Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812

ModernLib.Net / Военное дело / Мэхэн Алфред / Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812 - Чтение (стр. 36)
Автор: Мэхэн Алфред
Жанр: Военное дело

 

 


Дай Бог, однако, чтобы последний не застал уже его в Бресте». 15 апреля Гантом попытался выйти. Британский флот был отогнан в море штормом 11-го числа, но 13-го возвратился вновь на свой пост. После полудня 14-го числа адмиралу Гарднеру, который на время сменил Корнуолиса, было доставлено известие, что французы снимаются с якоря. На следующий день они действительно вышли в море, но так как теперь у британцев было двадцать четыре корабля, против их двадцати одного, то они ограничились лишь демонстрацией и возвратились в порт.
 
      Так как приближение благоприятного для крейсерства времени года оставляло все менее и менее надежды на ослабление блокады, то Наполеон построил новую комбинацию. Два стоявшие в Рошфоре линейных корабля, тогда уже почти готовые, должны были отплыть оттуда под начальством контр-адмирала Магона для доставки новых инструкций Вильневу. Последнему предписывалось теперь ждать Гантома в течение тридцати пяти дней после прибытия Магона, и если бы Гантом не пришел и тогда, возвратиться прямо в Ферроль, отказавшись от rendevous в Сант-Яго. В Ферроле его ожидали пятнадцать французских и испанских кораблей, вместе с которыми и двумя кораблями Магона силы его достигли бы численности тридцати пяти кораблей. С ними он должен был подойти к Бресту для соединения с Гантомом, после чего все пятьдесят шесть линейных кораблей должны были сейчас же отплыть в Канал. Магон вышел с этими инструкциями из Рошфора в начале мая, а 4 июня доставил их Вильневу, – как раз вовремя для того, чтобы эскадра последнего приняла на обратном пути предписанное ими направление. Для облегчения упомянутого соединения французских эскадр у Бреста были воздвигнуты наскоро весьма сильные батареи, защищавшие якорную стоянку вне Жоле. Здесь в мае Гантом занял позицию, прикрывавшуюся ста пятьюдесятью орудиями этих батарей.
 
      Из вышеизложенного видно, что план императора, хотя и сохранивший свои существенные черты, претерпел теперь чрезвычайно важное изменение вследствие «строгости» блокады Бреста. Соединение эскадр все еще оставалось «замковым камнем» плана, но настойчивость, с какой противник держал под замком самую большую из них, заставила решиться на попытку сосредоточения большего числа кораблей в Бискайской бухте, где в изобилии крейсировали суда британского флота, – попытку, которая сначала была отвергнута им как обещавшая наименьший успех.
 
