Дестроер (№1) - Рождение Дестроера

Руки Фелтона сжались в кулаки. Придется подыскивать нового человека на место О'Хары… Остальным пока лучше не высовываться: Мошер должен на время лечь на дно, Джимми же не надо и носа казать из башни «Ламоника».

Так уже было в боевые сороковые годы. Ничто не могло остановить тогда Фелтона: ни полицейские, ни ФБР, ни конкурирующие синдикаты. Именно в то время его, Фелтона, организация сделала из Виазелли, второсортного жулика, настоящего короля восточных штатов, которым он до сих пор и оставался.

Фелтон полной грудью вдохнул холодный вечерний воздух. На его лице впервые за весь вечер появилась улыбка. Из кабинета донесся телефонный звонок. Фелтон подошел к письменному столу и снял трубку.

– Привет, Норм, это Билл!

– Приветствую, господин мэр!

– Слушай, Норм, я звоню насчет этого самоубийцы. У него нашли медицинскую справку о том, что он лечился в санатории под Нью-Йорком, в Фолкрофте. Ничего о таком не слышал?

– А, так этот парень был ненормальный?

– Да, похоже на то. Я позвонил туда и поговорил с директором, его фамилия Смит. Пришлось предупредить его, что если они и в дальнейшем будут отпускать недолеченных придурков, он ответит за это. Кстати, эти ребята, полицейские, Грувер и Рид, вели себя нормально? Они сейчас здесь, у меня. Это они рассказали об этой справке и о санатории.

– Они молодцы, мэр. Все было в порядке.

– Ладно. Если что понадобится, звони.

– Обязательно, Билл. И неплохо бы как-нибудь поужинать вместе.

– Отлично. Ну, пока.

Фелтон нажал на рычаг и, не опуская трубки, набрал номер. На другом конце провода раздался голос:

– Резиденция Марвина Мошера.

– Говорит Норман Фелтон. Пожалуйста, соедините меня с господином Мошером.

– Секундочку, господин Фелтон.

Фелтон ждал, напевая что-то себе под нос.

– Алло, Марвин! Vas masta yid?

– Неплохо… А как у тебя?

– Небольшие неприятности.

– У нас часто случаются неприятности…

– Не знаешь, где сейчас Скотти?

– Дома, в Филадельфии.

– Нам, кажется, придется в ближайшее время подыскивать новых людей…

– Что?! Подожди минутку, я закрою дверь. Кстати, это спаренный телефон, так что…

После паузы снова послышался голос Мошера:

– Что? Появляются конкуренты?

– Да.

– Мне казалось, что мы расчистили себе дорогу.

– Мне тоже, но мы, оказывается, ошиблись.

– Может, это Виазелли хочет прибрать к рукам то, что ему не принадлежит?

– Нет.

– Может, еще кто?

– Думаю, что нет.

– Что говорит О'Хара?

– Он сыграл в ящик сегодня утром.

– Mine gut!

– Пока что никого из новых людей нанимать не будем. Сперва кое-что выясним.

– С Виазелли ты уже поговорил?

– Нет пока. Он прислал своего представителя на предварительную беседу.

– И?..

– Пока ничего, он все еще говорит.

– Так, может быть, это Виазелли?..

– Не думаю, не уверен.

– Слушай, Норм…

– Да.

– Давай бросим все дела, может быть, уже пора на отдых? У меня, к примеру, есть симпатичный домик в Грейт-Нек, жена, семья… Хорошего – понемножку. Зачем искушать судьбу?

– Я тебе хорошо платил эти двадцать лет?

– Да.

– Много ли тебе приходилось работать за последние десять лет?

– Ты же знаешь – пустяки.

– Ведь ношу тянули Джимми, Скотти и О'Хара, правда?

– Ну, Скотти особо не надрывался.

– Теперь придется и ему поработать.

– Норм, сделай одолжение, прошу тебя, дай мне выйти из игры!

– Нет.

– Ну хорошо, – ответил Мошер упавшим голосом. – Что нужно делать?

