Ловушка Иуды

У Сары участилось дыхание, в ушах гулко стучало сердце. Наверное, подскочило давление, мелькнуло у нее в голове, хотя в этот момент она и думать позабыла о своем здоровье. У нее возникло ощущение, что все куда-то поплыло, и она, хотя и пыталась побороть накатившую волну слабости, провалилась в спасительную темноту обморока.

Очнулась она в какой-то другой комнате, на покрытом чехлом диване. Наверное, приемная или гостиная, догадалась она; в комнате были еще диваны и кресла, тоже в чехлах, в проеме у окна стоял рояль.

Голова уже не так кружилась, и она приподнялась на локте, когда в комнату вошел Майкл Трегоуэр со стаканом воды. Сейчас он казался более бледным, но глаза были по-прежнему суровы. Он подошел к ней, она откинулась на подушки, и сердце у нее опять тревожно забилось при виде ледяного выражения его лица.

— С тобой все в порядке? — спросил он, но это было скорее обвинение, чем вопрос.

— Что… что случилось? — спросила она, пытаясь выиграть время, и он нахмурился.

— По-видимому, я так хорошо тебя напугал, что ты упала в обморок, — сказал он презрительно, протянул ей стакан и, когда она отказалась, поставил его на каминную полку. — Или это тоже игра? Если так, то ты актриса еще лучше, чем я думал.

Сара неуверенно спустила ноги с дивана и села. В бессердечности он не уступает Диане, подумала она, решив, что они друг друга стоят. Но потом она вспомнила, каким убийственным блеском горели его глаза, когда он говорил о жене брата, и решила не поддаваться чувству мелкой мести. И все-таки это чудовищно, думала Сара, что Диана послала ее сюда, прекрасно зная, как ей вредно волноваться.

— Пожалуй, нам пора перекусить, — сказал Майкл Трегоуэр, и Сара обомлела от изумления.

— Перекусить?

— Почему бы и нет? Миссис Пенуорти оставила нам в столовой кое-что поесть. Впереди ночь, нам не помешает подкрепиться.

Сара беспомощно покачала головой, не в силах оторвать от него глаз. Сколько ему лет, думала она. Тридцать два? Тридцать три? Он женат? Или не рискнул, глядя на опыт брата? Как бы то ни было, он явно не мальчик, и его замечание про ночь впереди наполнило ее тревогой. Она должна как-то разрешить эту неприятную ситуацию, пока ничего не произошло, и, поднявшись нетвердо на ноги, Сара спросила:

— А где моя сумка?

— Твоя сумка? — Майкл Трегоуэр засунул руки в карманы узких молескиновых брюк, подчеркивавших его мощные бедра, и Сара с отвращением подумала, что, окажись на ее месте Диана, она бы не пришла в ужас от перспективы провести с ним ночь. — А зачем тебе сумка? Ты ведь никуда не едешь.

Сара подняла голову.

— Где моя сумка? — повторила она, и он, мрачно взглянув на ее решительное лицо, быстро вышел из комнаты.

Она хотела было бежать к входной двери, пока он ищет сумку, но, вспомнив, что ключи в сумке, поняла, что это бесполезно. Сара на деревянных ногах подошла к двери в холл и выглянула.

Он уже выходил из библиотеки с ее сумкой в руках и с весьма равнодушным видом рылся в ней.

— Как… как вы смеете? — выдохнула она, когда он наконец сунул ей сумку, а он поморщился и сказал насмешливым тоном:

— Я подумал, вдруг у тебя там пистолет, дорогая сестра.

Сара приоткрыла рот от такой наглости. Он взглянул на нее, и на его лице вдруг промелькнуло странное выражение; как бы невольно он протянул руку и коснулся ее щеки. Она отшатнулась, но он не обиделся, а насмешливо улыбнулся.

— Я не предполагал, — протянул он, — что у Адама такой отменный вкус. Неудивительно, что он так переживал, когда ты его бросила. На его месте я, пожалуй, поступил бы точно так же.