      Поэтому теперь, более чем когда-либо, для Наполеона сделалось желательным отвлечь из этих вод возможно большее число крейсеров противника. Эта цель постоянно занимала его мысль и «окрашивала его расчеты цветом его надежд». Вопреки статистике, он считал, как выше было сказано, что Ост-Индия представляет для британцев самый насущный интерес. Поэтому он старался возбудить их тревогу за судьбу этой страны и упорно продолжал думать, что всякий отряд, отплывший из Англии, направлялся туда. «Кокрен, – пишет он 13 апреля, – был перед Лиссабоном 4 марта. Он должен затем идти к Зеленому мысу, оттуда на Мадейру, и если ничего не узнает там о местонахождении наших эскадр, пройдет в Индию. Именно так поступил бы на его месте всякий адмирал, обладающий здравым смыслом». 10 мая, когда Кокрен оставался в Вест-Индии уже более месяца, Наполеон повторяет это мнение и в то же время делает предположение, что пятитысячный отряд войск, который отплыл из Англии 15 апреля со строжайше секретными инструкциями, направлялся к мысу Доброй Надежды. «Опасения, что эта экспедиция встретится с Вильневом, заставят их послать еще корабли в Индию». 31 мая Наполеон высказывает предположение, что восемь линейных кораблей, вышедших десять дней назад под начальством Колингвуда, следуют в Индию, и неделю спустя повторяет эту догадку с уверенностью: «Ответственность министров так велика, что они не могли послать его никуда, кроме Ост-Индии». 9 июня он пишет: «Все заставляет меня думать, что англичане послали пятнадцать кораблей в Ост-Индию, когда узнали, что Кокрен достиг Барбадоса две недели спустя после отплытия Миссиесси. В таком случае вполне возможно, что Нельсон послан в Америку». Это мнение повторяется 13-го и 14-го. 28-го, когда завеса начинает спадать с его глаз, он делает ряд остроумных соображений, которые, как исходящие от неверной посылки, ввели его в такое заблуждение: «Трудно думать, чтобы англичане без получения соответствующих известий послали семнадцать линейных кораблей (т. е. соединенные эскадры Нельсона и Колингвуда) в Вест-Индию, где Нельсон, по присоединении к его десяти кораблям шести кораблей адмирала Кокрена и трех из Ямайки, будет иметь девятнадцать, – больше, чем в нашей эскадре там. Колингвуд же, идя в Ост-Индию с восемью кораблями и найдя там девять, будет иметь всего семнадцать – также больше, чем у нас. Трудно поверить при этих условиях, что неприятель, имея шансы быть везде численно сильнее нас, будет настолько слеп, что оставит Ост-Индию на произвол судьбы».
 
      Некоторые французские писатели, так же, как и английские, умаляют сообразительность Нельсона, делая неблагоприятное для него сравнение с Наполеоном и основывают свою оценку в значительной мере на том, что он ошибочно принял Египет за цель французов. Ввиду вышеприведенных выдержек из писем императора, а также на основании других ошибочных предположений, которые он делал в течение этой замечательной кампании, нужно допустить, что во мраке неизвестности, при отсутствии верных сведений, оба гениальных вождя должны были довольствоваться соображениями, более или менее остроумными, но не опирающимися на какие-либо солидные данные и потому, как сказал Нельсон, поднимающимися немного выше догадок. Подобным образом сложилось убеждение, что Колингвуд якобы разгадал план Наполеона, а его проницательность ставилась выше, чем проницательность Нельсона потому, что он, после возвращения последнего из погони за Вильневом в Вест-Индию писал, что плавание туда французов имело целью отвлечь морские силы британцев, забывая при этом высказанную им двумя лишь строками ранее догадку, что не Англия, а «Ирландия составляет настоящую цель этих операций». Скорее каждый мог бы подписаться под следующими словами Наполеона: «Я в своей жизни так часто ошибался, что более уже не краснею за это». Нельсон, когда его фрегаты ночью 31 марта потеряли из виду Вильнева, не пошел ни к востоку, ни к западу; он сосредоточил свои силы для прикрытия того, что считал наиболее вероятным из всех объектов противника, и ждал известий о движениях последнего. «Я не пойду ни к востоку от Сицилии, ни к западу от Сардинии до тех пор, пока не узнаю чего-либо положительного». Можно с уверенностью сказать, что при подобных условиях Наполеон сделал бы то же самое.
 
      Ошибочность расчетов Наполеона состояла в том, что он придавал слишком большое значение Индии, а также в том, что он не принял в соображение проницательности британского правительства и организации им разведочной службы. Он сам, со свойственной ему здравой логикой, изложил образ действий, которому британское правительство должно было следовать:
 
      «Если бы я был в британском Адмиралтействе, я послал бы легкие эскадры в Ост– и Вест-Индии и собрал бы сильную эскадру из двадцати линейных кораблей, которую не отправил бы до тех пор, пока не узнал бы о назначении Вильнева». Именно так и поступило Адмиралтейство. Легкая эскадра была на пути в Индию, а восьми кораблям было приказано идти в Вест-Индию под начальством Колингвуда. Колингвуд же, узнав, что Нельсон уже шел туда, удовольствовался тем, что послал два корабля свои ему в подкрепление, а с остальными шестью занял позицию перед Кадисом, блокируя таким образом картахенские корабли. Сильная эскадра из двадцати судов стояла перед Брестом, чрезвычайно беспокоя Наполеона. «Если Англия понимает серьезную игру, какую ведет теперь, то должна снять блокаду Бреста». Но здесь, так же как и в вопрос об Индийских экспедициях, мысль Наполеона была подсказана ему его желаниями. Ослабление блокады Бреста, как он признался позднее, было делом большой важности для Франции.
 
