Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Джек Бестелесный (Галактическое Содружество - 1)

ModernLib.Net / Фэнтези / Мэй Джулиан / Джек Бестелесный (Галактическое Содружество - 1) - Чтение (стр. 28)
Автор: Мэй Джулиан
Жанр: Фэнтези

 

 


      Сыпал легкий снежок, и тонкий его покров уже похрустывал под ногами, а ветки деревьев и кустов посеребрились. В сиянии уличных фонарей Хановер выглядел до невозможности красивым. В окнах домов сверкали огнями и украшениями рождественские елки. В хоре собралось тридцать четыре певца. Не хватало только двух малышей - Филипа и Аврелии, еще слишком маленьких, а также Кори, дочки Шери и Адриена, умудрившейся простудиться... и Джека.
      Они пропели "Явитесь, верные", и "Il est ne, le divin enfant" ["Он родился, божественный ребенок" (фр.).], и "Остролист и плющ", и "Иисус-младенец", и "Тихую ночь", и "Внесите факел, Изабелла и Жанетта" (по-французски и по-английски). Они целиком пропели томительно грустную "Рождественскую песню Ковентри", и кое у кого из юных певцов прервался голос, когда они добрались до совсем незнакомых слов на плашке и поняли, что это песня о невинных младенцах, перебитых по приказу Ирода, которых оплакивают их обезумевшие от горя матери:
      Ирод-царь во злобе лютой отдал воинам приказ
      Смерти всех предать младенцев за единый день и час.
      Горе мне, тебе, сыночек! Никогда я не спою
      "Спи, дитя мое родное, баю-баюшки-баю!"
      Но печаль рассеялась, едва они запели "Радость миру" и завершили импровизированный концерт любимой ремилардовской "Cantique de Noel".
      Сиделка, предупрежденная Роги, помогла Терезе сесть в кресло у окна. Когда певцы смолкли, Тереза помахала им, а из дверей вышла Джеки Деларю, добродушная экономка, с бумажными стаканчиками горячего какао. Роги украдкой плеснул в свой рому из карманной фляжки.
      И тут - voila! [Здесь пожалуйста (фр.).] - послышался перезвон колокольчиков, лошадиное фырканье, стук копыт, и из переулочка за библиотекой выехали две большие, устланные сеном повозки с Севереном и Адриеном на козлах и остановились перед домом. Младшие дети радостным визгом приветствовали Доббина и Наполеона, которые круглый год привольно паслись на соседнем лугу и запрягались только на Рождество и Зимний карнавал.
      - По повозкам! - загремел Роги. - Едем в больницу и споем Джеку. И всю дорогу тоже поем!
      Так они и катили по городу, распевая "Снеговик Морозец", и "Рудолф" (английский и канадо-французский вариант), и "Каштаны в золе", и "Санта-Клаус едет в город", и "Тихо празднуй Рождество", и "Перезвон колокольчиков". Проезжая мимо занесенных снегом зданий колледжа, Марк и другие Ремиларды-студенты затянули Дартмутскую "Зимнюю песню".
      Когда впереди замаячило массивное здание больницы, словно завуалированное кружащимися снежинками, дети умолкли. Радостные праздничные вибрации исчезли, и пассажиры повозок, все, за исключением пятилетнего малыша, укрылись за своими психоэкранами.
      Джек.
      Бедный маленький искромсанный Джек
      Наконец-то они его увидят.
      Роги заботливо посоветовался со всеми старшими членами семьи, прежде чем поручил Марку спросить Джека, хочет ли он, чтобы к нему ввалилась толпа гостей. Родители постарались подготовить детей, телепатически показав им, как Джек выглядит теперь. Его вид вызвал грусть, но не ужас, так как его голова еще сохраняла нормальный вид, а рождественский колпачок скроет облысевшую кожу, и жизнеобеспечивающая камера, в которой он помещался, будет скрыта под покрывалом.
      Родители предупредили младших, чтобы они не заглядывали под покрывало, хотя прекрасно знали, что это бесполезно. И они напомнили детям, что сознание у Джека очень сильное и здоровое, а потому можно надеяться на восстановление его тела.
