Дестроер (№26) - В руках врага

— Если бы мне было до этого хоть какое-то дело, — сказал Чиун. — Если бы тот, кто действительно...

— Что? — спросил Римо, остановившись.

— Ничего, — сказал Чиун. — Ступай!

Получив банковский чек на пятьдесят тысяч долларов, Римо отправился на Рю-де-ла-Пе, где отыскал ювелирный магазин.

За алмаз просили сорок тысяч, но путем хитроумных ухищрений, долгого и изнурительного торга и «фантастического» владения французским языком, на котором велись переговоры, Римо удалось поднять цену до пятидесяти тысяч. Он бросил банковский чек на прилавок и подтолкнул его французу-ювелиру, чьи глаза имели вид двух сваренных вкрутую яиц, а усы, похоже, появились под носом в результате одного взмаха карандаша для бровей. Ювелир поспешно сунул чек в ящик кассового аппарата.

— Хотите, я заверну кольцо в специальную подарочную упаковку? — спросил он, произнеся английские слова в первый раз с тех пор, как Римо переступил порог магазина.

— Нет, я его съем прямо здесь. Ну конечно, хочу!

— Подарочная упаковка стоит два доллара.

— Пусть будет три, — предложил Римо.

— Я бы с удовольствием, по... — Ювелир сделал типично галльское движение плечами. — Вы же знаете порядки.

— Вы и сами знаете, — сказал Римо, нажал кнопку, открывающую ящик кассового аппарата, и ловко выхватил банковский чек на сумму в пятьдесят тысяч долларов. — Всего хорошего!

— Подождите, сэр! Для вас я сделаю исключение.

— Я на это надеялся. Упакуйте!

Когда он преподнес восьмикаратный камень Людмиле, она разорвала обертку, открыла коробочку, взглянула на кольцо и бросила его в угол комнаты.

— У меня уже есть бриллианты, — сказала она. — Неужели ты думаешь, я приму подарок от человека, который мне солгал?

— О'кей, сейчас я скажу тебе правду. Я люблю тебя. И хочу, чтобы ты поехала со мной в Америку.

Людмила фыркнула.

— Еще чего! Ты думаешь, я так просто отрекусь от родины? Никогда! Я же русская.

— Ты любишь меня?

— Возможно.

— Тогда поедем со мной в Америку!

— Нет.

— Мой секрет находится в Америке, — сказал Римо.

— Да?

— Там есть один родник, чьи воды делают человека непобедимым.

Она пришла в его объятья, и он без особых усилий почувствовал, как по его телу разлилось тепло.

— О, Римо, я так рада, что ты по крайней мере сказал мне правду. Где же находится этот источник?

— В Лас-Вегасе. Это город.

— Никогда не слыхала.

— Там много воды.

— И когда ты собираешься туда ехать? — спросила Людмила.

— Завтра.

— Завтра?

Римо поцеловал ее в губы.

— Завтра, — повторил он. — А на сегодняшний вечер у меня есть кое-какие планы.

Она взглянула на него бархатным взором.

— Ну ладно, завтра так завтра.

После ухода Римо Людмила подобрала бриллиантовое кольцо с пола. Из перламутровой шкатулки для украшений, хранящейся в верхнем ящике комода, она вытащила ювелирную лупу и внимательно осмотрела камень.

«Отнюдь не чистой воды, — подумала она и заметила крошечную угольную точечку в глубине камня. — Красная цена — тридцать тысяч. Но этот американец, скорее всего, отвалил за него все сорок тысяч. Американцы такие дураки».

Она положила кольцо в коробочку и пошла позвонить по международной.

Глава десятая

Он направился не в здание на площади Дзержинского. На этот раз путь его лежал прямо в Кремль. Маршал Деня решил не надевать орденские планки. И понял, что не ошибся, когда предстал перед четырьмя кремлевскими обитателями. Все они были в одинаковых костюмах с многорядным иконостасом планок. У каждого из них орденов и медалей было намного больше, чем у Дени, и, если бы он надел свои, он бы тем самим признал, что ниже их по рангу. А в костюме без орденских планок он только давал понять, что просто отличается от них.