— Сомневаюсь. — Сара дрожала от негодования. Впервые в жизни она столкнулась с мужчиной, который так с ней обходился и так не уважал в ней женщину. Из-за ее слабого здоровья и чрезмерной заботы матери до появления Тони ее общение с противоположным полом было крайне ограниченно. Когда после смерти матери, год назад, она осталась совсем одна, случилось так, что Тони, не зная о ее болезни, стал встречаться с ней. Их отношения продолжались до тех пор, пока не вмешалась Диана. И сейчас реакция Сары на жест Майкла Трегоуэра была продиктована не только инстинктом, но и чувством.

Майкл Трегоуэр внимательно следил за ней.

— А впрочем, действительно, — сухо согласился он. — Ни одна женщина не стоит такой жертвы. Даже ты, Диана.

Стиснув зубы, Сара поискала в сумке и достала свои водительские права.

— Пожалуйста, — сказала она, протягивая их ему. — Я Сара Форчун. Вот мои водительские права.

Он спокойно взял права в пластиковой обложке и открыл их.

— Сара Форчун, — прочитал он, слегка приподняв темные брови. — Вест-Кенсингтон, Долфин-Корт, квартира три. Хм-м, очень интересно. А кто эта Сара Форчун? Твоя секретарша? Или Уилмера?

— Ланс Уилмер — двоюродный брат моего отца, — сердито бросила Сара. — Говорю вам, я Сара Форчун. Почему вы мне не верите?

Майкл Трегоуэр нахмурился.

— Неужели ты думаешь, что водительские права что-нибудь доказывают?

Диана, дорогая, по-моему, случись с тобой что, было бы трудно объяснить, как ты здесь оказалась. Люди в твоем положении часто путешествуют инкогнито, не так ли? Поэтому ты и присвоила имя мисс Форчун, кто бы она ни была.

Сара вздохнула.

— Вы когда-нибудь видели Диану? Встречались с ней? Я ничуть на нее не похожа.

— Стройная, блондинка, глаза зеленые, выглядит моложе своих лет… — пожал он плечами. — Все совпадает. Кроме того, — он грозно сжал губы, — у Адама в бумажнике была твоя фотография. Ты и есть Диана Трегоуэр. Я узнал бы это невинное личико где угодно!

Сара покачала головой, мучительно думая, что сказать.

— Но как же вы не понимаете? — нашлась наконец она. — Фотография у Ад… у вашего брата в бумажнике была сделана лет десять назад. Диана с тех пор изменилась. Она теперь старше. Где эта фотография? Покажите мне ее.

— У меня ее нет, — холодно заявил он. — Адам не выпускал ее из рук.

Когда он умер, ее похоронили вместе с ним.

— Вот как. — Сара почувствовала, словно у нее под ногами провалился пол. Но ей в голову пришла новая мысль. — Звоните, — сказала она. — Позвоните в Лондон. У меня есть номер телефона Дианы. Поговорите с ней. Убедитесь сами, что она там, а не здесь. У нее сейчас как раз представление. — Она нервно взглянула на часы на руке. — Звоните в театр. Надеюсь, хоть это вас убедит.

Он смотрел на нее из-под полуопущенных век.

— Откуда я знаю, может, ты договорилась с кем-нибудь в театре и там ждут моего звонка?

— Как я могла это сделать? — Сара была в отчаянии. — Откуда я могла знать, что так случится?

Он помрачнел.

— В моей записке, которую, как ты думала, написал Адам, было вполне ясно сказано: «Приезжай одна. Никому не говори, куда ты едешь».

Сара сглотнула.

— Ну… ну тогда, конечно, я не стала бы никому говорить…

Он явно колебался; она прижала палец к пульсу. Никаких волнений! вспомнилось вдруг ей. Господи Боже, да она за всю жизнь столько не волновалась, как за эти полчаса. Странно, но ее почему-то это не пугало. Никогда раньше она не ощущала, как играет адреналин в крови, и непонятное возбуждение словно опьяняло ее.

— Ну ладно, — сказал он наконец, когда она уже перестала надеяться, что он согласится позвонить. — Какой номер в театре? Я поговорю с ее менеджером.

