Ивар Тревельян - Консул Тревельян

«Славная битва, малыш, – прокомментировал Советник. – Враг повержен, и ты сберег усы. Действуй дальше в том же духе».

Тос Фиут, поставив лапу на труп врага, ревел песнь победы. Пожалуй, преждевременно – во многих местах противник прорвался на террасу, и несколько первопометных в тяжелом вооружении пытались взобраться к верхним тоннелям. Не очень разумная затея – там их поджидали желтые и их капитан Хите Сута. Но, как уже знал Тревельян, архами во многих случаях руководил не трезвый расчет, а жадность, ярость и, разумеется, голод. Воинство, подступившее к Рхх Яхиту, шло по заснеженным равнинам немало дней и изголодалось по мясу и соли – это вместе с яростью было главным в ментальных излучениях орды. Ивар ощущал импульсы голода так же ясно, как тяжесть оружия в лапах и резкие порывы ветра.

– Туда! Бей, бей! – прохрипел за его спиной капитан, вытянув мощную лапу с палицей к толпе сражавшихся. Шат Сута был по-прежнему без шлема, его усы стояли торчком, жвалы скрежетали и щелкали. С доспехов капитана стекала белесая жидкость, клочья чужой плоти висели на шипах палицы, и походил он сейчас на жуткого демона – возможно, из той своры, что терзала Тоса Фиута. Там, куда он тянул свое оружие, кружилась яростная свалка, гремело железо, мелькали топоры и тесаки, и в провал за краем карниза сыпались десятки трупов.

Ринувшись за Шат Сутой, Ивар и трое его соратников плотным клином рассекли толпу. Среди бойцов Ханг Аррха здесь не было солдат, только благородные первого помета, и дрались они отчаянно, стараясь пробиться к стене с зиявшими в ней тоннелями. Похоже, то была особая команда, которую вел рослый арх с чудовищными шпорами на средних лапах. Завидев его, капитан издал гневный вопль и в знак вызова швырнул на землю палицу и топор. Вражеский вождь тоже бросил секиру, ударил шпорами о доспех и прошипел что-то непотребное. Они сошлись в кольце своих бойцов, на опустевшем пятачке, но схватка была недолгой: неведомо как в лапе Суты появился острый штырь, и капитан всадил его врагу в щель забрала. Потом подхватил свое оружие и рявкнул:

– В топоры! Сбросить с карниза трупоедов!

– Ррху! – ответили гвардейцы, оттесняя врагов к провалу. – Ррху! Ррр-хуу!

Опять загремело, залязгало железо, вниз снова посыпались живые и мертвые. Треть синей роты уже легла бездыханно, и со стены стали спускаться на помощь желтые – не все, ибо охрану тоннелей никто не отменял, но в достаточном количестве. Из щелей и нор, выходивших на карниз, полезли их обитатели, кто с ножом, кто с топором или дубиной; исход битвы был ясен, и теперь каждый хотел помочь героям-гвардейцам, а заодно разжиться мясом и прочими трофеями. У входа в «Обломанные усы» Кьюк с помощниками добивал какого-то солдата – шестипометные его держали, а Кьюк деловито тыкал вертелом. Другие архи копались в грудах трупов, тоже добивали раненых, оттаскивали убитых к стене, срывали шлемы и кольчуги; все было ценностью, и оружие воинов, и сами их тела.

Обозрев остатки своей гвардии, капитан Шат Сута проскрипел:

– Кто еще хочет рубить и колоть, может развлечься. Кто хочет свежего мяса, тот его получит. На нижние карнизы, хата шис! Бей трупоедов!

Хата шис – те, кто служат, – было еще одним названием благородной касты, даже еще более почетным, чем туа па. Такое от капитана-сквернослова в синей роте слышали редко, чаще он поминал тухлое мясо, помойных червей, птичье дерьмо и безусых выползков.