      Старшая ночная сестра встретила их у дверей и проводила к Джеку. Предупреждать оперантных ребятишек вести себя тихо нужды не было. Они гуськом входили в палату Джека, здоровались, а некоторые и говорили что-нибудь. Камера была повернута так, что Джек занимал вертикальную позу. С одной стороны стояла консоль с мониторами и управлением аппаратурой, которая поддерживала в нем жизнь, с другой - новейший мини-компьютер, управляемый мыслительно без клавиатуры или микрофона, а рядом игровой набор с психоманипуляторами. Джек все время улыбался и разговаривал со своими гостями телепатически. Выглядел он так, словно не испытывал никакой боли.
      Потом вошел пятилетний Норман, один из многочисленных отпрысков Филипа, самый младший в хоре, и спросил Джека:
      - Почему ты нам телепатируешь? А по-человечески ты разговаривать не можешь?
      "Нет, - ответил Джек. - Гортань у меня пока цела, но без легких она бесполезна".
      Кто-то резко втянул воздух, кто-то охнул, но Норман гнул свое:
      - Значит, петь с нами ты не можешь. Но это ничего. Уши ведь у тебя работают?
      Да. И глаза тоже.
      - А сердце у тебя как?
      На месте, но не бьется. Его отключили.
      - А-а! - сказал Норман, скашивая глаза. И все поняли, что он с помощью ультразрения заглядывает под покрывало. Три его старшие сестры приготовились схватить его и вытащить из палаты, если он перепугается и разразится ревом, но он сказал только: - Ну и видик у тебя там, верно?
      "Да", - ответил Джек, все еще улыбаясь.
      - Ну, а теперь пора и спеть, - энергично распорядилась старшая сестра. - А потом Джеку надо будет отдохнуть.
      Марк уже предупредил их, какие песни любит его младший брат, и они спели "Добрый король Венцеслав", и "В выси ангелы поют", и "Добрый святой Николай", и в заключение - "Роза, что цветет всегда".
      Когда последние ноты замерли, Джек сказал: "Спасибо вам всем за чудесный рождественский подарок. А теперь примите и от меня по маленькому подарку... Марк, открой, пожалуйста, верхний ящик консоли. А то он иногда заедает".
      Марк, недоумевая, исполнил его просьбу. И увидел, что ящик полон маленьких белых роз.
      Ропот удивления тут же сменился восклицаниями и даже радостным визгом, когда розы стайкой разлетелись по палате, прилипая к костюмам, словно бутоньерки.
      Джек сказал: "Это роза, которая цветет всегда! Веселого Рождества!"
      - Веселого Рождества, Джек! - ответили они (у старших подозрительно увлажнились глаза) и гуськом вышли из палаты.
      Старшая сестра смотрела в опустевший ящик и покачивала головой, неодобрительно поджимая губы. А потом сурово взглянула на задержавшегося Марка.
      - Думаю, это ваша затея, молодой человек! Или вы не знаете, что растения могут быть носителями вирусов, опасных для вашего брата?
      - Я никаких роз не приносил, - ответил Марк. - Если хотите знать, откуда они взялись, спросите у него. Он их создал. Это один из его талантов - преображать одно в другое. - Он критически оглядел розу у себя на лацкане. - А ты напортачил, Джеко. Забыл чашелистники. Но запах замечательный. Эфирные масла тебе удались.
      - По-вашему, он сам сделал эти розы? - недоверчиво спросила сестра. Из ничего?
      Джек ухмыльнулся.
      Марк оглянулся на пороге.
      - Нет, он использовал органическое сырье. Но на вашем месте я бы не стал спрашивать какое.
      Длинная полуночная месса еще не кончилась, когда Роги тихонько улизнул из церкви и побрел к себе домой - в квартиру над магазином. Он совсем вымотался, таскаясь с ребятишками, а глоток освященного вина, когда он причащался, кощунственно напомнил ему, что его фляжка давно опустела. Проходя мимо фамильного дома, он увидел свет в спальне Терезы, да и внизу многие окна были освещены. Подчиняясь внезапному порыву, он позвонил в дверь. Когда Джеки ее открыла, он спросил, легла ли Тереза. Джеки ответила, что заглянула к ней минут двадцать назад: Тереза читала. Сиделку она отпустила в церковь.
