Рыцарь в потускневших доспехах

Кристофер шел мимо бассейна к причалу, когда стройная фигура выскользнула из тени.

— Чане. — Даллас вышла из темноты, чтобы украсить ночь.

Его охватило волнение. Лунный свет посеребрил волосы Даллас и заставил засверкать ее глаза. Его гнев испарился.

Наконец она подошла к нему, найдя подходящее место для уединенного разговора. Свет и тень подчеркивали изящные черты Даллас: гладкий лоб, высокие скулы и тонкий нос. Ее мягкий, розовый рот был чуть приоткрыт. Она покусывала губы, а потом облизывала укушенное место. Он сорвал с себя бутафорские очки, стремясь получше разглядеть ее.

Зачем она так невероятно прекрасна? Она колебалась. Это должно было остановить его, но он, напротив, рванулся к ней и притянул ближе к себе. Их губы встретились. Разочек, подумал он, просто чтобы попробовать ее. Но на вкус она оказалась сладка, как сахар, тающий во рту. Попробовав один раз, он очутился в положении человека, погибающего от голода. И захотел снова поцеловать ее.

— Нет! — воскликнула она, начав отбиваться. Он засунул руку под ее тонкую футболку, и она затрепетала, разрываясь между желанием и страхом.

— Дорогая, ты пришла ко мне! — Он гладил ее округлые груди, и их соски твердели. Его реакция была такой же стремительной и полновесной.

Он забыл обо всем, кроме нее. Все его существо пульсировало от желания. Его пальцы спустились ниже — к ее животу и бедрам. Мягкость ее голой кожи под его мозолистыми пальцами усыпляла его разум.

Постепенно она успокоилась. И изогнулась перед ним, чтобы ему было удобней. Ее нога обвила его ногу. Она была гладкой и теплой, он — жарким и полным энергии. Кожа к коже, тело к телу, мужчина к женщине. Она обтекла его. Она была заколдованной, дикой, сладкой. Его руки сжимали ее, и он безмолвно уводил ее в тень.

Затем его рот накрыл ее рот, и в нем заполыхал огонь. Кристофер запустил руки в ее волосы, оглаживая ее шею. За минувшие недели Даллас измучила его. Сначала оскорбляя его и отказываясь отдать ему Стефи, а затем доводя до исступления от неутоленного желания.

Его губы становились все жарче, и он раздвигал ими ее губы. Его язык скользнул к ней в рот.

— Ты прекрасна, — мычал он. — Ты сладкая. Я не ожидал такого.

— Так же, как и я.

— Мне не стоило приезжать.

— Если бы только ты не приезжал… — Мягкий мучительный вздох сорвался с ее губ.

— Жизнь стала бы совершенно иной, если бы исполнились все человеческие желания, — сурово сказал он, теребя ее золотые волосы. — Исчезли бы все проблемы. Я должен был приехать.

Его наслаждение было так интенсивно, что она не могла помешать своему телу раствориться в его теле. Ее руки конвульсивно обхватили его шею, а рот обжигал огнем.

Он знал страсть, но такую — никогда. Ее голод и лихорадочное безумие были не меньше, чем у него. Она спустила с привязи все его силы, всю его мужественность. В его жизни были другие женщины — она заставила его забыть их всех. Когда она высвободилась, они оба испытали боль. Ее голос дрожал:

— Остановись. Пожалуйста… Ты должен… Он опустил руки, сжал их в кулаки. Глубоко вздохнул.

— Все, что вы говорите, не правда, — шептала она. — Зачем я уступаю, хотя презираю вас?

Его мрачный смех наполнил зловещую темноту ночи. Он пригладил свои волосы, спутанные ее руками.

— Вы действительно думаете, что сможете одурачить меня? — вскричала она. — Будто бы я не знаю, что вам нужно!

Он воззрился на нее в страхе. Неужели она догадалась, кто он?

— Я лишь играла с вами сегодня, — промолвила она, — чтобы посмотреть, как далеко вы зайдете в своей грязной игре.

— Вам следовало знать, что я дойду до конца.

— Негодяй!