Вдохновленные гвардейцы перебрались за край карниза и потекли к нижней террасе. Она была во всю длину завалена телами в искореженных доспехах, и никто не шевелился в этом хаосе битого железа, переломанных лап, треснувших панцирей и застрявших в шлемах и кольчугах секир и тесаков. Не останавливаясь, цепь синих и желтых поползла дальше, к первому ярусу, где еще кипела схватка; там городская стража и ополченцы сражались с солдатами Ханг Аррха, а неподалеку темным пятном среди белых снегов виднелся обоз. Неплохая добыча, даже если все припасы были по дороге съедены.

Оттеснив ополченцев, гвардия ударила по остаткам вражеского воинства. Свежего мяса хватало, и потому пленных не брали, рубили всех, кто не успел сбежать. Было таких немного, и ждали их скитания в бескрайней степи и неминуемая смерть: долгая – от голода или быстрая – в клыках хищников.

Когда вышли к обозу, к телегам и лежавшим в снегу шошотам, солнце уже поднялось в зенит. Невидимый диск светила пятном маячил за облаками, снег таял, и над равниной стояла туманная мгла. За гвардейцами тащились толпы горожан и ополченцев, архи второго и третьего пометов со своими работниками и слугами – они, похоже, считали обоз законной добычей, наградой за доблесть в схватке с врагом. Но у капитана было на сей счет иное мнение. Он стукнул обухом топора по колесу ближайшей телеги и проревел:

– Собственность Великой Матери! Назад, черви помойные! На карнизах полно мяса! Сдирайте панцири и жрите, а то, что здесь, не про вас!

С ворчанием и недовольным скрежетом толпа откатилась. Шат Сута осмотрел гвардейцев, фиксируя взгляд на тех, кто не лишился лапы, усов или другой части тела, затем вытянул зрительные стебли к Тревельяну:

– Ты, Хес Фья! Ты шустрый, Чиу Кхата завалил! А потому станешь дозорым у телег! И чтобы камешка не пропало!

– Я шустрый, – согласился Ивар, – но телег много, а шошотов еще больше. За всем не усмотреть.

– Кхх… много… – Капитан ненадолго впал в задумчивость. – Много, да. Хау, Тос Фиут и Оси Шиха! Останетесь здесь. Если полезет кто из города, разбейте башку. Вот и будет у вас мясо!

Шат Сута развернулся и повел уцелевших гвардейцев наверх, к казармам и покоям Великой Матери. А также к заведениям, где можно было выпить соленой водицы и съесть мясных червей, не говоря уж о таком деликатесе, как птичьи яйца. Четверо стражей остались при обозе.

* * *

Миновала середина дня, из туч посыпались первые снежинки, ледяные порывы ветра закружили их над холмами. Арханг был холодной планетой, и ноль по Цельсию воспринимался здесь как вполне умеренная, даже комнатная температура. Но с ее понижением – а ночью случалось до минус сорока – на архов нападала сонливость. Их физиология все еще была предметом споров для биоксенологов Фонда: с одной стороны, они походили на насекомых в хитиновых панцирях и размножались посредством маток-цариц, как муравьи или пчелы, а с другой – они не откладывали яиц, принадлежали к живородящим тварям, и, кроме внешнего, у них имелся внутренний скелет. Необычные существа! С целью их предварительной классификации биологи сошлись на том, что они принадлежат к особому классу псевдоэнтомонов, виду «арх миракль»[15], и могут считаться условно теплокровными. Неясно, что под этим подразумевалось – крови, как таковой, у архов не было.

Существовал лишь один способ борьбы с ночной вялостью и сонливостью – мясная пища, богатая солью. Обитатели Арханга могли долгое время голодать, но обычно ели часто и помногу, особенно по вечерам, когда понижение температуры стимулировало аппетит. Час этот наступил с той же неизбежностью, с какой в любом мире день сменяется ночью, а ночь – днем. Четверо стражей сошлись в кружок и сняли доспехи.

– Вот и награда за нашу доблесть! – злобно прошипел Оси Шиха. – Ни еды, ни отдыха… Вся честь – сторожить добро трупоедов из Ханг Аррха!

– Теперь это добро Великой Матери, – напомнил Хау, поводя усами с явным раздражением. – Но пожрать не мешает. Я голоден!

– Демоны! – лязгнув жвалами, откликнулся Тос Фиут. – Демоны что-то шепчут… шепчут, что им нужно пойло… Мне тоже!

