Тетради для внуков

Коллективизация рыбацких хозяйств не приводила ни к какой ломке артельных обычаев: рыбаки по опыту знали, что такое артель и каковы ее выгоды для них. Иное дело – крестьяне северных районов, не видевшие и не испытавшие преимуществ артельного труда…

Идя во главе масс, творящих историю, Ленин отчетливо видел и цель, и обстановку, и наиболее целесообразные средства для достижения цели в исторически данной обстановке. Сталин же, возомнивший себя творцом истории, был лишь слепым ее орудием. Лишенный ленинского умения предвидеть, он мог лишь отрицать существование того, что произошло. Чуждый ленинского бесстрашия в признании ошибок, он стал утверждать свою непогрешимость. Далекий от ленинского стремления выслушивать глас народа, он умел лишь подслушивать и следить. Все идеологические построения сталинизма имеют своей целью оправдать содеянное, сваливая все неудачи на чужую голову, а не обосновать хоть какое-то научное предвидение будущего.

* * *

И скучал же я в Астрахани! Город ли такой или я стал таким? Григорий Евгеньевич, коренной москвич, стремился в Москву. Он и квартиру там имел. Наконец, он сообщил:

– Через месяц уезжаю. Согласен ехать со мной?

Я с радостью согласился. Тем более, что и Еву посылали в Москву, на курсы красных директоров. Она сомневалась – ехать ли, ведь на курсы с детьми не явишься. Учиться ей следовало, и я взял детей на себя. Лето мы провели на старенькой даче, которую Еве предоставила администрация ее курсов, а осенью ее с детьми приютили родственники. И тут я многое узнал.

В коммунальной квартире, дверь в дверь с нашими родственниками жила бдительная особа. Услышав звук отпираемой двери, она высовывала в коридор свой острый носик и вонзала в вас фотографирующий взгляд. Родственник уверял, что она ведет картотеку его посетителей.

В этой квартире я навещал жену и детей, а сам спал то тут, то там, иной раз и на кипе газет в типографии "Труда", куда я поступил работать.

Соседка напрасно следила. Я ничего не замышлял и ничем, кроме своей газетной работы, не занимался. Разве не это требовалось от бывшего троцкиста? Прошло два года, как меня исключили из партии. Я пошел на прием в ЦКК, к Шкирятову.[38]

В своем желании вернуться в партию, я, подобно всем моим товарищам, исключенным за принадлежность к оппозиции, придерживался правила: не лгать в Контрольной комиссии. Это прямолинейное правило не так легко соблюдать, когда тебе задают вопросы, затрагивающие не тебя одного, но и твоих друзей. Есть все основания утверждать, что при Ленине не задавали бы таких вопросов. Для партии, для партийного духа не полезно, а вредно толкать человека на сделку с совестью. И необходимости такой для ПАРТИИ нет совершенно.

Вопросы Шкирятова имели смысл только в том случае, если наперед предполагалось подвергнуть уголовному преследованию всех, кто был со мною заодно, но не явился в ЦКК с повинной, а оставался беспартийным. Но мы-то не знали наперед, мы были честными людьми.

Шкирятов ответил мне почти отрицательно, и я, написав еще одно письмо, адресовал его Кагановичу по совету Цыпина. К Кагановичу меня даже не вызвали. Но через пять лет это письмо фигурировало в моем следственном деле. Это еще раз подтверждает, что досье на нас завели уже в тридцатом, заранее наметив, какими способами будет проведено полное и окончательное решение троцкистского вопроса…

Но само его решение выдвигает перед историей новый вопрос, точнее, оценку подобных способов решения.

19. Я мог бы умолчать и об этом

Гораздо более энергичная, чем я, Ева получила жилье: две крошечные комнаты на окраине Москвы. Мы приобрели буфет – первый буфет в нашей жизни. По старому комсомольскому выражению, мы начали "обрастать". Правда, жира я не сумел накопить и доныне.

