных империй и установление в бывших колониях либерально-демократических режимов с последующим захватом их рынков.

Именно для этих целей американцы первоначально предполагали использовать Троцкого. Конечно, они не верили в реальную возможность организации троцкистами мировой революции, однако троцкистские идеи об абсолютном интернационализме, об отмирании государства действительно способны были раскачать национальную государственность противников США, а имея в «союзниках» троцкистский марионеточный режим в России, Соединенные Штаты Америки на самом деле могли решить проблему установления мирового экономического господства.

Необходимо отметить, что Великобритания, уловив, куда движется корабль американской внешней политики, поспешила пристроиться к нему в кильватер, рассчитывая, действуя в своем привычном стиле, проломить американской головой русскую стену и ликвидировать, таким образом, опасность своим интересам как со стороны Советского Союза, так и со стороны Соединенных Штатов. Следуя данной установке, Intelligence service также активизировало контакты с Троцким.

Однако вскоре ситуация вновь изменилась. Переход в оппозицию и изгнание из СССР осложнили взаимоотношения Троцкого с Западом, поскольку лишенный власти в Советском Союзе прежнего интереса для англо-американцев он уже не представлял – идеи Троцкого ведь могли жить и без него. Поэтому неудивительно, что после прихода к власти в Берлине нацистов и оглашения ими своей внешнеполитической программы, Троцкий все больше тяготел именно к Германии, полагая, что германские штыки раньше всех прочих могут решить задачу «освобождения» России от сталинизма. Впрочем, в этой мысли Троцкий не был оригинален – она не давала покоя многим головам как в Европе, так и в СССР.

Союз троцкизма с фашизмом не являлся фантазией Сталина, но был вполне реальным фактом. В июне 1941 года, когда с самим Троцким уже было покончено, И. Геббельс записал в своем дневнике: «Мы работаем на Россию при помощи трех тайных радиопередатчиков. Тенденция первого – троцкистская, второго – сепаратистская и третьего – националистическая русская. Все три – резко против сталинского режима».

Ослепленный успехом большевизма в России, Троцкий совершенно утратил чувство реальности – он готов был сотрудничать хоть с дьяволом, лишь бы учинить мировую революцию. Россию же Троцкий и троцкисты считали пройденным этапом, а ее народам цинично отводили роль хвороста, потребного, чтобы разжечь мировой революционный пожар. Таким образом, интересы реакционных, агрессивных кругов за рубежом и троцкизма в отношении России совпадали, что представляло для нашей страны прямую и непосредственную угрозу.

Троцкистская мафия

Неизбежно возникает вопрос: какова могла быть реальная численность троцкистского подполья в СССР? Вероятнее всего, на непосредственной связи с Троцким состояли десятки, в крайнем случае, сотни человек, однако поскольку большинство из них являлись крупными руководителями наркоматов, партийных и советских органов, то общая численность боевой троцкистской сети, по-видимому, могла исчисляться в несколько тысяч или даже десятков тысяч человек.

В наше время некоторые авторы сравнивают троцкистское подполье с сетевыми структурами, такими как мафия в США. Как известно, отличительная черта мафии в том, что членство в ней, не закрепленное формально, в то же время строго регламентировано по сути. Мафиози может быть врачом, священником, студентом, инвалидом или крестьянином. По внешним признакам нельзя определить, кто из членов мафии «крестный отец», кто осведомитель, а кто – просто сочувствующий. При этом родственники члена мафии – это, по сути, тоже мафиози, ибо с самого детства, из поколения в поколение, мафия воспитывает в них не преданность родине, а верность своей паразитической корпорации. Мафия, таким образом, это даже не организация, а образ мысли, стиль жизни, религия целого слоя общества, который живет тем, что паразитирует на государстве и терроризирует народ. При этом, как показывает история, уничтожить мафию нельзя, а нанести ей поражение, заставить временно отступить можно, только наложив запрет на образующий ее образ жизни и направив против нее самый безжалостный террор.