Тревельян ничего не сказал – в этот миг он слушал советы Командора.

«Держись от них подальше, – шелестел бесплотный голос. – Ублюдки голодны и желают выпить, а у вас ни пойла, ни мяса. В такой ситуации ищут крайнего. Ты меня понял, мальчуган?»

«Не ворчи, дед. У нас боевое братство, один за всех и все за одного. Словом, честь по чести», – возразил Ивар.

Но Командор не унимался:

«Видали мы таких братков! Подальше держись, говорю! Так, чтобы не зацепили шпорой!»

Хау встал на задние лапы, вытянулся в полный рост и направил глазные антенны в сторону обоза. Хау был тугодум, однако на память не жаловался.

– Много телег, а шошотов еще больше… За всем не усмотреть… Это он сказал? – Теперь стебли Хау были направлены на Тревельяна.

– Он, – подтвердил Оси Шиха.

– И потому мы здесь?

– Истинно так. Здесь, без отдыха и без мяса.

– И без пойла, – с горечью добавил Тос Фиут.

– А могли бы сидеть в «Обломанных усах», – подвел итог Хау, пристально глядя на Тревельяна.

«Вот ты и крайний, – сообщил Командор. – С нас-то взятки гладки, раскочегарим реактор и вспорхнем в небеса, а твоего Фьюшку эти молодцы съедят. Что станет вечным твоим позором!»

Основания к такому выводу имелись: во-первых, Ивар обнаружил, что сотоварищи обступили его, отрезав дорогу к бегству, а во-вторых, начало темнеть. Известно, что в темноте творятся самые черные дела.

– Мясо мы найдем, есть у нас мясо! – рявкнул Хау, придвигаясь ближе к Тревельяну. – Топоры при нас, разделать недолго! А с пойлом как? Где пойло взять?

– Пойло! – лязгнув жвалами, повторил Тос Фиут Кривая Шпора. – Пойло! Демоны! Пойло!

Ивар попытался отступить, но его кольнули чем-то острым пониже спинного гребня. Сзади стоял Оси Шиха с клинками в обеих лапах и облизывался. Собственно, ни языка, ни губ у него не имелось, но облизнуться он все же мог, выставив хоботок, которым втягивась пища.

– Не дергайся, тухлое мясо, – негромко прожужжал Оси. – Проколю насквозь, от хребта до брюха.

«Бей тесаком промеж жвал, – посоветовал дед, – бей и беги! Этого уложишь, а параноик-алкаш и второй бычара тебя не догонят. Ты тут самый шустрый!»

Но Тревельян остался на месте, хотя тесаков из лап не выпустил.

– Вот что, достойные туа па, я тоже голоден и хочу выпить. Желаете ссориться, я готов, мне тоже недолго разделать мясо, – молвил он, почесывая шпорой под грудным панцирем. – Но у нас есть шошоты. Шошот – это очень много мяса. Вчетвером за ночь не съесть.

– Они теперь принадлежат Великой Матери, – с сомнением произнес Хау.

– А кто их считал? – возразил Тревельян. – Шошотом больше, шошотом меньше… Шкуру, кости и остатки мяса закопаем.

Наступила тишина. Три гвардейца напряженно размышляли, обдумывая это предложение. Потом Оси Шиха проскрипел:

– Честь первородных хата шис… Не нанесем ли мы ей ущерба? На страже стоим, добро охраняем… и шошотов, и телеги…

Тревельян хлопнул тесаком по животу.

– А это мясо разделать честь дозволяет? Я ведь тоже принадлежу Матери-Королеве… и я, и вы трое.

– Верно, – подтвердил Оси после недолгой паузы. Среди трех сотоварищей Тревельяна он был самым сообразительным и разговорчивым. – Верно, но очень хочется жрать.

– Очень, – согласился Хау.

– Жрать и пойла! – простонал Кривая Шпора.

– Шошоты – мясо, а с пойлом как? – подвел итог Оси Шиха.

– Тогда поищем на возах, – предложил Тревельян. – Может, и соль найдется.