— Мир уже установил данный факт, — согласился он. Но его руки снова сжались в кулаки.

— Играть на любви детей — чтобы затащить меня в постель?!

Она умолкла. Он взирал на нее в изумлении, раскрыв рот.

— И это — все? Вы хотите сказать, что действительно не знаете…

Ее лицо побелело от гнева. Он почувствовал слабость и облегчение одновременно: она еще не узнала его!

— Ты не права, дорогая, — мягко закончил он.

— Тогда что означает ваш поцелуй?

— Приди ко мне — любой ночью, и я дам тебе урок биологии. Очень простой: ты хочешь меня и я хочу тебя.

— Ты мошенник.

— Забавнее спать с мошенником, чем со святым.

— Этого никогда не будет.

— Будет — и скорее, чем ты думаешь.

— Нет!

Его губы скривились в горькую, всезнающую улыбку.

— Отстаньте от меня и моих детей! Его глаза метнули стрелы в ее глаза, но все же он промолчал. И лишь когда она отвернулась и спотыкаясь поспешила к дому, он поклялся ей низким, едва слышным голосом:

— Не получится, леди.

Даллас вбежала в ванную и заперлась там. Наполнила ванну горячей водой — чтобы дети не услышали ее рыданий и чтобы пар затуманил зеркало — тогда она не сможет увидеть свое лицо. Даллас рыдала от ненависти к себе.

Годами она мучилась, стараясь искупить свой грех, ходила в церковь каждое — нет, почти каждое — воскресенье, заточила себя в университетском городке, встречалась только с надежными мужчинами, но по-прежнему оставалась распутной женщиной с опасными саморазрушающими порывами. Почему она не в силах измениться?

С той минуты, когда Даллас по ошибке оказалась на яхте Чанса, она погибла, и знала это.

О, как потрясающе красив он был! Он сразу почувствовал ее голод по его сильному загоревшему телу, голод, усиленный чудовищно долгими годами самобичевания и безбрачия. Полуголый, обернутый лишь полотенцем, с обнаженной грудью и мускулистыми плечами, он был грозным и мужественным гигантом. Его каштановые волосы слишком длинны и неаккуратны. Его карие глаза под темными бровями, его прямой, почти орлиный нос, высокие скулы и жесткие линии челюстей — все в нем изумительно симметрично.

Чане прекрасен даже в этих нелепых интеллигентских очках, вовсе не подходящих ему. И он знает это. Вероятно, за всю свою жизнь он не прочел ни одной книги — не возникало надобности. Он такой земной и прямой! Даллас была лучшей студенткой на курсе.

Он все вернул — страдания и боль сердца. Чане вторгся в жизнь их всех. Зачем он приехал? Почему не уезжает? Охотник, подстерегающий ее. Ей нужно побеспокоиться о детях и ресторане, а вместо этого ее поглотили мысли о Чансе.

Спустя несколько часов она вползла в постель и тотчас уснула. Ей опять приснился тот же кошмар. Как всегда, она стояла в нереальном, белом больничном коридоре. Плакал ребенок, которого уносили прочь, а она бежала за ним. Но его плач все слабел и слабел. Потом наступило молчание, подобное смерти. Она проснулась. Ее сердце колотилось от ужаса.

Кондиционер обдал ее ледяным воздухом. Она долго смотрела на свои голые руки, мерцающие в лунном свете. Горькая память вновь возвратила страшный сон. Она устало взъерошила свои волосы. Потом встала, надела халат и осторожно перешагнула через спящих детей.

Почему она не может ничего забыть? Ведь они обещали ей, что она забудет. Даллас включила внизу свет, но привычный беспорядок в кухне напоминал тюрьму. Она снова выключила свет и шагнула в ночь.

Луна низко висела над водой, когда Даллас шла от ресторана к пляжу. Вода мерцала, как черное зеркало. Теплый ночной воздух был спертым и влажным. Ее ноги утопали в мягком сыром песке.

Она отбросила со лба волосы и взглянула за горизонт. Затем села на бревно, которое волной выбросило на берег, и скорчилась, прижав колени к груди.

