Дестроер (№37) - Крайний срок

Он лежал, ошеломленно мотая головой. Бирс, снова вооружившись зловещим шприцем, наклонился к нему и потянулся к его руке. Но тут прозвучал незнакомый голос:

— Матч окончен.

Липпинкотт увидел в дверях худого темноволосого мужчину. Позади него стояла негритянка и старый азиат в желтом кимоно.

— Кто вы такие? — гаркнул Бирс. — Убирайтесь!

— Вы проиграли, — сказал Римо.

Бирс, размахивая над головой шприцем, как миниатюрным копьем, бросился на Римо. Лицо его исказила злоба.

Липпинкотт помотал головой, чтобы лучше видеть происходящее. Он собирался крикнуть незнакомцу, что Бирс опасен. Набирая в легкие воздух, он прикрыл глаза, а когда открыл их, то худощавый уже находился в кабинете, а Бирс врезался в азиата. Старик, не пошевелив и пальцем, сделал так, что Бирс снова повернулся лицом к кабинету и отлетел к худощавому мужчине.

Римо взял у него шприц и лягнул в левое бедро. Нога Бирса подогнулась, и он оказался на полу.

Римо швырнул шприц на стол и отвернулся от Бирса.

— Вы — Дуглас? — обратился он к Липпинкотту.

Тот кивнул.

— Вам не очень досталось?

— Кажется, я буду жить, — неуверенно ответил Дуглас.

— Первый случай выживания за неделю, — сказал Римо и вспомнил про Бирса.

У стола уже стояла Руби, и Римо сказал ей:

— Ну, деточка, предлагай степень допроса.

— Мне нужен адвокат, — подал голос Бирс. — Вы у меня попляшете!

— С пристрастием, — самостоятельно постановил Римо. — Что ж, ты выбрал это сам.

Римо крутанул Бирсу мочку левого уха. Бирсу показалось, что ему отрывают ухо вместе с головой.

— Полегче! — заорал он. — Полегче!

Римо ослабил нажим, после чего Джесс Бирс заговорил. Он ничего не утаил: ни подробностей заговора, ни шагов по его осуществлению, ни того, как был одурачен Элмер Липпинкотт-старший. Пока он говорил, Дуглас Липпинкотт принял сидячее положение. Кровь, стекавшая по его щеке, почти остановилась, зато глаза яростно засверкали. Он с трудом встал и, подойдя к Римо, уставился на Бирса.

— Отпустите-ка этого гада, — попросил он.

— Зачем?

— Отдайте его мне, — сказал Дуглас Липпинкотт.

— Он ваш с потрохами.

Римо выпустил ухо Бирса и сделал шаг назад. Липпинкотт занес кулак, чтобы от души врезать Бирсу, но тот в последнее мгновение вскочил на ноги и, оттолкнув менее тренированного Липпинкотта, бросился к письменному столу. Его целью был шприц, но Руби уже спрятала его за спиной. Бирс замахнулся на Руби, и та вонзила иглу ему в бок.

— Ох! — вскрикнул Бирс и уставился на шприц.

Потом он взглянул на Руби. В глазах у него был животный страх. Он оглядел комнату, скользнул взглядом по Римо, Чиуну, изучавшему картины на стенах, по Дугласу Липпинкотту. Ни одно лицо не выражало сочувствия. Он попробовал заговорить, но язык уже не повиновался. Сердце колотилось все сильнее, ноги и руки наливались свинцом, веки тяжелели; потом его дыхание стало прерывистым, и ему захотелось позвать на помощь. Однако прежде чем он открыл рот, мозг отказался повиноваться, и Джесс Бирс рухнул замертво.

Липпинкотт ошеломленно смотрел на труп. Руби беззаботно поглядывала на шприц. Чиун был увлечен живописью: он качал головой и прищелкивал языком. Римо заметил на полу клюшку и спросил Липпинкотта:

— Ваша?

— Нет, отцовская. Слушайте, он умер! Что, до этого никому нет дела?

— Мне — нет, — ответил Римо.

Чиун спросил Липпинкотта о стоимости одной из картин на стене.

— Вы пытаетесь забросить резинку в стакан? — спросил Римо.

Липпинкотт утвердительно кивнул.

— Она ни за что туда не закатится, — сказал Римо.

— Я уже убедился в этом, — сказал Липпинкотт.

— Ее надо поддеть. — С этими словами Римо поднял клюшку и резко ударил ластик по заднему ребру.

Резинка взмыла в воздух и упала прямиком в бумажный стаканчик, преодолев расстояние в шесть футов.