Хау в сомнении пошевелил усами.

– Соль… откуда? Эти трупоеды пришли сюда голодными.

– Это так, воины не ели, даже первопометные, – сказал Тревельян. – Но у воинов есть командиры, а у этих всегда что-то припрятано. Стоит поискать.

– Кхх… тоже верно… – в задумчивости произнес Оси Шиха. – У нас и у желтых первый кусок – капитанам. Так и должно быть. Они оба Сута из правящей семьи, их род всех благороднее в наших землях. В Ханг Аррхе, хоть там одни трупоеды, тоже есть высшие и низшие, и что положено одним, не положено другим. Таков порядок!

Оси любил порассуждать об отвлеченных материях, но Хау надоели разговоры. Он стукнул древком топора о землю и прохрипел:

– Темнеет! Пойдем к телегам.

Телеги были собраны из грубых деревянных досок, перехваченных железными скрепами. Никаких хитростей, ни рессор, ни тормозов, ни пологов, просто большие ящики, водруженные на огромные колеса, тоже деревянные. Было их не меньше сотни. Рядом с возами дремали шошоты, на их мохнатые спины и бока падал снег, не скрывая, однако, того, как отощали животные. Иногда один из зверей раскрывал пасть, и равнина оглашалась тоскливым голодным воем.

Большая часть телег оказалась пустой, некоторые несли груз запасных доспехов и оружия – большая ценность для города Рхх Яхит. Еще нашлись краски пяти цветов и бухты толстых веревок – очевидно, чтобы вязать пленников, еще упряжь для шошотов, немного хвороста и котлы, в которых растапливали снег. Наконец Хау, шаривший в возах с похвальным усердием, издал протяжный вопль, и три остальных искателя прямиком направились к нему.

Воз был побольше остальных, на шести колесах, и в нем обнаружилась бадья с засоленным мясом, корыто с птичьими яйцами и пара бочонков с пойлом. Несомненно, личный запас предводителя, который валялся мертвым на какой-то террасе Рхх Яхита либо, что не исключалось, пополнил меню «Обломанных усов» или другого кабака. При виде такой роскоши три гвардейца возбужденно зашипели, бросили оружие и полезли в телегу. Тревельян не отставал от них, стараясь не думать, чье мясо находится в бадье. Впрочем, голод не тетка, и долго он не размышлял.

Зубов у архов не имелось, и они употребляли только мягкую пищу и жидкости, втягивая их хоботками. Лучшей, самой деликатесной едой считались яйца больших нелетающих птиц или, возможно, стрекоз – на Арханге разница между насекомыми и прочей фауной была весьма размытой. Оголодавшие воины набросились на яйца, запивая их рассолом из бочонка, потом принялись за мясо, и Тревельян с облегчением понял, что это не плоть мыслящей твари, а мясные червяки. Тоже деликатес, если черви хорошо откормлены.

Трапезничали на ощупь, в полной темноте. Хау жадно урчал, поглощая мясо, Тос Фиут больше булькал, то и дело присасываясь к бочонку, Тревельян и Оси Шиха, не забывая о мясе и пойле, затеяли дискуссию о привилегиях. Ивар пытался доказать, что все разумные создания равны, а потому недопустимо, чтобы кто-то сладко ел и пил, а остальные страдали от голода. Что до Оси, он стоял на том, что сословные различия и последствия оных проистекают из самой природы архов: в любом семействе Мать и ее Мужья – наверху, под ними – доверенные слуги, вроде капитанов синих и желтых, затем прочие туа па и, наконец, пометы низших, от солдат и торговцев до презренных работников. Таков порядок, и если его нарушить, мир будет поколеблен или совсем перевернется. Что же касается голодных врагов, которых вел на Рхх Яхит их предводитель, то это полезный обычай: голодные злы и дерутся с большей доблестью, чем сытые. Спор длился, пока не закончилось мясо, но еще раньше Ивар понял, что Оси абсолютно невосприимчив к идеям демократии.

«Не трать времени на этого ублюдка, он ярый монархист, – заметил Командор. – Подрывную работу нужно вести среди недовольных, они порох революции».