И тут из темноты раздался ровный мужской голос, который придал ей силы.

— Итак, вас тоже подняли с постели привидения, — очень мягко проговорил Кристофер.

Она посмотрела на него и почувствовала, что он ее понимает.

— Я пришла сюда вовсе не затем, чтобы искать вас, если вы имеете в виду это.

— Нет, я не имел этого в виду.

— Не подходите ближе, — прошептала она. — Не прикасайтесь ко мне.

— Хорошо. — Он поднял руки, показывая, что безопасен для нее. — Не возражаете, если злой большой волк присядет? — Он детально продумал манеру изъясняться.

Даллас согласилась: выражение его лица было добрым. Она показала ему на дальний конец бревна:

— Нет, если вы сядете там.

— Вы очень добры. — Он опустился на бревно. Повисла напряженная пауза. — Плохие сны? Она содрогнулась:

— Ужасные.

— У меня тоже. — Он помедлил. — Хотите поговорить о них?

— Нет. — Ей опять показалось, что он ее понял.

Его низкий голос звучал сердечно:

— Кое-какие события в жизни трудно преодолеть.

— Невозможно, — уточнила она.

— Все, что мы можем, — постараться в следующий раз вести себя лучше.

— В следующий раз… — Она взглянула на него блестящими глазами. — Этого я совсем не хочу.

— Значит, вы не просто убегаете от прошлого, Даллас. Вы убегаете от жизни.

— Разве вам это неудобно — ведь вы преследуете свои цели?

— Черт! — У него вырвалось лишь это слово. Он в ярости вскочил. По непонятной причине она схватила его за руку.

— Пожалуйста, не уходите. Я была не права. Его темные глаза встретили ее взгляд.

— Пожалуйста, — попросила она. Он снова сел.

— Я.., я знаю, что стала бы просто еще одной женщиной для вас, — сказала она. — Со мной раньше случалось такое.

Его низкий голос звучал напряженно:

— Может быть, вы ошибаетесь в отношении меня.

А вдруг?.. В нее закрались сомнения. Она придвинулась к нему ближе, скользя по бревну. Ее пальцы легонько коснулись его руки. Постепенно его руки обхватили ее плечи, он нежно притянул ее к себе. Она уронила голову ему на плечо.

Они сидели так долго. Потом она сказала:

— Чане, я боюсь вас из-за своего прошлого. Он заглянул ей в глаза:

— Вы плачете? — Пауза. — Из-за меня? Она кивнула.

— Не надо. — Он пригладил рукой ее растрепавшиеся волосы. — Я не стою того. Если вы боитесь меня, я подожду.

— Вы не понимаете. Я не прошу этого: не хочу, чтобы вы зря тратили время, ожидая меня. Я давно сделала свой жизненный выбор.

— Теперь все изменилось. — Пауза. — Для нас обоих.

— Я не повторю своих ошибок!

— Давайте молиться о том, чтобы никто из нас их не повторил, — парировал он.

Она услышала неподдельную боль в его голосе — всепоглощающую, такую же, как и ее собственная.

— Чане, — прошептала она, пытаясь не дать воли чувствам. — Я не могу себе позволить привязаться к вам.

В его темных глазах появился злой блеск.

— А вдруг вы не сможете остановиться. — Его голос стал соблазнительно хриплым.

— Я не собираюсь залезть к вам в постель только из-за того, что вы красивы.

— Итак, вы признаете, что я вас привлекаю?

— Что?

Он улыбнулся:

— Дорогая, я собираюсь стать вашим следующим разом. А вы станете моим.

Она покачала головой. Но испугалась. Испугалась так, как никогда прежде.

Глава 7

На следующее утро Даллас стояла на причале, пока Гордон готовился к отплытию. Скручивая канаты, она нетерпеливо поглядывала на его хлопоты с оборудованием и радаром. Он холодно помыкал ею. Ее раздражение выдавали руки, которые она то и дело сжимала. Гордон кричал на Даллас, а Чане ехидно наблюдал за ними с собственной яхты.