Он смотрел на клавиатуру нашивок, украшающих четыре груди, — нашивки были похожи на кукурузные початки. Военные ордена, подумал он, это награда не за мужество и умение, а за выживаемость. Лучшие, самые отважные солдаты, каких ему доводилось знать, очень часто так и не доживали до своих орденов. Те юные гордецы злобно посмеялись бы при виде этих орденоносных трупов, которые вылупили близорукие глаза на Деню и сурово потребовали объяснений по поводу его «странных подвигов».

— Странных? — переспросил Деня, обращаясь к председательствующему на этом совете. — «Треска» уничтожила глубоко законспирированную и мощную американскую шпионскую организацию в Западной Европе. В ходе операции мы потеряли кое-кого из сотрудников — это верно. Но мы постоянно обучаем новых людей для возмещения потерь. Через несколько месяцев... недель мы вновь обретем былую силу, а вот американцам уже никогда не удастся возродить свою мощь на этом участке.

Он не верил в то, что говорил. Как не поверил, ясное дело, и председательствующий — иссохший старик с лицом, подобным потрескавшейся от засухи земле.

— А какие есть гарантии, — спросил старик, — что наши новые подразделения не будут уничтожены точно так же, как их предшественники? Что вы сделали, чтобы не допустить повторения таких же событий?

— Я изолировал специального американского агента, который нанес нам тяжелые потери в живой силе. Я проник в их сеть. Очень скоро мы получим ответ на эту загадку.

— Скоро — это недостаточно.

— Скоро — это оптимально, — сказал Деня, безуспешно пытаясь не повышать голос. Он перевел взгляд на других сидящих за деревянным голым столом в полуподвальной комнате. — В подобных операциях приходится время от времени сталкиваться с необычными явлениями. И необходимо тщательно изучить все, прежде чем уничтожить цель!

Один из членов совета когда-то претворял в жизнь тактику выжженной земли, которую применяла Россия в войне против нацистов. Деня обратился непосредственно к нему:

— Это все равно как пехота впервые сталкивается в бою с танками. Легче всего отступить. Или поддаться панике и начать забрасывать танки камнями. Но самое разумное — наблюдать и подмечать слабости этих чудовищ. Что и сделал наш героический народ в борьбе с проклятою ордой Гитлера.

Старый организатор партизанского движения кивнул. Деня подумал, что одного ему удалось убедить, но вдруг с раздражением понял, что старик просто клюет носом во сне. Сидящий крайний справа человек имел вид отставного дьячка и манеры вечного рогоносца. И внешность и манеры скрывали тот факт, что он был военным советником председателя, от чьего рыка трепетали даже сотрудники тайной полиции. Некогда он полностью заселил своими личными врагами только что отстроенный лагерь.

— Ваша аналогия интересна, Григорий, но неубедительна. Нас не интересует тактика, успешно примененная тридцать лет назад в иных обстоятельствах. Мы ждем доклада о том, что вы собираетесь предпринять для решения возникшей проблемы.

— Один наш агент вступил в контакт с американцем... Она...

— Она? — прервал Деню престарелый председатель.

— Да. Людмила Чернова. — Деня посмотрел на сидящего с правого края человека и снова слегка улыбнулся. Этот старик два года спал с Людмилой. — Некоторым из вас она знакома, — продолжал Деня. — Людмила один из наших лучших агентов. Она в настоящее время направляется в Штаты с этим американцем. Он считает, что она бежит с ним на Запад во имя любви. Ей дано задание выяснить, каким необычным оружием, какими средствами или методами пользуется этот человек, после чего мы сможем его уничтожить.

— И когда, по-вашему, это будет выполнено? — спросил военный советник председателя.

— Трудно сказать, — пожал плечами Деня. По выражению лиц сидящих за столом он понял, что ответ их не удовлетворил. — В течение недели.

Помощник председателя кивнул. Он обвел взглядом остальных членов совета и сказал:

— Хорошо. Неделя. И если за это время мы не достигнем результатов, придется предпринять другие меры.