В Советском Союзе такой паразитической прослойкой в значительной степени стал бюрократический аппарат. По своему национальному происхождению (преимущественно нерусскому), уровню образования и другим качествам представители аппарата не способны были обеспечить руководство подведомственными им структурами в период того бурного национального развития, которое развернулось под руководством Сталина. Представители бюрократии прекрасно понимали, что должны быть замещены новыми кадрами, однако привыкшие в 1920-е годы к полной бесконтрольности, практически абсолютной власти и значительным привилегиям не собирались сдаваться без боя. Таким образом, большинство старого аппарата, даже не относясь напрямую к троцкистскому подполью, именно с Троцким связывало надежды на укрепление своего положения и именно на него делало ставку в борьбе со Сталиным. В результате круг «скрытого троцкизма» неимоверно расширялся и поистине охватывал всю страну, во всяком случае ее правящую верхушку.

Как и классическая мафия, троцкистская бюрократия состояла из множества земляческих и родственных кланов, способствовавших выдвижению на высокие должности бездарных и аморальных личностей исключительно по принципу клановой принадлежности. Не трудно вообразить, сколь огромным и могущественным стал к концу 1920-х годов этот спрут, сколь ужасна была его сила, раз он не таился в подполье, а на законных основаниях безраздельно контролировал государство и органы безопасности СССР. В этих условиях уничтожать только единицы наиболее явных, вооруженных врагов народа из числа троцкистов было недостаточно, требовалось, по существу, полностью менять государственный аппарат.

Между тем роль отставной козы барабанщика Троцкого не устраивала – после его выезда за границу активность троцкистов в Советском Союзе не только не пошла на убыль, но, и напротив, стала резко усиливаться. При самой активной и разнообразной помощи иностранных разведок, предоставлявших ему свои каналы секретной связи и дипломатической почты, Троцкий продолжал непосредственно руководить подпольем в СССР. Более того, опираясь на ресурсы мощных троцкистских центров в Народном комиссариате по иностранным делам (НКИД) СССР и советских внешнеторговых объединениях, Троцкий создал так называемый Четвертый интернационал, который, раскинув свои секции по всему миру, развернул работу по проникновению в жизненно важные центры других стран.

Выслав самого Троцкого из Советского Союза еще в двадцать девятом году, Сталин, тем не менее, долго не мог избавиться от троцкистского по своей сути государственного аппарата, принужденный мириться с ним в силу того обстоятельства, что коренная российская интеллигенция была разгромлена в годы «красного террора». Однако к середине тридцатых годов на обагренной кровью, обожженной войной и революцией русской почве стало подниматься новое боеспособное и образованное национальное поколение. Именно на него предстояло опереться Сталину в борьбе за свободу страны.

В начале 1930-х годов старая Россия с ее патриархальными пережитками была разрушена, наступило время для созидания, и, следовательно, троцкистский государственный аппарат окончательно исчерпал себя. Россия, готовая встать в полный рост, требовала перемен. Троцкисты же, напротив, стремились во что бы то ни стало законсервировать государство, основанное на диктатуре пролетариата, которая, по существу, выродилась в диктатуру троцкистской мафии. С этой целью они готовы были безжалостно расправиться с поколением новых национальных кадров.

В наше время нередко говорят, что репрессии были вызваны боязнью Сталина потерять власть. Известная доля правды в этом есть, ибо троцкизм в самом деле угрожал Сталину, причем не только потерей власти, но и потерей жизни. При этом, разумеется, те, кто судит Сталина по себе, полагая, что власть требуется только для того, чтобы развратничать и бездельничать, жестоко ошибаются. Сталину власть необходима была для дела, в которое он верил и которому служил. Так или иначе, чтобы не остаться один на один с троцкизмом, Сталину нужен был союзник, и единственным таким союзником мог стать только русский народ, не принимавший троцкистской диктатуры и готовый пойти в борьбе с ней до конца. Это был надежный и взаимовыгодный союз, ибо Сталин так же нуждался в помощи русского народа, как и русский народ нуждался в защите Сталина от троцкистов и иностранных грабителей. Именно эта общая опасность выделила Сталина в сознании русских из большевистских рядов, сблизила и породнила его с народом.