В новой обстановке у меня вдруг воскресла страсть к чтению. Я почувствовал слабость своих знаний и стал завсегдатаем читальни Дома Союзов. Завел толстую тетрадь, в которой конспектировал "Антидюринг" и "Диалектику природы".

Чуть надкусишь яблоко познания – и уже готов делиться своей мудростью. Изучение – или то, что казалось мне изучением, тринадцатой главы "Капитала" возбудило во мне честолюбивую мечту о написании книги по истории техники. Затея, слава богу, не пошла дальше плана. Я не хочу сказать, будто потому только, дескать, я стал забывать о своей молодости, что занялся марксистской наукой в тихих читальных залах.

Я, действительно, стал забывать многое, я отдалился от старых друзей, но не потому, что сидел в читальне. И не потому также, что боялся – тогда еще не очень страшились новых знакомств и не взвешивали каждое слово в письме, прежде чем его заклеить. Я стал забывать – и опустился. Вот и все. Я старался думать обо всем, кроме тех вещей, которые способны разбудить воспоминания. Человек, вычеркнувший из памяти свое прошлое, теряет свое нравственное "я". Дела свои я в состоянии сравнивать с делами соседа, но свои побуждения я знаю куда точнее, глубже, чем его – о них я сужу не прямо, а косвенно, только по его высказываниям, которые могут быть и неискренними.

Воспоминания дают мне возможность найти мотивы своих действий в прошлом и, сравнивая их с мотивами сегодняшними, судить себя не только по делам, но и по мыслям своим. Ближнего мы судим по делам именно потому, что его душа для нас потемки. Желание быть лучше, чем ты был раньше, и есть наше нравственное "я" – и призыв не вспоминать, на какие сделки со своей совестью мы шли в прошлом, есть призыв отказаться от моральной самооценки вообще, от сравнения будущих действий с прошлыми. Многим мог бы я напомнить не ошибки их – ошибки не аморальны, – а сделки с совестью, самые распространённые из которых – это угодничество и низкопоклонство. Не этим людям учить других нравственности и непримиримости ко злу, не им составлять моральный кодекс… Самого себя вспомнить надо!

Но за собой ты не замечаешь ничего. То-то и оно – ты обронил где-то свое "я", внутреннее зрение твое притупилось. Так оно и должно быть, чтобы ты не посылал ни гроша маме, получая кучу денег за литературную работу (отмена партмаксимума коснулась, прежде всего, литературных доходов). И оборванные люди, сидящие толпами на Каланчевской площади, не должны вызывать в твоем сознании ни тревоги, ни удивления. Возле всех трех вокзалов на Каланчевской площади сидели на своих котомках и узлах тысячи людей. Они приехали неведомо откуда и питались неизвестно чем. Их лихорадочные глаза и почерневшие лица могли бы напомнить мне улицы Одессы в голодную зиму 21-го года – если бы я не спешил забыть, все забыть. А теперь в Одессе жила мама, она переехала туда вслед за дочерью и зятем.

В своих сдержанных письмах она ни словом не обмолвилась, как им с отцом трудно живется. И о том, какой смертью умер мой дед, она тоже промолчала. А он умер с голоду, с того самого голода, о котором нет ни цифр, ни упоминания в истории тридцатых годов.

Еще реже, чем матери, писал я Лене. Ее тоже постигла беда: во время чистки аппарата – проводили и такую! – ее сняли с работы, как дочь священника. Несколько месяцев мытарили, пока комиссия по чистке признала, что дочь попа может и не быть религиозным проповедником. Но и на ее письмо я отозвался самым жалким образом.