      - Я поднимусь, спрошу, как Терезе понравился наш хор, - сказал Роги, сбрасывая куртку и притопывая, чтобы стряхнуть снег с сапог. - Не трудитесь докладывать обо мне. Мы с Терезой знаем друг друга как облупленные.
      Джеки вежливо посмеялась его старомодным взглядам на женскую стыдливость и ушла к себе. Роги поднялся по лестнице и постучал в дверь парадной спальни. Изнутри не донеслось ни звука, и он заколебался, входить ли. Применить метаспособности ему и в голову не пришло.
      "Ну, - подумал он, - если она уснула, я поправлю одеяло и погашу свет".
      Он открыл дверь и даже подскочил от неожиданности. На мгновение ему представилось, что он видит высокого мужчину во фраке, который наклонялся над спящей Терезой, целуя ее в лоб.
      - Поль?..
      Но никакого мужчины там не было. Роги испуганно вошел, думая, что волнения этого вечера оказались-таки ему не по силам, и, пожалуй, в наступающем Новом году надо будет дать зарок трезвости. Чертово воображение. Еще немного, и вместо Поля ему начнут мерещиться змеи и розовые слоны.
      ... Но это был не Поль... Видение было более мускулистого сложения, чем муж Терезы, и без бороды. И тем не менее что-то в нем казалось очень знакомым.
      - Espece d'idiot [Последний идиот (фр).], - обругал себя Роги.
      Он поправил одеяло, погасил лампу на тумбочке и на прощание ласково погладил руку Терезы.
      Рука была холодной.
      Роги замер. А когда ему стала ясна правда и он торопливо зажег лампу, то, хватая трубку телефона, увидел пустой флакон из-под снотворного.
      38
      ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА
      Даже Джек не знал, на что решилась Тереза, так искусно она укрыла мысли. Когда она приняла таблетки, ее младший сын спал, обессиленный встречей с гостями и изготовлением для них психосозидательных подарков. А когда его мать начала погружаться в смерть, Джек проснулся, потому что в своем расстроенном состоянии она пыталась принудить его последовать за ней, и финальная трансмутация ее жизненной энергии придала ей такую настойчивость, что малыш с трудом мог ей противостоять. Когда Тереза наконец ушла в небытие, Джек десять часов оставался в коме; и врачи, и его удрученный отец не сомневались, что он тоже умрет. Однако он остался жив, но его состояние заметно ухудшилось, и появилась новая серия быстро растущих опухолей.
      Самоубийство Терезы взметнуло мутную волну нездорового интереса к семье Ремилардов, напомнив мне ажиотаж вокруг семьи убитого президента США Джона Кеннеди. Истинное состояние малыша Джека тщательно скрывалось от репортеров, которые знали только, что младший сын Первого Магната проходит курс лечения от рака, но стервятники кружили все более низко, и теперь казалось неизбежным, что тайна Джека вот-вот раскроется, и новой тягостной шумихи не избежать.
      В январе 2054 года Поль взял месячный отпуск и укрылся на планете Денали в обществе Лоры Трамбле. Обитатели морозного мирка были так благодарны Полю за помощь в учреждении их маленькой колонии, что держали его убежище в полном секрете: любая попытка репортеров добраться до него оказывалась тщетной.