Деня по-военному кивнул. Он постарался не выказывать своего понимания того, что «другие меры» будут, в частности, означать его увольнение и изгнание и что предстоящая неделя и сексуальная русская куртизанка давали ему шанс избежать ссылки.

Или чего похуже.

На борту самолета авиакомпании «Эр Франс», направляющегося в Нью-Йорк, Римо сидел между Людмилой и Чиуном, который постоянно требовал у стюардессы принести ему новые журналы. Он быстро просматривал каждый журнал и, перегибаясь через Римо, привлекал внимание русской к статьям, описывающим недавние зверства за «железным занавесом».

Людмила мрачно смотрела в иллюминатор.

— Ладно, Чиун, перестань, — сказал Римо.

— Я просто стараюсь быть дружелюбным, — ответил Чиун. Он полистал журнал и возбужденно передал его в руки Людмиле.

— Смотрите! Реклама нового трактора. Вам понравится в Америке. Там у них масса тракторов, за штурвал которых вам можно будет сесть.

Людмила выхватила журнал и швырнула его на пол, а потом в отчаянии обхватила ладонями виски. Бриллиант на среднем пальце правой руки сверкнул восьмикаратным блеском.

— Долго мне еще терпеть эти унижения? — спросила она.

— Унижения? — переспросил Чиун. — Какие унижения? Вы считаете дружеский жест и теплую беседу унижением? — Он обратился к Римо, точно Людмилы здесь не было: — Нет, правда, Римо, я никак не могу понять, что ты в ней нашел!

Римо тихо зарычал. Людмила повернула окаменевшее лицо к иллюминатору. Чиун обратился к другому иллюстрированному журналу. Он просиял, увидев знакомую фотографию, и сунул журнал Римо.

— Смотри, Римо. Женщина. Ну не красавица ли?

— Да, — ответил Римо без всякого энтузиазма. — Красавица.

— Я знал, что она тебе понравится. — Чиун откинулся на спинку кресла и стал разглядывать портрет. Эта женщина была во вкусе Римо. Длинные ноги, полная грудь. На этом парне можно ставить крест! Если скаковую лошадь одеть в платье, Римо влюбится и в нее.

Чиун читал врезку под фотографией полуодетой голливудской кинозвезды, впервые выступавшей в ночном клубе с шоу, по ходу которого она демонстрировала частичную наготу и полнейшую безмозглость.

— Римо, так куда мы собираемся?

— Мы с Людмилой едем в Лас-Вегас. Куда ты — я понятия не имею.

Чиун кивнул и сказал тихо:

— Я бы тоже мог съездить в Лас-Вегас.

Он перечитал текст под фотографией. Голливудская звезда начинала выступать в новом амплуа на подмостках «Кристалл-отеля» в Лас-Вегасе. Чиун закивал. Остается только одно: побороть уродство уродством же.

Ах, как бы все упрощалось, если бы Римо увлекся одной из миловидных дев Синанджу. Как бы все упрощалось!

Чиун продолжал размышлять об этом, когда Римо встал и направился в мужской туалет, расположенный в переднем отсеке салона первого класса.

Людмила подождала, пока он скроется за занавеской, и, пересев в его кресло, устремила взгляд на Чиуна.

«Глаза как у коровы», — подумал тот.

— Почему вы меня ненавидите? — спросила она.

— Я вас не ненавижу, я просто не пойму, что он, — Чиун мотнул головой в сторону туалета, — в вас нашел.

— Наверное, любовь.

— Он получает всю необходимую ему любовь.

— От кого?

— От меня.

— Вы ревнуете?

— Ревную? Чтобы Мастер ревновал? Неужели вы думаете, что меня заботят поступки бледнолицых ослов? Вовсе нет! Он — исключение. Я потратил годы на этого дурня и теперь не могу спокойно сидеть и смотреть, как из него вьет веревки та, кто только и мечтает его убить.

— Вы считаете, что я именно этого и хочу?

