Дестроер (№33) - Остров Зомби

Она сама научила сержанта, что тому делать.

— Пожалуйся лейтенанту, что не можешь ничего от меня добиться, — посоветовала Руби. — Скажи, что я схожу по нему с ума.

— Да не поверит он, — засмеялся сержант. — Уродливее лейтенанта нет никого в округе. Такого просто не может быть, чтобы из нас двоих ты выбрала его.

— Поверит, — сказала Руби и быстро царапнула своим острым ноготком по щеке сержанта.

Царапина тут же налилась кровью, и алая капля покатилась вниз.

Сержант ухватился рукой за щеку. Увидев, что щека окровавлена, он бросил на Руби гневный взгляд.

— Сучка!

Он уже шагнул вперед, но его остановила широкая белозубая улыбка, которая сказала ему, что девушка знает, что делает.

— Не горячись, дружок, — успокоила сержанта Руби. — Теперь-то уж он непременно поверит: доказательство вот оно — на твоей физиономии. А после того, как с ним будет покончено, ты станешь лейтенантом. Новые погоны, новое жалованье, ты будешь неотразим. Женщины будут виснуть на тебе, да еще не забудь про семьдесят три миллиона. Все красотки будут твои.

Ее улыбка не оставила сержанта равнодушным.

— И ты? — спросил он.

— Я в первую очередь. Но знай: увижу, что путаешься с другой, — голову оторву.

Улыбка смягчала угрозу Руби, и стражник заулыбался в ответ.

— Верю, чтоб мне провалиться, верю, что так и сделаешь.

— И правильно. Тебя надо держать в руках — каждая рада получить такого красавца. — Приблизившись, она провела своим носовым платком по его липу. Размазанная кровь быстро высохла. — Ну вот. Иди, он ничего не заподозрит.

Сержант кивнул и вышел. И вот теперь Руби слышала шаги: кто-то спускался по стертым каменным ступеням. По времени это мог быть лейтенант, но шаги были не те. Лейтенант носил тяжелые ботинки и громыхал ими, пугая всех вокруг. Этот же человек ступал мягко, как кошка.

Наверно, лейтенант уже снял ботинки, чтобы побыстрей забраться в постель, с отвращением подумала Руби.

— Вот сукин сын!

Ключ повернулся в замке, тяжелая дверь медленно распахнулась. Руби, стоя за дверью, держала руку на рукоятке револьвера, спрятанного под длинной белой рубашкой мужского покроя.

Скрипнув, дверь открылась окончательно. Руби услышала голос — говорил явно американец.

— Руби!

Нет, это не лейтенант.

Руби, отпустив рукоятку револьвера, вышла из-за двери и встретилась глазами с Римо.

— Кто ты такой?

— Я пришел освободить тебя.

— Ты из ЦРУ?

— Можно и так сказать.

— Тогда лучше вали отсюда. С тобой хлопот не оберешься, — заявила Руби.

— Что-то не пойму, куда я попал? Я-то по простоте душевной полагал, что нахожусь в тюрьме, где томится узница, которую нужно освободить.

— Если ты из ЦРУ, то обязательно заваришь такую кашу, что нас обоих прикончат. В себе я уверена — выкручусь обязательно. А если свяжусь с тобой, то не сомневаюсь — нас пристрелят уже через несколько метров.

Римо шагнул к девушке и ласково потрепал ее по подбородку.

— А ты не дурочка.

— А ты, по всему видать, простофиля. Как можно носить белые носки с черными туфлями?

— Не верю своим ушам, — сказал Римо. — Может, я ослышался? Я пришел, чтобы вызволить женщину из тюрьмы, а она устраивает мне скандал из-за цвета носков.

— Да тебе из ванны с теплой водой никого не вызволить, — презрительно фыркнула Руби. — Мужчина, который не умеет одеваться, ни на что не годен.

— Да пропади ты пропадом. Оставайся здесь. Уедем в джипе одни.

Руби покачала головой.

— Я, конечно, могу поехать с вами, надо только быть уверенной, что все будет хорошо. Ты давно не был в Ньюарке?