Тем временем возрождение под знаменем НСДАП прусского милитаризма коренным образом изменило ситуацию в мире. До предела обострились противоречия в стане врагов России, сделав невозможным возникновение сильной военной коалиции для агрессии против нее. Запад, встревоженный нарастающей германской угрозой, стал смотреть на Россию более благосклонно. В новых политических условиях Англия и особенно граничившая с рейхом Франция были готовы к широкому компромиссу с Москвой. Сталин решил использовать сложившуюся благоприятную ситуацию, чтобы освободить страну от троцкистской диктатуры.

Потенциальная энергия грядущего противостояния была колоссальной. По существу, речь шла о начале новой гражданской войны, скрывавшей значительный элемент национально-освободительной борьбы народа России против троцкистской диктатуры, пошедшей на прямой сговор с агрессивными силами за рубежом. Ценой этой борьбы должно было стать само существование Российского государства, нашей нации. Борьба на этом пути предстояла страшная и жестокая.

Репрессии против крестьян

Коллективизация

Нет ничего удивительного в том, что линия фронта в этой борьбе пролегла прежде всего по русской деревне, ибо все ресурсы, необходимые стране для развития, были сосредоточены именно там.

Вряд ли у кого-либо из серьезных людей есть сегодня сомнения в том, что осуществление коллективизации сельского хозяйства отвечало коренным интересам нашей страны. Вполне естественно также и то, что проведение столь гигантского комплекса мероприятий не могло обойтись без сопротивления со стороны крестьянства, без перегибов со стороны властей и, соответственно, без массы отдельных человеческих трагедий. Не отвлекаясь на подробности, заметим, что подобных трагедий на Западе в тот же исторический период было ничуть не меньше.

Что касается России, то перед ней, как мы помним, встал вопрос – быть или не быть, существовать нашей нации или погибнуть. Противостоять усиливавшейся иностранной экспансии, не имея национальной промышленности и располагая сельским хозяйством, застывшим на уровне семнадцатого века, Россия не могла.

Другой вопрос, чем объяснялись случаи перегибов при проведении коллективизации сельского хозяйства, возможно ли было обойтись без репрессий в отношении крестьянства и, наконец, соответствуют ли исторической правде все те ужасы, которые в наши дни нередко можно слышать о коллективизации и раскулачивании?

В 1928 году в сельскохозяйственном производстве СССР было сосредоточено 75% трудоспособного населения страны. При этом количество рабочих дней крестьянина составляло в среднем всего 90 – 100 в год. Об эффективности труда русского крестьянства можно судить по тому, что 74,4% яровых культур в тот период высевалось вручную, а 44% из них позднее сжималось и скашивалось серпом либо ручной косой. Даже ребенку понятно, что, где 75% населения работали вручную, там справились бы и 30%, вооруженных необходимой техникой и агрокультурой. Выходило, что пока страна больше воздуха нуждалась в рабочих руках для строительства заводов и иных промышленных объектов, нуждалась, наконец, в хлебе, несколько десятков миллионов человек занимались совершенно непроизводительным, сизифовым, по сути, трудом.

Что требовалось в этих условиях от Советской власти? Во-первых, перенаправить лишние трудовые ресурсы из деревни в город, во-вторых, объединить оставшихся крестьян в крупные жизнеспособные хозяйства и, в-третьих, кулаков, препятствовавших проведению этих мероприятий, лишить экономической почвы, а в случае сопротивления – репрессировать.