— Да, я так считаю. Потому что это желание написано у вас на лбу крупными буквами. Только полный идиот может этого не заметить.

— Идиот. Или влюбленный. — Людмила рассмеялась. Она продолжала смеяться, когда Римо вернулся на свое место.

— Отрадно видеть, что наконец-то вы поладили, — сказал Римо.

Людмила снова засмеялась. Чиун хмыкнул, отвернулся и стал через проход смотреть в иллюминатор.

Чуть позже в тот же день состоялись две важные встречи.

В Вашингтоне государственный секретарь стоял перед столом президента и ждал, пока Верховный Главнокомандующий страны скрепит несколько листков бумаги. Президент аккуратно расположил сшиватель у верхнего левого края стопки, придерживая его большим и средним пальцем левой руки. Он поднял правый кулак вровень со лбом и с силой ударил им по сшивателю.

И промазал.

Кулак упал на мирно лежащую левую руку. Сшиватель отлетел в сторону. Бумаги взметнулись вверх. Президент вздернул левую руку ко рту и принялся сосать ушибленные пальцы.

Он вздохнул, поднял глаза и тут вспомнил о государственном секретаре. Странно, почему-то он стоял посреди кабинета. Почему он не подойдет ближе к столу?

Он знаком пригласил госсекретаря подойти, и тот, опасливо поглядывая на сшиватель, медленно двинулся к столу.

— Что случилось? — спросил президент.

— Я только что вернулся с закрытого заседания сенатского комитета но международным делам, — сказал госсекретарь.

Он не говорил, а медленно, с хорошей артикуляцией произносил фразы, и это было похоже на то, как если бы он собирался излагать основы новой математической теории античным грекам.

— Ну и? — промычал президент, все еще держа пальцы левой руки во рту. Боль постепенно проходила. Если все обойдется, под ногтями не возникнут черные кровоподтеки.

— Они прознали, что мы каким-то образом одержали крупную победу в борьбе разведок на европейском театре. Ну и, естественно, они намереваются провести сенатское расследование случившегося.

— Мммммм, — продолжал сосать пальцы президент.

— Я сообщил им, что мне ничего не известно об этой победе и что, конечно же, мы не имели никакого отношении к ней, если такая победа действительно одержана.

— Мммммм, — сказал президент.

— Но мне не поверили. Они считают, что ваша администрация посягнула на прерогативы конгресса и ввергла себя в некую авантюру на поприще внешней разведки.

— Мммммм.

— Они собираются вызвать меня и директора ЦРУ для дачи показаний, возможно, в самые ближайшие дни.

— Мммммм. Это вполне логично.

— Не думаете ли вы, господин президент, что сейчас самое время рассказать мне, что же все-таки случилось в Европе?

Президент вытащил пальцы изо рта.

— Не думаю. Все, что вам известно, соответствует действительности. Соединенные Штаты не предприняли ровным счетом никаких действий по каналам своих правительственных служб, направленных на достижение результатов, которые, как предполагают в конгрессе, имели место в Европе. Придерживайтесь этой версии. Это правда.

Государственный секретарь кивнул, но вид у него был несчастный.

— Скажите, как, по вашему мнению, — продолжал президент, — конгресс действительно хочет, чтобы русские нас побили?

— Нет, господин президент, — сказал госсекретарь. — Но они льют воду на мельницу тех, кто этого желает.

— Кто же?

— Пресса. Молодежь. Радикалы. Все, кто ненавидит Америку по той причине, что, живя в этой стране, они имеют гораздо больше, чем того заслуживают.

Президент кивнул. Ему нравилось, когда государственный секретарь ударялся в философию. Госсекретарь подождал немного и пошел к выходу.

Его рука коснулась дверной ручки, когда президент его окликнул:

— Господин госсекретарь!

— Да, сэр?

— Мне эти люди уже порядком поднадоели. Я хочу, чтобы вы это знали. Если конгресс попытается устроить вам головомойку за это европейское дело...

— Да, сэр?

— ... я их всех подвешу за яйца!