— В Ньюарке? — удивленно переспросил Римо.

— Да. Ты что, глуховат или туго соображаешь? Ньюарк. Города Нью-Джерси. Давно ты оттуда уехал?

— А откуда ты знаешь, что я там жил?

— Все знают тамошний выговор — каждый имеет там родственников.

— Самые дорогие учителя помогали мне избавиться от этого выговора, — сказав Римо.

— Тебя надули, дружок. Требуй деньги обратно.

— За меня платило правительство.

— Тогда нет ничего удивительного, — заметила Руби. — Правительство всегда накалывают.

Она шла за Римо след в след по каменным ступеням. Сверху, стоя у закрытой двери, ведущей во двор, на них смотрел Чиун.

— Если тебя так потрясла моя одежда, — сказал Римо, — то что ты скажешь об этой? Чиун, ты, кажется, нашел себе пару. Это и есть Руби.

Чиун бросил пренебрежительный взгляд на молодую женщину.

Руби низко поклонилась ему.

— Она хоть знает, как надо приветствовать порядочных людей, — сказал Чиун.

— Ваш наряд великолепен! — восхищенно произнесла Руби. — Сколько вы заплатили за него?

— Это точная копия, сделанная для меня взамен древнего костюма, который, к несчастью, был попорчен прачкой-неумехой, — ответил Чиун.

— Вижу, шили в Америке. Так сколько он вам стоил?

— Римо, — попросил Чиун, — назови сумму.

— Думаю, двести долларов.

— Вас обманули, — сказала Руби. — Такую одежду делают в местечке Валдоста, штат Джорджия. Владелец ателье мне знаком. У него она стоит сорок долларов. Учитывая все накрутки, больше чем сто шестьдесят долларов этот костюм не стоит.

— Куда ты только смотришь, Римо? Нас, оказывается, снова провели, — возмутился Чиун.

— Да какое тебе дело? Платил-то не ты.

Руби знаком привлекла внимание Чиуна.

— Послушайте, — сказала она. — Когда вам понадобится новая одежда, обратитесь ко мне. Я достану вам отличные шмотки и по приемлемой цене. А этого недотепу больше не слушайте. Он носит белые носки. — И, склонившись к Чиуну, шепнула: — Думаю, он крепко нагрел на вас руки. Поосторожнее с ним.

Чиун согласно кивнул.

— Совершенно справедливо. Любовь и забота часто приносят нам обман и разочарование.

— Давайте-ка лучше выбираться отсюда, — пробурчал Римо, не скрывая отвращения к их диалогу, и двинулся к двери за Чиуном.

— Подождите, подождите, подождите, подождите! — затрещала Руби так быстро, что все слова слились у нее в одно. — Кто-нибудь знает, что вы здесь?

— Все знают. Часовой. Охрана. И сам президент, — перечислил Римо. — Он тоже приехал, чтобы освободить тебя.

— Эта обезьяна в орденах?

— Да. Генералиссимус Корасон.

— И вы думаете, что за этой дверью нас не встретят пулями? — спросила Руби.

— Зачем это ему?

— Он негодяи и способен на любую подлость. Давайте лучше поднимемся наверх и выберемся через крышу.

— Мы выйдем через дверь, — упрямо заявил Римо.

Чиун положил руку ему на плечо.

— Послушай, Римо, — сказал он. — То, что она предлагает, весьма разумно.

— Она купила тебя тем, что пообещала одежду по сходной цене, — обиженно произнес Римо.

— Сматываемся, — поторопила Руби. — Ты выходи, если хочешь, через дверь. А мы со старым джентльменом полезем наверх. Твой труп вышлем по почте куда надо — только оставь адрес.

Она взяла Чиуна за локоть.

— Пошли.

Чиун покорно зашагал по каменным ступеням. Римо посмотрел им вслед, глянул на дверь, возмущенно покачал головой и тоже пошел наверх. Он обогнал их и встал поперек дороги.

— Рада, что ты передумал, — сказала Руби.

— Тебе стоит передвинуть на середину пояса пистолет 38-го, — посоветовал девушке Римо.