Когда Гордон вспрыгнул на причал, чтобы поцеловать Даллас на прощание, ее передернуло так, что его губы едва коснулись щеки. Но, заметив нахальный взгляд Чанса, она обвила Гордона руками, вызывающе изображая пылкость, и поцеловала его.

Но ощущение, что она горит изнутри, вызвал в ней не поцелуй Гордона, а жаркий взгляд Чанса. Позднее, наблюдая за отплытием Гордона, она не испытала ничего, кроме облегчения. Затем ее глаз выхватил веселый взгляд Чанса, и она поняла: он видит ее насквозь.

Опасный незнакомец вплыл в ее жизнь, и все переменилось. После той ночи на залитом лунным светом пляже Даллас стала еще более осмотрительной с Кристофером. Она практически признала, что хочет его. Теперь между ними установилась большая близость, хотя Даллас и пыталась сделать вид, что ее нет.

Из-за Чанса она боялась больше, чем когда-либо, глубоко запрятанной чувственности своей натуры. Боялась она подобных “сюрпризов” и от девочек-близнецов. Хотя сама Даллас скрывала свое тело одеждой, ее девчушки обнажались до бикини. Всякий раз, когда она видела голые загоревшие ребра и пупки, она мысленно стремилась одеть их.

Ночные кошмары преследовали ее еще не раз. Но теперь, проснувшись ночью, она не осмеливалась выйти из дому. Однако как-то раз страхи так одолели ее, что она выскользнула на рассвете. Подойдя к морскому ресторану, она обнаружила в темноте Чанса. Его большое тело небрежно привалилось к свае. Белая рубаха была расстегнута и колыхалась на ветру. Ее глаза как магнитом притягивала его гладкая загорелая кожа под рубахой.

Они молчали, но она чувствовала странную боль в желудке и безумное, самоубийственное желание дотронуться кончиками пальцев до его загоревшей кожи. Даллас понимала, что он радушно примет ее в свои объятия. Возможно, станет любить ее с таким восторгом, что она сможет забыть боль, терзавшую ее годы. Но когда Кристофер смело направился к ней, ее колени задрожали. Она застыла, глядя на него, а потом вскрикнула и кинулась прочь.

Все осложнялось тем, что дети обожали Кристофера. С Патриком они стали большими друзьями. Мальчик учил Чанса кататься на скейте, а Чане обучал его серфингу. Ренни и Дженни тоже сходили по нему с ума и частенько захаживали на его лодку в одном бикини, а Даллас вообразила, будто Чане чрезвычайно наслаждается их обществом.

Даллас умоляла их держаться от него подальше, но они не слушались ее. Однажды днем девочки выбрали неудачное время, чтобы прошмыгнуть через кухню в своих бикини по пути к его яхте. У Даллас только что подгорел пирог, когда она услышала хохот близняшек, доносившийся с лестницы.

Они бросились через кухню с полотенцами и пляжной сумкой:

— Привет, тетя Даллас…

Сквозь дым Даллас различила длинные стройные ноги, покачивающиеся грудки и попки. Ее сгоревший пирог упал в мусорное ведро.

— Девочки!

Они остановились, нахмурившись.

— Куда вы направляетесь вдвоем.., одетые или, я бы сказала, раздетые таким образом? — спросила Даллас.

— Что плохого в нашей одежде? — съязвила Ренни.

Даллас подошла и подтянула повыше лифчик девочки, но это только обнажило нижнюю часть груди.

— По-моему, вы выросли из ваших костюмов.

— Ты никогда не обращала на это внимания, пока не приехал мистер Маккол, — проговорила Ренни, одергивая лифчик.

— Я хочу, чтобы вы обе переоделись.

— У тебя грязное воображение, — заметила Ренни.

— А мистер Маккол чист, как свежевыпавшии снег?

Обе девицы с надеждой кивнули.

— Дайте только срок! Если вы так доверчивы, вам придется еще многое узнать о мужчинах. Их лица выражали горячее желание получить такие знания.

— Я не хочу, чтобы вы узнали это быстрее, чем нужно. Или вы переодеваетесь, или помогаете мне на кухне.

— Почему ты такая старомодная?