Государственный секретарь посмотрел президенту прямо в глаза, и тот ему подмигнул.

Другая важная встреча состоялась позже в тот же день за кулисами ночного клуба «Кристалл-отеля» в Лас-Вегасе, где мисс Джаканн Джюс — везде и всюду она фигурировала как «мисс Джаканн Джюс», хотя ей никогда, начиная с одиннадцатилетнего возраста, не грозила опасность быть принятой за мистера Джаканна Джюса — пыталась втолковать своему модельеру, почему ей не нравится покрой ее нового бюстгальтера.

— Слушай, я же собираюсь в финале тряхнуть своими сиськами. Было бы очень неплохо, если бы я еще смогла вынуть их из бюстгальтера. Но, черт побери, эта штука не открывается!

Модельер был низкого роста, с длинными белесыми волосами и с тонкими, как у ребенка, запястьями. Он дотронутся безобидными пальцами до передней застежки бюстгальтера молодой красавицы и показал ей, как просто — легким нажимом сверху и снизу — можно мгновенно расстегнуть застежку.

— Видишь? — спросил он, когда застежка с хлопком расстегнулась, бюстгальтер упал на пол и мисс Джаканн Джюс осталась стоять посреди сцены с голой грудью. Снующие вокруг них люди замерли — со всех сторон раздалось смущенное покашливание. Мужчины, всего лишь за секунду до сего момента занимавшиеся серьезными делами, за которые они получали жалованье, бросили работу, позабыв обо всем, за исключением молочных желез мисс Джаканн Джюс.

— Вот так просто! — сказал модельер.

— Нет, это невозможно! — ответила кинозвезда. — Тебе просто, потому что ты лапаешь чужие сиськи целый день с утра до вечера. А для меня это сложно. Я уже нее ногти себе пообломала. Если мне удастся все-таки раскрыть эту чертову застежку, я же буду стоять как дура с расцарапанной в кровь грудью. Ты хочешь, чтобы в финале это произошло? Это? Чтобы я была пугалом огородным? Ты хочешь, чтобы к сцене с балкона слетелись вампиры? А? Ты этого хочешь? Чер-рт! Неужели здесь некому меня пожалеть? Неужели мне суждено всю жизнь быть простым куском мяса?

Они огляделась по сторонам и заметила, что все взгляды мужчин прикованы к ее бюсту. Кто-то из них даже кивал ей в ответ.

За исключением одного.

Маленький старик-азиат в белом одеянии смотрел на нее раскосыми глазами, исполненными неземной мудрости. Он чуть улыбался ей и кивал — это был кивок сочувствия и понимания. Едва заметное движение его головы, казалось, посылало через весь зал, туда, где стояла мисс Джаканн Джюс, — волны, обволакивающие ее и возбуждающие в ней осознание собственной женственности и самоуважение. Она внезапно поняла, что стоит с обнаженной грудью, приложила чашечки бюстгалтера к передней части тела и стала сражаться с застежкой.

— Потренируемся потом, — бросила она своему модельеру и устремилась к маленькому старику-азиату.

Она стояла перед стариком, разглядывая его белый парчовый халат, а потом сказала — ибо она не могла ничего придумать, что бы сказать, а что-то сказать надо было:

— А знаете, мой интеллектуальный уровень равен 138.

— Я это вижу, — ответил Чиун. Он в первый раз встречал женщину, которая так странно называла объем груди, но в то, что размер бюста, как Джаканн утверждала, равен 138, старик поверил, ибо у нее было гигантское вымя, как почти у всех американок (кроме тех, кто мечтал о таком).

— И тем не менее, — добавил он, — они с вами плохо обращаются. Все они от вас чего-то хотят, но взамен ничего не дают.

Он похлопал ладонью по стоящему рядом сундуку, давая ей понять, что она может сесть.

— Откуда вам это известно? — спросила она.

— Все они только хотят и берут, но ничего не дают. Вам никому нельзя доверять, ибо нет ни одного мужчины, который любил бы вас больше, чем он любит самого себя.