У Руби похолодела спина. Оружие действительно было у нее слева за поясом, под длинной рубахой.

— Как ты узнал про пистолет? — спросила она у Римо. — Как? Скажи, как он узнал? — пристала Руби к Чиуну. Она почти визжала.

Ответа не было.

— Он, наверное, приоткрылся на секунду, а ты увидел, — предположила Руби. Слова ее звучали осуждением, словно Римо совершил страшное злодеяние.

— Ничего я не видел, — отрезал Римо.

— Он, действительно, ничего не видел, — подтвердил и Чиун. — Он и глаз-то толком не раскрывает, как ему увидеть!

— Но как же тогда? — настаивала Руби все тем же визгливым голосом. — Как он догадался, какого калибра пистолет?

Ей нужно было выяснить это во что бы то ни стало. Она прекрасно понимала, как важно знать, вооружен ли человек. Выяснив, она овладеет этим методом, запатентует его, если тут требуется какой-нибудь прибор, и начнет продавать владельцам магазинов по всей Америке. Они дорого заплатят за то, чтобы знать, есть ли у входящего в магазин покупателя оружие.

— Как ты узнал, скажешь ты, наконец? — надрывалась Руби.

Она хорошо знала, что далеко не каждый может перенести этот ее пронзительный визг. Так юные болельщики реагируют на счет 48:0 не в пользу своей школьной команды после первого тайма.

— Все скажу, только не ори, — остановил ее Римо. Он по-прежнему шел впереди. — Ты держишь оружие у левого бедра. Это несколько нарушает равновесие при ходьбе. Я заметил, что на левую ногу ты ступаешь тяжелее, а степень искажения походки говорит о весе оружия. Твое тянуло на 38-й калибр.

— Он действительно умеет вот так определить тип оружия? — спросила Руби у Чиуна. — Глядя на него, никогда не скажешь.

— Да, умеет, — признался Чиун. — Но работает он грязно, ох, грязно!..

— Что? — не поняла Руби.

— Не сказать, что в пистолете только три патрона! Позор! Если бы голова у него работала лучше, он не мог бы не заметить этого.

— Значит, это правда? Неужели? — не унималась Руби.

— Да, — ответил Чиун.

— Замолчишь ты наконец? — не выдержал Римо. — В ушах звенит.

— Как ты этому научился? — продолжала Руби.

— Он научил меня, — кивнул Римо в сторону Чиуна.

— Да, я, — признался Чиун. — Учился он из рук вон плохо. Но лучше треснувший кувшин, чем вообще никакого.

— Я тоже должна научиться, — заявила Руби.

В голове у нее заработал калькулятор. Полмиллиона торговцев по тысяче долларов с каждого. Нет, лучше сбавить цену. Пятьсот долларов. Значит, двести пятьдесят миллионов долларов. Продажа прав за рубеж. Во все страны мира. А армия!

— Предлагаю двадцать процентов от любой сделки, — тихо, чтобы не услышал Римо, шепнула Руби Чиуну.

— Сорок, — моментально отреагировал Чиун, не имея представления, о чем идет речь.

— Тридцать, — увеличила процент Руби. — И ни цента больше. Только позаботьтесь об этом лопухе. — И она указала на Римо.

— Идет, — согласился Чиун, который, если бы знал, что имеет в виду Руби, не возражал бы и против двадцати. Старик остался при убеждении, что заключил отличную сделку: ведь он и без того заботился о Римо.

— Порядок, — сказала довольная Руби. Она в случае чего согласилась бы и на сорок процентов. — Но, учтите, назад пути нет — у нас железный договор.

Римо толкнул дверь, которая вела на крышу. С плоского двухэтажного здания открывался вид на внутренний двор. Перегнувшись через парапет, они увидели внизу у вертолета Генералиссимуса Корасона и металлический ящик на колесах перед ним. Присев на корточки, Корасон заглянул в глазок, служивший прицелом, явно направляя оружие на дверь.

— Ну где же они? — недовольно буркнул Корасон, обращаясь к майору Эстраде, который стоял рядом и курил, привалившись к вертолету.