Сара нацарапала номер на клочке бумаги и протянула ему. Надо было сделать вывод, что она не помнит на память, или хотя бы не так быстро писать номер, подумала она. Но теперь было уже поздно. Он шел через холл к зеленому телефонному аппарату, стоявшему на дубовом сундуке.

Он не сразу соединился с оператором в Торлевене, но вот Сара услышала приятный звонок в кабинете менеджера. Казалось, телефон звонит бесконечно долго, но наконец там подняли трубку, и она с замиранием сердца следила за Майклом Трегоуэром.

— Ее нет? — спросил он через секунду и, повернувшись к Саре, мрачно взглянул на нее. — Что? Заболела? Очень жаль… Вы не знаете, когда она будет? Я… гм… я ее знакомый, вернее, знакомый знакомого. Нет. Извините за беспокойство. Да, разумеется. До свидания.

Он опустил трубку, и Сара почувствовала, что у нее пересохло в горле.

Ей не надо было ничего говорить: она все поняла по его лицу.

— В театре паника, — ровным голосом сообщил он. — В последний момент пришлось поставить замену, публика требует назад деньги. Неожиданная болезнь, говорит твой агент. Они не знают, когда ты будешь в театре.

Сара беспомощно покачала головой.

— Диана… наверное, Диана все так подстроила, — сказала она, еще сомневаясь. — Наверное, она предполагала, что я попытаюсь связаться с ней…

— Ну хватит. — По его тону было ясно, что он раздражен. — Тебе не кажется, что игра слишком затянулась? Как же я сразу не догадался, еще когда ты упала в обморок, что посторонний человек вряд ли бы так среагировал. Признайся, Диана, ты испугалась! Испугалась за свою шкуру! Но, наверное, сейчас тебе страшнее вдвое, когда я знаю, что ты сожгла за собой мосты.

Вдруг Сара почувствовала неимоверную усталость. Такие игры ей не по силам. Хорошенького понемножку. Она хотела возразить, что она не предложила бы звонить в театр, если бы знала, что Дианы там нет, но потом передумала. Майкл Трегоуэр, разумеется, решит, что она просто тянет время: он не верит ни одному ее слову.

— По-моему, нам пора перекусить, как ты думаешь? — сказал он холодно, и Сара, беспомощно пожав плечами, молча согласилась.

Столовая была расположена в задней части дома; шторы здесь были подняты, и комнату слабо освещал вечерний свет. На буфете горела лампа, стол был накрыт белой дамасской скатертью, на ней сияло столовое серебро. На ужин была ароматная пицца, холодная мясная закуска, салат из зеленых овощей и хрустящие булочки. А на десерт — клубничный пирог, и Сара подумала с сожалением, что сегодня вряд ли сможет воздать ему должное. Она могла думать только об одном — что Майкл Трегоуэр собирается делать с ней, то есть с Дианой, от этой мысли гудела голова, на щеках горел лихорадочный румянец.

— Расслабься, — заметил он сухо, жестом приглашая ее сесть на один из обитых гобеленом стульев. — Для женщины твоего возраста и с твоим опытом ты слишком чувствительна. Или это опять игра? Кто знает?

Сара опустилась на стул у противоположного конца стола и даже не пыталась отвечать. Но ее молчание явно раздражало его, ничуть не меньше, чем ее неуверенные ответы; он тихо выругался, встал и пересел на другое место, рядом с ней.

— Так куда уютнее, — заметил он с холодной усмешкой, и Сара невольно сжала руки на коленях.

Наверное, ей надо сказать ему, что она не только не та, за кого он ее принимает, но еще и больной человек. У Сары была довольно редкая болезнь — порок клапанов сердца, — которая в обычных условиях не дает о себе знать, но при сильном возбуждении вызывает несрабатывание клапанов и, таким образом, может привести к смерти. С этой болезнью она жила почти всю свою жизнь, во всяком случае с тех пор, как себя помнит. В раннем детстве она перенесла ревматизм, что вызвало осложнение на сердце — сужение клапанов и, следовательно, их неполноценное закрытие. Хороший уход и лекарства помогли облегчить последствия заболевания, но вылечить его полностью не удалось, и в стрессовых ситуациях ее сердце могло перестать работать совсем. Сара не любила говорить об этом. И вообще, она стеснялась своей болезненной слабости, которую так ревностно охраняла ее мать. После ее смерти Сара на какое-то время забыла о болезни, но предательство Тони и все, что за ним последовало, напомнили ей о ее уязвимости.