Мисс Джаканн Джюс кивнула.

— Но откуда вы это знаете? Вы что, какой-нибудь гуру?

— Такова судьба всех великих. Как кинозвезд, так и в равной степени императоров. Самое трудное в жизни — найти того, кому можно верить, кем движут присущие только ему мотивы и побуждения, кого-то, кто любил бы вас так же, как вы сами себя любите, и кому от вас ничего бы не было нужно.

— О! Всю свою жизнь! Ищу, ищу! — Мисс Джаканн Джюс склонила голову на плечо Чиуну. Он ласково гладил ее нагую спину, желая дать ей утешение от невзгод жестокого мира, который платил ей какие-то четверть миллиона долларов за две недели обнажения грудей посреди невадской пустыни.

— Можешь прекратить свои поиски, — сказал Чиун. — Есть тот, кто любит тебя. — И он взглянул ей в глаза.

— Я верю! Я верю! — воскликнула она и теснее прижалась лицом к его плечу. — О, какое блаженство знать, что тебя любят!

Чиун снова погладил ее по спине, на этот раз стараясь отыскать нужную точку для своего длинного пальца.

— Вы должны меня... — прошептала она и вздохнула, ощутив, как от пальцев Чиуна по всему ее телу разлились дивные потоки. — Вы должны позволить мне сделать что-нибудь для вас.

Она с надеждой поглядела на Чиуна. Но он только покачал головой.

— Я ни в чем не нуждаюсь, дитя мое.

— Но ведь я могу что-то сделать для вас! Могу!

— Ничего, — повторил Чиун.

— Что-нибудь. Хотя бы самую малость.

Чиун замолчал и выдержал паузу, должную показать, будто он задумался. Потом он произнес:

— Ну разве что самую малость.

Днем, после того как взвод гостиничного персонала препроводил Людмилу в номер, она предприняла атаку на Римо с целью выяснения точного местонахождения тайного источника, даровавшего ему его силу.

Римо вздохнул.

— Слушай, мы же в Америке. Ты же обещала пожить здесь и, может быть, остаться. Ну ты можешь хоть на некоторое время забыть о государственном задании?

— Это не имеет никакого отношения к государственному заданию. Речь идет о моей чести. И доверии. Ты же дал мне слово и обязан его сдержать.

— Источник расположен недалеко отсюда, — ответил Римо. — Милях в десяти — двенадцати.

— Когда мы туда поедем?

— Сейчас же, если хочешь.

— Завтра. Лучше — завтра. Мы устроим пикник. И будем заниматься любовью прямо на горячем песке.

Римо, знавший о горячем песке пустыни значительно больше Людмилы, кивнул, и чем больше он кивал, тем привлекательнее представлялась ему эта идея.

— А теперь ты должен уйти.

— Почему?

— Потому что мне надо отдохнуть. Иди, иди! Увидимся позже, я буду особенно красива — дня тебя!

Римо снова кивнул, вышел из номера и двинулся, насвистывая, по коридору к лестнице, чтобы подняться к себе в номер. Он не услышал тихих шагов у себя за спиной — это Чиун вышел из-за пальмы в кадке и направился к двери Людмилы.

За дверью зазвонил телефон. Людмила сказала «алло» и стала ждать, пока телефонистка соединит ее с московской линией. Чиун мог слышать только половину ее разговора с маршалом Деней.

— Да. Вероятно, мы отправимся туда завтра. О, замечательно! Ты приезжаешь? А когда будешь здесь? Чудесно! Жду не дождусь нашей встречи. Я сначала дождусь твоего приезда.

Чиун постучал в дверь и услышал, как торопливо положили трубку на рычаг. Когда Людмила открыла ему дверь, на ее лице сначала появилось выражение удивления, а потом раздражения.

— А, это вы!

— Да. Надеюсь, я не оторвал вас от важных дел. — Он улыбнулся ей, и Людмила поняла, что Чиун подслушивал. Но вот чего она не могла знать, так это того, что он сейчас был на волосок от попытки убить ее и тем самым защитить Римо. Но Чиун не нанес смертельный удар, ибо понимал, что Римо не поверит в необходимость этого поступка.