— Придут — никуда не денутся, — небрежно ответил тот, продолжая курить.

— Теперь убедился? — шепнула Руби. — Как ты мог поверить этому клоуну? Он обвел тебя вокруг пальца.

— Хорошо, хорошо, — сказал Римо.

Он выпрямился и зорко огляделся по сторонам. В двадцати ярдах, прямо на крыше, возвышалась сторожевая вышка; находившийся в ней охранник, стоя к ним спиной, обозревал окрестности.

— Подождите меня здесь, — бросил спутникам Римо. — Надо позаботиться о часовом.

Пригнувшись, он осторожно крался по крыше к вышке. Но тут охранник повернулся, разом увидев Руби, Чиуна и бросившегося к нему Римо. Вскинув винтовку, он прицелился в Римо и...

Ба-бах! Пуля 38-го калибра вошла часовому точно между глаз.

— Не надо бы этого делать, — пожурил девушку Чиун. — Он не повредил бы Римо.

— При чем здесь Римо? — удивилась Руби. — Он мог бы повредить мне. Если бы у него мозгов было побольше. Главная добыча для них — я. — Она улыбнулась неожиданно пришедшей мысли. — А случись что со мной, плакали бы твои двадцать процентов.

— Сорок, — поправил ее Чиун.

— Тридцать, — подытожила Руби. — Только следи за этим простофилей.

Римо повернулся к ним с недовольным лицом. Часовой, перевалившись через низкие поручни, полетел вниз, тяжело рухнув на крышу. Выпавшая из его рук винтовка, громыхнув по железу, подпрыгнула.

Римо побежал назад.

— Надо поскорее сматываться!

Корасон видел их снизу — темные силуэты на фоне почти белого неба Бакьи.

Вцепившись в аппарат, он подкатил его ближе и, уже не таясь, нажал нужную кнопку. Аппарат глухо заурчал и издал громкий треск.

Корасон промахнулся. Пучок зеленых лучей проплыл над крышей, никого не задев. Ударившись в дверь, ведущую на лестницу, он дернулся и слегка зацепил троих американцев призрачным сиянием.

Римо еле вымолвил:

— Нам бы лучше...

Он хотел прибавить «поторопиться», но язык не повиновался ему. С удивлением, безмолвно молящим о помощи выражением глянул он на Чиуна, но глаза старого учителя закатились, ноги задрожали и согнулись в коленях, и он медленно опустился на крышу. Римо замертво свалился на него.

У Руби не было времени предаваться размышлениям, почему она уцелела, а Римо и Чиун пострадали. Будет время — подумаем позже. Сначала — вещи поважнее. Самые главные. Добравшись до края крыши, она приготовилась совершить головокружительный прыжок со второго этажа и бежать сломя голову. Но в последнюю минуту обернулась. Римо и Чиун лежали, напоминая кипу подготовленного для стирки неразобранного белья — Римо представлял здесь хлопок, а Чиун — шитую шелком парчу.

Она снова приготовилась к прыжку и снова обернулась.

С тяжелым вздохом отошла от края и, прихватив винтовку охранника, подбежала к Римо и Чиуну.

— Вот, черт! Так я и знала, что этот лопух все испортит.

Глава восьмая

Корасону снизу не было видно, задели ли Римо и Чиуна первые лучи. Поэтому он продолжал поливать потоком зеленого света крышу, но из-за того, что они лежали, лучи проходили над ними, не причиняя дальнейшего вреда.

Но Руби Гонзалес не желала рисковать.

Чтобы лучше прицелиться, она легла на крышу и выстрелила в аппарат Корасона. Пуля, не попав в цель, только сняла металлическую стружку с угла ящика.

— Черт бы побрал эту пушку! — сплюнула девушка. — Если у охраны — такое оружие, то чего же ждать от этой страны!

Она стала было прилаживать к плечу винтовку часового, но Корасон и Эстрада уже втащили аппарат — от греха подальше — обратно в вертолет.

— А ну выходите, болваны несчастные! — заорал Корасон на солдат и охранников, испуганно прятавшихся под навесом. — Мигом — наверх. Хватайте их!