И вот теперь этот человек, Майкл Трегоуэр, мучил, пугал ее, угрожал ей Бог весть чем. И понятия не имел, что каждую минуту может с ней случиться…

— Что же ты не ешь? — спросил он, накладывая себе изрядный кусок пиццы и салат. — Все очень вкусно — за это я могу поручиться. Я здесь вот уже неделю и не нахвалюсь миссис Пенуорти.

Миссис Пенуорти!

Сара взглянула на него с надеждой, и он поджал губы.

— Ну уж нет! — сказал он с раздражением. — Только не говори, пожалуйста, что тебя узнает экономка. Она присматривает за домом только с тех пор, как Адам уехал жить в Праядо-Лобо. Вряд ли ты с ней встречалась.

Сара пожала плечами.

— Неужели вы никогда не видели Диану? — пыталась возразить она. — Ведь она так знаменита!

— Сожалею, но последние пятнадцать лет я жил в Южной Америке. — (На — верное, поэтому он такой смуглый.) — Как я уже говорил, я всегда был паршивой овцой в нашей семье. Старик Адам, то есть наш отец, никогда не хотел, чтобы я жил с ним. Я напоминал ему о грехах молодости.

Сара вздохнула.

— Ясно. — Она помолчала. — А почему Адам уехал жить в… куда вы сказали?..

— Прая-до-Лобо. Не делай вид, будто не знаешь. Ему там по наследству досталась вилла.

— По наследству? От кого?

Он прищурил глаза.

— Ну ладно. Если ты так хочешь, я тебе подыграю. Разумеется, от дяди нашего отца Тио Жоржа. Разве ты не знала, что бабушка Адама была португалка?

— Нет. — (Так вот чем объясняется смуглый цвет его лица.) — Я говорю вам, я знаю только то, что мне говорила Диана.

— Ну кто же еще? — Он насмешливо передернул плечами. — Да, наша бабушка родом из Коимбры. Есть такой город в Португалии.

— А вот про Коимбру я знаю, — парировала Сара язвительно. — Меня, представьте, кое-чему учили.

— Приятно слышать. — Он усмехнулся. — Итак, Жорж де лос Сантос был брат нашей бабушки. А его жена Изабелла теперь старшая в семье.

— Понятно, — кивнула Сара.

— Дело в том, что я намного больше общался с родственниками с этой стороны, чем Адам. — Он задумчиво прищурил глаза и смотрел не мигая в сгущающуюся темноту. — Ты, наверное, знаешь, что в Бразилии говорят на португальском языке. Я там работаю в горнодобывающей корпорации «Лос Сантос».

— Горнодобывающей? — вдруг заинтересовалась Сара. — Что именно добывающей?

— Алмазы… промышленные алмазы, — добавил он спокойно. — Трегоуэры всегда занимались горным делом. Ты, наверное, знаешь об оловянных рудниках?

— Знаю.

— Знаешь. Когда мне исполнилось восемнадцать, меня отправили учиться в университет в Коимбру. Отец почему-то решил, что будет лучше, если ошибка его молодости будет пребывать за пределами Англии. В любом случае он оказал мне услугу. Старая Изабелла любит меня. Она говорит, я напоминаю ей покойного мужа. Это она послала меня в Бразилию.

— Понятно.

— Понятно? Неужели? — Он скривил губы. — А Адам никогда обо мне не говорил?

— Я же говорю вам…

— Знаю-знаю. — Он остановил ее взглядом. — Хорошо, расскажи мне о…

Саре Форчун. Чем она занимается? Работает? Или она тоже актриса?

— Почему «или»? Это такая же работа, — возразила Сара, не подумав, и от досады опустила глаза на руки. — Я… я работаю в издательстве… «Линкольн пресс». Я… я редактор.

— Неужели? — Он положил себе кусок ветчины. — Редактор. Как интересно!

— Да, интересно, — запальчиво воскликнула Сара. — Я люблю свою работу.