— Верите или нет — мы занимались сексом, когда были старше вас.

— Полагаю, что ты никогда ничем таким не занималась, — выпалила Ренни.

Даллас побледнела.

— Она просто завидует, — съязвила Дженни лукаво.

— Да, — вмешалась Ренни, — ты выходишь из дома перед рассветом, если знаешь, что он будет на берегу.

— Он знает, что нравится тебе, — проговорила Дженни. — Он всегда спрашивает нас о тебе — Девочки! — Строгий голос Даллас остановил их. — Я больше ничего не хочу слушать о нем.

— Ну, а мы тоже не собираемся слушать, что ты говоришь.

На этой воинственной ноте подростки ускакали наверх. Когда они снова спустились, то были более угрюмы, чем когда-либо. Зато одеты в свободные футболки.

Но победа Даллас оказалась кратковременной. Час спустя она увидела двойняшек, растянувшихся ничком на палубе Чанса. На них не было ничего, кроме бикини — да еще с расстегнутыми лифчиками.

Утешало лишь то, что Чане находился в воде, оснащая для Патрика доску для серфинга. Даже после того, как Патрик отплыл и девочки позвали Чанса, он не подошел к ним. Подождал, пока Патрик упал, а затем поплыл ему на помощь.

Даллас не могла смириться с таким поведением близнецов. Ей не оставалось ничего другого, как объясниться с Чансом. Поэтому, когда девочки после обеда отправились в гости к друзьям, Даллас спустилась на яхту Чанса. Естественно, он возгордился из-за ее визита и истолковал все неверно.

Увидя Даллас, он обвел взглядом ее высокую стройную фигуру.

— Я почти отчаялся дождаться вашего прихода, — мягко проговорил он, ловко вскакивая на причал. Загоревшей рукой Кристофер подтянул канат, чтобы лодка подошла к нему ближе и Даллас было легче забраться на борт. Каждое его движение вызывало игру загоревших мускулов. Даллас настороженно отпрянула:

— Не смейте думать, будто я пришла потому, что мне этого хотелось.

Чане взял ее за руку, и даже это случайное прикосновение вызвало в ней дрожь возбуждения.

— Хорошо, не смею. — Его глаза мерцали от удовольствия, когда он переворачивал ее руку в своей ладони. — Тем не менее я рад, что вы здесь, — ласково промурлыкал он.

— Я сказала вам: дело в другом.

— Ладно, — он помог ей подняться на борт. — По-моему, вы слишком затянули… Ни одна женщина не доводила меня до такого безумия.

— Полагаю, большинство женщин гонялось за вами. — Эта мысль оказалась ей столь неприятна, что она нахмурилась.

— Я свое получил. Но вам не стоит беспокоиться. — Его настороженные карие глаза похотливо скользнули по ее рту и груди, что заставило ее покраснеть. — Мне нравится преследовать самому, — он озорно улыбнулся. — Вы — более мой тип, чем кто-либо иной.

— Вы говорите, что вы — хищник, которому нравится выслеживать свою жертву? Плохое утешение.

— Не думаю, что вы точно процитировали мои слова, — сухо сказал он. — Хотите выпить?

Она опустилась на диван, а он наклонился к ящику со льдом.

— Это не светский визит, — чопорно проговорила она.

— Уж не означает ли это, что мы не можем расслабиться и получить удовольствие?

— Я пришла из-за своих племянниц. Пожалуйста, оставьте их в покое.

Он резко выпрямился. В его голосе послышалась легкая ирония.

— Вам не кажется, что дело обстоит иначе? Это они приходят сюда и не дают мне покоя.

Отбросив предосторожности, она стала упорствовать:

— Мне кажется, их появление доставляет вам удовольствие.

Его голос помрачнел:

— Я люблю детей.

— Это не совсем так.

— Что?

— Они не просто дети. Они — юные женщины. — Даллас перевела дыхание. — Я хочу, чтобы вы прекратили поощрять их.

Кристофер сжал ее руку и заставил встать.

— В чем вы меня обвиняете?