Сам Корасон укрылся за вертолетом. Пуля, посланная Руби, застряла в обшивке.

Руби повернулась к Римо и Чиуну.

— Ну, вы, вставайте же! Поднимайтесь! — молила она. — Надо идти. Пошевеливайтесь!

Но те лежали без движения.

Руби дала еще два выстрела по солдатам, карабкавшимся по лестнице на крышу дома напротив. Положение становилось отчаянным.

Римо и Чиун не двигались, а Руби было опасно задерживаться здесь дольше. Большой урон врагу она этим никчемным оружием нанести не могла и к тому же, продолжая стрелять, вызывала на себя огонь. Был риск, что шальная пуля прикончит Римо или Чиуна, лежавших без сознания.

Солдаты уже забрались на противоположную крышу и открыли стрельбу.

— Только передохнем все, и никто никого не спасет, — сказала Руби самой себе. Склонившись над Чиуном, она прошептала старику в ухо, надеясь, что тот слышит ее: — Я вернусь за вами. Слышите, вернусь.

Откатившись подальше от Римо и Чиуна, чтобы их не задели направленные в нее пули, Руби выстрелила еще пару раз. При каждом выстреле солдаты низко пригибались.

Руби продвигалась к стене, что выходила на пустошь, окружавшую тюрьму. Остановившись на краю крыши, она выстрелила еще два раза и закричала во всю глотку:

— Кончайте стрелять! Мы сдаемся!

И не успели еще солдаты поднять головы, как Руби прыгнула с шестиметровой высоты вниз.

Не видевшие ее прыжка солдаты ждали капитуляции.

Тишину разорвал гневный рев Корасона:

— Они ведь сдаются, идиоты! Лезьте на крышу и арестуйте их!

Сам Генералиссимус из осторожности все же не выходил из-за вертолета.

Солдаты неохотно повиновались, опасаясь внезапного нападения.

Увидев, что стрельба действительно прекратилась, один смельчак, взобравшийся на крышу, выпрямился во весь рост. С ним ничего не случилось, и остальные распрямили спины и побежали по крыше. Там, на другом ее конце, солдаты нашли лежавших без сознания Чиуна и Римо. Руби нигде не было.

— Женщина скрылась! — крикнул сержант Корасону. А себя мысленно спросил: получит он теперь семьдесят три миллиона долларов или нет? С одной стороны, она улизнула, а с другой — без его помощи. — А двое мужчин тут!

— Давайте их сюда, — приказал Корасон. — А ее ищите повсюду.

Остановившись на краю крыши, солдаты вглядывались в раскинувшуюся за тюремной территорией равнину.

Равнина тянулась во все стороны на много миль — гладкая, как ладонь. Спрятаться женщине было абсолютно негде. Она была бы видна здесь как чернильное пятно на белом листе бумаги. Солдаты пристально всматривались в окрестности.

Руби Гонзалес исчезла.

Тела Римо и Чиуна солдаты свалили перед Корасоном прямо в грязь.

— Они мертвы? — поинтересовался Корасон.

Солдаты покачали головами.

Корасон разразился смехом.

— А еще говорили, что они сильнее меня! Ну, что скажешь теперь, кузина Хуанита? Вот они, валяются передо мной в грязи.

Правой ногой он пнул в бок Римо, а левой ткнул Чиуна в живот.

— Теперь ясно, кто сильней. — Корасон обвел взглядом солдат. — Кто могущественнее всех? — грозно спросил он.

— Наш президент, Генералиссимус Корасон! — хором прокричали солдаты.

— Правильно, — согласился он с явным удовольствием. — Я. Сильней меня нет никого.

Президент посмотрел себе под ноги — туда, где лежали без сознания Римо и Чиун.

— Что с ними делать, Генералиссимус? — спросил майор Эстрада.

— Посадить в клетки. И отвезти в мой дворец. Я хочу, чтобы их доставили в мой дворец, ясно?

Эстрада кивнул. Вызвав лейтенанта охраны, он приказал тому позаботиться обо всем.