«Я не собираюсь устраивать здесь революций, – отозвался Тревельян. – Кстати, это запрещено уставом Фонда. Мы действуем путем терпеливых усилий и медленных перемен».

«Устав я уважаю, но этих тараканов не мешало бы встряхнуть. Вспомни, мой мальчик, заветы предков о революции: верхи не могут, низы не хотят, и положение народа хуже обычного. Как здесь с этими предпосылками?»

«Никак, дед. Для местных условий такая мудрость не годится. Тут и верхи, и низы выходят из чрева Великой Матери, и номер помета определяет статус особи. Биологическая иерархия гораздо жестче, чем социальная».

«Однако…» – начал призрачный Советник, но Тревельян его прервал:

«Сейчас мы не трудимся над эстапом, который толкнул бы это общество на стезю прогресса. Напомню, что у нас локальная задача: розыск пропавшего испытателя. Мы ищем Винса Кораблева».

Командор отличался упрямством, и, возможно, у этой беседы было бы продолжение, но тут в темноте раздался тихий шорох. Скрипнула пустая бадья – кажется, Хау ее отодвинул, потом начал шарить лапами по днищу воза. Его массивный силуэт почти сливался с мраком, но смутные очертания Ивар все-таки мог различить. Похоже, Хау искал свой топор.

Шорох послышался снова.

– Подбираются к обозу, – тихо прожужжал Оси и слез с телеги.

– Пусть подбираются, – откликнулся Хау. – Мы все уже съели.

– Но не все выпили. Целый бочонок остался.

– Это верно. Пошли, проверим.

Тревельян, схватив тесаки, тоже спустился на заснеженную землю. Тос Фиут попробовал встать, опираясь о бортик возка, но рухнул в пустое корыто и просипел:

– Демоны не пускают… пойла отведали, не шумят, но не пускают… лапы… лапы, как не свои…

– Оставайся, – буркнул Хау. – Справимся.

«Окосел ваш Кривая Шпора, – заметил Советник, призадумался и добавил: – Небеса черные и голубые! Сколько в Галактике странного, сколько чудес! Кни’лина, черти лысые, спиртного не пьют, считают ядом… У лончаков тинтахское вино, вроде без алкоголя, а хлебнешь, и мозги набекрень… Но если б услышал я в былые годы, что найдется тварь, косеющая от соленой водички! Casus improvisus[16], как говорили латиняне!»

Под болтовню Командора Ивар пробирался между возами, ориентируясь по щелканью жвал идущего впереди Хау. Щелк, щелк, щелк… Обычный прием гвардейцев в случае ночного боя, чтобы не потеряться в темноте и не проткнуть соратника. Кажется, Хау не тревожился о том, что, кроме Ивара и Оси, кто-то может его услышать. Поднявшись на задние лапы и слегка покачиваясь, он топал вперед, словно танк, вооруженный вместо пушки топором.

В темноте зазвенели клинки, Хау выкрикнул: «Ррху!», – и рубанул своей секирой. Справа, где двигался Оси, тоже раздалось яростное шипенье, потом лязг металла о металл и предсмертный вопль. Смутная тень метнулась к Тревельяну, он пропустил нападавшего мимо себя, кольнул тесаками по обе стороны спинного гребня и добавил шпорой в бок. Прямо за спиной взревел шошот, стал приподниматься, осыпав Тревельяна снегом, и это спасло его от острого штыря – второй противник то ли поскользнулся, то ли принял его в темноте за шошота. Ивар с размаха ударил правым клинком, ощутил, что лезвие застряло в грудном панцире, и нанес еще один удар, по нижним лапам. «Хррр…» – прохрипел его враг и повалился ничком.

– У меня трое, – щелкнув жвалами, сообщил Хау.

– Двое, – откликнулся Тревельян.

– У меня столько же, но один в доспехах. – Было слышно, как Оси Шиха ворочает мертвые тела, царапая шпорой о кольчугу. – Первопометный и с ним солдат, но не из города. Трупоеды! Зачем вернулись?

– Это сбежавшие в степь, – произнес Тревельян, вытаскивая клинок из грудного панциря. – А вернулись они для того, чтобы взять шошотов. Иначе до Ханг Аррха не добраться.