– Для начала надо поработать ножками и собрать кое-какую информацию. Есть такое место под названием Ф-ОЛ-К-Р-О-Ф-Т. Фолкрофт. Это санаторий в местечке Рай, под Нью-Йорком.

– Понял.

– Постарайся узнать, что это такое. Попробуй пробиться туда, к примеру – на лечение.

– О'кей. Я свяжусь с тобой позже.

– Марв? Пойми, если бы ты не был мне крайне нужен, я бы тебя не беспокоил…

– Да, я понимаю, Норм. Я перед тобой в долгу. Звякну тебе завтра.

– Передай привет своим.

– Zama gazunt.

Фелтон положил трубку и довольно потер руки. Частный санаторий? Это не может служить прикрытием для какой-нибудь правительственной организации… Так!

За оставшийся вечер Фелтон сделал еще два звонка: один – Анджело Скотиччио в Филадельфию, другой – Кармине Виазелли.

Глава двадцать третья

Поезд местного назначения грохотал колесами по изношенным рельсам пригорода Филадельфии. Сквозь пыльное стекло окна Римо Уильямс смотрел на проносящиеся мимо пригороды Филли, земля которых стала чуть ли не самой дорогой в Америке.

Сама Филадельфия давно превратилась в гетто, окруженное фешенебельными кварталами особняков. Аристократы отступили сюда и заняли последнюю оборонительную позицию в битве с наступающей беднотой. Город они сдали еще поколение назад.

День выдался мрачным, моросил дождь, напоминая человеку о том, что в такую погоду лучше сидеть в теплой пещере у костра. Римо вспомнились школьные годы, учеба, игра в футбол в центре защиты, неудачный исход двух лет, проведенных в колледже.

Учеба ему никогда не нравилась. Возможно, что дело было в школах, в которые он ходил. Сегодня ему предстояло посетить лучшую женскую школу страны – Бриарклифф, о которой не было такого шума, как о Вассаре или Радклиффе, и в которой не было столько нововведений, как в Беннингтоне. Сборище башковитых девиц, одну из которых нужно заставить вывести его на собственного папочку.

Никто не обращал внимания на висящие кругом таблички «Не курить!», и Римо тоже закурил, стараясь не затягиваться, чтобы не нарушать ритма дыхания.

Чиун был прав. Как только его, Римо, слегка прижало – тут же дали о себе знать застарелые дурные привычки, вроде курения. Дома, проплывавшие за окном вагона, были в основном двухэтажные, сложенные из кирпича. У каждого было свое лицо, от каждого, казалось, исходил запах фамильных состояний. Запах родного дома.

Вспомнились слова Макклири: «У тебя теперь нет дома, никогда не будет семьи, ты ни с кем не сможешь связать судьбу.»

Сигарета – это хорошо. Римо стряхнул пепел и стал припоминать свои ошибки. Нельзя было задерживаться в районе госпиталя после визита к Макклири, нельзя было шутить шутки с барменом, нельзя было связываться с той женщиной из регистратуры. Практически в любом медицинском учреждении достаточно белого халата, чтобы не вызывать косых взглядов и попасть в любую палату. Но так уж получилось. Дело сделано. Будем надеяться, что ничего смертельного не произошло.

Все, что нужно было сделать теперь, – это убрать Максвелла, кто бы он, к черту, ни был. Фелтон явно был ключевой фигурой, но к нему никак не подобраться, кроме как через дочку. Скорее всего, дочка Фелтона ничего не знает ни о делах папаши, ни об этом Максвелле. Для этого Фелтон и отослал ее подальше от своих темных делишек. По крайней мере, так считал Макклири.

Бриарклифф. Девчонка, должно быть, умна по-настоящему. О чем с ней говорить? Что таких интересует? Ядерная физика, демократия, тоталитаризм, Флобер, его вклад в развитие художественной формы романа?