Корасон шагнул к вертолету.

— Вы во дворец? — спросил Эстрада.

— Разумеется, — ответил Корасон. — Нужно разорвать отношения с Соединенными Штатами. — Поднимаясь в вертолет, он фыркнул: — Тоже мне сила! Сила — это я.

Он не обратил внимания, что поблизости, в горах, вновь застучали барабаны.

Глава девятая

Шоссе, ведущее к столице, было все в колдобинах, и джип отчаянно трясло на ухабах. Хотя Бакья и поставляла на мировой рынок двадцать девять процентов всего битума — по этой причине весь остров был испещрен глубокими карьерами — никому в правительстве в голову не приводило привести в порядок собственные дороги.

В глубине джипа тряслись в клетках ( три фута — высота, два — длина и ширина ) неподвижные тела Римо и Чиуна Сопровождавшие их стражники обозревали проносившуюся за бортом автомобиля голую равнину — словно боясь нападения Руби Гонзалес.

А Руби, прицепившись снизу к автомобилю, мчалась вперед вместе с ними, сжимая подмышкой винтовку. Снизу ее больно били мелкие острые камешки, отскакивавшие от полотна дороги, сверху шел жар от разогретого глушителя, хотя она и старалась держаться от него подальше, чтобы не сгореть заживо. Она считала, что сможет продержаться минут сорок пять — не больше. Если за это время джип не доедет до города, ей не останется ничего другого, как, выскользнув из-под автомобиля, первым выстрелом продырявить шину и уложить всех солдат, прежде чем ее схватят. Рискованная акция, но другого выхода нет. Хотя лучше бы добраться благополучно до Сьюдад Нативидадо под машиной.

Спустя полчаса Руби поняла, что они въехали в столицу. Вскоре джип остановился. Окружившие автомобиль люди громко обсуждали на местном диалекте захват Чиуна и Римо.

Руби разжала руки и тихо опустилась прямо в дорожную пыль. Как только автомобиль отъехал, пропустив ее между колес, Руби встала, отряхнулась и шагнула в толпу.

— Только так можно отделаться от этих приставал солдат, — проговорила она, старательно подражая островному выговору, и, не дожидаясь ответа, пошла в направлении уличных лотков.

Она могла бы, конечно, вернуться в свой гостиничный номер, власти, скорее всего, не догадались устроить там засаду, но нельзя было рисковать.

Тем временем вертолет президента приземлился в дворцовом саду, а сам Корасон беседовал в приемной с Эстрадой.

— Аппарат справился с ними, — сказал президент.

— Но американцы остались живы, — уточнил майор Эстрада.

— Это потому, что я не направил луч прямо на них.

— Почему президент не обратил их в лужицы? Хотя бы потом — когда они валялись, как свиньи, у ваших ног?

— Да, мне ясно, почему я всегда буду президентом, а тебе им сроду не бывать, — сказал Корасон. — Неужели непонятно? Во-первых, я сохранил им жизнь, чтобы иметь заложников и держать в руках Америку. Может, мне захочется устроить над ними суд и потрепать нервы американцам, если они будут задаваться.

— Пока эти двое живы, неприятностей не оберешься. Вспомните, что говорила ваша кузина Хуанита.

— Она говорила, что беда придет ко мне от святого человека с гор. А с ним я управлюсь иначе.

— Как «иначе»?

— Надо выбраться в горы и совершить наконец то, что давно пора сделать. Надо покончить с этим стариком. Я, навечно избранный президент, стану и религиозным вождем моего народа.

— Такого не позволял себе ни один президент, — предупредил Эстрада.

— Ни один президент не был столь велик и славен как Генералиссимус Корасон, — скромно произнес диктатор.

— О'кей, — сказал Эстрада. — Что же делать мне?

— Сделай так, чтобы клетки с американцами выставили на обозрение в центре города. Поставь вокруг часовых. Сделай плакат, что так Бахья расправляется с нарушителями порядка. А потом оставь все другие дела, свяжись с Соединенными Штатами и объяви, что мы разрываем с ними всякие отношения.