– Тогда и другие могут напасть, – заметил Оси. – Придется стеречь шошотов и телеги.

– Постережем, – без особой радости согласился Хау. – Мяса теперь много.

Они разошлись. Хау и Оси заняли позиции со стороны равнины, Тревельяну достался ближний к городу пост. Мнилось ему, что отсюда до первого яруса Рхх Яхита не более двух километров, но ни единый знак не намекал, что за пологом тьмы прячется большое поселение, одно из самых крупных на планете. Архи пользовались огнем в кузницах и при выплавке металла, а для освещения нор и пещер – редко, в особых случаях, и потому город был темен и молчалив. Ни звуков, ни мерцания огней, ни звезд на небе, затянутом тучами.

Тучи и низкая облачность являлись главной помехой для визуальных наблюдений с орбиты и с автоматических зондов. Кроме того, никак не удавалось проследить за отдельным архом; все они на человеческий взгляд казались похожими, точно сонмище пчел, термитов или муравьев. Традиционные способы, пометка какой-нибудь особи радиоактивной краской или внедрение микропередатчика, были бесполезны, так как жизнь обитателей Рхх Яхита и других поселений протекала большей частью под землей, в норах и пещерах. В результате выбор носителя становился случайным делом: ретранслятор подвешивали над толпой первопометных, когда те появлялись из нор, и ментальный импульс не имел прямого и точного адресата. Стрельба по площадям, как было сказано старым мудрым Фархадом аль Хамадани… Размышляя над этим, Ивар чувствовал смутное беспокойство, как всякий профессионал, желающий выполнить свою работу наилучшим образом. Возможно, думалось ему, выбор объекта пересадки надо усовершенствовать – с тем, чтобы агент не попал в дефектную по каким-то параметрам особь. Возможно, как говорил Фархад, физиология архов, а особенно – их психокосмос, мир побуждений, тайных желаний и подсознательных инстинктов, нуждался в более тщательном исследовании. Наконец, не стоило исключать, что хотя архи с их двойным мозгом очень подходили для апробации новой методики, сам Арханг, в силу геофизических и атмосферных условий, был слишком сложной средой, где традиционные способы контроля не работают. Тревельян не сомневался, что на Осиере, Раване и в других гуманоидных мирах много проще дотянуться до любого жителя планеты и изучить его во всех подробностях.

Прошло несколько часов. Мрак постепенно отступал – равнину по-прежнему заливала тьма, но небо на востоке уже начало светлеть. Арханг был лишен небесных красот, не распускали тут крылья алые зори, не садилось солнце в багряном пламени заката, преобладали краски серые, белесоватые или чуть подернутые охрой, но неизменно угрюмые. Впрочем, архов это не волновало. Местные понятия о красоте отличались от человеческих, и, возможно, самым прекрасным зрелищем был здесь бочонок с пойлом.

Вспомнив о бочонке, Тревельян дождался восхода, оглядел карнизы Рхх Яхита, где пока ничто не шевелилось, и решил, что нужно проведать спящего соратника. Эта мысль добралась до Командора, и он выразился в том смысле, что Фиут, конечно, крепкий парень, но белая горячка не таких крутила и ломала. Может, он упал с возка и замерзает в снегу или намылил веревку и хочет повеситься, а может, вовсе копыта откинул. Надо, надо проведать! Десант не бросает своих!

Но мрачные ожидания не оправдались – Тос Фиут спал себе в телеге и даже жвалами не щелкал. Видно, ночевка на свежем воздухе пошла ему впрок – ночной холод отогнал демонов, выморозив их на время или навсегда из головы Фиута. Ивар отложил тесаки, залез в телегу, убедился, что бочонок пуст, разве что капля осталась на донце, и перевернул сотоварища на брюхо. Архи спали именно так, на животе, подобрав под себя четыре нижние лапы и уложив голову между верхними. Спать на спине мешали гребни, поза на боку тоже была не очень естественной, но Тос Фиут лежал именно так, привалившись к бортику телеги.