— Это заметно, — съязвил он, и она опять умолкла. — Почему ты ничего не ешь? — добавил он, а Сара по-прежнему упрямо смотрела вниз, на свои руки. — Зачем морить себя голодом?

Сара подняла глаза.

— Зачем вы просили Диану приехать? Каким образом надеялись заставить ее?

Майкл Трегоуэр внимательно посмотрел на нее, потом отрезал кусок пиццы и положил ей на тарелку.

— Ешь, — сказал он. — Пока я сам не решил уморить тебя голодом.

Сара положила на стол у тарелки сжатые кулаки.

— Почему вы мне не отвечаете? Я что, не имею права знать?

Несколько минут он молча ел, потом опять взглянул на нее.

— А ты думала, что записку прислал Адам? Тебе даже было безразлично, что он умер.

— Я не знала об этом! — вырвалось у Сары, и Майкл Трегоуэр презрительно улыбнулся.

— Вот видишь, — сказал он. — Если поиграть подольше, жертва всегда сама себя выдаст.

— Вы просто не хотите меня выслушать!

— Не хочу.

— Я… я имею в виду себя, Сару Форчун. Я не знала, что Адам умер.

— Сара Форчун и не могла это знать.

— Почему же? Ведь Диана моя подруга. Если бы она знала, она бы мне сказала.

— И что Адам болен, ты тоже, конечно, не знала, тяжело болен, так болен, что написал тебе письмо, где умолял приехать повидаться с ним!

— Нет! — Сара не могла в это поверить. Диана не говорила, что Адам ей писал. Напротив, из се слов у Сары сложилось впечатление, что он прекрасно живет в Португалии, наслаждаясь сменой обстановки и теплым климатом. — Когда… когда это было?

— На Рождество, — хмуро ответил Майкл Трегоуэр, — ровно за три месяца до того, как он умер… как он покончил с собой!

— Нет!

— Да. — Он был неумолим, и постепенно, по мере того как менялся тон разговора, черты его лица опять стали жесткими и суровыми. — Ты ведь знаешь, у него был рак. От рака умерла его мать, и он, рано или поздно, тоже умер бы от рака.

— Значит…

— Молчи! — грубо приказал он. — Я отлично знаю, что ты хочешь сказать. Но для тех, кто любил его, его смерть — трагедия, страшная трагедия, которая не должна была случиться. Если бы ты ответила ему, приехала бы повидаться с ним, показала бы, что в тебе есть хоть капля милосердия…

У Сары на все это был лишь один ответ: она не Диана и поэтому ничего не знала. Если бы она знала, если бы Диана доверилась ей, Сара бы убедила ее поехать к человеку, благодаря которому она познакомилась с Лансом Уилмером.

Взяв в руки вилку, Сара рассеянно ковыряла пиццу в тарелке — сама мысль о еде казалась абсурдной. Подняв глаза, она спросила:

— Но… раз Диана не приехала… повидаться с Адамом в Португалию, как вы могли рассчитывать на то, что она приедет сюда?

— Но ведь ты приехала, — ответил он с холодной усмешкой, и она поспешила опустить глаза, чтобы он не заметил ее тревоги.

Майкл Трегоуэр потянулся за бутылкой вина в ведерке со льдом и, не обращая ни малейшего внимания на возражения Сары, наполнил оба стакана. — Выпей, — сказал он с угрозой. — Тебе это не повредит.

Сара покачала головой.

— Что… что вы собираетесь со мной делать? — Она помолчала. — У вас, я полагаю, был какой-то план действий.

— Разумеется. — Он зло улыбнулся. — Хотя, должен сказать, ты меня несколько разочаровываешь.

— Я… вас разочаровываю?

— Именно так. — Уже стало совсем темно, и при свете лампы черты его лица казались зловещими. — Женщина, которую описал мне Адам, была несколько другой.

Сара перевела дыхание.

— Другой? Какой же?

Он нахмурился.

— Ты… мягче. Я представлял себе деловую женщину, без сантиментов, а ты кажешься такой… нежной, даже хрупкой. Это игра? Может, именно такой и видел тебя Адам? Нежной, хрупкой… Бархатная перчатка, в которой прячется железный кулак?