— Они чересчур интересуются вами. Жесткая рука Кристофера сжалась еще сильнее. Как всегда, когда Даллас входила в физический контакт с Кристофером, она потеряла способность думать. Опасная затея — спуститься сюда и противоборствовать ему!

Чане притянул ее ближе к себе. Его красивое лицо походило на точеную маску, но Даллас почувствовала, что он очень рассержен. Его тело было подобно живой бронзе. Вдруг все свелось к самому примитивному уровню, на котором он превосходил ее.

— Это моя вина? — грубо спросил он. — Их отец умер. А у них сейчас — самый сумасшедший подростковый возраст.

— Вы пользуетесь их наивностью.

— Как?

— Намеренно завлекаете их.

— Тщательно обдумываю план, — огрызнулся он.

— Вы слишком умны. Я не могу с вами спорить.

— Потому что я ничего такого не делаю. Он молча смотрел на нее долгим обвиняющим взглядом. Наконец произнес:

— Есть только одна женщина, которую я хочу завлечь. Только одна женщина, которую я бы соблазнил. — Темный демонический огонь полыхнул в его глазах. — Двойняшки знают это. Я знаю это. И вы знаете это. Может, в этом кроется истинная причина вашего визита: вы пришли с целью соблазнить меня.

Сердце Даллас подскочило к горлу. Она пробудила в нем зверя и теперь была беспомощна.

— Вы знаете, что это не так.

— Ничего подобного. Я не знаю. Но почему бы вам не показать мне — прямо сейчас — свои чувства ко мне?

Она попыталась высвободиться из его рук, но ее сопротивление еще больше раззадорило Чанса. Его руки сжались в тиски. Он притянул ее к твердыне своего тела, и его рот накрыл ее рот долгим карающим поцелуем. Ее дрожащие руки пытались оттолкнуть Чанса. Но, прикоснувшись к его мощным мускулам, ослабли и безвольно обвили его шею.

Он притянул ее ближе к себе и обнял еще крепче:

— Не борись со мной, дорогая. Так ты не одержишь победы.

Желание прошло по ее телу подобно удару от электрического тока. Если он был горяч, то ее сделал еще горячее. Она испытала то, чего страстно желала, лежа без сна. Ее язык углубился в его рот и жадно обежал края его зубов. Он громко застонал, и она ощутила страстный трепет, сотрясающий его тело. Он засосал ее язык, заглатывая его все глубже, пока она не лишилась дыхания, жизни, даже воли к борьбе.

Наконец он завершил свой наркотический поцелуй. Его губы оторвались от нее. Его влажное теплое дыхание коснулось ее рта. Ее глаза с длинными ресницами заморгали. Его рука нежно пригладила спутанные золотые пряди на ее щеках.

— Почему ты всегда думаешь обо мне хуже, чем я есть?

— Кто-нибудь может нас здесь увидеть… — прошептала она. Посмотрела мимо него и обнаружила, что ее худшие предположения оправдались. Обе двойняшки сидели на открытой террасе морского ресторана. — О, дорогой, близнецы…

— Я думал, ты хотела убедить их в том, что мне они неинтересны, — сказал он.

— Но не совсем таким способом.

— Мы всего лишь целовались.

— Тогда почему это ощущалось как нечто гораздо большее?

Его улыбка была загадочной и нежной.

— Ты знаешь, почему.

— Они станут считать меня лицемеркой, — слабым голосом проговорила она.

— Ты женщина.

Вот в чем заключалась ее проблема. Она предприняла попытку уйти, но Кристофер взял ее за подбородок, чтобы удержать. И с томительной медлительностью его рот коснулся ее рта. Подобно обжигающему пламени, его губы быстро вторглись в атласную мягкость ее рта — еще раз, прежде чем он позволит ей уйти.

— Ты невероятно красивая женщина. Мы не сделали ничего плохого, — сказал он.

— Будет ли моя жизнь такой, как была? Ты ведь когда-нибудь уплывешь?

Он встал на фоне заходящего солнца, и его длинная тень коснулась ее лица. Его глаза пожирали ее.

— Только получив то, за чем я сюда приехал. И, Даллас, у меня истекает время. Нам нужно поговорить.