А он, Римо Уильямс? Бывший полицейский, бывший солдат, ставший профессиональным убийцей. Что он может ей рассказать интересного? Потолковать о преимуществах удавки-гаротты по сравнению с ножом? Может, рассказать о том, как лучше убивать ударом локтя, о том, насколько уязвимо горло человека, прочесть лекцию о взломе замков? Как вообще следует начинать разговор с воспитанницей Бриарклиффа? Это тебе не официантка или медсестра…

Неожиданно мысли прервались. Кто-то разглядывал его в упор. Это была сидевшая слева девушка. Перехватив взгляд Римо, она снова уперлась глазами в книгу на коленях. Римо улыбнулся про себя. Даже у самых умных и способных есть ведь эрогенные зоны! Женщина есть женщина! Кондуктор хриплым голосом объявил:

– Бриарклифф! Город и колледж Бриарклифф!

Глава двадцать четвертая

Фелтон одевался не торопясь. Застегнул резинки, поддерживающие черные носки, натянул темно-синие брюки, завязал шнурки начищенных черных ботинок. Взглянул на свое отражение в зеркале в полный человеческий рост. Обтянутая майкой грудь все еще выглядела мускулистой. Неплохо для мужчины в пятьдесят пять лет.

Могучая шея и сильные руки, массивные плечи. Фелтон до сих пор мог сгибать пальцами гвозди, крошил руками кирпичи.

В спальню бесшумно вошел Джимми, держа в руках шкатулку красного дерева. Фелтон увидел своего дворецкого в зеркале. Джимми был сантиметров на двадцать выше своего хозяина.

– Разве я приказывал принести шкатулку?

Джимми широко улыбнулся в ответ:

– Нет.

– Так почему она здесь?

Фелтон, повернувшись к зеркалу боком, старался разглядеть свою фигуру в профиль. Напряг руку. Обозначились мощные трицепсы. Упер правый кулак в левую ладонь и, выставив руки вперед, напряг мышцы. В зеркале отразилась впечатляющая картина загорелых выпуклых мускулов.

– Зачем ты притащил шкатулку?

– Мне показалось, что она тебе понадобится.

Фелтон сцепил руки за спиной и слегка наклонил голову вперед, как бы глядя на несущегося на него быка. Матадор Фелтон! Сильнейший и непобедимый!

– Понадобится?

Джимми пожал плечами.

– По-моему, она не помешает…

Фелтон засмеялся, обнажив зубы, ни разу в жизни не болевшие, и десны, никогда его не беспокоившие.

– Ну-ка! – выкрикнул он. – Давай!

Джимми бросил шкатулку на кровать и попятился.

– Босс, прошло десять лет. Десять, босс.

– Вперед, – повторил Фелтон, бросив последний взгляд на свое отражение в зеркале.

Огромное тело Джимми напряглось, как пружина.

Фелтон, заложив за спину правую руку, выставил перед собой левую, поводя ею из стороны в сторону и растопырив пальцы. Еще раз быстро взглянул в зеркало, и тут Джимми метнулся вперед.

Фелтон встретил его выставленным вперед левым плечом. Никаких хитростей, никаких уловок. Одна чистая сила.

Крупное тело техасца, казалось, поглотило босса, не имевшего таких габаритов, но неожиданно Джимми, охнув, остановился. Руки Фелтона уперлись в грудь дворецкого – резкий толчок, и, беспомощно взмахнув руками, Джимми, вскрикнув, отлетел назад.

С проворством дикой кошки Фелтон метнулся вперед и схватил Джимми за руки, не дав ему грохнуться затылком об пол.

– Ну что, есть еще силенка?!

– Есть, босс. Есть. Тебе надо было идти в профессиональный футбол!

– Предоставляю заниматься этим вам, техасцам, – ответил, рассмеявшись, Фелтон и, помогая Джимми подняться, потянул его за руки.

Джимми потряс головой, приходя в себя.

– Так мы готовы, босс?

– Готовы. Давай сюда шкатулку.

Фелтон сознательно не смотрел на деревянный ящичек, пока не застегнул белую рубашку, завязал черный вязаный галстук. Подойдя к письменному столу, вынул из ящика кобуру светло-серой кожи.

Затем он кивнул, и Джимми аккуратно открыл крышку шкатулки. Внутри на белой замше лежали три вороненых револьвера.