      Между Рождеством и Новым годом в переполненном кафедральном соборе Конкорда, столицы Земли, торжественно отпели Терезу, отдать последний долг которой собралось множество звезд. Заупокойная служба транслировалась всеми агентствами новостей. Но погребение ее прошло без посторонних, и, поскольку ее кремировали, средства массовой информации и широкая публика полагали, что ее прах был развеян по ветру. Однако Тереза сделала собственноручную приписку к своему завещанию: она пожелала, чтобы я отвез ее прах на Кауаи, остров, где она родилась. Марк захотел сопровождать меня, но я упирался, пока он не заверил, что сдал все необходимые экзамены на степень бакалавра и уже работает над докторской диссертацией. И вот 5 февраля, на другой день после того, как Марку исполнилось шестнадцать и он получил официальное право пилотировать ролет, мы с ним отправились в путь на "мазерати" Поля, который он разрешил нам позаимствовать. Прах Терезы покоился в деревянной шкатулке изящной работы.
      Мы забрали отца Терезы из дома на берегу и тут же полетели в историческую старинную церквушку Святого Рафаэля, расположенную среди диких зарослей сахарного тростника. Астрофизик Бернард Кейн Кендалл в свои девяносто три года выглядел довольно пожилым, хотя омолодился всего за десять лет до этого. Он всегда был погружен в абстрактные размышления о космологических загадках, и, хотя горевал о Терезе, мы с Марком видели, что ему не терпится вернуться в астрономический комплекс на Большом острове, где он жил и работал почти круглый год.
      Матери Терезы на похоронах не было. Аннарита Донован-Латимер, единственный ребенок Элен Донован, когда-то моей невесты, в свои семьдесят восемь лет жила отшельницей в Нью-Йорке после долгой и успешной карьеры актрисы. С Кендаллом она разошлась за двадцать с лишним лет до смерти дочери и не признавала омоложения. (Аннарите предстояло тихо умереть от инфаркта в 2056 году, когда на космополитической планете Авалон открылся оперный театр имени Терезы Кендалл на средства Ремилардовского фонда.)
      Церковь Святого Рафаэля была полна островитянами, в основном коренными гавайцами, которые знали и любили Терезу в детстве и ранней юности. По окончании службы люди потянулись к алтарю, где на широкой деревянной подставке с ручками по бокам покоилась шкатулка с прахом, и задрапировали ее гирляндами великолепных тропических цветов. Четверо гавайцев в традиционных пестрых рубашках с гирляндами из папоротников на шее взялись за ручки, и я решил, что процессия направится к кладбищу. Но, к моему удивлению, носильщики и провожающие двинулись прямо к нашему серебряному "мазерати", где священник произнес последнюю молитву и побрызгал на шкатулку с прахом святой водой. Тогда провожающие запели "Алоха, ое", и на мое плечо опустилась пухлая коричневая рука. Я оглянулся и увидел Маламу Джонсон, женщину, которая заботилась о Терезе, Джеке и обо мне, когда мы проводили заключительные месяцы нашего изгнания в доме Кендаллов на берегу в Пойпу.
      - Теперь ты, я и Марк отвезем прах милой Каулины в Кеаку, - шепнула она. - Полетим в вашем яйце.
      Шкатулка и почти все цветы уместились на заднем сиденье, а мы втроем устроились на переднем. Кеаку, видимо, находилось в направлении окутанной облаками горы Вайалкале в центре острова к северу от нас. Наше безынерционное воздушное судно поднялось на высоту 1700 метров за несколько секунд, и под управлением Марка бесшумно заскользило сквозь густой облачный покров, почти такой же мутно однообразный, как серость гиперпространства.
      Высоты Кауаи - самое влажное место на Земле; за год выпадает двенадцать метров дождей. Я мало что знал об этом местечке. Называется оно Болото Алакаи и представляет собой открытое всем ветрам плато вулканического происхождения, окутанное туманом, где почти непрерывно идет дождь, где в трясинах прячутся редчайшие растения и сотни водопадов низвергаются с заросших папоротниками обрывов в плодородные низины. Кауаи самый зеленый из всех Гавайских островов и, на мой взгляд, самый прекрасный. И он был последним приютом легендарных менехуне - "колдовского" племени пигмеев, которых мигрировавшие с Таити завоеватели-полинезийцы нашли на островах и поработили.
      Малама показала на крупномасштабном дисплее ролета лавовую пещеру на южной стороне болота, там, где начиналось ущелье Олокеле. Марк поставил яйцо на автопилот, и индикатор рельефа предупредил нас, что мы садимся, хотя ролет был окутан густым туманом.