— Нет, я не могу. Через час открывается ресторан.

— Когда же в таком случае?

— Не знаю.

— Ты не сможешь отложить этот разговор навсегда.

Но она могла попытаться сделать это.

Дрожащей рукой Даллас обвела губы помадой. И едва не уронила помаду, услышав на террасе тяжелые мужские шаги.

Гордон никогда не приходил раньше назначенного времени: он всегда был пунктуален.

Она бросилась к окну и выглянула из форточки, ожидая увидеть Гордона. Но вместо него свет на террасе освещал каштановую шевелюру Чанса. Он взглянул вверх, и она отпрянула от окна. И повернулась к близнецам, внезапно с невинным видом начавшим причесываться.

— Что он здесь делает? — спросила Даллас, закрывая помаду и бросая ее в косметичку.

— Ты звала Гордона, а мы позвали Чанса.

— Я думала, вы согласились оставить его в покое.

— Когда мы сказали ему, что ты собираешься уходить, он предложил посидеть со Стефи. Мы решили, что это очень мило с его стороны.

— Мило? — почти выкрикнула Даллас. — Вы уже большие девочки. И великолепно справитесь сами с ролью няни!

— Но Чане сказал, что будет беспокоиться, раз ты оставляешь нас одних.

— С ума сойти можно, какой он душка! Все продумано у этого умного красивого дьявола.

Даллас почувствовала себя виноватой: она умоляла Гордона позволить ей привести на свидание и детей, чтобы они смогли получше узнать его, но он отказался.

— Чане сказал, что это место исключительно уединенное, — объяснила Дженни, защищая его. Даллас подняла свою расческу:

— Да что вы, девочки, мы держим ресторан, там полно народу.

— Он сказал нам, что здесь даже более опасно, — вступила в дискуссию Ренни. — Мало ли кто может подкатить.

Даллас рвала расческой волосы.

— Почему вы не хотите видеть, что Чане только пользуется ситуацией?

— Как? — Обе девочки жаждали узнать.

— Почему ты позвала Гордона, если на самом деле тебе нравится Чане? — полюбопытствовала Дженни прежде, чем Даллас успела ответить на их предыдущий вопрос.

— Потому что… Я имела в виду… — Даллас виновато покраснела.

— Хотя мы видели, как ты целуешь его, ты по-прежнему притворяешься, что он тебе не нравится, — наступала на нее Дженни.

— Чистейший вздор, — неуверенно отбивалась Даллас.

— Что-что? — заинтересовалась Стефи, появляясь у двери.

Даллас отвернулась, багровая, как свекла. Решительно положила расческу на письменный стол и глубоко вздохнула.

— Забудьте об этом, — спокойно произнесла она. — Послушайте, девочки… Я знаю Гордона много лет. Он мой друг.

— Но он такой скучный, — заметила Ренни. Стефи вошла в комнату:

— И не любит нас.

— Любит.

— Тогда почему он не разговаривает с нами и не играет — так, как Чане?

Потому что он не опускается до эксплуатации детских эмоций, чтобы получить то, что хочет!

Даллас не ответила; она плотно сомкнула губы и еще раз глубоко вздохнула.

— И он никогда не целует тебя так, как Чане, — романтически вздохнула Ренни. — Чане такой славный.

— В отношениях между людьми есть более важные вещи, — резко ответила Даллас.

Все три девочки выглядели глубоко озадаченными. Затем Стефи мудро изрекла:

— Когда принц в моей книжке поцеловал принцессу, это было самым главным. После этого они поженились и жили счастливо.

— То — сказка. А это — реальная жизнь.

— Мне больше нравятся сказки, — промолвила Стефи.

Даллас не нашлась что ответить. К счастью, в это время Чане постучал в деревянную дверь. Три девочки скатились вниз ему навстречу. Даллас неохотно последовала за ними. Когда она вошла в гостиную, Чанса уже окружили все четверо детей. На нем были джинсы, сапоги и ковбойская рубаха из бледно-голубого хлопка. Его огромная серебряная пряжка ловила свет и отбрасывала блики. Стефи возбужденно рассказывала ему, что Джерри вылетел из своей клетки.