      В самом деле, трудно представить себе что-либо более замечательное и более достойное, чем благоразумие и настойчивость, с какими британские морские власти сопротивлялись усилиям Наполеона вынудить их на выгодные тому движения. Это было следствием точного понимания значения отдельных эскадр неприятеля, инстинктивного сознания чрезвычайной важности Бискайских позиций и того, что британское правительство знало о действиях противника на море гораздо более, чем он сам воображал и чем обыкновенно знал он о морских операциях британцев. «Эти хвастуны англичане, – смеялся Наполеон, когда думал, что они не знают о вторичном отплытии Вильнева, – которые претендуют на то, что им известно все, у которых есть везде агенты и курьеры – конные и пешие, не узнали ничего об этом». А между тем по странному совпадению именно в тот день, 25 апреля, когда Наполеон думал, что Адмиралтейство было обмануто, последнее спешило доставить письма Нельсону и в Вест-Индию с важными известиями. «Вы рассуждаете так, – писал император к Декре, – как будто бы неприятель был посвящен в тайну». И действительно, если британцы и оставались в неведении, то лишь по отношению к деталям действий неприятеля, а не по отношению к главным чертам его плана. В то время как Наполеон рассчитывал наугад воображаемые эскадры, будто бы торопившиеся в Индию, и гадал о том, где был Нельсон, тот, как и его правительство, знал, куда ушел Вильнев, и британский адмирал был уже в Вест-Индии. Примерно в начале мая в Англии было известно не только об отплытии Тулонского флота из порта, но и о том, куда он направился. Около 1 июня, вопреки предосторожностям, принятым Бонапартом к тому, чтобы все оставалось в тайне, один пленник известил британцев, что «союзный флот из шестидесяти линейных кораблей даст сражение нашему флоту (balayer la Manche), тогда как большие фрегаты придут в Канал для конвоирования перехода через него флотилии. Войска нетерпеливо ожидают появления кораблей, которые должны дать им свободу». Выражение «balayer la Manche» – очистить Канал – гораздо сильнее, чем перевод его в строках хроники (fight our fleet), сохраненный автором в выдержке оттуда.
 
      Таким образом, Адмиралтейство понимало так же хорошо, как и Наполеон, что британский флот в своей диспозиции должен иметь целью прежде всего воспрепятствование соединению эскадр противника, и что главным театром операций будут Бискайская бухта и подходы к Каналу. Поэтому Адмиралтейство удовольствовалось увеличением сил здесь и содержанием перед Кадисом только одного отряда под начальством Колингвуда, так как сосредоточение в этом порту большего числа кораблей заставило бы британцев ослабить Бискайские эскадры. В то время, когда Вильнев отплыл, в Англии была снаряжена в Средиземное море экспедиция из пяти тысяч солдат, назначение которой, однако, сохранялось в глубоком секрете. Это подкрепление обеспечило морские базы – Гибралтар и Мальту, а в остальных отношениях «охрана» Средиземного моря была предоставлена фрегатам, при поддержке только двух или трех линейных кораблей. И в этом также образ действий Адмиралтейства согласовался с соображениями Наполеона. «Средиземное море, – писал он 7 июня своему морскому министру, – теперь не имеет никакого значения. Я скорее хотел бы видеть там два корабля Вильнева, чем сорок»; и он прибавил при этом полный глубокого значения совет, который пояснялся действиями британцев: «Мне кажется, что ваша цель не достаточно исключительна для большой операции. Вы должны исправить эту ошибку, потому что в том и состоит искусство достигать больших успехов и совершать большие операции».
 