      Я вышел под холодную изморось, которая тут же вымочила мой белый тропический костюм, который я надел в церковь. Обычным зрением я видел только удаляющийся туман, искривленные деревца, сочные папоротники и другие растения, обычные для дождевых лесов. В воздухе веяло душистым запахом, чуть-чуть напоминавшим анис.
      Малама взяла шкатулку с прахом и пошла впереди, лавируя между бочагами. Мы с Марком шли за ней, неся гирлянды и проверяя дорогу дальним и глубинным зрением, чтобы не провалиться в трясину. Очень быстро мы оказались перед пещерой, довольно большой и полускрытой буйной зеленью. По всем листьям ползли капли дождя и сыпались на землю.
      - Ты останься тут, - сурово приказала мне Малама, - и обойдись без дальнего зрения. - Она обернулась к Марку: - Мальчик, возьми одну гирлянду с зелеными ягодами и листьями мохакина и маили; они растут только на нашем острове. И еще одну - такую, какая, по-твоему, понравилась бы твоей матери.
      Марк с окаменевшим лицом взял скромную зеленую гирлянду и вторую из белых орхидей дендробиум. Остальные цветы остались у входа в пещеру. Он вошел в пещеру следом за Маламой, а я вел себя послушно и не подглядывал. Это уединенное место, затянутое знобящим сладко пахнущим туманом, я бы не выбрал для своего упокоения, и мне подумалось, что и Терезе оно не понравилось бы. Но ни Марку, ни мне и в голову не пришло ослушаться кахуны.
      Не прошло и десяти минут, как они вернулись. Мы молча направились к яйцу и вскоре вновь оказались в солнечном Поипу. Профессор Кендалл уже улетел, оставив короткую сухую записку, а Малама исчезла, едва мы приземлились. Ее муж Ола, молчальник с курчавыми седыми волосами, показал нам, где высушить одежду, а потом подал обед (для нас, прилетевших из Новой Англии, это был ужин). Жареная курица, лепешки из таро, салат из кукурузы, помидоров и кресс-салата под острым майонезом, а на десерт - ананас под сладким кокосовым соусом.
      Марк все время молчал. Когда мы пошли назад к яйцу, он посмотрел на юг и нахмурился: там громоздились черные грозовые тучи.
      - Польет как из ведра, - сказал я. - И очень скоро.
      - Угу. - Он переговорил со Службой воздушных путей сообщения и получил для нас векторный суперэкспресс до самого Бостона.
      - Ты не расскажешь мне, что произошло в пещере? - спросил я.
      Но Марк ответил вопросом на вопрос:
      - В завещании мамы указывалось, чтобы Джека кремировали и погребли вместе с ней?
      Об этой части завещания я ничего Марку не говорил. Да этот документ его как будто и не интересовал. Но Тереза действительно распорядилась так, словно верила, что малыш скоро последует за ней, и я рассказал это Марку.
      Снаружи сгустилась темнота, и яйцо закачалось на стартовой площадке. Кондиционер ролета все еще работал, нейтрализуя жару и влажность, царящие на острове. Лицо Марка лоснилось от испарины в зеленоватом свете приборной доски.
      - Малама... В пещере она сказала, что мама пыталась взять Джека с собой. Когда умирала. Сказала, что мама прибегла к анане, кахунскому заклинанию смертью.
      - Mes couilles! [Моя мошонка! (фр.)] - буркнул я. - Чушь!
      - Малама сказала, что Тереза очень ее этим огорчила. Назвала маму себялюбицей и добавила, что она согрешила против хуны и теперь ее средняя личность очень сожалеет об этом. Она сказала... - Он умолк, скрипнул зубами, а потом продолжал беспощадно: - Она сказала, что душа мамы искупает этот грех в чистилище и что ее низшая личность все еще заряжена маной и опасна, а потому ее прах должен пока оставаться в пещере Кеаку. Чтобы Джек не умер сейчас, когда он особенно уязвим. Малама сказала, что Джек не умрет. Ты думаешь, есть шанс, что она права, дядюшка Роги?