— Опять? Я только вчера проделал это.

— А сегодня я на время снова с ними подружился.

— А зачем мы так поступаем, генерал?

— Генералиссимус, — поправил Корасон.

— Конечно же, Генералиссимус. Виноват. Так зачем же?

— Нам лучше иметь дело с русскими. Если мы порвем с Америкой, они немного повоют и успокоятся. А русские в таком случае пришлют наемного убийцу. Тут уж не до смеха. И вообще коммунистом быть хорошо. Никто не станет придираться, что у нас есть политические заключенные и что крестьяне голодают, и все прочее. Только союзники Америки должны заботиться о своем народе. Возьми хоть арабов. У них куча денег, а они ведь ни цента не дают в Организацию Объединенных Наций. Платят только Америка и союзники.

— Тонко придумано! — восхитился Эстрада. — Больше от меня ничего не требуется?

— Нет. Когда закончишь, подавай лимузин. Поедем в горы и разделаемся с этим старцем.

— Людям не понравится, если убьют их религиозного вождя.

— А люди ничего не узнают, — сказал Корасон. — Пусть это тебя не волнует. Пойду посплю, а когда проснусь — сразу отправимся. Как там насчет новых бабешек? Не появлялись?

— Пока не видел.

— Ну, ладно. Посплю один. Так поставь клетки на площади. И не забудь про охрану!

Руби Гонзалес обменяла брюки и рубашку, даже не без выгоды для себя, на муму — длинный бесформенный балахон с цветами на зеленом фоне — типичную женскую одежду этого региона. Однако ремень она предусмотрительно оставила себе.

Договорившись с торговкой об условиях, Руби укрылась за прилавком и накинула на себя платье, сняв под ним прежнюю одежду и застегнув ремень прямо на голом теле. Если ей удастся проникнуть в номер и выкрасть свой собственный пистолет, его будет удобно держать под ремнем.

Усевшись на грязный пол, она незаметно для других стала расчесывать пальцами свои густые кудрявые волосы, наследие африканских предков, старательно убирая их со лба. Ее стараниями волосы теперь стояли на голове дыбом, словно наэлектризованные.

Ловкими пальчиками она разделила их на отдельные пряди и стала плести косички, плотно прилегавшие к голове. Это занятие отняло у нее минут пять. Закончив, Руби встала на ноги и вручила торговке брюки и рубашку.

В бесформенном балахоне и с множеством косичек на голове Руби выглядела совсем как коренная жительница Бакьи. Если кто и заподозрит неладное, у Руби всегда была наготове обворожительная улыбка, открывающая ровные белые зубы, каких не было ни у кого на острове. Впрочем, поводов дня улыбок пока не предвидится.

Плетя косички, Руби напряженно думала. Белый простофиля и пожилой азиат явились в тюрьму, чтобы освободить ее. Из Штатов их прислать не могли — слишком недолго она находилась в заточении. Видимо, они уже находились на Бакье и получили задание тут. Но каким образом? Наиболее логичным представлялось использовать для этой цели телефон, но, зная работников ЦРУ и их идиотские методы, можно допустить, что они передали своим тайным агентам секретную информацию, например, с помощью самолета, начертившего в небе буквы.

Все-таки вероятнее всего — телефон. Стоит попробовать.

Все службы, имеющие отношение к телефону, контора, телефонная станция и тому подобное, то есть вся бестолковая Национальная телефонная связь Бакьи сконцентрировалась в одноэтажном здании из вулканического туфа, расположенном в дальнем конце главной улицы города. Обязанности директора, администратора, координатора и оператора также соединялись в одном лице, и единственной работой этого лица было обслуживание коммутатора.

Когда Руби вошла в аппаратную, телефонистка сладко спала: с тремя телефонными линиями у нее было немного работы, однако Руби не замедлила тут же пожалеть ее, сказав, что уж она-то знает, как тяжело приходится телефонистке и как мало ценит правительство ее старания превратить Бакью в одну из ведущих стран мира по уровню сервиса телефонного обслуживания.