Только Рафе помог – и то случайно. Он с Марусей находился дня два проездом в Москве, их перегоняли из одной ссылки в другую. Маруся позвонила мне на работу и назначила встречу у памятника Пушкину. Вид у нее и Рафы был ужасный, а недавно родившаяся девочка их выглядела совсем заморышем. Маруся качала ее на руках и повторяла: "Тише, Эльда, ну, успокойся!" Мы немного поговорили, и я попросил Рафу прийти к памятнику еще раз через пару часов, а сам помчался домой. Ева была на работе. Я достал из шкафа свой костюм (у меня их было всего два), свернул его в тугой узел и поспешил обратно. Рафа сидел на бульваре. Он был не шире меня в плечах, но выше ростом. Пусть Маруся распустит манжеты на штанах…

Не помню в точности, что я в ту минуту думал. Скорее всего, мне хотелось заглушить крик моей совести, заткнуть ей глотку штанами и пиджаком. Тогда носили не пары, а тройки, но я второпях забыл жилет.

Он очень пригодился бы на заплаты: Рафа и Маруся в ссылке не сидели за письменным столом, они работали на тяжелых работах и жили на гроши. В одной из ссылок они жили в комнатушке, переделанной из уборной.

Я обещал Рафе, что буду время от времени посылать им деньги. Думаю, что он мне не поверил; во всяком случае адреса своего он не прислал.

Да, но Ева рассердилась. Ей не столько костюма стало жаль – она не была скупой, – сколько досадно (а может, и боязно), что я поддерживаю Рафаила. Она сердилась на всех моих прежних друзей. Они виноваты во всем, они совратили этого неустойчивого человека. Беда с неустойчивыми!

– Опять ты за старые связи? Ой, Миша, попадешь туда же! Сам будешь виноват, смотри!

Еву уже убедили, что подарить штаны ссыльному – это троцкизм. Такое действие именовалось "связью с врагом".

… Григорий Евгеньевич не оставлял меня своим покровительством. Настойчиво приглашал он меня в "Вечернюю Москву", куда его назначили редактором. Было решено улучшить газету, сделать ее более живой и близкой широким массам. Москва выходила в ряд великих строек. Предстояло изменить лицо столицы: она – витрина страны. Начали рушить Охотный ряд и строить метро. Фоторепортеры "Вечерки" охотно снимали хорошеньких девушек-строителей с белозубыми улыбками.

В ресторане "Прага" на Арбате устроили закрытую столовую для ответственных работников Московского совета рабочих депутатов, и наш редактор добился нескольких карточек для заведующих отделами. Система закрытых столовых и магазинов явилась, по всей видимости, следствием того же явления, которое привело к голоду на Украине и скоплению людей на Каланчевской площади. Но постепенное совершенствование системы изменило ее характер: предназначенная, казалось бы, спасти ответственных работников от голода, она сама собою вскоре превратилась в средство разделения народа на простых людей и людей привилегированных.

В "Праге" кормили превосходно, а по тем временам – прямо по-княжески. Мы обедали в столовой, а завтрак и ужин получали сухим пайком – масло, яйца, сыр и прочее в изобилии, и притом по особо низким ценам. Мой путь из "Праги" никак не лежал через Каланчевскую площадь, хотя это и были две стороны одной медали.

В Замоскворецком районе, где Ева работала секретарем парторганизации одной из швейных фабрик, в свою очередь, закрыли для простых и открыли для ответственных работников столовую невдалеке от райкома партии. Наши дети не теребили маму, прося хлеба.

Мне все же случалось попадать на вокзалы и видеть сидящих на узлах оборванных женщин, мужчин и детей. Но мне и в голову не приходило ничего близкого к правде. Я думал – они просто приехали на заработки. Когда хотят, чтобы слуга народа перестал задумываться над тем, как этому народу живется, его переводят на закрытое снабжение. Ленин это понимал. Помимо благородства и рыцарства, им двигало трезвое и ясное понимание действительности. Все эти качества чужды сталинизму.

… История расточительна, а народ щедр. Широта его души безмерна. Писавшие о пафосе первых пятилеток подчеркивали, что огромная роль в них принадлежит Сталину. Ему ли? Был ли в те годы хоть один коммунист, хоть один сознательный рабочий, не понимавший, что является главнейшей задачей пролетарской революции в России?