– О'Харе его пистолет уже не понадобится. Могу я взять два? – спросил дворецкий.

– Нет, – последовал ответ. – Тело О'Хары все еще в гараже?

– Да, под брезентом. За ним присматривают ребята, которые сторожат Тони.

– Сегодня вечером, когда мы вернемся, надо будет избавиться от тела обычным способом и отпустить Тони.

– Босс, может, оно будет лучше просто сообщить в полицию, что О'Хару кто-то убил? Как-то нехорошо будет обойтись с ним так, как мы поступали с разными ублюдками…

– Чтобы власти узнали, что кто-то раздробил башку шоферу господина Фелтона? Чтобы опять сюда набежала всякая полицейская сволочь? Нет!

Фелтон надел под пиджак кобуру. Пожав плечами, Джимми вынул из конверта, прикрепленного к внутренней стороне крышки шкатулки, шесть пластиковых карточек с официальными печатями и фотографиями владельцев в углу. Это были разрешения на ношение оружия, по два для каждого из трех человек – для Нью-Йорка и Нью-Джерси. Одному из троих они теперь не были нужны.

Старые фото. Джимми – суховатое лицо с резкими чертами. Фелтон – гладенький, слегка волнистые волосы, ярко-синие глаза сияют даже на черно-белой фотографии. О'Хара – широкое лицо, широкая улыбка. Сейчас на этом лице появилась новая примета – дыра во лбу.

Выданы эти разрешения были финансисту и промышленнику Норману Фелтону и его телохранителям – Джеймсу Робертсу и Тимоти О'Харе.

Разрешения были необычные, потому что необычными были и пистолеты. Обычно такое разрешение выдается после того, как в Вашингтоне регистрируются результаты баллистических тестов каждого конкретного пистолета. Вылетевшая из ствола пуля имеет характерные следы, которые позволяют при случае определить владельца оружия так же легко, как и по отпечаткам пальцев. Из этих стволов пули вылетели только однажды: во время баллистических тестов.

Фелтон взял пистолет в руки. Джимми тем временем нажал потайную пружину и выдвинул из шкатулки секретный ящичек. Там лежали семь револьверных стволов и небольшой гаечный ключ.

Фелтон и Джимми переставили на свои револьверы стволы из секретного ящичка. Их баллистические характеристики были известны только трупам…

Фелтон задумчиво проговорил:

– Знаешь, Джимми, мне кажется, что Мошер бал рожден совсем не для нашего дела… Дай ему волю, так он заставил бы нас всех жить только на доходы, которые приносят наши свалки.

Джимми только ухмыльнулся в ответ. Фелтон шутя ударил Джимми по плечу, а тот сделал вид, что отбил удар. Теперь ухмылялись оба.

– Да, сэр, – промолвил Джимми, туже затягивая ключом крепление ствола, – свою работу надо любить!

– Я ее не люблю, Джимми, но она нам необходима. То, что мы делаем, вполне естественно. – Фелтон подумал и добавил: – Естественно и необходимо. Мы живем в джунглях и по их закону. Вспомни: нам никто ничего не приносил на тарелочке.

– Никто и ничего, босс.

– Окружающий мир сделал нас такими, какие мы есть. А ведь я вполне мог бы стать врачом, или адвокатом, или даже ученым.

– И был бы лучшим в своем деле, босс.

– Лучшим не лучшим, а хорошим – это точно.

– Все, что ты делаешь, босс, получается у тебя превосходно, клянусь!

Фелтон вздохнул.

– Так и должно быть. Кто будет стараться за нас?

Подойдя к встроенному стенному шкафу рядом с зеркалом, Фелтон раздвинул в стороны его дверцы. Шкаф, почти во всю стену шириной, содержал коллекцию мужских костюмов, количеству которых мог бы позавидовать сам Роберт Холл. Качество не уступало «Савилль Роу»!

Фелтон начал выбирать среди синих костюмов такой, чтобы пиджак подходил бы к уже надетым брюкам. Это было не так просто. Наилучший способ – найти пиджак, висящий без брюк, снятых с вешалки ранее. Осмотрев восемь синих костюмов, Фелтон послал к черту это занятие и взял первый попавшийся пиджак.