      У меня словно ледяные муравьи заползали по спине. Мы вторгались в те области метапсихологии, о которых наука ничего не знала: о возможном сохранении после смерти дурных аспектов личности, "злых духов" легенд... а может, и таких сущностей, как Фурия и Гидра. Яйцо снова качнулось под напором ветра. Пальмы гнулись, и я увидел, как со стороны моря все ближе и ближе надвигается черная стена.
      - Последний месяц, - сказал я, - ты был так занят учебой и семейными неурядицами, что почти не видел Ти-Жана. А я видел его часто и могу тебе сказать, что Колетт почти отчаялась победить рак с помощью генной инженерии. Однако малыш ведет себя так, словно намерен жить. Он постоянно говорит об интегрировании трех своих личностей. И все еще отказывается от болеутоляющих, потому что, говорит он, они помешают какой-то особой "работе", которой он занят. Имело бы все это хоть малейшее значение, знай он, что умрет через несколько недель? Согласись, что Джек с его-то сознанием понимал бы, что угасает.
      - Да, пожалуй, - согласился Марк, - И конечно, он сказал бы что-нибудь - ведь мы каждый день переговаривались. Конечно, я виноват, что не навещал его, но вокруг больницы рыскают эти вурдалаки-репортеры...
      - Думаю, он понимает.
      Со стороны каменистого пляжа налетела ревущая стена ливня, и все кругом исчезло. Мы словно вновь оказались в имитации серой пустоты, но уже не в таинственной тишине, как над вершиной Бейалеала. Внутри яйца исчезновение видимости произошло под аккомпанемент оглушительного шума тропической грозы.
      - Малама знает и про Фурию, - сказал Марк. - Мне следует... соблюдать осторожность. А если с Джеком приключится что-нибудь по-настоящему серьезное, мы можем прибегнуть к ее помощи.
      - По-настоящему серьезное? - Я не поверил своим ушам. - Что еще более серьезное может грозить малышу? Серьезное! Черт!.. А про Гидру она ничего не говорила?
      - Нет. Малама, естественно, оперант. Но как-то по-особому. В пещере она как будто решила, что я уже бывал там. Идиотичнее и придумать нельзя, верно?
      - Нет, можно! - ответил я резко. - Самое идиотичное, что мы рассиживаемся тут, пока нас топят, вместо того чтобы лететь домой в ясной сухой ионосфере. Ты намереваешься убраться отсюда? Или мне сесть за управление?
      Он вздохнул, включил ро-поле, и для нас ливень сразу стих.
      В тот же самый день, когда мы с Марком вернулись, наконец разразилась шумиха, которой так долго опасалась семья. Тайна Джека раскрылась, когда чертова медицинская сестра, испытывая денежные затруднения, продала сенсационные подробности его заболевания с видеозаписями, сделанными, пока он был в коме. Продала той из желтых сетей тридивидения, которая предложила за этот сочный скандальчик больше остальных.
      Естественно, это явилось сущей находкой для жалостливых сердец и сострадательных душ; оргия добродетельного негодования захватила даже экзотиков. Глас народа в мудрости своей пришел к выводу, что Терезу на самоубийство толкнуло жуткое бесчеловечное лечение, сохраняющее жизнь ее обреченному сыночку, когда не остается уже никакой надежды на возможность выздоровления. Конечно, виновным считали Поля. Его политические враги не могли воспользоваться этим скандалом для прямого на него нападения, но в дни, последовавшие за "разоблачениями", его авторитет оказался серьезно подорванным - настолько, что он объявил, что отказывается от поста Первого Магната. Но лилмики наложили вето на его отставку и еще больше поразили Содружество, категорически запретив начальству больницы прекращать лечение Джека или отключать его жизнеобеспечивающую систему, пока он сам об этом не попросит.