— Давай найдем Джерри, пока наши коты не нашли его и не растерзали, — предложил Чане.

— Мне нравятся ваши сапоги, — признался Патрик.

Чане неуклюже приподнял ногу, и Патрик опустился на колени, рассматривая искусный стеганый узор на сапогах.

— Они жмут в подъеме, — объяснил Чане.

— Мы испекли шоколадное печенье, — проговорили Ренни и Дженни.

— Мое любимое, — сказал Чане.

Он определенно умел ладить с детьми. Поверх трех золотоволосых голов и темноволосой головки Стефи карие глаза Чанса встретились с глазами Даллас. Он просунул пальцы за пояс и откинулся на кушетку. Ее нервы вибрировали.

Он умеет обращаться и с женщинами, шептал Даллас внутренний голос, на который она решила не обращать внимания.

— Вам не следовало приходить, — заметила Даллас.

Чуть заметная улыбка тронула его сильный чувственный рот:

— А я хотел.

Его мужественный шарм действовал на нее магически. Бледная голубизна его рубашки подчеркивала загар. Грубая хлопчатобумажная ткань обтягивала его бедра подобно второй коже. А нелепые очки делали его только более восхитительным. Он встряхнул головой, отбрасывая упавшие на глаза шелковистые пряди.

Даллас нервно повернулась и увидела небрежно разбросанные скейты, недопитые стаканы, грязные тарелки, валяющуюся одежду и книги в мягких обложках.

— Дети, вы же знаете, как Гордон ненавидит беспорядок. — Она запнулась, встретившись с твердым, дразнящим взглядом Чанса. И наклонилась, чтобы поднять пару грязных носков Патрика.

— Патрик, возьми свои тапочки, — спокойно приказал Чане. — Убери все свои вещи: мы хотим помочь вашей тете произвести хорошее впечатление на ее друга. — Несмотря на вкрадчивость голоса, в его насмешливо растянутых словах звучал вызов.

— А разве мы этого хотим? — удивились дети. Даллас покраснела. Чане великодушно наложил вето на тему Гордона. С его помощью комната скоро приобрела безупречный вид.

Когда они закончили уборку, Даллас почувствовала неловкость, одна с Чансом и детьми. Чане взирал на нее безмолвно, но его напряжение передалось ей и заставило почувствовать себя виноватой. Наконец, когда дети ушли на кухню, он произнес:

— Дети сказали, что вы пригласили Гордона.

— А что, если и так?

— Если вам было одиноко, вам следовало прийти ко мне.

— Кто сказал, что вы можете дать мне то, что я хочу?

Его взгляд был темен и хмур.

— А что именно вы ищете?

— Это мое дело.

— Я сделаю его своим, — процедил он сквозь зубы.

Ее голос стал сладким, как сахарин.

— А я полагала, вы пришли посидеть с детьми.

Его губы сжались в тонкую линию:

— Это лишь одна из причин.

Когда дети вернулись в комнату, атмосфера в ней накалилась донельзя. Совершенно растерявшись, Даллас бежала от Кристофера в ресторан проверить, чем занимаются Пеппер и Оскар. Поскольку был вторник, посетителей в ресторане было мало. Оскар слушал мексиканские польки, нарезая картофель, а Пеппер флиртовала с фермером. Даллас знала, что Чане сидит в доме, и поэтому задержалась в ресторане, складывая салфетки, наполняя водой бутылки и между делом перебрасываясь репликами с Оскаром. Только увидев машину Гордона перед домом, она бросилась назад. И, отворив дверь, обнаружила в комнате обоих мужчин. Оба резко поднялись с кушетки.

— Разве она не прекрасна? — раздался густой, низкий голос Чанса.

Даллас знала: Чане в бешенстве оттого, что она уходит с Гордоном, но он умело скрывал свою ярость за фасадом непринужденного шарма. Для фермера он был превосходным актером. Он смотрел на нее взглядом собственника. Такой взгляд как бы говорил: она — моя женщина.