Сара подняла плечи.

— Если я совсем другая, почему вы не верите, что я не Диана?

— О… — он откинулся на спинку стула, поднес стакан к губам, — я мог ошибиться. Я не раз ошибался. Но думаю, сейчас я прав. По-моему, ты очень… коварная и очень умная женщина. Но меня тебе не удастся провести. Я не Адам.

— Итак, — голос у Сары слегка дрогнул, — вернемся к тому, с чего начали. Что вы собираетесь со мной делать?

— Ну что же, — он поставил стакан и наклонился вперед, упершись локтями по обе стороны тарелки, — буду откровенен. Сначала я хотел убить тебя. Но когда ты уже была у меня в руках, я… ну, в общем, будем считать, что ты превосходно выбрала момент.

— Я… момент?

— Ну, когда ты упала в обморок. — Он облизнул нижнюю губу. — Да, это было достойно настоящего профессионала!

Сара понимала: отрицать то, что она разыграла обморок, бесполезно. Если бы она попыталась это сделать, ей бы пришлось говорить о вещах, затрагивать которые ей почему-то не хотелось. Конечно, это было безумие, но во всем этом ощущалось что-то запретное и волнующее, и, хотя она знала, что ее мать — упокой, Господи, ее душу! — пришла бы в ужас от ее безрассудного поведения, Сара первый раз в жизни чувствовала, что действительно живет! Даже с Тони она не испытывала ничего подобного.

— Вы… вы говорите, что хотели меня убить? — выдохнула она еле слышно, и он опустил глаза.

— Тебя это удивляет? — спросил он. — Из-за тебя мой брат жил как в аду.

— Мне жаль.

— Тебе жаль! — бросил он ей. — Думаешь, от этого легче? Ей, видите ли, жаль! Господи, ну просто сама невинность, а ведь у тебя на совести смерть человека, и, кто знает, может, он не последняя жертва.

Сара сдвинула брови.

— Я… я вас не понимаю.

— Ах, не понимаешь? — ухмыльнулся он. — Как ты думаешь, зачем я тебя сюда вызвал? Во всяком случае, не на дружескую вечеринку! Я хотел, чтобы ты заплатила — так или иначе — за то, что сделала брату.

— Так или иначе? — повторила она.

— Да. — Он откинулся так, что стул встал на две ножки. — Или ты умрешь, или будешь осуждена за убийство. Я никак не могу решить, что доставит мне больше удовольствия.

Сара чуть не задохнулась.

— Да вы просто сумасшедший! — Игра зашла слишком далеко. — Я говорю вам, я не Диана.

Майкл Трегоуэр пожал плечами, и стул с грохотом опустился на четыре ноги.

— Нет… впрочем, торопиться некуда. У нас масса времени.

— Масса времени? — Сара смотрела на него не мигая. — Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что сказал. Никто никуда не едет. Ни я, ни ты.

Глава 3

Единственной связью с внешним миром был телефон. На улице шел дождь, Сара сидела в библиотеке перед ярко горевшим камином со стаканом бренди в руках и обдумывала свое положение. Нельзя сказать, что она находила в нем что-либо утешительное. Майкл Трегоуэр вряд ли откликнется на ее просьбы, разве что ей придется рассказать о своей болезни, и он наверняка отключил телефон. Входная дверь заперта. Он даже не разрешил ей взять из машины вещи. Но как ни странно, Саре почему-то не было страшно.

Она не могла понять, в чем тут дело. Не могла понять, почему она не боится: потому ли, что, что бы Майкл Трегоуэр ни собирался с ней делать, это будет не сегодня (а раз так, может, он и вовсе передумает?), или потому, что с тех пор, как она встретила этого человека, ее охватило странное чувство неизбежности и она стала немного фаталистом. Да и ее отношение к нему — будто наваждение: ее к нему и притягивает, и отталкивает одновременно; во всяком случае, за последние часы она и думать позабыла о Тони.