Самым патетическим в пафосе пятилеток было великодушие рабочего класса, его великое терпение. Строили Магнитку и Кузнецк, воздвигали плотины и города, ехали в деревню на коллективизацию – и не просили карточек в закрытые распределители. Сталин, что ли, научил пролетариев России так самоотверженно работать для революции? Он всего только использовал созидательный порыв рабочего класса – порыв, о котором написать бы еще десятки книг, но показать в них все, без изъятий.

На моих глазах подтверждалась самой жизнью мысль Маркса: идеи революции овладели массами и сделались материальной силой. Со Сталиным или без него революция не могла не создать для себя новую, высокоразвитую материальную базу и, весьма вероятно, без Сталина промышленность страны развивалась бы ничуть не хуже, а сельское хозяйство – наверняка лучше. Странно включать пятилетние планы в список его заслуг.

Как-то случилось мне составлять текст к серии снимков "СССР на стройке". Окружив себя кучей книг и газет, я писал о размахе строек и героизме строителей, приводя цифры и факты, но забывая, что героизм рабочих выражен точнее всего в простейшем факте: добровольно и сознательно недоедают они и на работу ходят в чунях, только бы создать свою индустрию.

К самому разительному общественному явлению не написал я текста, да и фото такого не было. Что они едят-то, наши герои? Сытому не трудно говорить красивые слова. А каково делать красивые дела, да на полуголодный желудок? Почему же ни я, ни гораздо более известные и осведомленные авторы ни в одном очерке, ни в одном романе, ни в одной поэме ни единым словечком не обмолвились о закрытых распределителях разных ведомств и учреждений?

Строителям Магнитки тоже выдавали карточки, у них тоже был закрытый распределитель, только на полках его не лежало и малой доли того, что имелось в закрытых магазинах высоких московских учреждений. ЗРК (закрытые рабочие кооперативы) были ширмой преимущественного снабжения.

… Нас собралось три составителя, и мы посвятили труду пятилетки целую книгу, имевшую целью показать великие будни страны в простом прозаическом репортаже. Один за другим помещали мы собранные по темам отрывки обычной хроники областных и районных газет. Был у нас и раздел, посвященный переходу на пятидневную рабочую неделю, провозглашенную с великой помпой, а теперь забытую. В старом фильме "Волга-Волга" сохранились непонятные сегодняшнему зрителю надписи: третий день шестидневки, пятый день шестидневки (недели отменялись, вместо них были установлены пять рабочих дней, шестой – выходной, всего в году получалось не 52 недели, а 60 шестидневок). Нашу книгу, разумеется, позже изъяли: о шестидневке надо забыть, это раз, на титульном листе значится фамилия осужденного – это два. Изымались и менее крамольные книги.

* * *

Я снова встретился с Володей Серовым. Он приехал в Москву по приглашению Григория Евгеньевича. Третьим в нашей компании был Саша Рацкин, инициатор описанной выше книги. Как-то мы занялись подсчетом: что нам удалось сделать за свои тридцать лет. Получилось немного.

Нет, ты ошибаешься, воображая, что можно укрыться за удобной формулой: я не создал ничего хорошего, но и плохого не сделал! Я открываю тебе свою душу и рассказываю историю ее опустошения:

Живи по возможности просто,

Трагедия нам не нужна,

И прежде, чем броситься с моста,

Учти, что вода холодна.

Утонешь едва ль. А здоровье

Уже не вернется к тебе.

Так мажь себе масло коровье,

Учась на коровьей судьбе.

Дает она счастье телятам,

Хозяйке дает молоко

И, чуждая мыслям проклятым,

Живет хорошо и легко.

Ах, я обожаю сметану!

Как в ней караси хороши!

Сейчас сковородку достану —

И жарься, карась, да пляши!

Но корчатся рыбки напрасно.

Выпучивать нечего глаз!

Не так – то их участь ужасна —

Ведь в жизни их жарят лишь раз.