      Секретная экспедиция была встречена Нельсоном, как раз когда он отплыл в Вест-Индию. Во время трудной лавировки, стараясь выйти из Средиземного моря, он так же тщательно, как и Наполеон, изучал поле, на котором должен был действовать; но в то время как один строил планы со свободой и уверенностью наступающего, другой, хотя и в ограниченной сфере, испытывал затруднения обороняющегося, не знающего, куда будет нанесен удар. Один яркий луч, однако, всегда сопутствовал Нельсону, указывая ему, что всегда следует быть там, куда ушел французский флот.
 
      Западный ветер, который задерживал его, скоро привел к нему, 19 апреля, судно из Гибралтара с известием, что через два часа после того, как Вильнев прошел Гибралтар, английский фрегат направился к берегам Великобритании, и что французы и испанцы отплыли вместе из Кадиса. Из этого обстоятельства он совершенно верно заключил, что назначением последних были Британские острова, но он не разгадал глубоко задуманного плана сосредоточения сил противника в Вест-Индии. Поэтому он послал вперед своей эскадры в Лиссабон фрегат «Амазон», для разведок и с тем чтоб он присоединился к нему потом у мыса Сент-Винсент. С этим фрегатом он извещал письмами Адмиралтейство, так же как и адмиралов, командовавших эскадрами под Брестом и у Ирландии, что должен занять позицию в пятидесяти лигах к западу от островов Силли. Всякому, кто ознакомится с этой позицией по карте, будет ясно, что при господствовавших западных ветрах оттуда одинаково легко достичь Бреста или Ирландии. Коротко говоря, это была превосходная стратегическая позиция, известная властям Великобритании.
 
      Остановившись только на четыре часа в Гибралтаре 6 мая, Нельсон 9-го был уже у мыса Сент-Винсент и там получил известие, что союзные эскадры, в количестве восемнадцати линейных кораблей ушли в Вест-Индию. Он сильно встревожился, потому что вполне понимал значение тех островов. Он служил там, отлично знал их и женился там. Менее года назад он писал: «Если наши острова падут, то Англия так закричит о мире, что мы будем сильно унижены». Однако при всей своей тревоге он «сохранил голову». Караван с войсками был поблизости, и Нельсон должен был позаботиться о его охране. 11 мая этот караван прибыл, когда эскадра Нельсона была на ходу. К двум линейным кораблям, конвоировавшим этот караван, он прибавил еще третий, «Ройял Соверин», плохой ход которого задерживал его. Этому обстоятельству был обязан тот факт, что упомянутый корабль, впоследствии вновь обшитый медью, нес флаг Колингвуда далеко впереди обеих британских колонн в битве под Трафальгаром. Через три часа после встречи с караваном, в семь часов вечера 11 мая, Нельсон был на пути в Вест-Индию, в погоне с десятью своими кораблями за восемнадцатью кораблями противника, опередившего его на тридцать один день.
 
      4 июня британский флот, выиграв восемь дней сравнительно с союзниками, стал на якорь в Барбадосе, где нашел Кокрена с двумя линейными кораблями. В тот же самый день Магон со своими двумя присоединился к Вильнёву. В течение трех недель, которые были проведены на Мартинике, последний не сделал ничего, кроме захвата Алмазной Скалы – маленького островка, отрезанного от главного острова, которым владели британцы и с которого они тревожили рейсы прибрежных судов. Фрегат, опередивший Могона, доставил Вильнёву настоятельные приказания стараться сделать завоевания в британских владениях в течение тридцати пяти дней ожидания Гантома. Вследствие этого, когда Магон соединился с Вильневом, эскадра последнего была уже на ходу, держа к северу. Для того чтобы обойти острова, прежде чем сделать галс к югу и на ветер для достижения Барбадоса, который Вильнев избрал первым предметом атаки.
 