Позади нее открылась дверь, и она, вздрогнув, очнулась от своих мыслей. Он оставил ее в библиотеке, пока был занят, а Сара, хотя и редко пила вино, с удовольствием ощутила, как по телу разливается живительный огонь. Как и в тот раз, на его лице промелькнуло странное выражение, когда он смотрел на нее, потом он закрыл за собой дверь и сказал:

— Похоже, ты здесь совсем как дома. Интересно, сколько раз ты вот так же сидела в этом кресле, коротая вечера с Адамом?

Сара тут же спустила ноги на пол. (Это была ее любимая поза: скинуть туфли и подобрать под себя ноги.) Она судорожно искала свои сапоги: без них она чувствовала себя как-то неуверенно.

Майкл Трегоуэр быстро подошел и ногой отбросил сапоги в сторону; Сара подняла на него возмущенные глаза.

— Сегодня они больше тебе не понадобятся, — сказал он, и уголки его губ чуть-чуть приподнялись в недоброй улыбке.

Сара вздохнула, решив больше не спорить с ним.

— Хорошо, — сказала она. — Я и сама собиралась здесь остаться. Диана разрешила мне пожить здесь пару неде…

— Ни черта подобного! — резко бросил он. — Это не ее дом, она не может им распоряжаться.

— Не се?

Сара не могла удержаться и поддразнила его, но он не заметил.

— Не твой, — холодно согласился он. — Раз ты бросила брата, у тебя больше нет прав на Равенс-Милл.

— Неужели? — Сара не могла это так оставить. — Вы слишком долго жили за границей, господин Трегоуэр. Теперь другие законы. В случае развода или раздельного жительства супруга получает половину всего имущества. А Диана и Адам не были разведены, значит…

— Так ты, сучка, все рассчитала! — в бешенстве выпалил он, схватил Сару за руки выше локтей и так рванул ее из кресла, что стакан с бренди выскользнул из ее руки и со звоном разбился о каминную решетку. — Ты еще смеешь говорить, что ты хозяйка дома? Что то, что принадлежало Адаму, теперь твое?

Сара так дрожала, что, если бы он не держал ее, не устояла бы на ногах. Он беспощадно, будто тисками, сжимал ее руки, прикрытые всего лишь тонкой тканью блузки (в библиотеке было тепло, и Сара сняла жакет).

— Я… я только хотела сказать, что… — заикаясь, говорила она, а он смотрел на нее со злостью, но она вдруг побледнела, и у него изменилось выражение глаз.

— Такая бледная, — пробормотал он. — Такая хрупкая. Ничего удивительного, что ты сводила с ума беднягу Адама! — И, притянув ее к себе, он прижался губами к ее рту.

Положив руку ей сзади на шею, он прижал ее к себе так, словно хотел раздавить. Он сковал ее, она чуть не задохнулась, сердце у нее судорожно билось, но Сара ощутила, что в ней пробуждаются неведомые ей чувства. Никто еще не целовал ее так грубо, так по-взрослому, так зло, и все же, пока он держал ее вот так, она чутьем угадала, что помимо воли его отношение к ней меняется.

Рука, которая все еще стискивала ее руку, вдруг ослабела, скользнула по ее плечу к шее и, раздвинув ворот блузки, проскользнула внутрь. Сара пыталась слабо сопротивляться, когда его пальцы ласкали ее голые плечи, и, когда расстегнулись пуговицы, она оторвалась от его губ.

— Нет…

— Нет? — передразнил он ее, наклонился и лизнул языком ее кожу. — Хм-м, а ты вкусная. — Его голос стал жестче. — И ты без бюстгальтера. Думаешь, я не заметил? — Глаза его были полузакрыты. — Я сразу заметил. И ты такая красивая… красивая.

В это время его рука захватила грудь и гладила ее ласкающими, оценивающими пальцами, трогала набухающий сосок, будя в Саре желание.

— Вы… вы не должны, — протестовала она и подняла руки, чтобы остановить его, но вместо этого обняла. Как только он почувствовал ее слабость, его нежность вдруг пропала.

Он грубо запахнул у нее на груди блузку, отвернулся от нее и сказал с ожесточением:

— Я поклялся на могиле брата, что заставлю тебя отплатить за то, что ты ему сделала! Господи, откуда я мог знать, что тебе будет приятно.