Трагедия рыбы – немая,

В ней, может, и правды – то нет…

Ешь, косточки все вынимая —

Опасен колючий скелет.

Колючих вопросов не трогай,

Веди на прогулку телят,

А я тебе встречусь дорогой —

Ругни меня так, как велят.

Живи себе век на здоровье

И будь благодарен судьбе.

Резцом ли, чернилами, кровью

Не пишут пускай о тебе.

К чему оно? Лучше в покое.

Накрыто. Гостей пригласи.

Что нынче? Телячье жаркое

Иль жареные караси?[39]

20. Черты нового порядка

В двадцатых годах мы гордились своей большевистской прямотой. Позже мы убедились, что грубая и якобы пролетарская прямота Сталина служила исключительно для маскировки его лицемерия и коварства, его интриганства и властолюбия – качеств, процветавших при византийском дворе и в восточных сатрапиях. Ремесло столичных газетчиков позволяло нам улавливать ароматы из этой кухни, где орудовал великий повар, оправдывая давнее предсказание: "Сей повар будет готовить исключительно острые блюда".

По-настоящему я ничего не знал, только дышал запахами византийства – совесть твоя не укрепляется от них. Становишься циником – это да. Володя Серов так и говорил: "Ты киник, Миша". Он любил выражаться изысканно. Одного Володю я и сохранил в числе близких друзей, Саша Рацкин был ближе к нему, чем ко мне. Зайти к Борису Горбатову не приходило и в голову, не хотелось даже звонить. Да и он не искал встреч. Чем объяснить, не знаю. Повзрослели? Или воздух в Москве стал другой?

Примечания

1

В.Крайний – один из создателей одесского комсомола, участник двух подполий во время "Центральной Рады" и Деникина. См. "В двух подпольях", М., "Детская литература", 1970, стр. 12. А.Максимов (Максимчик) – член одесского подпольного комитета комсомола. Там же, стр. 27:

2

Г.Баглюк (1904–1938) – поэт и журналист. Редактор литературного журнала "Забой", выходившего в Донбассе в конце 20-х годов. Реабилитирован в эпоху "позднего реабилитанса" (вторая половина 50-х годов).

3

А.Дрейфус (1859–1935) – капитан французской армии, еврей, ложно обвиненный в шпионаже в пользу Германии в 1894 году и приговоренный к пожизненному заключению. В результате длительной борьбы дрейфусаров во главе с Э.Золя приговор был заменен на десятилетнее тюремное заключение, а в 1904 году Дрейфус был реабилитирован, возвращен в армию с повышением в чине и… награжден орденом Почетного легиона.

4

Продразверстка – обязательный непосильный налог на крестьян, введенный в период военного коммунизма (1919–1921). Предусматривал изъятие "излишков" сельхоз. продуктов. В 1921 заменен более легким продналогом.

5

В письмах В.Короленко к А.Луначарскому, наркому просвещения в 1917–1929 годах, раскрывались многочисленные факты бесчеловечности новой, нарождавшейся власти. Письма были опубликованы в Париже в 1922 году и в Самиздате – в 1967. О последующих изданиях (если таковые были) составителю примечаний неизвестно.

6

Маруся Елько – настоящая фамилия Ювко (1901–1937) – в биографии М.Байтальского (см. "Домальский", КЕЭ, т.2, стр.370; Иерусалим, 1982. Названа М.Елько в соответствии с текстом настоящих воспоминаний) – активистка одесского комсомола, участница двух подполий.

7

Бонч-Бруевич В.Д. (1873–1955) – старейший деятель компартии, сотрудник "Искры" и "Правды". В 1917–1920 годах – управляющий делами Совнаркома.

8

Чичерин Г.В. (1872–1936) – советский гос. деятель, дипломат. Член РКП(б) с 1918 г. Нарком иностранных дел (1918–1930)

9

Литвинов М.М. (1876–1951) – профессиональный революционер, зам., а затем – нарком иностранных дел до 1939 года, когда был смещен (вероятно, по требованию Гитлера, ибо – еврей).