Только несколько часов назад ее дружок хвалился, как быстро сумел соединиться с ним шеф из Штатов, но, к сожалению, он потерял номер телефона начальника, нельзя ли узнать, откуда звонили? Руби и в голову не пришло это спрашивать, не понимай она, насколько компетентна телефонистка, она так и сказала своему дружку: «миссис» — Руби бросила взгляд на табличку с фамилией — «миссис Колон» знает о телефоне все, каждому жителю Бакьи понятно, что только благодаря миссис Колон развивается и идет вперед страна... Так какой номер? А имя шефа? Не будет ли она так любезна соединить ее побыстрее с этим замечательным доктором Смитом, чтобы Руби могла передать просьбу своего парня, потому что если миссис Колон этого не сделает, этого не сделает больше никто.

Когда миссис Колон соединила Руби с доктором Смитом и девушка услышала его голос, она на мгновение встревожилась — а что, если телефонистка станет ее подслушивать? Но опасения были напрасны — миссис Колон тут же вновь погрузилась в здоровый сон.

— Вы доктор Смит?

— Да.

— На вас работают два человека. Они попали в беду.

— На меня? Два человека? Вы о чем?

— Не валяйте дурака. У нас мало времени.

Смит на секунду замолчал, а потом спросил:

— Это очень серьезно?

— Не знаю. Лично вам не стоит об этом беспокоиться. Их освобождение я беру на себя.

— Кто вы такая?

— У нас с вами один дядюшка. Здоровяк, ходит в полосатых штанах. «Дядя Сэм».

— А как с аппаратом? — спросил Смит. — Это важнее всего.

— Даже освобождения ваших людей? — съехидничала Руби.

— Это задание, — холодно сказал Смит. — А задание — превыше всего.

Не успел Смит повесить трубку, как в верхнем ящике стола зазвонил красный телефон экстренной связи.

— Слушаю, господин президент.

— Что там, черт побери, творится? Этот псих Корасон снова разорвал с нами дипломатические отношения. Что слышно от ваших людей?

— Их схватили, сэр, — ответил Смит.

— О Боже!

— Мне советовали не волноваться.

— Кто мог посоветовать такую чушь?! — рявкнул президент.

— Руби Джексон Гонзалес.

— А кто такая эта Руби Джексон Гонзалес, черт ее побери?

— Думаю, она работает на вас, господин президент, — невозмутимо произнес Смит.

Президент помолчал. Он вспомнил, как шеф ЦРУ говорил ему об «акции» на Бакье. Женщина. Чернокожий. И еще один — говорит по-испански. Так, значит, все эти люди — один агент? Нет, надо накрутить хвост шефу ЦРУ.

— Она говорила что-нибудь еще? — спросил президент.

— Да в общем ничего. Так, личный выпад, — ответил Смит.

— Какой?

— Это не относится к делу, сэр, — попытался уклониться от ответа Смит.

— Позвольте уж мне самому судить об этом, — сухо произнес президент. — Так что же?

— Что лучше удавиться, чем работать на меня, — ответил Смит.

* * *

Римо очнулся и застонал: полуденное солнце пекло так, что невыносимо стучало в висках. Тело затекло и одеревенело, его словно связали узлом. Римо не сразу понял, где находится. Он лежал в чем-то вроде клетки, а вокруг жужжали людские голоса, Римо слегка приоткрыл глаза. Со всех сторон на него пялились жители столицы, быстро и невнятно лопоча на испанском: «Мира! Мира!» Так они созывали своих друзей. Смотри! Смотри! Мира! Мира!

Его заточили в клетку и выставили на посмешище в центре Сьюдад Нативидадо. Но где же Чиун?

Римо раскрыл глаза пошире. Сделать это было весьма непросто — казалось, веки слиплись. Рядом стояла еще одна клетка, в ней-то и находился Чиун. Старик лежал на боку, лицом к Римо, глаза его были открыты.

— Чиун, ну как ты? — задыхаясь, вымолвил Римо.

— Говори по-корейски, — предупредил Чиун.

— Вижу, им удалось нас схватить, — продолжал Римо на плохом корейском.