Бортик был сбит из трех широких, грубо обтесанных досок. Солнце уже взошло, света хватало, и Тревельян, растопырив глазные антенны, уставился на доски. Дерево покрывали царапины, и что-то чудилось в них знакомое, что-то такое, чему на Арханге места нет – ни сейчас, ни в прошлом, ни в будущем. «Рисунки?..» – подумал он. Нет, в изображение как-то не складывается, на узоры тоже не похоже, да и какие узоры у архов?.. Не украшают они узорами ни стены жилищ, ни предметы быта, ни, тем более, повозки… Что-то вроде карты?.. Возможно, с маршрутом от Ханг Аррха до Рхх Яхита?.. В телеге военачальника она была бы к месту, но Ивар знал, что архи карт не чертят – во всяком случае, никто из полевых агентов не сообщал об этом их умении.

«Ты глазки-то в кучку собери, – посоветовал Командор. – Не видишь разве? На буквы похоже, на земную лингву[17]. Вроде бы «В» и вроде бы «И»… А что там дальше? Больно коряво написано, никак не разберу…»

Но Тревельян разобрал и замер, будто громом пораженный.

ВИНС, ВИНС… И снова: ВИНС, ВИНС, ВНС… Точно вопль о помощи…

Глава 4

Ханг Аррх

– Похоже, мы сбились с пути. Нужно взять севернее, – сказал Тревельян. Потом немного подумал и добавил: – Или южнее.

Мансур Мадурай, пилот экспедиции, только хмыкнул. Они, оба в человеческой ипостаси, сидели в креслах-коконах[18] и в то же время мчались над поверхностью планеты. Шлем полного контакта связывал Мадурая с зондом-разведчиком, летевшим так низко, что покрывающий равнину снег клубился в потоках воздуха. Тревельян мог видеть то же, что и пилот, но не вмешиваться в управление – для полета над холмистой местностью его квалификации не хватало. Сейчас он был только наблюдателем.

Их аппарат двигался от Рхх Яхита на восток, где, как предполагалось, лежала земля врагов и соперников. Следы прошедшего по равнине воинства сначала казались заметными – колеи от телег, почва, утоптанная множеством лап, груды костей на месте ночлегов, обгоревшие ветви и даже брошенный за ненадобностью дырявый котел. Но в сотне километров от города явные знаки, скрытые прошедшим временем и снегом, стали постепенно исчезать. Теперь под аппаратом простиралась унылая степь, кое-где поросшая лесом, с торчавшими тут и там скалами, пересеченная редкими водными потоками, что покрывались ночью льдом и не всегда оттаивали за день. Самыми надежными ориентирами здесь были цитадели знатных архов и небольшие поселения с угодьями, где разводили птиц и червей. Но эта обитаемая зона тяготела к Рхх Яхиту, а между владениями его Великой Матери и Ханг Аррхом лежал пустынный дикий край и бродили стаи хищников, помесь ящеров с гигантскими скорпионами. Оставалось только удивляться, как враги, странствуя под беззвездным небом, находили верный путь.

– Думаю, все-таки надо взять южнее, – промолвил Тревельян. Он нервничал, и для этого были две причины: во-первых, поиск Ханг Аррха затягивался сверх ожиданий, а во-вторых, его тревожил Хес Фья, оставшийся под присмотром деда. Нельзя сказать, чтобы Ивар не доверял героическому предку, однако мучили его сомнения. В прежней жизни Командор имел тягу к рискованным приключениям, но тогда эту склонность умеряли привычка к дисциплине, высокий воинский пост, ответственность за подчиненных и боевые корабли. В нынешнем своем статусе Олаф Питер Карлос Тревельян-Красногорцев не отвечал даже за собственные мысли – тем более что воспринять их мог лишь потомок-симбионт. Оставалось надеяться, что он пожалеет Хеса Фья и не втравит его в какую-нибудь авантюру.

Зонд мчался над заснеженной пустыней. Внизу стая ящеров гонялась за птицами. Летать по-настоящему эти создания не умели, но, раскинув куцые крылья, могли планировать при сильном ветре. Птицы отнюдь не являлись беззащитной дичью – четыре лапы с мощными когтями и шпорами делали их достойным противником в схватке с хищной тварью.