      Таким образом, 4 июня враждебные флоты были лишь в ста милях друг от друга – расстояние, отделяющее Барбадос от Мартиники. По чрезвычайно странному стечению обстоятельств в тот самый момент, когда Вильнев направился к северу для возвращения на Барбадос, ложные известия, слишком правдоподобные для того, чтобы ими можно было пренебречь, заставили Нельсона идти к югу. От командующего британскими силами на Сент-Люсии было получено известие, что союзников видели оттуда 29 мая направлявшимися на юг. Нельсон стал на якорь в Барбадосе в пять часов вечера 4 июня, посадил в течение ночи двухтысячный отряд солдат и в десять часов утра на следующий день вышел к югу. 6-го числа он прошел Тобаго, с которого получил донесение, что там все спокойно, и 7-го числа бросил якорь у Тринидада, где, к удивленно всей эскадры, ничего не слышали о неприятеле. Проклиная известия, которые заставили его действовать в разрез со своими собственными соображениями, когда, при попутном ветре, только сто миль отделяли его от предмета его поисков, Нельсон возвратился назад и направился на Мартинику, мучимый опасениями за Ямайку и за все владения британцев, открытых для нападения.
 
      8 июня, когда Нельсон оставил Тринидад, союзные флоты были почти в четырехстах милях от него близ западного берега Антигуа. Здесь они захватили четырнадцать коммерческих судов, которые неблагоразумно вышли из порта, и от них узнали, что Нельсон с четырнадцатью кораблями (вместо десяти) пришел на Барбадос. К этим четырнадцати Вильнев, до которого известия о движении противника доходили вообще плохо, мысленно прибавил еще пять кораблей отряда Кокрена, вообразив таким образом, что у Нельсона теперь девятнадцать кораблей против его восемнадцати. Предположив, что противник имеет над ним такой перевес – не только качественный, что он допускал, но и численный – он решил, ввиду столь неожиданного события, как приход на театр операций величайшего британского адмирала, возвратиться сейчас же в Европу. В этом он, без сомнения, сошелся с желаниями Наполеона. «Я думаю, – сказал последний, прежде чем узнал о решении своего адмирала, – что прибытие Нельсона может заставить Вильнева возвратиться в Европу». Все еще видя вещи в том свете, в каком желал, и рассуждая, конечно, не так, как рассуждал бы моряк, он сказал: «Когда Нельсон узнает, что Вильнев оставил Наветренные острова, то пойдет на Ямайку», т. е. спустится на тысячу миль под ветер. «Будучи далек от непогрешимости папы, – писал в то же самое время Нельсон, – я считаю свои соображения очень несовершенными, и поэтому знаю, что могу ошибиться, предположив, что неприятельская эскадра ушла в Европу, но я не могу заставить себя думать иначе». Затем, изложив свои основания, он как будто проникает в мысли Наполеона и читает их. «Неприятель не поверит, чтобы я покинул Вест-Индию в течение ближайшего месяца».
 
      Вильнев также без сомнения надеялся сбить с толку своего преследователя внезапной переменой цели. Передав войска, необходимые для гарнизона французских островов, на четыре фрегата, он приказал последним высадить их на Гваделупе и присоединиться к нему снова у Азорских островов – плохо избранное rendevous, которое существенно удлинило его обратный путь. Соединенные флоты направились затем, 9 июня, к северу, чтобы получить западный ветер, благоприятный для перехода в Европу.
 