– Джимми?

– Слушаю, босс.

– Ты хороший человек, Джимми.

– Спасибо, босс. А с чего это ты вдруг?

– Просто так.

– Уж не думаешь ли ты, что что-то выйдет не так с Виазелли?

– Не с Виазелли. Дело не в этом.

– Вспоминаешь этого парня с крюком?

Фелтон застегнул синий пиджак, который прекрасно подошел по тону к брюкам, хотя Фелтон и знал, что они от разных костюмов.

Джимми не стал добиваться от босса ответа на свой вопрос, он знал, что Фелтон ничего не скажет, пока не решит, что настало подходящее для этого время. Джимми спрятал револьвер во внутренний карман.

Позже, тем же вечером, Фелтон наконец разговорился. Джимми сидел за рулем перламутрово-серого «роллс-ройса», заменяя безвременно покинувшего мир О'Хару. Они ехали по мосту Джорджа Вашингтона, увешанному огнями. Мост вдавался в Нью-Йорк как гигантский акведук древнего Рима, но нес на себе не воду, а людей.

– Ты знаешь, – задумчиво сказал сидящий на заднем сиденье Фелтон, глядя в окно, – я до сих пор жалею, что не воевал во вторую мировую войну.

– У нас была своя собственная война, босс.

– Да, но вторая мировая была настоящей, большой войной. Только представь себе, что какой-нибудь идиот, закончивший вшивый колледж, командовал, а я…

– У тебя бы лучше получилось, босс.

– Не знаю, как с точки зрения командования войсками, но уж я бы заранее поостерегся русских, это точно.

– Так наши, вроде бы, это понимали?

– Понимали, но не до конца. Я бы остерегался не только их, но и Англии, Франции, Китая. Таковы правила игры, Джимми. Вне семьи нет и друзей. Вообще нет такой вещи, как друзья. Только родственники.

– У меня, босс, никогда не было другой семьи, кроме вас.

– Спасибо, Джимми.

– Это не пустые слова, босс. Я готов жизнь отдать за тебя или мисс Цинтию.

– Я знаю, Джимми. Ты помнишь этого парня с крюком?

– Конечно, босс.

– Ты когда-нибудь видел, чтобы кто-нибудь так двигался?

– В каком смысле?

– Вспомни, он ведь бросился на меня, не выдав ни одним движением своих намерений. Обычно можно определить, что человек собирается сейчас сделать, как поступит.

– Ну и что?

– Скажи, боксеры или, например, борцы выдают свои намерения?

– Хорошие – нет.

– Правильно, а почему?

– Потому, что их так учили.

– Верно.

– Так что же?

– Кто же учил этого парня?

– Есть много разных мест, где можно этому научиться, – ответил Джимми. Фелтон помолчал и спросил:

– Тебе не показалось, что в последнее время нам стало труднее работать по контрактам, я имею в виду – убивать?

– Вроде бы, да.

– А в чем дело, в исполнителях? Они что, стали хуже?

– Нет, пожалуй, все такие же. Ты же знаешь этих молодчиков, им не только надо дать пистолет в руки, но и все разобъяснить в деталях, не то что-нибудь обязательно сделают не так.

– Почему же стало труднее, что их беспокоит?

– Они просто говорят, что стало труднее работать, труднее ликвидировать «объект».

– А что еще?

– Не знаю. Ничего, кажется.

– Нет, есть и еще что-то!

Джимми свернул на набережную Вестсайд-драйв и аккуратно перестроился в первый ряд. Таким был приказ Фелтона: на работе исполнять все правила, ничего не нарушать. Никаких превышений скорости, парковка только там, где разрешено. Это значительно облегчало дело, так как ни возникало дополнительных трудностей, даже по мелочам.

– Есть и еще кое-что, Джимми.

– Что?

– Во-первых, стало труднее кончать тех, кого нужно. Во-вторых – раньше они никогда серьезно не оборонялись. Никто из этих подонков, кого мы нанимали, не получил ни одной пули, ни одной царапины.