10

Коллонтай А.М. (1872–1951) – профессиональная революционерка, член большевистской партии с 1915 года, занимала партийные посты. С 1923 года была на дипломатической работе.

11

М.Югов – настоящая фамилия Равинский (1901–?) – один из организаторов Союза ученической молодежи в Одессе, участник двух подполий одесского комсомола, секретарь подпольного комитета комсомола.

12

"Заявление 46" содержало поддержку позиции Троцкого, критиковавшего тогдашнюю экономическую политику партии. После долгих проволочек публичная дискуссия на эту тему была проведена на страницах "Правды" (ноябрь 1923).

13

Павел Корчагин – герой романа "Как закалялась сталь" Н. Островского.

14

М.Светлов (1903–1964) – участник Гражданской войны, военный корреспондент на фронтах Отечественной войны, автор множества популярных стихов и песен. Его "Гренада" стала гимном узников немецкого лагеря смерти в Маутхаузене. Был в негласной опале с конца 40-х и до смерти Сталина. Репрессирован не был.

15

"Дело врачей" – 1952 год – последний инсценированный Сталиным процесс девяти кремлевских врачей (шестеро из них – евреи). Врачи были арестованы по обвинению в подготовке покушения на Сталина и др. государственных деятелей. Этот процесс вызвал небывалый по своим масштабам взрыв антисемитизма в СССР. Только смерть Сталина спасла арестованных от казни. (Кажется, двое из них умерли в тюрьме). Врач Лидия Тимашук, якобы вскрывшая заговор и награжденная за это, была лишена ордена и позже погибла в автокатастрофе.

16

Виктор Горелов – дополнительные сведения: в годы своей работы в одесском подполье занимался добыванием оружия на складах гетманской варты (войска Центральной Рады) – см. "В двух подпольях", стр. 54.

17

Ежов Н.И. см.: http://www.hrono.ru/biograf/bio_ye/ezhov_ni.php#4

18

Старшие братья Евы – Швальбе Ф.П. (1897–1962) занимался партийной деятельностью и в Москве; какое-то время был секретарем Каменева; в последний раз был арестован в 1950 году; реабилитирован в 1956-м. Швальбе М.П. (1901–1967) активный член партии; кажется, работал и в ЧК; арестован в 1936; после освобождения "задержан" в Воркуте; реабилитирован в 1956 (?). Жена покончила с собой в ссылке.

19

Мордехай Анелевич (1919–1943) – командир повстанцев Варшавского гетто во время немецкой оккупации. В память о нем на юге Израиля основан кибуц Яд Мордехай.

20

Подробнее об антисемитизме см. "Русские евреи вчера и сегодня" и "Новое в антисемитизме" – Библиотека Алия, №№ 20,68, автор И.Домальский (один из псевдонимов М.Байтальского).

21

А.К.Толстой, граф (1817–1875) – поэт и писатель, один из трех создателей и соавторов сочинений Козьмы Пруткова. Его перу принадлежит множество исторических романов ("Князь Серебряный", "Царь Федор Иоаннович", "Царь Борис" и др.). В советское время был менее известен, чем А.Н.Толстой (1882–1945) – автор трилогии "Хождение по мукам", "Аэлиты" и др. Его лживая просталинская повесть "Хлеб" в свое время изучалась в школе.

22

Левые эсеры – левое крыло крестьянской партии социалистов-революционеров. Партия левых эсеров была объявлена вне закона после того, как ее члены поддержали участников Кронштадтского восстания в 1921 году.

23

М.П.Якубович – один из немногих уцелевших меньшевиков. На инсценированном ОГПУ публичном процессе "Союзного Бюро меньшевиков" в 1931 году осужден, несмотря на согласие участвовать в этом процессе-спектакле, и провел почти всю оставшуюся жизнь в лагерях и ссылке. См. Солженицын, "Архипелаг ГУЛАГа", часть 1, стр. 403; Имка-Пресс, 1973.