      Три дня спустя Нельсон также был у Антигуа и убедился, что союзники действительно идут в Европу. С неутомимой энергией, не допускавшей никакого отдыха, раз решение было принято, он провел ночь в высадке войск, которые только за неделю перед тем принял на суда в Барбадосе. Но даже и на одну ночь он не хотел откладывать посылку известий в Европу. В восемь часов вечера он отправил бриг «Гюрье», с депешами в Адмиралтейство, которые командир брига Беттесворд должен был передать лично. Это важное обстоятельство сопровождалось решительными последствиями для кампании, хотя и было несколько парализовано слишком осторожным адмиралом. 13-го числа в полдень вся эскадра, в сопровождении одного из двух кораблей Кокрена, «Спартиат», отплыла к Гибралтарскому проливу, но Нельсон, не зная о назначении неприятеля, послал также весть и офицеру, командовавшему отрядом под Ферролем, чтобы тот не был застигнут врасплох.
 
      Хотя решение Вильнева возвратиться было верным и сопровождалось необыкновенной удачей, которая, в общем, до сих пор сопутствовала ему, но все-таки очевидно, что он рисковал разойтись с Гантомом в Атлантическом океане, подобно тому, как разошелся с Миссиесси. Наполеон принял предосторожности для того, чтобы обеспечить достаточную продолжительность ожидания, а также и его возвращение в случае, если бы Гантом не мог выйти из порта в течение известного времени. Но он не предвидел преследования Нельсоном Вильнева и до 28 июня даже не знал об этом факте. Поэтому он не мог предусмотреть инструкций для последнего и сочетать с его действиями действия Брестского флота.
 
      Гантом, однако, не мог уйти от лорда Гарднера, и 8 мая император, получив в Италии известие об отплытии Магона, сообщил свое окончательное решение. Если до полуночи 20 мая представится случай, то французская эскадра должна выйти из порта, но с рассвета 21 она должна стоять там, несмотря ни на какие шансы на благополучный выход. На случай осуществления последнего условия эскадра должна держать наготове фрегат для посылки его к Вильневу с приказаниями, как тот должен действовать по достижении Ферроля. Этот фрегат отплыл 21 мая, но, конечно, не нашел адмирала в Вест-Индии. Дубликат инструкций был послан в Ферроль.
 
      Инструкции извещали Вильнева, что в упомянутом порту он найдет пять французских и девять испанских судов, готовых выйти в море, которые, по присоединении к его эскадре, увеличат численность последней до тридцати четырех линейных кораблей. На Рошфорском рейде должны были ожидать его еще пять кораблей. В Бресте стояла вне Гуле эскадра из двадцати одного линейного корабля под защитой ста пятидесяти пушек, готовая вступить под паруса при первом известии. Соединение этих трех отрядов или по крайней мере возможно большей части судов под Булонью было главной задачей. Для этого Вильневу были открыты три пути. Если бы эскадра в Ферроле была бы не в состоянии оставить порт вследствие противных ветров, то он должен был приказать ей присоединиться к нему в Рошфоре, а сам немедленно идти туда же, а затем с сорока кораблями пройти к Бресту, соединиться с Гантомом и сейчас же войти в Канал. Если бы ветер был благоприятный для выхода судов из Ферроля, т. е. южный, то он должен был сразу следовать прямо в Брест, не останавливаясь для соединения с Рошфорской эскадрой, так как всякое промедление дало бы британцам возможность увеличить свои силы под Брестом. В-третьих, могло случиться, что при приближении его к Уэссану направление и сила ветра дадут ему надежду достигнуть Булони с тридцатью пятью кораблями ранее, чем стоящая под Брестом неприятельская эскадра будет в состоянии последовать за ним. Таким случаем ему предоставлялось пользоваться по усмотрению. Наполеон считал возможной еще и четвертую альтернативу: после соединения с феррольскими кораблями Вильнев мог пройти севернее Британских островов, соединиться с Голландской эскадрой, которая посадит уже тогда на свои суда в Текселе корпус Мармона, и с ними подойти к Булони. Император, однако, смотрел на эту альтернативу скорее как на последний исход. Сосредоточение большего числа кораблей в Бискайской бухте было единственной целью, которой он теперь добивался.
 