Джимми недоуменно пожал плечами и стал готовиться к повороту на 42-ю улицу. Из этого разговора он ничего так и не понял. Наверное, босс просто разрабатывает вслух очередную идею.

– Почему же никто из них не был вооружен? – спросил Фелтон.

– Многие вообще не носят оружия, – ответил Джимми, съезжая на развязку набережной.

– Люди, сующие нос в дела Виазелли или мои дела, не носят оружия?!

– Может быть, по глупости?

– По глупости? Нет, тут что-то другое. Какая-то закономерность, определенная модель поведения. Но этот с крюком в эту модель не вписывается. Если нам кажется, что этот крюкастый дьявол был хорош, то надо ждать кого-нибудь похлеще. Я это нутром чую. Я в этом уверен.

– Ты думаешь, у них есть кто-нибудь получше?

– Не знаю, может ли быть еще лучше. Не думаю. Теперь жди всю свору.

– Как в сороковые?

– Как в сороковые годы.

Фелтон откинулся на спинку сиденья.

Глава двадцать пятая

Швейцар отеля «Ройал Плаза», что на 59-ой улице, около Центрального парка, слегка удивился, когда вышедший из «роллс-ройса» джентльмен попросил его припарковать автомобиль. Раз ты ездишь на такой машине и имеешь шофера, то пусть он ее и паркует! Но джентльмен бросил, что шофера он берет с собой, и швейцар не стал спорить. Не стоит связываться с пассажирами «роллс-ройсов»!

Убедившись, что Джимми следует за ним по пятам, Фелтон вошел в роскошный холл отеля – инкрустированная солидная мебель, раскидистые растения в кадках, деликатный, почти женоподобный портье.

Направляясь к лифту, Фелтон с шофером не привлекли особого внимания, ничем не выделяясь среди респектабельных постояльцев и гостей, а кобура с пистолетом у Фелтона под мышкой была совершенно незаметна.

– Четырнадцатый этаж.

Засунув руку в карман черной шоферской ливреи, Джимми поправил пистолет, чем заслужил недовольный взгляд Фелтона, означавший, что на людях делать этого не стоило.

На четырнадцатом этаже решетчатые позолоченные двери лифта открылись в небольшое фойе, тогда как на всех остальных этажах перед выходящими из лифта представал коридор с рядами дверей по обе стороны. Занимая целый этаж отеля, Виазелли по совету Фелтона произвел эту реконструкцию, заменив коридор небольшим «предбанником» с глазками для наблюдения.

Ожидая в фойе, Фелтон с усмешкой переглянулся с Джимми, так как оба были хорошо знакомы с привычками хозяина этажа и заведенными им порядками: в данный момент сквозь одностороннее зеркало-окно слева за ними наблюдал один из телохранителей Виазелли. С их стороны зеркало было как зеркало. Фелтон поправил перед ним галстук, а Джимми не удержался и сделал средним пальцем неприличный жест своему отражению.

Дверь открылась, и одетый в темный полосатый костюм с синим галстуком человек пригласил их войти.

Не торопясь, как пара танцоров, не проявляя никаких эмоций, они вошли в светлую просторную комнату, переполненную мебелью, табачным дымом и людьми в строгих костюмах. Можно было подумать, что с минуты на минуту начнется конференция или симпозиум.

Однако здесь проходила вовсе не конференция. Когда Фелтон и Джимми вошли и остановились в центре комнаты под массивной хрустальной люстрой, шум разговоров разом прекратился и стал слышен лишь тихий шепот:

– Это он!.. Ага, точно… Ш-ш-ш… Тише, услышит…

Невысокий человек с наманикюренными ногтями, с темной итальянской сигарой в зубах и кривой улыбкой направился навстречу гостям и, подойдя поближе, сделал приветственный жест рукой.

– Э-э… Come sta, мистер Фелтон?

Фелтон попытался вспомнить, как зовут этого человека, но безуспешно и изобразил на лице вежливую улыбку.

– Налить вам что-нибудь выпить?

– Нет, спасибо.