      Слащавых журналисток прищучили, в больнице усилили бдительность (проштрафившуюся медсестру быстренько обвинили в нарушении профессиональной этики и приговорили к десятилетней рабочей командировке на Велгаллу, наименее приятную из четырех космополитических планет). Поль в свою очередь принял меры для опровержения упреков в том, будто он обрекает своего беспомощного маленького сына на жестокие и неоправданные страдания. Колетт Рой вызвала специалистов-генетиков из крондак, полтроянцев и симбиари для консультации и попросила сравнить их заключения с выводами земных ученых, к которым она уже обращалась за помощью. Результаты исследований и тех и других можно обобщить следующим образом:
      Джек - жертва уникальных генных мутаций, которые, в частности, вызвали рак, в значительной степени уничтоживший его кости и многие жизненно важные органы. Однако его мозг не затронут и все еще продолжает сохранять способность отражать метастазы. Последнее можно объяснить только самоцелительной функцией сознания пациента. И при всей разрушительности рака жизнь ребенка можно поддерживать с помощью радикальных медицинских методик, производящих на неспециалистов довольно тягостное впечатление. Врачи и генетики продолжали попытки исправлять дефекты ДНК, порождающие рак. Если бы их усилия увенчались успехом до того, как начнутся необратимые изменения мозга, были бы все основания надеяться, что тело будет полностью восстановлено вслед за критическим периодом, когда его гипофиз подаст сигнал к естественным изменениям организма в переходный период и вырабатыванию тестостерона, мужского полового гормона. Тогда Джек легко бы перенес процесс регенерации. Сам ребенок, личность которого содержала квазивзрослые черты, очень хотел, чтобы лечение продолжалось, несмотря на многие связанные с ним "неудобства".
      Когда это заключение было опубликовано 12 февраля 2054 года, Джек перестал быть сенсацией, и семья на время получила передышку. От широкой публики скрыли, что процесс физического разрушения зашел так далеко, что от Джека, собственно, остался практически только мозг, находящийся на искусственном жизнеобеспечении. Рак успел поразить череп, мышцы и кожу головы, а также то, что еще оставалось от его тела. Наиболее сильно пораженные органы удалили. Он был теперь слеп, глух и лишен всех других сенсорных ощущений, кроме боли. Тем не менее он регулярно общался телепатически со своими посетителями и оперантными врачами и сестрами, по-прежнему настаивая, что еще не готов умереть.
      39
      Хановер, Нью-Гемпшир, Земля
      13 февраля 2054
      Марк боялся навестить Джека.
      Он признался в этом себе, когда нерешительно остановился перед дверью палаты своего младшего братишки. Он добросовестно дальнировал малышу с первого же дня, когда Джек очнулся от комы, но к дальневидению старательно не прибегал и избегал посещений больницы под предлогом сначала необходимости усиленно заниматься, а затем шума, поднятого средствами массовой информации вокруг Джека.
      Но теперь Джек прямо попросил его прийти.
      Это был вечер пятницы - самый разгар Дартмутского Зимнего карнавала. Марку было не до праздников. Но теперь в свои шестнадцать лет он юридически считался взрослым и наконец-то получил право участвовать в мотогонках юниоров на льду реки Коннектикут. У него теперь был новый турбоцикл "хонда" TXZ1700 - настоящий пожиратель скоростей, и он решил попрактиковаться после посещения Джека. Он уже оделся в специальный гоночный кожаный костюм с броским черно-белым узором. И вот, сжимая под мышкой ЦЭ-шлем, он переминался с ноги на ногу перед больничной палатой.
      Марко, хватит тянуть резину! Входи!
      Марк вздрогнул, открыл дверь и чуть не столкнулся с выходящим санитаром, который кисло ему улыбнулся.
      - Ваш братишка только что дал мне коленом под зад. Хочет поболтать с вами наедине. Я буду следить за его приборами с поста.
      Приборов в палате заметно прибавилось с тех пор, как Марк в последний раз был тут, и гнилостный запах разлагаемых раком тканей висел в воздухе вопреки всем дезодорантам. Остановившись у двери, Марк не увидел маленького пациента. Его охватило подленькое облегчение: вдруг Джек полностью закрыт и на него можно будет не смотреть.