      Он был сильно озабочен вопросом об отвлечении неприятеля от главного центра своих операций для облегчения этого присоединения. Именно это и заставляло его верить с такой готовностью, что всякая эскадра, отплывавшая от берегов Англии, направлялась в Ост-Индию. Если бы это его предположение было верно, то британские суда были бы тогда уже далеко от Бискайской бухты. Для той же цели он старался перевести картахенские корабли к Тулону или Кадису. «Если мы можем стянуть по шести английских кораблей перед каждым портом, – пишет он, – то это будет хорошая диверсия, и если бы я мог добиться перехода картахенских судов в Тулон, то я угрожал бы Египту со стороны столь многих путей, что англичане были бы вынуждены держать там внушительную силу. Они будут думать, что Вильнев ушел в Ост-Индию для участия в операции с Тулонской эскадрой». Поэтому же он намеревается сначала послать Миссиесси в Кадис. Будучи в Рошфоре, этот адмирал также «занял бы» британский отряд, но на месте, которое не отвечает желаниям императора; в Кадисе отряд этот будет удален от театра действий. Позднее Наполеон говорит: «Может быть, неприятель, который теперь чрезвычайно напуган, не уйдет оттуда; в таком случае я рассеял свои силы бесполезно». Эти соображения вызывали в нем вновь желание удержать Миссиесси в Рошфоре, блокада которого ослабит неприятельские силы или под Ферролем, или под Брестом. Однако в случае, если бы англичане не стали блокировать Рошфор, Миссиесси предписывалось выйти в море, отойти подальше от берегов в Атлантический океан и затем показаться близ Ирландии. Англичане тогда без сомнения отделят корабли в погоню за ним; но он должен был постараться опять скрыться от них и подойти к мысу Финистерре, где можно считать вероятной встречу его с возвращающимся Вильневом. Наконец, по той же самой причине Наполеон пытается в конце июня возбудить опасения противника за Тексель. Мармон получает приказания сделать демонстрации и даже посадить свои войска на суда, в то время как часть гвардии императора совершает движение на Утрехт. «Это заставит неприятеля ослабить эскадру под Брестом, что представляется весьма важным».
 
      Все эти движения были целесообразны и мудры, но император делал ошибку в том, что слишком низко ценил своего противника. «Мы имеем дело с надменным, но недальновидным правительством, – сказал он. – То, что делаем мы, так просто, что самое непредусмотрительное правительство не довело бы дело до войны. Некоторое время неприятель боялся за Лондон; скоро он пошлет свои эскадры в обе Индии».
 
      Британское правительство и британское Адмиралтейство, без сомнения, делали ошибки. Обходя вопрос об очень заметной из них – ответственность за которую падала на Сент-Винсента, как на бывшего главу администрации – о допущении упадка материальной части флота ниже требований момента, – надо признать, что Трафальгарская кампания в главных чертах велась хорошо, целесообразно и по мере хода событий искусно и даже блестяще. Перед каждым из второстепенных портов противника были расположены эскадры соответственной силы, которые могли стянуться – и действительно стянулись, когда пришла необходимость, – к главной эскадре, стоявшей перед Брестом и составлявшей центральное их ядро. Таким образом, внезапное поражение или опасность быть разбитыми по частям для сил Великобритании сделались почти невозможными. В отечественных портах содержался соответственный требованиям резерв, достаточно большой для замещения потерпевших аварии или исправлявшихся кораблей, но не такой большой, чтобы серьезно ослаблять силы в море. Обыкновенно Адмиралтейство успешно избегало движений, на которые Наполеон старался вынудить противника, и упорно старалось поддерживать то близкое наблюдение за портами, которое установил Сент-Винсент, и которое бесспорно воплощало самые здравые стратегические принципы. Миссиесси возвратился в Рошфор 26 мая и был сейчас же блокирован отрядом из пяти или шести кораблей. Когда Феррольская эскадра французов увеличилась за счет снаряжения к выходу в море стоявших там судов, то англичане увеличили число своих судов у этого порта с шести или семи до десяти, под начальством контр-адмирала Кальдера. Перед Брестом было от двадцати до двадцати пяти кораблей, командование которыми вновь принял адмирал Корну о лис, возвратившийся на эскадру в начале июля после трехмесячного отпуска по болезни. Колингвуд с полудюжиной кораблей был перед Кадисом и препятствовал сосредоточению здесь противника, которое, вследствие отдаленности упомянутого порта от главной арены военных действий, поставило бы британский флот в серьезное затруднение. Таково было расположение враждебных сил, когда Вильнев и Нельсон, в июне и июле, совершали обратный переход через Атлантический океан, направляясь один в Ферроль, другой в Гибралтарский пролив, и когда кризис, к которому вели все предшествовавшие движения, приближался к своей кульминационной точке.
 