Невысокий драматическим жестом прижал к груди руку, точно удерживая сердце, стремящееся выпрыгнуть прямо на золотистый ковер под ногами.

– Приношу глубочайшие извинения, мистер Фелтон, но у нас сейчас состоится совещание, и этот человек; – кивок в сторону Джимми, – ну… в общем, шоферу тут не место!

– О совещании я ничего не знал, – ответил Фелтон и посмотрел на часы.

– Простите, но ему придется уйти.

– Он останется.

Выразительные руки невысокого разошлись в стороны ладонями вверх, плечи поднялись в недоумении:

– Но он… но ему…

– Он останется, – без тени эмоций повторил Фелтон.

С лица невысокого исчезла кривая улыбка, вернее ее подобие. Тонкие губы сомкнулись, скрыв желтоватые зубы.

– Вряд ли Папаша будет этим доволен…

Фелтон молча еще раз посмотрел на часы.

Невысокий человечек отошел к стоящей у софы группе своих соотечественников в вполголоса начал что-то быстро говорить. Те слушали, искоса поглядывая на Фелтона и Джимми.

Джимми внимательно стал рассматривать каждого из этой компании.

Неожиданно в комнате воцарилась тишина. Слышны были только звуки отодвигаемых кресел. Все сидевшие вскочили, все стоявшие непроизвольно вытянулись. Взгляды всех устремились на распахнувшиеся двустворчатые двери.

Появился одетый в строгий серый костюм и полосатый принстонский галстук человек и произнес:

– Мистер Фелтон.

Фелтон и Джимми прошли через комнату, чувствуя на своих спинах взгляды присутствующих, Фелтон вошел внутрь. Джимми остался у закрывшихся за Фелтоном дверей, встав перед ними как часовой, внимательно следя за всем происходящим в комнате.

Двойные двери, через которые он прошел, всегда восхищали Фелтона: снаружи они были покрыты орнаментом и позолотой, но изнутри выглядели обычными дверями кабинета преуспевающего бизнесмена – солидное темное дерево и ничего больше.

Другим был и воздух. Им можно было дышать, не чувствуя дыма десятка горящих сигар. Паркетный пол тихонько поскрипывал под ногами Фелтона, подошедшего к длинному письменному столу красного дерева, за которым сидел холеный джентльмен. Перед ним была шахматная доска с расставленными фигурами.

На благородном лице с римским профилем выделялись глубоко посаженные темные глаза, в которых светилось дружелюбие. Аккуратные небольшие руки, длинные, седеющие на висках волосы разделены слева консервативным пробором.

Рот с чувственными полными губами, нисколько, как ни странно, не придавал ему женственности. Позади, на стене висела фотография плотной матроны и девяти детишек – его семья.

Пока Фелтон усаживался в кресле поудобнее, Виазелли не отрывался от шахмат.

Напрасно Фелтон, пристально изучая лицо и руки Виазелли, искал следы прошедших лет – их не было: ни морщин на лице, ни дрожи в руках… Время, казалось, не трогало этого человека.

– Как бы ты пошел в этом положении, Норман? – спросил Виазелли. Голос – твердый, с безукоризненным оксфордским акцентом.

– Я не играю в шахматы, Кармине.

– Я тебе все объясню. Меня атакуют ферзь и ладья черных. Но я могу уничтожить и ладью, и ферзя.

Виазелли умолк.

Фелтон положил ногу на ногу и вгляделся в расположение фигур на доске, которое, впрочем, ни о чем ему не говорило, Фелтон понимал, что Виазелли ждет от него комментария. Не дождется.

– Норман, почему бы мне не уничтожить атакующие фигуры?

– Если бы я играл в шахматы. Кармине, я бы тебе подсказал…

– Если бы ты умел играть, ты был бы хорошим противником.

– Я играю в другие игры.

– Жизнь не ограничивает нас в выборе наших устремлении…

– Жизнь такова, какой я ее создаю для себя.

– Тебе бы следовало родиться итальянцем.

– А тебе – евреем.