— Видите? Вот как надо бить! Я специалист по части попадания мячом в лунку.

— Не знаю, кто вы такие, — проговорил Липпинкотт, — но, наверное, я должен вас поблагодарить.

— Наконец-то, — буркнул Чиун.

— У меня важное дело, — вспомнил Дуглас.

— Не возражаете, если мы пойдем с вами? — спросил Римо. — Так сказать, для подведения итогов.

— Вы — мои гости, — сказал Липпинкотт.

— Здорово, — сказала Руби, не выпуская из рук шприц. — Обожаю семейные скандалы. Только не в своей семье.

— Если в твоей семье все такие же, как ты, то лучше не скандаль с ними, — посоветовал ей Римо, переступая через труп Джесса Бирса. — Они наверняка склонны к насилию.

Глава пятнадцатая

— Теперь тебе лучше, дорогая?

Элмер Липпинкотт-старший нервно расхаживал у кровати, на которой возлежала его жена, укрывшись тонкой атласной простыней.

— Да, дорогой, — ответила Глория. — Прости меня, просто у меня был момент тревоги. Я подумала: вдруг что-нибудь будет не так? С ребенком...

— Тебе нечего бояться, — сказал Липпинкотт. — На этот случай у нас есть Бирс. Кстати, где он?

— Все в порядке, Элмер. Я вызывала его, он осмотрел меня и заверил, что все в норме. Но ведь он — не ты, мой милый! Мне был нужен ты. А теперь я успокоилась. Можешь возвращаться.

— Ты уверена?

— Совершенно. Иди же! Я буду отдыхать и набираться сил, чтобы подарить тебе чудесного сына.

В этот момент за спиной у Липпинкотта раздался голос:

— Сына!.. Почему бы тебе не признаться, чей он будет?

Элмер Липпинкотт обернулся, побагровев от гнева, и увидел в дверях Дугласа. Позади него стоял мужчина, известный как Римо, его напарник — старый азиат и незнакомая молодая негритянка.

— Что ты хочешь этим сказать, Дуглас?

Дуглас Липпинкотт сделал шаг вперед.

— Дурень! — выкрикнул он. — Говорят, что наихудший осел — это старый осел. Ты живое доказательство этого. Она носит не твоего ребенка, простофиля!

— Напоминаю тебе, что ты находишься не у себя дома. Я больше не хочу видеть тебя здесь, — сказал Липпинкотт. — Будет лучше, если ты уйдешь.

— Уйду, когда сочту нужным, — отрезал Дуглас. — Сначала я собираюсь открыть тебе глаза на происходящее. Ты умудрился стать сообщником в убийстве двоих собственных сыновей!

— Они не были моими сыновьями, если хочешь знать! Как и ты. Вы — трое выродков!

— Дряхлый, слабоумный старикашка! Они специально пудрили тебе мозги! Доктор Гладстоун и Бирс были заодно. Сперва они убедили тебя, что ты всю жизнь был бесплоден, а мы — не твои родные сыновья. Потом они подговорили тебя наказать нас и убили Лэма и Рендла.

Старик стоял в замешательстве. Он покосился на Чиуна, и тот утвердительно кивнул. Он перевел взгляд на Римо, и тот сказал:

— Опять я? Послушайте для разнообразия собственного сына.

— Зачем? — пролепетал Липпинкотт.

— Клоун! Они накачали тебя обезьяньими гормонами, чтобы ты взбрыкивал, как молодой козел, и мог забавляться с этой дешевкой.

Дуглас ткнул пальцем в Глорию, которая с криком: «Нет, нет!» сунула голову под подушку.

— Здорово же над тобой подшутили, родной папаша! — продолжал Дуглас. — Теперь-то ты, разумеется, бесплоден, так что младенец, которого носит эта штучка, не твой. Через три месяца тебя ждет честь сделаться гордым отцом сына доктора Джесса Бирса.

— Глория, скажи, что он врет! — взмолился Липпинкотт.

— Ну, Глория, скажи, что я вру! — сказал Дуглас.

— Ненавижу тебя! — прошипела Глория, готовая испепелить Дугласа взглядом. Дыхание выходило из нее, как из прохудившейся камеры. — Ненавижу!

Липпинкотт понял, что она отказывается опровергнуть обвинение.

— Зачем? — всхлипнул он. — Зачем?!

— Ради твоих денег! — воскликнул Дуглас. — Зачем же еще? Она собиралась подарить тебе ребеночка, перебить нас всех, а потом и тебя самого, чтобы зажить счастливо с доктором Бирсом, доктором Гладстоун и другими приятными людьми. Разве не так, Глория?