– Мансур, держи южнее, – повторил Тревельян.

– Южнее, севернее… – недовольно пробормотал пилот. – Пожалуй, я сделаю несколько кругов над местностью, а вы, шеф, понаблюдайте, что внизу творится. Сейчас утро, а к полудню снег растает. Вдруг обнаружатся какие-то следы.

Аппарат снизился, распугивая птиц и ящеров. Тревельян озирал покрытую снегами степь, но следов разумной жизни не видел: ни колеи от телег, ни костей, ни кострищ, ни дырявых котлов. Только сцены охоты оживляли унылый пейзаж – ящеры драли птиц, птицы терзали ящеров… Ничего интересного.

С полчаса Мадурай кружил над холмами, то зависая над каким-нибудь местом, то уворачиваясь от каменных глыб на вершинах, от деревьев и обледеневших скал. Полет на малых высотах требовал особого искусства и отличной реакции, но Мансур Мадурай был пилотом от бога. Возможно, талант достался ему в наследство от предков, ловких и предприимчивых – среди них, по словам Мансура, встречались шерпы-скалолазы и воинственные всадники-раджпуты.

Убедившись, что круговой поиск ничего не дает, Тревельян вздохнул и вызвал на лицевую пластину шлема карту материка Яхит. Ее смонтировали по снимкам, сделанным сквозь облака, изображение было размытым, но на востоке явно маячили горы. Не исключалось, что Ханг Аррх лежал в отрогах этой горной цепи, в недрах отвесного обрыва с пещерами и норами. Во всяком случае, все крупные поселения архов, какие удалось найти, располагались у гор и были похожи друг на друга: девять, двенадцать или пятнадцать террас, внизу – стойла для птиц и шошотов, выше – жилища, склады и мастерские, а над самым верхним карнизом – норы первопометных и обитель Королевы-Матери.

– Летим на восток, к горному хребту, – распорядился Тревельян. – Потом вдоль него на малой скорости. Я хочу осмотреть отроги в полосе триста-четыреста километров. Возможно, город там.

– В горы так в горы, – промолвил Мадурай, поворачивая их маленький аппарат и поднимаясь к тучам. Затем добавил: – Будем на месте минут через двадцать и пройдем над предгорьями с юга на север. Устроит, шеф?

– Вполне.

На этот раз удача им улыбнулась – после недолгих поисков они обнаружили город, причем довольно крупный. В отвесной стене, падавшей от скалистых вершин до лесных зарослей на равнине, было двенадцать террас и множество темных ходов, ведущих в глубь горного массива. По карнизам сновали жители, курились дымы над мастерскими, лес рассекала дорога, тут и там – ямы с мясными червями, а в загонах на первом ярусе Тревельян увидел птиц и стадо шошотов. Город как город, только какой?.. Сидя в рубке управления и связи, названия не спросишь.

Понаблюдав за поселением некоторое время, он решил, что это Ханг Аррх. Первопометных на верхней террасе сотни три, солдат с зеленой полосой вдоль гребня не больше тысячи, а где остальные? Остальные полегли у Рхх Яхита, только тут еще не знают о поражении. Узнают, когда явятся мстители, перебьют немногочисленных защитников, а прочих горожан сделают живым мясом, чтобы не отощать на обратной дороге. Скудный мир, свирепые нравы и никаких понятий о милосердии… Ничего, подумал Тревельян, справились на Раване, справимся и здесь.

Он снял шлем, освободился от кокона и произнес:

– Благодарю, Мансур. Подвешивай ретранслятор, мы нашли нужное место.

– Будет сделано, шеф.

Тревельян покинул рубку связи. В соседнем отсеке его поджидали Якуб Риша, Брайт и оба полевых агента, Ходковский и Хабблтон. На экранах, что тянулись широким кольцом по стенам, висело изображение города – его передавали датчики зонда.

– Полагаю, это Ханг Аррх, – сказал Тревельян. – Сейчас Мансур выбросит ретранслятор, и мы поищем Винса. Юра, иди подготовь свою технику.