– Ну, это почти то же самое, – Виазелли улыбнулся. – Чего я никогда не мог понять, так это твоего пристрастия к южанам.

– Какого пристрастия?

– А твой техасец, этот Джимми?

– Он работает на меня.

– Ой ли? Мне казалось, что это выглядит несколько по-другому.

– Видимость обманчива.

– Видимость – это реальность.

– У меня твой шурин… – Фелтону надоела философия.

– Тони?

– Да.

– А, мы снова возвращаемся к проблеме ферзя и ладьи черных. Уничтожать их?

– Да, но не тогда, когда находишься в меньшинстве.

– Это как же?

– А вот так, как, например, сейчас: ты один, а я и Джимми – мы вдвоем.

– Не забывай, что там, за дверью, полно моих людей.

– Для Джимми это не проблема.

– Не думаю. Но, независимо от этого, ты не ладья и не черный ферзь. Ты – белый ферзь, моя самая мощная фигура. Если бы мне пришлось обороняться, а ты решил бы переметнуться к черным и стать их ферзем, то я попал бы в безвыходное положение.

– Меня самого обложили.

Виазелли поднял глаза от доски и улыбнулся.

Фелтон положил ладонь на стол.

– Что ты думаешь? От кого мы отбиваемся?

– Я рад, что ты сказал «мы», Норман, – Виазелли тихонько похлопал в ладоши. – Но ответить на твой вопрос не могу. Где-то через две недели сюда прибывает комиссия Сената, и я сперва подумал, что это они что-то замышляют. Но ведь за нами следят уже пять лет. Что, Сенат так долго готовился нанести удар? Нет, не думаю. Да и следят за нами как-то странно. Когда этим занимается ФБР или налоговая служба, дела передаются в суд. Но вот уже почти пять лет вокруг нас кто-то вертится, а дальше этого дело не идет.

– Ты сказал что-то о сенатском расследовании?

– Да. Сенат начал с Запада и сейчас подбирается к нам. Уж больно много любопытных стали совать нос в наши дела.

– Вот почему моим ребятам прибавилось работенки?

– Да. Но странно и еще кое-что. Ты говорил, что и тебя начали беспокоить.

Фелтон кивнул:

– Может, это твои макаронники затеяли семейную свару?

Краска бросилась Виазелли в лицо, но он не подал вида, что оскорблен.

– Нет, – ответил он, – это кто-то со стороны. Кто это или что – не знаю. А ты?

– Думаю, через пару дней буду знать.

– Хорошо. Я тоже должен знать. Что касается Тони, можешь вернуть его.

– Посмотрим.

Кармине замолчал. Его молчание иногда было весомее слов. Фелтон понимал, что продолжать беседу опасно. Все, что нужно было Виазелли сейчас, это – толкнуть Фелтона на первый ход, и тогда ему конец. И совершенно ничего не значили для Виазелли размышления Фелтона о том, насколько Кармине ему обязан и насколько Фелтон ему необходим.

Точно так все было и двадцать лет назад. Только тогда у Виазелли еще не было резиденции в отеле «Ройал Плаза».

Глава двадцать шестая

Разговор происходил в комнатушке позади бакалейной лавочки, кормившей семью Виазелли. Тогда у Кармине еще не было вырезанных из слоновой кости шахматных фигур – он сидел, склонившись к перевернутому деревянному ящику, на котором были грубо намалеваны черные и белые квадраты. Когда вошел Фелтон, Виазелли с задумчивым видом передвигал дешевые деревянные фигуры.

В комнате хозяйничали стаи жизнерадостных летних мух. Виазелли поднял глаза на Фелтона.

– Садись, – предложил он, – я хочу поговорить с тобой о деньгах.

Фелтон остался стоять.

– Что ты, второразрядный букмекер, знаешь о деньгах?

Виазелли двинул вперед пешку.

– Я знаю, что идет война. Знаю, что с этого можно много чего поиметь. И знаю, что ты имеешь мало.

– Мне хватает.

– Две тысячи за убийство по контракту? И этого достаточно для башковитого еврейского мальчика?

– Это больше, чем зарабатывают некоторые тупые макаронники.