Когда XV съезд ВКП(б) объявил о том, что страна берет курс на коллективизацию сельского хозяйства, мало кто в СССР или за его пределами всерьез полагал, что заявленный процесс не затянется на десятилетия, а будет завершен за три-четыре года. В самом деле – мало ли обещаний давалось народу властями – построить коммунизм, предоставить каждому квартиру, удвоить, утроить и т. п. Кстати, давали своим народам обещания не только руководители России. Так, президент США Линдон Джонсон обещал американцам в ХХ веке построить «Великое общество», своего рода американский аналог коммунизма, а между тем, как известно, «американский воз» в этом вопросе и ныне там.

Сталин же быстро показал, что бросаться словами он не намерен. Если в 1928 году до 80% тракторов, работавших на полях Советского Союза, имели импортное происхождение, то уже в 1932 году ввоз тракторов в СССР полностью прекратился. В 1930–1933 годах в нашей стране в строй вошли Сталинградский, Харьковский и Челябинский тракторные заводы, заводы сельхозмашин «Ростсельмаш», запорожский «Коммунар» и другие. Техника на село пошла сплошным потоком. В 1932 году в сельском хозяйстве уже работало 148 тысяч тракторов и 14 тысяч зерновых комбайнов, а к 1940 году их число возросло до 684 тысяч и 182 тысяч соответственно. Излишне напоминать, что СТЗ, ХТЗ и ЧТЗ могли в массовых количествах строить не одни только трактора – это именно их продукция несколько лет спустя дала немцам шороху под Курском.

Именно процесс коллективизации помогает понять, почему в борьбе с троцкизмом Сталин на первых порах ограничился только высылкой «демона революции» из СССР и его политическим осуждением, тогда как никто даже из наиболее явных сторонников Троцкого не был репрессирован. Более того – троцкисты продолжали контролировать важнейшие структуры государства, как, например, комендант Московского Кремля Рудольф Петерсон или руководитель службы государственной охраны Карл Паукер. Некоторые историки делают из этого вывод о том, что Сталин на самом деле не опасался выступления троцкистов (раз даже коменданта Кремля не поменял), а значит, и троцкистского заговора на деле не существовало. Это не так.

Сталин продолжал терпеливо «хлебать с троцкистами из одного партийного котелка» потому, что еще нуждался в них. Только старый революционно-большевистский аппарат мог безжалостно и твердо в столь короткие сроки провести мероприятия против кулачества, применив при этом испытанные в годы Гражданской войны методы. Новое поколение кадров, люди, ставшие сталинскими наркомами, генералами и конструкторами к началу Великой Отечественной войны, были иначе воспитаны и не годились для проведения чрезвычайных мероприятий в деревне. Эти молодые кадры Сталин берег и в то же время, не смущаясь, использовал троцкистов в своих политических интересах, зная наперед, что вскоре наступит момент, когда их придется уничтожить.

А то, что проблемы в ходе коллективизации будут, Сталин, задавая этому процессу столь невероятные темпы, конечно, знал. Не мог он не понимать и того, что отрывать крестьян от единоличного хозяйства придется силой, допуская при этом массовые случаи «нарушения добровольности вступления в колхозы». Все возможные последствия он предвидел и сознательно шел вперед – выхода другого у Сталина и у России не было. Конечно, слова Сталина о перегибах, о «ретивых обобществителях», «льющих воду на мельницу наших врагов», о «политике унтера Пришибеева», о чем шла речь в статье «Головокружение от успехов», в значительной степени были тактическим ходом, маневром Сталина, спасавшего идею коллективизации от недовольства крестьян. Что было, то было.

Раскулачивание

Особо ожесточенное сопротивление сталинскому курсу, как и следовало ожидать, оказали кулаки. Либеральной литературой в наше время часто приводятся неизвестно где ею почерпнутые «высказывания крестьян» вроде, например, таких: «Никаких ни бедняков, ни кулаков у нас нет: все в обществе одинаковы, есть только труженики-хлеборобы да лодыри, которых советская власть считает бедняками».