Его слова, как он и рассчитывал, обидели и унизили ее, и Сара дрожащими пальцами застегнула пуговицы на блузке. Ей было нестерпимо стыдно. Что с ней случилось, спрашивала она себя с отвращением. Этот человек угрожал ей смертью, а она позволяет ему такое, что не позволяла ни одному мужчине. Тони делал попытки ласкать се, но она всегда держала его в некотором отдалении: из-за неуверенности в себе, из-за своей болезни. Теперь она поняла, что она такая же женщина, как и все. Она хотела, чтобы Майкл Трегоуэр трогал ее, она хотела трогать его! Он прав: ей было приятно.

Он опять повернулся к ней, руки глубоко в карманах брюк, словно он боялся, что опять захочет тронуть ее.

— Иди спать! — грубо приказал он. — Уходи отсюда! Мне надо подумать.

У Сары пересохло во рту.

— Спать? — переспросила она. — Вы думаете, я смогу уснуть?

— Почему бы и нет? — презрительно оросят он. — Тебе нечего меня бояться.

Сара взглянула в сторону двери.

— А где мне спать?

— Как насчет комнаты, где ты жила с Адамом? Надо думать, это не слишком приятно. Одни воспоминания чего стоят.

Сара подняла голову.

— Я понимаю, что уже вам надоела, но должна еще раз напомнить: я не Диана и понятия не имею, в какой комнате она жила с вашим братом.

Он стиснул зубы.

— Ну и сука же ты!

— Нет! — Сара задохнулась от возмущения. — Господин Трегоуэр…

— Да заткнись ты! — Он гневно мерил ее взглядом. — Лучше убирайся отсюда, а то я сделаю что-нибудь такое, о чем буду потом сожалеть.

Сара сжала губы.

— Господин Трегоуэр…

— О Господи Боже! — Ругнувшись, он пересек комнату, рывком отворил дверь и пошел к лестнице. — Иди за мной, — сердито приказал он и она неуверенно пошла за ним.

Саре казалось, что мужчина на портрете смеется над ней. Наверное, это отец Майкла или его дед: сходство было поразительное. Судя по мрачному выражению лица старейшины рода Трегоуэров, Майкл был похож на своих предков гораздо больше, чем Адам. Человек на портрете, как и Майкл, никогда бы не позволил ни одной женщине себя одурачить; Адам, наверное, унаследовал мягкий характер от матери, подумала она.

Заметив, что она задержалась перед портретом, Майкл остановился и сказал с презрением:

— Да, старик Адам все еще здесь. А в чем дело? Боишься, что он придет и свершит свою месть?

Сара вздрогнула.

— Нет. — И она пошла за Майклом по лестнице и оглянулась на портрет.

— Кто… кто это? Дед Адама?

Он остановился перед двустворчатой резной дверью и насмешливо посмотрел на нее.

— Как будто ты не знаешь, — съязвил он. — А тебе не рассказывали, почему он поехал в Португалию искать себе жену? Потому что считал, что англичанки слишком развязны — они слишком много говорят. Представляешь, что бы он сказал о такой, как ты?

Сара решила промолчать, и Майкл растворил дверь в комнату, которая, судя по всему, служила спальней хозяину дома. Щелкнул выключатель, и в теплом свете нескольких ламп Сара увидела просторную комнату с огромной кроватью под пологом. Стены были обиты дамасским шелком кремового цвета, гармонировавшим с покрывалом на кровати. Мебель — два высоких комода и туалетный столик с трехстворчатым зеркалом — была темная, дубовая или красного дерева. Было еще два стула с полосатой обивкой, такой же шезлонг, и в проеме у окна стоял старинный письменный стол. Было видно, что в комнате живут: здесь не было чехлов и на спинках стульев и на туалетном столике расположились предметы мужского обихода.

— Это… это ваша комната, — тихо сказала Сара, когда он жестом пригласил ее войти. — Я не могу спать в вашей комнате.

Майкл презрительно хмыкнул.

— Придется. Это единственная застеленная кровать, и, если тебе неприятно спать на моем белье, должен заметить, что миссис Пенуорти сегодня утром его поменяла.