— Ничего страшного. Что вы хотите?

— Хочу пригласить вас с Римо на ужин сегодня вечером. Вы — мои гости.

— Ну, если так...

— Непременно, — сказал Чиун. — Мы с вами должны подружиться.

Она помолчала, потом смилостивилась.

— Если вы так настаиваете.

— О да! Настаиваю. Римо за вами зайдет. Я об этом позабочусь.

Людмила рассмеялась.

— Я уже сама об этом позаботилась. Римо будет заходить за мной в любое время суток, как только я этою пожелаю.

— Ну, как вам угодно, — сказал Чиун и ушел, вне себя от гнева. Эта женщина права: Римо стал ее рабом.

Глава одиннадцатая

— Я все понять не могу: и чего ты держишь при себе этого старикана? — сказала Людмила.

— Я привык видеть его лицо рядом, — ответил Римо и стал пить минеральную воду, чтобы закончить этот разговор.

Они сидели за первым столиком в ночном клубе «Кристалл отеля». Чиун настоял на том, чтобы ему предоставили заняться всеми организационными вопросами, и, когда Римо с Людмилой появились в зале, метрдотель улыбнулся им и проводил к столику в первом ряду. Он был с ними чрезвычайно обходителен и даже установил лас-вегасский рекорд закрытых помещений (этому рекорду, решил про себя Римо, суждено остаться в веках), отказавшись от чаевых.

Но Людмила не отставала.

— Это еще можно было бы понять, если бы от этого старого гнома был какой-то прок. А что ты от него имеешь? Одни жалобы. Ну зачем портить себе жизнь? Ты до смертного часа собираешься выслушивать его жалобы? Почему он ходит за нами как собачонка?

— Да он ужасно милый старикан, — не соглашался Римо. — И к тому же у него есть свои достоинства.

— Да?

— Да!

— Назови хотя бы одно.

Римо задумался. Ну как объяснить ей, что Чиун мощнее бронетанковой дивизии? Смертоноснее плутония. Точнее калькулятора. Как ей все это объяснить?

— Он хороший. Он знает массу всяких вещей.

— Он знает только, как стареть и изводить тех, кто лучше и моложе его. Очень жаль, что ты его не отправил куда подальше.

— Ну, — упрямился Римо. — Так уж сложилось, и ничего тут не поделаешь.

Публика помогла ему прекратить этот разговор. Но не шумом, а молчанием, воцарившимся в зале. Римо обратил взгляд ко входу в клуб.

По проходу между столиков шествовал Чиун в черном халате, а по правую руку от него, возвышаясь над стариком на целую голову, шла мисс Джаканн Джюс, прима ночного шоу в «Кристалл-отеле». На ней было коротенькое белое платье и — больше ничего.

Римо вперил в них глаза, как и все прочие посетители клуба.

— Перестань глазеть на нее! — строго сказала Людмила.

— Да я не на нее. Я на Чиуна. Смотри-ка, как этот старый лис доволен.

Раздались неуверенные аплодисменты, перешедшие в бурную овацию. Точно боксер-тяжеловес, Чиун махал рукой, этим царственным жестом призывая толпу к тишине.

Чиун и Джаканн приблизились к столику, метрдотель помог им занять свои места, и постепенно зал снова наполнился привычным гулом по мере того, как посетители вернулись к своим бокалам, рюмкам и стаканам.

Чиун улыбнулся.

— Римо, познакомься: это мисс Джаканн Джюс. Или что-то в этом роде. А это Римо. Он куда лучше, чем кажется на первый взгляд.

Чиун замолчал, а Римо откашлялся.

— А! — спохватился Чиун. — Это... — он махнул в сторону Людмилы, — это русская. А это мисс Джаканн Джюс.

Людмила кивнула. Джаканн взглянула на нее и сказала:

— Вы красивая.

Чиун толкнул ее под столом в лодыжку, а Римо заметил:

— Да-да! Очень красивая.