Подобная позиция тщится поддержать миф, согласно которому советская власть, сделав ставку на этих «тружеников-хлеборобов», могла решить все вопросы с продовольствием в стране и без коллективизации.

Кулачество существовало и до революции, однако по эффективности и, соответственно, по товарности кулацкие хозяйства вдвое уступали помещичьим. Ничего удивительного здесь нет, поскольку кулак при всем желании, даже надорвав пупок, не мог сравниться с крупным хозяйством ни в агрокультуре, ни в механизации, ни в персональном культурном развитии. Для того чтобы кулак стал фермером, необходимо было сначала вытащить его из тьмы невежества, а затем льготным кредитованием за государственные (т. е. народные) деньги дать ему возможность разорить соседей и, скупив их земли, создать крупное хозяйство. Другое, не сталинское, государство так бы и поступило, причем половину денег дало бы кулаку, а половину украло бы. В результате кулак на народные же деньги превращался в паразита, а 95% крестьян возвращались в состояние батраков. Еще дальше было бы то, что происходит во всех странах мира – сельскохозяйственное производство оказывалось монополизированным дюжиной компаний, следы акционерного капитала которых скрывались бы далеко за границей. Дали бы эти монополисты народу, их породившему из ничего, деньги на индустриализацию? А на войну? Естественно, что пойти на поддержку кулачества на таких условиях советское правительство не могло, не имело права.

Коллективизация и борьба с кулачеством – тяжелый и болезненный процесс, никто не спорит. Однако его необходимость для страны настолько очевидна, что даже самые решительные критики сталинских реформ не в силах ее оспаривать по существу, скатываясь зачастую на позиции откровенного злобствования. Собственно, ничего удивительного здесь нет, как говорится, а судьи, кто?

Родился 17 апреля 1933 года в Москве, в семье художника, формировался в кругу творческой интеллигенции, часть этого круга исчезла в годы репрессий. Оканчивая среднюю школу, был лишен серебряной медали за «недооценку роли тов. Сталина в Гражданской войне» и не принят ни в один московский вуз (1951). Два года учился в Латвийском университете. Здесь увлекся сценой и некоторое время служил актером в Рижском русском драмтеатре. Осенью 1953 года вернулся в Москву. В студенческие годы подрабатывал на хлеб фотографией, журналистикой, стажировался в архиве, где в обязанности входило разыскивать документы о трудовом стаже для получения пенсий реабилитированным из лагерей. Окончил «историко-филологич. ф-т» «Московского гос. пединститута».

Это отрывок из автобиографии некого Юрия Альперовича (Дружникова), именовавшего себя русским писателем и издавшего в 1987 году в Лондоне книжку-пасквиль о Павлике Морозове. Это вполне типичный антисоветский и антирусский «правдоискатель», вскормленный нашим соленым хлебом. Сначала он был Дружниковым и славил, захлебываясь, пионерию. Уехав затем в Америку, Дружников вспомнил, что он таки Альперович, а пионеров принялся хаять и проклинать, сделавшись буквально из Савла Павлом. Враг это нашего народа или нет? Позор нам с вами, раз мы судим о своей истории по нашептываниям таких вот «русских писателей»!

Кто давно не читал рассказ А.П. Чехова «Мужики», честное слово, не поленитесь, перечитайте. Может быть, перечитав его, мы согласимся, что Павлик Морозов имел право стремиться к иной жизни и иной судьбе, возможно, как раз к той, какую ему могла дать советская власть. Следовало ли при этом мальчику давать в суде показания против своего отца – председателя сельсовета и по совместительству мародера, обиравшего раскулаченных? Не знаю! Знаю только, что возможная ошибка Павлика не оправдывала его деда Сергея, двоюродного брата Данилу, бабушку (!) Ксению и крестного Арсения Кулуканова, зарезавших Павлика и его брата Федора. Односельчане Морозовых вспоминали:

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.