      Но, сделав два шага вперед, Марк убедился, что голова брата еще видна. Если только это можно было назвать головой.
      Марк вдруг заплакал впервые в жизни, изнывая от жалости и безмолвного гнева, горько проклиная Бога и свою покойную мать за то, что они допустили такое.
      Хватит валять дурака!
      - Джек...
      Бог и мама не имеют никакого отношения к тому, как я выгляжу.
      Марк уронил шлем на пол и начал дергать застежки своих перчаток. Наконец ему удалось с ними справиться, он вытащил бумажную салфетку из кармана над коленом и вытер вспотевшее лицо.
      - Ты не знаешь, какую чушь несешь!
      Знаю. Мое тело так запрограммировано. Мутацией. И оно быстрее прошло бы через все стадии, если бы Колетт не старалась нашпиговать его новыми генами. Если бы меня оставили в покое, мое тело наверняка выглядело бы куда пригляднее. К несчастью, я понял это только недавно.
      - Ты спятил! - Теперь Марк не мог отвести глаз от бесформенного ужаса, которым был его младший брат. Голова заключена в прозрачный сосуд с жидкостью. От бесформенного комка плоти, будто щупальца медузы, свисал клубок трубочек и проводов. Ни глаз, ни черт лица, ничего человеческого, только уродливые черные язвы.
      Джек сказал: "Я в здравом уме. Я потратил много времени на проверку. Не всегда просто установить... Марк, пожалуйста, придвинь стул, сядь рядом со мной. Если хочешь, я попробую убрать твое отвращение и иррациональное ощущение вины".
      - Оставь меня в покое, - пробурчал Марк, но послушно придвинул табурет и уселся рядом, презирая себя за то, что расклеился, и за то, что обругал бедного умирающего малыша за собственный идиотизм.
      Джек сказал: "Я изо всех сил стараюсь не умереть. Сейчас приближается критический период. Я должен научиться (образ, не поддающийся расшифровке), если хочу жить дальше, и это ужасно трудно. А меня все время что-то отвлекает. Смерть мамы - ну, просто страшно... Я ее очень любил. И ей не следовало винить меня за мои особые трудности. Я старался объяснить ей, но она отказывалась слушать. По-своему мама была сильный человеком, это было и хорошо и плохо. Я прощаю ее за то, что она попыталась сделать со мной, но это очень все усложнило".
      - Ты знаешь про то... что Малама Джонсон сделала с прахом?
      Да. Малама часто посещает меня бестелесно. Пойми, ее слова и действия в пещере Кеаку были ритуальными, их не надо понимать буквально. Ее культура подходит к метапсихологии под другим углом, чем наша, и использует собственные методики. Но ее верования опираются на истину. Мне угрожает большая опасность от злых сущностей, обитающих в нравственной тьме, - как и тебе, и дядюшке Роги.
      - Мамин призрак! - воскликнул Марк и, сжав кулаки, вскочил с табурета. - Это... это же дерьмовый бред!
      Марк. Успокойся, ты должен помочь мне, а я попробую помочь тебе, насколько это в моих силах. Но пожалуйста, не пропускай мимо ушей то, что я тебе скажу. Не отключайся, или мы все можем погибнуть! И тогда Фурия победит.
      - Фурия...
      Ты же слышал ее в своих снах, верно?
      - Да. - Марк закрыл лицо ладонями, заглушая свой голос. - Иногда она говорит чертовски правильные вещи. Например, что нам противопоказано это проклятое Содружество и...
      Марко, Бога ради, заткнись. До того ли нам сейчас! Гидра опять взялась за свое. Она убивает.
      Марк повернул к нему перекошенное от ужаса лицо.
      - Ты уверен?
      Да. Я все время следил. Ждал этого. Вчера подозрительно исчезли пять оперантов - в разных местах Нью-Гемпшира и Вермонта. И видимо, в одно время. В начале вечера. О двух сообщили в "Новостях" в двадцать три часа, а сведения об остальных трех я извлек из полицейских протоколов в компьютере, когда понял, что может стоять за первыми двумя.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32