      Нельсон, когда тронулся назад в Европу, хотя и был убежден, что французы направились туда же, все-таки не был уверен в абсолютной несомненности своего предположения. В этом своем решении он полагался только; на свою логику. Послав фрегат «Гюрье» в Англию за ночь перед тем, как отплыл сам со своей эскадрой, он приказал командиру его держаться известного курса, при котором тот мог рассчитывать, по его мнению, встретить союзный флот. Поступив согласно этому, «Гюрье» 19 июня увидел неприятеля в 33° 12 северной широты и долготе 58° западной долготы в расстоянии девятисот миль к NNO от Антигуа, на курсе NNW. В тот же самый день и сам Нельсон узнал от американской шхуны, что она видела 15-го числа эскадру, состоящую приблизительно из двадцати двух больших военных судов, в трехстах пятидесяти милях к югу от места, где видел ее Беттесворт четыре дня спустя.
 
      Последний вполне понимал важность добытых им таким образом сведений. Точное назначение неприятельской эскадры, конечно, не выяснилось для него, но не могло быть никакого сомнения, что она возвращалась в Европу. С этим известием, а также с донесениями о намерениях Нельсона было настоятельно важно достигнуть Англии по возможности скоро. Форсируя парусами, «Гюрье» вошел в Плимут 7 июля. Командир сейчас же отправился в Лондон, прибыв туда 8-го числа в одиннадцать часов вечера. Главой Адмиралтейства в это время был лорд Бархэм, престарелый морской офицер, неожиданно назначенный на эту должность за два месяца перед тем, вследствие смещения лорда Мельвиля, преемника Сент-Винсента. Для Великобритании было истинным счастьем, что направление операций ее флота в такой критический момент зависело от человека, который, хотя и перейдя восьмидесятилетний возраст и давно удалившись до своего последнего назначения от действительной службы, понимал инстинктивно различные условия погоды и службы, могущие повлиять на движения рассеянных отрядов, британских и враждебных, от быстроты соединений которых так много теперь зависело.
 
      Так как Бархэм был уже в постели, когда прибыл Беттесворт, то привезенные последним депеши были вручены ему только ранним утром следующего дня. Прочтя их, он сильно рассердился на то, что потеряно так много драгоценных часов, и сейчас же, даже не одевшись, продиктовал приказания, с которыми, около девяти часов утра 9-го числа, адмиралтейские курьеры поспешили в Плимут и Портсмут. Корнуолису было приказано снять блокаду под Рошфором, послав пять своих кораблей к сэру Роберту Кальдеру, наблюдавшему тогда за Ферролем с десятью кораблями. Кальдеру же после увеличения таким образом его эскадры до пятнадцати кораблей было предписано крейсировать в расстоянии ста миль к западу от Финистерре для встречи Вильнева и предупреждения соединения его с Феррольской эскадрой. Так как ожидалось возвращение к Кадису Нельсона, где он должен был найти Колингвуда, и продолжение блокады Бреста, то эта диспозиция довершала меры, необходимые для того, чтобы воспрепятствовать осуществлению важнейших комбинаций императора, которые были еще неизвестны в точности его противникам, но искусно и проницательно угадывались ими.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52