Римо повернулся к Руби.

— Хороший парень, — сказал он.

— Ничего, — согласилась Руби. — Правда, несколько болтлив, а так вполне годится.

— Если вы ведете речь о моем наследнике, — вмешался Чиун, — то могли бы не шептаться. Мне нужно знать все.

— Вы узнаете об этом первым, — пообещала ему Руби. — Если будет о чем.

Элмер Липпинкотт уронил лицо в ладони и зарыдал. Дуглас не оставлял его в покое.

— А теперь я покидаю твой дом, сукин ты сын! Меня ждут дела, от которых я попытаюсь тебя отстранить. Возможно, в твоем распоряжении больше акций, чем в моем, любезный папаша, но я знаю, как все работает, и запихну их тебе в глотку. К тому времени, когда у тебя родится сыночек... — Он не договорил.

— Ты разрушишь нашу империю? — спросил его отец.

— Напротив, я сделаю ее больше и лучше, чем прежде. Но только без твоей помощи. Когда же твоя сожительница отелится, а ты отправишься на большое совещание на небесах, ей придется довольствоваться тем, что она заслужила. Впрочем, кто знает? Возможно, ты доживешь до ста лет. Твой выродок вырастет у тебя на глазах, а Глория превратится в жирную и морщинистую стерву, способную подмешать яд в твою манную кашку. Счастливо, папа!

Дуглас шагнул к двери.

— Спасибо, — сказал он Римо.

— Пожалуйста, — ответил Римо.

— Меня вы не благодарите, — сказал Чиун. — Все это сделал я, а благодарность получает он. Сплошное предубеждение к пожилым.

— Пошли, — скомандовал Римо после ухода Дугласа.

— Минутку, — сказала Руби. — Куда годится такой конец? Вы позволите, чтобы этим все и кончилось? Он убивает двоих своих сыновей, гибнут еще четверо-пятеро, а вы как ни в чем не бывало уходите навстречу закату?

— Наказывать его — не наше дело, — сказал Римо. — Наше дело — проследить, чтобы не возобновился падеж Липпинкоттов, а их дело не захирело. С этим мы справились, так что нам пора по домам.

Чиун показал глазами на рыдающего Элмера Липпинкотта.

— Он уже испил свою чашу страданий. Остаток своих дней он проживет с мыслью, что убил собственных сыновей. Без смягчающих обстоятельств.

Руби покачала головой.

— Нет, так дело не пойдет, — сказал она.

— Что ты задумала? — поинтересовался Римо.

— Вам, может, и все равно, а мне нет, — сказала Руби. — Жизнь — не такая уж дешевая штука.

Она отвернулась к столу и проделала какие-то манипуляции со стаканом. Римо посмотрел на Чиуна и пожал плечами.

Держа руку за спиной, Руби шагнула к кровати, на которой по-прежнему сидел Липпинкотт. Он позволил ей расстегнуть ему манжет и закатать левый рукав. Она вонзила ему в бицепс иглу.

Липпинкотт подпрыгнул и захлопал себя по руке, но Руби уже убрала иглу.

— Что такое? — пролепетал он.

— Вам интересно, что это такое? — спросила Руби с пылающими глазами. — Пустяки, всего лишь волшебное лекарство из дома ужасов доктора Гладстоун.

— Какое еще лекарство?!

— Понятия не имею. Экспериментальное. Возможно, из-за него вы станете бояться темноты и помрете среди ночи, когда перегорит лампочка. Возможно, вы будете бояться высоты и, оказавшись на вершине своего небоскреба и ужаснувшись, решите, что самое лучшее — прыгнуть вниз. Чего не знаю, того не знаю, мерзавец! Надеюсь, это заставит вас бояться денег — этого вы заслужили в полной мере. — Руби покосилась на Глорию. — Простите, мэм, что я не оставила порции и для вас. Впрочем, я бы все равно не стала подвергать опасности докторского отпрыска.

Она нагнала Римо и Чиуна.

— Вот теперь все, — сказала она. — Пошли.

В вестибюле она опустила шприц в сумочку. Они молча дошли до машины, оставленной перед особняком. Садясь в машину, Римо спросил:

— Что было в шприце?

— Вода, — ответила Руби — Но Липпинкотту не дано это знать.

— Как вы считаете, существует инъекция, которая принудила бы его купить мой портрет? — спросил Чиун.

— Таких сильных инъекций нет в природе, — ответил Римо.