24

Семен Кирсанов (1906–1972) – советский поэт, участник группы ЛЕФ, в годы Отечественной войны – корреспондент армейских газет, лауреат Сталинской премии за поэму "Макар Мазай".

25

В.М.Примаков (1897–1937) – командир Первого конного корпуса, один из организаторов Красной гвардии.

26

Борис Горбатов (1908–1954) – советский писатель, автор серии повестей о Донбассе, участник Отечественной войны, власти и её лакеям пришёлся по вкусу, лауреат Сталинской премии 2-й степени (дважды).

27

Ажаев В.Н. (1915–1968) – советский писатель. Начал печататься в 1934 году, тогда же был арестован по доносу. В 1937 освобождён досрочно, остался вольнонаёмным. В романе "Далеко от Москвы", удостоенном Сталинской премии, ни единым словом не обмолвился о том, что прокладка нефтепровода в тайге, о которой говорится в романе, велась силами заключенных.

28

"Платформа 83" – платформа оппозиции, составленная в 1927 году, накануне 15-го съезда ВКП(б) – см. тетрадь № 7 настоящих воспоминаний. Число подписавших "Платформу" возросло позже до (приблизительно) трех тысяч.

29

Завещание Ленина – декабрь 1922-го года – политическое послание 12-му съезду партии, в котором он дал характеристику членам тогдашнего Политбюро ЦК, в том числе Сталину. После смерти Сталина завещание было опубликовано в Собрании сочинений Ленина; Москва, 1966.

30

См. исследование на эту тему – "Товар № 1", альманах "Двадцатый век", Лондон, 1977 год, автор – А.Красиков (один из псевдонимов М.Байтальского).

31

Статья 58 Уголовного Кодекса – советское законодательство тех лет не имело специального кодекса законов для политических преступлений, ибо "таких преступников у нас нет". Статья 58 говорила о преступлениях "государственных", в том числе: шпионаж, подозрение в шпионаже, недонесение и т. п. Особенно широко применялся п. 10: "Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению или ослаблению Советской власти… или литература того же содержания".

32

Цыпин Г.Е. (1899–1938) – в 1937 году работал зав. детским издательством при ЦК ВЛКСМ. Арестован в конце 37-го, расстрелян в августе 38-го.

33

"беспартийных окруженцев" – автор назвал так беспартийное окружение арестованных членов партии, это могли быть родственники, друзья детства и юности, коллеги настоящие и бывшие, случайные сотрапезники – кто угодно.

34

А.Енукидзе (1877–1937) – секретарь Центрального Исполнительного Комитета партии с 1918 по 1935 год, когда он был неожиданно исключен из партии и, спустя два года, казнен.

35

Термидорианство – политическое перерождение Великой Французской революции в свою противоположность. Происходит от названия одиннадцатого месяца республиканского календаря во Франции с 1793 по 1805 год. Девятого термидора (27 июля) 1794 года была свергнута якобинская диктатура и установлена власть Конвента, а затем Директории, сменившаяся правлением Наполеона.

36

Преображенский Евг. – соавтор (совместно с Бухариным) "Азбуки коммунизма", экономист, на первом этапе – противник НЭПа, сторонник принципа монополии государства. Смилга Ивар Тенисович, экономист, см. статью в Википедии.

37

Иося – Иосиф Брусиловский (1902–1937) – обвинен в террористической деятельности и расстрелян через несколько недель после ареста. Был лояльным коммунистом и не сочувствовал оппозиции.

38

Шкирятов М.Ф. (1883–1954) – с 1921 года председатель Центральной контрольной комиссии по проверке и чистке рядов партии. С 1923 года – в ЦК.

39

См. "Придет весна моя" – Д.Сетер (из ранних псевдонимов М.Байтальского, проставлен на иврите). Тель-Авив, изд. Ам Овед, 1975, стр.19. Здесь приведен вариант.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.