— Как и вы, — обратился Чиун к Джаканн. — Вы очень красивая. Самая красивая женщина из всех, кого когда-либо встречал Римо. Верно, Римо?

Римо пожал плечами и взглянул на Людмилу.

— Разве не так, Римо? — не отставал Чиун.

— Как вас зовут? — спросила Джаканн Людмилу.

— Людмила.

— Вы красивая. По-настоящему красивая.

— Спасибо. — Людмиле не пришло в голову сказать ответный комплимент. Джаканн не пришло в голову намекнуть на это.

— Вы по-настоящему красивая! — сказал Чиун, взглянув на Джаканн, и обратился к Римо: — Разве не так, Римо?

Римо нехотя кивнул.

— И она очень неплохо устроилась в жизни, Римо. У нее свой собственный оркестр и слуги, которые увиваются вокруг нее, застегивают бюстгальтер и вообще... — пояснил Чиун.

Римо снова кивнул.

— Римо, у меня разболелась голова, — сказала Людмила. — Я, пожалуй, вернусь к себе в номер.

— Хорошо! — Римо встал.

— Римо, сынок, но ведь ты вернешься? — спросил Чиун.

— Сомневаюсь, — ответила за него Людмила.

Чиун погрустнел. Джаканн не могла оторвать глаз от русской. Римо пожал плечами.

— Доброй ночи, Чиун. Доброй ночи, мисс...

— Доброй ночи, мисс Джюс, — сказал Римо.

— Спокойной ночи, — сказала Людмила. — Мисс Джюс. Старик! — И когда глаза Чиуна встретились с ее глазами, она ему подмигнула — так подмигивает победитель проигравшему, — повернулась и в сопровождении Римо вышла из зала.

Они не сделали и трех шагов к выходу, как Римо был остановлен приказом, который Чиун пролаял по-корейски.

Римо обернулся. Он почувствовал, как Людмила остановилась и обернулась. Чиун, быстро-быстро лопоча по-корейски, взял со стола нож. Сжал его одними кончиками пальцев, потом трижды ударил по лезвию кончиком указательного пальца — не сильнее, чем если бы он постучал собеседнику по груди, привлекая его внимание к своим словам. После первого и второго соприкосновения его пальца со сталью от лезвия отщепились кусочки, после третьего соприкосновения серебряная рукоятка ножа разломилась надвое и упала на скатерть.

Он кивнул Римо, тот кивнул ему в ответ и увлек Людмилу к двери. Она глядела через плечо на Чиуна и на обломки ножа, лежавшие на скатерти.

— Что он сказал? — спросила она.

— По-корейски, — объяснил Римо. — Даже нож непрочен, даже сильный человек может проявить слабость.

Людмила все еще смотрела назад. Глаза ее сузились.

— Как это ему удалось проделать трюк с ножом?

— Кто знает!

— А ты так можешь?

— Не знаю. Может быть, Чиун разбирается в природе вещей больше меня. Это как-то связано с вибрациями.

Они подошли к двери, и Римо покинул зал первым. Людмила не сводила с Чиуна глаз, пока за ней не закрылась дверь.

На следующий день в Лас-Вегас прибыл маршал Деня.

Глава двенадцатая

Людмила упросила Римо перенести их поездку к магическому источнику в пустыню, сославшись на расстройство желудка. Римо отправился на прогулку по Лас-Вегасу, а Чиун сидел в их номере один, когда пришел посыльный с запиской.

«Нам надо повидаться. Л.», — гласила записка.

Чиун скомкал листок бумаги и бросил его на пол, после чего отправился в номер Людмилы.

Войдя, он увидел ее сидящей за трельяжем спиной к двери. На ней был только голубоватый пеньюар, под которым ее кожа казалась бледно-желтой. Она улыбнулась вошедшему Чиуну в зеркало, лукаво опустив глаза, потом плотно запахнула на груди пеньюар и повернулась к нему лицом.

— Я попросила вас прийти, чтобы извиниться, — сказала она. — Я обращалась с вами недостойно.